Форум » Люксембургский дворец » Ну-с, что у нас плохого? 17 июля, 11 часов утра. » Ответить
Ну-с, что у нас плохого? 17 июля, 11 часов утра.
Gaston d'Orleans:
Gaston d'Orleans: Если де Труа-Роше хотел переменить тему, а, заодно, и настроение своего собеседника, то ему это удалось самым лучшим образом. Судьба фаворита уже давно интересовала Гастона, но не желая показывать слабость, каковой, по мнению Месье, является излишняя забота о ближнем, он не хотел первым заводить беседу об этом деле. "Никогда не стоит торопиться, - герцог Орлеанский скрыл самодовольную усмешку, - теперь я узнаю о Монтрезоре и без всяческих расспросов". - А как вы думаете, дорогой виконт? - и, делая вид, что он не знает того, что поводом для дуэли было всего-навсего дорожное происшествие, добавил. - Кто-то же должен был проучить этого итальянского выскочку? Вот только, - в голосе Гастона мелькнула обида, и он стал напоминать ребенка, лишенного давно обещанного сладкого, - о результате дуэли мне до сих пор ничего не известно. Юноша хотел было добавить, что оправданием столь непростительного опоздания графа может являться только смерть, - хотя, впрочем, достаточно и серьезного ранения, - но передумал и, переключив внимание с перстня на собственные ногти, прищурившись, поинтересовался: - А откуда вы узнали о дуэли, дорогой виконт? Неужели вы там тоже присутствовали? Или, - Гастон ощутил некоторое беспокойство – воспоминание о незадачливой судьбе Бутвиля и его секунданта было еще слишком свежо, - об этом пошли слухи? Вопроса о том, как для Монтрезора закончился поединок, Его Высочество задавать не стал – если бы с фаворитом случилось что-нибудь серьезное, виконт бы рассказал об этом в первую очередь. В этом принц даже и не сомневался.
Анри де Труа-Роше: Отвисшая челюсть и выпученные глаза никак не могли придать кому бы то ни было серьезный вид, но виконт быстро опомнился и попытался скрыть за широкой улыбкой чувства, вызванные в нем словами «этот итальянский выскочка». Весть о смерти барона ди Сорди стала известной ему в первые же минуты, проведенные на конюшне Люксембургского дворца, а поскольку вчерашняя встреча с Марселиной де Куаньи и князем ди Сант-Анна успела к этому моменту целиком изгладиться из его памяти, один-единственный возможный противник Монтрезора предстал перед его мысленным взором. – Слухами земля полнится, – уверенно начал он, когда воспоминание о том, что граф поведал своей пассии, всплыло в его памяти и несколько последовавших мгновений звуки, издаваемые молодым человеком, вызывали в памяти то ли козу то ли овцу. Однако настоящий придворный никогда не теряет дар речи надолго, и почти сразу виконт снова овладел собой. – Я имел счастье столкнуться с графом в Лувре, – пояснил он, и, спеша перевести разговор на менее тревожную тему, тут же добавил, – откуда мы направились к одной даме.
Gaston d'Orleans: Если бы герцог Орлеанский соизволил посмотреть на своего приближенного, его взгляду предстало бы зрелище, вполне способное вновь вернуть Его Высочеству хорошее настроение – даже уличные актеры, пластичные уже в силу собственного ремесла, не смогли бы повторить мимику опешившего виконта. Но принц был слишком погружен в созерцание собственных ногтей, и потому произошедшая с лицом де Труа-Роше метаморфоза осталась незамеченной. - А, так значит, дуэль была успешной… - рассеянно пробормотал молодой человек и с усмешкой уточнил, - для графа, конечно. Я не думаю, что кто-то прольет слезы об этом итальянце, - продолжил развивать свою мысль Гастон, теперь уже полностью уверенный в том, что нахальный красавчик получил свое. Месье самодовольно хмыкнул и, даже не подозревая о том, что они с шевалье де Бруйе говорят о разных людях, подмигнув конюшему, добавил: - Я-то уж точно не расстроен. Узнав все, что его интересовало о дуэли, Гастон смог уделить свое драгоценное внимание и прочим, менее его занимающим, вещам. Тем более что звуки, издаваемые виконтом, чем-то напомнили юноше одну приближенную к Марии Медичи особу. По меткому выражению де Труа-Роше, земля действительно полнилась слухами, и Гастон, надеясь, что конюший и сейчас проявит недюжинные знания о произошедшем, поинтересовался. - А вы слышали, дорогой мой виконт, о том, что какая-то неизвестная особа оскорбила мадам де Комбале прямо в стенах Лувра? К сожалению, я знаю обо всем без подробностей, но может вам известно больше? – герцог с ехидцей рассмеялся. – Представляю чувства герцогини. Надеюсь, с ее лица хоть ненадолго слетело постное выражение святоши? – и, довольный собой, юноша разразился хохотом.
