Форум » Люксембургский дворец » Свежие новости из третьих рук - 17 июля, около двух часов дня » Ответить
Свежие новости из третьих рук - 17 июля, около двух часов дня
Жан-Марк де Каюзак:
Ответов - 34, стр:
1 2 All
Жан-Марк де Каюзак: Свободный день лейтенанта де Каюзака оказался куда более насыщенным поручениями от начальства, нежели обычное дежурство. Помимо беготни по кладбищу и приключения с часами он увенчался еще и встречей с непосредственным патроном шевалье - покидая Лувр, он попался на глаза Его Высокопреосвященству, был узнан и тут же избран для чести выразить королеве Марии от имени кардинала соболезнования по поводу внезапной смерти барона ди Сорди. Помимо того, Его Высокопреосвященство удостоил своего лейтенанта еще нескольких фраз, сказанных совсем тихо, из которых сторонний слушатель смог бы, пожалуй, разобрать только слово "аббатство". В Люксембурге Каюзака не приняли, поскольку королеве-матери нездоровилось, и лейтенанту не оставалось ничего иного, кроме как передать слова кардинала Ее Величеству через фрейлину, заверить даму в своей личной бесконечной скорби по усопшему и направиться к выходу из дворца.
Монтрезор: В это время двигавшийся в направлении выхода из Пале Люксембург граф де Монтрезор намеревался уделить час визиту к своей собственной матушке, справедливо полагая, что вечер обещает быть очень насыщенным разного рода событиями, а потому на родительницу у него может просто не хватить времени. Раздумывал же молодой граф о том, насколько стоит посещать собрание в аббатстве Св. Женевьевы. Воспоминание о печальной участи де Шале в достаточной мере смущали его светлость. Конечно, если принц туда отправится, вопрос о том, «стоит ли посещать» отпадет сам собой… Но возможно ли отговорить Месье от опасного предприятия? По собственному опыту Клод знал, что это можно сделать только одним способом: предложить Его Высочеству что-то не менее занимательное, а значит, увы, и не менее опасное… Заметив почти у самого выхода Бог весть как забредшего в Люксембургский дворец гвардейского лейтенанта, Монтрезор рассеянно поклонился ему, тотчас вспомнив о злосчастном Керубино.
Жан-Марк де Каюзак: Об утреннем приключении графа де Монтрезора и шевалье д’Исси Жан-Марк уже был наслышан от сержанта, производившего арест. Отрив едва ли не в лицах повторил для лейтенанта занимательную беседу между кавалерами из свиты Гастона и гвардейцами Его Высокопреосвященства. Каюзак в очередной раз мысленно посетовал на бестолковую молодежь, к которой, в частности, относил г-д дю Роше и де Кюиня. В то же время, лейтенант полагал несправедливым запереть в Консьержери вспыльчивого мальчишку и отпустить на волю изворотливого щеголя, которому не мешало бы помариноваться за решеткой день-другой. Лейтенант благовоспитанно раскланялся с графом, гадая, соблаговолит ли тот уделить немного времени тому, чтобы выразить возмущение произволом Отрива.
Монтрезор: Граф и в самом деле остановился. Вовсе не для того, чтобы выразить возмущение – что толку воздух сотрясать? – но стоило поговорить о паже, быть может, удастся что-то узнать… В то, что принц успел замолвить словечко за Керубино, верилось мало, а Клод, несмотря ни на что, чувствовал себя немного виноватым. Ведь, по сути, это он втянул мальчишку в историю. - Какими судьбами вы оказались здесь, господин лейтенант? – черт их знает, как разговаривать с этими гвардейцами, но в данный момент Монтрезор счел за лучшее доброжелательно улыбнуться.
Жан-Марк де Каюзак: Беседа с графом де Рошфором на весь день задала тон любым последующим разговорам Каюзака с придворными господами, сующими свой нос в дела службы. Если бы Монтрезор начал с какой-нибудь менее светской фразы, то лейтенант нашелся бы с ответом еще быстрее, но сейчас вынужден был потратить немного времени на то, чтобы выслушать мнение графа - наверняка нелицеприятное - о шевалье де Отриве. - Дела службы, - пояснил Каюзак, - приходится быть в нескольких местах одновременно. Счастье еще, что у меня толковые и расторопные сержанты, иначе можно было бы вообще с ног сбиться.
