Форум » Париж – жилища » Выгодное дельце, начало шестого » Ответить
Выгодное дельце, начало шестого
Гримо: Лавка г-на Бонасье
Ответов - 40, стр:
1 2 All
Гримо: Узелок с одеждой подмышкой, шляпа в руке, Гримо, возможно, производил несколько комичное впечатление, но одно из достоинств этого слуги заключалось в том, что собственная внешность беспокоила его лишь в той мере, в какой она могла сказаться на его господине. Преодолев несколько улиц, отделявших «Разъяренного вепря» от дома Атоса, Гримо оставил новую шляпу в своей каморке, где она никак бы не смогла попасться на глаза его хозяину, и поспешил вернуться к старьевщику. При всем здоровом презрении, которое слуга из столь знатного дома испытывает к жалкому мещанину, к тому же зарабатывающему на жизнь обносками, Гримо не хотел заставлять мэтра Корбена ждать (и создавать себе превратное впечатление о том, чем был занят он сам). Когда, полчаса спустя, он покинул лавку с узелком вдвое меньших размеров, обе стороны были вполне довольны собой. Мэтр Корбен отправился развешивать в лавке камзол, только чуть-чуть попорченный пролитым на него вином, и две пары штанов, на которых лишь наметанный глаз мог различить легкие потертости, а его покупатель вернулся в каморку под лестницей с почти новой гипюровой рубашкой и орехового цвета костюмом, почти неотличимым от того, на который Атос двумя месяцами ранее опрокинул подсвечник. Вооружившись ножницами, иглой и ниткой, Гримо распорол шов на шляпе и полчаса спустя привел его в состояние, в коем он находился до того, как над ним надругалась рука неизвестного дворянина. Новый костюм и рубашка отправились в сундук в ожидании глажки, и, убедившись, что вдовушка, под чьей крышей они имели честь проживать, не оставит их без ужина, верный слуга поспешил на улицу Могильщиков. Не прошло и десяти минут, как он перешагнул через порог лавки, в которой несколькими часами ранее осведомлялся о господине д’Артаньяне.
г-н Буонасье: Колокольчик над входной дверью звякнул, возвещая господину Буонасье о приходе посетитля. О, этот звон кокольчика в лавке! Никакой трубный зов в День Страшного Суда не поднет нецианта из могилы столь быстро и столь надежно, к звон колокольчиканад входом в лавку поднимает из постели сонных, хворых или даже при смерти находящихся негоиантов. Лекари, пользующие торговый люд и потчующие их различными микстурами, гораздо больших бы успехов добивались, коли б просто входили в лавку под перезвон колокольца-гостевестнка и громким голсом произнили: "Сударь, я намерен сделть крупную покупку". Мэтр Буонасье тут не был исключением, а потому резко подскочил за конторкой, однако увидав посетителя, несколько расслабился. Гримо изредка делал у него покупки (в отличае от негодника Планше), однако ж всегда небольшие, и платил за товар ровно столько, сколько тот стоил. И ни денье больше. - Ах, это снова вы, мсье Гримо... - произнес он вместо приветствия.
Гримо: В ответ на замечание г-на Бонасье Гримо только вежливо наклонил голову и, преодолев те несколько шагов, что отделяли его от прилавка, бережно положил на него свою ношу. Тоненький лучик солнца, несомненно отразившийся на пути в лавку от не одного оконца, уперся в серебряную пряжку и перепрыгнул на лысину достойного галантерейщика. Гримо огляделся и указал на висевшую на дальней стене голубую шляпу, чьи белые перья, обхваченные изящной имитацией лаврового венка, привлекли неделей ранее его внимание. – Поменяемся? – лаконично предложил он.
г-н Буонасье: - Возможно. - ответил мэтр Буонасье, подхватывая шляпу, и внимательно её изучая, едва ли на вкус не пробуя. - Вполне возможно. Новая, сударь? Ах, что это я, конечно же новая, вижу-вижу. Пряжка... Ах, слишком приметная пряжка, далеко не каждому подойдет. Хотя, если перевернуть, "М" легко превратить в "В"... Но всё, же, далеко не для каждого. Хитрец-галантерейщик сокрушенно вздохнул и покачал головой. Вообще-то он в сделке был заинтересован, поскольку шляпа была - просто блеск, а желаемый Гримо головной убор был так себе. Дрянь была шляпа, если уж честно - единственное, что красивая, но в такой под дождем ходить противопоказано, поскольку владелец-то отделается просто простудой, а вот шляпу ждет исход самый фатальный.
