Форум » Париж и окрестности » О том, как легко порой ошибиться. 16 июля, около семи вечера. » Ответить
О том, как легко порой ошибиться. 16 июля, около семи вечера.
Матье де Брешвиль: ...
Ответов - 25, стр:
1 2 All
Матье де Брешвиль: Матье жалобно вздохнул. Его душил смех, от которого решено было пока воздержаться, но Лапен был настолько артистичен, что «воздержание» становилось серьезной проблемой. К тому же собственный новообретенный титул прозвучал в устах Хитрюги так помпезно, как все регалии принцев крови вместе взятые. «Пожалуй в наличии слуги имеется некая особая прелесть…» Почему-то в этот момент де Брешвилю вспомнился Планше, слуга этого гасконского нахала д’Артаньяна. Беднягу пикардийца лейтенант совсем недавно упек в тюрьму. «… А еще слуги умеют впутываться в неприятности и впутывать в них же хозяев. Впрочем, наоборот тоже будет верно…» - А теперь, Лапен, у тебя есть время исповедоваться. Быстренько, по-военному, - предложил гвардеец нарочито серьезным тоном. - Старые грешки, из-за которых у твоего бедного хозяина, - еще один трагический вздох, черт возьми, поведешься с лицедеем, так и сам начнешь лицедействовать, - могут быть неприятности. Жалобы там, тяжбы, судебные иски. Никаких обесчещенных девиц, надеюсь, за тобой не водится? Можно было бы, конечно, удовольствоваться «историей старой рубахи», но с Хитрюгой-парижанином лучше держать ухо востро.
Лапен: - По большому счету - ничего, сударь, - ответил Лапен, стараясь идти медленно и ровно, чтобы не причинять боль хозяину. - Не душегуб, не разбойник. С девицами много чего бывало, но только по взаимному согласию. Честный католик... - поспешно добавил он, вспомнив, что хозяин состоит на службе у кардинала. - Правда-правда, я даже к исповеди ходил... Когда ж оно было то? В прошлом году или в позапрошлом?.. Зато точно помню, что это было в Кревкере. Ежели ваша милость не верит, так может справиться у кревкерского священника. Он меня наверняка помнит - так смеялся, добрый человек, после моей исповеди... В холодной сидел всего-то два раза, да и то быстро отпускали. Один раз в Шантильи обвинили в краже петуха и пары сапог, но я доказал, что был в это время на другом краю города... одна добрая вдова подтвердила, что я в это время ей дрова колол. На нас, бедных бродячих артистов, всякие мерзавцы рады наговорить напраслины, да и петух-то доброго слова не стоил, дохлятина старая... А второй раз в Ренне местный епископ велел подержать меня в кутузке за дерзость и неподходящие стихи... Ха! Неподходящие! Их высочеству Гастону Орлеанскому подходят, а епископу не подходят, да?.. Вы, господин барон, человек придворный, вы наверняка слышали, что в свите Гастона Орлеанского есть такой поэт - барон Клод де Бло, его еще Клодом-Остроумцем прозвали. Пролетел по Франции один его стих, долетел до нашей труппы... И Лапен выразительно, с чувством продекламировал: Католик ты, иль гугенот, Иль почитаешь Магомета, Иль в той же секте, что твой кот, Ты состоишь - неважно это. Влюбляйся в женщин, пей вино, Не обижай людей напрасно, И кто б ты ни был - все равно: Твоя религия - прекрасна! Тут Лапен вновь сообразил, что рискует рассердить барона, и поспешил затараторить: - Ну, мы ж по простоте как думали: раз при дворе такое можно читать, то почему в другом месте нельзя? А реннский епископ меня велел - в каталажку. Грозился еще велеть выпороть, да обошлось. Попугал да отпустил...
Матье де Брешвиль: - Клод де Бло, он, конечно, Остроумец, - согласился де Брешвиль, - но только его, в случае чего, плетями сечь не велят и в холодную не упекут, сам понимаешь. Не того полета птица. Он сочувственно хмыкнул, предчувствуя, что только что обзавелся еще одной головной болью вдобавок ко всем прочим. Хитрюге, конечно, палец в рот не клади, и грешки за этим славным малым, наверняка водятся, но парень не так уж и безнадежен, право слово. Матье вновь припомнил драку – Лапен был на высоте. Да и сейчас, вишь, идет осторожно, поддерживает хозяина с ловкостью заботливой няньки… Определено, он не прогадал. Пока не прогадал. - Но бог с ним, с де Бло. Надеюсь, выучить какие-нибудь срамные куплеты про его высокопреосвященство тебе не посчастливилось, а, Лапен? – лейтенант слегка прищурился, не сомневаясь, что подобных песенок в багаже бывшего лицедея отыщется немало. Народная «любовь» к кардиналу определяла этот репертуар, заставляя исполнителей балансировать на тонкой грани между веселыми аплодисментами простолюдинов и возможностью оказаться за решеткой. – Нам шагать еще минут пять… Двое мужчин уже свернули на улицу Вожирар, а оттуда до Рю дю Пот де Фер, где снимал меблированные комнаты лейтенант де Брешвиль было рукой подать. – И за это время советую тебе их забыть. Раз и навсегда. А в остальном… поладим, - ты, Хитрюга, мне по нраву.
Лапен: - Про господина кардинала? - изумленно отозвался Лапен чистым, бесстыже правдивым голосом. - Помилуйте, сударь, да как такое можно? Да ни в жизнь и никогда!.. А про себя парень подумал: "Кстати о куплетах: надо улучить минутку, забежать в балаган и забрать свою гитару. Нечего ее оставлять этой швали бродячей. Заодно припугнуть гада Жоделя: мол, я теперь слуга большого человека, что состоит при его высокопреосвященстве, и сам я теперь в Пале-Кардиналь свой человек, двери туда пинком открываю..."
Матье де Брешвиль: – Вот и славно. Значит, сторговались, - подытожил лейтенант, ничуть не обманувшись внезапной задумчивостью белобрысого. С таким видом замышляют новое «дельце», но отнюдь не скорбят о прошлых проступках. Прижав ладонь к боку, она какое-то время замолчал, сосредоточившись на ходьбе. На счастье шагать было уже недолго, и вскоре из-за поворота показались хорошо знакомые Матье очертания дома, где он снимал свое недорогое холостяцкое жилье. Переход в эпизод "Комнаты на Рю дю Пот де Фер"
полная версия страницы