Форум » Париж – жилища » "О гвардейских доблестях", комнаты Атоса на улице Феру, ночь с 16 на 17 июля » Ответить

"О гвардейских доблестях", комнаты Атоса на улице Феру, ночь с 16 на 17 июля

Шарль д`Артаньян:

Ответов - 49, стр: 1 2 3 All

Шарль д`Артаньян: Простившись с другом, спешно отбывшим в Кале по поручению Тревиля (и по собственному, надо сказать, желанию), д’Артаньян принял героическое решение не идти к себе домой. В конце концов, он все еще считался беглецом, и на улице Могильщиков его могла ждать теплая встреча с господами в красном, что в планы гасконца на сегодня не входило. В двух комнатах, которые занимал Атос в доме на улице Феру, было достаточно места и для д’Артаньяна, и для его нового пажа, с которым гасконец твердо намерен был познакомиться сегодня поближе. В силу того, что хозяин комнат разрешил своему молодому другу «чувствовать себя как дома», д’Артаньян смело посягнул на его винные запасы (которых, к слову, было не так много) и устроился с бутылкой за столом. - Шевалье, расскажите что-нибудь о себе, - наконец потребовал гасконец, протягивая пажу наполненную кружку. Чтобы после такой ночи пить в одиночестве, нужно вовсе не иметь совести.

Эмили-Франсуаза де К: - Что бы Вы хотели знать? – прикусив губу, Эмили с опаской заглянула в кружку. Шлепая по лужам за гасконцем, она очень удивилась, когда они пришли к уже знакомому ей дому, но задавать вопросы не стала, памятуя о том, что «отрок говорит только тогда, когда его спрашивают», и давая себе слово (в который раз!) быть благоразумной и сдержанной. Сейчас, по идее, ей полагалось прислуживать гвардейцу стоя, с Давенпортом они так и делали, по крайней мере, на людях. Впрочем, желая выпить, дядюшка отсылал ее прочь.

Шарль д`Артаньян: Д’Артаньян был свято уверен, что свою кружку он в состоянии наполнить сам. По крайней мере в эту ночь заниматься изучением этикета он не собирался – у него были совершенно другие планы. Требования к пажу (или слуге) у него были вполне определенные. - Вы умеете стрелять? Да садитесь же, шевалье. Это недурное вино, его лучше пить сидя.


Эмили-Франсуаза де К: Эмили уселась напротив д’Артаньяна, разрешение сесть было очень кстати, она чувствовала страшную усталость. - Стрелять? – удивилась она. – Пожалуй, что нет. Она могла пальнуть из пистолета в белый свет, как в копеечку, а другого какого оружия, способного стрелять, в руках никогда не держала. Нет, если сказать по совести, держать то держала. Тяжеленный дядюшкин мушкет как было потихоньку не потрогать… Вот только попробовать стрелять из него ей не пришлось. «И зачем ему сейчас стрелять? Но, наверное, это и должно волновать военного», - с этими мыслями девушка снова с сомнением заглянула в кружку. «Если я скажу, что предпочла бы молоко, он со стула рухнет» - усмехнулась она про себя, почувствовав внезапный голод.

Шарль д`Артаньян: Гасконец сокрушенно покачал головой и отхлебнул из кружки. - А фехтовать? – д’Артаньян с трудом представлял себе, что дворянин, пусть даже такой молоденький, как этот паж, может вовсе не уметь обращаться со шпагой, и не на шутку опасался услышать, что так дело и обстоит. Большие синие глаза мальчика наводили на мысли о том, что год-два спустя он начнет пользоваться шумным успехом у дам, а хрупкость сложения Кюиня и его манеры ясно говорили о хорошем происхождении. С такой внешностью не уметь фехтовать просто опасно.

Эмили-Франсуаза де К: - Видите ли, у меня к этому нет никаких способностей, - отозвалась Эмили. «Ну, точно», – подумала она, - «Гвардеец позвал меня на службу, что бы я была у них под рукой, на случай, если я вру. А сейчас хочет проверить, будет ли от меня какая-нибудь польза» К счастью, легенда о том, почему Франсуа де Кюинь не носит шпаги, была придумана заранее. - Понимаете, - начала объяснять девушка, - мне четырнадцать лет. Про возраст приходилось врать, ведь ни один человек в здравом уме никогда не поверит, что юноша в шестнадцать лет может выглядеть так, как она. Но и совсем уж ребенком Эмили притворяться опасалась, поэтому добавила: - Я много болел и плохо расту. И это было уже откровенной ложью, потому что единственным, что оставил барон де Кюинь в наследство своей дочери, было отменное здоровье. Даже в раннем детстве маленькая и худенькая Эмили-Франсуаза почти никогда не болела. - Конечно, меня пытались обучать фехтованию, но получается так плохо, что лучше и не позориться. Она обреченно пожала плечами.

