Форум » Париж и окрестности » Случайная встреча на узкой улице. 17 июля 1627 года, начало пятого дня » Ответить

Случайная встреча на узкой улице. 17 июля 1627 года, начало пятого дня

Бутвиль:

Ответов - 63, стр: 1 2 3 4 All

Бутвиль: "Господи, будь милостив к Франсуа, дай ему отдохнуть! - подумал Бутвиль. - Он защищает меня и сейчас..." Философствование громилы его так позабавило, что убивать расхотелось. Тоже, в общем-то живая тварь, образ и подобие... ох, нет, кощунствовать сейчас не стоило. - Мир катится к весьма неприятному концу, - согласился он. - Но это случится, надо полагать, еще не скоро. А вам, милейший, стоило бы подумать, куда именно катитесь вы, притом прямо здесь и сейчас. Когда Луи-Франсуа был маленьким, его готовили к церковной карьере. Он был послушный мальчик и хорошо учился. Пока не вырос. Зато сохранил умение изящно и замысловато выражаться. На многих этот стиль речи производил неизгладимое впечатление. Интересно, впечатлится ли громила? Чтобы проверить это, он добавил: - Поройтесь в памяти - нет ли у вас в запасе какой-нибудь старушки-матери или маленькой сестрички-сиротки, чтобы ради них продлить свое бренное существование?

Провидение: Высокий стиль производит не столь глубокое впечатление, как хороший удар шпагой, а Волосатый, в отличие от того же Жакмена Лампурда, не был ценителем изящной словесности. Однако одно имя Бутвиля заставляло задуматься, мастерство противника придавало разрозненным мыслительным процессам если не скорость, то во всяком случае какое-то ускорение, а упоминание о матери-сиротке (или же то была старушка-сестричка?) воскресило в памяти бретера деревенского священника, отца Христофора, предрекавшего ему дурной конец. – Есть, ваша милость, – заверил он собеседника, – есть хм… матушка. – Струсил, струсил, – свистящим шепотом прокомментировал это заявление один из зрителей, толстопузый красильщик из соседней лавки.

Бутвиль: Луи-Франсуа, не прекращая упражнений с клинком - он мог бы и час этим заниматься, кисть руки у него была хорошо натренирована - слегка повернулся в сторону комментатора, окинул его оценивающим взглядом, приподняв одну бровь, и дружелюбно поинтересовался: - Вы полагаете, вспоминать о родной матери... или, скажем, теще... - признак трусости? У вас на глазах заблудшая душа возвращается к благодати, а вы мешаете! Вы, часом, не гугенот? А может, того хуже, безбожник? Предоставив лавочнику обдумывать (скорее - пережевывать, судя по брюху) эти слова, он вновь сосредоточился на "заблудшей душе". - Итак, если вы не хотите осиротить вашу "хм, матушку", я готов представить вам выход из положения, взаимно удобный и вам, и мне.


Провидение: Лавочник, по всей видимости припомнив срочные дела, скрылся в лавке под улюлюканье уличных мальчишек, в глазах которых незнакомый дворянин быстро приобретал сходство с не более известными им античными богами, прочие зрители благоразумно воздержались от комментариев, а Волосатый, не сводя зачарованного взгляда со шпаги противника, хрипло кашлянул. – Матушка, ваша милость, у каждого человека имеется, – заметно обиженным тоном заметил он, – это, ваша милость, не отец, сегодня здесь, а завтра… Судьбу предполагаемого отца Волосатый озвучивать не стал, ибо все, что ему было об оном сказано, это что тот кончил дни свои на Монфоконе. Воспоминание это прибавило ему решительности, и он, пусть и памятуя об осторожности, опустил шпагу. – Какой выход, ваша милость?

Бутвиль: Луи-Франсуа тоже опустил оружие, но ближе подходить не стал, только понизил голос: - Мне очень не нравится вся эта история. На улицах богоспасаемого града Парижа и без того достаточно грязи, и напрасно его величество выделяет средства на уборку... сегодня здесь стало еще грязнее. (Он слегка повернул голову в сторону убиенного сообщника Волосатого.) И я хочу знать, какого черта вы согласились запачкаться? Врываться среди бела дня в жилище дворянина, да еще мастера клинка, красть несчастного пажа, тащить по людным улицам, бить его по голове - все это выглядит крайне нелепо. Я понимаю, что вас поманили какой-то суммой денег, иначе бы вы так ретиво не старались. Но кто? Зачем? Вот если вы мне ответите на эти вопросы, я, так и быть, не стану пачкаться и оставлю вас дальше прозябать в сей земной юдоли. Подумав, что, пожалуй, несколько перебрал с изяществом речи, Бутвиль добавил, холодно и жестко: - Короче, я жду полезных сведений. Иначе я либо расправлюсь с вами тут же на месте, либо сдам на руки городской страже. Выбирайте, что вам больше подходит!

