Форум » Париж и окрестности » Хитросплетения судьбы, 18 июля, в двенадцатом часу дня » Ответить
Хитросплетения судьбы, 18 июля, в двенадцатом часу дня
Бутвиль: Участники эпизода - граф де Люз, графиня де Ланнуа, принцесса Мария Гонзага...
Ответов - 30, стр:
1 2 All
Бутвиль: У Бутвиля никогда не бывало личных счетов ни с домом герцогов Неверских, ни с Лотарингским, но рассказы старших о тех временах, когда Гизы были злейшими врагами всех Монморанси в целом, все-таки въелись в память, и при виде задрапированного черным крепом герба Гизов на фасаде пышного особняка Луи-Франсуа испытал странное чувство - холодок пробежал по спине, хотя день был ничуть не прохладнее предыдущего. "Куда я ввязался? Зачем?" - в очередной раз с запоздалым благоразумием подумал он, что не помешало ему, выйдя из кареты, элегантно подать руку графине де Ланнуа и повести ее с самым светским видом к пышно разукрашенному в итальянском вкусе входу. У привратника не осталось ни малейших сомнений, что данные посетители - весьма важные персоны, и потому, хотя и было велено принимать соболезнования только в письменном виде, он с поклоном отворил дверь. В вестибюле этого дворца средней руки парижанин вполне мог бы разместить дом, и даже с флигелем. Лакей с повязанным на рукаве ливреи черным шарфом поклонился и выжидательно уставился на пришельцев - их он совершенно точно видел впервые. - Ваша госпожа дома? - небрежно поинтересовался граф, глядя прямо в лицо слуге. - У себя, - сам себе удивляясь, с готовностью ответил лакей - соврать под этим прямым и жестким взглядом как-то не получилось. - Как изволите доложить о вас? - Графиня де Ланнуа и Луи-Франсуа де Монморанси-Бутвиль! В этом пышном и холодном помещении так и тянуло к максимально пышным именованиям. Луи-Франсуа даже пожалел мимоходом, впервые в жизни, что герцогский титул достался только брату Анри. Лакей изумленно округлил глаза - имен таких он тут тоже не слыхивал - и, очередной раз поклонившись, отправился докладывать. - Ну вот, - улыбнулся Бутвиль, обернувшись к госпоже де Ланнуа, - сейчас начнется самое интересное. Как вы себя чувствуете? Готовы к бою?
Мария де Гонзага: Несмотря на сильную усталость прошлого дня, после спектакля Мария-Луиза долго не могла заснуть. Вечер в театре, куда она ехала и откуда возвращалась в сопровождении герцога Орлеанского, восхитительные двусмысленности, что он шептал ей на ухо. Слушая их, она краснела и смущалась, но одновременно так сладко сжималось сердце... Временами сон снисходил на нее, но сновидения были слишком бурными и яркими, и она вновь просыпалась и вновь не могла уснуть. К утру принцесса де Невер была совершенно разбитой. Внизу, в гостиной, было пусто - мадам де Бриссар, сторожившая ее одиночество всю ночь, наконец, сморенная желанием поспать, ушла в спальную, строго наказав всем разбудить ее, если кто-нибудь заявится. Но чтобы совершить это, надо было пройти через гостиную, в которую приглашались прибывшие с визитом, а в ней расположилась самым неприличным образом Мария-Луиза: для нее заточение после бурного вечера казалось особенно ненавистным, к тому же ночные проделки заставили ее себя чувствовать взрослее и самостоятельнее... - Зови, - кивнула она доложившему лакею, и уставилась на дверь, в которую должны были войти, как она считала, с соболезнованиями.