Анри де Труа-Роше: Виконт попытался скрыть разочарование – вопреки ожиданиям, принц ничуть не заинтересовался именем дамы, к которой направились его придворные – однако перспектива усладить его высочество еще одной сплетней, пусть даже вчерашней, вновь вернула на его лицо самодовольную улыбку. – Чего же в ней неизвестного, ваше высочество? – воскликнул он с некоторой бестактностью, оставшейся незамеченной им самим. – Это же та самая Эскано, ее величества крестница, ей небось сам Оливарес и продиктовал что сказать. Говорят, она Комбалетте прямо в глаза и ляпнула, что та спит со своим дядей, не больше не меньше. Жаль только, меня там не было. Ваше высочество, а вдруг тех фрейлин как раз сама Комбалетта и отравила? Хотела отравить Эскано, да промахнулась?
Gaston d'Orleans: Месье, и сам любящий пошутить на самой грани, а, зачастую, и переходя грани приличий, по достоинству оценил предположение виконта. Выходка же девушки, высказавшей во всеуслышание то, о чем многие только шептались, привела его просто в восторг. Усмешка, в которой явственно проскакивало чувство невольного восхищения столь смелым, пусть и глупым поступком, перешла в гомерический хохот, когда он представил выражение лица племянницы кардинала. - Не думаю, что мадемуазель Эскано слишком бы обиделась на подобную ошибку, - и, сделав себе зарубку на память, произнес. – Пожалуй, нужно поближе познакомиться с этой особой… Какая горячая! Принц сложил щепотью пальцы и, поднеся их к губам, с громким звуком причмокнул. Соблюдать, хотя бы среди собственной свиты, траур по умершей при родах супруге юноша считал совершенно излишним. Недавние тревоги постепенно отступили, и Его Высочество вновь стал похож сам на себя. Фамильярно стукнув Труа-Роше по плечу, Гастон подмигнул и с ехидцей продолжил: - Пока наша святая герцогиня не исправила собственную ошибку, - и, хмыкнув, добавил, - или не вмешался ее дядя.
Анри де Труа-Роше: Виконт расхохотался, вторя своему господину, но упоминание о кардинале мигом стерло с его лица всякие следы веселья. И пусть он тут же попытался снова ухмыльнуться, улыбка вышла кривоватая. – А разве он не в опале? – спросил он. О, Труа-Роше был не из тех, кто мог бы пропустить странное завершение карточной игры, и россказни, услышанные им на конюшне, вполне его объясняли, и даже не одним способом, но мало ли… – Вчера у него был очень бледный вид, я даже хотел предложить ему баночку румян, ха-ха, от мужа мадам Мирелли.
