Форум » Париж – жилища » Игра в кости на раздевание, или два любовника ищут третьего. 16 июля, около одиннадцати вечера » Ответить

Игра в кости на раздевание, или два любовника ищут третьего. 16 июля, около одиннадцати вечера

Mirabel: Особняк Мирабеля, 16 июля, вечер

Ответов - 70, стр: 1 2 3 4 All

Mirabel: Удобно расположившись на огромной кровати и обложившись кипами бумаг, дон Диего перебросил Домингесу очередное письмо. – Напишите, что я приложу все усилия, но обстоятельства и так далее. Секретарь, примостившийся со своими дощечками на стуле подле одного из огромных окон, молча сделал пометку, и маркиз потянулся за лежащей на желтом покрывале потрепанной папкой. Несколько минут внимательного чтения, и он взял с прикроватного столика заранее отложенное личное послание Оливареса, в коем граф-герцог не сообщал, на первый взгляд, ничего интересного, помимо новостей о болезни нелюбимой тетушки и новой мебели, заказанной горячо любимой женой. Слепому ясно, что это шифр, даже если тетушка и впрямь была больна, а мебель и вправду была заказана. Дон Диего вздохнул. Сам он предпочитал писать на баскском и использовать простые подстановочные шифры, но дон Гаспар не всегда доверял оставленному в Мадриде переводчику, а потому его послу в очередной раз приходилось изучать не только все последние сообщения из Испании, но и все прошлые письма в попытке догадаться, что же на самом деле пишет первый министр. Взгляд его сместился к иззолоченным часам, стоявшим на каминной полке, и он недовольно поморщился. Не дай Боже с герцогиней что-то опять случилось. Еле слышный шум дождя, доносившийся из-за плотно закрытых окон спальни, и все слабеющие раскаты грома позволяли надеяться, что парижские улицы будут более безопасны чем обычно, но рассчитывать на это не приходилось. Подъезжая к дому, дон Диего, признаться, расчитывал услышать нетерпеливый стук за тайной дверью, но молодая женщина, похоже, опоздала не меньше его самого.

Мари де Шеврез: С герцогиней действительно случилось многое, но, к счастью, это многое на этот раз не проявилось ни кознями старых друзей, ни пристальным вниманием агентов первого министра. На отсутствие последнего, впрочем, Мари могла только надеяться - Жанны в таверне не оказалось. Герцогиня утешала себя тем, что ни в голосе, ни в поведении трактирщика не чувствовалось ни малейшей тревоги. И на расспросы посетителя (Мари, разумеется, была в мужском наряде) он отвечал со спокойствием человека, которому нечего скрывать. Нет, спутника господина сейчас нет, и вряд ли будет. Почему? Так он сегодня днем съехал. Куда не говорил и письма не оставлял. А что? У господина пропали вещи?.. Нет? Ну, хвала деве Марии... У нас гостиница приличная, никто никогда не жаловался... Может, сударь хочет оставить другу послание? Тоже нет? Ну, как хотите, мы бы сохранили в лучшем виде, вы не сомневайтесь... Послание мадам де Шеврез, разумеется, оставила, но не в трактире, а в лавке ювелира, получив взамен взволнованное письмо Арамиса. Пальцы ощутимо дрогнули, когда женщина в спешке срывала печать. Пятнадцатое... Облегчение в душе герцогини мешалось с тревогой. Значит, вчера еще мушкетер был жив... Второпях набросав записки Жанне и Бэкингему, Мари застыла над третьим листом. Жив ли он сейчас, или угрозы Марильяка осуществились? Смятый лист полетел в сторону. Что бы не случилось, герцогиня хотела узнать это немедленно, а не мучиться в сомнениях. Но сегодняшний день явно не располагал к встречам. Дом на улице Вожирар встретил женщину тишиной, а слуга Арамиса мог только уверить Мари в том, что хозяин его жив, и пообещать передать послание, в котором герцогиня умоляла мушкетера быть осторожнее и предупреждала его о возможной опасности. Стоит ли удивляться, что к непримечательному дому неподалеку от испанского посольства Мари подошла в смятенных чувствах. Из всех людей, на помощь которых герцогиня могла рассчитывать в Париже, оставался только маркиз де Мирабель. А его преданность, если в этом случае вообще можно было бы говорить о таковой, простиралась только до тех пор, пока испанский посланник находил в делах и отношениях, связывающих его с Мари, свой интерес. Он уже оказал герцогине помощь, приняв в стенах своего дома опальную беглянку, но может ли Мари рассчитывать на большее? Открыв дверь, женщина в мужском костюме быстро зашла в дом и торопливо спустилась в подвал. Потайной ход, указанный ей Мирабелем, был, разумеется, не единственным в испанском посольстве, но именно этот был удобен тем, что вел прямо в спальню маркиза, минуя другие помещения. Несколько минут под землей, лестница - и Мари остановилась у массивной двери. "Надеюсь, дон Диего не принимает сейчас даму", - несмотря на все разочарования этого дня, в улыбке мадам де Шеврез было больше лукавства, чем усталости, когда она негромким кратким стуком оповестила о своем возвращении. Ответа не последовало, и молодая женщина, чуть нахмурившись, постучала громче. Третья неудача, и ее алые губки сложились в легкую гримаску. Дон Диего, это было очевидно, еще не вернулся. В задумчивости Мари побарабанила тонкими пальчиками по филенке тайной двери. На город опускалась ночь, зарницы, порой сопровождаемые раскатами грома, обещали грозу, и возвращаться на парижские улицы ей решительно не хотелось. Со вздохом молодая женщина опустилась на верхнюю ступеньку лестницы и склонила на скрещенные руки украшенную опротивевшей уже шляпой головку. Возможно, измученная бессонной ночью накануне, она даже задремала в этом неудобном положении, и она точно не смогла бы сказать, сколько прошло времени, когда до ее слуха внезапно донеслись голоса с другой стороны двери. В мгновенье ока Мари оказалась на ногах, устало провела по лицу рукой, на ощупь проверяя, не оставила ли неподвижная поза на ней следов, и снова постучала.