Гримо: Привычно уксусное выражение на лице Гримо сменилось монтрейльским, что для человека разбирающегося в винах эпохи означало частичное одобрение слов и действий галантерейщика. Однако до анжуйского ему было еще далеко, и причина тому крылась в том, что, как шахматный игрок, просчитывающий свою партию на несколько ходов вперед, Гримо начал свою комбинацию издалека. – Можно снять, – согласился он, указывая на пряжку.
г-н Буонасье: - Что?!! Снять!! - Буонасье аж подпрынеул. - И уценить такую шляпу до пары денье?!! Галантерейщик был искренне возмущен. Во-первых, он был МЭТРОМ. Во-вторых, без соответствующей брши (а у Буонасье таковой не только не было, он даже не знал, где взять под ЭТАКУЮ шляпу) шляпа уже была не шляпаю В-третьих, он привык к тому, что Гримо имеет безупречный вкус. Подпрыгнув как колобок, галантерейщик рванл с гвоздя приглянувшуюся слуге Атоса шляпу, и швырнул ему её в лицо. - Да забирайте! даром забирайте! Разорите старика, разрази меня Бог! Вы... ВЫ!!! Вы, вв ком я лелеяд надежду на понимание, и вы - ВЫ!!! Тут Буонасье перешел на всхлипы. Пойми, дорогой Читатель, лавка была для Буонасье делом всей его жизни. Он полагал, что неккогда, некий достойный месье выкупит у него его дел. Среди претендентов был и Гримо, хотя и бедный, но вестма рассудительный. И тут эдакий афронт! Галантерейщик был поражен в самую ахилесову пяту. - Меняем. - всхлипнул он. - Баш на баш.
Вертер: Когда галантерейщик со слезами разочарования на глазах и с праведным гневом в сердце произносил свою вдохновенную речь, колокольчик над входом звякнул еще раз, возвестив приход очередного посетителя – художника Вертера. Он был соседом и чуть ли не приятелем мэтра Буонасье, поэтому захаживал в лавку по-свойски. Но в этот раз, увидев незнакомого человека, Вертер посерьезнел и важно поприветствовал присутствующих. После этого, посчитав свой долг исполненным, художник обратился к г-ну Буонасье: – Сударь, сегодня у меня великий день – встречаюсь с серьезными заказчиками, такими серьезными, что даже и не снилось. Я хотел еще утром зайти к вам и поделиться своей радостью, но не успел. Пожелайте мне удачи – она мне не помешает, завтра я вам все расскажу. А пока не буду вас отвлекать…
г-н Буонасье: - Ааааааа, мэтр Вертер! - галантерейщик искренне обрадовался соседу, с которым имел привычку употреблять пару раз в неделю сливовую настойку тётушки Клариссы (первый поворот налево, третья дверь, стучать восемь раз), - А я только что приобрел чудную шляпу, как раз под тот костюм, что вы просили. Галантерейщик со шляпой в руках нырнул к Вальтеру.
Гримо: Взрыв чувств галантерейщика оставил Гримо совершенно равнодушным, чего никак нельзя сказать о попытке самовольно распорядиться чужой собственностью. Воспользовавшись тем, что почтенный г-н Бонасье, по присущей всем торговцам привычке, обращался с ценным товаром чрезвычайно осторожно, Гримо протянул руку и аккуратно изъял у него шляпу, оставив его продолжать свой путь к новому посетителю с пустыми руками. – Нет, – хладнокровно сказал он и, чувствуя, что в данной ситуации, слово и впрямь было серебром, добавил, – еще не приобрели, мэтр Бонасье.
