Форум » Люксембургский дворец » "Пожалеешь розгу - испортишь ребенка" - 17 июля, три часа дня » Ответить
"Пожалеешь розгу - испортишь ребенка" - 17 июля, три часа дня
Мария Медичи:
Ответов - 50, стр:
1 2 3 All
Людовик XIII: - В таком случае, мои люди займутся расследованием этого дела немедленно. Слишком много трупов в королевских резиденциях, вы не находите? Кто-то лишь вчера пытался отравить фрейлин Ее Величества, и есть подозрение, что яд предназначался персонам более высокого ранга... Людовик не сводил взгляда с лица брата, принявшего еще более невинное выражение, впрочем, делал это король отнюдь не в целях устрашить своего наследника, но повинуясь безотчетному чувству недоверия, с некоторых пор ставшему главным среди обширной палитры эмоций, вызываемых в нем герцогом Орлеанским. Вот и сейчас, думал Его Величество, Гастон наверняка чертыхается про себя, сожалея, что злополучная чашка шоколада не оказалась в руках его старшего брата. Какой глупец! Неужели он полагает, что, возложив на себя корону, он немедленно очутится в раю земном...
Gaston d'Orleans: Гастон едва сдержал крик, - это же надо, как судьба могла бы повернуться. Не то, чтобы он не любил старшего брата, но... корона есть корона. - Что вы говорите? - для полного сходства с ангелом герцогу Орлеанскому не хватало только нимба и крыльев. С видом невинного младенца встретив суровый взгляд короля Франции (эх... а какой бы из меня получился правитель!), Его Высочество удрученно покачал головой: - Увы, время сейчас неспокойное, - и, бросив полный обожания улыбка в сторону августейшей матушки, добавил, - но ведь вы же не хотите совсем испугать Ее Величество? Весь вид наследника престола говорил о том, что уж он-то точно бы позаботился о душевном спокойствии Марии Медичи.
Мария Медичи: Если что-то и напугало королеву в словах старшего сына, то это перспектива расследования, которое будут проводить его верные прихвостни. К счастью, второго Люиня среди них уже не сыщешь, но порой бывает достаточно и усердного дурака, которым руководят самые благие намерения. Мария снова поднесла платок к глазам, выигрывая время на то, чтобы поизящнее отказаться от великодушной, но совершенно излишней помощи Луиджи. - Ваши люди, сир... Если бы это были шевалье, подобные тем, кто окружал вашего отца, упокой его Господь, я ни на мгновение не усомнилась бы в том, что преступник будет изобличен. Но увы, увы, сын мой, двор нынче производит впечатление удручающее, а все достойные люди оказались на службе у Его Высокопреосвященства. Вот он бы сумел доискаться до правды и предоставить виновных для примерного наказания! Столь крутой поворот был неожидан даже для самой королевы-матери. Она вовсе не хотела, чтобы в дело вмешивались еще и ищейки кардинала, но с огромным интересом ожидала, что на это скажет Людовик.
Людовик XIII: - Вот как? - старательно подавляя зубовный скрежет, вопрошал Людовик. - Я полагал, люди кардинала не вызывают у вас никакого доверия. Как и он сам. И надо сказать, вы были совершенно правы... На августейшем лице проявилось выражение гадливости, и королеве-матери с ее любимцем было невдомек, что естественность подобной мимики проистекала вовсе не от неприязни к человеку, о котором шла речь. Несмотря на прямолинейность собственной натуры, навыки политического и семейного лицедейства приходилось осваивать - во имя государственного блага - даже Людовику Справедливому. - Вы сами когда-то настаивали на том, чтобы я принял его в свой совет. А до того мне пришлось просить у Папы Григория сан для вашего протеже. Но уже тогда я противился подобному решению, уступив лишь из моей любви к вам, матушка... Король откинулся на спинку кресла, мрачнее тучи и явно готовый сорвать на ком-нибудь свой гнев. - И то, что вы полагаете, будто месье де Ришелье служат лучше, чем мне, признаться, не может не удручать.
Gaston d'Orleans: Некоторым людям свойственно считать других глупее себя. Или, по крайней мере, себя умнее других. Поэтому Гастон, который сам не так давно проявлял чудеса лицедейства, воспринял мрачное выражение лица брата за чистую монету (только я умею притворяться) и тихо порадовался тому, что отравленная стрела достигла цели. - Увы, сир, к моему глубочайшему сожалению, это предполагают многие, - с самым сокрушенным видом пробормотал он и, горестно вздохнув, добавил. - Не на пустом же месте возникли подобные слухи.