Бутвиль: Дружеский вопрос Бутвиля повис в воздухе: графиня в ответ вымученно улыбнулась, губы ее дрогнули, но ни одного слова не сорвалось с них. Лицо ее внезапно стало белым как мел,с коротким не то всхлипом, не то вздохом она стала падать на прекрасный мраморный пол. Луи-Франсуа едва успел подхватить даму. - Обморок... - пробормотал он, легонько дунув графине в лицо и убедившись, что она не реагирует. - Что за черт! Оглядев еще раз пышный вестибюль, он обнаружил под стеной справа довольно удобную на вид кушетку, понес несчастную графиню туда и уложил. Теперь следовало бы распустить шнуровку на ее платье. Отлично зная, как это делается, Луи-Франсуа все-таки не рискнул применить эти знания: одно дело всякие дамы сердца, другое - почтенная мать семейства, которую помнишь с детства... Посему он ограничился только тем, что снял шляпу и стал махать ею над головой госпожи де Ланнуа, надеясь, что это обеспечит необходимый ей приток свежего воздуха. Лакей, вернувшийся с ответом от принцессы, застав благородного кавалера за таким удивительным занятием, вытаращил глаза и застыл, но Луи-Франсуа сразу взял его в оборот: - Нужна помощь! - резко сказал он. - Жара, душевные волнения - даме стало плохо, ей требуется более удобное ложе, вода и прохлада. Возможно, понадобится и лекарь. Вызовите кого-нибудь из женской прислуги, и поскорее! Потрясенный чрезвычайным происшествием, лакей бросился к свисающей с потолка широкой парчовой ленте, подергал ее, и в глубинах дома через минуту послышались торопливые шаги. - Сейчас сделаем все как надо, - пообещал лакей, - горничные уже бегут. Мне доложить госпоже принцессе, что случилось? - Нет, - Бутвиль убедился в бесполезности своих усилий, водворил шляпу на голову и вспомнил, зачем пришел. - Вы объясните служанкам, что нужно сделать, а потом проводите меня к вашей госпоже. Я сам расскажу ей. Минут через десять, убедившись, что служащие дома Гонзага поняли свою задачу и выполнят ее наилучшим образом, Луи-Франсуа, оставив графиню де Ланнуа на их попечение, следом за лакеем поднялся наверх, вошел в гостиную и, с низким поклоном, коснувшись пером шляпы узорчатого ковра, произнес положенные по ритуалу слова: - Ваше высочество, позвольте представиться. Граф де Люз к вашим услугам! "Хотел бы я знать, какие именно услуги от меня понадобятся...." - добавил он про себя и грустно вздохнул.
Мария де Гонзага: - Приветствую вас, - кивнула Мария-Луиза, сидя почему-то на самом краешке кресла, словно и не находилась в своем доме. Она, не удержавшись, посмотрела за спину графа, будто заявленная графиня де Ланнуа могла там спрятаться, но, разумеется, никого не обнаружила. Ситуация была довольно щекотливой. Марии-Луизе бы вообще не стоило находиться в гостиной, и ей удалось воцариться здесь, несмотря на траур, только потому, что некому сейчас напомнить о правилах приличия и настоять на их соблюдении. И все же - при этой мысли принцесса почувствовала сильную неловкость - одно дело принимать соболезнования от знакомых, и совершенно другое - обзаводиться новыми. Но не прогонять же теперь графа или не сбегать от него, как от чумы? - Но мне сказали, что приехала графиня де Ланнуа. Как интересно все складывалось! Она мечтает о месте фрейлины, и вдруг к ней прибывает статс-дама ее величества. Почти чудесное совпадение.
Бутвиль: Явная скованность в позе и интонациях голоса юной принцессы могла быть вызвана и дурно проведенной ночью, и неудовольствием от вторжения назойливых соболезнователей. Так или иначе, это еще больше усложняло задачу, стоявшую перед Бутвилем - неясно было не только, чем закончится беседа, но и как ее начинать. Положив шляпу на ближайший предмет - им оказался обитый бархатом стул, - Луи-Франсуа подошел к принцессе еще на пять шагов ближе и начал пока с самого простого и неотложного: - Сударыня, графиня де Ланнуа, близкая приятельница моей матери (вот так, пусть принцесса не подумает чего-то лишнего) просила меня сопроводить ее к вам для чрезвычайно важного разговора, поскольку плохо себя чувствовала в силу некоторых причин (вот так, подробности опустим), и недомогание действительно сразило ее уже здесь, едва она переступила порог вашего дома. Ей стало дурно, и ваши служащие сейчас оказывают ей необходимую помощь. Я надеюсь, что она вскоре придет в себя и присоединится к нам. Но поскольку я знаю все наиболее существенные моменты дела, которое привело графиню к вам, то пока могу вполне заменить ее. Прекрасно понимаю, что вы удручены своим горем и вряд ли желаете кого-то видеть, и все же прошу вас, выслушайте меня! От этого будет зависеть и ваша судьба также... Граф перевел дух от этого вступительного монолога, внимательным взглядом обвел комнату - стены были сплошь затянуты обоями с золотым тиснением, но за ними могли скрываться и отдушины для чужих ушей, - и добавил, чуть склонившись к сидящей на кресле девушке, как можно многозначительнее: - Прошу вас также позаботиться о том, чтобы нашей беседе не помешали никакие третьи лица, вопрос слишком важен и не должен стать поводом для досужих пересудов.
