Форум » Париж – жилища » "То, о чем жалеет старость, не должно быть доступно молодости" (с). 17 июля. Около девяти вечера. » Ответить

"То, о чем жалеет старость, не должно быть доступно молодости" (с). 17 июля. Около девяти вечера.

Мария де Гонзага: Особняк де Гонзага.

Ответов - 28, стр: 1 2 All

Мария де Гонзага: Подушка стала мокрой от слез, но Мария-Луиза не замечала этого. Такой несчастной принцесса де Невер не ощущала себя, наверное, никогда. Нельзя упрекать ее в бесчувственности - она искренне скорбела о матери, но разве не было естественным для молодой девушки отвлечься от грустных мыслей посредством разговора? Увы, с предоставленностью самой себе было очень быстро покончено. Мадам де Буа-Траси, имевшая на свою уже-почти-протеже вполне определенные виды, решила позаботиться о ее репутации. Надежды на сознательность и осведомленность юной девы внушали придворной даме, по всей видимости, большие сомнения, отчего и водворилась в гостиной особняка де Гонзага мадам де Бриссар, коей вменялось в обязанность следить за соблюдением всяческих приличий, поданных, разумеется, в виде почтительного совета. Благодаря этим советам, принцессе пришлось распрощаться с возможностью поговорить с так кстати появившейся в ее доме гостьей. Сама она оказалась почти запертой в четырех стенах своей спальни, чьи окна были срочно затянуты черной тканью. Такого же цвета полотно водворилось на зеркале и кровати Марии-Луизы. Скрашивать одиночество принцессы было предписано лишь Библии и молитвеннику - даже служанка находилась в соседней комнате. Обстановка была такой, что не прочувствовать горе каждой частичкой своей души и тела было невозможно, а потому и не было ничего удивительного в том, что девушка плакала, не переставая. Не было ничего странного и в том, что все неприятные чувства нашли свой выход и в неприязни, направленной на новоявленную домоправительницу, которая разговаривала внизу с посетителями, сообщая им, что принцесса де Невер ввиду траура никого принять не может. Этот "сухарь", как назвала даму про себя Мария-Луиза, вызывал в ней такие волны ненависти, что если бы они могли пройти сквозь стены и достигнуть мадам де Бриссар, подобно морским, ее уже смыло бы не только из особняка де Гонзага, но и далеко за пределы Парижа. Увы, такими качествами эмоции не обладали, и поэтому принцесса не ощущала ничего, кроме ужаса перед приближающейся ночью, которую ей предстояло провести в одиночестве рядом с комнатой, ставшей местом упокоения ее матери. Все совпадения имен и именований являются не случайными, а преднамеренными

Gaston d'Orleans: Если бы принцесса де Невер знала, кому именно отказала противная мадам де Бриссар, она бы заплакала еще горше. Но и сам визитер пребывал в состоянии, которое знающие его люди называли "принц в бешенстве". В том, что маленький ребенок не понимает слов запрета, нет ничего необычного. Если бы Его высочество носил еще детские платьица, его реакция была бы понятной и даже объяснимой. Но, дожив до своих лет, Гастон так и не научился слушать и слышать слова "нельзя". И не желал этому учиться. Впрочем, было нечто, что могло бы осушить слезы юной Марии-Луизы: вопреки или, вернее, благодаря препятствиям, она из каприза превратилась в желанный приз. Сама того не зная, ее грозный страж сделала все, чтобы только раззадорить герцога Орлеанского. Раздувая ноздри, словно разъяренный бычок (до быка ему еще далековато), Гастон покинул негостеприимный особняк и, повернувшись к сопровождавшему его Монтрезору, мешая проклятья и жалобы, произнес: - Вы это слышали, граф? Какое чудовищное оскорбление. И кому - мне, наследнику престола! От негодования у принца побелел кончик носа. Он затеребил мочку уха и капризным тоном добавил: - Но я хочу, чтобы принцесса была в театре. Вы меня понимаете, друг мой? Хочу!