Mirabel: Легкий стук, донесшийся от одной из стен, заставил дона Диего приподняться на своем ложе, а секретаря – вскочить и, повинуясь жесту маркиза, собрать бумаги с кровати и торопливо удалиться. Дон Диего глянул в сторону окон, убеждаясь, что тяжелые желтые шторы опущены, задвинул засовы на всех дверях и только после этого подошел к одной из резных панелей у камина и, встав на цыпочки, нажал на один из украшавших ее листьев, дотянуться до которого без подручных средств мог только он один. Механизм негромко щелкнул, дверь приоткрылась, позволяя увидеть улыбающееся личико очаровательной герцогини де Шеврез, и дон Диего тотчас забыл не только о делах, которые только что обсуждал со своим секретарем, но о броши одной королевы, о служанке другой, о гневе короля и даже o насмешке кардинала.


Мари де Шеврез: - Я не помешала? - вопрос Мари был скорее данью вежливости. Она практически не сомневалась, что если бы обстоятельства были против ее присутствия, герцогине пришлось бы неопределенное время прождать за дверью. В таком отсутствии куртуазности женщина не видела ничего странного или шокирующего. Привычка к заговорам быстро приучает ценить больше разумную осторожность, чем банальную вежливость. И если самой Мари разумная осторожность подчас изменяла, это не мешало ей ценить подобное качество в других. Проскользнув мимо Мирабеля, женщина первым делом отбросила надевшую шляпу, распустила тугой узел волос и только потом с облегчением упала в кресло. - Вы, вероятно, будете рады слышать, что с Бэкингемом мне связаться так и не удалось, - пожаловалась она с непосредственностью, позволенной только между очень близкими людьми. Дела, связывающие герцогиню с испанским послом, не ограничивались только шпионажем в пользу Испании. Мари, пожалуй, могла бы назвать Мирабеля другом. И если эта своеобразная дружба и продолжалась иногда в постели, то, к счастью, после нее не заканчивалась.

Mirabel: – Вы не можете мне помешать, дукесита, – сказал дон Диего, закрывая дверь и следуя за ней, – и вы как всегда предугадали мои слова. Он уселся на ручку ее кресла и легонько коснулся спутанных волос. – Ванна? Ужин? Постель? Если восхитительная герцогиня де Шеврез считала его другом, то и маркиз, в свою очередь, тоже относился к ней с куда более теплым чувством, чем к любому другому интригану или интриганке французского двора. И хотя постель занимала в его списке лишь третье место, этот порядок был продиктован не его собственными предпочтениями, но пониманием, что сейчас дружба занимала ее куда меньше, чем собственная очаровательная особа.

Мари де Шеврез: - Ванна, - согласилась герцогиня, с обессиленным видом прислонившись головой к высокой спинке кресла. - И ужин, и постель... Но сперва - ванна. Право, если бы Марильяк был хотя бы вполовину любезен, как вы, дорогой дон Диего, я бы не торопилась так быстро его покинуть, - рассмеялась она. Недавний побег доставил Мари не мало волнительных минут, но то, что он удался, окупало, по ее мнению, все волнения. Герцогиня привыкла ценить результат, а средства, задействованные для достижения цели, интриганку обычно волновали мало.

Mirabel: Улыбка дона Диего изчезла, и лицо его стало почти серьезным. – Я предпочел бы, чтобы вас не видели, – сказал он, – да и вам это не к чему. А потому я вынужден просить вас поскучать у меня в кабинете, пока я распоряжусь насчет ванны и ужина. Могу я предложить вам бокал вина и какую-нибудь книгу? Библии у меня под рукой не найдется, но последний памфлет Кеведо, право, стоит прочтения.

Мари де Шеврез: Упоминание Библии, да еще и таким серьезным тоном, заставило Мари вновь улыбнуться. Любезность маркиза, сдобренная изящно завуалированным ехидством, поднимала настроение не хуже бокала вина, о чем герцогиня Мирабелю тут же и сообщила. - Но от вина я тоже не откажусь, - поднявшись из кресла, женщина лениво потянулась, давая выход скопшемуся в теле напряжению. - И Кеведо, конечно же... "Сновидения", кажется? Я, признаюсь, пока только слышала об этой книге, но шум, говорят, она подняла изрядный. Получив свое распоряжение и то, и другое, Мари собиралась было уже пройти в кабинет, когда ее внимание привлекло блюдо с фруктами на каминной полке. В ожидании ванны, мадам де Шеврез не стала утруждать себя поисками подходящих столовых приборов, а просто прихватила с блюда приглянувшийся ей персик и, благодарно улыбнувшись Мирабелю, скрылась в соседней комнате.

Mirabel: Дверь кабинета закрылась. Дон Диего глянул на забытую на кресле шляпу, еле заметно пожал плечами, отодвинул засовы и позвонил. Появившийся Манолито выслушал пожелания маркиза с легкой улыбкой, молча поклонился и изчез. Через несколько минут двое дюжих лакеев внесли в спальню большую лохань, а еще чуть спустя она была наполнена горячей водой и задрапирована полотенцами, холодный ужин появился на столике у камина, и – единственный намек, что он догадался о возвращении герцогини – Манолито собственноручно принес и повесил на дверцу гардероба атласный пеньюар. Дон Диего, молча наблюдавший за этой возней, подбрасывая в воздух яблоко и ловя его снова, еле скрывал свое нетерпение. Едва секретарь удалился, все двери были вновь заперты – кроме одной, которую он распахнул настежь. – Ваша ванна готова, дукесита. – Он невольно улыбнулся, глядя на видение за своим рабочим столом. – Но боюсь, что мне придется выступить не только в роли вашего покорного слуги, но и вашей горничной.

