Форум » Париж – жилища » Дом на улице Могильщиков. Комнаты господина д'Артаньяна. 15 июля, начало шестого » Ответить
Дом на улице Могильщиков. Комнаты господина д'Артаньяна. 15 июля, начало шестого
Провидение:
Ответов - 22, стр:
1 2 All
Провидение: Начало четвертого 15 июля О судьбе некоторых писем Постоялец уехал, оставив доброго галантерейщика Буонасье размышлять о превратностях социального неравенства. Мысли эти были настолько богохульны, и, не побоюсь этого слова, революционны, что я не стану приводить их полностью, тем более, что сначала от размышлений хозяина лавки отвлекло появление посетителей, а потом – визит до безумия пугающих Буонасье красных гвардейских плащей, уже второй за сегодняшний день. На этот раз господин Буонасье проявил завидную выдержку и не ударился в панику сразу. Главным образом потому, что уверял себя мысленно: гости явились по душу его жильца. Утром загребли слугу, теперь арестуют господина. Наконец-то Всевышний услышал молитвы простого галантерейщика, и нахальному беарнцу воздастся сполна за все злоключения безродного, но честного парижанина. – Господина д’Артаньяна нет дома, - буквально с порога сообщил он Бернажу и его спутнику. Поморщившись при мысли о том, что для ареста чертова гасконца двух без сомнения бравых гвардейцев, пожалуй, окажется маловато. – И давно господин д’Артаньян ушел? – уточнил один из офицеров. – Не очень давно, сударь, и смею предположить, что вернется он теперь не скоро. – Буонасье склонился перед людьми его высокопреосвященства в подобострастном поклоне. «Вы как раз успеете сходить за подмогой. Человек десять-двенадцать будет самое то». Бернажу на какое-то время погрузился в раздумья. Искать д’Артаньяна можно было где угодно – у де Тревиля, у Дезессара, в карауле, в кабаке. А то и в бегах, если верить тому, что болтают о ночном инциденте в Пале Кардиналь и особняке Сюлли. Иными словами, пустое дело. Сидеть тут, дожидаясь у моря погоды, не менее глупо. – Вот что, любезный. У нас очень важное послание для господина д’Артаньяна. Надеюсь, вы узнаете печать? Офицер сунул под нос трактирщику запечатанный красным сургучом пакет, и тот добросовестно побледнел, узрев тиснение на сургуче. – От его высокопреосвященства, - озвучил Бернажу предположения Буонасье. – Я оставляю конверт вам, и не мне вам напоминать, что вы обязаны передать его шевалье, как только он вернется домой. Понятно? – Конечно, ваша милость, господа офицеры. Чего тут не понятного! Буонасье взволнованно комкал край своего замызганного рабочего передника. – Не извольте беспокоиться, я себе не враг. Господин д’Артаньян всенепременно получит письмо лично из моих рук. Удовлетворенные этим обещанием, гвардейцы тут же распрощались с хозяином дома на улице Могильщиков, оставив доброго господина Буонасье в одиночестве бороться с искушением, на стороне которого сражалась старая как мир жажда мести против не менее древнего чувства страха перед возможным наказанием за неисполнения воли посланцев всемогущего и всезнающего Ришелье.
г-н Буонасье: Наконец господин Буонасье вздохнул, убрал письмо в выдвижной ящик своей конторки, и вновь погрузился в дебри гроссбуха, прикидывая, высчитывая и планируя. Несмотря на свою изумительную скаредность, а может и благодаря ей, господин Буонасье был потрясающе трудолюбив и изобретателен во всем, что касалось зарабатывания денег. "Если бы только Констанция могла оценить мои труды..." - порой вздыхал он, высчитывая прибыли от очередной намечающейся сделки, - "Если бы она ценила то, как я, не щадя себя, бьюсь за наше с ней благополучие, потом и кровью (хотя, конечно, насчет крови безобиднейший господин Буонасье явно преувеличивал) добываю средства нам на пропитание... Нет же, она только и норовит извести меня! Зачем, ну зачем ей нужно было соваться в те высокие сферы, где плетут свои интриги благородные господа? Чего ей не хватало в нашем милом и уютном доме? Зачем, ну зачем ей надо было вставать на пути Его Высокопреосвященства, участвовать в заговоре, наконец? Ведь мы маленькие люди..." Галантерейщик вновь вздохнул своим невеселым мыслям, и еще глубже зарылся в конторские книги. Сказать, что судьба безвестно пропавшей супруги его не волновала вовсе было, конечно, нельзя, но господин Буонасье давно усвоил, что бесплодные переживания скверно сказываются на здоровье, а потому с удвоенной энергией занялся тем, что было целью и смыслом его жизни - преумножением собственного капитала.
