Форум » Люксембургский дворец » Карточная игра. "Покаяние" блудного сына. 16 июля, после девяти часов вечера » Ответить
Карточная игра. "Покаяние" блудного сына. 16 июля, после девяти часов вечера
Gaston d'Orleans: [more]Восстановленный эпизод[/more]
Ответов - 14
Gaston d'Orleans: Поскучав в одиночестве (хотя, не совсем в одиночестве - порой компанию Гастону составляло отражение себя любимого в небольшом зеркальце) еще час-полтора, герцог Орлеанский решил, что уже пора готовиться к отправлению на карточную игру. Гастон позвонил в небольшой колокольчик, лежавший на столе, однако, вместо ожидаемого лица Керубино, из-за занавески выглянул отнюдь не он. На вопрос о том, куда подевался "этот мальчишка", паж начал что-то сбивчиво рассказывать и уверил принца, что вполне сможет справиться с его обязанностями. Гастон, нахмурившись, отвернулся к окну и через пять секунд молчания соблаговолил-таки разрешить юному слуге помочь ему переодеться. Наконец переодевшись (этот процесс несколько затянулся, так как герцог был несколько вялым от скуки и его пришлось одевать как малого ребенка), Гастон "здраво" рассудил, что раз Керубино нет на месте, то на роль провожатого придется взять кого-то другого. А кому принц доверял больше всех? Именно... Найдя при помощи пажей де Монтрезора, герцог отправился с ним на карточную игру к матушке. Прибыв туда, где этим вечером собирались все "сливки" парижского общества, принц и граф несколько минут довольствовались компанией друг друга, пока Гастон наконец не собрался с духом и не решился подойти королеве-матери. Сообщив об этом намерении де Монтрезору и получив от него "благословение", герцог Орлеанский коротко распрощался с ним и направился в дальнюю сторону комнаты. - Как Ваше здоровье, матушка? - вежливо поинтересовался Гастон, подойдя к королеве. - Надеюсь, все это общество не слишком утомительно для Вас?
Мария Медичи: Вечер шел своим чередом, настроение Марии Медичи переменилось вновь, выбрав на этот раз недобрую свою сторону. В какой-то момент, наверняка спровоцированный обязательно злой мыслью какого-нибудь мужчины в красном (по глубокому убеждению самой королевы являющемуся колдуном, которому место на костре, а не в церкви) итальянка поняла, что на игре так и не появился ее младший сын, а между тем он должен обязательно помочь ей в ее мероприятии. Не ей же лично отвлекать разговорами господина первого министра. Женщина нахмурилась, все удовольствие, полученное от унижения мадам де Комбале улетучилось, и даже свет свечей как-то угрожающе померк. К ее удаче, и беде его высочества принца Гастона, он все же соизволил почтить своим присутствием матушкин прием. Но даже промедление любимого сына, долго, по ее мнению, не решавщегося подойти к Медичи, сейчас вызывало у нее раздражение. Все же Месье нашел в себе силы приблизиться и поздороваться с матерью. Мария глубоко вздохнула и постаралась как можно ласковей улыбнуться своему любимцу. - Джанино, сердце мое, вы пришли, - королева протянула руки к сыну, видимо, одну для поцелуя, другую, чтобы немного приобнять принца или погладить по плечу. - Какое здоровье, ваше высочество, - еще раз тяжко вздохнула она, - какое может остаться у матери здоровье, когда жизни ее сыновей угрожает опасность?
