Форум » Париж – жилища » «Любезнейший! Вы не в своей тарелке!» 16 июля, чуть позже восьми вечера » Ответить
«Любезнейший! Вы не в своей тарелке!» 16 июля, чуть позже восьми вечера
Коррадо ди Сант-Анна: Особняк на улице Прувер.
Ответов - 65, стр:
1 2 3 4 All
Арамис: Никакие треволнения этого дня не могли заставить Арамиса забыть о приличиях и пренебречь сменой платья. Что ни говори, а для визита к князю с целью пробуждения в его сердце благодетели щедрости куда больше подойдет в меру скромный костюм темного сукна, наводящий на мысли о смирении и помощи нуждающимся, нежели мушкетерский плащ. Конечно, и солдаты короля не чужды милосердия, но благотворительность - не их удел. Строго говоря... Так, размышляя о двойственности своего положения, Арамис незаметно оказался у порога особняка на улице Прувер и, не откладывая дела в долгий ящик, взялся за дверной молоток.
Коррадо ди Сант-Анна: Доев вишню, покончив с составлением завещания, которое любезно заверил мэтр Кокнар (явившийся даже несмотря на грозивший вот-вот зарядить дождь), князь решил таки заняться стихосложением, однако сонет никак не желал ложиться на бумагу - восторженные мысли отказывались складываться в строки любовного послания, и промучавшись какое-то время, Коррадо отложил это занятие и занялся делом пусть и менее возвышенным, чем сложение стихов, однако в нынещних реалиях просто необходимое - он взял свои пистолеты, тщательно почистил и перезарядил их. На улице смеркалось, затянувшие небо тучи обещали ливень, вот-вот должны были подать ужин, когда князь покончил с этим, во все времена успокаивавшим нервы мужчинам, занятием. Едва последний пистолет лег на стол, как в дверь особняка громко постучали. "Какого дьявола?" - итальянец никого не ждал, да и кто мог бы пожаловать к еще так недавно приехавшему в Париж Коррадо, - "Неужто посланник от ди Валетта с картелем? От этих мерзавцев можно ожидать всего... Хотя и секундант де Монтрезора уже должен бы прийти. Или, возможно, де Брэ или де Брешвиль решили все же застать меня дома?". Князь сунул два пистолета сзади, за пояс, поднялся скривившись от боли в ране, и неторопливо двинулся в атриум, откуда доносились негромкие голоса. Итальянец начал спускаться вниз по лестнице, оставаясь настороженным и замер на ее середине. - Сигнор?
Арамис: Опыт общения Арамиса с итальянскими князьями был весьма скромен, но здравый смысл предупреждал его о том, что внезапный визит без приглашения со стороны самого князя может и не состояться вовсе. Однако на его счастье слуга был весьма предупредителен и нелюбопытен. Он словно ждал прихода Арамиса (или же кого-то похожего) и уже был готов проводить незваного гостя наверх, но тут на лестнице появился, по всей видимости, сам хозяин, и Арамис немедленно поприветствовал его в высшей степени учтивым поклоном. - Могу ли я видеть его светлейшее сиятельство князя ди Сант-Анну, сударь?
Коррадо ди Сант-Анна: - Вы его видите. - улыбнулся итальянец, по домашнему одетый только в штаны и рубаху, и спустился к основанию лестницы. - Прошу вас, располагайтесь, сейчас подадут ужин - надеюсь вы не откажетесь разделить со мной трапезу? Итак, с кем имею удовольствие? - Коррадо вынул из-за спины пистолеты, положил их на столик и поморщился - свежая рана давала о себе знать, несмотря на старания лекаря - И, собственно, чем обязан? Поймав удивленный взгляд Арамиса, итальянец расхохотался. - Нет, не надо думать, что я стреляю во всех своих гостей - просто мне уже пришлось познакомиться с парижскими нравами гораздо ближе, чем мне того хотелось бы, к тому же этот еl canalla ди Валетта... Князь улыбнулся своему гостю. - Не стану вас утомлять подробностями, сигнор?..
Арамис: - Шевалье д' Эрбле к Вашим услугам, князь, - Еще один поклон, более церемонный и почтительный, - Впрочем, в последние годы я более известен как Арамис, мушкетер его Величества, и, признаться, это имя так прочно закрепилось за мной, что и я сам предпочитаю его прочим. Счастлив нашим знакомством, Ваше Высочество. Арамис любезно склонил голову, искоса бросив взгляд на оружие и запоминая прозвучавшее имя. Проявлять излишний интерес к чужим делам такого рода - всё равно что прогуливаться возле осиного гнезда, но и чужие интриги при ближайшем рассмотрении нередко обнаруживают самые причудливые связи с твоими собственными. Даже если это частная ссора между двумя итальянскими аристократами. Однако Арамис решил воздержаться от праздных расспросов и ограничился понимающим взглядом. - Благодарю за приглашение, князь. Надеюсь, Париж еще сможет явить Вам подобающее радушие и гостеприимство. Я же явился к Вам для того, чтобы засвидетельствовать Вам своё почтение и пригласить на благотворительный бал, который устраивается в пользу приюта Отель-Дье. Весь Парижский свет будет рад познакомиться с Вами, Ваше Высочество, а Вам, в свою очередь, может быть любопытно посетить Парижский маскарад.
Коррадо ди Сант-Анна: "Мушкетер? Как интересно. С гвардейцем я уже знаком, для разнообразия стоит познакомиться и с мушкетером". Князь жестом указал Арамису на одно из кресел у камина (несмотря на то, что в жаркой и солнечной Италии посиделки у камина не были в чести, Коррадо такое времяпрепровождение любил, особенно в периоды меланхолии), отдал несколько приказов по итальянски, сводившихся к особенностям сервировки стола, и расположился напротив мушкетера. В руках у обоих, как по волшебству, оказалось по кубку с легким вином. - Но отчего вы оказываете мне честь, обращаясь именно ко мне? Уверен, я не единственный иностранец в Париже. И даже не единственный состоятельный иностранец, сигнор. Вопреки произнесенным словам, итальянец не выглядел ни настороженным, ни удивленным. Конечно, будь они в Неаполе, о традициях гостепреимства князей ди Сант-Анна Арамису рассказал бы любой бродяга, однако тут, в чужом городе, такое поведение могло вызвать лишь недоумение. И все же, Коррадо не собирался отступать от привычки встречать посетителей именно так, как диктовала ему его спесь, и длинный перечень благородных предков, считавших что богатство не только должно быть, но и обязано быть заметным окружающим. Единственноле, что его раздражало, это сам особняк, никак не приспособленный для того, чтобы демонстрировать окружающим славу и величие княжеского рода.
Арамис: Поскольку в числе добродетелей Арамиса была не только осторожность, но и хорошая память, он был несколько удивлен тем, что князь упомянул свою состоятельность. Ведь о своей главной миссии мушкетер пока не проронил ни слова. Приняв сообразительность итальянца к сведению, Арамис бросил быстрый взгляд на накрытый стол, на котором всевозможные жаренья и ветчина соседствовали с овощами и зеленью, а бутылки с Каберне, Мальвазией и граппой приятно радовали глаз. Чуть в стороне можно было заметить и оценить вазочки с печеньем, суфле и бискотти. Хозяин определенно не был похож на скупца. Арамис простодушно улыбнулся, глядя на князя с тем выражением снисходительной любезности, с которым мужчины порой говорят о легкомысленных женщинах. - Дамы, Ваше Высочество... Ваш приезд в Париж не остался незамеченным, а наши дамы не только поистине очаровательны, но и весьма любопытны. Поскольку многие из них украсят своим присутствием предстоящий бал, Ваш покорный слуга получил строжайший приказ во что бы то ни стало передать Вам приглашение, и я не посмел ослушаться... Убежден, Вы уже успели покорить их заочно.