Шарль д`Артаньян: Ошибка Дичка стала для него последней на этом свете – шпага д'Артаньяна глубоко вошла в его грудь. Когда тело бретера коснулось мостовой, гасконец огляделся по сторонам, выясняя, кто еще намерен сегодня испортить ему день. Обнаружив, что Бутвиль оставил в живых своего противника и даже ведет с ним беседу, задавая именно те вопросы, которые задал бы и сам д'Артаньян, гвардеец направился к Эмили, на ходу обтирая лезвие шпаги. - Франсуа! Вы целы? – негромко окликнул он девушку, отбросив окровавленный платок и протянув ей руку. - Мерзавцы… Вы можете подняться?

Эмили-Франсуаза де К: Пока Бутвиль и д′Артаньян боролись с бандитами, Эмили-Франсуаза боролась с головокружением и притяжением мостовой. Пальцы ее сомкнулись на эфесе. Зачем? Девушка не смогла бы ответить на вопрос, зачем ей нужно то, чем она при всем желании не сумела бы воспользоваться. Впрочем, вряд ли существовал вопрос, на который в данный момент она смогла бы разумно ответить, как и не могла до конца осознать происходящее вокруг. Ее спасители, кажется, побеждали, но все равно негоже ей было валяться в пыли в ожидании чуда, точно какой-нибудь глупой героине из романа, что умеют только заламывать руки и рыдать. Рыдать, правда, хотелось, но, стиснув зубы, Эмили приказала себе не думать об этом. Она попыталась встать хотя бы на колени. Получилось плохо. Почти совсем не получилось. Протянутая рука оказалась как раз кстати. - Могу, - выдавила она, оторвав, наконец, перемазанную кровью руку от лица и цепляясь ею за руку гвардейца, - Конечно, могу. «Конечно» было сомнительным, но Эмили старалась.

Провидение: Звон клинков позади стих, и Волосатый, решившийся наконец глянуть через плечо, скривился словно от зубной боли. Останься Дичок в живых, вряд ли бретер решился задуматься даже о том, чтобы назвать имя Охотника, но… положение его виделось незавидным: с одной стороны путь к отступлению перекрывал Бутвиль, с другой – молодой гвардеец со своим пажом, и если последними Волосатый склонен был пренебречь, первый тревожил его гораздо больше. – Деньги, сударь, это не главное, – философски заметил он. – Вот ежели сам король, ваша милость, прикажет вам что… вот под ту же Ларошель отправляться, например? Что она вам, эта Ларошель? Гугеноты разве ж не люди? Ну молятся они по-французски, так что с того? Господь он что, не поймет что ли? Как нетрудно догадаться, непривычный к размышлению бретер окончательно потерял нить своих рассуждений, словно неопытная в пастушьем деле дворняжка, что лишь пуще напугает разбегающихся овец, пытаясь собрать их вместе.

Бутвиль: Бутвиль понял, что громила боится, и до нужных слов доберется нескоро, даже под страхом смерти, а застревать тут, прямо на улице, среди множества любопытных и памятливых зевак, явно не стоило. Тем более, что упомянутая городская стража, по обыкновению, пропускавшая все самое интересное, вполне могла появиться, когда драка завершилась. А общаться с городской стражей Бутвилю сейчас хотелось не больше, чем его невольному собеседнику. Потому, пропуская мимо сознания словесную шелуху, он окинул взглядом место происшествия (или поле боя, как вам угодно), оценил обстановку и окликнул д'Артаньяна: - Шевалье, я вижу, вы уже справились, и паж на ногах. Не кажется ли вам, что продолжить беседу лучше где-нибудь под крышей? Я могу предложить вам удобное место, где точно не будет лишних ушей, а пажу окажут помощь.

Шарль д`Артаньян: Подхватив девушку, гвардеец поставил ее на ноги и поддержал на тот случай, если Эмили вздумает упасть. - Держитесь, Франсуа, нам нужно уйти отсюда как можно быстрее, - негромко сказал он, размышляя, можно ли отпустить «пажа» хотя бы на те краткие мгновения, которые требуются, чтобы убрать шпагу в ножны. К чему привлекать лишнее внимание зевак и стражи... Горожане и без того достаточно развлеклись, наблюдая за потасовкой. Д'Артаньян не испытывал ни малейших угрызений совести по поводу убитого им человека – если бы гасконец мог, он бы прикончил негодяя еще раз. - Я с радостью приму ваше предложение, граф. Этого прохвоста берем с собой? Разумеется, гвардеец имел в виду не собственного «пажа», но бретера, которому Бутвиль сохранил жизнь.