Шарль д`Артаньян: Гасконец понимающе кивнул, сочувственно разглядывая мальчика. - Моя добрая матушка, - начал он, снова приложившись к кружке, - говорила, что человек должен есть, чтобы расти... Э, шевалье, вы наверняка голодны. На самом деле д’Артаньян полагал, что у любого мужчины, знающего свою родословную дальше прапрадеда, навык к владению шпагой - в крови, и если кто-то и виноват в мнимой бездарности Кюиня, так это неловкие наставники. Этим гвардеец собирался заняться лично. А пока... - Думаю, хозяйка этого дома не откажется вас накормить, хоть и время уже не раннее. Гасконец был уверен, что глаза шевалье произведут на миловидную парижанку неизгладимое впечатление, и уж кусок хлеба с сыром Кюиню перепадет наверняка. - Если попробует отказать, я заплачу ей... – шевалье покачал в руке полупустую кружку, глядя, как отблеск свечи расплывается на винной поверхности.

Эмили-Франсуаза де К: - Мне жаль, если я разочаровал Вас, - улыбнулась Эмили, поспешно вставая. Девушку позабавила непосредственная реакция д’Артаньяна на ее душещипательный рассказ, – это надо же, прямо сразу откормить! – но в тоже время она почувствовала глубокую признательность за столь трогательную заботу. - Вам не надо беспокоиться, я сейчас все устрою. И в самом деле, у нее был довольно богатый опыт общения с трактирщицами и квартирными хозяйками. Сначала недовольная тем, что ее разбудили, добрая женщина так впечатлилась бедственным обликом юного и вежливого шевалье, что вскоре в качестве добычи Эмили несла не только хлеб и сыр, но и добрую половину мясного пирога. Правда, девушка застряла на кухне едва ли не на четверть часа. Пришлось умыться, показать свое расцарапанное лицо, наскоро придумать «правдивое» объяснение, убедить, что остальные части тела нет необходимости осматривать, и только заверение Эмили, что господин д’Артаньян непременно рассердится, если паж тотчас не вернется, заставило хозяйку прекратить «охи» и «ахи». - Прошу Вас, - снова улыбнулась девушка гасконцу, раскладывая на столе принесенное.

Шарль д`Артаньян: В этот вечер д’Артаньян был склонен не столько закусывать, сколько пить. Жевать и скорбеть одновременно еще никому не удавалось, а он в очередной раз вспомнил Констанцию. Удивительно, при ее жизни он меньше думал о ней, чем после ее смерти. - Шевалье, - сказал он, когда в кружке в очередной раз показалось дно. – А покажите мне ваше искусство... Гасконец неторопливо извлек свою шпагу из ножен и протянул ее Кюиню эфесом вперед. - Покажите, чему вас учили.

Эмили-Франсуаза де К: «Ну вот оно…», - подумала Эмили, берясь за эфес, - «Перепил… Бесполезно и глупо спорить с пьяным…» - Да какое там искусство, о чем Вы, - хмуро проговорила девушка, чувствуя, как внутри нее поднимается раздражение и еще то смутное горячее чувство, которое Давенпорт брезгливо именовал «унаследованной от папаши гасконской дурью». Однажды она уже «показывала искусство», и при одном воспоминании о тогдашнем позоре у нее вспыхнули щеки. На глаза девушке снова попалась кружка с вином, и, взяв ее левой рукой, она решительно сделала большой глоток. Ну и пусть спорить безрассудно, Эмили-Франсуаза де Кюинь не желала выставлять себя на посмешище. С какой стати она должна сейчас изображать неизвестно кого в угоду пьяному мальчишке? - Какого черта, что я Вам, фигляр? – коротко хмыкнула она, небрежно опуская шпагу д’Артаньяна на стол, - Ясно же сказал, что не умею!

Шарль д`Артаньян: Мальчишка был не безнадежен, судя по тому, как вспыхнули его глаза, и гасконец решил воздержаться пока от резкого «трус!», не убирая его, впрочем, слишком далеко. В том, что раззадорить Кюиня можно, д'Артаньян не сомневался, а потому подтолкнул шпагу к парнишке: -Ну же, шевалье! Вы что, боитесь?.. Я не прошу невозможного, я хочу видеть, можно ли вас чему-то научить. Припомнив сентенции своего учителя фехтования, гасконец продолжил с характерным оценивающим прищуром: - У вас крепкие ноги, и вы стоите на них вполне уверенно, так что я не верю в вашу безнадежность... Разве что вы сами не желаете владеть шпагой. Но почему? Вы не хромой, не горбатый, не слепой и не калека.

