Форум » Париж и окрестности » "В чем сила, брат? Сила - в правде". 18 июля, полночь. » Ответить
"В чем сила, брат? Сила - в правде". 18 июля, полночь.
Людовик XIII: Бургонский отель Продолжение эпизода "Аудиенция на ходу, или Сбылась мечта...".
Ответов - 32, стр:
1 2 All
Людовик XIII: Отдав приказ Тревилю немедленно арестовать аббата Сен-Женевьев и лейтенанта Фабре, Людовик, полный самых дурных предчувствий, вызвал к себе Сен-Симона. В отсутствие короля тот развлекал себя тем, что ворковал с прелестной актрисой пятнадцати лет от роду, для которой жизнь на подмостках началась с ролей пажей и субреток. Выразив свое восхищение юным дарованием, фаворит великодушно обещал поспособствовать ее карьере. Однако молочные реки и кисельные берега блестящего будущего Манон Ролле не успели разлиться потоками сенсимоновского красноречия. Его Величество, равнодушный к служителям Мельпомены, велел своему компаньону привести к нему герцога Орлеанского. По лицу короля молодой человек понял, что принца в ближайший час не ждет ничего хорошего.
Gaston d'Orleans: Надо заметить, что сам Гастон Орлеанский, весьма довольный собой, совсем не терзался муками нечистой совести... Да это и было бы возможно только в том случае, если бы у младшего брата короля была хоть какая-то совесть. Конечно, то, что его августейший брат неожиданно решил посетить представление, было весьма прискорбно. Но, как философски подумал Месье, не более того. В крайнем случае, матушка заступится. О дневных событиях принц как-то и не подумал. Именно поэтому он был скорее раздосадован, чем испуган, когда к нему с самым скорбным выражением лица подошел Сен-Симон. Прошептав на ушко стоявшей рядом даме в маске пару нежно-двусмысленных слов, Гастон с видом покороности судьбе вздохнул и проследовал за посланцем. К удивлению Его высочества, проследовали они не в королевскую ложу, а в апартаменты директора Бургонского отеля. - Вы звали меня, Ваше величество? - на всякий случай почтительно спросил Месье и посмотрел на брата кристально честным взглядом.
Людовик XIII: - Звал. Людовик пытливо разглядывал брата, стараясь заметить на его лице признаки беспокойства, страха или, что было бы совершенно фантастическим зрелищем, искреннего раскаяния в содеянном, но ничего, кроме присущей ему беззаботной легкости, не отражалось ни во взгляде, ни в улыбке принца. - Как вы находите спектакль, брат мой? Эти бургонцы на редкость умело выбрали пьесу. Животрепещущие для королевской опочивальни вопросы, рассмотренные со всех сторон в недавнем представлении, теперь, в сравнении с новыми обстоятельствами, казались мелкими и ничего не значащими, словно комариный укус против верного удара шпаги прямиком в грудь. Однако даже с младшим братом, привыкшим к выволочкам родственника, следовало начинать разговор с ничего не значащих любезностей.
Gaston d'Orleans: Гастон с досадой почувствовал, что краснеет. Не от стыда, скорее, от раздражения. Вот, спрашивается, почему именно сегодня его августейший брат, не очень-то большой любитель светских развлечений, решил посетить Бургонский отель? Да еще и вместе с Анной Австрийской? Поразительное невезение! - Э-э-э… хм… да, - неопределенно протянул Месье и, под пристальным взглядом брата ощутив себя несколько неуютно, невольно сглотнул. Как же сейчас Его высочеству не хватало августейшей матушки, уж она-то не дала бы любимого сына в обиду! Принц еще раз напомнил себе, что об авторстве никто не знает… почти никто не знает, и, от этого почувствовав себя значительно лучше, уже с большим апломбом продолжил: - Действительно, интересное представление. И как, наверное, волновались актеры, когда поняли, что на их игру решил взглянуть сам король Франции! И, очень довольный собой, Гастон замолчал.
Людовик XIII: - Хотел бы узнать, что вы думаете об этой пьесе? - не без труда надев на лицо улыбающуюся маску, Людовик взглянул на герцога. - Вы лучше меня разбираетесь в драматургии, хотелось бы услышать мнение знатока. Разговор приобретал неожиданный разговор. Король не любил литературу и театр, отдавая предпочтение музыке и балету, в которых добился некоторых успехов. Прочие изящные искусства он отдал на откуп брату, в юном возрасте приобретшему репутацию мецената.