Мария де Гонзага: - Важный разговор с мадам де Ланнуа? - удивилась Мария-Луиза. - И он настолько безотлагателен? Видимо, он и правда был очень срочным, если незнакомый ей человек счел возможным не только приехать к ней, представиться, но и, можно сказать, настаивать на беседе. Возможно, будь принцесса де Невер чуть старше или желай она по-настоящему остаться в одиночестве, чтобы предаться своему горю, пришлось бы графу де Люзу услышать вежливый отказ и мягкую просьбу оставить особняк Гонзага. Но Мария-Луиза была юна, любопытна, и ей было очень тяжело находиться в полном одиночестве. - Что ж, если все так серьезно, как вы говорите, - произнесла она, то ли делая снисхождение Бутвилю, то ли оправдываясь перед кем-то третьим, - то я вас выслушаю. Садитесь, пожалуйста, - она показала на кресло прямо рядом с собой и негромко добавила, - здесь вы сможете говорить тихо, - после чего повернулась к замершему у порога лакею и добавила. - Сделайте все, чтобы у мадам де Ланнуа было все, что нужно, и чтобы сюда никто не входил. Кроме самой мадам де Ланнуа, конечно.
Бутвиль: Бутвиль опустился на указанное кресло, положил руки на подлокотники, чтобы немного расслабиться, и, наверно, целую минуту вглядывался в лицо сидящей напротив девушки, хотя это и было очень невежливо. Но тот факт, что принцесса очень мила в своем элегантном траурном наряде, ничего не прибавил к его знаниям. Приходилось действовать вслепую... - Сударыня, обстоятельства дела, из-за которого мы осмелились потревожить вас, настолько необычны и таинственны, что мне будет сложно изложить их коротко и внятно. Как я уже упоминал, графиня де Ланнуа - соседка моих родителей по поместью, и в детстве я был знаком с нею и ее сыновьями достаточно близко. Потом прошло немало лет. С начала этого года я был в отъезде, вчера только вернулся и, не зная, что делается в столице, отправился в театр, рассчитывая застать там свою кузину и узнать все новости. И вот, представьте себе, в театре случайно встретился с графиней в тот момент, когда постигшее ее горе пересилило все светские приличия, и она доверилась мне... На этом месте Луи-Франсуа решил сделать многозначительную паузу и посмотреть, как принцесса воспринимает его слова.
Мария де Гонзага: С каждым сказанным Бутвилем словом, в глазах Марии-Луизы все отчетливее проступало изумление. Она сначала никак не могла понять, какое дело ей до подробностей взаимоотношений графа де Люза и мадам де Ланнуа, при слове "театр" она и вовсе смешалась от нехорошего подозрения, что граф узнал ее каким-то немыслимым образом и сейчас ей об этом сообщит. Когда же стало понятно, что причина посещения именно трудности, приключившиеся со статс-дамой королевы, принцессе стало еще меньше понятно что-либо. Какой помощи можно ждать от нее, только что потерявшей мать, чье положение еще довольно непонятно и кто к тому же довольно стеснен в своих действиях трауром. - Простите, я очень сочувствую мадам де Ланнуа в ее горе, хотя и не знаю, в чем именно оно заключается, но почему вы рассказываете все это мне? Я думаю, вы понимаете, что глубокий траур, в который погрузился этот дом, делает какие бы то ни было действия с моей стороны почти невозможными. Я никого не принимаю и... - тут Мария-Луиза несколько покраснела и смущенно кашлянула, понимая, как странно и неприлично после этих слов выглядит ее разговор с незнакомым человеком, - наш разговор - это почти случайность... Впрочем, - тут же поправилась принцесса, которая совсем не хотела, чтобы граф поднялся и, с извинениями откланялся, - я не отказываюсь выслушать вас до конца.