Монтрезор: «Интересно, этот увалень издевается, или сроду такой?» - подумал Монтрезор, сохраняя на лице самую вежливую улыбку. – «Впрочем, гвардейцев, как оказалось, не стоит недооценивать. Сержант сыплет латинскими изречениями, и кто же знает, чего ожидать от лейтенанта…» - О да, сударь, в расторопности ваших сержантов мне удалось сегодня лично убедиться! Я, собственно, и поговорить то с вами хотел именно о ней, об этой расторопности. Вы не возражаете?
Жан-Марк де Каюзак: Жан-Марк мысленно поаплодировал своей проницательности, сделал должностное лицо и приготовился выслушивать сетования графа. На все это он решил отвести Монтрезору время, потребное для того, чтобы трижды произнести про себя "Отче наш". Этот способ лейтенант перенял у матушки, правда, она читала молитву вслух и для того, чтобы определить, когда доставать из кастрюли сваренные яйца. - К вашим услугам, месье граф, - вежливо промолвил Каюзак, тут же мысленно вторя самому себе: "Pater noster...."
Монтрезор: - Благодарю вас, господин лейтенант, - так же вежливо начал Монтрезор, невольно поморщившись при виде официально вытянувшейся физиономии бретонца. Похоже, разговор он затеял бесполезный. – Так вот, о расторопности… Сегодня поутру один из ваших сержантов весьма расторопно арестовал меня и одного из моих друзей. Настолько расторопно, что недоразумение со мной вскоре разрешилось. А вот мой юный друг… Вся вина мальчишки в том только, что он излишне горяч, однако он, по всей видимости, все еще пребывает в Консьержери…
Жан-Марк де Каюзак: Каюзак как раз добрался в молитве до непроизносимого "supersubstantialem", и последние слова Монтрезора пришлись как раз на третью попытку лейтенанта мысленно выговорить латинское прилагательное. Этим и объяснялось некоторое недовольство в голосе Каюзака, когда он обратился к графу вслух: - Будьте уверены, что именно там он и пребывает, как и полагается нарушителю закона. Хотя это странно и для меня - вы прогуливались вдвоем, а за решеткой оказался только ваш товарищ.
Монтрезор: - Разве дворянин не вправе прогуливаться там, где ему заблагорассудится? – пожал плечами Монтрезор. – Впрочем, этот вопрос мы уже благополучно обсудили с вашим капитаном. Клод все больше сетовал на собственную глупость. На кой черт ему сдался этот гвардеец, их братии и с утра было в избытке… Однако свою досаду граф постарался скрыть за любезной улыбкой: - Я хотел лишь поговорить о шевалье д’Исси. Но если, сударь, вы в данный момент не расположены к беседе или торопитесь… Дела службы, я же понимаю. – Серые глаза юноши невольно насмешливо блеснули.
Жан-Марк де Каюзак: Со стороны легкомысленного придворного щеголя проявление заботы о неосторожном паже было таким неожиданным поступком, что Каюзак несколько смягчился. Возможно, Монтрезор был чуть менее пуст, нежели прочие господа из свиты Месье, если ему не чуждо чувство товарищества. - Я сожалею, что шевалье д’Исси воспринял действия шевалье де Отрива как личное оскорбление. Мы все дворяне, месье граф, и понимаем, что нет ничего священней чести, но все же некоторые... хм, придают слишком большое значение пустякам, которые приводят их прямиком на кладбище. И это касается как мальчишек, так и людей вполне серьезных лет, от которых никак нельзя ожидать участия в сомнительном, противозаконном поединке. Я пришел в Люксембург выразить соболезнования Ее Величеству от имени Его Высокопреосвященства - нынче выяснилось, что барон ди Сорди погиб на дуэли. Да я бы скорее поставил на то, что турецкий султан станет католиком, нежели на то, что такой солидный человек не умрет в собственной постели при священнике, нотариусе и враче.
Монтрезор: - Вы правы, сударь. Я глазам не поверил… – при воспоминании об утренней находке Монтрезора передернуло. – А вы вполне уверены, что это действительно была дуэль? Покойный барон был, конечно, человеком неприятным, но к поединкам явно не расположенным. «Да и вообще было ли ему дело до чьей-то там чести?» - усомнился Клод про себя, но озвучивать свои сомнения не стал. Стоит ли дурно отзываться о покойниках? - Кстати, если уж говорить о глупых вызовах, шевалье де Отрив нарочно провоцировал д’Исси на ответную дерзость, что, вы уж меня простите, не делает ему чести.