Gaston d'Orleans: Почему кардинал мог попасть в опалу, Его Высочеству было хорошо известно, но просвещать виконта Гастон не собирался. Поэтому он ограничился тем, что ехидно хмыкнул и, резко меняя тему, поинтересовался: - Не скажете ли, дорогой виконт, общество какой именно дамы этим утром для вас и де Монтрезора было важнее, - юноша недобро сощурился, - чем желание пожелать мне доброго утра? Насколько я понял, это и является причиной вашего опоздания... А графа, - голос молодого человека просто заледенел, - до сих пор еще нет. За тем количеством сплетен, которое де Труа-Роше обрушил на его голову, Гастон как-то упустил из виду сказанное конюшим. Месье почувствовал себя оскорбленным. Оба его особо приближенных придворных предпочли общество какой-то дамы, вместо того, чтобы поторопиться засвидетельствовать свое почтение наследнику престола. Непростительное пренебрежение!
Анри де Труа-Роше: Будь Труа-Роше простолюдином, он непременно полез бы пятерней в затылок – вопрос был, что называется, сложный. Несколько секунд здоровая готовность придворного подсидеть соперника при дворе принца боролась в нем с нежеланием подводить приятеля, но наконец неистребимая любовь к сплетням взяла верх над обоими этими соображениями, и он обратил к Месье взгляд, который почти можно было назвать лукавым. – Вы не поверите, ваше высочество. Мы навещали м-ль де Тревиль.
Gaston d'Orleans: Переменчивость настроения Месье была всем хорошо известна, но сегодня принц превзошел даже самого себя. - Вдвоем? И вы считаете это достаточной причиной для своего опоздания? - сухо осведомился он и, скривившись, уточнил. – Не ожидать ли мне еще одной дуэли, на этот раз между де Монтрезором и вами? Гастон был уязвлен до глубины души. Если шевалье де Бруйе, пусть с опозданием, но появился, то граф даже не соизволил оповестить Его Высочество об исходе поединка. Юноша недобро прищурился, но буквально в ту же минуту выражение его лица вновь изменилось. Иногда, скуки ради, герцог Орлеанский, зная, как ревниво придворные относятся к любому оказываемому знаку внимания, развлекался тем, что начинал выделять кого-нибудь из своей свиты, а затем радовался, как ребенок, завистливым взглядам, бросаемым остальными на "счастливчика". - Итак, дорогой виконт, - голос молодого человека стал слаще патоки, - вы вдвоем нанесли визит мадемуазель де Тревиль… - последние слова Гастон произнес с несколько вопросительной интонацией, но, не дожидаясь продолжения рассказа, уже гораздо более холодным тоном поинтересовался. – И вот вы здесь, но где же вы оставили графа?
Анри де Труа-Роше: Несмотря на ледяные нотки в голосе своего покровителя, виконт вздохнул с облегчением: похоже, вчерашняя эскапада на балконе осталась незамеченной его высочеством. Удивительно ли, что молодой человек радостно поспешил еще более отвлечь внимание принца? – Ах, ваше высочество, проявите снисхождение к несчастному, сраженному стрелой Амура! – воскликнул он с широкой улыбкой. – У м-ль де Тревиль имеется кузина. Достойнейшая дама, гасконка. Он сделал паузу, которую при желании можно было назвать драматической, и добавил, – Баронесса.
Монтрезор: Постучавшийся в дверь лакей не успел оповестить о прибытии де Монтрезора, когда улыбающийся граф стремительно появился на пороге. - Ваше высочество! – юноша почтительно поклонился принцу. – Покорно прошу простить меня за опоздание. Я просто не мог позволить себе явиться к Вам, не переодевшись. После Консьержери, знаете ли… Он весело оглядел комнату и едва ли не подмигнул Труа-Роше. - Но, я полагаю, виконт не позволил Вам соскучиться. Он ведь уже рассказал Вам все свои страшные истории? Клод услышал последние слова шевалье де Бруйе, сообразив, что речь, возможно, шла о нем, Монтрезоре. - И он, наверное, поведал Вам страшную историю о несчастном юном графе, поверженном к ногам черноглазой красавицы?
