Форум » Париж – жилища » Незваный и долгожданный. 17 июля, в десятом часу » Ответить
Незваный и долгожданный. 17 июля, в десятом часу
Анна де Тревиль: Особняк де Тревилей: «Незваный и долгожданный». 17 июля, в десятом часу.
Монтрезор: - Как говорит наш дорогой виконт, лишь только лучи божественной Авроры позолотили облака на востоке, лишь только капельки росы… - шутливо начал Монтрезор. Алмазные капли на бледном теле… Улыбка графа заметно потускнела. - Впрочем, - продолжал он, силясь отогнать неприятные воспоминания, - с виконтом мы встретились позже. И Вы абсолютно правы, баронесса. Господа, желавшие полюбоваться рассветом со мной вместе, отчего-то так и не появились. - Но как Вы догадались, сударыня? – Клод задорно, по-мальчишески, улыбнулся. – Может быть, Вы предсказываете будущее? Вы, случайно, не гадаете по руке? – и Монтрезор протянул Мартине открытую ладонь.
Анри де Труа-Роше: Вызванный дочерью капитана образ тетушки слегка смутил душевный покой виконта, но ненадолго и по причине, отличной от той, которую, неведомо для него, рисовала себе м-ль де Тревиль. Смятение, в котором Труа-Роше покинул прошлой ночью злополучный балкон, сменилось раздумьем столь непривычно глубоким, что молодой человек не заметил за ним самого предмета своих размышлений, однако, вынырнув из непривычных ему вод, он мог похвастаться неплохим уловом. Обе м-ль де Тревиль, и старшая и младшая, вряд ли пришли бы в восторг от его выводов, но сам виконт, счастливо уверившись, что от капитана де Тревиля ему грозит разве что то, чего он пожелал бы и сам, чувствовал себя едва ли не самим Аристотелем. Удивительно ли, что слова м-ль де Тревиль пролились на его душу живительной росой, окончательно убеждая его, что девушка не могла при всем желании изгнать из памяти воспоминания о единой беседе с ним? – Признаюсь, мадемуазель, что нежданное счастье увидеть – и почувствовать! – вблизи то, чем не осмеливался любоваться даже издали, лишило меня дара речи, чему ваша тетушка не могла не быть свидетельницей, – ответил он голосом столь печальным, что те немногие, кого обманула бы его игра, вряд ли приписали бы его грусть чему-то меньшему чем смерть близкого человека. – Как видите, не в силах носить в себе долее эту скорбь, я поднялся раньше того самого солнца, о котором говорит ваша достойная кузина, чтобы засвидетельствовать свое почтение и вам и вашей тетушке при более благосклонных ко мне обстоятельствах. Если речи виконта и отличались в этот миг меньшей плавностью, а его выбор сравнений казался беднее чем минутой ранее, то объяснялось это растерянностью, которую вызвали в нем слова баронессы. Будучи прекрасно осведомлен о привычке всей свиты его высочества ложиться в часы, когда другие встречают новый день, он хотел было возразить молодой женщине, когда ответ графа прояснил для него ее намеки и он уставился на Монтрезора с полуоткрытым ртом. Женщина, говорящая о прогулке на рассвете, может говорить именно о прогулках, но в устах мужчины те же слова приобретают совсем иной смысл. – Ого, мой друг, дело чести, и ни звука вашим друзьям? – вскричал он. – Но кто же, как же? Неужто ваш противник позволил себе не явиться?
Мартина де Ланселла: Если бы Мартина знала, что виконт попал в их дом по прискорбному недоразумению, а вовсе не как секундант Монтрезора, она, конечно же, деликатно промолчала о дуэли, несмотря на снедающее ее любопытство. Теперь же по ее милости граф будет вынужден откровенничать в присутствии говорливого Труа-Роше, а стало быть, эта история в ближайшем времени станет достоянием всего двора... А кроме того, Мартине очень хотелось знать, какая неприятная мысль помешала Монтрезору продолжить свое поэтическое описание утра - не просто так он сменил тему. Баронесса нежно провела пальчиком по ладони мужчины: -У вас здесь так отчетливо все начертано, что эти линии могли бы служить азбукой для гадалок.