Коррадо ди Сант-Анна: Впрочем, Арамис несколько польстил разуму Коррадо - о деньгах тот упоминул так, мимоходом, просто констатируя тот факт, что светская жизнь сопряжена с расходами, и немалыми. - Дамы? Это интересно и завлекательно. Хм, дамы... Давайте, право, поговорим о них за едой - совместим пиршество разума, духа и тела так сказать, - Коррадо поднялся и под ручку провел своего гостя к столу, сервировку коего слуги только что закончили, - Заодно отведаем, чего Всевышний послал. Сегодня Всевышний послал князю гороховый суп с пастой, телячьи почки в сливках и коньяке, вермишель с ветчиной и шампиньонами, артишоки тушенные с помидорами, суп с фасолью и фенхелем, грудинку баранью по-флорентийски, отбивная из телятины по-милански, фасоль с ветчиной в пикантном соусе, шницель по-тоскански, клецки по-венециански, суфле из цветной капусты, филе миньон по-неаполитански, тушеный сельдерей, кабачки тушеные, фаршированные цветки тыквы, яблоки в тесте с граппой, печенье бисквитное, минестроне овощной, шоколадные бискотти с фисташками, миндальные бискотти с медом и некоторые другие вкусности. Из напитков имелись Каберне Совиньон, Каберне Фран, Треббиано, Мальвазия, Грекетто, Мерло, Неббиоло, Граппа (куда ж итальянцу без нее?) и оттоманский напиток, именуемый щербет. - Прошу Вас, - ди Сант-Анна указал Арамису на кресло и сам сел напротив, на другом конце длинного стола.
Арамис: Пышная трапеза, украшающая стол, занимала Арамиса мало, что объяснялось не столько благочестивой привычкой к воздержанию, сколько деловым характером визита, и телячьи почки с тушеным сельдереем занимали мысли мушкетера меньше всего. Впрочем, он отдал должное искусству поваров и виноделов, не забыв воздать хвалу Всевышнему за столь щедрый пир и столь щедрого хозяина. Пригубив Мальвазию, Арамис украдкой глянул на Сант-Анну, ожидая обещанного продолжения разговора, однако князь, следуя советам восточных мудрецов, полностью посвятил себя трапезе, не отвлекаясь на разговоры, и мушкетер решил взять беседу в свои руки. - Вы уже успели завести знакомства в Париже, князь? Летние вечера как нельзя более располагают к этому.
Коррадо ди Сант-Анна: - В некотором роде, шевалье. - по губам юноши скользнула легкая полуулыбка, которая с равным успехом могла означать и положительные, и отрицательные эмоции. - Хотя новые знакомцы, люди весьма достойные, в высшее общество Парижа, в большинстве своем не входят... Вы кушайте, кушайте сигнор. Я вижу, вы еще не пробовали фасоль, и совершенно напрасно... О чем, бишь, я? Ах да, знакомства. Итальянец вилкой, с надетым на нее куском шницеля, плавно описал в воздухе полукруг. - Должен заметить, в общении с прекрасным полом мне пока в Париже не везло. Королева-мать дала мне аудиенцию, но срочные дела потребовали ее внимания едва ли не раньше, чем я вошел. Более молодые сигнорины... из-за одной едва не пришлось палить, другая чуть не покалечила меня своей каретой... Нет, определенно не везет. Коррадо философски пожал плечами и отправил шницель туда, где ему и положено было находится. В свой желудок.
Арамис: - Благодарю, Ваше Высочество, я уже сыт, - Арамис промокнул губы салфеткой и, с чувством выполненного долга откинулся на спинку стула, превратившись в благодарнейшего слушателя и внимательного зрителя - то есть почти в идеального собеседника в понимании большинства из нас. Зрение рассказало Арамису куда больше, нежели слух. Ди Сант-Анна был весьма молод, импульсивен, непринужденная манера общения выдавала в нем человека раскованного и не слишком отягощенного оковами сурового воспитания, что в данных обстоятельствах было как нельзя более кстати. Рассказ князя при всей своей краткости этим выводам нисколько не противоречил, и Арамис счел возможным вернуть поток застольной беседы в нужное русло. - В таком случае, князь, предлагаю Вам пойти на обман. Ведь даже самую упорную судьбу можно обмануть, и где же, как не на карнавале? - Арамис улыбнулся своему визави и взял вновь наполненный слугой бокал, - Смените платье, наденьте маску, и сама Фортуна не сможет устоять перед Вами!
Коррадо ди Сант-Анна: - Карнавал... - князь чуть прикрыл глаза и мечтательно улыбнулся. - Было бы занятно сравнить французский карнавал с венецианским. Вы никогда не бывали в республике Сан-Марко, сигнор Арамис? Там знают толк в веселье. Но... - Коррадо встрепенулся. - На какую дату назначено сие увеселение? Успею ли я озаботиться костюмом?
Миледи: На этот раз кучеру не было дано распоряжения гнать во весь опор. Тем не менее, карета то и дело подскакивала на очередном вывороченном из мостовой булыжнике. Миледи отодвинула плотную занавеску и выглянула в окно. На небе тяжёлые тучи наползали одна на другую, уже давно скрыв за собой красное вечернее солнце. Было очень душно, как часто бывает перед грозой. И хотя ни одного раската грома не слышалось, ощущение надвигающейся бури не покидало Миледи. Разговор с кардиналом несколькими часами раньше породил множество вопросов, на которые так или иначе необходимо было найти ответы. Миледи раскрыла веер и сделала несколько коротких взмахов. Иллюзия притока свежего воздуха принесла некоторое облегчение. Итак, итальянский князь. Человек, о котором неизвестно ничего, кроме имени. Загадочная личность, раскрытие секрета которой может обернуться как поистине бесценными сведениями, так и наглядным примером впустую потраченного времени. Впрочем, выводы, сделанные из умозаключений, основанных на подозрениях, как известно, истинными оказываются только при огромном везении. Госпожу Удачу, бесспорно, стоит уважать, но полагаться на неё – никогда. Миледи щелчком сложила веер. Карета остановилась перед входом в особняк на улице Прувер. Лакей услужливо открыл дверцу и подал Миледи руку. Миледи лёгким жестом поправила причёску, подобрала юбки и вышла. - Жди меня у той ограды, - обернулась она напоследок к кучеру. Тот учтиво снял шляпу и поклонился, не вставая со своего места. Лакей захлопнул дверцу, вспрыгнул на запятки, и карета отъехала. Миледи направилась к входной двери. На троекратный стук бронзового молотка явился слуга, с поклоном вопросивший, чего изволит мадам. - Испроси для меня аудиенции у своего господина, князя ди Сант-Анны. Скажи, что леди Винтер желала бы побеседовать с ним насчёт даваемого на днях благотворительного бала-маскарада. Слуга снова поклонился, пригласил Миледи войти и попросил обождать несколько минут, тут же быстрым шагом направившись докладывать князю о прибытии гостьи.
Арамис: - Бал состоится послезавтра, князь, но я уверен, что для Вашего Высочества не составит труда за это время выбрать подходящий наряд, способный заинтриговать дам и поразить их кавалеров. Последние слова Арамис проговорил машинально, про себя задумавшись над словами итальянца. "Счастлив тот, для кого бал - лишь увеселение, а маскарад - приключение, приятно разнообразящее будни. "Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах..." Впрочем, ни к кротким, ни к плачущим мы с Вами, любезный Коррадо, никоим образом не относимся". Арамис поднял на князя безмятежный взгляд, в котором уже заняла свое место тень будущего аббата Д`Эрбле. - Но еще более, чем карнавальный плащ, Вас украсит приличествующее случаю пожертвование в пользу бедных обитателей Отель-Дье, Ваше Высочество. Христианское милосердие велит нам за весельем не забывать и о нуждах страждущих.