Gaston d'Orleans: - После Консьержери или де Тревилей? - съехидничал Гастон, глядя на живого и здорового графа, но, в очередной раз сменив гнев, если не на милость, то хотя бы на спокойствие, хмыкнул. - Виконт сегодня развлекал меня рассказами исключительно об убийствах, а вот эту действительно страшную историю поведать не успел. Герцог повернулся в сторону де Труа-Роше и с ноткой упрека, но усмешкой в глазах, поинтересовался: - Что же вы так оплошали, виконт? Может, стоило начать именно с этого? Судьба мадемуазель... как там ее... де Куаньи, конечно, весьма инт... печальна, но ведь можно было рассказать не только об убиенных фрейлинах, но и парочку любовных историй... Тем более, что за темой для разговора далеко ходить не надо, - и юноша кивнул головой в сторону Монтрезора. Месье нисколько не сомневался, что неизвестная баронесса - просто увлечение придворного, которое очень быстро пройдет, но все-таки не удержался от того, чтобы не подшутить над графом.
Анри де Труа-Роше: Улыбка виконта несколько поблекла при виде Монтрезора, тем более что тон и слова принца явно указывали на несбывшееся желание оного узнать побольше о новой возлюбленной графа, но упоминание Консьержери мигом вышибло у него из головы все чувства кроме любопытства. – Консьержери, дорогой граф? – воскликнул он. – И вы даже словом об этом не обмолвились! Как вы туда попали? На деле, молодого человека куда больше интересовал вопрос о том, как граф оттуда выбрался: смерть барона ди Сорди, да и любого другого дворянина, должна была дорого обойтись его противнику, но не спрашивать же об этом напрямую?
Монтрезор: - Через входные ворота, - рассмеялся граф. – И, смею вас заверить, не по своей воле. Собственно говоря, в основном благодаря шевалье д’Исси. - Кстати, Ваше Высочество, - обратился он к принцу, - не могли бы вы замолвить словечко за очаровательного Керубино? Он остался в тюрьме. Мальчишка, конечно, глуп, и сегодня утром мне страстно хотелось надрать ему уши, но… видели бы вы эту дерзость, этот пыл! Вызвать на дуэль шестерых гвардейцев! Он был великолепен! И потом, Ваше Высочество, - улыбнулся Монтрезор – ведь юноша служит вам… Довольно и вашей немилости… В конце концов, мало ли что сболтнет вообразивший себя героем глупый паж. Если пажей сажать в тюрьму за болтовню…
Gaston d'Orleans: Гастон редко когда задумывался о том, как воспринимаются его слова или действия окружающими, но все-таки ему стало немного не по себе. Пусть и ненадолго, но ведь герцога Орлеанского даже минутные угрызения совести посещали крайне редко. «Пожалуй, нужно было выказать больше внимания к злоключениям графа, - испытывая противное ощущение, что он проявил некоторую толстокожесть, подумал молодой человек, но, будучи истинным сыном своей матери, быстро придумал себе оправдание, - но не могу же я одновременно думать о стольких вещах! И раз де Монтрезор здесь, значит, нет смысла переживать!». Успокоив то, что у другого человека назвали бы совестью, Месье повернулся в сторону «узника». - Д’Исси? Шестерых гвардейцев? – насмешка в адрес юного пажа могла бы повергнуть того в уныние, но к счастью, а, вернее, к несчастью для себя он был лишен возможности ее услышать. – Если он такой горячий, ему было бы полезно… Гастон не договорил. Наконец, мозаика для него сложилась и, задыхаясь от хохота, он просипел: - Так это д’Исси у вас был секундантом? Ох, только за одно за это придется позаботиться о мальчишке. Тем более, - в голосе принца послышались горделивые нотки, - я не хочу, чтобы потом говорили, что я не забочусь о своих людях. После нескольких минут ничем не замутненной радости герцог, смахнув выступившие от гомерического смеха слезы, решил для порядка поинтересоваться. - Но раз вы здесь, дорогой граф, значит, для вас обошлось без последствий? – и тут же перешел к уже давно интересовавшему его предмету. – Итак, господа, кто из вас мне расскажет об этой таинственной баронессе?