Эмили-Франсуаза де К: «Сказала бы я, почему, и посмотрела бы при этом на Вашу физиономию», - с этой мыслью Эмили с веселым недоумением глянула на свои ноги, - « С чего он взял, что они крепкие?..» От непривычно крепкого вина голова ее легонько закружилась, и следующая мысль оказалась неожиданной: «И кто сказал, что я не желаю?..» Наверное, девушка не позволила бы этой мысли укорениться, если бы не вспомнила спасшую ее даму, «Жана». Та женщина вполне умело управлялась со шпагой, не выглядя при этом глупой или неуклюжей. Эмили снова довольно невежливо хмыкнула: - Если Вам больше нечем заняться... - взяв шпагу, она отсалютовала ею гасконцу (почти единственное, что она умела делать). «Но если он станет смеяться…» - И если Вы скажете, что у меня в руках кочерга, я отправлю ее Вам в голову, - мрачно пообещала девушка.

Шарль д`Артаньян: - Нет, у вас в руках моя шпага, - гасконец отсалютовал кружкой. - А швыряться удобней бутылками, и если вы не перестанете звать шпагу кочергой, вам не останется ничего другого... Д’Артаньян до сих пор не простил Рошфору насмешки над его лошадью, хотя в словах приближенного кардинала и была доля правды, но уж благородное оружие ничем не заслужило сравнения с вышеуказанным предметом. Д’Артаньян поднялся и вышел из-за стола, предварительно убрав под него полупустую бутылку. - А теперь попробуйте меня достать. Гвардеец подумал немного, и уточнил: - Хотя бы просто коснуться.

Эмили-Франсуаза де К: Эмили представила, как она швыряется бутылками, и невольно рассмеялась, пожалуй, впервые за неделю. Напряжение и постоянный страх последних дней стали понемногу отступать. - Вам не понравится… - предупредила она. И, закусив губу, попыталась достать д’Артаньяна кончиком шпаги, стараясь вспомнить уроки конюха Тома, что по прошествии двух лет было непросто, и при этом не думать, как выглядят ее действия.

Шарль д`Артаньян: Гасконец представить себе не мог, что его «противника» обучал фехтованию конюх. А если бы представил, немало бы удивился, потому что движение Кюиня вовсе не было таким уж бездарным. Были в нем некие легкость и изящество, в очередной раз подтверждавшие хорошее происхождение, но д’Артаньян успел отметить - «руки слабоваты...» - прежде, чем намеренно шагнуть вперед, словно насаживаясь на шпагу, но при этом аккуратно пропуская острие у себя подмышкой. Создавалась полная иллюзия, что лезвие прошло насквозь. С очень натуральным стоном гасконец рухнул на пол, придерживая предплечьем клинок и зажимая «рану» другой рукой. Рухнул, словно от сильной боли перевернулся на бок, не давая увидеть, льется ли кровь из раны и есть ли эта рана вообще.

Эмили-Франсуаза де К: Эмили почувствовала, как все внутри ее оборвалось, и даже не слышала собственного испуганного крика. В следующую секунду она шлепнулась на колени рядом с «поверженным» гвардейцем, дрожащими руками стараясь перевернуть его на спину и в кровь кусая побелевшие губы. - Вы… живы?.. – едва выдавила она, уже готовая убедиться в обратном.

Шарль д`Артаньян: - Нет! – проникновенно отозвался гасконец, внезапно усаживаясь на полу и крепко сжимая тонкие запястья пажа. Глаза д’Артаньяна смеялись, но вместе с тем он сохранял очень серьезное выражение лица. Совершенно трезвым голосом гвардеец пояснил: - Никогда и никому не верьте. Не спешите подходить к павшему противнику. Он может быть только ранен, и, даже находясь при смерти, успеет всадить вам в бок кинжал или дагу.

Эмили-Франсуаза де К: - Дурак! – потрясенно выдохнула Эмили, пытаясь освободить руки резким рывком. Сейчас ей было не до того, чтобы следить за собственными словами. Первым желанием девушки было влепить гасконцу по физиономии, что ясно читалось в ее вспыхнувших от гнева глазах. - Очень смешно! Смешнее не придумаешь! –Эмили казалось, что она лопнет от возмущения. Надо же было догадаться… Сознание того, что это было лишь уроком, приходило медленно, а на языке крутилось множество определений умственных способностей и чувства юмора д’Артаньяна, каждое из которых не стоило произносить вслух. - Да будь Вы на самом деле противником, мне бы в голову не пришло бросаться Вас спасать!

Шарль д`Артаньян: Юноша рванулся прочь, но Шарль держал крепко - не из желания причинить боль или утвердить свое превосходство, а только потому, что иначе не умел. Реакция Кюиня изрядно гасконца озадачила – то ли малец еще младше, чем кажется, то ли... Д’Артаньян смотрел, как сверкают синие глаза Франсуа и по щекам его разливается нежный румянец, с каждым мгновением все сильнее ощущая себя тем, кем назвал его «мальчик». С некоторой оторопью гасконец разжал руки. - Много болели и плохо растете?.. – уточнил он, как-то пропустив мимо ушей гневные сентенции своего «пажа».