Бутвиль: Самое надежное свойство женщин любого возраста, на которое можно всегда полагаться - это любопытство. Слова принцессы были тому еще одним подтверждением. Скрывая улыбку, Бутвиль провел пальцем по усам, хотя они и были отлично подкручены, и повел свой рассказ дальше. - Сударыня, некоторые мудрецы видят в случайностях такого рода проявление воли высших сил. Возможно, они и правы, ведь случай вторгается в нашу жизнь, нарушая все планы, ритуалы, условности... Но я не буду вдаваться в философствования, поскольку времени у нас очень мало. Итак, графиня вчера поведала мне, что несколько дней назад ее сын, находившийся вместе с другими детьми в поместье, был похищен неизвестными лицами. Похитители прислали к ней человека, с виду монаха, хотя, по-моему, это была лишь маскировка. Посланец показал графине кольцо, которое носил мальчик, и объявил условия, на которых они готовы его вернуть. Если же госпожа де Ланнуа условия не выполнит, они начнут присылать ей сына... по частям. Услышанное повергло графиню в такое беспокойство и причинило такие душевные терзания, что она не могла ни спать, ни есть все это время, почему сегодня с ней и случилось такое недомогание. Я не удивлюсь, если заболевание ее окажется серьезным и длительным... И вот эти-то условия непосредственно затрагивают вас, ваше высочество.
Мария де Гонзага: Мария-Луиза слушала графа, не прерывая его и не задавая вопросов. То, что он рассказывал, было чудовищно и совершенно невозможно. Это могло происходить где-то, но только не в непосредственной близости от нее. - Какой ужас, - сказала принцесса, и она и правда его чувствовала. - Я никогда не слышала ничего подобного. Граф де Люз замолчал, как будто ожидал ответа на незаданный вопрос. Сейчас можно было извиниться и попросить его все-таки удалиться. Мария-Луиза почувствовала, что ничего хорошего в дальнейшем рассказе не будет. Как подобное неприятное событие в жизни статс-дамы ее величества может затрагивать принцессу де Невер? Они незнакомы, и ничто не может их связывать. Зачем ей разрешать впутывать себя в какие-то непонятные истории? Если выслушаешь просьбу, то придется ее выполнять или отказывать. Первое может быть неприятным, а второе еще хуже. Да, вот именно сейчас и надо попрощаться с графом, отговорившись правилами приличия... - Неужели это может быть как-то связано со мной? Даже не представляю, как, - принцесса нахмурила лоб и дотронулась рукой до головы, поправляя непослушный завиток. - Вам придется рассказать мне.
Бутвиль: Принцессе уже стало нехорошо, что же будет дальше? Открывая юной девушке мерзости современной жизни, Бутвиль и сам чувствовал себя последним мерзавцем, но деваться было некуда: сказав первое слово, нужно говорить и все остальные... - Наш век, сударыня, изобилует такими вещами, каких не видели и не слыхали в прежние времена, и по большей части вещи эти недобрые. Вот и сейчас я вынужден омрачить нашу встречу еще больше, открыв вам, какая связь возникла без вашего ведома и без желания несчастной графини де Ланнуа между вашими судьбами. Дело в том, что условием возвращения ее сына Филиппа поставлена задача: привести вас сегодня в полночь к церкви Святого Игнатия. Именно дикость и дерзость этого условия и вызвали в душе графини такое смятение. Вы понимаете? Похитителям не нужен выкуп, не нужны никакие услуги - только это! "Если она сейчас меня выгонит, будет права, - устало подумал Бутвиль. - Звучит, как бред сумасшедшего. Может, и мне упасть в обморок, как графиня?" Фантазия тут же представила ему картинку совместного лежания с графиней на полу в вестибюле особняка де Невер, и это выглядело так забавно, что граф в ожидании ответа принцессы заметно приободрился.