Мари де Шеврез: - Вас так смущает эта роль? - герцогиня с видимым сожалением оторвалась от книги, однако насмешливые огоньки во взгляде, обращенном на маркиза, говорили о том, что Мари явно предвкушает очередную шутку. Встав из-за стола, мадам де Шеврез сделала несколько шагов к Мирабелю, расстегивая верхние пуговицы камзола, но остановилась, будто бы в задумчивости. Пальцы женщины рассеянно перебирали кружевной воротник. - Право, мне было бы неловко утомлять вас, маркиз. Тем более, что мне очень сложно представить, чем бы я могла отплатить за такую услугу... - лукаво заметила Мари.

Mirabel: В ответ на лукавый взгляд герцогини, глаза дона Диего заискрились весельем. – Вы можете ее у меня выиграть. Он взял со стола пару игральных костей, предназначение которых привело бы в ужас как Оливареса, так и Ришелье, ибо использовал он их при необходимости быстро найти ответ при недостатке данных, и подбросил их в воздух. – Семь очков, дукесита. Что вы ставите?

Мари де Шеврез: - Боюсь, мне нечего поставить... разве что камзол? - предложила Мари со смехом. - Прельстит ли вас, дорогой дон Диего, этот запыленный шедевр портновского искусства? Словно демонстрируя Мирабелю ставку, герцогиня медленно повернулась, давая маркизу возможность оценить вероятный выигрыш со всех сторон. Кости стукнулись о столешницу и покатились, насмешливо подмигивая гранями. - Пять. Увы, я проиграла, - с деланным огорчением вздохнула герцогиня. - Так как, сеньор, принимаете ли вы мою ставку?

Mirabel: Маркиз склонил голову набок, словно его и впрямь интересовал камзол, а не скрывающиеся под ним прелести. – Только если вы не будете настаивать на том, чтобы я его надел. Он сделал шаг вперед, протягивая руки, чтобы помочь герцогине избавиться от его выигрыша.

Мари де Шеврез: - Нет-нет, - рассмеявшись, Мари ловко увернулась от рук мужчины и отступила на шаг. - Я еще не выиграла ваши услуги, маркиз. А я все же не так беспомощна, чтобы пользоваться вашим незаслуженным великодушием. Все еще улыбаясь, женщина чуть качнула головой, запрещая маркизу подходить ближе, и принялась неторопливо расстегивать пуговицы камзола. Пальцы ее медленно спускались сверху вниз, следом за ними полы камзола, плотно запахнутого на груди, расходились, обнажая белоснежную рубашку, под тонкой тканью которой угадывалась ничем не стянутая на этот раз грудь. Когда последняя пуговица покинула петлю, герцогиня ловко выскользнула из камзола и бросила его на кресло. - Следующая ставка... мм... сапоги? - чуть выставив вперед ногу, Мари с сомнением оценила предмет игры. Кости в очередной раз покатились по столу и остановились. - У меня восемь очков, - улыбнулась женщина, протягивая кости Мирабелю.

Mirabel: Дон Диего, с восхищением наблюдавший за медленным разоблачением своей гостьи, принял кости из ее руки, одновременно поднося ее к губам. – Я, право же, не знаю, хочу я выиграть или проиграть, дукесита, но я не могу позволить вам возиться с сапогами. Он подбросил кости, но так ловко (или неловко), что одна из них упала прямо за отворот правого ботфорта герцогини. – Боюсь, что подобная неуклюжесть наказывается проигрышем, сеньора. Маркиз подхватил молодую женщину на руки и, улыбаясь в ответ на ее чуть вопросительную улыбку, перенес ее обратно в спальню, где и опустил ее в кресло, прежде чем встать перед ней на колени. – У ваших ног, прекрасная дама. Ботфорты один за другим полетели в угол, и он снова бросил кости. На сей раз одна из них упала на колени герцогини, а другая – под кресло. – Два. – Дон Диего подобрал вторую кость с пола, не показывая ее, впрочем, своей противнице. – И одно. Рубашка или штаны, сеньора?

Мари де Шеврез: - Пусть будут штаны, - Мари азартно сверкнула глазами, но азарт этот мало относился к игре в кости. Другая игра занимала герцогиню сейчас куда больше, и она отдавалась ей с удовольствием и растущим возбуждением. Протянув руку, женщина ласково коснулась запястья испанца и, пробежав пальцами по сомкнутой ладони мужчины, заставила ее раскрыться. - Шесть, - кости на мгновение задержались на коленях и покатились вниз. Никто бы не мог с точностью сейчас ответить, что там действительно выпало, но Мари была уверена, что Мирабель не станет оспаривать ее выигрыш.

Mirabel: Не поднимаясь с колен, дон Диего придвинулся ближе к герцогине и руки его легли на ее бедра, якобы разглаживая ткань, и медленно двинулись вверх, к поясу. Если пальцы его не сразу нашли узел и чересчур долго развязывали его, все время сбиваясь в разных направлениях, то ничего удивительного в этом быть не могло, ибо глаза его оставались полузакрытыми. И хотя на губах его по-прежнему играла мечтательная улыбка, участившееся дыхание показывало, насколько собственная неловкость должна была его раздражать. Но наконец, непокорный узел поддался его усилиям, и маркиз открыл глаза и протянул молодой женщине обе руки. – Если вы соизволите встать…

Мари де Шеврез: Герцогиня, улыбаясь, взялась за руки Мирабеля и поднялась, застыв в тесном пространстве между креслом и коленопреклоненным испанцем. Штаны мадам де Шеврез носила достаточно свободные, чтобы не подчеркивать лишний раз слишком пышные для мужчины изгибы бедер. И сейчас они, не сдерживаемые больше ничем на женской талии, медленно скользили вниз по тонкой ткани панталон.

Mirabel: Руки дона Диего легли на бедра молодой женщины и скользнули вниз вместе с неуклюжим одеянием. Мгновение спустя она изящно переступила через кольцо его рук, и он снова подобрал кости, чтобы тут же положить их на кресло, одну за другой. – Одно очко. И еще одно.

