Форум » Париж и окрестности » Странная компания для благовоспитанной юной дамы. 17 июля, четвертый час дня » Ответить
Странная компания для благовоспитанной юной дамы. 17 июля, четвертый час дня
Венсан Веснушка: ***.
Ответов - 37, стр:
1 2 All
брат Огюст: Человек слеп и глух, оттого поражается, как в предчувствии грозы притихают певчие птахи, закрываются бутоны, прячутся в укрытие мелкие божьи твари, и сам при этом жалуется, как стесняется вдруг дыхание и ноют глаза. Так и отступившая в тень девушка не знает, что ее испугало, не знает, возможно, что испугана, но уже готова бежать, и не замечает даже, бедное дитя, что бежать ей некуда, ни в прямом смысле, ни в переносном. Брат Огюст сплетает вместе пальцы рук, чувствуя в каждом суставе жадное биение крови, и вперяет в Веснушку требовательный взгляд. Несколько мгновений, и молодой помощник аптекаря бормочет что-то невнятное, не то про выполненный заказ, не то про необходимость отлучиться, и исчезает из своей комнаты. Монах шумно вздыхает и осеняет себя крестным знамением. – Дочь моя, ваше лицо кажется мне знакомым, – произносит он, устремляя на девушку по-сычьему широко распахнутые глаза.
Виттория Корти: Виттория растерянно посмотрела вслед покинувшему ее Веснушке, ощущая в груди бешеные толчки. Бесспорно, мужчины были знакомы, и помощник аптекаря легко сбыл ее с рук вошедшему гостю. Но не было времени терзаться раскаянием и так или иначе расценивать этот поступок: обвинять в предательстве, корить Венсана в возможном сговоре с незнакомцем. Хотя какой мог быть сговор, если она сама появилась нежданно в этой жалкой лачуге. И, как видно, на свою беду. Под пристальным лоснящимся взглядом девушка оторопело попятилась, врастая в стену, словно мраморное изваяние. - Что Вам угодно и кто вы? Я вас не знаю, - наконец тихо вымолвила она пробившимся сквозь хрипотцу, предательски севшим голосом. Сцепленные, точно в молитве перед трапезой, руки; плотоядный, плохо скрываемый блеск в глазах, предвкушающих добычу. Все это не вызывало сомнений, что разговор был услышан и вполне правильно растолкован: произнесенные накануне громкие имена так прекрасно дополняли содержание всей картины… Виттория почуяла опасность. В следующее мгновенье что-то подсказало, что только решительные действия могут дать шанс вырваться на свободу, из грозившей вот-вот накинуться на нее липкой паутины. Неожиданно быстрым рывком девушка кинулась к двери.
брат Огюст: Женщины и монахи равно скованы в движениях подолами своей одежды, но извечно в этом мире мужчины знают закрепить за собой преимущество — широкие пальцы брата Огюста, не успевшего схватить беглянку за локоть, смыкаются на ее рукаве, дергают, и испуганный треск разрывающейся ткани наполняет аптеку. Накидка мадемуазель Корти соскальзывает на пол, и брат Огюст якобы нечаянно наступает на нее, с видом глубокого сожаления разглядывая то обнаженное плечо девушки, то широкий шелковый лоскут в своей руке. Если она и выбежит на улицу в таком виде, далеко ей не уйти. — Корти, — произносит он голосом человека, разрешившего после долгих и утомительных усилий трудную загадку. — Мадемуазель Корти.
Виттория Корти: Ах! Пытаясь увернуться от цепких рук монаха, Виттория задела деревянную стойку, опрокидывая склянки с лекарствами метра Серро. Плащ, сорванный вместе с рукавом, оказался на полу под пыльной монашеской сандалией. Виттория захлебнулась отчаяньем и горечью неудавшегося побега. Обреченно оценивая нанесенный ущерб, она проглотила комок, подступивший к горлу. -Да, вы!.. - Виттория тщетно пыталась подобрать слова и прикрыть оголенное плечо торчавшим уголком сорочки. Губы девушки дрожали. То был момент, когда чаша долготерпения, наполнившись до краев, вот-вот готова пролиться безудержными слезами. Но собственное имя, неожиданно услышанное из уст обидчика, подействовало на Витторию, точно алая мантия на затравленного быка. - Да! Синьорина Корти! – в сердцах вскричала итальянка. - Но это не повод срывать с меня платье, словно с какой-нибудь… - Синьорина Корти стиснула зубы, запуская в священнослужителя подвернувшимся под руку увесистым стеклянным пузырьком, одиноко уцелевшем на аптекарской стойке после погрома.