Мария Медичи: - Как видите, сир, - промолвила Мария, бросив исполненный благодарности взгляд на Гастона, - это не только мое мнение. Доверительно склонившись к королю, она негромко продолжила: - Не находите ли вы возмутительным, Ваше Величество, узнавать о подобном даже не от придворных сплетников, а напрямую от самых близких к вам людей? Подумайте только - ни от вашей матери, ни от вашего брата не скрывают того, что кардинал привлек к себе на службу лучших людей Франции! Об этом говорят громко, не таясь - вас это не оскорбляет, сын мой?
Людовик XIII: - Кардинал, матушка, служит мне, - нарочито выделив интонацией последнее слово, Людовик вперился взглядом в темные глаза родительницы, даже в час растерянности не оставлявшей желания побольнее уколоть своего первенца, причем в самое болезненное место - в стремление заставить всех и вся признавать, что именно он, Людовик Французский, держит в руках верховную власть в своем королевстве. Стараясь не выдавать своих умонастроений, впрочем, и без того хорошо известных его матери и брату, молодой человек вальяжно откинулся на спинку кресла. - А следовательно, - продолжал он непринужденно, - все, кто получает жалование из рук месье де Ришелье, служат мне. Так что, полагаю, если господин кардинал оставит министерство, это не нанесет урона моим интересам. Насколько убедительной покажется королеве-матери его тирада, Людовик не знал, но покамест стоило потешить ее уверенность в том, что все козыри находятся в ее унизанных перстнями руках.
Gaston d'Orleans: Думаю, что я, как послушный сын, пока помолчу и передам слово августейшей матушке.
Мария Медичи: - Вы, сир, без сомнения, правы в том смысле, что люди Его Высокопреосвященства обязаны почитать вашу волю и блюсти верность, - королева умильно взглянула на старшего сына. - И все же она получают жалование не из ваших рук. Не припоминаю сейчас, кто это говорил, но суть такова... Когда вы приручаете животное, важно, чтобы оно привыкло принимать пищу именно от вас. Возможно, это был Его Величество, ваш батюшка... Или, может, ваш добрый друг Люинь? - Мария сделала вид, что углубилась в воспоминания, чтобы в точности восстановить эту немаловажную деталь.
Людовик XIII: Ответом флорентийке была лишь безмятежная улыбка. Людовику она далась непросто, более того, он напряг все свои силы, чтобы не подскочить на месте и не выбежать из комнаты. Воспоминания о Люине были не самыми приятными: осыпанный милостями, коннетабль разочаровал своего повелителя - самый страшный из проступков фаворита, влекущий наинеприятнейшие для него последствия. Покойный ловко избежал суда королевского, вовремя отправившись на суд Божий. - А кого бы вы порекомендовали на должность государственного министра, мадам? - Людовик продолжил беседу, вступив на опасное поле словесных игр, умозрительность которых могла в любой момент непринужденно обрести материальное воплощение. Причем опасаться стоило не только кардиналу, чья судьба, несмотря на заверения монарха, продолжала висеть на тоненьком волоске его доверия, но и присутствовавшим при разговоре родственникам августейшего ритора. Как знать, что мог в следующее мгновение задумать этот угрюмец, уже успевший показать характер королеве-матери, когда ее власть, казалось бы, не вызывала сомнений ни у кого в границах Франции и Наварры и даже за их пределами.
Мария Медичи: - Что за странный вопрос, сын мой? - Мария даже немного откинулась на спинку кресла, чтобы лучше разглядеть выражение лица Людовика, будто в самом деле могла сомневаться, не шутит ли король. - Как можно сомневаться в выборе, когда рядом с вами человек, чистый помыслами и возвышенный сердцем, пример образцовой нравственности... Кого же еще я могу вам порекомендовать, как не... - королева-мать протянула руку, нежно сжимая ладонь Гастона, и завершила свою прочувствованную тираду: - ... кардинала де Берюля. Вы ведь согласитесь со мной, Джаннино?