Gaston d'Orleans: Гастон поцеловал протянутую руку королевы и в душе обрадовался, что матушка (как ему показалось) находится в хорошем настроении. Однако, услышав про "опасность, угрожающую ее сыновьям", он несколько смутился. Решив, что речь должна идти непременно о нем (ну а о ком еще? не о Луи же...), принц начал рассказывать о ночной стычке с князем ди Санта-Анна. Излагая все в мельчайших подробностях, Гастон, однако, постарался выставить себя пострадавшей стороной. Мол, откуда ему было знать, что девица окажется любовницей этого князя, да и еще сам Санта-Анна буквально из ниоткуда появится на месте действа. Бывают же совпадения! А уж когда этот итальянец направил дуло пистолета на Гастона... На Гастона Орлеанского! На принца крови! На брата короля! - Ах, матушка, мне казалось, что я был на волосок от гибели... - закончил свой рассказ герцог и аккуратно взял за руку королеву. - Только подумайте: обернись все по-другому, сегодня Вы уже не смогли бы так тепло приветствовать своего сына. Но, хвала Господу, я жив и здоров, и Вам больше не о чем волноваться.
Мария Медичи: По мере того как Гастон все дальше и дальше рассказывал матери о том, чем он предпочитает заниматься по ночам, и что его развлечения влекут за собой, Медичи постепенно все больше и больше бледнела. Плохо так говорить о своих детях, но Джанино все же был ее самым любимым сыном, и на него она возлагала какие-то свои особые надежды, и совсем по-другому пеклась о его благополучии, по сравнению, например, с Людовиком. А тут такие вещи! Какой-то князь... Ах, нет! Постойте, не какой-то. Она знает это имя, слышала его... Сегодня. Утром. Этот наглец сначала наставляет дуло пистолета на ее отпрыска, на сына королевы, да что там! На наследника французского престола, провалиться этой стране! А потом как ни в чем не бывало является к матери, и смеет говорить с нею! Здесь нужно заметить, что королева совсем не подумала о том, что ее сына иностранный князь может и не знать в лицо. Медичи вцепилась мертвой хваткой в кисть своего младшего сына, боясь слишком заметно покачнуться в этой наполненной людьми зале или даже упасть в обморок. - Вы... - голос подвел королеву, - вы в эту ночь подвергались такой опасности? На вашу жизнь тоже покушались?! О Боже, это заговор! Итальянка сама испугалась этой высказанной догадки, но что сорвалось с губ, обратно не затолкаешь. Слова произнесены, а между тем беспокойство за сыновей, гарантов ее благополучия в конце конце, не отступало. Хотя кроме страха где-то из глубин поднималось еще одно чувство: злость. Ух, попадись ты мне, мадам Мирелли, как посмела не доложить обо всем своей королеве?!
Gaston d'Orleans: - Т-тоже? - удивленно хлопая ресницами, переспросил Гастон. - Заговор? Как можно быстрее пытаясь понять, о ком именно говорит королева, принц так и не поменял выражения своего лица и глядел на мать широко открытыми глазами. Сердце Гастона билось учащенно. Как, и матушка знает! Покушение на Луи... Целью был я... Кардинал... Заговор! - Матушка, не волнуйтесь так, - как можно ласковее произнес принц. - Ведь беда нас обошла стороной - все живы и здоровы... насколько мне известно. Однако... - Гастон чуть наклонился к королеве и прошептал дрожащим голосом. - Вы ведь говорили о покушении на Луи?
Мария Медичи: - О нем, - тихо подтвердила Медичи. - Давайте сядем, ваше высочество. Мне дурно от этой духоты что-то стало, - последнюю фразу королева произнесла громче, утягивая сына к диванчику у окна, где могли бы поместиться только двое. Сев, итальянка немного перевела дух и продолжила: - Да, Джанино. И ваш брат сегодня ночью подвергнулся опасности. Он отправился на прогулку, инкогнито, только с парой друзей, и на них напали разбойники. К счастью, им помогли бывшие неподалеку мушкетеры, и все обошлось. Господи, Пресвятая Дева Мария, этой ночью я могла лишить обоих моих сыновей, Господи, Господи, Господи... - все это время Медичи не отпускала руку Месье их своей, и лишь иногда сжимала ее чуть крепче. - Сын мой, я должна вас попросить об одной очень большой услуге. Пожалуйста, заклинаю вас всеми святыми, ваше высочество. Памятью вашего отца, наконец. Умоляю вас, пока не найдутся виновные, пока заговор не будет раскрыт, хотя бы это время, не посещайте в одиночку город в темное время суток.