Коррадо ди Сант-Анна: "Ну вот мы и пришли к цели вашего визита, сигнор", удовлетворенно подумал князь. Будучи человеком неглупым, он отлично осознавал, что просто так, исключительно из почтения к его титулу и генеалогическому древу, никто и никогда его приглашать не станет. Людям всегда хочется несколько больше, чем они имеют - сколь много бы не имели. - Послезавтра? Немыслимо! - итальянец экспрессивно взмахнул вилкой, словно мечем, и насаженная на нее клецка едва не отправилась в полет. - Кто сможет сшить мне костюм за неполных полтора дня? Тем паче что завтра с утра я буду чрезвычайно занят. "И, вполне может быть, несколько мертв". Юноша вновь прикрыл глаза успокаиваясь. - Сказать по чести, не знаю что такое Отель-Дье, хотя полагаю это не то же самое, что и венецианские Пьомбы. - по губам молодого человека скользнула усмешка. - Но, полагаю, раз бал устраивают дамы, речь идет о пожертвованиях в пользу сирых и убогих. Что ж... Итальянец только собрался поинтересоваться у Арамиса, какую сумму уместно и прилично было бы пожертвовать, однако в этот момент в дверь особняка постучали. "Секундант", подумал князь. И ошибся. Однако когда Марко, ходивший встретить очередного нежданного гостя, вернулся и шепотом доложил о том, по какому поводу его желает видеть молодая красивая сигнора, аппетит у ди Сант-Анны едва не пропал от удивления. Впрочем, внешне он постарался не выказать эмоций. - Проси даму присоедениться к нам и поставь еще один прибор. - приказал он поднимаясь, дабы приветствовать незнакомку стоя, как то предписывал этикет.
Арамис: Имя леди Винтер обладало магическим свойством до предела натягивать нервы и обострять слух у всех, кто был с этой дамой хоть сколько-нибудь знаком, и даже Арамис, знавший об этой даме лишь понаслышке, но всегда - в связи с именем кардинала, безмолвно проклинал излишне деликатного слугу, прошептавшего цель визита миледи почти в самое ухо своего господина. "Однако эта история может оказаться интереснее, чем я полагал" - подумал Арамис, поднимаясь с места. Он не испытывал восторга от этого в высшей степени внезапного визита, и единственным, что его примиряло с ситуацией, было понимание того, что и сама миледи не была готова к встрече с мушкетером. Какой бы ни была цель ее прихода сюда, она, вероятно, рассчитывала оказаться с князем наедине, и Арамис невольно нарушал ее планы, что было неплохо просто само по себе. Словом, за те несколько минут, что леди Винтер поднималась по лестнице, Арамис успел справиться с удивлением и приготовиться к нежданному представлению.
Коррадо ди Сант-Анна: Кажется мне, сигнор Арамис, у вас появился конкурент. - улыбнулся князь. - Впрочем, когда речь заходит о даме... Не одной ли из тех, что просили вас навестить меня, а? Лицо итальянца приобрело лукавое выражение, однако ответить д`Эрбле не успел. Дверь в столовую отворилась и Марко доложил о приходе леди Винтер, которая и не замедлила явиться.
Миледи: Слуга вернулся без промедления и, вновь поклонившись, пригласил Миледи следовать за ним. Они поднялись по широкой лестнице, и слуга распахнул перед гостьей дверь в гостиную. Там, против горящего камина, за сервированным столом располагались двое. Глаза Миледи едва заметно прищурились на долю секунды, столь короткую, что это вполне могло ускользнуть от взгляда неопытного наблюдателя. Слуга бесшумно выскользнул за дверь. Сделав несколько шагов по направлению к столу, Миледи присела в неглубоком реверансе, долженствовавшем означать одновременно и уважение к хозяину дома, и к его гостю, и предупреждение о том, что по социальному положению она не ниже ни одного из присутствующих. На мгновение опустив взгляд, как того требовал этикет, Миледи успела привести в порядок мысли и вернуть себе внешнее спокойствие. Лицо князя было ей незнакомо. То, что этот человек не был Бэкингемом, она могла заявить с полной уверенностью. Однако этот факт не исключал возможной связи итальянского князя с английским герцогом. Второго кавалера Миледи узнала сразу. Один из небезызвестной четвёрки мушкетёров, любимцев господина де Тревиля, носил в миру имя Арамис, изъявлял желание стать аббатом, но, тем не менее, не отставал от своих друзей ни в возлияниях, ни в любовных утехах. С некоторых пор Его Высокопреосвященство уделял пристальное внимание этой четвёрке, а потому Миледи обязана была владеть хотя бы поверхностными сведениями о тех, в ком заинтересован кардинал. - Добрый вечер, господа. – Миледи выпрямилась и с улыбкой обратилась к хозяину особняка. – Князь, я, право, прошу простить меня за визит без предупреждения. Ваш слуга взялся сообщить Вам о цели моего посещения, однако не сказал, что у Вас гости. – Она вежливо наклонила голову в сторону мушкетёра. Поскольку официально друг другу представлены они не были, Миледи не подала вида, что знает, кто стоит по правую руку от князя. Осталось лишь узнать, зачем господин Арамис пожаловал в дом Коррадо ди Сант-Анны.
Коррадо ди Сант-Анна: - Сигнора, я счастлив вас лицезреть. - Коррадо вежливо поклонился. - Позвольте представить вам шевалье д`Эрбле. Коррадо с огромным удовольствием, хотя и неявно, окинул взглядом гостью. - Позволено ли мне будет пригласить вас к нашему скромному столу?
Миледи: Миледи снова вежливо склонила голову. Шевалье д'Эрбле. Насколько ей было известно, мушкетёр всегда представлялся не иначе, как Арамисом. Она мысленно дала себе обещание поразмыслить об этом позже, а пока… - Почту за честь, месье. Надеюсь, я не помешаю Вашей беседе с шевалье. Куда я могу присесть?
Коррадо ди Сант-Анна: - О, вот сюда. Марко уже накрыл вам место. Сигнор Арамис... Ах, вы не знаете, он предпочитает это имя... слишком умершвляет свою плоть. Но хоть вы отведаете эту чудную лазанью? Коррадо отодвинул стул.
Арамис: Хотя Арамис не имел чести знать миледи лично, воображение всегда рисовало ему нечто роковое, почти зловещее, некую femme fatale с гипнотическим взглядом, пылающим преданностью его Высокопреосвященству и ненавистью к его врагам, поэтому подлинная внешность этой во всех отношениях загадочной дамы вызывала у него вполне понятный интерес. Мушкетер был вознагражден с лихвой: леди Винтер оказалась подлинной красавицей, однако несколько иного типа: не искусительной демоницы, но очаровательной феи, опасной в своей невинной прелести. Даже самому Арамису пришлось мысленно прочесть "Отче наш" и заодно напомнить себе кое-что о должниках и искушениях, чтобы избавиться от нечаянных чар незваной гостьи и приветствовать ее положенным поклоном, достаточно галантным, но совершенно нейтральным.
Миледи: Миледи отметила про себя то, как был исполнен поклон Арамиса: с пристойной случаю вежливостью, не более того. Взгляд мушкетёра при этом был отрешённым и сосредоточенным, будто он вспоминал или обдумывал что-то, не имеющее отношения к происходящему в этой комнате. Тем не менее, Миледи послала Арамису очаровательнейшую из своих улыбок и изящно опустилась на отодвинутый князем стул. - Месье, коль скоро это блюдо удостоилось Вашей похвалы, я буду упрекать себя всю оставшуюся жизнь, если не попробую его. - С этими словами она взялась за серебряные нож и вилку. Лазанья действительно была выше всяких похвал. Воздавая ей должное в течение последующих нескольких минут, Миледи молчала, нарочито демонстрируя мужчинам свою готовность подождать, пока они закончат разговор. Возможно, что-то интересное проскользнёт в праздной беседе двух людей, увидеть которых за одним столом посланница Его Высокопреосвященства никак не ожидала.
Арамис: Красноречивое молчание миледи не ускользнуло от внимания Арамиса, так же, впрочем, как и белейший жемчуг ее зубов, и красивая линия губ ("Mea culpa, mea maxima culpa..."). Приближенная его Высокопреосвященства явно предпочитала роль наблюдателя. Однако беседа требовала продолжения, а князь - подробностей, и Арамис не увидел ничего предосудительного в том, чтобы посвятить леди Винтер в некоторые детали своего визита. В конце концов, ни одна благородная дама не сочтет благотворительность предосудительной, ибо бедные нуждаются в помощи, а умеренное сострадание так украшает женщин... - Мы с князем как раз обсуждали предстоящий благотворительный бал в пользу Отель-Дье, миледи. Вы наверняка о нем осведомлены, - произнес мушкетер, отвечая собеседнице не менее очаровательной улыбкой, - Да, Ваше Высочество, Вы совершенно правы в своих догадках: это приют для бедноты, дающий не только крышу над головой, но и необходимое лечение хворым... И, кстати, именно крыша, пришедшая в негодность, и послужила причиной для данного акта милосердия, что придает нашей миссии особую... возвышенность. Кстати, леди Винтер, князь любезно согласился принять участие в нашей затее. Полагаю, Вы также удостоите нас этой чести, миледи? И Арамис вновь обратился к гостье, воплощая собой любезность и предупредительность. В самом деле: продолжать прерванную беседу, игнорируя присутствующую при этом даму, казалось Арамису совершенно недопустимым нарушением приличий, а в данном случае - еще и элементарной глупостью.