Эмили-Франсуаза де К: От неожиданности Эмили самым неграциозным образом плюхнулась на то место, на котором люди обычно сидят. - Именно! – она ждала чего угодно, только не такого вопроса. А в следующее мгновение девушка уже вскочила на ноги, растерянно растирая запястья и постаравшись отодвинуться от гвардейца подальше. Уж больно странно он себя вел…

Шарль д`Артаньян: Д’Артаньян многое готов был списать на скверное освещение и ударившее в голову вино, которого он выпил не так уж много, но... «Планше был пройдохой, каких свет не видывал, но этот... Эта... В общем, Кюинь умудрился обвести тебя вокруг пальца так, как никто еще не обводил». Гасконец поднялся на ноги. - Имя, - немного растерянно потребовал он, делая шаг к своей гостье.

Эмили-Франсуаза де К: Девушка шарахнулась в сторону, лихорадочно соображая, успеет ли она выскочить в дверь. «Похоже, догадался…» - ставший уже почти привычным страх заставил ее стиснуть зубы. – «Надо его чем-то отвлечь, вывести из себя…» - Вы столько выпили, что умудрились забыть, как Вас зовут? – насмешливо проговорила она, с вызовом глядя на гасконца снизу вверх и делая шаг в сторону двери. Сердце Эмили колотилось так, что, ей казалось, гвардеец должен был слышать стук…

Шарль д`Артаньян: - Стойте, где стоите, - предупредил д’Артаньян. У него возникла идея, которая ни за что не появилась бы на трезвую голову, а именно – гасконцу вдруг срочно потребовалось выяснить, как на самом зовут «юнца», говорящего с легким английским акцентом. В голове крутилось что-то о леди Винтер, которая тоже должна была оказаться англичанкой. - Ночной Париж очень опасен как для женщин, так и для юных пажей. А я не уверен, что захочу прийти к вам на помощь после вашего обмана. Кто вы?

Эмили-Франсуаза де К: Эмили тяжело вздохнула. Проскочить мимо гвардейца не стоило и пытаться. - Ну хорошо, если Вам интересно… Я – Эмили-Франсуаза де Кюинь, дочь барона Жерара де Кюиня и леди Джоанны Давенпорт. С пяти лет я нахожусь под опекой сэра Джорджа Давенпорта. Сейчас мне шестнадцать. А больше я Вам ничего не врала. – Девушка, поморщившись, задумалась на минуту. – Нет, точно ничего… А про мое поручение и письмо – все правда. Эмили печально посмотрела в лицо д’Артаньяна. Да какая теперь разница, поверит ли он. Она продолжила с легкой иронией: - Если бы я уже не успела убедиться, что, как Вы говорите, «ночной Париж очень опасен», я бы никогда не решилась оказаться здесь с Вами. А теперь, как Вы понимаете, я должна уйти.

Шарль д`Артаньян: Прошло какое-то время, прежде чем гасконец в полной мере осознал сказанное. Имя Давенпорта ничего не говорило д‘Артаньяну, но выпустить девушку, кем бы она ни была, сейчас на ночную улицу... - Останьтесь. Я не сделаю вам ничего дурного, - гвардеец вернулся за стол, словно подтверждая свои слова. Если мадемуазель де Кюинь вздумается бежать, догнать ее он всегда успеет. – Клянусь, мне нет дела до посягательств на вашу честь, если вы вдруг подумали об этом.

Эмили-Франсуаза де К: - Вот уж в мыслях ничего подобного не было! – вспыхнула девушка, с удивлением понимая, что и в самом деле ничего такого не думала. - Просто я подумала, что Вам неприятно…- она сама не знала, отчего ее потянуло оправдываться. – Я терпеть не могу лгать, но… у меня нет выхода. Эмили нерешительно стояла у стены, чувствуя себя до крайности гнусно. К тому же в носу опять противно защипало, и от подступивших слез пришлось часто заморгать. - И какого черта Вам вздумалось фехтовать! – с досадой воскликнула она. – Я бы ушла утром потихоньку…

Шарль д`Артаньян: Д’Артаньян вдруг ощутил себя крайне неловко. - Если бы я знал, что вы – дама... – неуклюже начал он, потом присмотрелся к лицу «пажа» и понял, что предпочел бы оказаться где-нибудь на аудиенции у Ришелье. Глаза мадемуазель де Кюинь заметно увлажнились, а женские слезы, увы, с легкостью повергали гасконца в состояние, близкое к полной растерянности. Тяжело вздохнув, д‘Артаньян в который раз выбрался из-за стола и подошел к девушке. - Не сердитесь на меня. Ваш маскарад удался, и если бы я был в шляпе, я бы ее снял. Но куда вы пойдете? Одна, ночью?.. Я был бы полным негодяем, если бы вас отпустил. И я вас не отпущу, хотите вы того или нет.