Анна де Тревиль: Намек на происшествие на балконе смутил и рассердил мадемуазель де Тревиль. Неосмотрительность собственного поведения отошла на задний план, вытесненная вопиющим неблагородством виконта де Труа-Роше, явленным в виде отличной памяти. Покраснев, Анна де Тревиль ничего не ответила и с облегчением поддержала изменение предмета беседы. Дочь капитана королевских мушкетеров трудно шокировать признанием о несостоявшейся утренней прогулке со шпагой под мышкой, однако Анна не сумела скрыть своего изумления от явной осведомленности о том Мартины. Если кузина была в курсе предстоящей дуэли, то не она ли сама послужила ей причиной? Мадемуазель де Тревиль метнула на Мартину де Ланселла заблестевший взгляд: в скромной баронессе открывались все новые грани. – Гасконские дамы славятся своим даром предвидения, шевалье, – серьезным тоном сообщила она графу. – Однако я не предполагала, что то же водится и за моей кузиной.
Монтрезор: - А я уверен, что у баронессы есть еще немало достоинств, пусть скрытых, но оттого не менее драгоценных, - Монтрезор улыбнулся Анне, сделав вид, что так поглощен движением пальчика баронессы, что не обратил внимания на вопрос виконта. - Что же такого здесь начертано? Что увидела на сей скромной скрижали славная гасконская дама? – в глубоком голосе графа послышались бархатные нотки.
Анри де Труа-Роше: Зардевшиеся щечки м-ль де Тревиль вызвали у виконта еще одну довольную улыбку, однако несостоявшаяся дуэль Монтрезора завладела его вниманием в куда большей степени, а потому вместо того, чтобы продолжить осаду этой, как он имел основания предполагать, не неприступной твердыни, он сосредоточился на графе и его гасконской пассии. Нетрудно было заметить, что провинциалка не страдала от переизбытка скромности, но Труа-Роше рассудил, что лучший способ разговорить приятеля это не торопиться оставлять их наедине: чем больше ему не терпится, тем вернее он поспешит ответить и отделаться от лишних собеседников. – Держу пари, что ни одной гадалке не удастся прочитать на вашей ладони, с кем у вас была назначена встреча, – хохотнул он. – Не скрытничайте же, дорогой мой граф, позор тому, кто заставил вас ждать напрасно.
Мартина де Ланселла: Мартина поудобнее взяла ладонь Монтрезора в свою и глубокомысленно воззрилась на переплетение линий, в котором смыслила примерно столько же, сколько и в расположении созвездий. -Здесь написано, шевалье, что граф поднялся ранним утром из-за невежи, потерял несколько часов из-за труса и опоздал из-за болтуна, - с ангельской улыбкой поведала она, адресуясь не столько к своему кавалеру, сколько к Труа-Роше.
Анна де Тревиль: Мадемуазель де Тревиль с трудом удержала улыбку, отчего на щеках показались две очаровательные ямочки. Выпад в сторону виконта не остался незамеченным. – Вижу, кузина, вы и впрямь сведущи. Ну же, граф, не томите, баронесса угадала? – и Анна перевела на Монтрезора вопросительный взгляд. Ее живо интересовало, правда ли тот ввязался в ссору из-за Мартины, и если так оно и было, то в стремительности граф ничуть не уступал своему другу. Ведь с кузиной они знакомы всего ничего.
Монтрезор: Ответ Монтрезора прозвучал серьезнее, чем хотелось бы ему самому: - Я бы убрал «труса». И не стал бы загодя позорить дворянина, ничего не зная об обстоятельствах, его задержавших. «Черт возьми, что со мной происходит?» - подумал он с досадой. – «Едва ли не проповедь собрался читать… Нашел тему для разговора с дамой… И черт бы побрал Труа-Роше с его любопытством и болтливым языком!» Теперь идея взять виконта с собой к Тревилям уже не казалась графу такой блестящей. - Но главное в гадании – не прошлое, а будущее, не так ли? – продолжал он, улыбаясь Мартине и невольно любуясь озорными искорками в ее глазах. – Что же меня ждет, сударыня?
Анри де Труа-Роше: Виконт вытянул шею и тоже поглядел на ладонь Монтрезора, словно надеясь и вправду увидеть на ней буквы. – В Париже говорят и «болтушки» тоже, – добродушно поправил он, памятуя, что самый знаменитый из соотечественников баронессы, покойный Генрих IV, был известен также и тем, что говорил о ложках в мужском роде, – не волнуйтесь, его высочество все равно раньше одиннадцати не встанет. Видите, я тоже умею кое-что предсказывать, а мадам де Ланселла так и не смогла назвать нам имени. Он подмигнул м-ль де Тревиль и выжидающе взглянул на своего приятеля.