Монтрезор: Услышав капризное «Хочу!» принца, Монтрезор вдруг почувствовал себя отвратительно взрослым и даже, можно сказать, старым. Тревоги сегодняшнего дня навалились тяжким грузом. Труп ди Сорди, Керубино в тюрьме, все эти убийства, несостоявшееся свидание, идиотский заговор и, в конце концов, покойный Труа-Роше. Ах, бедный Труа-Роше, который уже не получит то, что хочет. Вот кто, услышав «Хочу!» Месье, не задумался бы ни на минуту! И, черт побери, разве наследник престола не должен получать желаемое?! Тем более, что принцесса, по всей видимости, особой скорби и угрызений совести не испытывает… Так к черту благоразумие, состариться они еще успеют! Клод широко улыбнулся. - Что ж, монсеньор, если принцессу стережет дракон, почему бы нам не стать рыцарями и не спасти бедняжку? Я готов взять на себя дракона… И, пока я отвлекаю сие чудовище, надеюсь, Ваше Высочество сможет вывести нашу красавицу… Озорно поклонившись принцу, граф развернулся и, опережая подскочившего слугу, решительно распахнул двери недавно покинутой гостиной. В следующую минуту он почтительно склонился перед суровой дамой. - Мадам…


Serviteur: Мадам де Буа-Траси нельзя было отказать в прозорливости и дальновидности. Если ей нужен был некто, смотрящий ей в рот и готовый выполнить любое ее указание, то мадам де Бриссар была лучшим выбором. Несмотря на то, что она состояла в хоть и очень дальнем, но все же родстве и с придворной дамой и даже с принцессой де Невер, можно было с уверенностью сказать, что те о ней никогда не вспоминали. Немолодая женщина, чье вдовство уже вдвое превышало период замужества, достаток делал «бедной родственницей» для всей, даже не самой знатной и богатой, родни, вела жизнь, в которой почти не было событий. Свою заброшенность она ощущала очень сильно, что сказалось на внешности и на характере. Сухая, с крючковатым носом, недоброжелательным пронизывающим взглядом и ртом, постоянно изображающим нечто вроде подобострастной улыбки, одетая в темно-синее платье, обшитое черными узорами, она казалась настоящей Гарпией. На самом деле чувства она испытывала самые противоречивые. Счастье от надежды на то, что ее услуги, оказанные мадам де Буа-Траси и принцессе де Невер, окажутся последним шансом, предоставленным Фортуной, что была так скупа к ней на подобные подарки, сочеталось со страхом неправильно воспользоваться им и радостью от того, что посодействовать ей придется в деле столь же деликатном, сколь и хорошо ей известном – трауры и похороны были тайной страстью мадам. Оказывать услуги придворной даме она кинулась с полной самоотдачей, что не оставило Марии-Луизе никаких шансов на утешение в горе, зато мадам де Бриссар принесло некоторое подобие удовлетворения, особенно подкрепленное возможностью распоряжаться теми, кто вознамерился нанести визит в особняк де Гонзага. Последний визит наполнил душу и тело старухи особенным ощущением сладости, потому что она смогла отказать в визите самому принцу крови, при этом совершенно безнаказанно и с ощущением собственной правоты. К сожалению, радость быстро сменилась испугом, на мгновение появившемся на ее лице, потому что сопровождавший герцога Орлеанского придворный вернулся. Данное действие было неожиданно и непонятно, что и пробудило в душе мадам де Бриссар невнятную пока тревогу. - Вы что-то оставили? – старуха неуютно поежилась в своем одеянии, отчего стала еще больше похожа на полуженщину-полуптицу, и с надеждой оглядела гостиную.

Монтрезор: Тетка оказалась еще страшнее, чем показалось вначале. Клод внутренне содрогнулся – не слишком ли много он на себя взял? Он постарался изобразить самую открытую и доброжелательную улыбку. - Да, мадам! – в голосе графа звучало искреннее удивление, - Его Высочество потерял пуговицу. Но вы, как вы могли догадаться? Впрочем, я прошу меня простить…- он еще раз легко поклонился старой ведьме. - По вашему лицу видно, что вы необычайно прозорливы… Лесть любят все женщины без исключения – в этом Монтрезор был глубоко убежден.