Вертер: Вертер, собравшийся было уходить, остановился и бросил взгляд на шляпу, которую Гримо отобрал у Буонасье. Шляпа действительно была недурной. Мягкий и упругий материал, тщательная отделка краев, большая пряжка и, самое главное, широкие поля указывали, что это был модный головной убор, украшавший сиятельные головы знатных кавалеров. Вертер давно хотел приобрести себе такую вещь – человек он был хоть и небогатый, но тщеславный. Первым его желанием было обратиться к Гримо с просьбой продать шляпу ему. Но он не был бы фламандцем, если бы дал себя надуть даже своему лучшему другу, к тому же он находил ситуацию, неловкую для галантерейщика, весьма интересной и поучительной, поэтому, стараясь не проявлять свою заинтересованность, спросил: – Значит, вы не успели ее приобрести? А жаль, мне она сегодня как раз была бы кстати. Темные глаза Вертера с нарочитым равнодушием скользнули по невозмутимому лицу Гримо и по-плутовски уставились на Буонасье. К счастью, за мной никто не гонится, уважаемый господин Гримо, Вы тысячу раз правы. Простите великодушно, снизойдя к моей молодости :)
г-н Буонасье: - Что? - подпрыгнул Буонасье. - Как не приобрел? Вы предлагали меняться, сударь? Предлагали! Сарделькообразный перст мэтра укоризненно ткнул в сторону Гримо. - Я согласился? Согласился! А уговор дороже денег, сударь! Что ж вы теперь, на попятную идти решили? Нехорошо, батенька, не хорошо, дорогой вы мой человек.
Гримо: Даже если совесть Гримо, уже давно находившегося под облагораживающим влиянием Атоса, испытала легкий укол при протестах галантерейщика, догадаться об этом по равнодушному выражению его лица было совершенно невозможно. – Я предлагал меняться, господин Бонасье, вы совершенно правы, – произнес он хладнокровно, – но я не успел уточнить, на что я хочу поменять эту шляпу. Если вы согласны на мои условия, даже не услышав их, я ничего не имею против. Он покосился на возможного покупателя. Судя по произношению, которое пасквилисты любили изображать, оглушая звонкие согласные и озванчивая глухие, тот был фламандцем, а нарядный костюм позволял сделать вывод, что исповедовал он веру, которую нынче было принято именовать «истинной». Однако, если Гримо и сделал для себя какие-то выводы, высказывать их вслух он не счел нужным.
г-н Буонасье: - Что?!! - взъярился галантерейщик. - Да вы же, я сам видел, указали на вот эту шляпу, которая нынче, между прочим, у вас в руках! И вы ее взяли, сударь вы мой, Гримо - да-да, взяли, а теперь хотите надуть старика? Ай-я-яй, а еще слуга столь благородного господина, настоящего француза, мушкетера Его Величества, наконец. То-то он порадуется, когда навестит господина д`Артаньяна и услишит мои на вас жалобы. Да-да, услышит - так и знайте. Я человек болезненный, ревматический, но обманывать себя никому не позволю! Где же это видано, добрые люди, чтоб сначала заключить сделку, а потом пятиться как рак?!! К тому же вы лишаете почтенного и уважаемого художника радости новой покупки, а это уже нехорошо вдвойне, сударь. Ведь, согласитесь, большая будет разница, если какая ни-будь дама спросит его, "А где вы купили столь замечательную шляпу, мсье Вертер?", а он ответит или "У какого-то парижанина" или "В лавке почтенного мэтра Буонасье, моего доброго соседа и друга, который ни су лишнего с меня не возьмет"? Признайтесь - будет? Или он, словно у старьевщика купил, или в приличной и уважаемой лавке!
Вертер: Мимолетно брошенный взгляд Гримо не укрылся от внимания Вертера. Этот взгляд, а также сказанные им слова подтвердили расчет фламандца о том, что этот серьезный и невозмутимый господин, который пришел к галантерейщику по делу, не уйдет просто так. Он хотел еще немного понаблюдать за ситуацией, невольным свидетелем которого стал, но горячность мэтра Буонасье могла значительно уменьшить его шансы стать обладателем вожделенной шляпы. Вдруг Гримо предпочтет не торговаться, а просто уйти? Судя по всему, он был вполне на то способен. Поэтому художник решил вмешаться: – Полно, мой дорогой мэтр Буонасье, – успокоил он галантерейщика, – вы человек честный и порядочный, зачем вашему уважаемому посетителю обманывать вас? К тому же вы сами говорите, что этот господин – слуга благородного мушкетера короля. Давайте примем условия, махнем, как говорится, не глядя, а мы с вами сочтемся. – Сегодня мой счастливый день, сударь, – продолжал Вертер, обращаясь уже к Гримо, – поэтому я могу позволить себе даже некоторые излишества. У мэтра Буонасье есть то, что нужно вам, а у вас есть то, что нужно мэтру Буонасье для меня – скажите, пожалуйста, на что именно вам угодно было бы поменять шляпу? Я вижу, что вы человек серьезный и благоразумный, поэтому мне хотелось бы сделать приятное не только моему доброму другу и соседу, но также и вам. «И себе», подумал художник и улыбнулся.
