Форум » Париж и окрестности » Маршрут взаимных любезностей, 16 июля, около пяти » Ответить
Маршрут взаимных любезностей, 16 июля, около пяти
Матье де Брешвиль: /Союз трех Граций/
Ответов - 27, стр:
1 2 All
Мартина де Ланселла: Мартина улыбнулась понятливости гвардейца, который, несомненно понял, что дамы пытаются взять его под свое крылышко, и не напыжился, счев это оскорбительным для своей мужской гордыни, воприняв сложившуюсяситуацию с юмором, как она того и заслуживала. Нет, решительно, жизнь становилась все интереснее и интереснее... Брешвиль, словно в танце, сменил одну девицу на другую, и парочка двинулась к воротам. -Спасибо, что взяли на себя труд сопроводить меня, - мило улыбнулась ему Мартина, - хотя до гостиницы не так уж далеко, по вашим словам, я уже поняла, что в Париже и шагу нельзя ступить, чтобы не попасть в приключение. Вообразите только, на пути сюда под колеса моей кареты чуть не угодил некий шевалье, а ведь мы двигались на черепашьей скорости, даже улитка могла бы увернуться!
Матье де Брешвиль: – Спасибо, что взяли на себя труд избавить меня от необходимости убить кого-нибудь, - в тон даме с интонациями истинно-светской беседы в голосе откликнулся офицер. – Или, что еще похуже, выкручиваться, придумывая повод, чтобы не убить. Я ваш должник, моя прекрасная спасительница. Мужчина мельком оглянулся через плечо на оставленных в одиночестве дам из семейства де Тревилей, с жизнерадостным видом как следует подкрепившегося льва улыбнулся часовому у калитки, а затем Париж принял его Мартину в свои суетливые объятия. – Да что вы говорите, какой неловкий шевалье! Мой совет – впредь давите их насмерть или потратьтесь на портшез. Уж им-то при всем желании не сбить никого. Готов побиться об заклад, бедолага был приезжим, - де Брешвиль решил все же заступиться за честь жителей французской столицы. - Парижане обычно чертовски проворны, их не застанешь врасплох, даже когда имеешь такое намерение.
Мартина де Ланселла: Баронесса де Ланселла польщенно улыбнулась, чувствуя себя записной интриганкой. Чертовски приятно знать, что такой интересный мужчина является твоим должником, но вслух об этом без нужды лучше не упоминать, и лучше сменитьтему на более безопасную. -Судя по всему, он был итальянец, - припомнила Мартина, - и ужасно ругался на той порченой латыни, которую они называют своим родным языком. На нем был очень дорогой костюм, боюсь, после того, как шевалье побывал в луже, его придется отдать лакею. Бедняга был так зол, что грозился вызвать на дуэль моего мужа!
Матье де Брешвиль: – Итальянец в очень дорогом костюме? Какая неловкость, возможно, это был кто-то из приближенных королевы-матери, - предположил Матье, прекрасно осведомленный о том, что ее величество предпочитала окружать себя соотечественниками, и в Пале Люксембург «порченная латынь» звучала много чаще, чем французский. – А дуэль… Нет, это точно приезжий, к тому же во Франции он недавно. Только приезжий мог так опрометчиво рваться на дуэль по стопам графа де Бутвиля. Если вам наскучил ваш муж, баронесса, итальянская вспыльчивость пришлась бы к месту. На ближайшем перекрестке де Брешвиль на мгновение замедлил движение, размышляя, так ли очевидно место, куда они направляются. – Скажите, а почему вы не хотите остановиться у де Тревилей? Не то, чтобы «Петух на пне» плох, как гостиница, но и звезд с неба там не хватают.
Мартина де Ланселла: -Я уже год, как вдова, - потупилась Мартина, давая себе минуту передышки. Придумать вот так, с ходу, убедительную причину тому, что вместо почтенного дома мадам баронесса намерена поселиться гостинице не из самых дорогих и удобных, было затруднительно и, немного поколебавшись, Мартина решила пойти путем всех лжецов, запутавшихся в собственном вранье, а именно - сказать правду. -Думаю, шевалье, вы прекрасно понимаете, что мои родственники не допустят, чтобы я прозябала в съемных комнатах, - она взглянула в глаза Брешвилю. - И поскольку вы были добры к мадемуазель Анне, считаю, что наша семья была обязана помочь вам выйти из двусмысленного положения, в котором вы очутились, проявив участие по отношению к моей кузине. Я намеревалась всего лишь переступить порог "Петуха на пне", а после - вернуться обратно, впрочем, вы человек искушенный, и наверняка догадались о моей маленькой хитрости. Пусть это останется нашим маленьким секретом, месье де Брешвиль?