Gaston d'Orleans: Вот теперь герцог почувствовал вполне оправданное беспокойство; вряд ли бы августейший брат вызывал его просто для того, чтобы поговорить о прекрасном. Не без труда задавив в себе желание пропеть пьесе дифирамбы - еще бы, кто автор! - Гастон ухмыльнулся, но сразу исправился и посмотрел на брата с привычно-невинным выражением лица. - Интересный сюжет, - туманно начал он. Сейчас в Месье боролось два человека – с одной стороны, ему очень хотелось немного понаступать на мозоль Людовику, с другой стороны – что-то подсказывало, что лучше закончить этот разговор. После минутной борьбы натура любимого сына Марии Медичи взяла верх. - Вам не показалось, что в этой пьесе скрыт глубокий смысл? – меланхолично заведя взор к потолку, поинтересовался он и уточнил. – А что об этом сказала Ее величество?
Людовик XIII: - Еще какой! - усмехнулся король, снова поднимаясь и отмеривая шагами расстояние от письменного стола до окна, за которым ярко мелькали факелы. Публика еще не успела разъехаться, и на то была причина: помимо скандального содержания, пикантности пьесе придавало и присутствие в зрительном зале прототипов, как минимум, двух действующих лиц. - Мнения Ее Величества я не спрашивал, но, полагаю, она, как и я, удивлена сообразительностью автора и его дерзостью, что была бы не прочь взглянуть, как его колесуют. Буде он жив, разумеется. Не догадываясь, что Гастон приложил непосредственное участие к постановке, король не придал значения напряженности, промелькнувшей на его обворожительно лукавом лице. - Вы разделяете мое мнение, брат мой?
Gaston d'Orleans: Гастон частенько не совпадал во мнениях с августейшем братом, но, пожалуй, столь различного отношения к одной и той же проблеме еще не бывало. Что-то подсказывало принцу, что взгляд на эшафот и взгляд с эшафота – две большие разницы. Успокоив себя тем, что: во-первых, Людовик не знает, что автор пьесы стоит перед ним, а, во-вторых, что, не так давно он избежал печальной участи и при более серьезном проступке, Месье прокашлялся: - Н-да… В некотором роде, да. То есть, без сомнения. Но тут может быть неверная трактовка… При большом желании – очень большом желании - в ответе Его высочества можно было услышать согласие, и, надеясь усилить впечатление, принц покачал головой и с огорчением произнес: - Неслыханная дерзость! - но, не забывая, что тайное может стать явным, торопливо добавил. - Может, не стоит делать поспешные выводы?
Людовик XIII: - Делать выводы? - вскинул бровь старший из братьев. - На мой взгляд, они до непристойного очевидны. Некто полагает себя настолько безнаказанным, что осмелился выставить на посмешище тех, кто способен эту, как вы говорите, "неверную трактовку" обернуть обвинением в оскорблении величества. А за такие вещи слетали и самые знатные головы. Обмен мнениями о высоком и не очень искусстве начинал утомлять короля, тем более что герцог Орлеанский не желал изливаться красноречивыми тирадами о достоинствах и недостатках пьесы, как он обычно делал после всякого визита в театр. Подобную сдержанность Его Величество приписывал волнению, которое Гастон должен был испытывать при мысли о том, что его венценосному родственнику стало известно о его увеселительной прогулке в одно из парижских аббатств. Решив воспользоваться замешательством принца, Людовик без переходов продолжил семейную беседу на новой ноте. - Впрочем, пустое. Желание прихвастнуть сыграет с этим горе-сочинителем недобрую шутку. А с вами я хотел поговорить о другом. Известно ли вам, брат мой, чем славится обитель Святой Женевьевы, покровительницы нашей любимой столицы?
Gaston d'Orleans: После слов о самых знатных головах у Гастона зачесалась шея, сильно зачесалась. Но уже через минуту этот зуд показался ему легким щекотанием. Всегда бойкий на язык, сейчас Месье потерял дар речи. Ненадолго, но вполне достаточно для того, чтобы ясно представить, как он, принц крови, будет смотреться на эшафоте; видение было не из приятных. Выигрывая время, Гастон поправил кружево воротника, смахнул с рукава невидимую пылинку и, придя таким образом в себя, ответил: - Чудесными исцелениями, Ваше величество, помимо всего прочего. Вот к примеру... - - выдавив улыбку, словно прилежный ученик, он поднял глаза к потолку и, начав почему-то с XII века, не торопясь, повел рассказ об аббатстве. Безмятежность во взгляде далась Месье совсем нелегко. Продолжая краткий экскурс в историю, он исподтишка наблюдал за братом, гадая, насколько хорошо тот осведомлен о событиях не столь отдаленных.