Д'Артаньян: Начало шестого Д’Артаньян тем временем явился таки на службу в роту Дезесара. Но поскольку события последних часов волновали Шарля гораздо больше, чем караульная служба, на которую его немедля готов был определить сержант, да и объясняться по поводу собственной отлучки в течение дня гасконец пока не был готов, он решил прибегнуть к нечестной, но неизменно эффективной уловке – сказаться больным. Этой лжи во спасение репутации во многом способствовала прошлая полная приключений ночь, проведенная д’Артаньяном. Молодой человек не спал уже вторые сутки к ряду, и, даже не смотря на истинно гасконский темперамент, сейчас выглядел он гораздо бледнее и рассеяннее, чем обычно. – Ступайте домой, д’Артаньян, вас словно с креста только что сняли. Сержант был непривычно мягок, из чего Шарль сделал вывод, что история вчерашней потасовки в «Сосновой шишке» бравому вояке уже известна, и наполняет сердце сержанта гордостью. А вот ночное ее продолжение пока не стало достоянием гласности. «Затишье перед бурей. Что нам всем уготовано гневом кардинала? Что он задумал, и почему люди Ришелье ограничились арестом одного только Планше? Неужели оттого, что он велел пикардийцу сопроводить заложника в Пале-Кардиналь. Наказать за доброе дело? Вот канальи!» - Вы не ранены, надеюсь? – продолжало тем временем допытываться начальство. И гасконец, пылко уверив сержанта в том, что на нем нет ни царапинки, отправился вновь на свою квартиру на улице Могильщиков. Положив руку на эфес шпаги и по мере приближения к дому Буонасье все зорче поглядывая по сторонам. Ведь не исключено, что где-то поблизости его, как утром Планше, уже поджидают господа гвардейцы.
Д'Артаньян: Настороженность Шарля вскоре была вознаграждена. На подъезде к дому внимание его привлек человек, свернувший с улицы к крыльцу лавки Буонасье и о чем-то заговоривший с галантерейщиком. д’Артаньян немедленно дал шпоры коню, и через минуту до слуха его долетело его собственное имя, которое определенно упоминал незнакомец. По всем повадкам слуга, вот только непонятно было, слуга каких именно господ. – Эй, любезный, - молодого гасконца никогда не отличала ни скромность, ни деликатность, - Шевалье д’Артаньян, к вашему сведению, я. И я не люблю, знаете ли, шепотков за спиной. – Сударь, тем лучше. – Воинственный пыл юноши нисколько не смутил того, к кому он обращался. – Я едва не разминулся с вами, но Провидению было угодно, чтобы этого не случилось. У меня для вас письмо. И посыльный протянул всаднику небольшой конверт, сопроводив все это коротким поклоном. – Всего наилучшего, шевалье. Ответа не нужно. Пока д’Артаньян, изумленно нахмурившись, распечатывал конверт и перечитывал послание, человек, его доставивший, успел изрядно удалиться от лавки Буонасье. Так что на вопросы, закружившиеся в голове Шарля, отвечать было уже некому. Сама же записка оказалась очень короткой, и гласила лишь, что некое лицо, дружески расположенное к шевалье д’Артаньяну, приглашает его сегодня вечером посетить дом 11 на Королевской площади. Гасконец подозрительно повертел листок бумаги в руках и даже понюхал его. Едва уловимый аромат благовоний мог принадлежать как женщине, так и мужчине. А приглашение, соответственно, могло оказаться чем угодно – свиданием с прекрасной незнакомкой и равновелико свиданием с парой добрых клинков. – Этот господин назвал себя? – поинтересовался д’Артаньян у Буонасье, так и не приняв пока еще определенного решения в отношении таинственного приглашения.