Мари де Шеврез: - Как вам не везет сегодня, - лукаво заметила герцогиня, наклонившись, чтобы подобрать кости. Грудь женщины, прикрытая лишь тонкой тканью рубашки, слегка задела волосы маркиза, но Мари тут же выпрямилась, подбрасывая на ладони кости. - А почему бы нам не сменить ставку? - предложила она, вопросительно приподняв брови. Пробежавшись взглядом по закованному в панцирь одежды мужчине, Мари поинтересовалась: - Вам не жарко, сеньор? Быть может, если я выиграю, вы согласитесь расстаться с камзолом? Кости упали на кресло, продемонстрировав игрокам тройку и шестерку.

Mirabel: – Но дорогая, – запротестовал несколько озадаченный маркиз, не поднимаясь с колен, – только если вы готовы заменить ванну на постель и задуть свечи. Что может быть привлекательного в том, как раздевается мужчина?

Мари де Шеврез: - Вероятно, вы просто не умеете раздевать мужчин, - шутливо посетовала герцогиня, знаком попросив Мирабеля подняться. Когда тот выполнил ее пожелание, Мари сделала шаг вперед, оказавшись почти вплотную к мужчине. - Главное в этом нелегком деле - не торопиться, - с чрезвычайно поучительным видом заявила женщина, положив руки на плечи Мирабеля. Пальцы ее мимоходом ласково пощекотали шею испанца и занялись, наконец, делом. Для ловких рук Мари было делом пары минут разделаться со всеми пуговицами мужского камзола, тем более что испанский посол не злоупотреблял их количеством. Вскоре цель была достигнута, и женщина приподнялась на цыпочки, тесно прижавшись к Мирабелю, чтобы стянуть камзол с его плеч. - Вы все еще не находите этот процесс привлекательным? - промурлыкала она, обдавая шею мужчины своим теплым дыханием.

Mirabel: Дон Диего с силой прижал к себе молодую женщину, полностью забывая об игре, и осыпал поцелуями ее лицо и шею. – К черту вашу ванну, Мари, – хрипло прошептал он и подхватил ее на руки.

Мари де Шеврез: - Но вода же остынет, - запротестовала герцогиня, но в голосе ее не слышалось особой убежденности. - Я полдня проходила по жаре, - выдохнула она в ухо дона Диего, обнимая его за шею. Губы Мари пробежали по изгибу ушной раковины, чуть куснули мочку и медленно сместились на щеку посла. - Пожалейте же ваши простыни... - насмешливый шепот коснулся губ маркиза на мгновение раньше, чем женщина приникла к ним поцелуем.

Mirabel: На последнем слове герцогини дон Диего опустил ее на кровать, отвечая на ее ласки не менее страстно, чем она на его, и попутно избавляя ее от тех предметов одежды, которые еще не успели стать ставкой в их игре. В костюме Евы молодая женщина была ничуть не менее соблазнительна, и дон Диего, лаская ее груди, не сравнил их с райскими яблоками только потому, что его рот был чересчур занят поцелуями.

Мари де Шеврез: Сполна наслаждаясь ласками маркиза, герцогиня, однако не оставалась пассивной. Она любила получать удовольствие, но испытывала не меньшее наслаждение, когда могла отплатить той же монетой. После недолгого сражения с мужской рубашкой, Мари выдернула ее из штанов Мирабеля, и шаловливые руки мадам де Шеврез немедленно воспользовались возможностью проникнуть под тонкую ткань. Женские ладони настойчиво скользили вверх по спине испанца, то касаясь мужской кожи нежнейшей лаской, то слегка царапая ее ногтями. Рубашка под напором рук Мари поднималась все выше, пока маркиз не вынужден был отстраниться, чтобы позволить женщине стащить с себя, наконец, эту мешающую обоим преграду.

Mirabel: Оставшись без рубашки, дон Диего схватил обе запястья герцогини и с силой вдавил их в подушку над головой молодой женщины. Невзирая на сопротивление, которое, впрочем, не могло быть серьезным, он обмотал их сброшенной рубашкой. Избавившись тем самым от угрозы дальнейшего разоблачения, он посвятил все свое внимание тому, чтобы проследить, поцелуй за поцелуем, сложную траекторию от соблазнительной ямочки между ключицами Мари до ее изящной щиколотки – и снова вернуться к бедрам. – Зачем вам ванна, дукесита, – прошептал он несколько минут спустя, – когда язык дан человеку не только для того, чтобы скрывать свои мысли?

Мари де Шеврез: Непрочные оковы не смогли бы долго удержать Мари, но, поглощенная полностью ощущениями собственного тела, женщина уже не пыталась бороться со спеленавшими ее руки путами. Движения герцогини вскоре потеряли всякую осмысленность, подчиняясь только волнам удовольствия, которые прокатывались по телу одна за другой. Прерывистые вздохи и стоны следовали каждой волне, пока очередная, самая сильная, не швырнула женщину в омут наслаждения, заставляя тело выгнуться дугой. Тихий, протяжный крик, сорвавшийся с губ Мари, казалось, полностью обессилил женщину, и она обмякла в руках испанца, не в силах даже шевельнуться, не говоря уже о том, чтобы ответить на шутку мужчины.

Mirabel: Приподнявшись на локтях, дон Диего посмотрел на свою возлюбленную с улыбкой, в которой была немалая доля триумфа. Как многим мужчинам, имеющим успех у женщин, ему нравилось дарить наслаждение лишь немногим меньше чем его получать, а столь очевидное признание его искусства не могло не польстить его самолюбию. Но желание тотчас взяло верх над самодовольством, и он торопливо избавился от одежды, прежде чем снова притянуть к себе герцогиню.

Мари де Шеврез: Любовные игры затянулись ровно настолько чтобы удовлетворить обоих участников и не успеть наскучить. Герцогиня и испанский посол слишком хорошо знали друг друга, и оба были слишком эгоистичны, чтобы длить взаимное наслаждение дольше необходимого. Вода не успела еще полностью остыть, когда мадам де Шеврез, довольно потянувшись, поднялась с постели. Не потрудившись чем-нибудь прикрыться, Мари подошла к ванне, потрогала воду и со вздохом удовлетворения в нее погрузилась. Несколько минут герцогиня просто спокойно лежала, наслаждась тем, как прохладная вода ласкает разгоряченное тело. Глаза неумолимо закрывались, но женщина заставила себя встряхнуться и потянулась за мылом.

