Форум » Париж – жилища » Королевская площадь, дом 21, 17 июля, около часа ночи » Ответить

Королевская площадь, дом 21, 17 июля, около часа ночи

Richelieu:

Ответов - 45, стр: 1 2 3 All

Richelieu: Несмотря на залитые светом залы и поворачивающиеся к нему лица, Ришелье – редкий случай – не сумел бы потом вспомнить, кого видел и что говорил. Только оставив наконец за собой покои королевы матери и повторив тот краткий путь, по которому он совсем недавно провел герцогиню д’Омаль, он успокоился настолько, что его голос прозвучал почти обыденно, когда он кратко приказал Бернажу найти ему оседланную лошадь. Распоряжение это было выполнено с давно ставшей уже привычной ему быстротой, и, с облегчением сбросив красную мантию и оставшись в неожиданно щегольском для прелата придворном костюме, кардинал вскочил в седло. Двое верховых, в одном из которых он узнал самого Бернажу, ожидали чуть в стороне от главного входа, старательно не поднимая на него глаз, но всем своим видом показывая, что намереваются сопровождать его. Еле заметно пожав плечами, Ришелье пустил коня в галоп по опустыненным дождем улицам. Снедавшие его тревоги отступили на второй план под лившимися с небес потоками черной воды и столь для него редким наслаждением скоростью и кажущимся одиночеством. За спиной осталось спящее Сен-Жерменское предместье с его полудеревенскими еще домишками, улица Ла-Гарп звонким эхом отразила в льнущих друг к другу домах звонкую дробь копыт, ковром лег под ноги лошадей Новый Мост, непривычно оголенный и от заполнявшей его во всякое время суток разношерстной толпы и от смытой ливнем непроходимой обычно грязи, мелькнула и пропала башня св. Иакова, и – слишком быстро свернули они на широкую улицу Сент-Антуан, в конце которой, невидимая за плотной стеной дождя, вздымалась молчаливая громада Бастилии. Все то время, что длилось это путешествие, Ришелье не произносил ни слова, не смел задержаться ни на одной мысли, боясь звуком или вздохом спугнуть столь неожиданно посетивший его призрак молодости, и лишь когда под копытами коней зазвенела мостовая Королевской площади, он чуть придержал коня и оглянулся на своих спутников. Первый порыв – отправить их в Пале-Кардиналь – прошел, когда он окинул взглядом их насквозь промокшую одежду, и, сделав им знак следовать за собой, он подъехал к дому, уже значительно позже занесенному в анналы истории под номером 21, спешился и решительно постучал. За дверью послышались невнятные звуки, где-то наверху скрипнуло дерево, и почти сразу на пороге появился немолодой уже слуга, которого кардинал привез с собой из Люсона. Кивком указав ему на своих спутников, Ришелье не оборачиваясь прошел к лестнице и поднялся на второй этаж, в спальню, которую по его приказу постоянно держали в готовности с того самого момента, когда сам он перебрался в куда более роскошный Пале-Кардиналь. Тяжелая занавеска на окне была опущена, и он резким движением рванул ее в сторону, открыл с трудом поддавшееся окно и распахнул ставни. Пламя свечи на столе заколебалось, но не погасло, когда в лицо ему ударил влажный ночной воздух. Дом позади звенел чуть приглушенными голосами, перед ним шумел дождь, а где-то сбоку, за кронами молодых еще лип, единственный из домов на площади не погрузился еще в темноту и сон. Какое-то время Ришелье еще бездумно смотрел на него, затем потянулся за бронзовым колокольчиком. Тот же слуга беззвучно явился на зов. – Если мадемуазель Делорм еще не легла, – сказал кардинал, не поворачивая головы, – я был бы чрезвычайно рад ее видеть.