Мария де Гонзага: Нет, принцесса де Невер не думала выгонять графа. Возможно, для этого он показался ей слишком искренним, а возможно, и от неожиданности: уж слишком в невероятном направлении продвигался его рассказ, и она никак не могла решить, что же в таких случаях делают с рассказчиком. Мария-Луиза даже хотела спросить, не является ли история Бутвиля всего лишь странной и непонятной шуткой, но спохватилась: какой бы невозможной ни была история, в качестве шутки она становилась и вовсе безумной. - Это требование просто чудовищно и совершенно непонятно, - принцесса тщательно подбиралась слова. - Но я уверена, - она произнесла это с нажимом, - что я не единственная, кому вы рассказываете все это. Благодарю вас за то, что поставили меня в известность, что существует человек, которому нужна принцесса де Невер. Графине вовсе не стоило приезжать для этого, хотя я и ценю этот шаг. Надеюсь, ей уже помогают те, в чьих силах это сделать.
Бутвиль: Бутвиль грустно покачал головой: - Ваше высочество, кроме графини, меня и вот теперь вас никто не знает о происходящем. Те могущественные особы, которые могли бы, видимо, помочь в этом странном и страшном деле, не осведомлены, поскольку это было особо оговорено негодяями. Если бы мы могли укрыться за их спинами, то ни за что не стали бы тревожить вас, поверьте. Графине дали понять, что за нею будут следить, и именно поэтому она решилась довериться только мне, как лицу частному и далекому от власти... Он помолчал, давая девушке возможность освоиться с новой порцией неприятных новостей, потом добавил: - Госпожа де Ланнуа, как придворная дама, достаточно хорошо разбирается в различных хитросплетениях, но в последние дни рассуждать логически ей было не под силу. Она не могла мне указать возможные причины случившегося, во всяком случае, она полагает, что обычные дворцовые интриги к этой истории отношения не имеют. Мне тоже так кажется. Вероятнее всего, здесь замешаны чьи-то политические интересы, в связи с чем я хотел бы сейчас узнать от вас, сударыня, не появлялись ли в последнее время в вашем доме, прося встречи с вами или с вашей покойной матушкой, какие-либо малознакомые или вообще незнакомые люди, не получали ли вы писем с некими неясными намеками? Или, быть может, вы припомните какую-то ссору или столкновение с приезжими из других стран?
Мария де Гонзага: Мария-Луиза даже не попыталась что-либо вспомнить. И дело было не в том, что сделать это было бы для нее затруднительно из-за того, что жила она до вчерашнего дня за спиной своей матушки, но и из нежелания. Собственно, всю вторую часть речи графа де Люза принцесса слушала вполуха, неприятно задетая тем, что говорилось в первой. Получается, графиня де Ланнуа не сочла необходимым обратиться к тем, кто мог бы предложить ей ощутимую защиту и помощь, а предпочла приехать прямо к принцессе де Невер, уж не для того ли, чтобы попросить ее одну придти в то место, что назвал человек, чьи намерения вряд ли являются добрыми. - Ничего подобного я припомнить не могу, - небрежно бросила Мария-Луиза, в голове которой, тем не менее, мелькнуло какое-то неясное воспоминание, которое она постаралась не заметить. - Простите мне мое любопытство, граф, но могу я узнать, что же вы намерены предпринять?