брат Огюст: Брат Огюст не уклоняется — пусть его коричневая ряса украсится еще одним пятном, но его рука сама взлетает в воздух, и пузырек ложится в его ладонь новым напоминанием о превосходстве его пола и возраста. — Завидую тому, кто сорвет с вас платье, — вкрадчиво произносит он. Губы его кривятся в широкой ухмылке, мгновенно лишающей облик лже-монаха всякой претензии на святость, и он наклоняется вперед, вперяя в лицо девушки холодный взгляд. — Вы ищете защиты, дочь моя? И не думаете просить о ней друзей вашего отца? Длинный палец брата Огюста покачивается перед его носом, справа налево и слева направо — ай-яй-яй, дитя мое. — Лучшая защита это нападение, дочь моя.
Виттория Корти: - А Вы, святой отец, имеете обыкновение подслушивать под дверями чужие разговоры? - Девушка уронила взгляд на плащ, по-прежнему прибитый монашеской сандалией к давно немытому полу. - Иначе откуда вам знать, что я нуждаюсь в защите? У нее не было оснований принимать за чистую монету его слова, хотя, признаться, в первый момент Виттория ощутила радостный трепет, но: -Мой отец умер два года назад в Неаполе. Не думаю, что у него в Париже были друзья. Отец синьорины действительно умер, умудрившись за пару лет промотать все состояние Корти. Так что после его смерти Витторию с матерью неустанно одолевали одни лишь кредиторы, а вот друзья… Чезаре оказался единственным, кто помог расплатиться с долгами, а после увез сестру и племянницу в Париж.
брат Огюст: Палец брата Огюста продолжает свое качание, а в голубых глазах появляется насмешливое выражение, хотя в душе его — если имеется таковая у этого человека — борются противоречивые чувства. Люди — скоты, ничтожные существа, грязь и глина, почему Творец не вложил свое дыхание в сверкающие алмазы или на худой конец — в снег или лед? Однако и среди жалких тварей, населяющих любой город Франции, имеются достойные лучшей участи, отказывающиеся смириться со своей жалкой судьбой. Стоящая перед ним девица не бросилась искать утешения в имени неизвестного брату Огюсту отца, но мгновенно последовала его совету — перешла в нападение. Вот она, стоит, требует у него объяснений, будто не ей угрожает гнев первого министра Франции. — Все мы — дети отца небесного, — наставительно произносит лже-монах, и лишь вор его выдает, как далек он от небесной благодати. — Есть ли невозможное для него? Разве не может Господь вложить в сердце мое знание и понимание вашей души, дитя мое? И разве не в силах Создатель ответить на молитвы сироты, дать ей в руки возможность спастись посреди тщеты житейской? Воистину, бог брата Огюста deus irae… если это место в его сердце не занято деньгами или — назовем истинного кумира — жаждой мести.
Виттория Корти: Витиеватые, уклончивые речи монаха не прибавили в душе Виттории доверия. Она понимала одно: не наступи монах на подол ее плаща и не оторви рукав, шансов спастись среди тщеты житейской у «сироты» было бы намного больше. А теперь, в придачу ко всему, вернется мэтр Серро и что еще скажет, глядя на разбитые склянки с лекарствами. От месье Вотье Виттория точно получила бы хорошую выволочку. Боль тела и боль души имеет свойство притупляться, так же и страх, наполнявший сердце девушки все последнее время, обрел некоторое отчуждение - будь что будет. И, казалось, нагоняй от аптекаря волновал ее гораздо больше, нежели гнев первого министра Франции. Виттория осмотрелась по сторонам: - Меня уже обещали спасти, если бы не вы… - иронично усмехнулась она. Синьорина заметила в углу метлу и направилась за ней, чтобы хоть как-то замести следы погрома.