Жан-Марк де Каюзак: - Я не присутствовал на месте событий ни в том, ни в другом случае, - пожал плечами Жан-Марк, - так что не могу судить, не зная подробностей. Уверен только, что Отрив не стал бы драться с ребенком, да еще и с увечным, так что все это было не больше, чем шутка, хоть и не слишком добрая. Относительно барона... говорят, ведь это вы нашли тело? - запоздало осенило Каюзака, которому с самого начала их беседы не давала покоя эта неуловимая, смутная мысль. - Так что вы куда лучше можете судить о том, при каких обстоятельствах погиб барон. Полагаете, это было разбойное нападение? Каюзак живо припомнил ночную стычку на Рю де Пот де Фер, которому накануне предшествовало еще одна, с участием Брешвиля. Любопытно, а не могло ли здесь быть какой-то закономерности?
Монтрезор: - Да кто ж его знает? – Клод поморщился. - Я также не был свидетелем этого события и нашел барона уже мертвым. Удовольствия от разглядывания трупов я не испытываю, но, кажется, барон скончался от колотой раны в сердце. Насколько это верно, я не знаю, я же не лекарь. И покойный был гол. А когда его ограбили – сразу после убийства или позже – кто же знает? Так что об обстоятельствах гибели ди Сорди я, увы, вряд ли могу судить. Монтрезор представил себе реакцию Керубино на «увечного ребенка» и снова поморщился. Представление гвардейцев о шутках не выдерживало критики. О некоторых собственных весьма сомнительных шутках граф в данный момент не вспомнил…
Жан-Марк де Каюзак: Жан-Марк, имевший сомнительное удовольствие совсем недавно созерцать на кладбище Невинных трупы разного вида и свежести, задумчиво покивал - на месте графа он тоже не стал бы приглядываться. - Как бы то ни было, прискорбная кончина для человека его положения. Если бы вы не наткнулись на тело барона во время своей прогулки, христианского погребения он мог бы и не дождаться. И вы, месье граф, несомненно правы, если бы даже противнику хотелось оставить покойного на растерзание уличным псам, секундант Сорди должен был бы проследить, чтобы этого не случилось.
Монтрезор: Про секундантов Клод как-то не подумал, хотя должен был бы. Для того и секунданты, чтобы позаботиться о раненом или убитом. Если, конечно, они, секунданты, не дрались между собой. - Вы правы, - проговорил граф задумчиво – Или должен бы был обнаружен и труп секунданта, а его не было. История странная, но сегодня с утра произошло много странных и страшных событий, не так ли? Кстати, первым заметил покойного вовсе не я, а шевалье д’Исси.
Жан-Марк де Каюзак: - Вы говорили об этом капитану де Кавуа? - заинтересованно взглянул Каюзак на графа. Любопытно, были ли те многочисленные странные события, помянутые Монтрезором,теми самыми, свидетелем которым стал сам лейтенант. - Я думаю, шевалье мог заметить что-то, чего не заметили вы. К тому же, смятенность чувств может послужить оправданием его поведению. Возможно, это как-то повлияет на вопрос освобождения...
Монтрезор: - Вероятно, говорил. Честно говоря, не помню. - Монтрезор пожалел, что в разговоре с капитаном ему не пришло в голову объяснить поведение Керубино таким образом. Он вспомнил, как побледнел и отшатнулся паж и невольно усмехнулся. Вряд ли д’Исси заметил что-нибудь еще, но кто знает? - Я был бы вам необыкновенно признателен, сударь, если бы вы не сочли за труд намекнуть об этом вашему капитану, - Клод снова одарил гвардейца самой открытой и доброжелательной из своих улыбок. – Как бы то ни было, а мальчишку жаль. Нам ведь с вами тоже когда-то было шестнадцать лет. Несомненно, что блистательный и великолепный двадцатилетний граф де Монтрезор самого себя считал человеком взрослым и умудренным опытом…
Жан-Марк де Каюзак: Поскольку Каюзак уже приближался к почтенному тридцатилетнему рубежу, он с трудом припоминал себя мальчишкой, но ему смутно казалось, что об ограбленные трупы он не спотыкался и гвардейских сержантов на дуэли не вызывал. - Если у меня будет такая возможность, я попытаюсь замолвить словечко за Исси, - великодушно пообещал лейтенант, хотя не допускал, что его мнение по этому вопросу может быть действительно важным. - И если вам небезразлична судьба шевалье, объясните ему, что от неприятностей лучше держаться подальше. Или хотя бы научите его не попадаться, - в последний момент не удержался Жан-Марк.
