Форум » Париж и окрестности » "Будь у героев время подумать...", 17 июля 1627 г, около половины седьмого вечера » Ответить
"Будь у героев время подумать...", 17 июля 1627 г, около половины седьмого вечера
Шарль д`Артаньян:
Ответов - 29, стр:
1 2 All
Dominique: Шере не заметил даже, как снова оказался на ногах, как, проводив взглядом упавшие на грязный стол монеты, побрел вслед за мушкетером к выходу из кабака, и только на улице, полной грудью вдохнув заметно похолодевшего воздуха, снова обрел способность думать. – Простите, – пробормотал он, не поднимая глаз. – Я не знал… Чего именно он не знал, Шере уточнять не стал и особого раскаяния на деле не испытывал. Гвардеец услышал немало интересного и, кто знает, может, и сумеет применить полученные сведения с пользой. Кстати, почему бы и ему не проделать то же самое? – Я не думал, что этот… Рыболов вмешается, – уточнил он. – А про… мадам де Комбале вы что-нибудь узнали? Легкий румянец проступил на его щеках при упоминании этого имени.
Шарль д`Артаньян: Д'Артаньян, который до сих пор не знал о том, что убийство Селены Эскано людская молва и некие свидетели приписывают рукам племянницы Его Высокопреосвященства, только удивленно посмотрел на Шере. Во время их встречи в Пале Кардиналь секретарь говорил только о том, что расследование этого убийства может помочь гасконцу избежать Бастилии, но ни словом не обмолвился о том, что в этом каким-то образом замешана мадам де Комбале… Более того, идя по следу убийцы, д'Артаньян умудрился не услышать об этом ни от кого другого. - Я последовал вашему совету и занялся тем случаем в портновской лавке… Но разве я должен был что-то узнать о герцогине?
Dominique: При всем его умении владеть собой, на мгновенье лицо Шере выразило все его чувства. Значит, гвардеец, что бы он сейчас ни говорил, все же не последовал его совету, иначе он знал бы сейчас, как мадам де Комбале связана с лавкой мадам Пикар. Что ж, его можно было понять. Когда собственная жизнь висит на волоске, потеря чужой тревожит мало. Если бы имя племянницы кардинала было упомянуто ранее, можно было не сомневаться, что г-н д’Артаньян бросился бы выяснять, что произошло, но… что толку теперь сожалеть? Вчера он не смог заставить себя запятнать подозрением имя, которое сегодня использовал, чтобы узнать правду… – Женщина, которую убили… – Шере запнулся. Следует ли говорить правду? Всю правду? Гвардейцу его величества, который, как и мушкетеры его величества, наверняка ненавидел кардинала и все, что с ним связано? Шере придвинулся еще ближе к гасконцу и продолжил еле слышным шепотом: – Она нанесла оскорбление мадам де Комбале. Говорят, что ее приказал убрать сам кардинал… но если бы кто-то сумел найти доказательства, что это не так… Вы меня понимаете? В невиновности мадам де Комбале он был убежден, как в невинности ангелов небесных, но вот ее дядя…
Шарль д`Артаньян: - Я более чем уверен в том, что убийца метил не в Селену Эскано, - покачал головой д’Артаньян. – Может быть, в этом и была воля кардинала, но убить должны были совсем другую женщину, которой чудом не оказалось в примерочной. Судите сами: по словам мадам Пикар девушка пулей влетела в лавку, потребовала платье, приготовленное для мадам де Шеврез, и скрылась за занавесью. При этом на испанке была маска… Убийца попросту ошибся. У гасконца не было ни единой причины скрывать от Шере то, что ему удалось узнать. - Кроме того, мне теперь известно имя… Его обладатель может оказаться убийцей, но пока я не выяснил это наверняка, мне не хотелось бы его называть.
Dominique: Темные глаза Шере на мгновенье осветились надеждой. Значит, гвардеец все же пытался что-то узнать, значит, бедной мадам де Комбале нечего опасаться!.. Секунда размышления, однако, расставила все по местам. – Вы думаете, – осторожно, не желая выдавать ход своих мыслей, но надеясь натолкнуть гасконца на них, спросил он, – что убийца ждал герцогиню де Шеврез? Знал, что она придет в лавку, и ждал ее там? А когда появилась сеньорита Эскано и потребовала это платье, он решил, что она и есть герцогиня? Имя, которое не хотел называть д’Артаньян, интересовало его превыше всего, но понять подобное нежелание откровенничать было несложно: кому охота дарить другим плоды своих усилий? Шере не собирался настаивать, важнее был результат, но и в рассуждения собеседника он не верил: если бы все было так просто, мадам де Комбале не тревожилась бы так. Знал ли гвардеец наверняка, что убийца ждал герцогиню де Шеврез, или просто не подумал, что он мог следить за испанкой и войти в лавку вслед за ней?