Бутвиль: Бутвиль критически оценил состояние пажа: идти-то он, пожалуй сможет? Но с лицом, перемазанным кровью... Двигаться с ним и с громилой по улицам будет все равно что объявлять о театральном представлении: "Все сюда, смотрите, что мы натворили!" Только барабана и дудки не хватает... - Господина Прохвоста мы, конечно, берем. Полагаю, он понимает, что ему выгоднее вести себя прилично, чем удирать от нас. Потому что иначе мы его найдем и больше не отпустим, - Луи-Франсуа дружелюбно улыбнулся бретеру. - Идти нам недалеко. Но на улицах, сами видите, не продохнуть от народу, а ваш паж выглядит несколько... непрезентабельно. Он рискнул отойти от своей добычи, рассчитывая на подогреваемое выгодой благоразумие бретера, подошел к пажу и произнес: - Вам бы умыться, юноша, но заходить в ближайшие лавки за водой - значит продолжать бесплатное развлечение для черни. Возьмите вот мою шляпу, прикройтесь. Она, увы, не новая, но зато поля широкие. Он протянул пажу шляпу - прекрасную коричневую шляпу с белым пером, очень модное изделие позапрошлого года, - и внимательно вгляделся в лицо мальчишки. Что-то странное почудилось ему. Но сейчас некогда было отвлекаться.

Эмили-Франсуаза де К: Забыв обо всех правилах приличия, Эмили обеими руками вцепилась в руку д′Артаньяна, только что поняв, что, несмотря на жару, дрожит, как побитый щенок. Злополучный трофейный клинок снова со звоном упал на мостовую. - Я могу идти, - проговорила она, раздумывая, насколько ее «могу» соответствовало действительности. Предложение незнакомого дворянина отвлекло от невеселых мыслей. - Благодарю вас, сударь, - она сделала попытку улыбнуться, - только я вам все перепачкаю… Девушка с сомнением взглянула на свои руки и на мужчину, и уловила пристальный взгляд Бутвиля. Тотчас опустив ресницы, она взяла у него шляпу и быстро нахлобучила ее на голову, скрывая лицо. - Спасибо, - послышалось из-под широких полей.

Бутвиль: - Не за что, - улыбнулся Луи-Франсуа. - Доберемся до места, все почистим - и вас, и шляпу. Он осмотрел место боя, вложил свой клинок в ножны, трофейный подобрал и взял в руку. - Вы правильно держитесь за руку вашего господина - это надежная опора. Теперь только не забывайте переставлять ноги поочередно, и с божьей помощью все обойдется. Чтобы не смущать мальчишку, пока он будет осваиваться с прямохождением, Бутвиль вернулся к своему пленнику. - Итак, добрый сын "ну, матушки", извольте отдать мне ваше оружие. Если результаты нашей беседы в укромном месте меня удовлетворят, вы получите его обратно. Даю слово. И назовитесь как-нибудь, не Прохвостом же мне вас и впрямь называть!

Провидение: Везение – странная штука, то она есть, то ее нет. Нехитрую эту мысль бретер мог бы, пожалуй, не только обдумать, но и озвучить, если бы не был занят другой. Когда Бутвиль, забыв, казалось, о своем противнике, направился к своим друзьям, Волосатый вернул шпагу в ножны и собирался уже, кляня отступницу-Фортуну, удалиться в случайном направлении с наибольшей возможной скоростью, когда в судьбу его вмешалась женская ревность. Потерянная и позабытая подметка, хоть и вещь, но женского роду, жестоко отомстила своему неверному господину: сделав шаг назад, Волосатый наступил босой уже ногой прямо на крошечные, но оттого не менее острые сапожные гвозди, когда-то превращавшие его обувь в единое целое. Ругательства, которыми бретер огласил тихую улицу, не заставили, конечно, покраснеть парижскую толпу, но стали сигналом к отступлению: представление явно заканчивалось, драки больше не предвиделось, а «ругаться это всякий умеет,» как заметил мясник, давая подзатыльник своему заслушавшемуся подмастерью. К тому моменту, когда Бутвиль снова обратился к «Прохвосту», а тот вновь приобрел способность воспринимать окружающее, не успев еще однако задуматься о побеге, уличное движение начало восстанавливаться. – Марсо меня зовут. – Одного взгляда на ощетинившегося оружием Бутвиля хватило, чтобы Волосатый вспомнил свое настоящее имя. – Но, ваша милость, вы-то, может, меня и отпустите, а друзья ваши что скажут? Телега, перегородившая улицу и закрывавшая сейчас бретеру путь к свободе, тронулась, наконец, с места, и наемный убийца смущенно почесал босую ступню об уцелевший сапог, не спеша пока отдавать свою шпагу.