Serviteur: - Пуговицу? - с испугом переспросила мадам де Бриссар и, осознав, что в причине возвращения молодого человека нет ничего, угрожающего лично ей, с облегчением выдохнула. - Ну конечно, пуговицу. Маленькое, но от этого не менее неприятное происшествие, не правда ли? Ворох материи вновь зашевелился, а сама утопающая в ней старушка успокоилась и глянула на графа гораздо более доброжелательно. Признаться, ей уже несколько поднадоело сидение на одном месте, сопровождаемое одним и тем же набором фраз, которые ей надлежало произносить разным людям, почти не замечающим ее. Конечно, ощущение собственной значимости наполняло мадам де Бриссар чувствами, близкими к восторгу, но после нескольких часов сидения они уже притупились. Даме неудержимо хотелось поговорить, а уж если судьба посылает подарок в виде такого приятного молодого человека ... - Меня действительно считают очень догадливой, - скромно потупилась мадам де Бриссар, пришедшая в восторг от комплимента и решившая чуточку приукрасить мнение о себе окружающих. Мадам сидела, опустив глаза, не забывая изредка кокетливо приподнимать их. Подобное "стреляние" выглядело мило, когда мадам де Бриссар была юной девушкой, многообещающе в пору ее женского расцвета, сейчас же его можно было с полным правом назвать чудовищным. - Но как же вы будете искать? Здесь слишком темно. Подождите, я попрошу слуг принести еще свечей. Она дала указание, от всей души понадеявшись, что слуга будет не очень расторопен, а принц Орлеанский не ждет своего придворного на улице или в карете, решив дождаться пропажи в театре.

Монтрезор: - Вы необыкновенно любезны, мадам, - Монтрезор чувствовал, что повторяется, но он едва не потерял дар речи при виде того, как старушка стреляет глазами. «Господи Всемогущий, она что же, кокетничает?!» - граф едва не поперхнулся и едва выдавил: - Вы ведь позволите мне присесть? Дожидаться разрешения он не стал, бесцеремонно опустился в кресло напротив старой дамы, и, глубоко вздохнув, продолжил: - Да, пуговка, мадам. Маленькая пуговка… Но ваше лицо мне так знакомо… Я ведь наверняка видел вас в салоне моей матушки? Вы простите ветреному юноше, что он осмелился позабыть ваше прекрасное имя? – Клод снова подарил старой гарпии самую очаровательную из своих улыбок.

Serviteur: - Садитесь, конечно. Мадам всплеснула руками в театральном жесте, за которым, впрочем, стояло неподдельное раскаяние - при одной мысли, что она совершила ужасную оплошность и оставила молодого придворного стоять, старуха зажмурилась и пошла красными пятнами. Это следовало немедленно искупить - бросившийся за свечами слуга был возвращен, и его настоятельно попросили принести что-нибудь, помогающее обычно справиться с жаждой. Свое указание мадам давала самым уверенным голосом именно потому, что далеко не была уверена в правомочности своих действий. К счастью, у лакея просьба подать вино не вызвала никаких сильных эмоций - принцесса недвусмысленно дала понять, что мадам де Бриссар здесь находится на особом положении. Вероятно, Мария-Луиза столь широкий жест сделала по растерянности и неопытности, что теперь играло на руку старухе, графу де Монтрезору, а значит, в конечном счете, и ей самой. - Мадам де Бриссар, - важно представилась дама, придя в еще больший восторг от предположения друга Месье и осторожно избегая необходимости развеять его - матушка расположившегося в комнате молодого человека вряд ли догадывалась о ее существовании.