Шарль д`Артаньян: - Судя по тому, что рассказала мне мадам Пикар, это очень вероятно. В лавке, в момент прихода сеньориты, находились два молодых человека, один из которых совершенно определенно не был французом. Его имя мне известно, и если судить по нему, это скорее голландец… Я ищу его. Служит ли этот человек Ришелье, может сказать только он сам. Д'Артаньян тяжело вздохнул. Где искать «Кеппеля-Каппеля», гасконец пока не знал, но очень хотел узнать. Атос говорил о том, что голландец собирается приобрести карнавальный костюм, но ведь может быть и так, что «Кеппель» просто оправдывал свое присутствие в лавке в ожидании жертвы? - К слову, чтобы потребовать платье герцогини де Шеврез, сеньорита Эскано должна была знать о том, что оно уже готово. Кто-то должен был направить ее в лавку. Герцогиня, кто-нибудь из друзей герцогини… Лавка – не самое подходящее место для убийства, особенно когда жертву можно перехватить в более удобном уголке. У испанки ведь не было повода скрываться? Если бы Ришелье желал ее смерти, его люди без труда устроили бы это, избежав огласки. Вспомнив о Констанции, гасконец замолчал. В его последних словах и так прозвучало что-то очень личное, и это личное стоило беречь подальше от чужих глаз и ушей.
Dominique: – Голландец, – повторил Шере. История, подслушанная им в «Коронованной редиске», несмотря на интерес, выказанный к ней отцом Жозефом, почти стерлась из его памяти, да и думал он сейчас отнюдь не о том. – Странно, наемный убийца, а такой приметный. Торопившийся в кабак швейцарец на бегу задел его плечом, чуть не сбив его с ног, и Шере торопливо отступил на шаг, почти бессознательно поворачиваясь в сторону Сены. Поручение свое он выполнил, оставаться около «Старой подковы» далее было опасно, да и брат Огюст, к которому он собирался отправить гвардейца ради бедняжки Дениз, жил на Правом Берегу. – Голландцы же сражаются против испанцев, не так ли? – наивно продолжил он. – Вы думаете, эту сеньориту убили, потому что она была испанка? Говорил он сейчас только для того, чтобы что-нибудь сказать. Разумеется, люди Ришелье работали чище, но ведь и на старуху бывает проруха. Кто знает, эта испанка могла быть увертливой жертвой, женщины почти никогда не оказываются одни, не ходят по темным улицам в сопровождении одного лишь слуги, не срезают дорогу через пустой – но лишь на первый взгляд – переулок… но все же, нанимать кого-то, кто так бросается в глаза… В любом случае, пока убийца не будет найден, чудовищное подозрение не будет снято с мадам де Комбале, а значит, следовало незаметно навести молодого гасконца на мысль, что голландец почти наверняка был ложным следом… или подтолкнуть его в нужном направлении, играя на его же выводах.
Шарль д`Артаньян: - Я думал об этом, - признался д'Артаньян. – Только это было бы слишком просто. И чересчур сложно одновременно. Выслеживать девушку и убивать ее в портновской лавке только потому, что ее угораздило родиться в Испании? Гасконец пожал плечами. Невероятно. Чутье подсказывало ему, что без Шеврез в этой истории все-таки не обошлось. - Мне кажется, она просто оказалась под колесом чужой интриги. Людям Ришелье проще было бы избавиться от нее в Лувре.