Mirabel: Откинувшись на подушки и полузакрыв глаза, дон Диего с улыбкой следил за тем, как соблазнительные формы герцогини скрываются за облаками белоснежной пены. Бездействие, впрочем, скоро наскучило ему, и он соскользнул с кровати и наполнил два бокала бургундским. – Вы, право, возлежите в этой ванне как Афродита, – заметил он, протягивая один из них молодой женщине. – Разумеется, все мои яблоки к вашим услугам, но, быть может, вы предпочитаете что-нибудь менее… мифологическое? Крылышко цыпленка, например? Или пирог с дичью?

Мари де Шеврез: - О, благодарю вас, - обрадовалась Мари, взяв у Мирабеля бокал. После постельных развлечений в горле ощутимо пересохло, и женщина с удовольствием отпила вина. - Но как вам не стыдно так меня дразнить? - посетовала она чуть позже, с жадностью поглядывая на сервированный у камина столик. - Я бы с удовольствием сьела бы и то, и другое, но для этого мне придется как минимум вылезти из ванны.

Mirabel: – Вовсе нет. Дон Диего вернулся к столику и наполнил тарелку снедью. Усевшись на пол рядом с ванной, он насадил на вилку кусочек гусиного паштета и предложил его герцогине, сопроводив его длинной цитатой из Катулла. За паштетом последовал ломтик холодной оленины и поцелуй в плечо, затем ложка куриного мусса и еще один поцелуй, в течение которого ложка упала в ванну, и маркиз принялся усердно ее искать в мыльной воде. Поиски настолько увлекли их обоих, что ужин молодой женщины превратился в сумасбродную последовательность лакомств, которые ее любовнику удавалось взять с тарелки не глядя и не уронить в воду от смеха.

Мари де Шеврез: К счастью, тарелка была не маленькая, да и дон Диего не скупился, наполняя ее. Так что герцогиня в процессе кормления успела и утолить голод, и вдоволь насмеяться. - Нет-нет, благодарю вас, - запротестовала она, когда тарелка, наконец, опустела, и Мирабель выразил намерение наполнить ее еще раз. От движения руки успокоившаяся было вода вновь заволновалась, и целая флотилия кусочков, обломков и долек пищи отдрейфовала к бортам ванны. - Вы чудесно меня накормили, Диего, но сейчас я с удовольствием вновь увидела бы вас в роли горничной. Мари присела поглубже, смывая с себя остатки мыльной пены и веселой трапезы с явным намерением выбраться из ванны.

Mirabel: – А чем вы намерены платить за мои услуги на сей раз, дукесита? Лукавая улыбка появилась на губах герцогини, и дон Диего тут же поднял на раскрытых руках полотенце и закутал в него молодую женщину. Концы ее волос намокли и завились кольцами, и маркиз взялся было осушить их поцелуями, когда в спальню постучали. Оба любовника замерли на мгновенье, но затем дон Диего, понимавший, что Манолито решился бы потревожить его только по очень важной причине, глазами указал своей возлюбленной на кабинет. Герцогиня сделала огорченную гримаску, схватила пеньюар и изчезла. Дон Диего закутался в шлафрок и отпер дверь. – Что такое? Мучнистое лицо секретаря казалось сейчас еще бледнее обычного, и, слушая его торопливое объяснение, маркиз почувствовал, что тоже бледнеет, и невольно глянул в сторону кабинета, хотя Манолито говорил шепотом и по-баскски. – Ты уверен? Секретарь молча кивнул. Дон Диего прошелся по спальне, взял со столика свой бокал и сделал глоток, не чувствуя вкуса. Еще один взгляд в сторону кабинета, и брови его сдвинулись. – Хорошо, – сказал он наконец. – Но ведь… до утра ничего не изменится? Манолито покачал головой, но постное выражение его лица ясно показывало, что он не одобряет подобный подход. – Тогда отложим до утра. – Губы его сжались. – Дьявол, как глупо… – Я подумал… – До утра, Манолито. Спокойной ночи. Он снова запер дверь и несколько секунд рассеянно изучал остатки мыльной пены и ужина в ванне, затем открыл дверь кабинета и улыбнулся. – Выходите, моя прекраснейшая принцесса. Дракон бежал с поля брани, и вы спасены.

Мари де Шеврез: - В таком случае рыцарь явно заслуживает вознаграждения, - промурлыкала Мари, возвращаясь в спальню. Однако кокетливая улыбка почти сразу исчезла с губ герцогини, стоило ей только вглядеться в лицо любовника. - Плохие новости? - женщина, нахмурившись, подошла к Мирабелю. Улыбка испанца могла бы обмануть многих, но Мари слишком хорошо знала это жесткое выражение темных глаз, чтобы питать иллюзии.

Mirabel: Дон Диего чуть приподнял брови, всем видом показывая, что возлюбленная это далеко не всегда наперсница, и, зная ее проницательность, не замедлил отвлечь ее внимание: – Это не новость об смерти вашего обожаемого Бэкингема, сеньора. К моему глубочайшему сожалению. А все остальное вы можете узнать и утром.

Мари де Шеврез: Упоминание Бэкингема заставило Мари раздраженно сжать губы, а контекст, в котором прозвучало имя первого министра Англии, отвлек герцогиню лучше, чем это могло сделать что-то иное. - Я понимаю ваше предубеждение против герцога, но согласитесь, в данных обстоятельствах это лучший вариант. Королева к нему явно благоволит, если не сказать сильнее, - присев перед зеркалом, Мари принялась решать непосильную задачу - расчесывать спутанные после дневных похождений и любовных развлечений волосы. Гребень неизменно застревал в густых прядях, и мадам де Шеврез глубоко вздохнула, пытаясь погасить возникшее было раздражение. - Королеве нужен наследник, - она сознательно упомянула именно королеву, а не Францию или Его Величество. - А Анна еще слишком... - герцогиня запнулась, пытаясь подобрать нужное слово. Наивна?.. Невинна?.. - слишком добродетельна, чтобы искать развлечений, не задумываясь о любви.

