Форум » Париж и окрестности » Промысел божий, или история о "жаре" и "чужих руках". 16 июля, около половины третьего » Ответить

Промысел божий, или история о "жаре" и "чужих руках". 16 июля, около половины третьего

Арамис:

Ответов - 62, стр: 1 2 3 4 All

Арамис: "Предал? Лавочник?" - первой мыслью было пойти и разобраться с представителем голандской буржуазии. Арамис выпустил руку хранительницы тайн возлюбленной и направился к дверям. Но через пару шагов остановился. Никаких доказательств, даже косвенных, против ван Дерека у мушкетёра не было. Но сейчас могли появиться, благодаря женщине, посланной герцогиней. "Но можно ли ей верить?" Подозрение, раз закравшееся в мозг, разъедает уверенность в том, что этот посланный человек несёт счастье. Арамис смотрел ей в глаза, желая понять, что несёт в душе эта женщина.

Провидение: Марго ответила на испытующий взгляд Арамиса простодушным изумленным выражением широко раскрытых черных глаз, но сердце ее сжалось. Что-то здесь не так, что-то я сказала не то… – Пойдемте, прошу вас, – взмолилась она, – если он узнает, он же убьет ее. Даже если любовница мушкетера была незамужем, опыт подсказывал, что у ее добродетели обязательно найдется защитник, неизменный ужасающий «он» всех счастливых влюбленных.

Арамис: "Он? Кто такой "он", способный убить герцогиню? Неужели, это Кардинал?" От этой мысли сердце мушкетёра дрогнуло. Но зачем мучать себя догадками, если через пару минут вся головоломка предстанет перед тобой в решённом виде? Нужно только немного подождать и выслушать человека, знающего ответ. - Идите вперёд, что бы нас не видели вместе...


Провидение: Марго кивнула и поспешила к церквушке, то и дело оглядываясь через плечо, но мушкетер не отставал. Несколько минут спустя они оба оказались под сводами храма. Торопливо оглядевшись в благоухающем воском сумраке, Марго поспешила в ближайший к входу темный угол. Пальцы ее сами нащупали скрытый в складках платья стилет, и ее дыхание невольно участилось. – Тише, – прошептала она и поманила его к себе. ООС: Прошу прощения за вольность, которую я себе позволил в отношении Вашего персонажа. Если Вас не устраивает, что Марго привела Арамиса в церковь, я перепишу.

Арамис: Прятаться в углу было совершенно не за чем - в церкви было безлюдно, как на кладбище в полночь. - Мы теряем драгоценное время - сказал Арамис, облакотившись на скамейку и предлагая даме сесть - У вас ко мне поручение и я его готов выслушать. Атмосфера, мягко говоря, была угнетающей. Центральный неф упирался в алтарь, за которым было изображение страшного суда. Художник изобразил на фреске Момент отделения Господом грешников от праведников. Яркое июльское солнце проникало в церковь лишь тусклым светом из окошек расположенных под куполом. С различных сторон на двух молодых людей, вторгшихся в храм Бога не для разговора с ним, а ради своих дел, смотрели с фреск люди

Провидение: Марго не без сожаления покинула свой угол и приблизилась к мушкетеру, но, вопреки ее опасениям Арамис выбрал прямо-таки идеальную позицию – для того, чтобы занять место на скамье, убийце надо было пройти совсем близко к нему, так близко, что она почти чувствовала тепло его тела. На мгновенье у нее перехватило дыхание, она подняла на жертву завороженные глаза и прошептала: – Мое поручение… Не договорив, она молниеносным движением выбросила вперед правую руку, направляя кинжал под ребра мушкетера. ООС В католических церквях нет икон, господин аббат.

Арамис: Интуиция подсказывала, что в глазах Прекрасной дамы было вовсе не добровольное желание помочь двум влюблённым. И как в большенстве случаев оказалась права. Но кто слушает веянье сердца, когда недостаточно фактов и велико желание получить пару строк из под пера любимой? И в очередной раз внутренний голос взял бы верх, если бы внутреннее ухо его слушало. Но... Резкая боль вдруг отдалась в левой руке, которая долю секунды назад простиралась в доброжелательном жесте, приглашавшем присесть женщину, несущую добрые, или по крайне мере жданные вести. Вся дображелательность в миг отпала. Стилет, ударившись в лучевую кость скользнул по руке в сторону локтя. Почувствовав боль, Арамис отпрыгнул назад. Остриё кинжала оставило полоску на руке мушкетёра, которая сразу начала наполняться капельками алой жидкости. Белая ткань рубашки начала приобретать красный оттенок. Мушкетёр стоял посреди лавок, в нескольких шагах от нападавшей, в руке которой было оружие, уже обагрённое кровью жертвы. - Если я ещё жив, значит на это воля божья - губы озвучили мысль, витавшую в мозгу. - Так значит ЭТО вас просили передать? Сказанно это было такими словами, что если бы таким тоном заговорила бы собака, её бы без всякого сожаления пристрелили, немедля. Ай-яй-яй, я огорчён, что наша приятная встреча оказалось такой мимолётной.