г-н Буонасье: Стук в дверь, посыльный, а затем и сам беспокойный постоялец почтенного галантерейщика, по чью душу тот прибывал, не смогли отвлечь г-на Буонасье от подсчетов и рассчетов. Пробормотав нечто невнятное, насчет того, что делать почтенному буржуа больше нечего, как интересоваться именами всяких прохиндеев, владелец дома на улице Могнильщиков поспешил к конторской книге, где первой же увиденной им строчкой была запись о размере долга шеваалье за пищу и постой. - А ваш слуга, сударь, так и не возращался! - сообщил Буонасье д`Артаньяну, - Не иначе как этого проходимца упекли в Бастилию. Вытянув на миг ящичек из конторки, где лежало письмо, галантерейщик вновь глянул в гроссбух и решительно ящик задвинул на место. И господин, я надеюсь, вскоре отправится вслед за хозяином.
Д'Артаньян: Если бы вспыльчивый беарнец умел читать мысли, господину Буонасье не поздоровилось бы. Но, поскольку подобным даром д’Артаньян не владел, он разозлился лишь на очевидное злорадство галантерейщика по поводу участи Планше. – Тысяча чертей, милейший, - вспылил Шарль, возмущенно взмахнув перед лицом Жака-Мишеля кулаком, с зажатым в нем листком бумаги, - Еще одно слово, и я научу вас уважать достойных слуг почтенных господ! Планше – честнейший малый. И попробуйте только заявить иное! Планше, черт побери, Планше. Д’Артаньян даже предположить пока не мог, с какого конца подступиться к делу вызволения бедолаги пикардийца из такой передряги, как арест. Ну не гнить же «честнейшему малому» в Бастилии, в самом деле.
г-н Буонасье: - Что вы, что вы, сударь! - вскричал галантерейщик, - У меня и в мыслях не было говорить ничего дурного о столь драгоценном мне постояльце, как Вы! Уж настолько драгоценном... - впрочем эта мысль на лице г-на Буонасье не отразилась. Зато он тут же перешел на задушевно-доверительный тон, обращаясь к гасконцу. - Я совершенно о ином, сударь. Совершенно. Вы же помните, я просил Вас занятся спасением моей супруги, моей Констанции... И этот планше при той беседе присутствовал. И, заметьте, г-н д`Артаньян, именно с этого момента у нас, на улице Могильщиков, началось творится черте знает что. Гвардейцы, непонятные посланцы, разные темные личности... Я вот и думаю, - многозначительно добавил Буонасье, - а так ли он прост, этот Планше, или кроме Вас у него есть и иной хозяин? Галантерейщик мотнул головой в сторону, где, по его прикидкам находился Пале-Кардиналь.
Д'Артаньян: Такая неожиданная демонстрация умственных способностей со стороны галантерейщика показалась д’Артаньяну в высшей степени подозрительной. Для себя (и во многом со слов очаровательной госпожи Буонасье) жилец дома на улице Могильщиков привык считать хозяина своего жилья человеком угодливым, скупым и недалеким. – Вы так полагаете, любезный? – Гасконец в тон Жаку-Мишелю перешел на многозначительно-доверительный шепот. – Какое ценное наблюдение. На многое заставляет взглянуть по иному. Шарль нахмурился «переосмысливая ценности». И с деланным простодушием спросил: - Но зачем же, по-вашему, гвардейцам было арестовывать своего осведомителя?