Матье де Брешвиль: – Безусловно, мадам. Но должен вам заметить, что мы на опасной стезе, - с мягкой иронией заметил Матье, не спеша отводить взгляда. Напрямую разглядывать лицо хорошенькой женщины – далеко не всегда допустимая для мужчины роскошь. За исключением таких вот моментов откровенности. – Как честный человек, я не могу позволить вам оставаться в этой злосчастной гостинице в одиночестве. И тем более – возвращаться в одиночестве к де Тревилям. А вдруг вы заблудитесь в незнакомом городе, а вдруг… О, в Париже так много этих «вдруг». И этот круг взаимных одолжений и любезностей приведет нас туда, откуда мы начали, вы не находите? Лейтенант улыбнулся, и в его серых глазах отразилась на миг искренняя синева летнего неба. – С другой стороны, если вам не нужно в «Петуха на пне», может быть, свернем к во-он той церкви. Я, признаться, оставил там лошадь, второй раз за день, черт возьми. И если ее не увели и на этот раз, я готов утвердиться во мнении, что парижане – просто святые.
Мартина де Ланселла: Брешвиль, несомненно, был прав - пытаясь защищать друг друга от мнимых и действительных опасностей, они рисковали со своими провожаньями уподобиться двум мулам, привязанным к мельничному колесу и обреченным двигаться по кругу. Сравнение было не из самых поэтических, и Мартина встряхнула головой, будто отгоняя неприятную мысль: -С таким провожатым, как вы, шевалье, меня не пугала бы даже прогулка в девственных лесах Нового Света, - улыбнулась она. - Что уж говорить о столь возвышенном месте, как дом Божий. А что, парижане не стесняются воровать и по церквам?
Матье де Брешвиль: – Не могу знать, мадам, не каждый король позволяет себе въезжать в церковь на лошади, тем более, простой офицер. А с коновязи возле церкви… Почему нет? Кошельки у нас режут повсеместно, да и Двор Чудес – местечко известное. Глядя на молодую женщину, де Брешвиль пытался представить, насколько мал был ее провинциальный городок. Его собственное (теперь уже собственное!) поместье соседствовало с парой деревушек, и там, насколько он помнил, почти не воровали. Не позволял старый патриархальный уклад жизни и то обстоятельство, что все знали всех, и вора находили быстро и без труда. Но в больших городах, вроде Парижа, все иначе. Столица – приют не только бандитов, но и всякой швали, нищих, ворья и мошенников. Причем мошенники проникают везде и всюду. Лейтенант вспомнил Шере и поморщился. – Поэтому я советовал бы обзавестись заслуживающим доверия провожатым на постоянной основе, баронесса.
Мартина де Ланселла: -Вы о новом муже или о дюжем лакее, который своим угрожающим видом отпугивал всех желающих покуситься на мою честь и имущество? - приподняла брови Мартина. Шевалье де Брешвиль ей определенно нравился все больше и больше, мало, что умница и красавец, так еще и с прекрасным чувством юмора, которое напрочь отсутствовало у покойного барона де Ланселла. Каждую шутку бедняге приходилось объяснять трижды, и под конец она уже не казалась Мартине такой смешной, как поначалу.
Матье де Брешвиль: – И муж, и лакей, насколько я понимаю, будут меркантильны одинаково. Оба радеют больше о своей собственности, - будь то жена или жалование, - чем о том, насколько приятной выйдет прогулка. Офицер позволил себе многозначительный взгляд сверху вниз на даму, словно оценивая, как эта бойкая на язык южанка отреагирует на подобную вызывающую откровенность. – Как добрый друг и мастер дельных советов… если не верите, спросите у мадемуазель де Тревиль, - в хрипловатом голосе мужчины прорезалась легкая ехидца, - рекомендую вам обзавестись таким провожатым, что будет сопровождать вас ради чести и удовольствия сопровождать вас.
Мартина де Ланселла: Следовало бы смутиться, но Мартина, понимая, что именно этого и ожидает от нее Брешвиль, с самым кротким видом отозвалась: -Охотно верю в то, что вы прекрасно разбираетесь в предмете, о котором говорите, а потому вполне способны на ценный совет, шевалье. Однако я слишком устала сегодня, чтобы играть в загадки - уж не о любви ли вы говорите, месье де Брешвиль?
Матье де Брешвиль: - Скорее, о любовнике, - невозмутимо парировал лейтенант, оценив изящество вовремя употребленного простодушия. В пьесе, где дама скромна, военному полагалась прямота и грубоватый натиск. Матье нечасто примерял на себя эту роль, но не мог ни признать, что она по сути не сложна и подходит на все случаи жизни. – Это далеко не всегда одно и то же, вернее сказать любовь возвышенно-духовная далеко не всегда сопутствует плотской страсти, но отсутствие первого не уменьшает удовольствие от второго.