брат Огюст: Ответная улыбка, раздвигающая тонкие губы лже-монаха, не к месту на лице служителя божьего, но сейчас брат Огюст и не пытается скрывать свою истинную сущность — к чему? Раскрывая пасть, волк уже не притворяется, и овечьей шкуре можно беспрепятственно соскользнуть на землю. — Ваше спасение — я. — Обутая в грубую сандалию нога небрежно пинает откатившуюся в сторону склянку. — Или вы не верите, что Веснушка обратился бы ко мне же? Тогда почему он, пообещав вам помощь, оставил вас сейчас? Человек, живущий мерзостью природы человеческой, ежедневно и ежечасно получает все новые и новые подтверждения первородного греха. У каждого — свои преступления, грязные делишки, мелкие пакости, сокрытые завесой времени — до того момента, пока рука брата Огюста не сорвет маску с прошлого, открывая его во всей его неприглядной сути. И хоть он не знает — или пока не знает — о Веснушке ничего убийственного, тот не нарушит своего слова, передав опасному гостю свою добычу: куда большей угрозой для нее стал бы его отказ.
Виттория Корти: Виттория старалась не думать, почему Веснушка бросил ее на произвол судьбы. Проще воспринимать случившееся, предполагая, что у молодого человека имелись веские причины так поступить, и, не появись в дверях монах, он сдержал бы обещанное. Как бы то ни было, бог ему судья… В улыбке, озарившей лицо священника, трудно было не распознать оскала хищника, приготовившегося к броску. Но вещи еще не названы своими именами, и Виттория выгадывала время в надежде обернуть события в свою сторону: перехитрить монаха, попытаться сбежать, добраться до дома (возможно, там все улеглось); позвать Кьяру - пусть принесет украшения, деньги; нанять экипаж… Виттория ссыпала осколки в ведро с золой. - Вы - мое спасение? – повторила она, будто пробуя слова на вкус, и насмешливая улыбка, больше похожая на гримасу от съеденной кислятины, отразилась на губах синьорины. – Не знаю даже, как вас благодарить за это.
брат Огюст: Брат Огюст закатывает глаза, вздыхает, извлекает из складок рясы широкий изрядно засаленный лоскут тафты и вытирает вспотевшую лысину. Люди для него делятся на тех, кто меняет свою судьбу, и тех, кто терпит. Секунду назад девушка, едва ли не единственная из известных ему женщин, на миг превратилась из жертвы в хищника, но роль серой мышки слабому полу и привычней и естественней. Кто он, чтобы вмешиваться в предопределенное Создателем? И, что важнее, неужто он не сумеет, услышав то, что услышал, узнать и употребить остальное для высшей — читай, своей — цели? — Лекарство горько, но только ребенок отталкивает его. — Монах отступает на шаг, высвобождая плащ мадемуазель Корти, и снова прячет платок. — Именно за лекарством я пришел сюда, дочь моя. Простите старому человеку самомнение, с которым он решил предложить вам руку помощи. Кошка, играющая с пойманной ею мышкой, разжимает когти, словно потеряв вдруг интерес к добыче, для того лишь, чтобы глубже вонзить их в тело жертвы на излете торжествующего прыжка. Бывает ли так, что кошка промахивается или же не успевает? Мыши полагают, что да, кошки… кошки, как известно, даром речи не владеют.
Виттория Корти: Не без некоторого замешательства Виттория беспрепятственно подняла с пола плащ. Она и правда почувствовала себя несмышленым дитем или, лучше сказать, зверем, кусающим руку дающего. В то же время внутреннее чувство торопило, гнало ее оказаться как можно дальше от этой руки, отвергая то, что теперь преподносилось как благо. И все же синьорина Корти была всего лишь молодой наивной девушкой, в очередной раз засомневавшейся, хорошо ли она разбирается в людях и в самой себе. Может быть, ей на самом деле хотят помочь… Но горький опыт не скинешь со счетов. И, закутавшись в плащ, она уже стояла перед монахом, высившимся преградой на пути к выходу. Игра в кошки-мышки вещь забавная, особенно для кошки и если смотреть со стороны. Мышке же приходится изворачиваться, ища лазейку, чтобы ускользнуть из цепких лап. - Простите и вы меня, святой отец, но я не достойна вашей милости. Пусть она пойдет во благо наиболее нуждающимся в ней, - в голосе девушки прозвучал смиренный отказ и благородная решимость отвергнуть подобное предложение впредь.