Гримо: Гримо аккуратно положил пойманную им шляпу на прилавок. – Шляпа, – согласился он, – для несения службы в солнечную погоду. То ли желая оставаться лаконичным то ли из чувства такта Гримо не уточнил или для Бастилии, но торжественно поднял в правой руке приобретенный у Лапена головной убор. – Шляпа для настоящего придворного, не для простого мушкетера, защитит и от дождя и от града и от монаршей немилости. Господь с ней, с монаршьей немилостью, но в глубине души Гримо полагал, что после первого же ненастья обе шляпы окажутся примерно равноценны. И пусть первая разлезется, а вторая только потеряет частичку внешнего лоска – ни одна из них не окажется пригодной для головы господина Атоса. – Вы слишком много говорите, господин Бонасье, – закончил он, – и потому не успеваете ничего услышать. Не могли же вы и впрямь решить, что я предлагаю вам столь сомнительный обмен? Будь у него на голове шляпа, Гримо почтительно приподнял бы ее, но в этот момент незнакомец вновь вступил в беседу, глаза верного слуги едва не вылезли из орбит, и на сей раз блюдение наиболее известной из спартанских добродетелей не составило для него ни малейшего труда.
г-н Буонасье: От предложения "махнуть не глядя" на миг онемел и галантерейщик. Впрочем, что еще взять с художника, человека напрочь лишенного деловой жилки и витающего в облаках, в окружении муз и пегасов? - Господин Гримо, - вымолвил он наконец, несколько придя в себя от в высшей степени кощунственного предложения Виллема, - хорошо что мы торгуемся, а не играем в карты. Если б вы так повели себя за ломбером... Буонасье вздохнул. - У нас за такое бьют подсвечником по зубам. Вы, сударь, вошли, сударь, показали свою шляпу, сударь, более чем сомнительного происхождения, между прочим, сударь, потом на вот эту, вторую, сударь, и сказали - что? Вы сказали, что желали бы поменяться. Как же еще вас понять, коли вы ничего не говорите?
Гримо: Будь Гримо наделен душой романтической и впечатлительной, речи мэтра Бонасье вызвали бы в его воображении роскошно обставленную гостиную высшего света, где пышно разодетые дамы и их галантные кавалеры ставили на карту целые состояния, и он задумался бы, возможно, о покрытом мраком прошлом почтенного галантерейщика, позволившем ему с такой небрежной легкостью произнести это «у нас». Однако верный слуга графа де ла Фер был человеком практическим до мозга костей и не придал оговорке Бонасье ни малейшего значения. – Господин Атос считает (и я не скажу, «говорит»), что молчание – золото, – отозвался он замогильным голосом. – Но, возможно, и это правило и то, что имели честь упомянуть вы, сударь, лучше подходит для благородных дворян нежели для мещан вроде нас с вами. Я хотел предложить вам приложить к выбранной мною шляпе три пары перчаток в тон для моего господина и что-нибудь для меня. И Гримо, столь поразительно снизошедший к предпочтениям простого люда, зашел в этом снисхождении так далеко, что даже позволил себе подмигнуть.
г-н Буонасье: Впрочем, будь Гримо наделен большим количеством пороков, он вполне мог бы представить себе и некие мрачные комнаты, где за обшарпаным столом собираются шулера и каталы, ворьё, скупщики краденного и прочье отребье, чтобы посоревноваться в изящном мастерстве шулерства, и это тоже заставило бы его задуматься о покрытом мраком прошлом почтенного галантерейщика, позволившем ему с такой небрежной легкостью произнести "подсвечником по зубам" (странно было бы предположить, что так поступают благородные господа). Впрочем, Гримо был мужчиной, во всех отношениях, положительный. - ТРИ-И-И?!! - возмутился мэтр. - Да вы с ума сошли, милейший. Одна пара, и для вас... Буонасье задумался о том, что бы дать слуге Атоса.