Mirabel: Дон Диего взял у герцогини гребень и поднял на руке густую прядь волос, откровенно любуясь их рыжеватым отливом в мерцающем свете свечей. По чести, полученные новости настолько не оставили его равнодушным, что он был только рад сменить тему – тем более, что вопрос о королеве и Бэкингеме задевал за живое и его самого. – Либо вы непозволительно наивны, дукесита, при всем вашем уме, либо вы пытаетесь сбить меня с толку. Только не говорите мне, что не вы сами внушили ее величеству эту «любовь» – или что вы не понимаете, как легко ее можно заменить на иную.

Мари де Шеврез: Герцогиня неопределенно пожала плечами, не говоря по своему обыкновению ни "да", ни "нет". Но вызванные разговором воспоминания явно были достаточно приятными, чтобы вызвать на губах женщины мечтательную и несколько рассеянную улыбку. - В таком случае вы, маркиз, непозволительно циничны, - все еще улыбаясь, парировала Мари. - Что свидетельствует о вашем уме, но не о знании женской души. Ее величество, в отличие от нас с вами, ищет не приятного развлечения, а прибежища для тоскующего сердца. О Бэкингеме она не знает толком ничего, кроме того, что он в нее безумно влюблен. И потому в душе наделила его всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами. А редкость и мимолетность встреч не позволили ей разочароваться в своей любви. Вы действительно думаете, что эту выпестованную годами и преградами привязанность легко переключить на кого-нибудь другого?

Mirabel: – А вы намного циничней меня, дукесита, – отозвался дон Диего. Пикировка, а также мерное механическое движение гребня по волосам, не могли не отвлечь его внимание от полученных известий. – Образ тоскующего по королеве прекрасного принца создали вы, не стану гадать зачем. Неужели вы станете уверять меня, что не в состоянии уничтожить его так же легко? Он поймал в зеркале улыбающийся взгляд молодой женщины и улыбнулся ей в ответ. – Пусть я не знаю женского сердца, но вы-то его знаете как никто другой.

Мари де Шеврез: - Прежде чем вызывать разочарование в любящем сердце, не мешало бы найти того достойного, кто мог бы это сердце излечить, - герцогиня, прикрыв глаза, чуть запрокинула голову, отдавшись во власть умелым движениям гребня в руках мужчины. Казалось, еще немного, и Мари от удовольствия замурлычет, как кошка. Даже голос женщины стал как будто томным, и в следующем вопросе слышался только ленивый интерес: - Или у вас уже есть кто-нибудь на примете?

Mirabel: Дон Диего тихо засмеялся. – Сохрани меня Боже от того, чтобы выбирать женщине любовника, если это не я сам. Что вы скажете о Ришелье – если вы, конечно, уверены, что не потеряете своего влияния на королеву? Вот человек, который ее не скомпрометирует – а нам бы подобная связь позволила влиять и на него тоже. Когда-то ходили слухи, что он более чем неравнодушен к ее величеству… Несмотря на свой шутливый тон, маркиз спрашивал всерьез. Если королева ответит на чувства его высокопреосвященства, то у них появится возможность (в самом крайнем случае, разумеется) уничтожить первого министра его величества – пусть даже жертвуя королевой, но в политических шахматах и не такое бывает.

Мари де Шеврез: - Чтобы королева после красавца Бэкингема польстилась на мощи в рясе? - Шеврез, приоткрыв глаза, пренебрежительно передернула плечами. Мнение женщины о непонравившемся мужчине редко бывает объективным, а если этот мужчина еще и достаточно умен, чтобы доставить женщине неприятности... Ядовитая беспощадность змеи пасует перед язвительностью женского языка. - К тому же, если и предположить, что мое влияние на Анну так велико, чтобы обратить ее взоры в сторону Ришелье... - Мари вздохнула с едва заметной досадой. - Боюсь на этом влияние и закончится. Заручившись симпатией ее величества, кардинал первым делом постарается оградить ее от общества тех, к чьим словам королева может прислушаться. А меня не прельщает участь провести остаток своих дней в каком-нибудь удаленном монастыре.

Mirabel: – Какая самоуничижительность, дукесита. – Дон Диего отложил гребень и с уверенностью, говорящей о немалом опыте, принялся заплетать волосы герцогини в косу. – И какая жестокость по отношению к вашему давнему поклоннику. Держу пари, что если бы он преуспел с вами, вы искали бы сейчас доводы не против, а за. Но если вы предпочитаете выбрать любовника королевы среди ваших, кого бы вы предложили сами? Неужто среди ваших многочисленных поклонников не найдется ни одного подходящего? По чести, он был вынужден согласиться с герцогиней – если она не уверена в своем влиянии на королеву, Ришелье слишком умен, чтобы давать ему власть над ее величеством. К тому же, этот хитрый лис вполне мог отыскать способ избежать разоблачения… Нет, если бы не удовольствие, которое он получал, поддразнивая свою возлюбленную, дон Диего признал бы ее правоту куда менее замысловатым способом.

Мари де Шеврез: - Если исходить из ваших слов, до логичнее предположить, что если бы кардинал тогда преупел со мной, то сейчас нам бы не было нужды вообще искать доводы, - рассмеялась герцогиня. Пикировка с маркизом доставляла ей не меньшее удовольствие, чем их общение в постели, а Мари не спешила переходить на серьезный тон. - Но раз уж речь зашла о моих любовниках, почему бы не вспомнить вас, Диего? - с мягкой насмешкой поинтересовалась женщина. - Вы соотечественник королевы, умны, хороши собой, умеете к тому же ухаживать за женщиной не только до постели, но и после... Идеальный кандидат, с какой стороны не посмотри...

Mirabel: – Ах дукесита, вижу, что мне удалось, наконец, покорить ваше сердце. – Дон Диего приподнял толстую косу на руке и сделал небольшой шаг назад, откровенно любуясь делом рук своих. – Только истинно влюбленная женщина способна счесть меня красавцем. Одно из предупреждений, полученных маркизом от Оливареса перед тем, как тот назначил его послом, касалось именно молодой королевы. Но даже если бы его не было, дон Диего был не намерен так рисковать.