Gaston d'Orleans: - Конечно, моя дорогая матушка, я обещаю Вам вести себя более благоразумно – пообещал королеве Гастон, искренне полагая, что в силах выполнить это обещание. – Однако нам не стоит медлить - мы должны немедленно приступить к поиску виновных. А я, в свою очередь, всеми силами постараюсь не предоставить этим мерзавцам шанса лишить Францию законного… - принц осекся, так как заметил, что, немного разгорячившись, стал говорить во весь голос - Думаю, события предшествующей ночи дали нам всем достаточно пищи для размышления, - вновь заговорил он, но уже полушепотом. - Мне интересно... То есть, я думаю... Как вы считаете, "он" причастен к этому? - спросил Гастон с таким трепетом, будто говорил о Сатане.
Мария Медичи: Медичи услышала из уст сына обещание, которого так долго жаждала. Ей даже не верилось, что хотя бы пару ночей она сможет провести в спокойствии. Быть может, ей даже удастся быстро заснуть, и бессонница, так обеспокоившая мэтра Вотье окажется вызванной лишь волнением. Королева позволила себе еще немного помечтать и представила, как усердно поощряет в младшем сыне благорозумие, как он находит наконец свою прелесть в том, чтобы не совершать опрометчивые поступки. Как Луиджи признает, что Джанино вырос, как между братьями находится взаимопонимание. Как они все втроем объединяются против кардинала, и Людовик понимает, что Гастон в состоянии заменить ненавистного его матери министра и отправляет Ришелье в изгнание... Королева-мать очнулась от своих грез лишь тогда, когда ее младший сын задавал последний вопрос с необычным трепетом в голосе. - Он? Какой он? Ах... Вы о Нем! Знаете, Джанино, порой у меня создается впечатление, что "он" причастен ко всему, что происходит в Париже, да и во Франции в целом. Хотя мне и сложно понять, зачем ему пытаться убить короля. Он же ничто без поддержки Вашего брата... Как же жаль, что Луиджи так серьезно попал под его влияние... Ваше Высочество! - Медичи решила, что сейчас самое время попробовать приблизить реальность к ее мечте. - А Вы не считаете, что "он" занял Ваше законное место, как наследника престола при особе короля? Я всегда считала, что по достижению наследника определенного возраста монарх начинает неспеша посвящать его в государственные дела и прислушиваться к его советам. Тем более, когда на появление своих детей надежд уже никаких... - женщина поджала недовольно губы, вспомнив об Анне Австрийской.
Gaston d'Orleans: - Да, я думал об этом, - ответил Гастон, надув губы и теребя в руках свой платок. - Но Луи не видит во мне своего преемника. Мне кажется, этот дьявол в сутане завладел не только умом, но и сердцем моего брата. Луи будто бы совсем не чтит семейные узы... Разве я глуп? Разве я недостаточно почтительно отношусь к нему? Нет - и он знает об этом! Я бы действительно смог справиться, если бы он только дал мне возможность продемонстрировать свои способности. - Бедный, бедный Луи... Мы должны избавить его от гнета первого министра, - принц скомкал платок и "гневно" сжал его в кулаке. - Ох уж этот кардинал!
Мария Медичи: - Мне сообщила мадам де Комбале, что он опять себя плохо чувствует. Когда уже он освободит землю от своего навязчивого внимания в конце концов! Ну ничего, я ему сегодня еще немножко испорчу настроение... Кстати! Вы помните, что я нуждаюсь в Вашей помощи, Ваше Высочество, - королева-мать перешла на тихий-тихий шепот. - Помните о той маленькой шутке, о которой я уже Вам говорила? Пожалуйста, Джанино, вы же знаете, что я на Вас очень рассчитываю, не отказывайте своей матушке. Ведь если план удастся, это несколько пошатнет его авторитет в глазах моего старшего сына, и дальше все будет зависить только от вас. Вам нужно будет сделать лишь один шаг, чтобы забрать власть первого министра в свои руки. То есть восстановите справедливость и возьмете то, что принадлежит вам по праву рождения! - собственные фантазии так распалили Медичи, что она даже покраснела от духоты и возбуждения наплывом эмоций.