Мари де Лон: Наряд Марион, пребывавший в довольно плачевном состоянии уже тогда, когда она покидала беседку, к моменту ее входа в дом оказался настолько жалким, что даже Жюстин, сдержанная в проявлениях своих чувств, не удержалась и тихо охнула. Марион вопросительно посмотрела на нее, и та, спохватившись, рассказала, что гость, за судьбу которого куртизанка несколько беспокоилась, ушел довольно давно, целым и невредимым. Бросив Жюстин: «Мне нужно привести себя в порядок» и, не сомневаясь, что та точно поняла, что именно нужно сделать, Марион стала подниматься по лестнице. В силу образа жизни, который она вела, а также природной склонности, мадемуазель де Лон не могла позволить себе остаться в таком неприглядном виде, даже если впереди ее ждала только ночь, которую она полагала провести в одиночестве. К тому же в последнем никогда нельзя было быть уверенной до конца. Именно поэтому через непродолжительное время голова Марион приобрела тот вид, с которым было бы нестыдно спуститься вниз при полном скоплении гостей и завсегдатаев ее салона. Ложиться спать Марион не спешила. Она полулежала на маленьком диванчике, томно предаваясь воспоминаниям о неожиданном и настолько же приятном приключении в беседке. Позволив себе немного помечтать, Марион обратилась к мыслям гораздо более тревожным. Ей нужно дать отчет Его высокопреосвященству в том, что она смогла выведать, а результаты ее беседы с Д'Артаньяном, как ей представлялось, были весьма скромны. К тому же она упустила Бэкингема. Страх, вызванный неуверенностью в том, что порошок мог оказать на ее гостя несколько большее воздействие, чем ей хотелось, прошел, и теперь куртизанка сетовала на то, что он, похоже, оказался слишком слабым. Ее размышления прервал стук в дверь. Не дожидаясь того, что Жюстин доложит ей о пришедшем, Марион вышла к лестнице, гадая, кто же в такой вечер решил навестить ее. Визитер был настолько же неожиданным, насколько и ожидаемым. Куртизанка сразу узнала молчаливого слугу. Ришелье, по-видимому, хотел поговорить с ней, несмотря на поздний час, а скорее и благодаря ему. Подарив посланному за собой слуге кивок, означавший «Ждите, я скоро буду готова», Марион вернулась в комнаты. На этот раз она решила не прибегать к маскараду и остановилась на женском платье – самом скромном, какое только возможно в гардеробе куртизанки. Она надеялась, что дождь и ночь скроют от посторонних глаз ту, что приходила к Его высокопреосвященству, к тому же подобный наряд смягчит возможное недовольство Ришелье. Накинув сверху плащ, капюшон которого должен был спрятать ее обладательницу от любопытных взглядов, она вышла за слугой из дома. Всю дорогу и все время ожидания перед комнатой, куда ее пригласили для разговора, Марион пыталась придумать, как ей преподнести все, что ей удалось узнать, так, чтобы это выглядело несколько значительнее, чем это было на самом деле. Однако в тот момент, когда она склонялась над рукой Ришелье, она знала о том, как это сделать, ничуть не больше, чем полчаса назад, размышляя у себя дома. - Я рада, что вы снова захотели видеть меня, монсеньор, - произнося эту двусмысленную фразу, куртизанка посмотрела прямо в глаза Ришелье взглядом, в котором прятались одновременно и нежность и почитание.

Richelieu: За время ожидания Ришелье успел также переодеться и перейти в гостиную, где обнаружил поднос с бисквитами и подогретым вином. В камине пылал огонь, а зажженные свечи и задернутые занавеси сообщали тесной комнате тот домашний уют, которого не найти было в залах Пале-Кардиналь, куда более соответствующих представлению кардинала о жилище первого министра. Что-то однако притягивало его в менее роскошном доме на Королевской площади, заставляя его снова и снова возвращаться сюда, и далеко не каждое его посещение влекло за собой также визит его очаровательной соседки. – Марион. – Знакомый звук открывшейся и вновь закрывшейся входной двери был хорошо слышен наверху, и к тому моменту, когда молодая женщина оказалась в комнате, он уже не стоял, ссутулившись, перед камином, но занял место в одном из стоявших напротив огня кресел и привычным жестом указал ей на другое. Слуга беззвучно удалился, и Ришелье сам разлил вино по бокалам. Сменив платье, он не догадался также вытереть волосы, и легкая дрожь, пробежавшая по его телу, когда ее губы на миг коснулись его руки, могла быть вызвана холодом. – Я вам крайне благодарен за то, что несмотря на непогоду и поздний час, вы все же удостоили меня своего общества.