Людовик XIII: История святого места, почитаемая всеми добрыми католиками, к каковым он себя причислял, была хорошо известна Людовику. Он мог бы снабдить повествование принца дополнительными деталями, однако нынче его интересовала современная жизнь монастыря, в написании которой непосредственное участие принимал и герцог Орлеанский. - Превосходно, брат мой, Сувре бы годился вашими успехами, - усмехнулся в усы король. - Вы не только образованны, но и набожны. До меня дошли сведения, что сегодня вы посещали Сен-Женевьев. Уверен, вы молились об успехе грядущей кампании? Голос короля звучал ровно, не выдавая ничем терзавшего Людовика беспокойства. При этом руки его, заложенные за спину, были сжаты в кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели. - Кто сопровождал вас в этом богоугодном визите?
Gaston d'Orleans: Негоже чертыхаться, рассказывая о святых местах, но после слов короля Гастону как никогда хотелось помянуть нечистого. Чтобы удержаться от богохульства - хотя, что греха таить, просто опасаясь сейчас показывать норов - он прикусил кончик языка, отчего лицо принца несколько скривилось. Первой его мыслью было полностью все отрицать, но вовремя опомнился. - Я молился о вашем здоровье, сир, - с самым набожным видом ответил он и, честно глядя в глаза брату, проникновенно добавил. - О вашем здоровье и благе Франции. "Так... и кто ж проболался? И что именно сказали?" - Месье поздравил себя с тем, что держался в тени - не иначе, как святая Женевьева хранила его сегодня. Он, стараясь двигаться бесшумно, сделал шажок назад. - А сопровождали... Сегодня много было молящихся, - еще шаг в сторону. - Так мы с Монрезором на других и не смотрели, - и, отойдя на безопасное, как казалось, расстояние, с постным выражением лица произнес. - А про остальных не знаю ничего, - молитва не располагает к любопытству. Раз уж Людовику известно - а это было уже понятно - про сбор в аббатстве, лучше от него заранее откреститься. В прямом и переносном смысле слова. Привыкший к материнской снисходительности, герцог Орлеанский несколько терялся, когда ему приходилось держать ответ перед куда более строгим братом.
Людовик XIII: - Возможно, и не смотрели... - взглядом Людовик уже давно бы испепелил брата, обладай он способностью глазами метать молнии. - Но слушали. А в обители говорили о крайне занимательных вещах, и это были даже не проповеди. Гастон не принадлежал к тому роду людей, кто незамедлительно каялся в своих провинностях. Упрямый, как и все Бурбоны, он готов был стоять на своем, даже сознавая свою неправоту или понимая, что его решимость все отрицать или хранить молчание уже не поможет ни ему, ни его товарищам. Король, успевший недурно изучить характер Месье, перешел в наступление, желая запугать родственника и тем самым принудить его быть более откровенным. - Как там было? "Защитить Францию от дурного управления", верно? Разумеется, кто, как не герцог Орлеанский способен повести ее по пути славы и процветания. Он отважен и опытен, особенно в карточных играх и визитах к шлюхам, но какая, право, разница, это же так весело, интриговать и желать смерти брату. Король уже не сдерживал гнева, из состояния любезной нервозности переходя в привычную стихию.
Gaston d'Orleans: Вот сейчас Гастон с большим удовольствием поговорил бы о пьесе. И, возможно, даже рассказал бы, что сам приложил руку к ее написанию. Рассказал, если бы не передумал, конечно. Уставившись куда-то за плечо Людовика - встречаться взглядом с разгневанным братом ему как-то не хотелось, - Месье насупился - ни дать, ни взять, бычок на выгуле - и, подняв руку в протестующем жесте, буркнул: - Не понимаю, о чем идет речь. Если я провожу время в карточных играх, вы недовольны. Теперь, когда я решил провести день в молитвах, вы недовольны тоже, - и, сделав вид, что остального не услышал, замолчал в праведном негодовании. Надо заменить, что обида не была наигранной. Он ведь действительно не хотел брату смерти; всего-то навсего герцогу Орлеанскому хотелось стать королем. Какая же несправедливость, что он только второй! Если бы он был первенцем, то как бы любил младшего брата Людовика!
Людовик XIII: - Если молитвами нынче называются всякие каверзы, а встречи заговорщиков - крестными ходами, то вы, решительно, крайне набожны, - прошипел Людовик. Ему очень хотелось как следует, от души пнуть новехонькую скамеечку для ног, так некстати оказавшуюся рядом с креслом, но усилием воли сдержался. Было неразумно демонстрировать Гастону всю свою безграничную ярость, вымещая ее на ни в чем не повинной деревяшке, на которой любила пристроиться какая-нибудь милая инженю в надежде трогательным взглядом и многообещающими намеками выпросить у директора театра большую роль. Ледяное спокойствие пугает лучше приставленного к груди мушкета. - Кто сопровождал вас в вашем паломничестве? Монтрезор? Кто-то еще из ваших дружков?