Монтрезор: - Ах, конечно же, мадам де Бриссар, как я мог забыть! - воскликнул Монтрезор, совершенно уверенный в том, что этой дамы с крючковатым носом никогда в глаза не видел. Принесенное вино оказалось очень кстати, помогая молодому человеку собраться с мыслями и потянуть время. Главное, не торопиться… Он лениво взял у слуги бокал, осторожно пригубил. Слава Богу, вино в доме де Гонзага подавали хорошее… - Вы ведь родственница принцессы, мадам? Фамильное сходство налицо. – Клод хихикнул про себя, представив возмущение хорошенькой де Невер, услышь она его слова. Он трагически вздохнул: - Бедняжка, такое горе! Потерять матушку в таком юном возрасте…

Serviteur: "Сухарь в складках" мог бы и несколько насторожиться или даже обидеться, будучи уверенной, что молодой человек если когда и видел ее, то только случайно на улице или в какой-нибудь лавке, но жизнь мадам де Бриссар сделала ее необидчивой и падкой на любое внимание. Последнее качество было развито до такой степени, что заглушало даже старушечью подозрительность, которой дама не преминула обзавестись в положенном возрасте. В общем, если какое-то сомнение и мелькнуло в давно не хорошенькой голове вдовы - с чего бы вдруг молодой человек столь охотно пьет вино и явно не торопится, - то было быстро и успешно подавлено. - Как вы проницательны, - воскликнула польщенная мадам, - мы и правда родственницы! Она даже подумала пуститься в объяснения степени родства, но все же сообразила, что ее запутанность и дальность в глазах собеседника будет выглядеть довольно блекло, и потому решила сконцентрироваться на похожести. - И сходство, конечно, есть. Особенно если посмотреть в профиль, вот так, - она повернула голову так, что зрению графа достался практически только затылок, - то очень видно, что линия носа и подбородка почти одинаковые... Горе и правда ужасное, - тема повернулась в любимую сторону старухи, и глаза ее радостно засверкали. - И, главное, она так юна, что совершенно ничего не знала. Представьте, когда я пришла сюда, она сидела в гостиной и сама принимала пришедших выразить сочувствие ее горю! Мадам де Бриссар победно откинулась на спинку, предвкушая, какое потрясающее действие окажут ее слова на молодого придворного.

Монтрезор: Слова вдовы действительно оказали на графа потрясающее действие, он снова едва не поперхнулся, теперь уже вином, оценив «сходство». Да, и линия носа, и подбородок… Бедная принцесса… Клод многое бы дал за то, чтобы Месье послушал его беседу со старой дамой. То-то бы повеселился… На на последние слова старушки надо было как-то среагировать. Наверное, ужаснуться, хотя сам Монтрезор ничего ужасного в поведении юной девушки не видел. Но он честно ужаснулся: - В самом деле?! Но, мадам, согласитесь, для столь юной особы в таком страшном горе простительно чего-то не знать. И счастье, что есть добрые души, готовые помочь… «А еще большим счастьем было бы, если б ты куда-нибудь провалилась», - хмыкнул граф про себя.

Serviteur: - Да, мы должны простить ее высочеству ее незнание, - снисходительно кивнула мадам де Бриссар, одним махом отделив принцессу от некой группы людей, к которой сама она и граф определенно принадлежали. - И можете не сомневаться, я с радо... со всей готовностью кинулась ей помогать, как только получила указ... известие о несчастном событии от мадам де Буа-Траси, - старуха была очень довольна тем, как ловко ввернула в разговор еще одну свою родственницу, занимающую место при дворе. Вино пил Монтрезор, но вдохновение к разговору, часто посещающее тех, кто испробовал сей благородный напиток, напало именно на старуху. Какой тонкий молодой человек! Как он замечательно все подмечает и с каким удовольствием он ее слушает! Увы, большим количеством жаждущих послушать ее разглагольствования, если не считать прислуги, мадам де Бриссар похвастаться не могла. - И можете теперь быть уверены, в этом доме сделано все, что должно быть сделано в момент скорби, - все сказанное сопровождалось горделивым блеском в глазах и произнесено была с некоторым даже сладострастием. - И ее высочество может теперь предаться скорби. Ни одна живая душа ей в этом не помешает, уж будьте уверены.