Гримо: – Если бы я не знал вас, сударь, я решил бы, что вы решили меня, выражаясь языком вульгарным, надуть, – вежливо отозвался Гримо, демонстрируя тем самым, что и сугубо практические натуры способны на романтические умозаключения. – В таком случае, вам придется выбрать две пары таких же перчаток для меня, а негоже слуге одеваться не хуже господина. Не правда ли, сударь? И он поклонился Вертеру со всей учтивостью, приличествующей лакею столь знатного вельможи как граф де ла Фер.
г-н Буонасье: Буонасье, конечно же, слыхал, что наглость, это второе счастье, но у Гримо она, судя по всему, была счастьем первым, единственным и родилась вперед него. - Да вы разорить меня желаете, милейший? Святой Иосиф и все великомученники, да я и так даю вам такую цену, которую не даст никто в этом городе! Перчатки для господина Атоса, и только от моего благорасположения к столь достойному дворянину и из-за его дружбы с моим драгоценным квартиросъемщиком и... и вон ту замечательную рубаху для вас! Палец галантерейщика ткнулся в сторону невзрачной рубашонки в темном углу лавки.
Вертер: А Вертер тем временем потерял дар речи. Брошенное вскользь замечание мэтра Буонасье о сомнительном происхождении шляпы подействовало на него, как гром среди ясного неба. Может быть, он шутил, милейший мэтр Буонасье – он любил шутить, когда занимался своим любимым делом. Но Вертер был художник, а стало быть, человек, наделенный богатой фантазией и болезненным воображением. Он вмиг представил себе, как мушкетер Его Величества короля пронзил насквозь длиннющей рапирой гвардейца его высокопреосвященства кардинала, как гвардеец падает и как прокатилась по земле его шляпа, которую в качестве боевого трофея унес практичный и расторопный слуга мушкетера. У этого слуги было невозмутимое лицо Гримо. А что, если этот гвардеец тяжелораненый лежит сейчас в постели, или того хуже – мертвый в горбу? Мысль о том, что он наденет на голову шляпу, хозяин которой, возможно, уже предстал перед Всевышним, показалась Вертеру, человеку чрезвычайно впечатлительному и суеверному, настолько ужасной, что у него разболелась голова. Но было бы не так печально, если шляпа достанется ему бесплатно. Хуже всего было то, что он уже практически обещал ее купить, будь она трижды неладной. Проклиная чего свет стоит свое тщеславие и неуместную торопливость, художник плюхнулся на стул, который очень кстати оказался с ним рядом, и о чем далее толковали Буонасье и Гримо не слышал. Когда последний вежливо поклонился ему, он рассеяно ответил на поклон, и провел изящной ладонью по побледневшему лбу, чтобы вытереть выступивший холодный пот.
Гримо: Не обладая способностью прозревать скрытое, приписываемой дельфийскому оракулу или кумской сивилле, Гримо, разумеется, не мог даже догадываться, какая драма разыгрывалась в это мгновенье в душе художника, а потому воспринял его молчаливый кивок как признак естественного желания не вмешиваться в идущий торг и, признавая в том известный здравый смысл, вновь вернул все свое внимание галантерейщику. – Поверьте, господин Бонасье, что я никогда не позволил бы себе щеголять в новой рубашке, оставив моему господину обойтись лишь одной парой перчаток – о нет! Забудем обо мне, я готов сойтись на трех парах перчаток для господина Атоса.
г-н Буонасье: - Две! - категорически заявил Буонасье, которому перчаток было до слез жалко. - Или можете идти с этой... этим головным убором к старьёвщику. Ломаного денье больше не уступлю, месье Гримо. Галантерейщик сложил руки на груди и вскинув голову выпятил подбородок, всей позой выказывая то, что он полагает, что торг здесь не уместен.
Гримо: Гримо мысленно вычел из шести экю, которые он заплатил за шляпу Лапена, четыре, которые стоили две пары любимых перчаток графа де ла Фер, снова глянул на выбранную им шляпу и, решив, что прибыль, получаемая им с этой сделки, его более чем устраивает, кивнул. – Перчатки как обычно, – уточнил он на всякий случай. Что галантерейщик тоже не прогадал, он не сомневался, но считать деньги в чужих карманах – дело бесполезное.