Бутвиль: Луи-Франсуа не удержался и фыркнул, глядя на курьезную картину - бретера в одном сапоге. Но желание расхохотаться во все горло сдержал и сокрушенно покачал головой: - Ай-ай, да вы, Марсо, никак дёру задумали дать, пока я со своими спутниками беседовал? И если бы господь не подсунул вам столь своевременно сию подметку, так бы и удрали? Нехорошоо... И вас еще интересует, что скажут мои друзья? Понятия не имею, что они скажут. Особенно паж, которому чуть не проломили голову. Вообще-то, по обычаю, кто взял пленника, тот им и распоряжается. Но мнение господина д'Артаньяна нужно будет еще выяснить. А пока... - он резко перешел с раздумчивого благодушного тона на совсем другой. - Не дурите, милейший Марсо. Шпагу мне! Он обернулся к гвардейцу и позвал: - Шевалье, этот молодчик на торопится сдать оружие, и ему неясно ваше мнение на его счет! Не подойдете ли сюда - разъяснить?

Шарль д`Артаньян: По-прежнему поддерживая Эмили, гасконец выполнил просьбу, то есть подошел к Бутвилю и месье Прохвосту. Во взгляде д'Артаньяна не было и следа христианской любви к ближнему. - Скажу, что пока он не отдал вам шпагу, он не признал себя вашим пленником, следовательно, жизнь его в большой опасности. Дальнейшее уже адресовалось напрямую Марсо: - Если вы отдадите оружие, проследуете за нами и ответите на вопросы, у меня не будет повода вас убивать. Так что вам остается лишь положиться на слово господина де Бутвиля.

Эмили-Франсуаза де К: Следуя совету незнакомого дворянина, Эмили сосредоточилась на том, чтобы переставлять ноги, все так же доверчиво держась за д′Артаньяна. Тот дворянин сказал, что это – надежная опора, а для девушки гасконец превратился уже в образец рыцаря и палладина, и обзаведись он сейчас внезапно нимбом и сияющими доспехами, она бы, пожалуй, не очень и удивилась. Мучило Эмили то, что она посмела думать о гвардейце плохо и усомниться в его слове, но говорить о своей вине было не время и не место. Девушка споткнулась, когда услышала, как д′Артаньян назвал второго ее спасителя. Имя Бутвиля было известно решительно всем, и, хотя, конечно, это никак не мог быть тот самый человек (не призрак же явился ей на помощь!), но имя и несомненное фехтовальное искусство… - Ничего себе… - почти беззвучно выдохнула она, восторженно разглядывая Бутвиля. К списку тех, кого Эмили считала своим долгом поминать ежедневно в молитвах в благодарность за свое спасение, прибавилось еще одно имя. «Та дама, господин де Каюзак и его слуга, Шарль д′Артаньян и вот теперь Бутвиль», - перечислила девушка про себя. - «Да, еще, наверное, тот человек в Пале Кардиналь, Шере…» Она не хотела быть неблагодарной.

Провидение: Метнув недобрый взгляд на молодого гасконца, Волосатый подчинился, на чем свет стоит мысленно проклиная девчонку в мужской одежде, невесть откуда заявившегся гвардейца, Бутвиля, бесславно сдохших дружков и главное, пройдоху Шере, впутавшего его в эту дурацую историю. Провожая свою шпагу тоскливыми глазами – для наемного убийцы хорошее оружие немногим дешевле собственной жизни, а другой у Волосатого не было, бретер уныло поплелся за Бутвилем.

Бутвиль: Всего пару часов назад, кажется, Луи-Франсуа рассуждал об отчуждении Парижа? Теперь все стало на свои места: город подарил ему неожиданную встречу, удачную и нелегкую схватку и своеобразную компанию. И добраться до обители благочестивой кузины, выбирая самые безлюдные улицы, было совсем нетрудно. - Мы сейчас с вами окажемся в очень странном месте, - сказал он, остановившись, когда до цели осталось два квартала, и критическим взором окинул спутников. - Это отель моей кузины. Там нужно вести себя при-лич-но. (Он выразительно взглянул на босоногого бретера.) То есть смиренно выслушивать все, что будет сказано относительно нашей внешности, манер и тому подобное, и никого не торопить. И не богохульствовать! Там все очень благочестивы. Тогда мы получим все, что надо - комнату для разговоров, воду для умывания и прочее. И ни один страж порядка в этот дом не войдет. Надеюсь, ситуация понятна и никто не возражает?

Эмили-Франсуаза де К: Закусив губу, Эмили вопросительно посмотрела на д′Артаньяна. Конечно, она не собиралась богохульствовать или с кем-то спорить, но что делать с ее несчастным инкогнито, которое среди ее спутников на данный момент оставалось нераскрытым только для Бутвиля? Даже не будь обитатели места, куда они шли, столь благочестивы, появление девицы в мужском платье, да еще в таком виде вряд ли кто-нибудь счел бы приличным. Скорее уж скандальным. А Эмили совершенно не хотелось доставлять лишние неприятности человеку, который только что рисковал жизнью ради ее спасения.



полная версия страницы