Эмили-Франсуаза де К: - Какая я дама! – отмахнулась Эмили. – И я вовсе не сержусь, Господь с Вами, на что же мне сердиться?! Скорее уж сердиться следовало бы Вам. Девушка подняла на гасконца полные слез синие глаза и попыталась улыбнуться. Улыбка получилась робкой и печальной. Заметив растерянность д‘Артаньяна, она продолжила с ребяческой горячностью: - Вы не бойтесь, я не стану плакать или там падать в обморок. Я так часто в этом облике… - Эмили поежилась. – Привыкла уже. Так что Вам не надо обращать на меня внимание. Она снова тяжело вздохнула. Идти в самом деле было некуда. Эмили не могла бы назвать ни одного места, где бы ее ждали. Зато ждали потерянное письмо. Девушка выпрямилась, подняла подбородок и продолжила очень серьезно: - Сударь, я хочу просить Вас… Пожалуйста, сударь, не говорите никому, что я… не мальчик. В том не будет урона Вашей чести, потому что лгать Вам не придется. Видите ли, сударь, есть долг, который я должна выполнить.

Шарль д`Артаньян: Д’Артаньян сильно удивился. Он впервые видел девушку, которая небрежно открещивалась от звания дамы. Гасконец не понял бы этого, даже будь Эмили не дочерью барона де Кюиня, а простой горничной. - Шевалье, как бы вам это не претило, дама вы самая настоящая, - гасконец галантно поцеловал пальцы своей гостьи, держась с подчеркнутой церемонностью. – А потому позвольте мне помочь вам. Королевским мушкетерам вы можете доверять – это честнейшие люди на земле. Д’Артаньян привычно упустил из виду, что в роту де Тревиля пока не зачислен. - Я сохраню вашу тайну. Только... Плакать больше не надо, – гасконец помялся немного, и обреченно добавил: - Лучше падайте в обморок. Шевалье очень надеялся, что Эмили сама поймет, чем вызвана такая просьба. Что делать с женщиной в обмороке, он знал. А вот с плачущей... О Господи, лучше Ришелье.

Эмили-Франсуаза де К: - Спасибо, - Эмили невольно перевела дух. – Я Вам верю. Несмотря на то, что Вы только что сказали, что верить никому нельзя. И все равно… Про себя девушка тотчас обругала себя доверчивой дурочкой, но ей так отчаянно хотелось верить хоть кому-то. Тому, кто галантно целует замызганной перепуганной девчонке руку, именуя ее «дамой». - Вы мне уже помогли. В моем положении ночь, проведенная в безопасности… И… я никогда не падаю в обморок, - улыбнулась она, подумав, что уже произносила сегодня эти слова. Растерянно глядя на свою руку в руке гасконца, она добавила прежде, чем успела подумать о неуместности любопытства: - А что меня выдало?

Шарль д`Артаньян: Гасконец откашлялся. - Видите ли, мадемуазель... Д’Артаньян осторожно приподнял за подбородок лицо «пажа» и дотронулся до девичьей шеи, которая никак не могла принадлежать мужчине – ни в каком возрасте. - Вы ловко носите мужской костюм, но подделать адамово яблоко невозможно. Но я бы не обратил на это никакого внимания, если бы не ваша реакция на мой... Розыгрыш. Для пажа, вовсе не умеющего фехтовать, ваше «дурак!» было весьма смело. Или весьма трусливо, если вы надеялись на то, что у меня не поднимется рука на неумелого нахала. Вы не похожи на глупца, а в вашей дерзости нет вызова... Потом, когда вы отшатнулись, я увидел вашу шею. И это тоже само по себе не было бы доказательством, - в конце концов, я мог ошибиться, - если бы вы сами не подтвердили мои подозрения.

Эмили-Франсуаза де К: - Так я и знала… - удрученно ответила девушка, стараясь невзначай отстраниться от руки гасконца. – Вечно меня губят несдержанность и длинный язык… Эмили представила, что бы ей сказал сейчас Давенпорт, и невольно поежилась. И что самое печальное, он был прав, когда говорил о ней: «Некоторым никакой урок не идет впрок». Она сочла нужным пояснить: - Я вовсе ни о чем не думала и ни на что не надеялась, я испугалась за Вас. Внутренний голос тут же прокомментировал: «А могла бы напрячься и подумать» - Спасибо, что сказали про шею, я не знала, - серьезно продолжила девушка, размышляя о том, что надо было упереться и не признаваться, глядишь, и сошло бы. Потому что завтра придется встретиться с лейтенантом гвардейцев, а он будет постарше… И опять придется встретиться с капитаном де Кавуа, это уж точно… А если один догадался, то могут и другие. Мадемуазель де Кюинь не подозревала, что обуревающие ее мысли и чувства легко читаются на выразительном личике, она с досадой думала о том, что ничего бы не произошло, не вздумай кое-кто пошутить… - А шутка Ваша в самом деле была дурацкая. – уже сказав это, Эмили испуганно прикрыла рот рукой, растерянно глянув на д‘Артаньяна.