Gaston d'Orleans: Когда ребенок находится в утробе, мать и дитя неразрывно соединены пуповиной. После рождения, нить, их связывающая, становится менее... вещественной, но по-прежнему крепкой. С годами она потихоньку истончается, и далеко не всегда когда-то самые близкие люди остаются таковыми. И как же приятно в наш суровый век наблюдать за трогательным единением матери и взрослого сына. Вернув августейшей родительнице пожатие, Гастон, юноша к кристально честным взором, повернулся в сторону старшего брата. - По-моему, прекрасная кандидатура! - с воодушевлением подхватил он и (поросенок этакий) насупился. - Если, конечно, вас интересует мое мнение.
Людовик XIII: - Интересует, брат мой, - снисходительно ответил Людовик, не обращая никакого внимания на недовольную гримаску на лице своего наследника. - Особенно когда я о нем спрашиваю. Малое дите, каковым король считал Гастона, умело лишь поддакивать чужому мнению либо капризничать, требуя очередной поблажки в обмен на прекращение истерики. Потому-то воспринимать всерьез политические мнения герцога, удивительным образом совпадавшие с мнениями матери или фаворитов, Людовик XIII не считал необходимым. И этот человек когда-нибудь унаследует мою корону - так и читалось в саркастической улыбке Его Величества. - Что до Берюля... - вновь обратился он к флорентийке. - Мадам, вы изволите шутить, я верно вас понимаю? Людовик и впрямь был удивлен, и смотрел на мать с долей понимания, которое испытывают дети к своим одряхлевшим родителям, шаркающими шагами приблизившимся к порогу старческого слабоумия. - Берюль... Простите, но он же блаженный. Нет-нет, я высоко ценю моральные качества этого прелата, его высокие достоинства, религиозное рвение... Но политика... Нет, с политикой они плохо подходят друг другу. Матушка задумала подсунуть ему марионетку, с помощью которой будет сама руководить делами. Этот трюк ей придется признать провалившимся.
Мария Медичи: Мария укоризненно покачала головой, как бы говоря - ну что за скверный мальчишка, все должен сделать по-своему!.. Разумеется, она и не ожидала, что Людовик с восторгом примет ее предложение, да и сама не знала, каким образом смогла бы заинтересовать Берюля, чуждого суетности, мирскими благами и вопросами политики, да еще таким образом, чтобы тот согласился держать руку королевы-матери против правящего монарха. Тем не менее, ей казалось, что она только что совершила очень тонкий ход, предложив на пост первого министра не обожаемого Джаннино, хотя Луиджи мог бы и сам догадаться, кто лучше всех будет печься об его интересах! - Разумеется, - с чувством промолвила Мария, - вы предпочитаете окружать себя двуличными, бесчестными, продажными негодяями, которые подходят политике, как лягушки - болоту. Нечего и удивляться тому, что беззаконие уже переступило через пороги королевских дворцов!
Людовик XIII: Поток инвектив в адрес окружения короля мог продолжаться еще долго, не иссякая ровно до того момента, когда у Марии не останется претензий к министрам и секретарям, назначенным не без ее участия, но начинавшим выходить из повиновения бывшей регентши. - Мадам, не вынуждайте меня напоминать о том, что больше меня никто не печется о благе государства. Согласно плану, на скорую руку разработанному Людовиком и кардиналом, первому стоило поддерживать всякую хулу, оскорблявшую доброе имя второго. Однако самолюбие монарха было уязвлено подобными высказываниями, ставящими под сомнение его умение разбираться в людях. - Мы разочарованы в некоторых наших слугах, которые, по слабости своей, не сумели оправдать нашего доверия. Но в таких делах никто не застрахован от ошибок. Полагаю, маршал д’Анкр яркое тому подтверждение…
Мария Медичи: Когда Людовик начинал употреблять королевское множественное "мы", следовало трубить отступление. Если же в одной фразе с этим он поминал безременно усопшего Кончини, разумнее всего было перейти к изъявлениям покорности и заверениям в полной преданности Его Величеству. Мария ощущала себя, как певец, которого заставляют замолчать на самой высокой ноте, но приходилось смириться. - Увы, сир, один Господь совершенен, мы же, простые смертные можем ошибаться. И я уверена, вы не примете материнскую тревогу за сомнение в вашей рассудительности, - прежде, чем устремить на Людовика взгляд, исполненный нежности, королева покосилась на Гастона - для вдохновения. - Матери недолговечны, сын мой, и то, что сейчас кажется вам назойливостью, вы, возможно, будете вспоминать с нежностью, когда Господь призовет меня к себе. Герцог только что сообщил мне о внезапной кончине госпожи де Гиз, и я... - Мария снова прижала платочек к глазам, давая понять, что живо вообразила себя на месте несчастной, не успевшей напутствовать свое чадо на смертном одре.