Коррадо ди Сант-Анна: - Да-да, - поддержал Арамиса итальянец, - наверняка сигнора Винтер, вы станете истинным украшением этого бала. Коль скоро вы будете на нем, то мне не пойти на этот бал и вовсе будет грешно. Тем более, что такой повод как забота о бедняках... Я полагаю, организация проходит так же, как и везде и мне следует выкупить билет? Или же вы рассылаете приглашения, а уж гости сами жертвуют на благотворительность столько, сколько им подсказывает их милосердие? Рассуждая о сирых и убогих Коррадо отнюдь не забывал о содержимом своей тарелки и бокала.
Миледи: - Право же, месье, Ваши галантность и проницательность заставляют меня испытывать удовольствие и неловкость одновременно. – Миледи изобразила смущение, опустив взгляд на руку, пальцами которой задумчиво перебирала расшитую салфетку. Дьявол бы побрал этого необращённого священника! - Видите ли, Ваше Высочество, - обратилась Миледи к князю, - я нахожусь в ситуации, которую едва ли можно назвать приличной. - Голос её при этом был подстать выражению лица: смущённый, но вместе с тем наигранно-решительный ровно на столько, чтобы кавалеры поняли, в сколь неудобном положении оказалась гостья, вынужденная искать себе оправдание. – Я пришла, дабы иметь возможность обратиться к Вам с богоугодной просьбой. Однако, господин Арамис, по воле провидения пришедший первым, уже успел завести с Вами разговор об этом… Миледи отпила глоток вина и промокнула губы салфеткой, внешне пытаясь побороть смущение, на самом же деле, собираясь с мыслями. Предлог, под которым она появилась на пороге дома итальянского князя, в один момент обратился против неё, поставив в крайне затруднительное положение. По обыкновению список сильных мира сего, желающих и могущих, либо могущих и поддающихся на убедительные просьбы, заняться благотворительностью в каком-либо из случаев, составляется заранее. И появление двух просителей по одному и тому же вопросу категорически недопустимо. Это может быть сочтено как навязчивостью и давлением, так и оскорбительной невнимательностью к потенциальному благодетелю. «Всё известно лишь Господу Богу» - говаривал отец Жозеф. Появление Арамиса невозможно было предвидеть. Насколько могла судить о нём Миледи, это не тот человек, который, при всей своей набожности и видимом благонравии, придёт на встречу с иностранным князем ради починки приютской крыши. Как, впрочем, и сама Миледи. Какие же цели преследует этот будущий священник в плаще мушкетёра?.. - Конечно же, я буду на этом балу, Ваше Высочество. Помощь обездоленным сиротам – одна из первейших обязанностей истинной католички.
Коррадо ди Сант-Анна: - Определенно, не вижу в сём ничего неприличного. - пожал плечами князь, и нацелился на кусок лазаньи. - Шевалье сказал мне, что его просили ходатайствовать о моем участии дамы, и вот - одна из дам здесь. Тем более, - тут никогда не жаловавшийся на отсутствие апетита Коррадо наконец отвлекся от еды и с улыбкой поглядел на Миледи, - столь очаровательная. Невдомек было итальянцу, что его слова можно было истолковать и в пользу его связи с герцогиней де Шеврез.
Арамис: Если бы до сего момента шевалье Д`Эрбле позволял себе сомневаться в существовании Господа Бога, во время монолога миледи он бы истово уверовал. Арамис же лишь привычно вознес Всевышнему хвалу. Определенно первую партию, сам того не зная, выиграл он. Приди молодой человек на час позже, он оказался бы в положении, пожалуй, еще более двусмысленном, нежели леди Винтер сейчас. Однако игра только начиналась, а карты миледи оставались закрыты, и Арамис был склонен не без оснований полагать, что добрая самаритянка - всего лишь изображение на их "рубашке". - Вашими устами глаголет само милосердие, сударыня, - учтиво произнес Арамис с самой приятной из своих улыбок, - Увы, иногда Провидение предпочитает вершиться руками скромнейших из своих слуг, неисповедимы пути Господни... Однако я счастлив нашей встрече здесь: она красноречиво свидетельствует о единстве наших помыслов и о правдивости моих слов. Последние слова были произнесены с улыбкой настолько милой, что не одна белошвейка Парижа ради нее закололась бы собственной иглой. Арамис поднял бокал, не сводя глаз с миледи. - Предлагаю поднять бокалы за наших прекрасных дам, князь! Их доброта и красота служат истинным украшением этого города.
Коррадо ди Сант-Анна: - Вы совершенно правы сигнор. Охотно поддерживаю вас. - ответил итальянец, в ответ поднимая свой бокал.
Миледи: Миледи позволила себе вздохнуть, соединив в этом вздохе облегчение мнимое и реальное. Не стоит надеяться на чрезмерное простодушие итальянского князя. За личиной аристократической лености наверняка скрывается острейший ум. Сделав вид, что не замечает ужасающей неловкости ситуации, Коррадо ди Сант-Анна оказал своей гостье огромную услугу. А упомянув о "ходатайствовании дам" мгновенно заставил вспомнить о тайне исповеди, завеса которой - на благо Франции - была приоткрыта монашеской рукой... Миледи дала себе слово обдумать это позже, а сейчас, когда Арамис (улыбку мушкетёра она не оставила без внимания и ответа) поднял бокал, предлагая тост, а князь его поддержал, пришло самое время пустить в ход женские чары и завести пустую светскую беседу. - Господа, Вы столь великодушны, что я чувствую себя обязанной отблагодарить вас! Примете ли Вы в качестве благодарности скромное обещание каждому одного танца на завтрашнем балу? - Миледи одарила князя загадочнейшим из взглядов. - Ваше Высочество, я никогда не была в Италии. Окажите мне любезность и удовлетворите моё любопытство. Одни говорят, итальянские балы поражают воображение, оставляя в памяти неизгладимый отпечаток истинно прекрасного. Другие протестуют, будто самые роскошные балы - французские. Третьи берутся утверждать эталоном светского увеселения английские. Какую сторону примете Вы в этом споре? И Вы, месье Арамис? Как бы невзначай упомянутая Англия... Такое упоминание не должно вызвать подозрений, особенно если вопрос адресован всем присутствующим. Зато умело направленная в нужное русло беседа может принести определённые плоды.
Cherubino: Путь от Люксембургского дворца до Сены Керубино преодолел за каких-то полчаса, подгоняемый опасением опоздать, и пусть он задержался на Новом Мосту, против воли прельщенный выходками размалеванного комедианта у балагана двух зубодеров, часы на Самаритянке пробили половину девятого, когда он оторвался от захватывающего зрелища и дал коню шенкеля. Верный Баярд укоризненно глянул на своего господина через плечо, всхрапнул и неспешно понес его к недостроенной церкви св. Евстафия. Еще несколько минут юноша убил, исследуя улицу Прувер, сначала в одном направлении, потом в другом, но, обнаружив, что из окна нужного ему дома за ним с подозрением наблюдает слуга с мушкетом, натянул поводья. Некоторое время он и слуга внимательно смотрели друг на друга, затем Керубино послал Баярда вперед неторопливым шагом, улыбаясь самой вымученной своей улыбкой и надеясь, что ливрея герцога Орлеанского окажется знакома странному охраннику, несмотря на сгущавшиеся сумерки. – Добрый вечер, – произнес он учтиво. – Я шевалье д’Исси, я прибыл к князю ди Сант-Анна по делу чести. Слуга задумчиво почесал в затылке, сплюнул на мостовую и посоветовал: – А вы бы в дверь постучали, сударь, это дворецкого дело, не мое. Керубино легко соскочил с коня, обмотал поводья вокруг ближайшей тумбы и решительно схватился за дверной молоток, тут же вырвавшийся из его рук вслед за распахнувшейся дверью. Появившийся на пороге до неприличия молодой дворецкий окинул его внимательным взглядом и пригласил его внутрь. – У его светлейшего сиятельства гости изволят быть, – чопорно сообщил он, словно возмещая тоном явный недостаток возраста. – Извольте повременить, сударь, я доложу о вас. Керубино молча кивнул, с трудом удержавшись, чтобы не высунуть язык, как только тот повернулся к нему спиной.