Мари де Лон: Марион, шурша платьем, села в предложенное кресло. Она посмотрела на накрытый стол - вино и поднос с бисквитами явно указывали на то, что разговор планируется быть не таким коротким, как она предполагала. Легким движением она оправила платье и волосы - несмотря на плащ, дождь не пощадил ни то ни другое. - Это я должна благодарить вас. Уверяю, я бы пришла и в более поздний час, даже если бы на улице была буря. Вы хотели видеть меня, а моя усталость, вне всякого сомнения, не может сравниться даже с маленькой толикой вашей. - Марион взяла бокал с вином.

Richelieu: Ришелье чуть наклонил голову, изучая вино в бокале с таким вниманием, что его можно было заподозрить в нежелании встречаться взглядами со своей гостьей. – У меня был тяжелый день, – согласился он, – и беседа с вами была одним из немногих его моментов, которые я вспоминаю с удовольствием. Но расскажите мне что-нибудь, Марион, ваше время проходит, мне думается, интереснее моего. Я бы хотел на время забыть… все. Против его воли последнее слово прозвучало неожиданно жалко, и он залпом осушил свой бокал, презирая себя за подобное проявление слабости.

Мари де Лон: Марион сделала несколько глотков, ощущая, как вино согревает ее изнутри. В словах, сорвавшихся с губ сидящего рядом, сквозила минутная слабость. Сильный мужчина, держащий в руках власть, нуждается в утешении, которое ищет у слабой женщины. В этом не было ничего нового и странного. Куртизанка только очень надеялась, что Арман не возненавидит ее потом за это. На какие-то доли секунды ей показалось, что Ришелье забыл о ней, глядя в свой пустой бокал. - Я надеюсь, вы простите мне мою дерзость? – Полушепотом спросила Марион, мягко, но настойчиво забирая бокал из мужской руки, позволив себе лишь на мгновение коснуться ее своими пальчиками. – Вы так сжимали бокал, что я всерьез обеспокоилась его судьбой. – Марион позволила себе слегка улыбнуться. – Я рада, что мой утренний визит скрасил вам тяжесть дня. Надеюсь, что вечерний будет не самым неприятным его завершением. Марион почувствовала, что от вина и близости огня тепло разливается по телу, зажигает щеки, а в голосе появляется непринужденность, столь сейчас желанная. - Моя жизнь, может быть, и веселее, но и намного бестолковей и суетливей. Вы захотели видеть меня – и мы разговариваем. Я же, попытавшись сегодня днем разыскать вас, преуспела только в том, чтобы вымокнуть. – Куртизанка замолчала, стараясь угадать по реакции собеседника, куда же двигаться в разговоре дальше.

Richelieu: Легкое прикосновение молодой женщины кружило голову не хуже вина, но, даже пытаясь сосредоточиться на ее словах, он был вознагражден лишь новым и не менее смущающим откровением. – Вы меня искали? Когда? Зачем? Зная о роли осведомительницы, которую зачастую играла при нем красавица-куртизанка, могло бы показаться странным, что он не спросил «Вы хотели мне что-то сообщить?», но возможно, дело было в его непритворной усталости.

Мари де Лон: Марион не смогла скрыть выражения изумления, немедленно отразившегося на ее лице. После утреннего разговора и данного во время него поручения заданный вопрос был несколько неожиданным. - Мне показалось, что мне есть что сообщить вам, и я подумала, что в подобном деле слишком спешить невозможно. - Марион сделала еще глоток вина и отставила свой бокал, скользнув взглядом по бисквитам и не притронувшись к ним. - Боюсь только, что если я буду рассказывать то, ради чего искала вас несколько часов назад, это несколько помешает вашим планам на вечер "забыть все" - вы вновь погрузитесь в ваши обычные заботы. - Марион мягко улыбнулась и перевела взгляд с собеседника на огонь, ожидая его дальнейших расспросов. К своему великому сожалению, она так и не решила, как именно она преподнесет то немногое, что ей удалось узнать, и о чем ей придется умолчать.