Бутвиль: Ну разумеется, что могла припомнить юная девица, у которой голова забита чем угодно, только не вопросами политики? Как и следовало ожидать в этом странном, даже нелепом деле, никаких намеков, подсказок, полный простор для домыслов... - Очень жаль, сударыня, что в вашей памяти не сохранились никакие подробности, которые могли бы дать хоть какую-то опору моим дальнейшим действиям, - подосадовал Бутвиль. - Но единственное, что мне пришло в голову, исходя из нынешней ситуации, - это прийти самому в указанное место и понаблюдать, кто же вздумал сыграть с вами подобную шутку... разумеется, я употребил это слово в переносном смысле, так как на шутку вся история похожа очень мало. Однако злоумышленник ожидает увидеть в церкви двух женщин, и если я появлюсь там один, то либо спугну человека, и тогда бог весть что может случиться и с сыном графини, и с вами, либо на меня нападут, чего, признаться, мне в нынешней ситуации не очень хочется, а ваше будущее не улучшится при любом исходе схватки. Граф чувствовал, что формулирует свою мысль несколько слишком витиевато, но иначе не получалось. Мутное дело, мутные слова... Оставалось надеяться, что принцесса поймет его правильно. Тем более что оставалось сказать не так уж много. - Мы с госпожой де Ланнуа предполагали, предупредив вас и выяснив ваше мнение, вдвоем явиться на встречу. Графиня пришла бы под густой вуалью, в расчете, чтобы ее приняли за вас, а я сопровождал бы ее, пользуясь темнотой, по возможности незаметно, чтобы вмешаться в тот момент, когда возникнет явная угроза. Однако неизвестный, скорее всего, знает, как вы выглядите. Скрыв лицо, графиня не могла бы скрыть различий в росте и фигуре... В общем, план весьма и весьма отчаянный и продуман плохо, - он сокрушенно вздохнул и развел руками. - Увы, это все, сударыня!
Мария де Гонзага: - Я не совсем вас понимаю. Сначала вы говорите о том, что мадам де Ланнуа нельзя идти одной, потом что она собирается пойти туда одна. По правде говоря, Мария-Луиза была не столько на самом деле непонятливой, сколько делала вид. Впрочем, в своей догадке она не была уверена точно: мысль, что кто-то мог предложить ей пойти на встречу со злоумышленником или ожидать от нее подобного великодушного шага, была слишком невозможной, чтобы подозревать подобную дерзость в ком бы то ни было, пусть даже и в отчаявшейся женщине. - Найти вторую женщину, более напоминающего меня, чем графиня, не составит большого труда, - пожала плечами принцесса, - служанку или еще кого-нибудь подобного. Но мне кажется, вы боитесь этого неизвестного, словно он всесилен. Неужели он все слышит и знает настолько, что обратиться за помощью хоть к кому-нибудь становиться решительно невозможно? Понимаю ваше желание заняться расследованием, но помочь вам совершенно не в моих силах.
Бутвиль: Бутвиль почувствовал, что весь отпущенный ему природой запас терпения скоро истощится. Выслушивая весьма благоразумный ответ юной сиротки, он успел трижды мысленно выругать себя за то, что поддался совершенно неуместному в его положении порыву великодушия, а теперь несчастные страдающие дамы благополучно предоставляют ему возможность одному расхлебывать заварившуюся вокруг них кашу... При словах "вы боитесь" он скрипнул зубами, однако как-то ухитрился больше ничем не выдать свое раздражение, только заговорил совсем другим тоном: - Сударыня, я не сочту ваши последние слова оскорбительными только потому, что я действительно боюсь. Но - не того, о чем вы думаете. Я боюсь, что вы, ваше высочество, в силу юности и неопытности, недооцените всю опасность ситуации, не примете всерьез все сказанное мною - и станете жертвой чьих-то бесчестных происков. То, что вас явно оставляет равнодушной мысль о ребенке, который, возможно, погибнет мучительной смертью, меня не удивляет. Но не стоит ли вам задуматься над вашей собственной участью? Вы так уверенно судите о том, как следовало поступить графине де Ланнуа и мне, но знаете ли вы хоть что-нибудь о мире, окружающем вас? Слыхали ли вы хоть когда-нибудь, как делаются дела при дворе и в государственной политике? Понимаете ли вы, что люди, занимающие высокие посты и обладающие достаточным количеством золота, могут нанять стольких осведомителей, сколько им потребуется, чтобы следить за вами круглосуточно? Ваша горничная, привратник, кучер могут быть подкуплены. Вашу карету могут остановить на улице, к вам в окно могут проникнуть грабители, может случиться все, что угодно, если ваша жизнь, честь или свобода нужны какой-либо могущественной силе для достижения важных целей. И таких сил может быть немало. А поскольку действуют они исподтишка, то всей гвардии его высокопреосвященства может не хватить, чтобы защитить вас. Поскольку неизвестно, от чего защищать. Малейшая деталь, незначительное обстоятельство могли бы подсказать мне направление, в котором следует искать зачинщиков этого безобразия. Но вы, ни на мгновение не задумавшись, сразу заявили, что ничего не помните, и вообще отнеслись к моим словам так, словно я призываю вас построить за свой счет часовню для туземцев Нового Света! Ох! Туземцы-то откуда взялись? Луи-Франсуа осознал, что его все-таки занесло, и срочно прикусил губу, чтобы не сказать чего-то уж совсем лишнего. - Нравится ли вам это или не нравится, понимаете ли вы меня или нет, - добавил он устало после паузы, - но другого помощника и защитника, кроме меня, у вас пока нет, принцесса. И если сейчас мы с вами совместно подумаем, то, вероятно, сумеем благополучно избежать ловушки.