Gaston d'Orleans: С каждым словом королевы-матери уверенность Гастона росла и крепла, словно снежный ком, катящийся с горы. Ведь действительно - он и только он, Гастон Орлеанский, Единственный брат короля, достоин занять столь высокое положение при своем августейшем родственнике. А там на горизонте уж виднеется и французский престол... Видимо, Господь, по своему замыслу, намеренно не одарил Людовика радостью отцовства. Иначе как объяснить то, что у него до сих пор нет сына? Да что там сына - даже дочери! Это верный знак того, что место на троне было заготовано не для Луи. А теперь еще выпадает замечательный шанс насолить самому Ришелье. Да еще и остаться при этом безнаказанным (ведь матушка никогда намеренно не навредит своему любимому сыну)! Ну как от такого можно отказаться? - Да, непременно, - с юношеской пылкостью ответил принц. - Я сделаю все, что угодно, дабы порадовать Вас, моя милая матушка!
Мария Медичи: - Как славно, Ваше Высочество! Как же славно, Джанино! Сын мой, Вы проливаете розовое масло на мое исстрадавшееся сердце и врачуете раны, нанесенные мне этими жестокими людьми, - на глазах впечатлительной женщины выступили слезы, ее рука потянулась к сыну и сжала его запястье. - Я знала, что Вы станете моим ангелом, еще когда только в первый раз взяла Вас на руки. Вы заливались радостным криком, сообщая всему миру о своем появлении, а потом вдруг замолчали, повернули ко мне головку и улыбнулись. Уже тогда я поняла, что Всемогущий Создатель даровал мне утешение, которое скрасит мою старость. Ах, Джанино, как бы мне было ужасно в этом мире, если бы не было Вас. Мое слабое сердце, наверное, давно бы не выдержало пренебрежения и равнодушия моих самых близких людей...
Gaston d'Orleans: - О, матушка... - глаза принца заблестели и он нежно погладил руку матери. Гастон не смог больше вымолвить ни слова, так как слова королевы задели в его душе именно ту струну, которая отвечает за все светлые чувства и эмоции, которые есть в каждом человеке (в каждом!). Он неожиданно проникся такой великой любовью к родной матери, что даже если она сказала бы ему сию минуту избавить эту землю от бренного существования кардинала, то герцог без раздумий пошел и собственноручно отправил бы Его Высокопреосвященство в самое пекло Ада. Само собой, подобное ощущение всемогущественности не могло длиться дольше нескольких минут, и, покуда "боевое" настроение присутствовало, Гастон был уверен, что справится с любым заданием. - Что от меня требуется, матушка? Что мне нужно сделать? Только скажите мне!
Провидение: Еще несколько секунд мать и сын смотрели друг на друга с любовью столь же сильной, сколь и искренней, и, будь эти два одновременно похожих и непохожих человека способны выдержать глубину этого чувства долее минуты, кто знает, как сложились бы судьбы Франции? Однако эгоизм, определяющий обе эти характера, снова взял верх, в матери чуть раньше чем в сыне, и две головы склонились ближе друг к другу, каждая подсознательно ища своей выгоды в грядущем договоре. Что с того, что некоторое время спустя, проводив юного герцога Орлеанского нежной улыбкой и преисполненным обожания взглядом, Мария Медичи испытала легкий укол совести? И разве важно, что, едва покинув свою матушку, принц на мгновенье задумался о благоразумности ее решения? Королева-мать не позвала его назад, убедив себя в том, что думает и о его благе тоже, а наследник престола, оценив, в свою очередь, все преимущества успешного завершения задуманного, тотчас начал строить новые планы, связанные с данным ему поручением.
полная версия страницы