Монтрезор: Монтрезор едва не фыркнул вслух, представив, как он обучает Керубино «не попадаться». С другой стороны, его немного злило свое собственное отношение к пажу. «Да на что он мне сдался», - думал Клод, - «уж в няньки мальчишке я не нанимался». Однако что-то все же тревожило его, заставляя не оставаться равнодушным… Но мысли мыслями, а своему собеседнику граф вежливо кивнул: - Благодарю вас, сударь, вы очень любезны… Я также постараюсь сделать все, что в моих силах. Пустое обещание, которое никто не собирался выполнять. По крайней мере, молодой придворный предпочел бы считать именно так…
Жан-Марк де Каюзак: - Не думайте, месье граф, что сержанту де Отриву было в удовольствие отправить парнишку за решетку, - на всякий случай уточнил Каюзак, чтобы у Монтрезора не осталось слишком уж нелицеприятного впечатления о кардинальской гвардии. - Всякое приключается, уж лучше быть уверенным, что завтра никто не наткнется на труп шевалье д’Исси. В Консьержери ему побезопасней будет, пусть горячая голова пока подостынет.
Монтрезор: - Господи, да кому нужно убивать д’Исси! – воскликнул Монтрезор, в недоумении пожимая плечами. – Хотя, ума не приложу, кому могли помешать и все эти девицы в Лувре… Лицо графа омрачилось. Что за день такой, что ни разговор – все о трупах!.. Тем не менее, было интересно узнать, что по этому поводу думает военный, призванный, между прочим, охранять покой честных граждан, и уж конечно, прежде всего, покой королевской резиденции. - Вы ведь, верно, слышали, сударь? Что за напасть на бедных девушек? И травят их, и режут, и в самом Лувре, и за его стенами…
Жан-Марк де Каюзак: - Нет, - был вынужден признать Каюзак, - не имею ни малейшего понятия, что это за история. Лувр - это Лувр, новости оттуда до Пале-Кардиналь долетают не сразу. А что стряслось? Лейтенанту хватало хлопот, связанных с заботой о безопасности Его Высокопреосвященства, однако он счел нелишним узнать, что творится в сопредельных, так сказать, землях, ибо эхо луврских происшествий то и дело отзывалось во дворце Ришелье.
Монтрезор: - Вы ничего не знаете? – удивился Клод, почувствовав некоторое… воодушевление. Конечно, в страстной любви к разного рода сплетням и умении их приукрасить ему было далеко до виконта де Труа-Роше, но граф был бы плохим придворным, если бы сплетни не интересовали его вовсе. - А ведь новости поистине ужасны! Можете себе представить, кто-то, похоже, задался целью уничтожить придворных дам Ее Величества. Такая странная и жуткая цепочка смертей… Две или три девушки умерли, несколько дам больны. Все кругом говорят о яде, и, кажется, кого-то еще и зарезали…
Жан-Марк де Каюзак: Каюзак озадачился. Даже если разделить сказанное Монтезором на три - а это непременно следовало делать с любыми сплетнями, исходившими из уст свитских - и учесть суровые придворные нравы, картинка вырисовывалась жутковатая. - Может, у всех дамочек был общий любовник, который испугался, что они расскажут друг другу о славном-замечательном шевалье, который по четным ночам лазает в окна к Мари, а по нечетным - к Луизон? Вот он и решил предупредить возможный скандал. Махом, - лейтенант рубанул ладонью воздух.
Монтрезор: - И всех потравил? – хохотнул Монтрезор. – А ту, на которую яда не хватило, прирезал? Какие-то варварские идеи приходят вам в голову, лейтенант. Кстати, что- то еще говорили о гвардейце… Или мушкетере? То ли гвардейца видели рядом с жертвой. То ли, наоборот, нашли мертвым. То ли это был вовсе не гвардеец, а один из мушкетеров де Тревиля… Я, честно говоря, так и не понял. Граф снова хмыкнул. - Следуя вашей теории, сударь, по-видимому, бедняга, увидев дело рук своих, покончил самоубийством.
Жан-Марк де Каюзак: - Конечно, вам проще предположить, будто речь идет о заговоре, - добродушно промолвил Жан-Марк. - Стоит кому-то умереть от удара или маяться расстройством желудка, как сразу же ползут слухи о злоумышляющих на жизнь Его Величества и его близких. Выражение лица Каюзака выдавало глубочайшую работу мысли - то есть, со стороны лейтенант выглядел, как деревенский пастух, потерявший самую упитанную корову из стада. На самом деле бретонец тут же увязал загадочные смерти с тем поручением, которое дал ему кардинал в аббатство Святой Женевьевы. А неизвестный в приметном плаще был самым главным доказательством того, что кто-то пытается пустить поиски убийцы по ложному следу. То ли гвардейский, то ли мушкетерский плащ, сказал Монтрезор, но помилуйте, милостивые государи, спутать их так же сложно, как луну с солнцем...