Gaston d'Orleans: Гастон оживился. Разговоры о политике, если они не затрагивали его интересы (или он думал, что не затрагивают) вызывали у Его Высочества лишь зевоту. Теперь же он мог проявить себя во всем своем блеске. - О да, сир, - с упреком, словно король только что станцевал у одра мадам де Гиз, произнес он, - сегодня я принес дурные вести. Надо заметить, что это могло бы внести приятное разнообразие: обычно плохие новости королеве-матери рассказывали о самом Месье. Герцог встал с кресла и подошел поближе к брату, но перед тем, как покинуть теплое местечко, не забыл бросить полный сыновней любови взгляд на августейшую матушку. - Ее Величество приняла эту новость так близко к сердцу, как способна лишь наша матушка, - скорбным голосом продолжил он и сокрушенно покачал головой, - не хочу думать о плохом, но череда смертей тех, кто был близок к... Люксембургскому дворцу меня очень настраживает. Не без умысла Гастон Орлеанский выделил "меня": вроде бы мелочь, а нужные акценты расставлены. Особенно, если есть рядом человек, который слышит именно то, что хочет.
Людовик XIII: - Сядьте, брат мой, - холодно изъявил свою волю Людовик. Умиляться грациозности движений принца ему было совершенно ни к чему, а бродящий из стороны в сторону силуэт в данное время его откровенно раздражал. - Весть о смерти герцогини меня немало огорчила. Подумать только, совсем недавно она самолично просила меня принять приглашение на благотворительный бал в Ратуше. Принцесса де Гонзага не вызывала у короля никаких светлых чувств. Сплетница и интриганка - таков был его вердикт. Конечно, он не преминул вознести молитву за упокой ее души и изъявить на словах соболезнования кузену Неверскому, но в душе его скорби по усопшей было не больше, чем у его сиятельных родственников. - Надеюсь, Ваше Высочество будет усердно просить Господа о том, чтобы мои люди успешно разрешили эту мрачную головоломку. Это будет самая лучшая помощь, которую наследник трона способен оказать королю. Говоря более понятным языком, то же самое можно было сказать так: даже не думай путаться у меня под ногами. Судя по легкому испугу, промелькнувшему на смазливом лице герцога Орлеанского, намек был понят и дальнейшим разъяснениям не подлежал. - И все-таки, матушка, возможно, вы могли бы поведать мне нечто, что могло бы поспособствовать распутыванию этого дьявольского клубка и... - король выдержал многозначительную паузу, прозвучавшую особенно зловеще в сочетании с недобрым выражением на его бледной физиономии, - предотвратить новые случаи подобного характера?..
Мария Медичи: - Увы, сын мой, мне неизвестно ничего, помимо того, что можно услышать из уст придворных сплетников, - Мария смотрела на Людовика с искренним сожалением, хотя причина его была несколько иной, чем можно было вообразить. - Кроме того, покойный барон был человеком довольно строгих правил, и злым языкам попросту не за что зацепиться, разве только за его безграничную преданность мне - как дворянина и как соотечественника. Ее Величество знала, что Чезаре заглазно и шепотом обвиняли, во-первых, в отравлении за ненадобностью первой жены, а во-вторых, в кровосмесительной связи с племянницей, однако сочла излишним сообщать об этом королю.
Gaston d'Orleans: Молитва - не самое привычное занятие для наследника престола, но, несмотря на это, он с самым набожным видом склонил голову. Сейчас Гастон понял, что самое лучшее - красиво отступить. Именно поэтому он не занял кресло рядом с Людовиком, а медленно, чтобы это не напоминало бегство, вернулся под крылышко к Марии Медичи. И хотя его мнение о бароне в корне не совпадало с высказанным августейшей матушкой, счел нужным и правильным для себя оказать высказаться в поддержку. - Вполне возможно, сир, - сейчас Месье был само почтение, даже нотки ехидства не проскакивало в голосе (как хорошо прятаться за материнскими юбками), - что именно преданность барона и сыграла с ним злую шутку. Вполне возможно, что он погиб, защищая... э-э-э.... Вот что защищал покойный, Гастон так и не придумал, поэтому неопределенно взмахнул рукой, показывая, что и без слов все понятно.
полная версия страницы