Richelieu: Если Ришелье и рассчитывал услышать что-нибудь более личное, на его лице, тут же оживившемся в выражении откровенного любопытства, этого было никак не прочитать. – Нет, прошу вас, расскажите мне все, что хотели. Если вы искали меня ради этих новостей, они должны быть важными. Пусть ему полагалось бы испытать облегчение от того, что беседа с Марион, начавшаяся столь лично, продолжилась отстраненно, Ришелье – так противоречива человеческая природа! – ощутил нечто схожее с разочарованием, тут же скрытое за доброжелательной улыбкой и вновь наполненным и поднесенным к губам бокалом.

Мари де Лон: Марион с некоторым неудовольствием подумала, что разговор неизбежно поворачивается в сторону сухих расспросов, и виной этому ее довольно неловкое вступление. Мысленно поругав себя и оправдав тем, что поздний час - не самое лучшее время для того, чтобы продумывать разговоры, куртизанка взяла бокал и сделала еще глоток. Спешно разыскивать Ришелье побудил Марион, конечно, заснувший в ее доме Бэкингем. Однако она не была уверена, что начинать разговор стоит именно с этого. - Мне удалось поговорить с шевалье Д'Артаньяном, и даже дважды. Впрочем, он, наверное, задал даже больше вопросов мне, чем я ему. Надеюсь, что его вопросы могут рассказать вам не меньше, чем ответы, от которых он, надо заметить, мастерски уклонялся. На мой вопрос о человеке, приведшем его в мой дом, шевалье ответил, что думает, что это был сеньор Мирабель. Кажется, он, хоть и был в этом уверен, не знал этого наверняка. Мне показалось, что он искренне не помнит события прошлого вечера, потому что настойчиво расспрашивал меня о том, чем же закончилась его беседа с маркизом. Возможно, ему просто хотелось узнать, что было после ссоры и не закончилась ли она чем-то совсем неприятным, - Марион сделала паузу, - но он просил помочь мне устроить ему еще одну встречу с Мирабелем. Я, конечно, пообещала, но Д'Артаньян, наведавшийся ко мне вечером, не стал дожидаться результатов моей помощи. Он спешил, очень спешил. У него были какие-то планы, - Марион подумала и добавила, - важные планы. И, не знаю, насколько это стоит упоминания, - куртизанка помедлила, - но шевалье интересовался лавкой мадам Пикар и мадемуазель Эскано. Марион замолчала, и в комнате повисла тишина. Куртизанка обвела взглядом вокруг и, несколько понизив голос, неожиданно сказала: - Монсеньор, так странно здесь говорить о делах, не правда ли? В этой комнате все скорее говорит о тихом вечере, нежели о служении государству. - Глаза Марион, улыбаясь, смотрели на собеседника поверх бокала.

Richelieu: Рука Ришелье дрогнула, проливая вино на ковер, но он даже не заметил этого, настолько поразили его слова молодой женщины. Д’Артаньян знал про убийство в лавке? Немыслимо – откуда? Разве мадам де Комбале не была единственной, кому было известно имя убитой? Или… нет, если бы гасконец был сам в этом замешан, вряд ли он стал бы говорить об этом с недавной знакомой. Механически отставив бокал и напрочь забыв о своей гостье, Ришелье снова уставился в пляшущее пламя камина. Могла ли сама мадам де Комбале?.. Поведать об убийстве какому-то гвардейцу его величества? Невозможно – тем более, что она должна была видеть его в кабинете во время ограбления. Рассказать об этом кому-то, кто в свою очередь… На мгновенье глаза кардинала расширились, когда в его памяти всплыло бледное лицо мадам де Комбале и рядом с ним… Ах, месье Шере, вы еще возмечтаете о виселице! – Вы что-то сказали, Марион? – спросил он, с усилием разжимая стиснутые в кулак пальцы. – Прошу прощения, я отвлекся.

Мари де Лон: Марион поняла, что ей удалось сообщить что-то важное. Она могла только гадать, что же из сказанного оказалось достойным внимания, но пролитое вино, воцарившееся молчание и то, что Арман отвернулся к огню и не услышал ее последних слов, не оставляли сомнений. Благоразумие боролось в ней с естественным, вызванным женским любопытством, желанием задать вопрос и, как это ни странно, победило. Запомнив, что потом, если только будет это желанное потом, не надо все узнанное говорить сразу, Марион, не отводя взгляда от не смотрящего на нее Ришелье, проговорила как можно непринужденнее: - О! Я не сказала ничего, заслуживающего внимания. Только о том, что в этой комнате сложнее думать о ... серьезном, чем в той, в которой мы встречались в прошлый раз. - Марион улыбнулась сама себе и продолжила извиняющимся тоном. - Простите мне некоторую легкомысленность. Я понимаю, что вы можете думать о делах в любой обстановке и любом окружении и ... я надеюсь, что смогла сказать вам что-то, что вас заинтересует. - Куртизанка поставила свой бокал рядом с бокалом собеседника - в тишине раздался стук пустого бокала о наполненный.