Dominique: Сложно было бы описать одним словом или даже одним предложением все те мысли, что пронеслись в голове Шере за несколько мгновений. Основной из них было раздражение – слишком явно выказал он свои сомнения, слишком очевидно прозвучало его недоверие. Второй же было что-то схожее с восхищением – снова гасконец проявил не только похвальное благоразумие, скрывая или пытаясь скрыть свои истинные подозрения, но и определенное искусство в достижении того: не мог он не составить логической цепочки «Шеврез – королева – Испания», не мог он не вспомнить, сколь упорно слухи связывали прекрасную герцогиню с делом Шале – а значит, с Оливаресом, не мог не подумать – но не сказал ни слова. Третьей… – Да уж, – бесхитростно вздохнул он, снова приближаясь к гвардейцу, – судя по вашим рассказам, убить в Лувре – плевое дело. Но… если бы вы сумели найти настоящего убийцу… тогда бы никто не обвинял кардинала. Может… Шере сделал вид, что задумался, что, впрочем, не мешало ему и в самом деле думать. Говорят же про брата Огюста, что тот знает все происходящее в Париже…
Шарль д`Артаньян: Если бы д'Артаньян был чуточку поискушеннее в интригах, он бы понял, в какую ловушку загнал его Шере. Но гасконец не ждал от безобидного секретаря ничего подобного, поэтому с готовностью переспросил: - Может?.. Мэтр, если у вас есть лишняя зацепка, пусть даже призрачная… Конечно, я найду убийцу. Но, может быть, вы знаете что-то, что ускорило бы поиски? В эту минуту д'Артаньян очень жалел об отъезде Атоса. Вдвоем искать убийцу было бы гораздо приятнее – да и мудрость старшего товарища могла бы изрядно помочь. Там, где гасконец с лету принимал не всегда верные решения, мушкетер предпочитал сперва подумать. Например, Атос мог бы задуматься, отчего Шере так заинтересован в том, чтобы убийца нашелся. Д'Артаньян (убедив себя в том, что секретарь Его Высокопреосвященства человек не слишком сильный и не слишком смелый, зато всегда готов помочь по мере возможностей) даже не пытался пробудить в себе хоть какие-нибудь подозрения. Возможно, ему еще предстояло об этом пожалеть.
Dominique: – Шевалье, – вновь приблизившись к гвардейцу, Шере даже на миг положил руку ему на рукав, тут же, впрочем, отдернув ее, – я не знаю, я не уверен… прошу вас, пойдемте отсюда… куда-нибудь. Когда черная с оранжевым вывеска «Старой подковы» скрылась за каким-то поворотом, Шере, сосредоточенно хмурившийся, то и дело открывавший рот и тут же снова его закрывавший, нерешительно взглянул на д’Артаньяна. – Я хотел просить вас об услуге, – сказал он. – Но быть может, помогая мне… и одной невинной жертве, вы поможете и самому себе?..
Шарль д`Артаньян: - Сегодня вы спасли моего пажа, и я обещал вам помощь. Там, в кабаке, нам не удалось поговорить об этом, так говорите же сейчас, - предложил гасконец. - Я в долгу перед вами. Вы служите Его Высокопреосвященству, я - королю, и нет ничего странного в том, что я хотел бы вернуть этот долг поскорее. Д'Артаньян на всякий случай улыбнулся, словно призывая собеседника не воспринимать его слова слишком серьезно, но доля истины в них была, и немалая.
Dominique: Опустившееся за крыши домов солнце отражалось еще от флюгеров и печных труб, но на изнуренные жарой улицы уже опустилась тень и слабый ветерок с Сены пахнул в лица первым намеком на живительную прохладу. – Есть один человек. – На сей раз Шере не смотрел на гвардейца, старательно подбирая каждое слово. – Человек, который… собирает сведения, обо всем и обо всех. Я не могу вам гарантировать, что он что-либо знает об убийстве мадемуазель Эскано, но… это не невозможно. Удочка была заброшена, наживка болталась на крючке, но – в кои-то веки! – для него важнее сейчас было другое. – Но вы должны знать одну вещь. – Шере невольно оглянулся через плечо, прежде чем продолжить: – Это очень опасный и очень дурной человек.
Шарль д`Артаньян: Д‘Артаньян помолчал немного, глядя не столько на секретаря, сколько мимо него. Человек, который собирает сведения обо всем и обо всех, мог очень сильно пригодиться гасконцу не только в деле расследования убийства Эскано, но и в попытке узнать что-либо о смерти Констанции. Он не сомневался в виновности леди Винтер, но в таких делах ни одна деталь не бывает лишней. Знакомый Шере вовсе не обязательно знал что-то и об этом убийстве, но, как уже заметил секретарь… Не невозможно. - Держу пари, в этом городе найдется немало людей, которые так же думают обо мне, - ровно проговорил д'Артаньян. – Я хотел бы встретиться с ним.