Шарль д`Артаньян: Гасконец пожал плечами. - Самая обычная. Вы не поверите, какое количество дворян попалось на этот старый трюк. Кстати... Мадемуазель, давайте все-таки не будем стоять у двери? Квартирная хозяйка Атоса весьма мила, и при этом отлично слышит. А я не уверен, что ей стоит знать некоторые подробности из вашей жизни. Д’Артаньян осторожно улыбнулся, все еще чувствуя себя не лучшим образом. Наверное, проще было продолжать называть «пажа» Франсуа, и выкинуть из головы его истинную сущность, но врожденная пылкая галантность (очень гасконское качество) все время пыталась напомнить о себе.

Эмили-Франсуаза де К: - Вы хотите лишить бедную женщину темы для сплетен на ближайшие полгода? – хмыкнула Эмили, отрываясь от стенки и делая несколько шагов в сторону стола. - Вот ведь странно, правда? В моей жизни нет ровным счетом ничего примечательного, но Вы совершенно правы, подробностей лучше не знать… - она устало опустилась на стул, задумчиво почесав нос. - Лишние знания мешают, неправда ли? Вот, например, Вы теперь не знаете, что со мной делать. Не берите в голову. Завтра я исчезну, и эта странная история позабудется. Хотя… - в печальных глазах девушки внезапно заплясали озорные чертики, - Мне в самом деле жаль, что не удалось ничему у Вас научиться.

Шарль д`Артаньян: - Еще научитесь, - самоуверенно пообещал гасконец. - Куда вы собираетесь исчезнуть? Если я правильно понял, идти вам некуда. Я бы на вашем месте дождался возвращения Атоса – уверен, если Давенпорта можно спасти, Атос обязательно выяснит, как. Рискую показаться нескромным, но рядом со мной вы будете в безопасности. А вот в одиночестве... Д’Артаньян пожал плечами, и вдруг понял, что совершенно забыл рассказать девушке нечто важное. Разговор с Тревилем, который «Франсуа» пропустил, разыскивая какого-то своего друга, принес весьма любопытные результаты, которые никак нельзя было упускать из виду. - Присаживайтесь, - предложил гвардеец, справедливо предположив, что такие новости лучше выслушивать сидя. – Я должен рассказать вам кое-что... Вы сказали, что вас направил к Атосу капитан де Кавуа. Возможно, вас заинтересует то, что на самом деле это был... Другой человек.

Эмили-Франсуаза де К: Эмили вздохнула. Д’Артаньян был прав. Наверное. По крайней мере, в одиночестве совсем плохо. За последнюю неделю она так устала бояться. А сегодняшний день… События сегодняшнего дня могли выбить из колеи и куда более сильного человека. - Спасибо, - сказала она просто. Усевшись на стул, она поставила локоть на стол, в задумчивости кусая ноготь. Как же все-таки странно… ее жизнь стала зависеть от малознакомых людей, и она им доверяла… вопреки благоразумию. Опять вопреки благоразумию… Последние слова гвардейца заставили девушку вздрогнуть и взглянуть на д’Артаньяна. Глаза ее широко распахнулись, и на лице отразилось полное недоумение. - То есть как? – проговорила она, уронив руку на колени и часто заморгав, - Как это – другой человек?...

Шарль д`Артаньян: Гасконец надолго замолчал. Эмили шла с письмом к Кавуа, капитану гвардейцев кардинала, следовательно, играла на чужой стороне. Хотя, быть может, и не подозревала об этом. Стоило ли говорить ей, кому она отдала письмо на самом деле?.. Удивление девушки казалось таким неподдельным... Мимолетная мысль о том, что «Франсуа» мог солгать, исчезла раньше, чем появилась. - Значит, вы все-таки не знаете, кому показали письмо на самом деле... Мадемуазель, вы оказались в сложном положении. Вам, несомненно, известно, что между гвардейцами кардинала и мушкетерами короля особой дружбы не водится?

Эмили-Франсуаза де К: - Почему? – искренне удивилась девушка. – Нет, я знаю, они отличаются… одеждой? Цветом плаща, так ведь? Тот лейтенант, что меня спас, был гвардеец кардинала… а господин Атос… Но, в самом деле, какая разница? Разве все вы не служите королю? Долгое молчание д’Артаньяна заставило сердце Эмили тревожно забиться, и сейчас она тревожилась все сильнее. «Не знаете, кому показали письмо на самом деле». Почему, собственно, она не знает? - Я не понимаю, о чем Вы говорите, - проговорила она растерянно. – Я нашла дом капитана де Кавуа на улице Сент-Оноре. Три раза спросила. Из дома вышел человек, его окликнули «господин капитан». Кто же это еще мог быть? Страшная догадка возникла в голове девушки. Если предположить… Тогда все складывалось, и странное поведение капитана можно было объяснить… Эмили едва выговорила, внутренне холодея: - Их что, много, капитанов?