Коррадо ди Сант-Анна: Дворецкий у меня молодой. - Что тут сказать, сигнора? В Англии я не бывал, но говорят - только говорят - что там безумно скучно. - с улыбкой ответил Коррадо. - Что касается сравнения балов итальянских с французскими, то ответ я вам дам послезавтра. Князь лукаво улыбнулся. - Во время обещанного танца, хотя коли на балу присутствует столь блистательная, как внешне, так и по уму, и очаровательная дама, скучно там точно не будет. Едва итальянец закончил пангерик леди Винтер, как в дверь проскользнул Франсуа, лакей нанятый в париже, и почтительно склонившись к уху своего хозяина произнес: "У двери стоит некий молодой дворянин и утверждает, что у него к вам дело". "Есть ужин званый, а это получается - незваный. Впрочем... Почему нет?" - подумалось Коррадо. - Марко, прими нового гостя. Домоправителю вновь пришлось мчаться ко входной двери, а князь тем временем с улыбкой оглядел присутствующих. - Забавно будет, - произнес он, - если прибыли по тому же делу. Франсуа, подай еще прибор... Или не один, если гостей несколько.
Арамис: Внезапный визит очередного гостя избавил Арамиса от необходимости поддержать беседу и отпустить пару-тройку ничего не значащих замечаний об особенностях балов по обе стороны Ла-Манша, поэтому он лишь успел пожать плечами с видом человека, который признает достоинства всех дворов Европы и не видит преимущества ни за одним из них. Ситуация становилась всё интереснее. Приезжий итальянский князь внезапно оказался едва ли не в центре событий, явив себя персоной, по всей видимости хорошо известной баронессе де Брэ и одновременно вызывающей живой интерес у кардинала. Арамису оставалось всего лишь смотреть, слушать и сопоставлять всё новые и новые факты, которые так охотно перед ним раскрывались.
Миледи: Ответ князя не удивил Миледи. Она и не ждала, что бесценная информация о возможно существующей связи итальянца с Бэкингемом, как по волшебству, проявится при первом же намёке. Намёке, надо сказать, смутнейшем из возможных. Миледи едва успела взглянуть на Арамиса, чтобы выслушать и его, однако тот лишь пожал плечами, судя по всему, не намереваясь вступать в пустую полемику, и устремил взгляд на двери гостиной. Миледи грациозно обернулась. В дверях возник юноша, почти мальчик, в костюме пажа. Миледи окинула его взглядом с ног до головы, припоминая, что видела этого юнца в свите герцога Орлеанского. Определённо, вечер становился всё интереснее.
Cherubino: Дворецкий вернулся почти сразу, принял у юноши его плащ, заверил его, что о его лошади позаботятся, и проводил его в просторную комнату, где за роскошно накрытым столом сидели двое мужчин и одна женщина. При всей необходимости немедленно опознать среди двоих хозяина дома, Керубино не мог оторвать глаз от представившейся его взору изумительной красавицы и, когда она, в свою очередь, взглянула на него, почувствовал, как его щеки вспыхнули. – Сударыня. – Опомнившись, он сорвал с головы шляпу и низко поклонился. Затем последовали еще два поклона. – Ваше высочество. Сударь. Судя по небрежному одеянию одного из двух мужчин, тот никак не мог быть гостем, и Керубино по всем правилам этикета поприветствовал его сразу же после дамы. Дворецкого исправил. А в дверь я не стучал, она сама открылась. У Вас очень наблюдательный дворецкий – мне кажется, он должен был бы Вам сообщить, кто я и зачем явился. Ну хотя бы на ухо, а?
Коррадо ди Сант-Анна: Исправил Между прочим, я тоже смуглый и черноволосый. - Рад видеть вас сударь. - уже почти наевшийся князь смотрел на д’Исси с благожелательностью перепившего бегемота. - Вы тоже прибыли по делу? Неужто тоже от дам? Прошу вас распологаться и угощаться, сигнор?.. Окончание фразы намекало на то, что имени гостя Коррадо не знал, но услышать бы хотел.
Cherubino: Отчаянно борясь со своим смущением, Керубино отвесил хозяину дома еще один учтивый поклон, и трудно было бы сказать, за кого ему было более неловко – за слишком молодого дворецкого, позабывшего передать своему господину имя и поручение его гостя, или за князя, вынужденного сейчас покрывать его ошибку. – Шевалье д’Исси, паж его высочества герцога Орлеанского, – произнес он. – Покорнейше прошу прощения, я неправильно рассчитал время и, кажется, прибыл раньше назначенного срока. Ведь девяти еще не пробило? Даже если бы судьба Бутвиля и Шапеля не вспоминалась ему каждое утро, он никогда не стал бы высказывать цель своего визита в присутствии дамы. Поднимая вопросительный взгляд на князя, юноша искренне понадеялся, что избранный им способ намекнуть тому на причину своего появления (которым, сказать честно, он немало гордился) достигнет своей цели. Прошу прощения за ошибку: в анкете этого не было, а аватар у Вас не особо южного вида.
Коррадо ди Сант-Анна: - Нет, не пробило. - вздохнул князь, вспоминая о том, кто должен был явиться в это время. - Впрочем, лучше рано, нежели поздно, шевалье. Аточность, так это вежливость королей. Итальянец слегка улыбнулся и добавил: - Надеюсь, вы не особа королевской крови? И присаживайтесь, шевалье, разделите с нами трапезу. Нам с сигнором Арамисом и сигнорой Винтер необходимо уладить одно дело, а затем - я полностью в вашем распоряжении. К секунданту де Монтрезора он неприязни не испытывал, да и самого графа вызвал будучи усталым, голодным и озлобленным оттого на весь белый свет.
Арамис: "Паж герцога Орлеанского? Черт возьми, я нисколько не удивлюсь, если через четверть часа сюда явится конюший короля, а через полчаса - секретарь королевы-матери! Не слишком ли быстро заезжий итальянский дворянин стал таким лакомым куском для сильных мира сего? Пожалуй, слишком быстро для простой шалости судьбы... Интересно, чего желает их высочество от нашего светлейшего сиятельства?" Скрывая все возрастающее любопытство, Арамис сдержанно кивнул юноше и вновь обернулся к своим собеседникам. - Вижу, у вас настоящий день визитов, князь. Нам с леди Винтер была уготована роль благих вестников предстоящих увеселений, но дела не ждут... Посему я считаю свою миссию выполненной и непременно передам отсутствующим здесь дамам, - любезный поклон в сторону миледи, - что князь ди Сант-Анна согласен принять их приглашение. Если появление миледи вызвало интерес, дав почву для размышлений, то приход пажа стал еще и определенной удачей, поскольку мог послужить прекрасным поводом для одновременного ухода обоих "благотворителей", и Арамис украдкой наблюдал за миледи, размышляя, найдет ли она способ задержаться, не нарушив приличий.