Мартина де Ланселла: Мартина осторожно сжала пальцы Монтрезора в кулак и накрыла сверху своей ладонью: -У вас там на перекрестке линий тайна, граф, держите ее вот так, крепко, иначе упорхнет, - она улыбнулась, глядя прямо ему в глаза, чтобы он так же ясно прочел в ее взгляде обещание. - Может быть, теперь виконт продемонстрирует нам более полно свое искусство гадателя, если уж начал так удачно?
Анна де Тревиль: Демонстрация существующей близости между кузиной и Монтрезором заставила мадемуазель де Тревиль еще раз порадоваться, что тетушки нет – в ее присутствии вряд ли влюбленные осмелились бы вести себя так свободно. Отведя глаза от руки Мартины, покоящейся в руке графа, Анна возразила: – Иногда труднее разгадать прошлое, чем узнать будущее, кузина. Впрочем, если граф де Монтрезор не желает называть нам имя своего противника, у него наверняка есть веские причины для этого, – Анна де Тревиль пристально взглянула на Мартину, полагая, что уж кузине-то эти причины доподлинно известны.
Монтрезор: - Я не позволю упорхнуть ни одной тайне…– горячая ладонь Клода легла поверх ладошки Мартины, легонько пожав, а взгляд потемневших глаз сказал, что обещание принято. В следующее мгновение Монтрезор осторожно развернул ладонь баронессы, бережно коснувшись пальцами тонкой линии, называемой линией жизни. - Разрешите теперь мне погадать Вам, баронесса? - Конечно, я не такой хороший пророк, как госпожа де Ланселла, - весело провозгласил он, - Но я вижу… Вижу… Сегодня… Я вижу прогулку на Кур-ла-Рен. Сегодня. Часов, скажем, в шесть? – граф вопросительно взглянул на Мартину.
Анри де Труа-Роше: Во взгляде виконта, направленном на воркующую парочку, нетрудно было бы прочесть сперва недоумение, вызванное упорным нежеланием Монтрезора назвать своего противника, затем сомнение и наконец откровенное изумление. Гасконская бабенка определенно свела графа с ума, если он вдруг начал вести себя как полный идиот. Кур-ла-Рен, шесть часов вечера, ага, и можно подумать, она сможет явиться без тетушки! Когда даже последнему дураку понятно, что надо ковать железо пока горячо! Виконт перевел глаза на м-ль де Тревиль, благосклонно взиравшую на двух молодых людей, и, чувствуя, что теряется перед лицом такой вопиющей глупости, все же прокашлялся и предложил: – Мадемуазель, ваши слуги… они наверно забыли принести ммм… бисквиты какие-нибудь? Я бы и сам за ними сходил, но в первый раз… может, проводите? До кухни или куда там у вас? Внутренний дворик особняка мог похвастаться разве что толпой мушкетеров, и предлагать прогулку по нему не могло придти в голову даже Труа-Роше.
Мартина де Ланселла: Предложение виконта впечатлило Мартину - она даже оторвалась от созерцания точеного профиля Монтрезора и обратила взор на Труа-Роше. Чтобы шевалье самолично ходил на кухню за угощеньем, пусть даже и в компании такой прелестной девушки, как кузина? Даже в захолустном Флораке мужчины, будь то дворяне или вилланы, предпочитали помереть с голоду, чем осквернить себя поисками ужина - все должно было быть подано в срок, в меру посолено и приправлено добрым словом жены, сестры или матушки. С другой стороны, это могла быть наиновейшая парижская мода, и Мартина не рисковала выдать свою дремучесть, откровенно удивившись словам Труа-Роше. Посему она избрала благую долю и снова обратилась к Монтрезору: -Мы с кузиной будем счастливы видеть вас нашим сопровождающим, граф. Уверена, что и тетушка будет только рада обществу столь галантного кавалера.