Richelieu: – В самом деле? – Ришелье окинул гостиную рассеянным взглядом, ища и не находя чернильницу и перо. – А в котором часу месье д’Артаньян говорил с вами о лавке мадам Пикар и маркизе де Мирабеле? Задавая вопрос, он вынужден был снова взглянуть на молодую женщину и в очередной раз отвести взгляд. О нет, она была тысячу раз права, в Пале-Кардиналь он не оказался бы заполночь наедине с куртизанкой, и ясность мысли не была бы чем-то, что приходится то и дело отвоевывать у предателей-чувств.

Мари де Лон: Радость от того, что собеседник назвал то, что его заинтересовало, сменилось недоумением - кто бы мог подумать, что с лавкой, даже если она принадлежит мадам Пикар, может быть связано что-то важное. Недоумение же быстро сменилось беспокойством - смотреть на часы не входило в круг любимых занятий Марион, чье время делилось на вечер, ночь и то, что предшествует вечеру. - В первый раз я ... разговаривала с ним через пару часов после того, как покинула Пале-Кардиналь. Тогда он просил помочь устроить ему еще одну встречу с маркизом. Во второй раз месье Д'Артаньян посетил меня вечером. Кажется, этому визиту предшествовали неприятности, по поводу которых шевалье весьма недвусмысленно острил. Вечером он и спрашивал меня о лавке и о том, где можно найти маркиза де Мирабеля как можно скорее. Я направила его в Пале-Люксембург и, учитывая, насколько месье настойчив, - глаза куртизанки сверкнули при воспоминании о том, каким настойчивым мог быть этот визитер, - вероятно, эта встреча уже состоялась. - Спохватившись, что, возможно, она позволила себе чуть больше, Марион поспешно, хоть и кокетливо, добавила. - Надеюсь, вы извините мне мои неуместные предположения. Все время своего рассказа Марион вспоминала события текущего дня, среди которых часам она уделяла ничтожно малое внимание. - Думаю, второй наш разговор происходил в девятом часу. Простите мне мою неуверенность - я постараюсь быть более внимательной ко времени в будущем, которое, надеюсь, не будет скупиться на поводы для встреч с вами.

Richelieu: Лукавство, промелькнувшее в глазах мадемуазель Делорм при упоминании о настойчивости д’Артаньяна, сказало кардиналу о ее взаимоотношениях с молодым гасконцем больше, чем он был расположен узнать, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы снова сосредоточиться. Разумеется, это была не ревность, ревновать куртизанку было в высшей степени нелепо, но все же Ришелье не мог избавиться от ощущения, что разделенное ложе влечет за собой и разделенные чувства. – Ваша помощь воистину неоценима, Марион, – почти искренне сказал он, и на мгновенье коснулся ее руки, мысленно извиняя себе этот поступок тем, что для этих странных созданий, женщин, подобный знак внимания порой значил больше, чем самый ценный подарок. – Хотел бы я знать, что ему сказал маркиз де Мирабель в ответ на его рассказы… но боюсь, надеяться на это было бы опрометчиво. Я вам более чем благодарен за то, что вы хотели сообщить мне об этом как можно скорее, это действительно важно. Бедняжка Марион, вас не пустили в Пале-Люксембург? При последних словах тон кардинала изменился, став чуть подразнивающим.