Миледи: Миледи с удовольствием отметила, как покраснел под её взглядом юный паж, и одарила его милостивой улыбкой . Этим стоило воспользоваться, особенно учитывая то, кому именно он приходился доверенным лицом. В сознании миледи эхом отдавались слова отца Анжа о стычке итальянского князя и герцога Орлеанского. Ей требовалось во что бы то ни стало получить информацию об этом конфликте из первых уст. А кто может быть осведомлён о случившемся лучше, чем поверенный одного из главных действующих лиц? Арамис поднялся, явно намереваясь уйти. Миледи встала. - Ваше Высочество, не смею больше отвлекать Вас от дел. Волею Провидения мы с господином Арамисом явились к Вам в одно и то же время с одной и той же просьбой. Наилучшим финалом нашей беседы я полагаю то, что и покинем Ваше гостеприимное общество одновременно. Благодарю за чудесный ужин. Компания столь остроумных и галантных кавалеров доставила мне ни с чем несравнимое удовольствие. Ожидаю встречи на грядущем балу. Завтра утром я пошлю к Вам слугу с приглашением. Миледи умолкла и сделала реверанс. Вынужденная покинуть поле боя без ценных трофеев, она уже обдумывала возможность получить необходимые сведения по окончании чужой битвы.
Коррадо ди Сант-Анна: Князь так же поклонился леди Винтер. - Только не забудте передать с ним записку о том, каков взнос на сие богоугодное дело мне внести должно, сигнора. И позвольте еще раз вас заверить в том, что я отныне - ваш покорный слуга. - ответил он и повернулся к мушкетеру. - Сигнор Арамис, я также счастлив знакомством с вами... Вот тут князь запнулся, поскольку взгляд его упал на шевалье д`Исси, и он отчетливо осознал, что секунданта у него нет, и до пяти утра он уже его навряд ли найдет. - ...и, если вас не затруднит, я бы хотел просить вас об одном одолжении. Вас не затруднит задержаться еще на четверть часа? "Бог с ним, что неудобно. - подумал он. - К де Брешвилю я обратиться не могу, ему по должности положено дуэлям препятствовать, а не быть на них секундантом, а где живет де Брэ я не знаю. Печально, что они меня не дождались..."
Cherubino: Керубино благодарно наклонил голову и уже хотел заверить князя, что, если в его жилах и текут какие-то капли королевской крови, он об этом и не подозревает, когда столь небрежно высказанное намерение неизвестной красавицы удалиться на мгновенье лишило его дара речи. – Но су-сударыня, и вы, сударь, – запротестовал он, переводя встревоженный взгляд с женщины на мужчину и назад, – неужто я так похож на людоеда, что одно мое появление способно лишить его высочество вашего общества? Право, я… Тут он сообразил, что хозяин дома даже не попытался удержать свою гостью, и, покраснев до ушей, прикусил губу и опустил глаза.
Арамис: В сущности Арамис не был настроен мистически. Что делать: жизнь мушкетера способствовала материалистическому взгляду на мир и подтверждала его почти ежедневно. Исход дуэли более, чем от Божьего Промысла, зависит от мастерства дуэлянтов, от Бастилии скорее избавит господин де Тревиль, нежели усердная молитва, а женщины любят вовсе не за то, что ты зашил в свой ворот кусок мандрагоры. Сколько бы ни взывали к неведомым силам астрологи и цыганки, всему существует свое, более прозаичное и, как правило, менее интересное объяснение. Однако иногда... Иногда в бесстрастном ходе событий сквозит нечто, очень похожее на волю Рока. И этим вечером Рок явно предпочитал Арамиса миледи, упрямо скрывая тайны этого дома от дамы и предлагая ввязаться в них мушкетеру. "Нам не дано узнать заранее исход дела, но узнать, в чем состоит само дело, я могу". С этой оптимистичной мыслью Арамис отвесил в высшей степени любезный поклон миледи, вложив в него всю галантность, отпущенную Господом, и... с некоторым удивлением обернулся к пажу. "Кажется, мальчишка готов потерять голову. Интересно, как далеко может зайти его симпатия к незнакомке?.."
Миледи: Миледи только переложила веер из одной руки в другую. ничем не выдав своей досады. На самом же деле, ей хотелось переломить дорогую вещицу пополам. - Ваше Высочество, благотворительность есть дело сугубо личное и добровольное. И лишь от Вас зависит, какую сумму получат несчастные сироты. Ваши благородство, совесть и вера в Господа нашего подскажут Вам правильное решение. - Голос миледи набожно дрогнул при этих словах. Она обернулась к Керубино и тонко улыбнулась. - Сомневаюсь, чтобы людоеды были столь галантны, шевалье. Если то будет угодно Провидению, мы ещё встретимся с Вами. Решайте свои дела, господа, я вас покидаю. Миледи вышла из гостиной и, провожаемая слугой князя, спустилась по широкой лестнице в холл. Догадывался ли итальянский князь о том, как опасно оставлять свою прекрасную гостью свидетельницей их разговора с Арамисом и пажом герцога Орлеанского? Миледи склонна была полагать, что такая "предусмотрительность" не более, чем случайность. Однако, в этом необходимо было удостовериться. И она уже знала, как именно. Сам того не подозревая, князь предоставил ей шанс убить двух зайцев одним выстрелом, получив всю интересующую её информацию из первых уст. Миледи покинула особняк и направилась к тому месту, где её должна была ожидать карета. Об опасностях, которые встречаются на ночных улицах
Коррадо ди Сант-Анна: Когда леди Винтер покинула комнату, князь повернулся к Арамису и произнес: - Шевалье, мне, право же, очень неловко, но обстоятельства не оставляют мне иного выбора. Я мало с кем знаком в Париже, но... завтра мне предстоит дело чести, а я совершенно лишен секунданта. Вы не окажете мне услугу стать им? Я понимаю, что не вправе просить вас об этом, но более мне сейчас обратиться просто не к кому. Сигнор д`Исси, вы таки намерены стоять, или все же исоеденитесь к нашей трапезе?
Cherubino: Провожая взглядом восхитительное видение, Керубино не сразу осознал всю значимость произнесенных князем слов, а осознав, перевел на так и не названного ему гостя смущенный взгляд. Странное поведение князя получило, наконец, свое объяснение: неудивительно, что тот не стал задерживать неизвестную красавицу. И хотя в глубине души юноша не мог не сожалеть, что ее имя так и не было названо, упоминания о поручении, которое он взял на себя, хватило, чтобы дать его мыслям другое направление. – Я вам более чем благодарен, ваше высочество, – учтиво произнес он, – но, к моему величайшему сожалению, я не могу долго задерживаться. В самом ли деле секунданту запрещалось принимать что-либо в доме «врага», или подобный обычай существовал только при дворе славного короля Артура, или же это касалось только сарацин, он не был уверен, но повредить это не могло.
Арамис: Как и большинство дворян того времени, Арамис не испытывал особого почтения к эдиктам короля, но никак не ожидал того же пренебрежения со стороны герцога Орлеанского и едва подавил ухмылку, представив вероятный разговор Людовика с его непослушным братом. Впрочем, такой шаг со стороны принца скорее внушал ему уважение, и на предложение князя Арамис ответил любезным поклоном. - Не смею отказать вам, князь... "...И надеюсь, что до того я сам не окажусь где-нибудь в Консьержери, а то и в Бастилии. Что ж, будем уповать на милость Божью и милосердие капитана заодно".
Коррадо ди Сант-Анна: - В таком случае, не будете ли вы любезны обсудить условия картеля с шевалье? Я бы желал обойтись лишь шпагами, без даг, кинжалов, щитов и прочего. Оскорбление не является для меня смертельным, но примирение без обмена ударами невозможно. - Коррадо встал из-за стола. - Раз уж вы выразили желание оказать мне любезность, я покуда покину вас, роелику негоже мне присутствовать при беседе секундантов. Шевалье... Князь поклонился Керубино.
Арамис: Когда ди Сант-Анна вышел, Арамис, до того момента не удостаивавший пажа особым вниманием, наконец обернулся к Керубино, так и не принявшему приглашение князя вкусить прелестей итальянской кухни. - Разрешите представиться. Арамис, мушкетер его величества. С кем имею честь, сударь? Смущение молодого человека, вероятно, объяснялось небрежностью князя, так и не представившего гостей друг другу, однако мушкетер уже успел познакомиться с непринужденностью нравов его светлейшего сиятельства и решил взять церемонии на себя.