г-н Буонасье: - Перчатки - где обычно. - парировал Буонасье. - Выбирайте любые. Не то, чтобы он так уж доверял Гримо... Просто его господин производил такое положительное впечатление, что подозревать его слугу в краже... К тому же никто не мешает пересчитать перчатки позже. Приняв шляпу, галантерейщик повернулся к Виллему. - Ну вот, господин Вертер? Что с вами, мой дорогой? На вас лица нет!
Вертер: Когда Буонасье и Гримо договорились, Вертер немного пришел в себя. Он все еще продолжал проклинать свою опрометчивость и не хотел уже носить шляпу, которую так сильно желал заполучить несколько минут назад. Но еще менее ему хотелось нарушить данное слово. Деньги – дело наживное, в конце концов, он мог продать шляпу кому-то еще. А дружбой с господином Буонасье художник дорожил, так как последний был одним из немногих, кто поддержал его в трудный момент жизни, когда год назад он прибыл в Париж. Поэтому Вертер, собравшись духом, сказал: – Ах, дорогой мой мэтр Буонасье, спасибо вам за заботу. У меня был приступ анемии, ну, вы же знаете... но теперь стало значительно лучше. Разумеется, я куплю у вас шляпу. Меня беспокоит только эта пряжка – она, знаете ли, слишком… ммм… индивидуальная. Не всякому такая подходит.
г-н Буонасье: - Вот. - сварливо поддержал Вертера галантерейшик. - Я же говорил! А вы, месье Гримо, утверждали, что это ерунда. Ну откуда ваш господин мог взять такю шляпу с такой брошкой? Ведь не станет же он их подбирать после дкэлей, дай ему святой Георгий в них удачи, и вам не позволит взять! Нет, упаси Бог, я не спрашиваю, но мой клиент может б ыть уверен в ее законном у вас нахождении? Ах, что я? мсье гримо, прихватите вон те стаканчики. Буонасье рванулся за конторку, за сливовой настойкой.
Гримо: Гримо, тем временем успевший выбрать из указанного ему ящика две пары благоухающих миртом перчаток грасской работы, аккуратно сложил свои покупки на прилавке и извлек из хорошо знакомого ему поставца три стаканчика. – Дама, – сообщил он галантерейщику и его посетителю – время, проведенное за штопкой, было потрачено не зря. – Быть может, теперь она от нас отстанет. И, чувствуя, что излишние подробности могут лишь помешать воображению слушателей, верный слуга протянул один стаканчик художнику. – Гримо, – сообщил он. – К вашим услугам, сударь.
г-н Буонасье: Тем временем Буонасье со сливовкой был уже около Гримо и наливал напиток в стаканчики. Мэтр Вертер, кроме того что был соседом, являлся и постоянным клиентом.
Вертер: Дама! Вертер вздохнул спокойно и еще раз протер лоб. Значит, драка и смертоубийство тут ни при чем, а это самое главное. Если шляпа является победным трофеем, добыта она на совсем другом поле брани... Дама – это звучало гораздо лучше, чем покойник. Художник не совсем понял, что господин Гримо имел в виду, говоря, что она (кто?) «теперь отстанет». Все это ему было бы очень любопытно услышать, но Гримо был явно не расположен распространяться о делах своего хозяина. А жаль. Тем не менее, это вызывало уважение. Человек, который не болтает лишнего, всегда вызывает уважение. Поэтому Вертер с удовольствием взял предложенный Гримо стакан, в который мэтр Буонасье налил сливовый настой, и сказал: – Спасибо, сударь, примите мое искреннее почтение. Виллем Вертер, или просто Гийом, всегда к вашим услугам. Дорогой мэтр Буонасье - за ваше здоровье!
г-н Буонасье: А здоровье у мэтра, последнее время было не очень. То поясницу ломило, то ноги отваливались (что поделать - годы брали свое), хотя Буонасье, несмотря на свои вечные жалобы и нытье о скором разорении никогда не позволял себе жалваться на здоровье. Больной галантерейщик, это и не галантерейщик уже. Конкурентам только дай почуствовать слабину - вмиг без подштанников оставят. Так что тост Виллема был для него, что называется, "то что лекарь прописал". - Спасибо, месье Вертер. Я рад, что вам лучше. - вздохнул Буонасье, и, глянув на Гримо с некоторым сомнением, все же решился угостить и того. - А вы сударь, не желаете попробовать? В честь свершения сделки, так сказать. Жаба при этом Жака-Мишеля душила, но не так, чтобы очень.