Шарль д`Артаньян: - Много, - авторитетно подтвердил д’Артаньян. – Полагаю, иногда они друг друга навещают. Особенно когда речь идет о двух одинаково служащих королю ротах... Гасконец невесело усмехнулся. По какому вопросу Тревиль мог навещать Кавуа? Уж не их ли выходка послужила тому причиной? Да уж, доставили они хлопот командиру, ничего не скажешь. Но ведь иначе было нельзя... - Эмили, вы попали в неприятную историю. Ваш дядя, судя по всему, был каким-то образом связан с Его Высокопреосвященством. И если вы желаете пойти по его стопам, вам нужно самое позднее на рассвете явиться в Пале-Кардиналь и все рассказать о письме и о том, что оно поначалу попало не в те руки, а затем и вовсе было утеряно. Правда, после таких известий вас, очевидно, ничего хорошего ждать не будет... Но если вы этого не сделаете, а история каким-то образом всплывет, господа кардиналисты решат, что вы намеренно... Так скажем, сыграли на другой стороне. Я не знаю, что было в письме, но мне кажется, что оно было немаловажным. Иначе Давенпорт не отправил бы вас, девушку, пусть и в мужской одежде, с этой запиской. Кажется, ваш дядя воспользовался последним шансом. Возможно, он даже подозревал, что в Кале его будут ждать. Не могу знать наверняка, но – возможно.

Эмили-Франсуаза де К: Эмили с трудом попыталась сглотнуть стоявший где-то в горле тяжелый ком. - Это был «крайний случай». Я лет с семи время от времени передаю какие-то послания, - она горько усмехнулась, - и не всегда так бездарно. Видите ли, я лишь тем лучше любого слуги, что меня невозможно купить. Девушка не рисовалась, не хвасталась, она говорила то, во что глубоко и непреложно верила. - Вы, наверное, правы, сэр Джордж ждал опасности. Правда, меня случайно не арестовали вместе с ним. – она пожала плечами, - или не случайно… Вы снова правы, мне ничего не остается, как пойти к настоящему капитану де Кавуа и рассказать ему все, как есть. И ничего хорошего я не жду. Тяжелый ком внутри никак не хотел исчезать, не давал дышать и грозил взорваться. - Но Вы, сударь, наверное, точно знаете, кому я показала письмо и кто послал меня к Атосу. Зачем господину Атосу спасать английского шпиона? Вы – «играете на другой стороне»? Только Вашим хозяевам немного будет от меня проку. Невозможно выдать то, чего не знаешь. Внезапно Эмили сделалось до тошноты противно… «Никому не верьте», - сказал гасконец. Никому нельзя верить, ни старому, ни молодому, ни родному, ни чужому, ни себе самой. Она встала, кусая губы. Стул с грохотом упал, но девушка этого не заметила. - «Королевские мушкетеры – честнейшие люди на земле», - вместо язвительной усмешки у Эмили получилась жалкая гримаска. Прочь, скорее прочь отсюда, куда угодно, потому что больше она не выдержит. Она обещала не плакать… Крик можно удержать, стиснув покрепче зубы, а что делать со слезами? Даже если покрепче зажмуриться… Жгучая влага упрямо устремилась наружу, прорываясь сквозь плотно сжатые веки, сквозь сомкнутые щеточки ресниц.

Шарль д`Артаньян: Д’Артаньян с отчетливым стоном взялся за голову. - Эмили, это же так просто – ну кто мог отправить вас к Атосу? Конечно, господин де Тревиль, капитан королевских мушкетеров... Кавуа попросил бы о помощи кого-нибудь из своих людей. Окончив речь, гасконец осторожно посмотрел на девушку. Гостья плакала, и ему не оставалось ничего другого, кроме как подойти к ней и с непривычной неуклюжестью прижать девушку к себе, легонько встряхнув за плечи. - Ну же, сударыня. Не стоит плакать – я не солгал вам ни единым словом, и у меня нет хозяев, кроме Его Величества.

Эмили-Франсуаза де К: - Откуда мне знать про какого-то там Тревиля? – по-детски всхлипнула Эмили, пытаясь отвернуться от гасконца и оттого нечаянно уткнувшись мокрым лицом ему куда-то в район подмышки. - Не смотрите на меня. Я не плачу. То есть сейчас перестану. Оно… само… Проклятые слезы никак не хотели останавливаться, и девушка попыталась утереться рукавом. - Ваш Тревиль не понял, что письмо не ему? И он всегда бросается на помощь всем встреченным мальчишкам? Благотворительность такая, да? – язвительно проговорила Эмили. К ее досаде, вырвавшееся у нее откуда-то из глубины беспомощное хрюканье тотчас испортило весь эффект от ее язвительности. Впрочем, обижаться было не на кого, она сама… По всему же выходило, что д’Артаньян ей враг, ей сейчас следовало гордо вырваться, и… Вот только проблема заключалась в том, что же «и…».