г-н Буонасье: - Ооооо! - галантерейщик сделал большие глаза, - Отку да же мне знать все замыслы... Г-н буонасье повторил свой кивок. - Он - великий ум, а я простой галантерейщик. Старый больной, бедный и несчастный. Но, если вам интересно мое мнение... Буонасье несло. Он уже сам начал верить тому, что нес, и искренне изумлялся тому, как это он так недооценил прохвоста Планше, не иначе как соглядатая кардинала или даже тайного гвардейца. Ведь служил же он мушкетеру, человеку военному, и служил успешно! Значит не только одежда, но и оружие д`Артаньяна содержались в образцовом порядке, а откуда так хорошо разбираться в оружии простому парижанину? - Во первых, это очень благовидный предлог вызвать его к своему начальству на доклад. Наверняка там, - Буонасье в третий раз повторил свой жест, - считают, что бедняжка констанция скрывается где-то под моей опекой, и не иначе меня снова ждёт Бастилия с ее ужасными казематами.... Галантерейщик даже прослезился из жалости к себе, но тут же взял себя в руки. - А, впрочем, у Его Высокопервосвященства много людей, и правая рука вполне может не ведать того, что творит левая.
Д'Артаньян: - Ваша жена… Хмм… - Если бы совесть господина д’Артаньяна не была такой «гасконской», Шарль наверняка почувствовал бы в эту минуту ее укол. Упоминание галантерейщика о «бедняжке Констанции» буквально требовало хотя бы намекнуть Буонасье о том, что Констанция в безопасности. «В конце концов она его жена… И моя любимая». Последнее в воображении Шарля немедленно перевесило первое, и, вместо того, чтобы обнадежить собеседника, он предпочел лишний раз сбить его с толку: - Никаких известий о госпоже Буонасье? Может это и к лучшему сейчас. Молодой человек панибратски хлопнул Жака-Мишеля по плечу. – Не переживайте, любезный, скоро так или иначе все выяснится. Моего Планше или отпустят.. или не отпустят.
г-н Буонасье: - Ох, - галантерейщик молитвенно сложил ладони и возвел очи горе, - Я буду молиться за его освобождение, и за то, чтобы мои подозрения не оказались правдивыми. А также о том, чтоб ты провалился. Или хотя бы не узнал о том, что тебе передавали пакет от самого кардинала. Впрочем... есть идея. - А, впрочем, вы верно устали на службе, мсье. Поскольку слуги у Вас сейчас нет, я сам лично подам вам ужин, ибо, как вы сегодня совершенно верно заметили, служба нашему, вне сомнения, величайшему королю, отнимает у вас всё время, все силы... И все средства, а за квартиру не упласено. И за еду тоже.
Д'Артаньян: Буонасье заговорил об усталости, и д’Артаньян, наконец, прочувствовал, как он вымотался за последние сутки. Не на королевской службе, разумеется, как предполагал (или делал вид, что предполагает) галантерейщик, но сути это не меняло. Еще пару часов, и он просто с ног свалится от усталости. Поморщившись, Шарль еще раз бегло перечитал таинственное приглашение. Пожалуй, это не повод отказать себе в ужине, хотя перспектива лицезреть физиономию хозяина дома, прислуживающего за столом, гасконца не особо обрадовала. А после ужина – в часе-другом сна. И пусть гвардейцы кардинала хоть из пушек палят под его окнами. – Решено, господин Буонасье, - великодушно согласился шевалье, наделенный истинно гасконским умением сочетать пустоту в карманах и королевское самомнение. – Жду вас наверху!
г-н Буонасье: Несколько минут спустя г-н Буонасье появился в комнате своего постояльца с подносом, уставленном возможно и не самой вкусной и разнообразной, но, и это было главное, очень сытной пищей, сервировал стол с ловкостью и изяществом, которому позавидовали бы еще не родившиеся (и даже не проектируемые) кельнеры "Максима", поправил салфетку, придавая натюрморту законченный вид... И со всего размаху припечатал себя ладонью по лбу. - Боже всемилостивый!!! - воскликнул он, - Как я мог забыть?!! Ведь вам же сегодня доставили еще одно письмо, шевалье. Секунду, сейчас я его Вам принесу. Галантерейщик выскользнул из комнаты, а минуту спустя до постояльца господина Буонасье донесся безумный, исполненный ужаса и отчаяния вопль галантерейщика.
