Форум » Люксембургский дворец » Ну-с, что у нас плохого? 17 июля, 11 часов утра. » Ответить

Ну-с, что у нас плохого? 17 июля, 11 часов утра.

Gaston d'Orleans:

Ответов - 82, стр: 1 2 3 4 5 All

Gaston d'Orleans: Эта была не самая лучшая ночь Месье. Какие-то люди, в собирательном образе в которых причудливым образом переплетались Мария Медичи, кардинал, вчерашняя нахальная девица и еще какие-то неизвестные личности, изрядно испортили принцу сон. Безмолвный слуга, понимая, что Его Высочество находится не в самом лучшем расположении духа, благоразумно обратился в статую. - Интересно, где этот фламандец? - вспомнил о вчерашнем разговоре с художником Гастон и, потирая слегка гудящую от дурных мыслей голову, хмыкнул. - Или для него утро наступает еще позже, чем для меня? Чувствуя настоятельное желание устроить взбучку нерадивому простолюдину, принц слегка нахмурился, но уже через минуту выражение его лица стало совсем мрачным. - И где черти носят Монтрезора? Неужели дуэль была неудачной? Впрочем, думать долго о других Его Высочество тоже не умел, справедливо полагая, что, если плохое уже произошло, какой смысл печалиться раньше времени, а если нет, то это и вовсе будет глупым. А вот кто развеет его скуку – это был вопрос, не терпящий отлагательств, и герцог, услышав доносящийся шум, в ожидании посмотрел на дверь.

Анри де Труа-Роше: Разговор с маркизом де Мирабелем, пусть и облегчил душу виконта, отложил его, и без того поздний визит к Месье, и, приближаясь к покоям его высочества, он навострил уши, пытаясь определить, в каком настроении пребывал в утренний час наследник престола. Слух, однако, сообщил ему не более чем зрение, и по той же причине: плотно закрытые дубовые двери пропустили бы наружу разве что крики, и Труа-Роше мог быть уверенным разве что в том, что в настоящий момент герцог Орлеанский не гневался ни на кого в подобной степени. Уверенно обойдя ожидавших появления его высочества подхалимов, виконт отстранил дежурившего в дверях слугу, скользнул внутрь и, тщательно прикрыв за собой дубовую створку, склонился в почтительном поклоне.

Gaston d'Orleans: - Ну, слава богу, хоть кто-то обо мне вспомнил, - процедил сквозь зубы Гастон. Впрочем, желание узнать о том, что творится за пределами Люксемургского дворца, оказалось сильнее детской обиды, и он быстро сменил гнев на милость. - Рад вас видеть, дорогой виконт, в столь ранее утро, - герцог все-таки не удержался от небольшой шпильки в адрес де Труа-Роше, но тут же изобразил что-то вроде улыбки, показывающей, что он не сильно гневается на своего приближенного. Тем более, что за время вынужденного утреннего одиночества Его Высочество успел изрядно заскучать, а кто лучше говорливого виконта может развеять грусть? Поэтому герцог махнул рукой замешкавшемуся слуге, показывая тому, чтобы их оставили одних, и с нетерпением спросил. - Надеюсь, у вас есть какие-нибудь новости? - и с капризной ноткой добавил. - Я отчаянно скучаю.


Анри де Труа-Роше: Шпильку герцога Орлеанского постигла та же судьба, что и шпильку м-ль де Тревиль часом ранее – не обладая толстокожестью носорога, виконт возмещал этот недостаток восприимчивостью булыжника. С немалым облегчением заключив, что его высочество не гневается на своего, пусть и непривычно, но все же нерадивого младшего конюшего, а всякие лизоблюды еще не успели очернить его более-менее доброе имя, Труа-Роше поспешил приблизиться к принцу. – Вы не поверите, ваше высочество, но… в Лувре произошло убийство. – Тут виконт попытался выдержать драматическую паузу, но, к счастью, то ли инстинкт самосохранения, свойственный всякому придворному, то ли любовь к сплетням, то ли желание поделиться действительно поразительными известиями победили, и он продолжил с плохо скрытым возбуждением, – И не одно, и не только в Лувре. Мысленно он возблагодарил свою счастливую судьбу за пусть необъяснимое, но такое выгодное отсутствие графа де Монтрезора.