Гримо: Гримо, знал бы мэтр Бонасье, меж тем тоже снедали сомнения. Время шло к шести часам, господин граф, хоть и не собирался появляться дома, мог послать за ним, а чем меньше господа знают о мелких делишках своих слуг, тем крепче спят и те и другие. Однако привычки господина не могли не повлиять на характер слуги, и вид и запах сливовой настойки галантерейщика вызвали в душе достойного Гримо чувства столь глубокие, что, если бы речь не шла о простом слуге, их можно было бы назвать душераздирающими. – Сердечно благодарю вас, сударь, – произнес он после недолгого раздумья, – с величайшим удовольствием присоединюсь к пожеланию господина Вертера вам и пожелаю вам обоим также долгих лет жизни и процветания в своем призвании. Он принял из рук мэтра Бонасье стаканчик и с наслаждением понюхал его.
г-н Буонасье: Буонасье, естественно, не обделил и себя, после чего поднял ответный тост. - Ну, быть нам здоровыми, врагам нашим - хворыми, женам - брюхатыми, а любовницам - богатыми. Быть добру! И опрокинул сливянку в рот.
Вертер: Вертер последовал его примеру и с удовлетворением почувствовал, как внутри разливается приятное тепло. Горячительное даже в малых дозах оказывало на него воздействие, он становился разговорчивым, непоседливым, в какой-то мере, даже суетливым. Недолго думая, художник взял сливянку у галантерейщика, налил себе и своим собеседникам (теперь уже собутыльникам) еще по стакану, опрожнил его со пожеланием всем счастья и неизменных успехов. Потом налил еще... От напитка, выпитого на голодный желудок, щеки его мгновенно порозовели, а в глазах появился не совсем здоровый блеск. — Ах, какой сегодня хороший день, — промурлыкал он. — Я счастлив... Милейший мой мэтр Буонасье, вы даже не представляете себе, как я счастлив. Сегодня я встретил... — Вертер на секунду запнулся, — достойного господина Гримо, которого ниспослало мне воистину само Провидение. Он поднялся и нетвердой походкой продошел к прилавку, на котором лежала щегольская шляпа с пряжкой в виде буквы «М». Вертер взял шляпу, повертел ее в руках, потрогал пряжку. Вдруг, его голову осенила одна идея. Повинуясь ей, он перевернул пряжку — получилось буква «W». — Первая буква моего имени, — пробормотал он довольно. Водрузив на голову шляпу, он повернулся к галантерейщику и Гримо — Ну-с, скажите, как мне шляпа? И во сколько она мне обойдется? Вертер хитро подмигнул мэтру Буонасье, словно надеясь, что он сделает ему подарок.
Гримо: Второй стаканчик сливянки последовал за первым так быстро, что у человека менее привычного к предобеденным возлияниям чем слуга господина графа де ла Фер несомненно зашумело бы в голове. Даже Гримо, принимая из рук господина Вертера вновь наполненный стаканчик, почувствовал, что губы его расползаются в совершенно неподобающей ухмылке – притом, что выпивку ставил никто иной как скуповатый мэтр Бонасье. – Отличная шляпа, – заверил он молодого человека, – хотя, гм, быть может, не к этому камзолу. Тут здравый смысл взял верх над непривычной словоохотливостью, и Гримо прикусил язык, не успев сообщить собутыльникам, что шляпа предназначалась для придворного, а костюм… к счастью, деликатность достойного слуги возобладала, и даже в мыслях он не последовал далее по этой скользкой дорожке.