Cherubino: Керубино проводил князя взглядом, в котором в равной степени смешивались восхищение и недоумение. Столь легкое отношение к предстоящей дуэли пугало и завораживало одновременно, и юноша не мог не задаться вопросом, во скольких поединках должен был участвовать этот совсем молодой еще человек, прежде чем усвоить такое пренебрежительное отношение к возможной смерти или ранению. – Шевалье д’Исси. – Керубино поклонился, мысленно благодаря судьбу, что до сих пор ему не пришлось сдвинуться с места и тем самым невольно подчеркнуть свое увечье. – Я отношусь к слугам его высочества герцога Орлеанского и имею честь представлять интересы графа де Монтрезора. Легкий румянец окрасил его щеки – хотя он и не лгал, не называя вновь своей должности, не испытать неловкости от такого умолчания он не мог.
Арамис: "Ах вот что. Монтрезор..." Арамис кивнул, принимая сказанное к сведенью. "Значит, наш темпераментный князь успел поссориться с фаворитом Орлеанского. Честь дамы? Вряд ли ди Сант-Анна успел так быстро обзавестись дамой сердца. Оскорбление? Возможно. Политика? Вряд ли. Хотя... Нет, если бы граф де Монтрезор застил небо его высокопреосвященству, Красный Герцог обошелся бы менее экзотичными средствами". В итоге размышлений, пролетевших для пажа тем более незаметно, что они были скрыты за дружелюбной улыбкой настоящего мушкетера и кротким взглядом будущего аббата, Арамис всё же остановился на оскорблении, поскольку этот повод не требовал ни времени, ни особых причин: непростительной дерзостью могло стать что угодно - и косой взгляд, и цвет плюмажа. - Итак, шевалье, вы слышали пожелания князя относительно оружия. Надеюсь, у вас нет возражений?
Cherubino: Керубино покачал головой. Теперь, связав пренебрежение, с которым говорил о предстоящей дуэли князь, со спокойствием Монтрезора ранее, он понял, что речь не шла о серьезном оскорблении и несколько пролитых капель крови удовлетворят обоих. Следовало ли в таких обстоятельствах сделать попытку добиться полного примирения или ни один из противников заведомо не откажется от поединка, зная, что жизни его и здоровью ничего не угрожает? В очередной раз юноша мысленно проклял свою неопытность в делах чести. – Как вы думаете, сударь, – нерешительно спросил он, решив, наконец, что в отсутствие самого князя он мог хотя бы попытаться, – стоит ли рисковать жизнью или свободой ради чего-то, что, как мне кажется, столь ничтожно затрагивает честь наших друзей? То есть… Спохватившись, что его слова можно понять совершенно превратно, юноша снова вспыхнул. – Я ничего не боюсь, – торопливо сказал он, – но мне кажется, что истинный друг и добрый христианин попытается остановить друга в таких обстоятельствах.
Арамис: - Я не сомневаюсь в вашей храбрости, сударь, - мягко произнес Арамис, - Так же, впрочем, как и ваших благих намерениях относительно предстоящего поединка. Вы правы, долг христианина - предотвратить бессмысленное кровопролитие, воззвав к благоразумию и милосердию обеих сторон... Однако, признаться, мне неизвестны обстоятельства, при которых был сделан вызов. Вероятно, вам об этом известно поболе моего? Я не сторонник дуэлей, шевалье, однако в определенных обстоятельствах примирение попросту невозможно. И Арамис пожал плечами с сокрушенным видом пастыря, денно и нощно спасающего заблудших овец. - Так вам известны детали, друг мой? Расскажите мне о них, и кто знает - возможно, нам удастся спасти жизни двух благородных дворян!
Cherubino: Керубино взглянул на собеседника с невольной благодарностью. Любезность молодого человека, вкупе с выказанным им благородством, не могла не произвести на него впечатления: общение с пажами и придворными его высочества почти уже изгладили из его памяти осознание, что истинный дворянин должен повиноваться в первую очередь велению Создателя и уже затем тревожиться о делах мирских. – Мне неизвестны обстоятельства, при которых был брошен вызов, – честно признался он, – но мне кажется, что ни граф де Монтрезор ни его высочество не… не горят жаждой отмщения? Юноша поднял на Арамиса встревоженный взгляд голубых глаз. Если бы он мог выразить словами то, что чувствовал! Разговор с Монтрезором оставил после себя ощущение, что нанесенное оскорбление не было серьезным, иначе вопрос был бы решен на месте. А теперь эти непонятные слова князя об обязяательном обмене ударами, как если бы ему дано было решать, что дуэль не закончится смертью? Да будь он даже лучшим фехтовальщиком в Европе, никто не знает воли Создателя. А если бы он, Керубино, был более склонен к обидам, неужто он не оскорбился бы подобным пренебрежением к мастерству своего друга? Нет, князь не мог иметь в виду так, походя, задеть своего противника, это было бы недостойно дворянина, но тогда как понимать его слова, как не намек, что он сам вовсе не жаждет поединка? Памятуя, сколь ничтожна была причина, вызвавшая роковую дуэль на Королевской площади, стоившая жизни одному из секундантов, барону де Бюсси, еще до того, как на всех остальных участников пала грозная тень эшафота, юный паж не мог не задаться вопросом, не были ли странные слова князя намеком, что он предпочел бы разрешить дело миром. Однако сказать это секунданту противника не представлялось возможным, и Керубино оставалось лишь беспомощно надеяться, что мушкетер, как человек, без сомнения многоопытный в делах чести, поймет его колебания. cм. "Заметки на полях истории"
Арамис: Настойчивость юноши, с которой он пытался уберечь своего попечителя от возможной дуэли, вызвала у Арамиса удивление. Вместо того, чтобы обсудить оружие и место для уже назначенного поединка, секундант графа поминал христианский долг и, кажется, был готов молить о примирении, что было вдвойне странно и как для секунданта, и как для молодого человека, чья кровь бурлит в жилах от сознания своей миссии. На сей раз взгляд мушкетера еще внимательнее прошелся по лицу пажа, по нежным щекам, покрытым румянцем волнения, ясным глазам, опушенным длинными ресницами, шелковистым кудрям... "Уж не питает ли этот юный повеса к графу де Монтрезору чувства более нежные, нежели подобает секунданту? Он назвал его другом. А известно, что иная дружба предпочитает звону клинков полумрак алькова". Пусть слухи о подобных склонностях Монтрезора никогда не достигали слуха Арамиса, разве помешало бы это платонической влюбленности этого мальчишки? Да и платонической ли? Усилием воли мушкетер остановил поток мыслей на столь щекотливую тему и с вежливым недоумением скрестил руки на груди. - Положим, я также не заметил в князе ни ярости, ни жажды мести, но что вы, собственно, хотите предложить, шевалье? Возможно, вам показалось, что мы с князем ди Сант-Анна состоим в отношениях дружбы, однако это не совсем так. Я - лишь случайный гость его сиятельства, и его предложение мне также продиктовано случаем. Не думаю, что он прислушается к моему совету отказаться от поединка. Как только стало ясно, что Керубино знает о ссоре ди Сант-Анны и Монтрезора не более самого Арамиса, мушкетер несколько утратил интерес к этой истории и теперь лишь хотел завершить разговор, судя по всему бесплодный, как статуэтка Девы Марии.