Провидение: На какой-то момент Марго не поверила своим глазам. Она нанесла удар, она не промахнулась, она почувствовала, как лезвие скользнуло между костями… и вот он стоит перед ней, говорит что-то с угрозой в голосе… как это возможно? Марго не верила ни в Бога ни в черта ни в чох ни в сон ни в птичий грай. Если бы до этого дня кто-то упомянул ей про промысел Божий, она рассмеялась бы ему в лицо. Но сейчас, глядя на окровавленный стилет в руке и почти что невредимого мушкетера, она испытала суеверный ужас. Да неужто само Провидение на стороне этого красавчика? Никогда! – Именно так, – шепнула она и сделала четыре быстрых шага назад, выходя из поля досягаемости мушкетера. Пальцы перехватили рукоятку для броска, глаза сощурились, привычно измеряя расстояние – да что там, на таком расстоянии не промахиваются, и вдруг… Возглас, донесшийся от входа, заставил ее вздрогнуть и обернуться. Ah drac! Румынское ругательство, пришедшее на ум убийцы, еще не успело слететь с ее губ, а здравый смысл уже подсказал ей, что после яркого июльского солнца, они пока ничего не видят. Марго обернулась и вскинула руку, чтобы метнуть нож.

Жанна де Брэ: Переход из "О совпадениях, приглашениях и предложениях" Лейтенант распахнул дверь в церковь, и мадам де Брэ проворно юркнула вслед за ним. Первой мыслью ее было броситься прямиком к Арамису, но даже в полумраке храма баронесса успела разглядеть, что мушкетер не один, неподалеку виднелся женский силуэт. И если присутствие в церкви женщины ничуть не удивило де Брешвиля (еще бы, ему только что пообещали де Шеврез), то для Жанны оно стало полной неожиданностью. «Это… не может быть Мари, это невозможно, - глаза мадам еще не привыкли к тени, и разглядеть лицо собеседницы Арамиса ей никак не удавалось. – Тогда кто?!» Солнечный луч, заплутав в витражах под потолком, скользнул по темному нефу в зал и пронзительным бликом отозвался на кинжале в руке незнакомки. Жанна, углядев этот блик и каким-то подсознательным чутьем угадав остальное, коротко вскрикнула, - останавливая, предупреждая, или, быть может, просто смертельно перепугавшись за жизнь мушкетера, - и женщина на мгновение обернулась на возглас. Чистое выразительное лицо, красота которого была искажена гневом на то, что ее планы нарушены, и каким-то странным, почти суеверным изумлением. В следующий миг убийца неумолимо занесла руку, намереваясь метнуть свое оружие в жертву.

Арамис: Положение было критическим. Нужно было что-то делать, Арамис понимал это, но пистолеты так и остались за поясом. Использовать огнестрельное оружие в церкви было для него кощунством. Конечно, обнажить шпагу в храме Божьем, не было верхом благочестия, но другого выхода не оставалось. По крайней мере, Арамис не успел его придумать. Внезапно проникший луч света из открытых дверей упал на острие его оружия, извлекаемого из уже обагрённых кровью ножен. Нужно было спешить - убийца отвлеклась на вошедших. Кто вошёл в церковь? Бесы, помогающие этой даме довести до конца начатое дело? Или случайные зрители, ставшие случайными свидетелями этого нападения? В любом случае, кем бы они не были - зрелище им уже предоставлено, а хлеба можно будет попросить у священнослужителя. Не откажет же он добрым католикам в теле Христовом. Пользуясь возникшим замедлением противника, Арамис, как молния, рванул вперёд и, находясь в непосредственной близости, направил остриё шпаги в сустав, соединяющий руку, готовую к броску и тело. Оставлю стул для другого раза

Провидение: Растерянность от предыдущего промаха и внезапное появление незнакомцев смутили Марго, а солнечный зайчик, отразившийся от шпаги Арамиса, метнулся ей в глаза, слепя и сбивая с толку. Инстинктивно Марго дернулась в сторону, и лезвие шпаги, минуя сустав, на который оно было направлено, вошло чисто и точно меж ее ключицами, пригвоздив белоснежное кружево ее простенького платья к бледной коже. Какое-то мгновенье белое потерялось на белом, бесполезный стилет зазвенел на плитах… Неужели, – подумала Марго. Она попыталась еще заговорить, но в горле захрипело, по груди потекло что-то липкое и горячее, а в глазах неожиданно потемнело. Конец? Колени молодой женщины подогнулись, и она медленно повалилась куда-то в сторону, еще успев ощутить саднящую боль, когда ее голова ударилась о лавку. Из полуоткрывшихся губ хлынул алый поток. Последняя осознанная мысль, метнувшаяся в умиравшем мозгу, когда лезвие вырвалось из раны, разрывая ей горло. Промысел божий.