Мари де Шеврез: - Но против других достоинств вы не возражаете? - Мари с улыбкой полуобернулась к маркизу. Коса соскользнула с мужской руки и улеглась вдоль спины герцогини.

Mirabel: – Ничуть. Дон Диего опустился на пол рядом с герцогиней, и рука его легла на теплое колено, выглядывавшее из-под пеньюара. Не ограничиваясь, впрочем, лишь одним отвлекающим маневром, он продолжил с насмешливой улыбкой: – Но если бы вы говорили сейчас серьезно, дукесита, то о никаком Бэкингеме речи бы не было. Право же, неужели нельзя было найти кого-то получше? Видит Бог, хуже найти трудно. Ну посудите сами, дукесита – иностранец, всегда на виду, а теперь еще и министр враждебной державы. О чем вы думали?

Мари де Шеврез: Мари неопределенно пожала плечами, не желая признаваться, что в те памятные дни несколько лет назад она больше думала о возможности уединиться с графом Холландом, прибывшем с посольством англичан, чем о том, подходит ли ослепленный красотой Анны Бэкингем на роль любовника королевы. - Но согласитесь, Бэкингем был первым, кто в своем восхищении королевой пошел дальше, чем томные вгляды и тайные вздохи. Подобный напор не может не импонировать женщине, - выкрутилась герцогиня. - Тем более, что толку вспоминать прошлое, лучше сосредоточиться на будущем, не так ли? В данный момент Бэкингем в Париже, и этим надо пользоваться.

Mirabel: – Помнится, в прошлый раз, когда вы оставили его наедине с королевой, то ли он этим неудачно воспользовался, то ли ее величество не из тех женщин, которым напор импонирует, – иронически отозвался дон Диего.

Мари де Шеврез: - Ну кто же знал, что Его Величество даже после десяти лет брака оставил королеву в наивном неведении, зачем мужчина и женщина обычно уединяются, - ядовито откликнулась мадам де Шеврез. - Но можете мне поверить, в этот раз Анна вряд ли начнет звать на помощь.

Mirabel: Рука дона Диего медленно поползла вверх по бедру герцогини. Памятуя, что его величество, в свое время, отверг ее заигрывания, желание последней приписать ему полное бессилие было понятно, но несчастный случай, после которого король так возненавидел бедняжку Шевретту, ясно показывал, что даже к тому времени, брак их величеств уже не был платоническим. – Скорее уж, его величество не дал ей оснований ждать чего-либо приятного от подобного уединения, – заметил он. – А это означает, что положение дел вряд ли изменилось с той поры. Было бы глупо все время повторять одну и ту же ошибку. Вы так уверены, что ваш протеже… ну скажем так, не утвердит ее величество в ее заблуждении? Любопытство маркиза было совершенно искренним, хотя вызвала его отнюдь не забота о королеве.

Мари де Шеврез: - У меня нет причин сомневаться, что герцог будет на высоте, - мадам де Шеврез слегка улыбнулась и, наклонившись, запечатлела на виске маркиза короткий поцелуй. - Как я бы не сомневалась и в вас, мой друг, окажись вы вдруг на его месте, - тихий смешок герцогини всколыхнул волосы Мирабеля.

Mirabel: – Touché, – пробормотал дон Диего, не рискуя поднять глаза на герцогиню. При всем его преклонении перед умом молодой женщины, порой она оказывалась слишком проницательной и это, черт возьми, раздражало. – Разбит, разгромлен, повержен в прах. И он и впрямь улегся на ковер и с самым серьезным видом принялся целовать пальцы ее ног.

Мари де Шеврез: Мари рассмеялась и вскоре, сославшись на щекотку, сбежала на кровать, где и устроилась со всеми удобствами. - Впрочем, как бы хорошо Бэкингем не справился в этот раз, он все равно уедет, - поджав под себя ноги, герцогиня с задумчивой тщательностью расправила полы пеньюара. - И я соглашусь, что не мешало бы заменить его кем-то, кто смог бы общаться с королевой не раз в год и с такими сложностями. Только вот кем? Рассеянно теребя косу, Мари выдвинула несколько предположений, но тут же сама их опровергла. Недостатки, которые она находила в кандидатах, вряд ли бы признал таковыми Мирабель, но герцогиня ориентировалась, похоже, по одной ей известным признакам, и дела политические явно рассматривала не в первую очередь.

Mirabel: Дон Диего слушал молодую женщину, не перебивая, но и не слишком вникая в суть ее возражений: кто разбирался в любовниках герцогини де Шеврез лучше ее самой? И если она хотела сохранить для себя шевалье Х, сердилась на аббата Y или не доверяла графу Z, то кто мог ей приказывать? Единственное, что интересовало маркиза, это пополнился ли список новыми именами, и герцогиня не разочаровала его, несмотря на свое изгнание. Но одного имени, которое он ожидал услышать, она не назвала, и дон Диего не замедлил заполнить этот пробел: – А как же ваш мушкетер, или аббат, или кто он еще?

Мари де Шеврез: - У вас прекрасная память, маркиз, - вежливое одобрение в голосе мадам де Шеврез было под стать самой фразе. Светская любезность, не более. Глядя на Мирабеля с легкой полуулыбкой, герцогиня молчала, предоставляя испанцу самому высказаться или сменить тему.

Mirabel: Дон Диего снова наполнил бокалы, прежде чем присоединиться к герцогине на кровати. – Я на днях познакомился с одним его другом, неким сеньором д’Артаньяном, – сообщил он. – Очень многообещающий молодой человек. Разумеется, это была хитрость, на которую не поддался бы и ребенок – но так как ссориться было не в их интересах, маркиз был почти уверен, что она согласится сменить тему.

Мари де Шеврез: - Да, я слышала о нем, - на этот раз улыбка герцогини была много теплее. - Говорят, что исключительно отчаянный молодой человек. И как он вам показался? Получив от маркиза бокал, Мари с удовольствием занялась вином, с интересом ожидая ответа. Интерес женщины был тем горячей, чем меньше желания она испытывала обсуждать с Мирабелем того мушкетера или аббата, которого он упомянул ранее.

