Форум » Париж – жилища » Игра в кости на раздевание, или два любовника ищут третьего. 16 июля, около одиннадцати вечера » Ответить

Игра в кости на раздевание, или два любовника ищут третьего. 16 июля, около одиннадцати вечера

Mirabel: Особняк Мирабеля, 16 июля, вечер

Ответов - 70, стр: 1 2 3 4 All

Mirabel: Мирабель негромко рассмеялся. – Если наглость и вправду второе счастье, то Фортуна должна быть весьма к нему благосклонна. Типичный гасконец – страстное желание сразиться с драконом, первый взгляд на юбку, второй на ее владелицу, и почти полная неспособность отличить желаемое от действительного. Мне иногда кажется, что Сервантес думал именно о гасконцах, когда писал о своем кабальеро из Ламанчи. Он отпил глоток бургундского и улыбнулся герцогине. В мерцающем свете свечей всякая женщина кажется пленительнее, и колеблющееся освещение делало ее только загадочнее. Губы дона Диего коснулись восхитительно округлого плеча красавицы, прежде чем он продолжил: – Но ни отваги ни способностей ему не занимать, а следовательно, он может стать прекрасным орудием в правильных руках. Так что я почти не удивляюсь, что его высокопреосвященство им заинтересовался. В конце концов, сеньор де Тревиль тоже гасконец…

Мари де Шеврез: - Так им заинтересовался Ришелье? - понимающе усмехнулась герцогиня, чуть наклоняясь к любовнику так, чтобы ему было удобнее при случае скользить губами по плечу, или еще чему-нибудь, что привлекло его внимание. - Тогда, пожалуй, не стоит удивляться, что при всех достоинствах, описанных вами, этот храбрец еще жив. Разве что удача его столь же велика, как и интерес кардинала.

Mirabel: Дон Диего не глядя отставил бокал и обнял молодую женщину, привлекая ее к себе. Теплая бархатистая кожа и легкий неуловимый запах, свойственный только ей… неудивительно, что мужчины так легко теряют из-за нее голову… – Он попытался вызвать меня на дуэль, – сообщил он с коротким смешком. – Дуэль под окнами сеньориты Делорм, представляете? Губы его скользнули по мраморному плечу и нежно коснулись шеи.


Мари де Шеврез: - Что же ему в вас так не понравилось? - рассмеялась Мари, но почти ту же ее смех оборвался, и женщина, не удержавшись, вскрикнула, когда настойчивые губы маркиза случайно задели один из синяков. Тех, что не далее чем прошлой ночью оставили на ее шее пальцы проклятого итальянца. - Ох, простите, - отстранившись, герцогиня непроизвольно поморщилась. Следы ее первого, неудавшегося побега, про которые она почти забыла, словно только и ждали, чтобы про них вспомнили, чтобы заныть с новой силой. - Боюсь, я забыла вам рассказать, что мое заточение у Марильяка сопровождалось некоторыми... не особо приятными моментами.

Mirabel: Улыбка сбежала с лица дона Диего, сменившись выражением откровенного бешенства, и, окажись сеньор д’Артаньян где-нибудь поблизости, он бы узнал, что испанский посол далеко не всегда уклоняется от смертоубийства. – Не рассказывали, дукесита. И в чем же эти неприятности заключались? Он сел на кровати и, взяв со столика подсвечник, свободной рукой легонько приподнял подбородок герцогини.

Мари де Шеврез: - Марильяк, похоже, считает, что его возраст уже позволяет ему не быть вежливым с дамами, а его слуги... - герцогиня гневно сжала губы, вспоминая одного, конкретного слугу. Мадам де Шеврез, вряд ли смогла бы сама себе признаться, что ее гнев на итальянца вызван не только тем, как неласково он обошелся с ней при попытке побега. То что ди Валетта посмел так быстро очнуться от ее чар, а потом еще и позволил себе высказываться о герцогине с презрительным пренебрежением, оскорбило Мари гораздо больше, чем синяки на шее. - Мне удалось сбежать сегодня утром, но это была не первая попытка, - вздохнула женщина, отвернувшись. Поведав Мирабелю об устроенном ею пожаре и последующих событиях, герцогиня, однако, умолчала о том, в каком виде и за каким занятием Марильяк застал свою пленницу. Из ее слов логично следовало, что Марильяк вошел как раз тогда, когда слишком усердный ди Валетта попытался придушить Мари, лишь бы не дать ей сбежать.

Mirabel: По мере рассказа герцогини дон Диего заметно успокоился, хотя выражение его лица по-прежнему не предвещало слуге графа де Марильяка ничего хорошего. Полученные им только что новости слишком хорошо соотносились с тем, что он услышал от своей возлюбленной, чтобы тут же пообещать ей, что виновный умрет и, по возможности, долгой и мучительной смертью. К тому же… в некоторого рода интригах к женщинам не относились со снисхождением. Нет, сейчас его занимал совсем другой вопрос. Если Марильяк приставил к своей пленнице человека, готового даже убить ее, лишь бы не допустить побега… – Что же такое написано в этих письмах, дукесита, что граф находит их столь важными?

Мари де Шеврез: - На мой взгляд, ничего такого, из-за чего стоило бы убивать, - вздохнула герцогиня, отворачиваясь от слишком яркого, после интимной полутьмы, света свечей. - Но, логика испуганного до смерти мужчины мне недоступна. К сожалению, дорогой друг, сейчас я не могу вам показать эти письма. Они остались в тех вещах, что были в гостинице.

Mirabel: – Если бы я изучал греческий, – заметил дон Диего, возвращая подсвечник на место и вновь устраиваясь рядом с красавицей, – то это был бы подходящий случай вспомнить, что одно и то же слово может означать и яд и лекарство. Мне было бы крайне любопытно на них посмотреть… завтра. Даже не будь у него серьезных причин желать переменить тему, близость ее тела заставила бы его забыть о письмах, и он снова принялся целовать ее плечи, на сей раз следя за тем, чтобы невзначай не причинить ей боль.

Mirabel: Когда, утомленные долгим днем и занятным вечером, любовники задремали, дождя за окнами уже было почти не слышно. Пресвятая дева Мария, мы этот эпизод играли больше года тому назад…



полная версия страницы