Мартина де Ланселла: Мартина негромко рассмеялась, понимая, что он не столько пытается ее шокировать своей прямотой, сколько испытывает на прочность, как опытный фехтовальщик - нового противника. Если она сейчас вспыхнет и замямлит о грехе, можно провозглашать "Туше!" и слагать оружие, но Мартина знала толк в словесных поединках, искусстве, чуть менее недостойном для порядочной дамы, чем забавы с оружием. -Снова - таки, чувствуется глубокое знание предмета... Следовательно, вы советуете мне обзавестись безнадежно влюбленным поклонником, который мог бы сопровождать меня на свидания к более счастливому сопернику, который не был бы мне безразличен?
Матье де Брешвиль: – Я снимаю перед вами шляпу, мадам. – Де Брешвиль слегка коснулся пальцами полей своего головного убора, не спеша вновь испытывать прочность перьев встречей с парижской мостовой, и, улыбаясь, поклонился. - Мои советы давно не трактовали столь единственно верно. Если вы преуспеете на практике так же, как только что преуспели в теории… Что же мы сделаем тогда? Чего бы вы желали? Напрямую заключить пари с дамой, конечно же, немыслимо. Но за скромностью таился вызов, а в тени длинных ресниц искрилась насмешка. И удержаться было просто невозможно, тем более пока никто ничем не рисковал, и разговор в любую минуту можно было полностью свести к невинной шутке.
Мартина де Ланселла: -Я бы желала вам, месье де Брешвиль, никогда не оказаться на месте того олуха, над которым станут мило подшучивать ваша возлюбленная и ее любовник, - ангельски улыбнулась Мартина. - Ах, но речь ведь шла о желании, которое я могла бы загадать для себя? Хм, дайте сообразить...
Матье де Брешвиль: - У меня нет возлюбленных, - деланно вздохнул Матье, понимая, что будь между ними поединок не на словесных шпильках, а на шпагах, свою «первую кровь» он только что заработал, пропустив довольно болезненный для мужского самолюбия укол. - Непозволительная роскошь для человека, не располагающего ни своим временем, ни своей жизнью. Вы – совсем другое дело. Говорят, вдовы – самые свободные из дочерей Евы. Так что же в таких случаях желают женщины? Еще одного олуха в воздыхатели?
Мартина де Ланселла: Мартина вздохнула ему в тон: -Видите ли, шевалье, в моем положении вздыхающий олух - это нечто приятное, но необязательное, как десерт к сытному обеду, пока же мне, фигурально выражаясь, приходится довольствоваться сухарями, как - то не до сладостей. Мы, свободные дочери Евы, далеко не так счастливы своей свободой, как может показаться со стороны, потому что целиком и полностью зависим от родственников усопшего мужа или становимся обузой для собственной семьи.
Матье де Брешвиль: - Нежели замужество? – Матье уточнил это с таким видом, словно вместо десерта, упомянутого прелестной вдовушкой, ему подсунули обрезок старого сыра. – Как это, право… предсказуемо. Ах, баронесса, если вы и впрямь любили вашего покойного мужа, сколь горько осознавать, что вы так легко позабыли об этом достойном мертвеце. Вот урок всем доверчивым мужчинам. Если же вы его не любили… Лейтенант с легким недоумением пожал плечами. – ...то мне не дано понять, в чем счастье делить кров и ложе с совершенно чужим тебе человеком? А потом, по воле Божьей лишившись этого «счастья», столь настойчиво стремиться к нему снова.
Мартина де Ланселла: На этот раз Мартине пришлось ненадолго задуматься над ответом, ибо при слове "брак" Брешвиль поскучнел на глазах, как и большинство холостяков его возраста. -Всегда было любопытно, как это выглядит глазами мужчины, - признала она, наконец. - Следовательно, если я любила месье барона, мне следует удалиться в монастырь, и посвятить остаток жизни - а я рассчитываю протянуть не меньше, чем до семидесяти - заупокойным мессам. Ему, наверное, было бы приятно, если бы я тоже похоронила себя заживо, общество было бы в восторге от моей верности памяти усопшего супруга, а я бы тихо возненавидела его через полгода подобного времяпрепровождения.
Матье де Брешвиль: – Если бы вы любили его, баронесса, то после его смерти вы просто не захотели бы жить, - с мягким упрямством тихо настоял лейтенант, который все же верил в любовь, но воспринимал это чувство чересчур идеализировано, предпочитая не мешать с постельными приключениями, привычными и естественными для мужчины его возраста и службы. - Разве вы не христианка, мадам? Разве не верите в бессмертие души и во встречу с любимым за чертой земной смерти? Что значит краткий срок нашей жизни по сравнению с вечностью? Подобную романтическую чепуху просто необходимо было подкрепить ироничной улыбкой, что Матье и сделал. – Боюсь, что нет. Но на счастье я не ваш духовник. В любом случае, выбор велик. Тем более в Париже. Правда у брачных игр свои правила, но вам, полагаю, они известны.
полная версия страницы