Gaston d'Orleans: От слова "убийство" у Месье возникла во рту неприятная оскомина. Пусть одурманенный неумеренными возлияниями организм Гастона и размыл в памяти детали предыдущей ночи, но даже нечеткое воспоминание о том, как какой-то наглый итальянец угрожал его, наследника престола, жизни, до сих пор наполняло Его Высочество праведным гневом. Да и состоявшийся накануне разговор с Монтрезором поселил-таки в душе принца несвойственное ему, пусть даже полностью эгоистическое, но беспокойство о ближнем своем или, вернее сказать, своем приближенном… - Рассказывайте уже поскорей! – не выдержал герцог, с нетерпением глядя на Труа-Роше, который явно упивался своей ролью. Гастон почувствовал новый приступ раздражения после человечества в целом и виконта в частности, и, несколько погрешив против истины, с неудовольствием добавил. – Я, как всегда, все узнаю последним.

Анри де Труа-Роше: Если бы виконт смог в этот момент удержаться от самодовольной улыбки, он не был бы в без малого тридцать лет своим человеком в свите молодого принца, по большей части не перешагнувшей еще рубеж двадцати. Но Труа-Роше улыбнулся и даже подкрутил ус, ничуть не тревожась о том, что тем самым выдает свои чувства, потому что никогда не задумывался о необходимости их скрывать. Впрочем, он тут же с жаром принялся снова рассказывать о повальном недомогании фрейлин Анны Австрийской, на сей раз обогатив свою повесть еще одной кандидаткой в убийцы: недавно прибывшей из Испании крестницей королевы, Селеной Эскано. – Понятно же, что всякий хочет занять место при дворе, – с удовлетворением заключил он, но, спохватываясь, поспешил добавить: – А у нее, бедняжки, только и надежды, что на ее величество. Новая широкая улыбка расплылась по лицу виконта, когда он поздравил себя с удачной поправкой: теперь герцог Орлеанский не решит, что сам он предпочитает Лувр Люксембургскому дворцу.

Gaston d'Orleans: - А-а-а, так речь идет о фрейлинах, - хмыкнул Гастон, перебив тем самым виконта, и издав пренебрежительный смешок, добавил, - на редкость бестолковые создания. Хотя, - на губах юноши мелькнула легкая улыбка, - кое на что они все-таки годятся... Так вы утверждаете, дорогой виконт, что все это из-за места при дворе? Месье отвел руку и, любуясь блеском драгоценного камня в перстне, меланхолично произнес: - А ведь мой возлюбленный брат считает, что у Ее Величества слишком много придворных дам. Пожалуй, еще немного и такое оригинальное решение проблемы будет единственной возможностью попасть в свиту королевы. Довольный собственной шуткой и, как следствие этого, вышедший из состояния сплина, Гастон повернулся к Труа-Роше и уже более благожелательно поинтересовался: - Или у вас есть еще какие-нибудь соображения?

Анри де Труа-Роше: Труа-Роше довольно хохотнул, соглашаясь со своим господином. Не будучи силен в притворстве, он вряд ли сумел бы выказать требуемое правилами хорошего тона сочувствие тем несчастным, чье недомогание было предметом его рассказа. К счастью, герцог Орлеанский избавил его от этой необходимости, и виконт охотно перешел к следующему вопросу, радостно посвящая своего покровителя в версию маркиза де Фонтрая, согласно которой за отравлением стояла не кто иной, как мать его высочества. Уверенно перечисляя указующие в этом направлении улики, Труа-Роше осекся на полуслове, сообразив, что подобное предположение может вызвать недовольство у принца. – Я, впрочем, думаю, что все это ерунда, – пробормотал он после короткой паузы, – и вообще, может, это дело рук той фрейлины, которую зарезали, м-ль де Куаньи. Тут следует уточнить, что виконт, хотя и присутствовал при стычке принца с князем, понятия не имел, как звали вызвавшую интерес его высочества девушку, и даже не видел ее лица, предпочтя в то достопамятное утро оставаться в стороне от основных событий.