Матье де Брешвиль: - Смерть Христова! – вырвалось у де Брешвиля изумленное, хотя на тот свет только что отправился далеко не Христос. Поединок между мужчиной и женщиной разворачивался столь стремительно, что лейтенант, даже имея такое желание, не успел бы вмешаться. Дама взмахнула стилетом, мушкетер сделал выпад… И вуаля. - Сударь останови…! – «а смысл?» - …тесь…» Дьявольщина, неужели этот резвый господин заколол герцогиню де Шеврез?! Матье бросился вперед, через ряды лавок для молитв, беспокоясь больше о судьбе дамы, чем о реакции мушкетера. Тот все еще стоял со шпагой в руках, но не станет же он кидаться на всех. – Мертва… Платье женщины было обильно залито кровью, а неподвижный взгляд широко раскрытых глаз упирался в готический свод храма, словно тело провожало взглядом отлетевшую на небеса душу. – И как вас угораздило, сударь? Даму, в церкви?! Гвардейцу оставалось только радоваться, что самому ему не доводилось попадать в подобные переделки. Однако… Герцогиня или нет? Лицо убитой казалось знакомым, но не более. – Шевалье, эй шевалье, - де Брешвиль продолжал по привычке звать Жанну по-мужски. – Подите-ка сюда.

Жанна де Брэ: Мадам де Брэ, не уступая своему спутнику в проворстве, бросилась за ним следом, но не к «герцогине», а к мушкетеру. – Господин Арамис, боже мой, у вас кровь! Что происходит, кто это? На какое-то время от волнения баронесса позабыла даже, что искала повод сбежать от лейтенанта де Брешвиля. Да и он, прямо скажем, не позабыл о «шевалье» надолго. – Нет, это не Мари, - откликнулась Жанна тихо, предвосхищая вопрос офицера. – Простите, сударь, похоже, я обозналась. Я никогда в жизни своей не встречала этой дамы. И торопливо перекрестилась, глядя на мертвую женщину.

Матье де Брешвиль: – Зато вы знакомы с месье, не так ли? – Хмыкнул Матье, привычным движением закрывая покойнице глаза. – А была ли герцогиня, шевалье? Полный волнения вопрос, с которым женщина обратилась к мушкетеру, а особенно то, что она назвала его по имени, не оставлял сомнений в том, что эти двое знают друг друга. Да и сам де Брешвиль имя Арамиса имел «удовольствие» слышать, и не раз. Обычно в те дни, когда гвардейцы кардинала зализывали раны после очередной потасовки с мушкетерами короля, имя это, с присовокуплением весьма нелицеприятных эпитетов и пожеланий, часто мелькало в разговорах подчиненных лейтенанта. Как и имена остальных его приятелей из роты капитана де Тревиля. – Надо же, вы все еще живы, сударь. И все еще на свободе, - ухмыльнулся гвардеец, оборачиваясь к мушкетеру. – А ваши друзья решили сегодня в церковь не ходить? И то верно, зачем. Всего одна женщина с каким-то паршивым стилетом… А ведь я ее, кажется, знаю. Во время прошлого своего дежурства Матье был не в лучшей форме, ночной подъем, скачка в Фонтенбло и обратно… Но эта дама, определенно, наведывалась вчера в Пале Кардиналь. Надо же, сколько в мире совпадений. Офицер нахмурился, начиная внезапно полагать, что убитая молодая особа могла быть кем-то из осведомительниц самого Ришелье или отца Жозефа. И тогда дело принимает окончательно неприятный оборот.

Жанна де Брэ: – Знаете? – тут же насторожилась Жанна, никогда не забывающая об опасности, угрожающей ее подруге, и теперь наблюдающая распространение этой угрозы на всех близких Мари де Шеврез людей. Два дня назад какие-то типы ночью едва не закололи ее, сейчас женщина со стилетом ранила Арамиса. Как тут не забеспокоиться. И, естественно, если речь заходит о «враге», первое имя, которое без колебаний назвала бы во всеуслышание мадам де Брэ, было «Ришелье». – А тех любезных господ, что встретили меня на улице Вожирар, вы случайно не знали? – саркастически уточнила баронесса, вложив в свой тон если еще не прямое обвинение, то изрядную толику горького упрека. – И вы еще смеете спрашивать, ах, чего же я опасаюсь?!