Cherubino: Керубино покраснел до самых кончиков ушей и прикусил губу, прилагая все усилия, чтобы ничем не выразить своего смущения. Безукоризненно вежливый тон Арамиса ясно показывал, что тот либо не разделял его сомнений, либо и вовсе не задумывался о возможности остановить дуэль. Быть может, надо было быть очень близким другом, чтобы предлагать примирение? В конце концов, кто он сам графу де Монтрезору – случайный знакомый, выбранный лишь потому, что никого из его приятелей рядом не оказалось… – П-прошу прощения, – пробормотал он, – конечно же, вы совершенно правы. Я… – Он сделал титаническое усилие, чтобы припомнить, что следовало обсудить. Кому из противников принадлежало право выбора оружия, да и кто из двоих был оскорбленным, а кто вызванным? Какое счастье, что это неважно, но никудышный же из него секундант… – Граф де Монтрезор также выказал предпочтение шпаге, а временем встречи было назначено, если не ошибаюсь, пять утра? Юноша поднял вопросительный взгляд на Арамиса. А ведь мушкетер это не придворный, у него есть свои обязянности по службе, он не может также свободно распоряжаться своим временем как все они. Ой, надо будет попросить господина графа договориться с начальником пажей…
Арамис: "А князь - ранняя пташка. Но тем лучше". Желал ли князь обагрить землю в лучах рассвета или намеревался побыстрее нанести положенные царапины, дабы без помех заняться костюмом для предстоящего маскарада - в любом случае его решение полностью устраивало мушкетера. Арамис также полагал раннее утро вполне подходящим временем для улаживания не слишком важных дел - стоящих крови, но не стоящих внимания. Уже не говоря о том, что в столь ранний час добропорядочные буржуа предпочитают видеть сны, а не запрещенные эдиктами беседы двух дворян, и ни граф Рошфор, ни капитан де Тревиль, ни прочие влиятельные особы не станут жертвовать парой часов сна ради того, чтобы вновь за каким-то дьяволом в пять утра вспомнить о судьбе несчастного мушкетера и снова доставить ему очередные неприятности. - Отлично, шевалье. Значит, шпаги. Предлагаю дивное местечко на Пре-о-Клер возле аббатства Сен-Жермен, и да свершится воля Божья! Не стоит печалиться, друг мой, - Арамис коснулся плеча юноши, которому, судя по всему, последний аргумент не показался убедительным, - Помните: не исповедимы пути Господни, и не нам судить о Его деяниях. Будем надеяться на исход, благополучный для всех нас.
Cherubino: Юноша молча наклонил голову. Да свершится воля Божья, в самом деле. Не в первый и не в последний раз ему пришло в голову, что никакому человеку не под силу понять душу другого и счастье, что Господь Всевышний не только всемогущ, но и всеведущ. – Будем надеяться, – согласился он и облизнул губы, опасаясь, что его голос прозвучал хрипловато. – В таком случае, я буду иметь честь вновь видеть вас уже завтра… сударь. В последнюю минуту Керубино все же не стал произносить странного имени своего визави. Тот, безусловно, был дворянином, это бросалось в глаза, но почему его так странно зовут? Дружеское прозвище – так ведь они же не друзья?..
Арамис: - Я буду рад этой встрече, шевалье, - Арамис любезно склонил голову, - А пока прощаюсь, и да хранит вас Господь на темных улицах Парижа. Надеюсь, никакие случайности не помешают нам встретиться снова. По вполне понятным причинам Арамис желал этого в первую очередь себе самому. Паж герцога Орлеанского не выглядел ни искателем приключений, ни лакомым куском для ночных грабителей, и в его сохранности до завтрашнего утра мушкетер был почти уверен. Что же до драгоценной шкуры самого Арамиса, то на нее в последнее время покушались так возмутительно часто, что было впору отказаться от ножен и ходить со шпагой наперевес. Под аккомпанемент прощаний за спиной Арамиса возник слуга князя, и его живое южное лицо выражало явное желание вступить в беседу сразу же, как будет позволено.
Cherubino: Появление лакея послужило для Керубино сигналом к уходу: очевидно было, что князь, видимо, не желая смущать секунданта противника, решил воздержаться от возвращения. Однако взгляд слуги столь явно выражал его желания, что юный паж, хоть он и подозревал, что дело его не касалось, великодушно кивнул. – С позволения вашей светлости, – акцент лакея был настолько выраженным, что Керубино мог понять его только благодаря выработавшейся в Люксембургском дворце привычке, – дама, что была здесь, просила вас, чтобы вы ее провели. Домой провели. Одной опасно. Глаза пажа широко раскрылись, и он стремительно сделал шаг к двери. Хотя лакей и обращался к нему, поручение его могло в равной мере касаться и Арамиса, но юноша не собирался упускать случая вновь увидеть таинственную незнакомку, даже если она всего лишь скажет ему, что просила о сопровождении мушкетера, а не какого-то мальчишку. – Разумеется, – быстро сказал он, обращаясь к слуге, и поклонился Арамису. – Доброй ночи вам, сударь. Стараясь не слишком хромать, Керубино поспешил к выходу, на ходу гадая, что могло приключиться с его верным Баярдом. Об опасностях, которые встречаются на ночных улицах
Арамис: Керубино вышел из комнаты так стремительно, что у Арамиса не возникло нужды скрывать свои чувства. Быстро подойдя к окну, он с досадой хлестнул перчатками по ладони: как и следовало ожидать, карета миледи все еще стояла у дома князя. Леди Винтер ждала юного пажа и полной информации о предстоящем поединке заодно. - Надеюсь, у мальчишки достанет ума не посвящать ее в подробности дела, - пробормотал Арамис, наблюдая, как паж подъехал к карете и склонился перед приоткрывшейся занавесью, - Премилая история выйдет, если завтра к нам внезапно присоединится рота гвардейцев его высокопреосвященства... Тогда уж сам король не спасет меня от Бастилии. Сказано же: "Не искушай Господа Бога своего..." - Сударь, его светлейшее сиятельство желают вас видеть. Отвернувшись от возмутительного зрелища, Арамис последовал за дворецким и несколько минут спустя оказался в библиотеке, где и застал хозяина дома за чтением. - Ваше высочество, шевалье д`Исси заверил, что никаких возражений против вашего выбора оружия господин граф не имеет. Поединок состоится на Пре-о-Клер. Надеюсь, вам знакомо это место? Его нередко выбирают для дел чести, подобных нашему.
Коррадо ди Сант-Анна: - Знакомо? - князь поднялся, отложил томик Плиния-старшего, который перелистывал во время беседы секундантов и удивленно изогнул бровь. - Я, безусловно, поблуждал по Парижу эти пару дней, что живу тут, но запомнить все названия... Увольте. Это не в силах человеческих. Впрочем, я уверен, вы вряд ли бы выбрали или позволили выбрать место, где нам легко помешают. Коррадо слегка поклонился Арамису, выражая свою признательность и, одновременно, признавая за ним гораздо лучшее знание столицы Франции. - Я так же благодарен вам за то, что вы вызвались помочь мне уладить дело чести, и, поверьте мне, благодарность князей ди Сант-Анна - это не пустой звук. Итальянец бросил взгляд в окно - тучи затянули небо, превратив летний парижский вечер (пускай и очень поздний) в непроглядную ночь, где-то вдали погрохатывал гром. - Сигнор, надеюсь вы не станете испытывать судьбу, блуждая по ночным улицам, и переночуете в моем доме? Темно, близится дождь... Да и вы, сказать по чести, выглядите утомленным.
Арамис: - Я солдат, ваше высочество, - молвил Арамис с самым простодушным видом, - Мне не привыкать к тяготам, да и ночные улицы Парижа, право же, меня не страшат. Уверяю Вас, князь, завтра в половине четвертого утра я вновь буду рад засвидетельствовать вам свое почтение. Пока же позвольте мне откланяться: этим вечером меня ждет еще одно небольшое дело. И Арамис отвесил князю учтивый поклон. По правде говоря, приглашение ди Сант-Анны было как нельзя более кстати: краткая дневная дремота не могла возместить бессонной ночи, и в иной ситуации Арамис с наслаждением бы принял предложение князя и остался, однако теперь, в завершение этого безумного дня он не мог не нанести еще один, последний визит, способный пролить хоть немного света на исчезновение той, о которой он думал несколько чаще, чем это было позволительно будущему священнослужителю.
Коррадо ди Сант-Анна: - Что ж. - пожал плечами итальянец. - Воля ваша. Тогда мне не остается ничего иного, как проводить вас до двери и пожелать благополучного пути, сигнор. Конец эпизода?
Арамис: Итак, официальная миссия была исполнена, а размышления о внезапном альянсе миледи и пажа лишь усиливали тревогу, но ничуть не рассеивали тумана будущего, поэтому, спускаясь вместе с князем на первый этаж, Арамис позволил себе занять свои мысли предметом более легкомысленным и более сладким, воображая положительный исход своих поисков. Ни затейливые повороты судьбы, ни козни леди Винтер не были в силах занять его ум этим вечером, к тому же на небе сгущались тучи, и Арамис, не чуждый поэтическим настроениям, невольно поддался обаянию стихии. Простившись с князем, мушкетер раскланялся и вышел в сгустившиеся сумерки.
полная версия страницы