Монтрезор: Это было как раз то, что на данный момент волновало графа более всего. Что же сделано для того, чтобы принцессе не помешали? И как это можно обойти? Монтрезор ласково улыбнулся старухе, изобразив самую непосредственную заинтересованность. Впрочем, он в самом деле был заинтересован… - Вы знаете, мадам, я должен признаться, что тоже … не слишком сведущ в этих делах, - невинный взмах длинных ресниц юноши оказал бы честь любой кокетке. – Быть может, вы согласитесь меня просветить? Что делается в доме в момент скорби для того, чтобы посторонние не помешали хозяевам предаваться горю?

Serviteur: Сложно описать словами радость мадам де Бриссар, которой выпала редкая удача поговорить на любимую тему, да еще и в присутствии благодарного собеседника. Дама порозовела от удовольствия, смущенно потупила глаза, но уже в следующий момент, забыв о всяком стеснении, начала отвечать, и сделала это с весьма похвальным вдохновением. - Вы же понимаете, что смерть такой матери, как мадам де Гиз ... - старуха широко, словно в ужасе, вытаращила глаза и многозначительно повела ими из стороны в сторону, - требует особой деликатности. Тут нельзя допустить не малейшего промаха. И уж, конечно, ее высочество не может ничем заниматься сама. Тут необходим по-настоящему верный и сведущий человек, в чьей тонкости и знании невозможно сомневаться. Тут мадам де Бриссар снова потупила глаза, чтобы собеседник сам догадался, о ком именно идет речь и что природная скромность не позволяет этому "кому-то" прямо указать на себя. - Никакого шума и никакой суеты, поэтому я озаботилась в первую очередь тем, чтобы вся прислуга, кроме одной служанки, оказалась на другой половине дома. Конечно, это не очень удобно для ее высочества, но зато и, - старуха в порыве откровенности чуть подалась вперед и понизила голос до шепота, - искушений меньше, знаете ли ... В этот момент то ли в доме, то ли снаружи, раздался странный звук, и мадам де Бриссар, вздрогнув, обернулась к окну.

Монтрезор: - Это на улице, - отмахнулся Клод и, надеясь отвлечь собеседницу от шума, немного повысил голос, подпустив в него восторженности. – Но продолжайте же, мадам! Все это необычайно интересно, и ваша предусмотрительность меня искренне восхищает! «Одна служанка – это и вправду, замечательно», - подумал он. – «А вот кое-кто мог бы быть поосторожнее…» - Кстати, мадам, - граф смущенно потупился, прикидывая, не перегибает ли он палку с кривлянием, - не будет ли с моей стороны нескромностью, если я попрошу подать что-нибудь… к вину… «Будет форменной наглостью», - ответил он сам себе, - «ну да единственную служанку следует отвлечь. Даст Бог, старая курица ничего не поймет».

Serviteur: - Да, конечно, на улице, - с готовностью согласилась мадам де Бриссар, которой совсем не хотелось вставать со своего насиженного места, прерывать столь приятную беседу и идти искать виновника шума. В этот момент лакей, наконец, внес свечи, но старуха уже забыла или, скорее, предпочла не вспоминать о той благородной цели, для которой они были внесены. Желание же Монтрезора дополнить утоление жажды заглушением чувства голода несколько смутило даму, но ... с другой стороны, ведь тогда и разговор не завершится быстро, да и разговаривает она, надо заметить, не со своим визитером, а с посетившим дом де Гонзага приближенным его высочества герцога Орлеанского. Хозяева бы не простили ей такой оплошности, как отказ в малом такому гостю. В общем, совершив не первый в своей жизни софистический кульбит, старуха немедленно решила недолгое затруднение в пользу себя и графа, и лакей был услан в кухню за сыром и бисквитами. - Конечно, я не забыла о том, что ее высочество нуждается в утешении, но ... - тут мадам де Бриссар привычно выудила из памяти одну из заученных фраз, что хранились там сразу в готовом к употреблению виде, и произнесла с обычным пафосом, который должна была смягчить гримаса на лице, которую сама дама полагала выражением тихой грусти. - Ничто не может поддержать нас в горе так, как мысли о жизни вечной. Библия и молитвенник - лучшая поддержка для ее высочества. Мадам де Бриссар важно приосанилась, чувствуя себя благодетельницей человечества.