брат Огюст: В полутьме аптеки голубые глаза брата Огюста приобретают оттенок стали, а замызганная ряса отливает черным. Пальцы, надежно скрытые в складках рукавов, нетерпеливо шевелятся — но хочет ли он схватить ускользающую жертву, или же он торопится использовать узнанное? — Сердце мое истекает кровью беспокойства за вас, дочь моя, — произносит он елейно. — Столь юному существу подобает ли самой решать свою судьбу? С глубоким вздохом лже-монах отступает в сторону, освобождая ей путь, но взгляд его смещается на отставленную метлу.
Виттория Корти: Виттория задержалась на пару мгновений, иначе ее уход был бы похож на бегство. Следовало завершить начатую игру. - Вам незачем беспокоиться, святой отец. Я смогу сама о себе позаботиться с божьей помощью и вашими молитвами, - заверила она кротко, внутренне же ощущая едва не ликование (если так можно назвать это чувство при сложившихся обстоятельствах). Не испросив благословения, кинув на слугу божьего прощальный взгляд, девушка направилась к двери. Что бы ни задумал монах, отпуская ее на свободу, Виттория знала одно: она приложит все усилия, чтобы скорее добраться до дома и, не медля, покинуть Париж. А там - как сложится судьба, которую синьорине на самом деле предстояло решать теперь самой…
брат Огюст: Забыв уже об исчезнувшей за входной дверью девушке, брат Огюст медленно отступает вбок, не сводя взгляда с метлы и лежащей подле нее кажущейся груды тряпок, пока в поле его зрения не попадает бледная полоска лба под всклокоченной шевелюрой цвета грязи. Труп? Подобрав подол рясы, лже-монах подкрадывается к неподвижно лежащему человеку, наклоняется, морщась от ударившего в нос запах мочи и перегара, и наконец покряхтывая опускается на корточки неподалеку. — In nomine Patris, et Filii et Spiritus Sancti, — произносит он. Косой Луи — а тело принадлежит именно этому достойному представителю подданных Охотника — открывает замутненные лихорадкой глаза, с ужасом глядя на подол рясы. — Я… сдохну… святой отец? — Все мы смертны, сын мой. — Брат Огюст величественно осеняет негодяя крестным знамением. — Исповедуйтесь, пока не поздно. Заляпанные спекшейся кровью и грязью пальцы раненого цепляются за руку капуцина, и лже-монах наклоняется ближе, жадно ловя каждое слово бретера. Четверть часа спустя дверь аптеки распахивается, пропуская наружу высокую бурую фигуру, покидающую аптеку с недостойной монаха поспешностью. Маркиз де Вильардуэн мертв, а значит, от него ничего получить не удастся, но брат Огюст почти не сомневается, что за исповедь Косого Луи ему будет заплачено испанским золотом.
Провидение: Веснушка, выскользнувший из аптеки вслед за появлением брата Огюста, не терял времени даром, и когда мадемуазель Корти появилась на улице, мальчишка, поджидавший ее на пороге зеленной лавки, подтянул дырявые штаны и со всех ног припустил за ней. Настигнув свою добычу, он на миг обернулся, проверяя, что за ними никто не следует, дернул девушку за рукав, сунул ей в руку записку и дал деру. Бумажный четырехугольник, который юный Гермес изучил со всех сторон, но так и не смог прочесть, был запечатан облаткой, а сверху было написано только «Для мадемуазель Марион Делорм».
Виттория Корти: Виттория остановилась, изучая листок, втиснутый ей в руку шустрым посыльным. Босые пятки уже успели исчезнуть за углом ближайшей подворотни – ни окликнуть, ни расспросить. Торопливо нацарапанные закорючки принадлежали руке Веснушки - вот уж, воистину, когда перестаешь надеяться, судьба преподносит сюрпризы!.. А иногда просто бьет по голове: адресатом, к которому отправлял ее помощник аптекаря, значилась небезызвестная куртизанка. Не сложно было представить, что Венсан и мадемуазель Делорм были знакомы; сложнее было решиться последовать негласному совету молодого человека – синьорину Корти не покидало чувство, что ее предали, стоило появиться на пороге аптеки замызганному монаху. Возможно, у Веснушки были особые причины так поступить… Виттория растерянно сжимала в руке листок. По дощатому настилу загромыхала тележка. Посторонись! Девушка вздрогнула, спрятала записку в лиф платья и поспешила прочь из захолустного квартала. Эпизод завершен.
полная версия страницы