Анна де Тревиль: Если Мартина была удивлена, то Анна де Тревиль от слов виконта просто потеряла дар речи. Блестящая идея сопроводить ее на кухню, словно какую-нибудь горничную, отклика в ее душе не нашла, а намек на недостаток гостеприимства больно ужалил фамильное гасконское самолюбие. – Благодарю за заботу, шевалье, – с вежливостью, способной выморозить Сену посреди июля, проронила Анна и яростно дернула за сонетку колокольчика. Когда на энергичный звон явился лакей через время, делающее честь быстроте его ног, мадемуазель де Тревиль уже без дрожи гнева в голосе смогла приказать подать гостям вина и закусок. – Желаете что-нибудь еще, господин виконт? Вы, наверное, очень голодны после утренней прогулки? – сладким тоном спросила она. – У вас тоже было беспокойное утро, как у господина графа? Право, Париж после грозы просто бурлит. Даже не знаю, позволит ли тетушка нам с кузиной отправиться в Кур-ла-Рен в такое неспокойное время. Мадемуазель де Тревиль не без оснований подозревала, что настойчивый Труа-Роше непременно увяжется за графом и Мартиной на прогулку, и не была намерена предоставлять ему повод присоединиться к компании. Давешние соображения о применении виконта в своих интересах Анна давно оставила: при всем своем оптимизме она уже поняла, что любая такая попытка будет равняться пожеланию проехаться верхом на кобыле, укушенной пчелой за чувствительное место.
Монтрезор: Честно говоря, желание виконта отправиться на кухню ошарашило даже Монтрезора. На какое-то мгновение он даже задумался о том, а смог бы он сам найти и подать что-либо съестное, но понял, что ответа на этот вопрос не знает. Нет, он бывал на кухне, будучи еще мальчишкой, когда хотел чего-нибудь вкусного во внеурочное время, и повар, и служанки всегда готовы были побаловать всеобщего любимца, но искать самому… Клод с недоумением воззрился на Труа-Роше, с некоторым запозданием сообразив, что это была неуклюжая попытка оставить их с Мартиной наедине, и он, в сущности, должен быть благодарен шевалье де Бруйе. К счастью, мадемуазель де Тревиль с завидной быстротой нашла выход из неловкого положения, но ее замечание о реакции парижан на прошедшую грозу Клоду совсем не понравилось. - Париж всегда бурлит. – меланхолично заметил он, не выпуская ручку баронессы. – Я все же полагаю, что ваша тетушка не будет против. «И останется дома…» - подумал граф про себя.
Анри де Труа-Роше: Если бы голову виконта не украшала с таким трудом давшаяся ему прическа, он, верно, почесал бы в затылке, настолько непонятным казалось ему поведение и графа и обеих дам. К счастью, обращенный к нему вопрос отвлек его внимание от влюбленных, и он обернулся к м-ль де Тревиль с удвоенной готовностью. – Бурлит, мадемуазель? Да вы ж и половины не знаете, ей-богу! Я тут как раз графу рассказывал, двух фрейлин как дождем смыло, а еще две придворные дамы того и гляди помрут. Тут молодого человека осенило, что подобного рода рассказы никак не могли поспособствовать столь желанной для Монтрезора прогулке на Кур-ла-Рен, и он с неловким смешком добавил: – Впрочем, это же в Лувре, не то чтобы кто их на улице прирезал или что… Разлившаяся по его лицу бледность противоречила деланно легкому тону, ибо познания виконта отнюдь не ограничивались тем, что он уже поведал Монтрезору.
Мартина де Ланселла: Первым порывом Мартины было запальчиво заверить виконта в том, что он сам не знает, о чем толкует. Во-первых, не в Лувре, а как раз-таки на открытом воздухе и, можно сказать, в деревне, во-вторых, не двух дам, а одну, а в-третьих, совершенно неизвестно, каким образом болезнь двух придворных дам связана с покойницей, о которой нынче красочно повествовал барон де Во. К счастью, она вовремя подумала о том, какое впечатление подобный монолог может произвести на Монтрезора, и сим спаслась от стыда за собственную глупость и опрометчивость. Во времена бабушкиной молодости придворные трупы были явлением заурядным, и в рассказах мадам де Флорак, которые с такой жадностью слушала ее внучка, то и дело кого-то травили, резали, закалывали или, на худой конец, морили голодом. -Вы нарочно нас пугаете, месье виконт? - уточнила она. - Утонувшие фрейлины, умирающие дамы...
Анна де Тревиль: Мадемуазель де Тревиль, которую тетушка и монастырь надежно охранили от подобного рода знаний, подумала, что ослышалась. – Как в Лувре… – побелевшими губами проговорила Анна. – Не может быть. Слабо махнув рукой, выпроваживая лакея выполнять отданное приказание, она с недоумением и испугом воззрилась на виконта. Получается, что со смертью юной фрейлины, о которой поведала под страшным секретом мадам дю Фаржи Луизе де Тревиль, не все ладно. Теперь шевалье мог поздравить себя с успехом: все внимание мадемуазель де Тревиль было полностью отдано его персоне.
полная версия страницы