Gaston d'Orleans: - Однако, виконт, по-моему, вы забываетесь! – в запальчивости Гастон вскочил с места. Несмотря на то, что сыновья любовь у принца не настолько сильной, как хотелось бы того Марии Медичи, фамильной гордости, замешанной на горячей итальянской крови, вполне хватило для того, чтобы оборвать столь опрометчиво увлекшегося повествованием де Труа-Роше. Раздражение, было исчезнувшее, вернулось и разгорелось тем сильнее, что герцог прекрасно понимал, что его любящая матушка вполне способна отравить не то, что каких-то фрейлин, - свято место пусто не бывает, - но и непосредственно… половину обитателей Лувра. Недобро прищурившись, Гастон выслушал невнятное бормотание своего придворного, и, сквозь зубы, произнес: - Я рад, что вы так думаете, - герцог улыбнулся убийственно иронической улыбкой и нанес еще один укол, - только очень странно, что вы с таким жаром рассказывали эту "ерунду". И что я, по-вашему, как преданный сын, должен был бы сейчас сделать? Как всегда, после того, как у принца появлялась возможность выпустить пар, - а надо заметить, что Гастон не слишком-то утруждал себя поиском повода, катализатором вспышки гнева могла служить любая мелочь, - он вновь приходил в благодушное состояние. Так произошло и сейчас, поэтому уже несколько ленивым голосом, - гневаться – это тяжкий труд, - юноша с легким намеком произнес: - А может, дорогой виконт, вы просто потрудились рассказать мне то, что где-то или от кого-то слышали? Он, приподняв бровь, бросил насмешливый взгляд на Труа-Роша и поинтересовался. - Так откуда же взялась зарез... очередная несчастная фрейлина? Вроде бы до этого речь шла об отравлении… И, кстати, убийцей, по вашим же собственным словам, являлась крестница королевы! – Гастон хмыкнул, но немного подсластил пилюлю. - Просто удивительно, дорогой виконт, как вам удается всегда быть в курсе происходящего... Такое впечатление, что вы всегда оказываетесь в нужное время в нужном месте, - смеясь, закончил отповедь герцог.

Анри де Труа-Роше: Отходчивость герцога Орлеанского, как и его гневливость, были притчей во языцех, но виконт все же счел необходимым пробормотать в свою защиту что-то длинное и маловнятное. Имя Фонтрая произнесено не было – к чести Труа-Роше, ему и в голову не пришло пытаться отвратить таким образом сыновье негодование его высочества, но вопрос о зарезанной девушке все же пришелся как нельзя более вовремя, ибо к тому моменту богатое воображение виконта, съежившееся было под гнетом августейшего недовольства, вновь расправило крылья, и только страшные воспоминания помешали ему воспарить в безоблачные выси чистой фантазии. – Зарезали м-ль де Куаньи, – пояснил он, – и поверите ли, ваше высочество, я своими глазами видел убийцу, почти так же близко как сейчас – вас. А отравили м-ль де Лири и м-ль де Венсен, но про это мне только рассказывали. Прямо-таки мор какой-то на фрейлин, а, ваше высочество?

Gaston d'Orleans: - Я помню, что вы называли имя фрейлины. По-вашему, мне нужно повторять дважды? - немного высокомерно бросил юноша. Принц несколько покривил душой - вспышка сыновней ярости накрыла его с головой, - а уж в способности самозабвенно гневаться, мало кто мог потягаться с наследником престола, - поэтому имя злосчастной Марселины благополучно стерлось из его памяти. Но Гастон не был бы Гастоном, если б не умел раздавать тычки даже там, где это было совсем не обязательно. - Так вы говорите, дорогой виконт, - вновь меняя тон, поинтересовался Его Высочество, что вы были свидетелем этого действа? – в голосе принца явно зазвучало недоверие. – И как же вам это удалось? Герцог бросил взгляд на Труа-Роше, цветущий вид которого показывал, что младший конюший не слишком забивал себе голову чужими напастями, и ничто, даже убийство, - если это, конечно, не касалось виконта напрямую, - не способно надолго помешать ему радоваться жизни. Впрочем, именно это качество и делало Труа-Роше своим в свите Его Высочества. Веселясь, как ребенок, тому, что появился новый повод для ехидства, - и куда только подевалась грусть-тоска? – юноша ухмыльнулся: - Значит, вы живы и здоровы, а несчастная девушка мертва… - равнодушный к чужим бедам принц, не особенно переживал, а, вернее, вообще не переживал, за невинно убиенную фрейлину. Его заботило только то, что прямо или косвенно касалось его особы, но, если есть повод для занимательной беседы, кто ж откажется? В ожидании ответа от виконта, Гастон пытался вспомнить, кто эти три несчастные, но обращающий больше внимания на то, что у дамы под корсажем, чем на ее имя, так и не смог этого сделать.