Матье де Брешвиль: - Я сказал «кажется», - отрезал де Брешвиль, не настроенный откровенничать о своих подозрениях с кем попало, тем более с теми, кто сам в его глазах под подозрением. – Вы только что, «кажется», - он многозначительно выделил интонацией это слово, - видели герцогиню де Шеврез. Людям постоянно что-то кажется, не так ли? Что тут произошло, сударь? Последний вопрос был адресован уже мушкетеру. – Как полагаете, стоит ли мне арестовать вас за убийство этой несчастной и осквернение храма божьего?

Арамис: Финал поединка наступил неожиданно. "О, Боже мой! Видит Бог - я не хотел убивать его творение, хоть у неё и были на меня другие планы. Я ведь только хотел её обезоружить и докопаться до сути. Теперь суть погребена в этом уже молчащем сердце". Тело начало медленно сползать на каменные плиты церкви. "Одно неловкое движение уносит жизнь рабы Божьей на встречу с создателем". Арамис не думал, что другое "ловкое движение" предоставило бы возможность ему воочию поговорить с Богом. Звякнул об пол уже не нужный стилет. Так оборвалась ещё одна жизнь. Арамис был человеком военным, и ему приходилось ранить и убивать. Он видел мёртвых, чьи жизни уносились на острие клинка его шпаги. Но... Эта смерть была не обычна. Толи потому что это была женщина. Да - это была убийца, но всё же женщина. Толи потому что она уносила с собой много тайн, которые нужно было знать мушкетёру, влюблённому и просто человеку. Сердце бешено стучало, когда другое замолчало. Частое и глубокое дыхание сушило губы, когда рядом слетал последний вздох. Тело в последний раз дёрнулось и застыло. Всё… Это смерть.

Арамис: Приближающийся стук башмаков отвлёк Арамиса от мыслей, вызванных агонией умиравшей. По коридору бежали двое. Лиц, скрытых полумраком, не было видно, но в их намеренья не входило убийство. Лейтенант гвардии кардинала и баронесса де Брэ, пронёсшись вихрем средь лавок, очутились рядом. После мимолётного осмотра происшествия они вновь занялись внутренними препирательствами, оставив участников на едине с собой. Арамис закрыл глаза и глубоко вздохнул. Сердце отчаянно пыталось пробиться через грудную клетку. Рука, сжимавшая шпагу, разжалась. Цзынь… Это эфес ударился о клинок стилета и, прокручиваясь, скатился в алую жидкость. Мушкетёр присел на корточки, закрыв лицо руками. Нужно было успокоиться и собраться с мыслями. Сделать это было не так просто. Арамис слышал голоса, но не понимал их. Чувство запоздалого страха молнией погнало по телу мгновенную дрожь. Из согнутой левой руки сочилась кровь. Она протекала по внешней стороне и, свешиваясь с локтя, капала в сапог.

Жанна де Брэ: - Вам лишь бы арестовать кого-то! – возмутилась баронесса, всерьез обеспокоенная состоянием мушкетера. Когда мужчина роняет шпагу, это не к добру. – Он ранен, разве вы не видите?! Она хотела по привычке добавить сакраментальное женское «что вы стоите, сделайте что-нибудь!», но, оценив выражение лица гвардейца, не рискнула. Вместо этого принялась вновь теребить Арамиса. – Сударь, лучше сядьте вот сюда, а лавку. Позвольте, я взгляну, что у вас с рукой. Раненый похоже ее не слышал, хорошо хоть, не падал бездыханным. Но и до этого недалеко, если вовремя не остановить кровь.

Арамис: Арамис перевёл блуждающий взгляд на баронессу. Мысли начали проясняться, впуская в сознание действительность. А действительность была такова: Двое человек анализировали сцену, где Он убил в церкви женщину. Он! Стремившийся повесить мушкетёрский плащ и облачиться в сутану! Мушкетёр протянул руку и из алой лужи крови достал орудие, только чтооборвавшее жизнь. Красный ручеёк сбежал с эфеса по всей шпаге и вернулся на пол, оставляя на поверхности расходящиеся круги. Вкладывая шпагу в ножны, Арамис добавил к следам своей крови на плаще, кровь жертвы. "Как быстро поменялись мы местми. Ещё минуту назад Она была убийцей, Я - жертвой. А теперь убийца садится на лавку для моления. Боже! Прими к себе дитя твоё..." Губы мушкетёра беззвучно задёргались, произнося молитву.



полная версия страницы