Gaston d'Orleans: И тут Его высочество озарило. Он сначала расплылся в улыбке, но потом возвел глаза к потолку и со вселенской скорбью произнес: - Вы, наверное, не знаете, сир... Меня постигла тяжелая утрата - сопровождавший меня в богоугодном деле виконт де Труа-Роше безвременно покинул этот мир. Я был просто вне себя от горя и не замечал ничего вокруг. Сначала Гастон хотел все свалить на покойного - какая тому разница? - но потом решил пойти простейшим путем. То, что о смерти злосчастного Анри он узнал несколько позже - Монтрезор в своем рассказе был очень тактичен - Месье благоразумно умолчал.
Людовик XIII: - Да, я имел возможность узнать об этой утрате, и скорблю вместе с вами, - на слова о гибели виконта король отозвался как о чем-то совершенно скучном и обыденном. Впрочем, это событие таковым и являлось для государя, которому Господь вверил обширные территории и двадцать миллионов подданных. - Быть может, вы, брат мой, знаете, кому мог не угодить этот достойный дворянин? Или он был вовсе не достойный? Внезапно король сменил гнев на милость. На бледном лице заиграла улыбка, хотя взгляд его оставался суров и непреклонен. - Быть может, покойник знал то, что знаю я? - вкрадчиво промурлыкал Его Величество. - Весьма, весьма занимательные вещи, брат мой, дошли до моих ушей... К августейшим особам не применимы слова "обман" и "блеф", но именно ими и занимался король Франции и Наварры, памятуя о том, что его матушка была из рода хитроумных флорентийских медиков, вознесшихся до герцогского престола.
Gaston d'Orleans: - Достойный, в высшей степени достойный, - по-прежнему скорбно отозвался Гастон. Сейчас самый записной святоша мог позавидовать проникновенности его лика. Все бы хорошо, но вот тон брата ему совсем не нравился - уж больно ласковый, а вроде как не с чего, - еще меньше ему нравились слова. - Боюсь, сир, мы этого никогда не узнаем, - Месье понурил голову и сокрушенно покачал головой. - Увы, покойные не говорят, - он минуту помолчал и, стараясь говорить равнодушно, спросил. - А что за слухи дошли до вас? И почему о них мог знать виконт, если не знаю я. Довольный тем, как изящно он ввернул про собственное неведение, Гастон поправил завернувшуюся манжету и обратился в слух.
Людовик XIII: - Возможно, покойник был вашим доверенным лицом и торопился сообщить вам о чем-то очень важном? - с напускной задумчивостью проговорил король. - Например, желал передать слова маркиза де Мирабеля, герцога Лотарингского или еще кого-еще кого-нибудь из этой в высшей степени примечательной компании. Круг основных "подозреваемых" был ограничен и не вызывал вопросов - упомянутые выше господа тайно или явно трудились не покладая рук, чтобы доставить как можно больше неприятностей французскому престолу. Любопытство, способное перерасти в закономерную тревогу, состояние, естественное для всякого, на чьих плечах лежит тяжелый груз управления державой, вызывали иные лица, взявшие на себя роли посредников и исполнителей того, до чего сиятельная и венценосная особа никогда не снизойдет. Труа-Роше являлся одной из таких пешек, и какая фигура побила его на шахматной доске политических интриг, предстояло выяснить в ближайшее время. - Или, наоборот, знал слишком много о ваших тайных пристрастиях, устремлениях... - Людовик выдержал многозначительную паузу после слова, емко выражавшее желание герцога Орлеанского стать Гастоном I Французским.
Gaston d'Orleans: Гастон поправил вторую манжету - и не важно, что она в том не нуждалась - и горько вздохнул. - Что говорить о том, какие тайны виконт унес с собой, - высокопарно начал Месье, но подавился собственными словами. - Не думаю, что кто-нибудь принимал его всерьез, - всматриваясь в лицо брата, уже гораздо осторожнее продолжил он. Пытаясь перевести разговор в сторону, он сокрушенно покачал головой: - Мне будет не хватать Труа-Роше. Он всегда все обо всех знал и не делал из этого тайны, но вот за правдивость его историй не могу поручиться. Что если, - лицо герцога озарилось, - что если он случайно сказал то, что оказалось истиной? Он искоса посмотрел на Людовика, понял ли тот, что человеку, столь говорливому, секретов не доверяют, и сокрушенно добавил: - Бедный, бедный виконт...
полная версия страницы