Dominique: Шере ответил не сразу, но не потому что принял слова д’Артаньяна всерьез. Негодяи никогда не говорят о себе в таком тоне, напротив, их зачастую возмущает, что кто-то смеет подозревать их в чем-то недостойном. Истинное зло делается из самых лучших побуждений, из чувства самосохранения, из жадности или корысти, для развлечения… Молодой гасконец мог вымостить пол-дюжины путей в ад, но дурным человеком он не был… или пока еще не был. – Шевалье… – Шере понизил голос до еле слышного шепота. – Вы дворянин и гвардеец его величества, а я всего лишь секретарь. Вы ничего не боитесь, а я… я шарахаюсь от каждой тени. Но яд в стакане вина, удар кинжала в спину… сударь, я не скажу вам ни слова, пока вы не пообещаете мне быть осторожным. Если вас из-за меня убьют… Он судорожно сглотнул и перекрестился.
Шарль д`Артаньян: - Если меня убьют, виноват в этом буду я сам, - успокаивающе улыбнулся д’Артаньян. Глаза его оставались серьезными. – Благодарю вас, мэтр Шере, я буду очень осторожен. Не могу же я умереть, не сдержав слова и не найдя убийцу. Это было бы досадно. Придется внимательно следить за тем, что делается за спиной… Вопреки обычной гасконской привычке свысока смотреть на любую опасность, а то и стремиться ей навстречу с распростертыми объятиями, на этот раз гвардеец действительно говорил то, что думал.
Dominique: Шере метнул быстрый взгляд на гвардейца и тут же перевел его на четверых плохо державшихся на ногах мастеровых – судя по внешнему виду, каменщиков – шагавших им навстречу с непринужденностью, которая дается только сочетанием грубой силы с винными парами. – Его зовут брат Огюст, – тихо сказал он. – Но я не думаю, что он и в самом деле монах. Он живет… Шере сделал паузу, когда поравнявшиеся с ними мастеровые уступили дорогу ему и его спутнику, выждал, пока они не остались позади, и еле слышным голосом объяснил гасконцу, как найти жилище угрожавшего Дениз негодяя, в то же время ломая себе голову, под каким соусом подать свою собственную просьбу. Конечно, можно было понадеяться, что человек, который несколько минут тому назад готов был убить сутенера за его дурное обращение с гулящими девками, заколет монаха, едва уяснив себе, чем тот занимается, но с другой стороны… С другой стороны, не убил же он Рыболова.
Шарль д`Артаньян: Д‘Артаньян, получив новое направление для поисков, ощутил привычную жажду деятельности. Мысленно извинившись перед Бутвилем и Эмили – он ведь обещал вернуться, но пока никак не складывалось – гасконец уже в мыслях направлял коня к дому самозваного монаха. - Благодарю вас. Если этот человек знает хоть что-то полезное, он расскажет мне. Добром или нет, но расскажет, - интонации д'Артаньяна заранее не сулили брату Огюсту ни спокойного вечера, ни того, что грядущее знакомство окажется хоть сколько-нибудь приятным.
Dominique: – Подождите, – взмолился Шере, когда конь его спутника тихо всхрапнул, словно призывая своего хозяина немедленно пуститься в путь. – Подождите, вы же еще не все знаете! Ужас перед тем, что он только что сделал, уступал лишь пониманию того, что он еще собирался сделать, и Шере вынужден был несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, прежде чем заговорить снова: – Добром лучше же, правда? – нерешительно произнес он, глядя на гвардейца встревоженными глазами и для полной меры еще и облизнув губы. – Скажите ему, прежде чем расспрашивать… Пальцы Шере неосознанно скользнули по его щеке, когда он снова сглотнул и слегка поправился: – Если вы скажете ему, что вас отправил к нему Веснушка, то скорее всего он будет более склонен к разговорчивости. Несмотря на оттенок его волос, весна не вызывала на коже Шере ежегодной рыжей россыпи, но кто смог бы разглядеть это в тени парижской улочки? Ни слова лжи – но молодой помощник аптекаря поплатится, сам того не зная, за излишнюю откровенность с графом де Рошфором.
Шарль д`Артаньян: Д‘Артаньян помолчал немного, отмечая, сколь неожиданны и разнообразны знакомства скромного секретаря Его Высокопреосвященства. - Скажу… Если потребуется. Гасконец ни на минуту не допускал мысли, что собеседник пытается его руками выкопать яму другому. Д'Артаньян, благодаря собственной непробиваемой самоуверенности, имел дурную привычку недооценивать людей, особенно если у них была безобидная внешность и негромкий голос. Исключение составлял только Ришелье. Но не спросить об очевидном гасконец не мог: - Сударь, я очень хотел бы знать… Что заставляет вас помогать мне?
полная версия страницы