Анри де Труа-Роше: Широкая улыбка расплылась на лице виконта: хладнокровное замечание его высочества изгнало из его души последние следы пережитого им прошлой ночью ужаса, оставив позади лишь смутные воспоминания и немалую толику облегчения. Вот уж действительно, умерла какая-то девица, а сам он жив, здоров и даже успел сделать первые шаги к удачному браку, а ведь день едва только начался, все самое лучшее еще впереди. – Своими глазами видел, – самозабвенно подтвердил он, не замечая, что снова повторяется. – Ей-богу, ваше высочество, все, что от нее осталось, это лицо… Раз рассказанная, история увиденного через приоткрытую дверь потеряла для Труа-Роше большую часть реальности, превратившись еще в одну сплетню. Живое воображение виконта радостно дорисовывало недостающие подробности, и убийца предстал в его повести как наяву – залитая алым постель, ослепительно белая кожа убитой, королевские лилии на сброшенном у кровати плаще, почти неразличимые в мерцающем свете свечи, смуглое гасконское лицо убийцы, его темные волосы… – И совсем молодой, – закончил он свой рассказ, – я его толком не разглядел, но не старше вашего высочества. Вот только глаза… Труа-Роше запнулся, погружаясь в нетипичное для него молчание. Застывшие глаза ночного убийцы не успели еще полностью изгладиться из его памяти, и столь не вязались они с образом молодого военного (который, кабы не приметный плащ с лилиями, мог бы быть описанием самого герцога Орлеанского), что на мгновенье рассказчик растерялся.

Gaston d'Orleans: - Забавно, весьма забавно… - юноша со скепсисом усмехнулся. – Получается, вы видели убийцу с довольно близкого расстояния, но при этом на вас нет и царапины, - он вопросительно приподнял бровь. - Просто удивительно, не так ли, дорогой виконт? Зная своего приближенного, Гастон не сомневался, что Труа-Роше… немного преувеличил. Ведь именно истории, рассказанные младшим конюшим, хоть и были самыми интересными из тех, которыми развлекала принца его свита, но при этом фантазия рассказчика наделяла самые обыденные события такими подробностями, что даже такой пустяк, как разбитый кувшин, приобретал особое значение. А дело-то было лишь в нерадивости лакея. Герцог лениво потянулся: - А если, дорогой виконт, это была обычная тень? Может, вы видели только тело девушки, а молодой человек, ха-ха, не старше меня, вам просто пригрезился? Бывает же такое… Все возможно, не так ли? Гастон слегка лукавил. Он знал, что обычно, несмотря на свою велеречивость, де Труа-Роше не сильно отступал от фактов. Другое дело, что виконт всегда немного приукрашивал случившееся, так ведь не для себя, а для красоты повествования. Значит, то, что фрейлина убита, да не где-нибудь, а в Лувре, сомнению не подлежало. Как, впрочем, и то, что его приближенный видел убийцу, хотя, возможно, не так уж и близко. Юноша невольно поежился, но, продолжая поддразнивать конюшего, повторил: - Так как, виконт? Может, все-таки это была просто тень?

Анри де Труа-Роше: Щеки молодого человека вспыхнули. Две мысли, обе одинаково неприятные, возникли одновременно в его голове. Первой было неожиданное понимание, что он видел убийцу и вместо того, чтобы тут же поднять тревогу, отправился обратно спать. Второй было подозрение, что принц счел его трусом и пытается оправдать его поведение, предполагая, что на самом деле он никого не видел. – Никакая это была не тень, – упрямо возразил он, – это был убийца, и я его видел, но… Молодой человек честно попытался припомнить, что он почувствовал, глядя в окутанную пляшущими тенями комнатушку, и новый приступ тошноты заставил его на миг сжать зубы. – Я подумал, что это был кто-то из дворцовой охраны, – пробормотал он, сам не веря ни единому своему слову: распростертый на кровати мужчина никак не мог заниматься расследованием. – Что убили и его тоже. Мне не хотелось подпасть под подозрение, ваше высочество, особенно сейчас… Виконт снова осекся.

Gaston d'Orleans: Что-что, а желание остаться в стороне от тесного общения с хладнокровным убийцей герцогу Орлеанскому было хорошо понятно… хотя бы в те минуты, когда он был трезв. Впрочем, и под воздействием алкогольных паров принц менее всего походил на защитника юных дев, скорее, наоборот. Поэтому юноша просто пожал плечами, - раз Труа-Роше настаивает на том, что он видел убийцу, пусть так оно и будет, - и меланхолично произнес: - Воля ваша, дорогой виконт. Видела, значит, видели. Как я понимаю, вы больше никому об этом не рассказали. Я должен защищать своих приближенных – зачем мне нужно, чтобы кто-то из моей свиты попал под подозрение? Да и просто расследование – не самое приятное дело. Но, - молодой человек, подмигнув де Труа-Роше, рассмеялся, - как вы понимаете, если об этом узнает кто-нибудь другой… Здесь эгоистичный до мозга костей Гастон думал уже о себе. Если об осведомленности конюшего станет кому-нибудь известно, то сам принц может на какое-то время остаться без одного говорливого виконта. А мало кто из свиты наследника престола мог так хорошо развеять его скуку. Да и что стоит расследование убийства какой-то фрейлины в сравнении с плохим настроением Его Высочества? Нисколько не сомневаясь, что Труа-Роше поведал о случившемся только ему, а, посему, не дожидаясь ответа, принц продолжил. - Что ж, пусть об этом больше никто не узнает, - и, вспомнив последние слова конюшего, с вопросительно-требовательной интонацией поинтересовался. - Кстати, а что там у вас такого произошло? Мне кажется, - хохотнул Гастон, - что попасть под подозрение – это всегда не вовремя. Так почему особенно сейчас?