Шарль д`Артаньян: - Капитан – благородный человек... – гасконец вытащил почти свежий платок и принялся аккуратно вытирать Эмили глаза. – Успокойтесь же. Можно сказать, что ничего дурного не произошло, если не считать того, что случилось в Кале. В конце концов, вы правы – мы все служим королю, только по-разному. И Ришелье служит королю, и Кавуа, и Тревиль... Голос д’Артаньяна приобрел убаюкивающие нотки. Ему было жаль девушку, но большего он для нее пока сделать не мог. Да и сам понимал, что говорит ту правду, которая может успокоить Эмили, а не ту, которую следовало бы сказать. - Завтра вы отправитесь в Пале Кардиналь и расскажете о судьбе письма. Ведь Тревиль не отобрал его у вас, верно? Вы просто обронили его на улице, притом в схватке.

Эмили-Франсуаза де К: - Да уж, в схватке я чудо, как хороша… Вроде мешка, который швыряют из рук в руки. И толку, как от того мешка. И ничего дурного не случилось, просто дело доверили дуре. А в Кале Давенпорта арестовала городская стража, которая тоже служит королю, ведь так? Вашему, конечно. А вот какому королю служит мой дядя, я, представьте, не знаю. Возможно, что и другому. Или вовсе никакому. Эмили чувствовала, что ее несет, что многое из того, что она сейчас произносит, говорить не следует, но не могла остановиться. - А я и вовсе неизвестно что. Ни француженка, ни англичанка. «Вот только ему то зачем вся эта ерунда? Мало ли своих забот?» - подумала девушка, и на ее лице отразилось самое искреннее раскаянье. Она была благодарна гвардейцу за терпение, за не очень чистый платок, за лежащую на ее плечах надежную руку, за саму попытку утешить. В конце концов, Давенпорту никогда бы не пришло в голову утирать ее слезы. И было крайне несправедливо вынуждать гасконца выслушивать ее обиды. Глубоко вздохнув, Эмили резко отстранилась от д’Артаньяна. - Все. Все прошло. А теперь мы с Вами забудем о бабьих истериках. Есть Франсуа де Кюинь и господин д’Артаньян, который просто несколько ошибся с выбором пажа. Вы ведь хотели выпить? Позвольте Вам налить?

Шарль д`Артаньян: - Не позволю, - спокойно отозвался гасконец. – Довольно на сегодня. У нас завтра тяжелый день... Д’Артаньян не собирался рассказывать девушке о том, что завтрашнее утро может принести ему самому как заключение, так и прогулку на эшафот. По сравнению с гибелью Констанции это казалось таким далеким, несущественным, словно ваза, разбитая десять лет назад. - С выбором пажа я нисколько не ошибся. С учетом вашего пола... Вы оказали мне честь, Франсуа.

Эмили-Франсуаза де К: - Уж и честь… - Эмили улыбнулась открыто и мягко, что ее необыкновенно красило. – Спасибо,- продолжила она серьезно, посмотрев снизу в лицо гасконца. - И… я тут наговорила всякого… не сердитесь. - Я пойду туда? – девушка кивнула в сторону двери в соседнюю комнату. Сделав несколько шагов, она остановилась уже в дверях. - Сударь, а… как вас крестили? – вдруг выпалила Эмили, повернувшись к д’Артаньяну. Смутившись, она принялась неловко объяснять: - Ничего такого… Просто… Моя няня, она говорила… Что Господь скорее примет молитву, если назвать человека полным именем, а то как Ему понять… Ерунда, наверное… - девушка прикусила губу.

Шарль д`Артаньян: - Шарль, - улыбнулся гасконец. Он, хоть и полагал, что стал уже парижанином с головы до ног, сохранил все же определенную провинциальность, и слова девушки растрогали его до глубины души. – Шарль де Батц де Кастельмор д’Артаньян. Доброй ночи, сударыня, надеюсь, что завтра вы не сочтете нужным исчезнуть бесследно. Я хотел бы знать, что с вами все в порядке, и не случилось ничего такого, что оказалось бы страшней потерянного письма.

Эмили-Франсуаза де К: - Я вернусь, - пообещала Эмили. – Если смогу. Если меня… - она пожала плечами, - Ну не убьют же, в самом деле. А вы ведь предлагали мне безопасность рядом с вами. Я была бы совсем глупой, если бы решилась этим пренебречь. - И, кстати… - продолжила она уже почти лукаво, - Вроде как я у вас служу? И, вроде, вы меня пока не выгнали?

Шарль д`Артаньян: - Более того, еще даже не завершился ваш испытательный срок, - улыбнулся Шарль. - Так что вы просто обязаны возвратиться. Слова девушки о том, что участие в чужих интригах может стоить ей жизни, снова всколыхнули печальные воспоминания о Констанции. Гасконец ничем не сумел помочь своей несчастной возлюбленной... Память о ней не позволяла ему просто так распрощаться с мадемуазель де Кюинь. Шарль надеялся, что с девушкой ничего не случится. Эпизод завершен?



полная версия страницы