Мария де Гонзага: Теперь настала очередь Марии-Луизы оскорбиться. При словах Бутвиля она побледнела и, от неожиданности, даже чуть по-детски не захлюпала носом, но сдержалась и постаралась придать своему лицу то выражение холодной надменности, которое использовала Екатерина де Гиз в момент наивысшего своего гнева. - Вы забываетесь, граф. Я спешу напомнить вам, что вы пришли в дом, где носят траур, и я могла с полным правом отказать вам, но все же выслушала... для того, чтобы вы меня обвинили в равнодушии и бессердечности, - выдав эту тираду, Мария-Луиза почувствовала легкое головокружение, и ей пришлось даже сделать довольно длительную паузу, чтобы отдышаться. На самом деле, наступил самый подходящий момент для того, чтобы встать и покинуть комнату, предварительно попросив графа де Люза сделать то же самое, но принцесса этого делать не стала. И причина была простой - она не была уверена в том, что это не будет неосмотрительным поступком. Кое в чем так некрасиво отчитавший ее граф был прав - она не знала ни что думать, ни что делать, не могла оценить опасность и была тем самым уязвима. Ее отец, постоянно что-то затевавший и нигде не задерживающийся надолго, сейчас находился около правителя Мантуи, Винченцо II, чьей смерти со дня на день ожидали уже весьма давно. И весьма возможно, что если он плетет свои интриги непосредственно рядом с правителем, место которого надеется занять, то кто-нибудь может делать то же самое в месте более отдаленном... например, в Париже, где на данный момент находится его дочь... Принцесса еще раз посмотрела на Бутвиля. Ему она тоже не доверяла, но прогонять не спешила. - Со мной может случиться все, что угодно, но тем не менее, пока мне никто прямо не угрожал и в окно не влезал, - Мария-Луиза повела плечом с деланным равнодушием, - но если я поверю вам, что эти неизвестные люди так опасны, то у меня тем больше причин не держать происшедшее в тайне. Вы же этого требуете, так почему я должна верить вам? Принцесса говорила так, словно уже все для себя решила, но на деле же ждала реакции Бутвиля, его ответов. Может быть, он и прав, но ему придется еще убедить ее.