Анри де Труа-Роше: Малыш Керубино вызвал на дуэль шестерых гвардейцев?! Многострадальные глаза Труа-Роше едва не вылезли из орбит. Бережно сохраняя в памяти эту дивную сплетню, вкупе с печальной судьбой самого пажа, виконт и думать забыл про дуэль – тем более что герцог Орлеанский тут же предоставил ему еще одну возможность произвести впечатление. – Прелестная дама, ваше высочество, прелестная. – Бессознательно копируя принца, виконт нарочито жеманным жестом поднес к губам сложенные щепотью пальцы, в то же время старательно внося в свой голос нотки иронии. – Но разве не лучше один раз увидеть? Он перевел взгляд на приятеля, без слов предлагая тому продолжить.
Монтрезор: - Так ведь дуэли не было, так какие могут быть последствия? – Отозвался де Монтрезор. Если бы Труа-Роше был внимательней, взгляд графа ему бы не понравился. Уж больно явно в нем читалось желание стукнуть приятеля об стенку. Клод же удивлялся сам себе… Подобное обсуждение новой пассии было в порядке вещей в окружении Месье, и раньше Монтрезора это ничуть не смущало. Да и слова виконта в сравнении с тем, что обычно говорилось, были совершенно невинны. Но граф почувствовал, что слащавый жест и тон шевалье его просто бесят. - Весьма достойная дама, - произнес он хмуро.
Gaston d'Orleans: - Как это, не было дуэли? - слегка оторопел Гастон, но решил пока отложить расспросы. Не из-за присутствия виконта, отнюдь, просто в данную минуту его больше интересовала новая пассия де Монтрезора, чувства к которой, судя помрачневшему лицу графа, Месье явно недооценил. - Достойная? Что ж, это неплохо... И не похоже на вас, дорогой граф, - молодой человек ехидно прищурился. - Я весьма заинтригован и полностью согласен, - милостливый кивок в сторону шевалье де Бруйе, - что лучше один раз увидеть. Герцог зачем-то перевернул пестень камнем к ладони и, нарочито растягивая гласные, повторил. - Я весьма заинтригован...
Анри де Труа-Роше: – Как это не было дуэли? – эхом повторил Труа-Роше, напрочь позабывший о придуманной графом истории с пропавшим соперником, но высказанное согласие принца увидеть «достойную даму» тут же отвлекло виконта. – Но оставим Марса и вернемся в объятия Венеры! Предупреждая желания вашего высочества, граф и я позволили себе пригласить эту даму на сегодняшнее представление. Ее и ее кузину. Последние слова виконт произнес с некоторым беспокойством, вызванным не только тем, что он ни словом не упомянул тетушку, и снова бросил на Монтрезора выразительный взгляд.
Монтрезор: - Вы правы, мой принц, обычно я предпочитаю дам недостойных, - рассмеялся Монтрезор. – Достойных же дам, а вернее, девиц, моя добрая матушка сватает мне в последнее время едва ли не каждый месяц. Я уж и перестал их различать, а достоинства их могу перечислить по пальцам: не более семнадцати лет, хорошенькая, знатного рода, с хорошим приданым, благовоспитанная, только что из монастыря. На пятой минуте разговора я начинаю зевать, на десятой – злиться. – Клод с досадой поморщился, но в следующую минуту весело продолжил: - Конечно же, как мы с вами знаем, есть еще достойные замужние дамы, вот к примеру, их мы можем встретить в салонах. Но это уже по части нашего виконта! У меня же, - граф сделал «страшные» глаза, - от стихотворных упоминаний древних богов, похоже, начинается чесотка… - Стоит ли строго меня судить, Ваше Высочество, если мне показалось, что вдруг я встретил нечто особенное? – неожиданно серьезно произнес Монтрезор. Он сознавал, насколько опасно возбуждать любопытство принца, но в глубине души надеялся на его дружеские чувства. Впрочем, сам искренне привязанный к Месье, насчет силы привязанности наследника престола к кому- либо Клод не обольщался.
полная версия страницы