г-н Буонасье: - Да, шляпа хороша, хотя мэтр Гримо прав, не под этот камзол ее надо бы. А денег я с вас не возьму, месье Вертер, у меня есть мысль куда лучшая. - сказал галантерейщик, задумчиво поглядел на бутылку, уже частично опустошенную, раздумывая о том, не пора ли её убрать, но потом решил, что для успеха сделки, которую он намеревался провернуть, художника нужно еще немного подпоить, и налил очередную порцию (стаканчики Буонасье держал маленькие, искренне веря в то, что алкоголь в малых дозах безвреден в любом количестве). - Вот вы, человек умный, образованный, эстет и гурман... Скажите, чего не хватает моей лавке, если смотреть на нее снаружи?
Вертер: — Хахаха, главное, чтобы шляпа сидела недурно, а камзол и штаны — дело десятое, клянусь всеми ангелами рая, они даже не нужны — с легкомысленным смехом ответил Вертер, поднимая стаканчик. Он хотел провозгласить очередной тост, но взял себя в руки. — Ладно, вам виднее... А на счет эстета и гурмана вы правы, мой дорогой мэтр Буонасье, — продолжал он, уже совершенно придя в себя. То, что говорил галантерейщик, чрезвычайно его заинтересовало, и он понял к чему тот клонит. — Можно было еще добавить сибарит и бездельник, но вы, как всегда, очень снисходительны и тактичны. А касательно того, что не хватает вашей лавке, я скажу — у нее, то есть лавки, нет хорошей вывески, по стать ее достойному владельцу. Надобно сказать, мне это всегда казалось вопиющей несправедливостью...
Гримо: Вывеска? Гримо потряс головой, тщетно пытаясь разогнать спиртные пары, и решительно поставил пустой стаканчик обратно на прилавок. Можно подумать, что у лавки сейчас нет вывески, да и при чем здесь, спрашивается, мэтр Вертер? Он что – художник? Как там Бонасье сказал? Человек умный, образованный, гурман и что-то еще непонятное – может, это и значит, художник? Все эти спотыкающиеся рассуждения про себя не помешали Гримо аккуратно запихнуть за пазуху приобретенные им перчатки, взять новую шляпу подмышку и, сняв с головы свою собственную, поклониться. – Премного благодарствую за угощение, почтенный мэтр Бонасье, – произнес он, – с вами одно удовольствие иметь дело, как я всегда это говорил. Если бы мои обязанности не призывали меня домой, я бы с радостью продолжил нашу беседу, но увы. Господин Вертер, счастлив был с вами познакомится и надеюсь, вижусь c вами не в последний раз. Позвольте пожелать вам успехов в ваших делах, дорогие господа. Тут он плотно сжал губы, словно опасаясь пропустить наружу еще хоть одно слово, отвесил еще один поклон и покинул лавку почти твердой походкой.
г-н Буонасье: - Ушел. - притворно вздохнул Буонасье. - Ну да ладно. А вы, мсье Вертер, совершенно правы, вывеска моя - барахло полное, но, помилуйте, с вашими-то талантами, просить вас малевать именно вывеску? Нет, нет, и нет! На это я пойти не могу, слишком высоко я ценю ваше умение. Но вот, знаете, если бы вы смогли изобразить на стене небольшую такую фреску на торгово-галантерейные темы... Буонасье искренне считал, что реклама - двигатель торговли. А похвастаться фреской на тот момент не мог ни один галантерейщик Парижа. Забегая вперед, следует отметить, что ван Стенберга он на это дело уговорил, хотя, безусловно, одной шляпой дело не обошлось. Получившеся произведение радовало парижан лицом и товарами господина Буонасье довольно долго - до дня взятия Бастилии, когда беснующиеся массы революционеров сожгли некогда принадлежавшую мэтру лавку. Впрочем, сам он к тому дню давно почил в бозе. Конец эпизода?
Вертер: Подводя итоги, можно было сказать, что от этой необычной сделки в выигрыше остались все — и достойный господин Гримо, который удостился молчаливой похвалы графа, и мэтр Буонасье, который отныне мог похвастаться тем, что ни у кого из парижских галантерейщиков нет такой шикарной рекламы, как у него. Но больше всех выиграл маэстро Виллем Стенберг. Да, да, уважаемый читатель, великолепная шляпа, которую приобрел художник, таила в себе множество загадок, которые впоследствии принесут ему немало неожиданностей. Но Виллем об этом даже не догадывался. Что случилось с ним, а также с достойными господами Гримо и Буонасье, читайте в последующих эпизодах. Оффтоп: Видимо, да :)
полная версия страницы