Монтрезор: Монтрезор тоже предпочел не вспоминать о несуществующей пуговице, соображая, чем бы еще занять внимание собеседницы. - Вы снова правы, мадам, - проникновенно проговорил он, - что, как не обращение к Всевышнему, может утешить нас в жизненных горестях. Но все же, мадам, - Клод печально вздохнул, - ее высочество еще так молода, так ранима, так непривычна к горю и невзгодам… Уверены ли вы, что одиночество для нее – лучшее лекарство? Принесенные лакеем сыр и бисквиты позволили придворному сделать паузу, чтобы прикинуть, не приведут ли его измышления почтенную даму к неудобным для него выводам. Сейчас было совсем ненужно, чтобы болтливый цербер отправился утешать принцессу.

Serviteur: Разумеется, мадам де Бриссар уверена, и, если кто-нибудь в этом сомневается, то она не преминет убедить этого кого-то в его заблуждении. - Первое горе - это серьезное испытание, - согласно кивнула мадам, и в ее устах это прозвучало так, словно дальше должно было последовать "с каждым новым горем переживать будет все легче и легче". - Но это испытание должно быть пройдено так, чтобы никто не мог усомниться в том, что принцесса де Невер... Тут старуха приосанилась так, словно речь идет по меньшей мере о ее собственной дочери, но тут же смешалась, потому что с окончанием этой фразы у нее обстояло неважно: несмотря на чувство сопричастности, ее терзали сильные сомнения в том, что она может вот так просто рассуждать о достоинстве и чем-то там еще представителей рода де Гонзага. Фраза повисла на излете, и мадам предпочла быстро повернуть разговор в несколько иное русло: - Представьте, что будет, если допустить к ее высочеству гостей и утешителей. Поднимется недопустимая суета. Нет-нет, я даже не знаю, что может быть хуже. Только если решение посетить театр, - старуха выжидательно уставилась на графа, как бы призывая его оценить ее смелое чувство юмора.

Монтрезор: Бедная старушка даже не догадывалась, до какой степени граф оценил ее чувство юмора. Он даже подумал, не побеседовать ли о пьесах нравоучительных и религиозного содержания, как о примере того, какие зрелища пристали сейчас принцессе, но отказался от этой мысли. Старая дама попалась на крючок его обаяния, и было бы обидно, если бы рыбка сорвалась из-за его неосторожности. Он всплеснул руками и лицемерно воскликнул: - Что вы, мадам! Театр – это рассадник распутства! Юным девушкам там вовсе нечего делать! А вот утешители… Конечно, суета недопустима, но, может быть, хорошая подруга… Что бы было кому пожаловаться…

Serviteur: Мадам так усиленно кивала, слушая эпитеты, которыми граф наградил театральные зрелища, что казалось, еще чуть-чуть, и голова ее отвалится. - Вот-вот, именно что рассадник, - мадам де Бриссар готова была все свое негодование обратить в сторону театра, куда никто ее не приглашал. - А что касается подруг ... то их тоже нельзя допускать, уж поверьте мне, я-то хорошо знаю, что в голове у этих девиц делается. Сначала несколько слов сочувствия, может быть, даже несколько слезинок уронит вместе с подругой, а потом ... быстро найдут утешение в суетных разговорах о нарядах, украшениях и увеселениях. И выйдет не утешение, а сплошное бесстыдство. Ну уж нет. Пусть подруги едут в театр, пока у них такая возможность есть. А ... - тут мадам де Бриссар чуть замялась, сомневаясь в том, как будет ее вопрос выглядеть со стороны, но любопытство вкупе с уверенностью в том, что они с молодым придворным прекрасно понимают друг друга, победила. - И что же будет сегодня в театре?



полная версия страницы