Д'Артаньян: Не успел д’Артаньян как следует исследовать зубами куриную грудку, как его сегодня поистине гостеприимнейший из хозяев бросился вниз по лестнице, оставив Шарля в недоумении по поводу «еще одного письма». А затем полный трагизма крик заставил гасконца, схватив перевязь со шпагой, и, на бегу чертыхаясь, ринуться за галантерейщиком. – Что за муха вас укусила, любезный господин Буонасье?! Д’Артаньян угрожающе огляделся по сторонам, ожидая застать внизу по крайней мере дюжину гвардейцев кардинала. Однако никого, кроме причитающего у конторки мужа Констанс, он в доме не обнаружил. – Вроде ни пожара, ни потопа, ни известий о новых податях Бог нам не посылает.
г-н Буонасье: Г-н Буонасье, бледный как мел, молча протянул своему постояльцу погрызенные крысами или мышами лоскутки, недавно бывшие посланием Ришилье. Печать, впрочем, сохранилась абсолютно целой, и это, пожалуй, было единственная уцелевшая информация, из той, что кардинал прислал гасконцу.
Д'Артаньян: - Что… Это? – Растерянно переспросил Шарль, с заметным отвращением принимая из рук галантерейщика какие-то рассыпающиеся на лету клочки бумаги, украшенные характерной печатью его высокопреосвященства. – Это… То письмо, о котором вы изволили запамятовать? До сонного после ночных приключений и поездки в Санлис д’Артаньяна никак в полном объеме не доходило, что собственно произошло.
г-н Буонасье: Галантерейщик хлюпнул носом, кивнул и протянул гасконцу обрывки на вытянутых руках.
Д'Артаньян: - Ах ты каналья! Немедленно разъярился от природы вспыльчивый, как все гасконцы, д’Артаньян. Ситуация складывалась самая что ни на есть неприятная. Послание самого Ришелье – это ни какая-нибудь записка от любовницы, оставить такое письмо без ответа, значит, рисковать головой. А чтобы ответить, надо бы прочесть, но что?! Обрывки испорченной мышами бумаги посыпались на пол, когда молодой человек в ярости схватился за шпагу. На беду вопли галантерейщина заставили Шарля прихватить перевязь с собой вниз. Первым здоровым желанием д’Артаньяна было насадить Буонасье на клинок, как каплуна на вертел, но в последнее мгновение гасконец вспомнил, что имеет дело с простолюдином, потому, отшвырнув шпагу в сторону, в качестве орудия наказания предпочел ножны от нее. Удары, сопровождаемые отборной бранью, посыпались на голову и плечи галантерейщика со всей силой хваленой гасконской щедрости. – Мерзавец!.. Получи!!!.. И еще!!!
г-н Буонасье: Госпожа Эстер, мы Вас дождемся? - Ай! Ой! Уй! Ах! - господин Буонасье метался по комнате,Э пытаясь уворачиваться от ударов своего постояльца, и постоянно получая ножнами по спине, плечам и филейной части, - Смилостивитесь, г-н д`Артаньян! Кошку заведу! Лучшуй кошку! Двух лучших кошек и пятерых котов! Ай! Ой! Уй! Ах!
Д'Артаньян: Через несколько минут побоев и сопровождающего их шума и воплей самолюбие д’Артаньяна было удовлетворено и гнев его поутих. – Будь ты проклят, галантерейщик! – в сердцах объявил Шарль, возвращая сослужившие ему хорошую службу ножны на перевязь и убирая затем в них шпагу. Окинув орлиным взором поле боя, гасконец, осененный какой-то новой мыслью, потребовал у скорбно потирающего бока Буонасье: - Собери мне эти клочки. Да аккуратнее, черт тебя побери, чтобы ни один не затерялся. Сомнительного удовольствия занятие, если учесть, что сам же д’Артаньян только что в ярости швырнул останки кардинальского письма на пол, а потом в пылу драки и он сам, и его жертва изрядно потоптались по ним ногами. Но шевалье был непреклонен и готов был вновь пустить в дело кулаки и ножны, если мерзавец Буонасье посмеет его ослушаться.
полная версия страницы