Монтрезор: - Тем не менее, все говорят именно о заговоре, - пожал плечами граф, про себя потешаясь над выражением лица Каюзака. Воистину, умственное напряжение тяжело для военных. Клод думал, сможет ли, передавая этот разговор принцу, состроить такую же физиономию. Лицо же самого придворного в этот момент выражало только вежливую заинтересованность и готовность поделиться с собеседником интересующими того сведениями... – Якобы королеве подали шоколад, который она пить не стала, и все дамы, сей напиток испробовавшие, отравились. Кроме, понятное дело, зарезанной. А так как шоколад – любимый напиток королевы… Далее и пояснять не нужно. Только вот гвардеец со всем этим как-то не вяжется. Даже если он раскаялся и покончил с собой. Кстати, кто-то, кажется, говорил, что его нашли в камине. Залез в камин и там зарезался? Впрочем, лейтенант, все это слухи, а слухи, как мы с вами знаем, имеют особенность обрастать самыми невероятными подробностями.
Жан-Марк де Каюзак: - В камине? Счастье, что на дворе не декабрь, - искренне порадовался Каюзак, способный представить состояние того несчастного, которому выпало дежурить во время этих волнующих событий и доложить о них начальству. - Неужто вместе с фрейлиной? Это бы многое объяснило. Жан-Марк никогда в жизни не то что не пробовал, но даже и не нюхал шоколада, более того, возможно, понимал под этим словом вовсе не то, что подразумевал Монтрезор, однако для него было очевидно главное - питье предназначалось Ее Величеству, а не дамам из ее свиты. Тот, кто подложил в него отраву, не мог знать, что королева откажется от угощенья.
Монтрезор: - Что бы это объяснило? – удивился Монтрезор. – Залезли в камин вдвоем и там друг друга порешили? Право, сударь, ваша фантазия безгранична. – Клод подумал, что, пожалуй, лейтенанту с подобными выдумками порадовались бы в свите Месье. - А если быть серьезным, все это печально и жутко, - граф снова поморщился. – Отвратительная тема…
Жан-Марк де Каюзак: - Да нет же. Вот смотрите - он изменял этой даме с целым выводком фрейлин, отравил их, потом пришел рассказать ей о том, как поборол в себе нездоровое влечение сразу к полудюжине женщин. Дама указала ему, что это не по-христиански, и, чувствуя долю своей вины в гибели фрейлин, предложила кавалеру искупить злодеяние кровью. Правда, почему нужно было зарезаться непременно в камине - этого я объяснить не могу, - по тону лейтеанта совершенно невозможно было определить, говорит ли он серьезно или это шутка не самого лучшего пошиба. - А впрочем, коль скоро эта тема вам неприятна, давайте не будем больше говорить об убийствах. Да упокоит Господь невинные души, - Каюзак по-деревенски размашисто перекрестился.
Монтрезор: Монтрезор смотрел на лейтенанта с все возрастающим изумлением – неужели он все это всерьез? На всякий случай Клод снова улыбнулся гвардейцу. - Как я уже говорил вам, я не питаю особого пристрастия к покойникам. Как и вы, я полагаю. Увы, эти грустные новости сегодня на первом месте среди светских разговоров. Но вы ведь торопились, сударь, а я вас отвлек.
Жан-Марк де Каюзак: - В самом деле, - спохватился Каюзак, - у меня довольно спешное дело. Благодарю вас за рассказ, месье граф, и обещаю напомнить капитану де Кавуа о бедняге д'Исси. Лейтенант проделал свои знаменитые па, явно перенятые у коровы на льду, и сходившие у Жана-Марка за элегантный придворный поклон. Как бы он ни торопился, но история, поведанная Монтрезором, все же стоила истраченного лейтенантом времени.
Монтрезор: Монтрезор искренне порадовался про себя, когда после исполненного акробатического этюда гвардеец остался стоять на ногах, понимая, что изобразить подобное не сможет никогда. Воистину, такие усилия стоили уважения. Кланяясь в ответ, он повторил: - Я буду вам весьма признателен, сударь. Глядя вслед уходящему лейтенанту, Клод думал, что, видимо, военная форма откладывает особый отпечаток на людей. Все гвардейцы, с которыми он встречался сегодня, были, безусловно, людьми воспитанными и неглупыми, но все же разительно отличались от его обычного окружения.
полная версия страницы