Бутвиль: Как всегда после подобных вспышек, у Бутвиля заболела голова - пришлось потереть пальцами виски, чтобы боль отступила. А вот он сам явно не имел права отступать - чтобы не потерять остатки уважения к самому себе. Поэтому, вместо того чтобы подняться, холодно попрощаться и уйти восвояси, Луи-Франсуа мысленно воззвал к святому Франциску, своему покровителю, и повел свою речь дальше: - Если вы внимательно присмотритесь, принцесса, то заметите, что я тоже ношу траур. У меня достаточно своих забот, не менее горестных, чем ваши. Но вы слышали, как меня зовут, и могли бы вспомнить, что Монморанси либо не обещают ничего, либо держат слово любой ценой. Именно это качество принесло славу моему кузену Анри - и погубило моего брата Франсуа. Мне же то, что я пообещал страдающей женщине, гибелью вряд ли грозит, но и славы явно не принесет. Тем не менее я не уйду сейчас, хотя это стоило бы сделать после ряда брошенных вами оскорбительных слов, а попытаюсь еще раз разъяснить вам суть дела. Возможно, не случайно эта история началась, как только вы остались без опеки и руководства вашей матери: кто-то, вероятно, рассчитывает, что именно теперь, пока вы еще не научились самостоятельно разбираться в сложностях жизни, вас нетрудно поймать в сеть. Вы научитесь, не сомневаюсь, но пока я готов помочь вам. А для того, чтобы моя попытка была успешной, помогите и вы мне - сосредоточьтесь, вслушайтесь, пожалуйста. Что касается столь беспокоящей вас секретности, я попрошу вас взглянуть на нее под другим углом. Вероятно, вы слыхали, что при осаде крепостей иногда закладывают мины - то есть выкапывают подземный ход к крепостной стене, закладывают туда пороховой заряд, а затем при помощи длинного фитиля его взрывают, и стена рушится. Если подвести такую мину правильно, при этом никто из наших не пострадает. И главным из условий успеха является секретность. О подобном задании не говорят ни слугам, ни друзьям, ни родным - никому, вы понимаете? Ведь если враг узнает о производимых работах, он сделает вылазку или подведет контр-мину, и наши люди погибнут, а враг остается неуязвим... - Бутвиль поморщился, старясь не углубиться в тяжелые воспоминания, и тонкий шрам на переносице стал заметнее, чем обычно. - Так вот, принцесса, я сейчас нахожусь в положении человека, который ведет такой подкоп. Секретность - это не только спасение чужого вам ребенка, но и залог вашей удачи и победы. Разумеется, я могу остановиться на достигнутом и, зная, что вы предупреждены, спокойно заняться своими делами. Вы же можете немедленно послать гонца к господину кардиналу, либо явиться к ее величеству Анне или к его величеству Людовику и просить у них защиты и поддержки. Но, если уж продолжать военные сравнения, открытая кавалерийская атака хороша лишь на просторе, в поле, где все видно издалека, а не в темных закоулках. Ваш противник, быть может, враг вашего отца, или враг дома Гизов, или некто заинтересованный в том, чтобы расстроить ваш предполагаемый брак - все это вполне реальные возможности, - предпочитает скрываться именно в тени. Потому от прямого нападения он легко и быстро уйдет. Или подставит вам какое-нибудь незначительное лицо, чтобы того сочли виновным и примерно наказали. А потом повторит свой демарш какими-нибудь другими средствами... Он умолк, посмотрел в лицо юной Марии, пытаясь определить, понимает ли она его хотя бы теперь, и вдруг сказал: - Скажите, пожалуйста, сударыня, хотите ли вы победить своего врага самостоятельно или предпочтете по-прежнему прятаться за спинами старших?
Мария де Гонзага: - "Самостоятельно" или "спрятаться"? - с улыбкой повторила Мария-Луиза. - Какая длинная образная речь, и все для того, чтобы задать этот вопрос? Я бы могла сказать вам, что вы ошиблись, думая, что он убедит меня. Вы взываете к тщеславию, а я не вижу ничего унизительного в том, чтобы просить помощи, а не кидаться в неизвестность, жертвуя собой, а значит и своим долгом перед семьей. Принцесса медленно поднялась со своего места и сделала несколько шагов - мыслей было столько, что они не умещались в голове. На самом деле смущало ее вовсе не то, о чем говорил Бутвиль. Если она попросит помощи и ей ее окажут, если дело перестанет быть таинственным, то кто знает, какие тайны семьи Гонзага выйдут наружу и смогут помешать ее отцу в его планах? И разве то, как эти неизвестные действуют, не говорит о том, что они не сильны и их немного? Последнее соображение, конечно, было более чем сомнительным, но в его истинность помогало поверить то, что опасение перед первым было достаточно сильным. - Но я этого не скажу, - Мария-Луиза резко повернулась к Бутвилю. - Предположим, я соглашусь пойти с вами. Что же будет дальше?
полная версия страницы