Mirabel: Мирабель негромко рассмеялся. – Если наглость и вправду второе счастье, то Фортуна должна быть весьма к нему благосклонна. Типичный гасконец – страстное желание сразиться с драконом, первый взгляд на юбку, второй на ее владелицу, и почти полная неспособность отличить желаемое от действительного. Мне иногда кажется, что Сервантес думал именно о гасконцах, когда писал о своем кабальеро из Ламанчи. Он отпил глоток бургундского и улыбнулся герцогине. В мерцающем свете свечей всякая женщина кажется пленительнее, и колеблющееся освещение делало ее только загадочнее. Губы дона Диего коснулись восхитительно округлого плеча красавицы, прежде чем он продолжил: – Но ни отваги ни способностей ему не занимать, а следовательно, он может стать прекрасным орудием в правильных руках. Так что я почти не удивляюсь, что его высокопреосвященство им заинтересовался. В конце концов, сеньор де Тревиль тоже гасконец…

Мари де Шеврез: - Так им заинтересовался Ришелье? - понимающе усмехнулась герцогиня, чуть наклоняясь к любовнику так, чтобы ему было удобнее при случае скользить губами по плечу, или еще чему-нибудь, что привлекло его внимание. - Тогда, пожалуй, не стоит удивляться, что при всех достоинствах, описанных вами, этот храбрец еще жив. Разве что удача его столь же велика, как и интерес кардинала.

Mirabel: Дон Диего не глядя отставил бокал и обнял молодую женщину, привлекая ее к себе. Теплая бархатистая кожа и легкий неуловимый запах, свойственный только ей… неудивительно, что мужчины так легко теряют из-за нее голову… – Он попытался вызвать меня на дуэль, – сообщил он с коротким смешком. – Дуэль под окнами сеньориты Делорм, представляете? Губы его скользнули по мраморному плечу и нежно коснулись шеи.

Мари де Шеврез: - Что же ему в вас так не понравилось? - рассмеялась Мари, но почти ту же ее смех оборвался, и женщина, не удержавшись, вскрикнула, когда настойчивые губы маркиза случайно задели один из синяков. Тех, что не далее чем прошлой ночью оставили на ее шее пальцы проклятого итальянца. - Ох, простите, - отстранившись, герцогиня непроизвольно поморщилась. Следы ее первого, неудавшегося побега, про которые она почти забыла, словно только и ждали, чтобы про них вспомнили, чтобы заныть с новой силой. - Боюсь, я забыла вам рассказать, что мое заточение у Марильяка сопровождалось некоторыми... не особо приятными моментами.

Mirabel: Улыбка сбежала с лица дона Диего, сменившись выражением откровенного бешенства, и, окажись сеньор д’Артаньян где-нибудь поблизости, он бы узнал, что испанский посол далеко не всегда уклоняется от смертоубийства. – Не рассказывали, дукесита. И в чем же эти неприятности заключались? Он сел на кровати и, взяв со столика подсвечник, свободной рукой легонько приподнял подбородок герцогини.

Мари де Шеврез: - Марильяк, похоже, считает, что его возраст уже позволяет ему не быть вежливым с дамами, а его слуги... - герцогиня гневно сжала губы, вспоминая одного, конкретного слугу. Мадам де Шеврез, вряд ли смогла бы сама себе признаться, что ее гнев на итальянца вызван не только тем, как неласково он обошелся с ней при попытке побега. То что ди Валетта посмел так быстро очнуться от ее чар, а потом еще и позволил себе высказываться о герцогине с презрительным пренебрежением, оскорбило Мари гораздо больше, чем синяки на шее. - Мне удалось сбежать сегодня утром, но это была не первая попытка, - вздохнула женщина, отвернувшись. Поведав Мирабелю об устроенном ею пожаре и последующих событиях, герцогиня, однако, умолчала о том, в каком виде и за каким занятием Марильяк застал свою пленницу. Из ее слов логично следовало, что Марильяк вошел как раз тогда, когда слишком усердный ди Валетта попытался придушить Мари, лишь бы не дать ей сбежать.

Mirabel: По мере рассказа герцогини дон Диего заметно успокоился, хотя выражение его лица по-прежнему не предвещало слуге графа де Марильяка ничего хорошего. Полученные им только что новости слишком хорошо соотносились с тем, что он услышал от своей возлюбленной, чтобы тут же пообещать ей, что виновный умрет и, по возможности, долгой и мучительной смертью. К тому же… в некоторого рода интригах к женщинам не относились со снисхождением. Нет, сейчас его занимал совсем другой вопрос. Если Марильяк приставил к своей пленнице человека, готового даже убить ее, лишь бы не допустить побега… – Что же такое написано в этих письмах, дукесита, что граф находит их столь важными?

Мари де Шеврез: - На мой взгляд, ничего такого, из-за чего стоило бы убивать, - вздохнула герцогиня, отворачиваясь от слишком яркого, после интимной полутьмы, света свечей. - Но, логика испуганного до смерти мужчины мне недоступна. К сожалению, дорогой друг, сейчас я не могу вам показать эти письма. Они остались в тех вещах, что были в гостинице.

Mirabel: – Если бы я изучал греческий, – заметил дон Диего, возвращая подсвечник на место и вновь устраиваясь рядом с красавицей, – то это был бы подходящий случай вспомнить, что одно и то же слово может означать и яд и лекарство. Мне было бы крайне любопытно на них посмотреть… завтра. Даже не будь у него серьезных причин желать переменить тему, близость ее тела заставила бы его забыть о письмах, и он снова принялся целовать ее плечи, на сей раз следя за тем, чтобы невзначай не причинить ей боль.

Mirabel: Когда, утомленные долгим днем и занятным вечером, любовники задремали, дождя за окнами уже было почти не слышно. Пресвятая дева Мария, мы этот эпизод играли больше года тому назад…



полная версия страницы