Мари де Лон: Марион вздрогнула от неожиданного прикосновения и, чуть насмешливо и одновременно одобряюще взглянув на Ришелье, подумала, что как бы Арман не объяснил сам себе этот жест, единственной причиной, побуждающей мужчину дотронуться до женщины, если это только не продиктовано этикетом, является желание это сделать. Уловив поддразнивающие нотки в голосе собеседника, куртизанка чуть вольнее расположилась в кресле и позволила своему голосу стать чуть более бархатным: - О да, меня не пустили. - Марион надула губки, придав своему лицу обиженное выражение, но, не удержав гримасу, почти рассмеялась. - Сначала меня не пустила грозная охрана, а потом хлынувший с неба ливень. Мне пришлось искать укрытия в беседке. - Рассказчица была вынуждена сделать паузу, потому что воспоминания о случившемся в беседке нахлынули с такой силой, что она на мгновение забыла, о чем же рассказывает. - ... Но ... дождь застал меня и там. Я вымокла настолько, что мне пришлось оставить всякую мысль пытаться проникнуть в Пале-Люксембург. Все сложилось так, что мы встретились здесь. - Марион скользнула взглядом по мокрым волосам Ришелье. - Я вижу, дождь не пощадил и вас. Куртизанка продолжала улыбаться, а глаза ее светились, но по лицу скользнула тень. Ее мучали сомнения, которых она не могла скрыть. Марион никак не могла решить, рассказывать ли ей и, если рассказывать, то что, о еще одном сегодняшнем госте, которого она упустила.

Richelieu: Легкая запинка мадемуазель Делорм не ускользнула от ее собеседника, но, быть может, опасаясь вновь придать беседе нежелательное для него направление, Ришелье предпочел не обратить на нее внимания. – Я вижу, судьба решила отплатить мне за ваши страдания, – согласился он, – мне остается только… Позвольте, Марион. Вы были в саду в Пале-Люксембург во время дождя? Когда примерно? Вскоре после его начала? При всем его старании не выдать своего волнения, голос кардинала зазвучал почти умоляюще, как если бы он мог убедить куртизанку оказаться в нужном месте в тот важный момент и увидеть то же, что увидел король.

Мари де Лон: Марион изумленно посмотрела на Ришелье. "Положительно, никогда нельзя быть уверенной в том, что в твоем рассказе окажется самым интересным". Удивление сменилось некоторым приятным беспокойством - не было ли у ее приключения в беседке свидетелей. Слухи в таком случае, конечно, приукрасят действительность, сделают ее еще более пикантной и заманчивой, а это для куртизанки никогда не будет лишним. "Только почему в вопросе Армана сквозит волнение? Вероятно там происходило что-то еще, заслуживающее его волнения". - Я была у дворца в самом начала дождя. - Марион вглядывалась в лицо собеседника, пытаясь уловить хоть какие-то эмоции. - Можно сказать, я была там раньше дождя. Он обрушился на меня как раз тогда, когда я пыталась найти хоть какую-нибудь открытую дверь, которую не удостоили личным стражником.

Richelieu: Ришелье ответил не сразу, мысленно представляя себе расположение дворца. Предположим, Марион попыталась пройти через главный вход – нет, скорее всего она не стала тратить время зря и сразу же отправилась обходным путем. К тому же, она сама сказала, что дождь застиг ее в момент разговора и она побежала в беседку – значит… – Вы не заметили в саду чего-нибудь… необычного? Уже задавая этот вопрос, он знал ответ. Куртизанка искала его – если бы она «его» увидела, она поспешила бы к нему. А если бы она увидела «его» с королевой, то она не стала бы вообще упоминать про сад.

Мари де Лон: - Монсеньор, я могу заверить вас, что если в саду и происходило нечто ... заслуживающее упоминания в нашем разговоре, то я ничего не заметила. Но, кажется, я, не успев рассказать вам все, невольно ввела вас в заблуждение. - Марион решилась рассказать о своем втором госте. - Не беседа с месье Д'Артаньяном, какой бы занимательной она ни была, побудила меня разыскивать вас. - Куртизанка, невольно заволновавшись, выпрямилась в кресле и, несмотря на выпитый бокал вина, несколько побледнела. - Вскоре после его ухода у меня появился еще один человек, с которым, мне показалось, вам будет интересно побеседовать. И, пользуясь тем, что он, с некоторой моей помощью, крепко уснул, я направилась к вам. К сожалению, я не только не нашла вас, но и, вернувшись, обнаружила, что милорд, проспав несколько меньше времени, чем я рассчитывала, уже ушел. - Марион виновато смотрела на Ришелье.



полная версия страницы