Анри де Труа-Роше: Подозрение? Вытаращенные глаза виконта свидетельствовали лучше любых слов, насколько далек он был от подобной мысли на самом деле. Явная готовность принца принять его отговорку, вкупе с настойчиво повторенной просьбой молчать о происшедшем и обещанием защиты, могла означать только одно: его высочество сам полагал, что его приближенный повинен в убийстве. И как, спрашивается, ему объяснить, что он здесь совершенно ни при чем? В расстроенных чувствах молодой человек задумывался даже меньше обычного, какой результат могут возыметь его поступки, а тут еще необходимость не проболтаться о самом главном… – Так ведь сплошные убийства кругом, ваше высочество, – торопливо сказал он. – Вон даже в Санлисе женщину отравили, да еще это покушение на короля… Хотя в свите герцога Орлеанского и не сомневались, кого будут подозревать в этом покушении, Труа-Роше напрочь забыл об этом.

Gaston d'Orleans: - Убийство в Санлисе? - герцог машинально отреагировал на первое сообщение. - Вы и там были свидетелем? - усмехнувшись начал было он, но резко замолчал и, помрачнев, вновь уставился на перстень. С видом, будто нет ничего на свете интереснее подарка любящей матушки, - Ее Величество знает толк в драгоценностях, - принц с деланно равнодушным видом, способным обмануть разве что того, кто плохо знает Его Высочество... или того, кто более всего озабочен собственными делами, произнес: - Так что же говорят про покушение на моего возлюбленного брата?

Анри де Труа-Роше: Виконт вздохнул с облегчением, тут же, впрочем, улетучившимся в открытое окно: о покушении говорили много, имя называли одно и то же, и это было не то имя, которое можно было безбоязненно произнести в эту минуту. Молодой человек нервно помахал шляпой, словно надеясь выудить из воздуха вдохновение, окинул ищущим взглядом пустую комнату, также не предлагавшую никаких зацепок для смены темы, и наконец снова взглянул на своего господина. – Это же было не отравление, ваше высочество, что там рассказывать? Мало ли, обычное уличное нападение, сколько мы таких видели и сами… – он сглотнул, подавившись на слове «устраивали», и после чересчур, увы, заметной паузы, вновь набрал в грудь воздуха и продолжил, – В Санлисе я сам не был, но некий барон де Во сам был свидетелем и уверяет, что бедная молодая женщина умерла в страшных мучениях, проклиная убийцу. Из пересказа виконта трудно было бы заключить, что он знал о происшедшем только от баронессы де Ланселла, да и баронесса, верно, удивилась бы некоторым неизвестным ей подробностям, но нельзя было отрицать, что рассказ получился не менее захватывающим и цветистым нежели ее собственный.

Gaston d'Orleans: От герцога не ускользнуло замешательство его приближенного. Впрочем, даже при всей своей вспыльчивости, Гастон понимал, что сложно обвинить де Труа-Роше в нежелании развивать эту деликатную тему. Молодой человек нервно забарабанил пальцами по небольшому столику. Смерть какой-то неизвестной, пусть даже и столь несвоевременная, его интересовала гораздо меньше собственной судьбы. Но надо же было хоть как-то отвлечься от горестных дум. А что может лучше поднять настроение, чем понимание того, что кому-то еще хуже... или уже никак? - Вы меня снова удивляете, виконт, - принц был мрачен, несмотря на всю свою красочность, - де Труа-Роше знает в этом толк, - рассказ конюшего его совсем не позабавил, - неужели вам больше нечем меня развлечь? Знаете, - хмыкнув, продолжил он, - давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом. Или, - тут Его Высочество охватил нездоровый азарт, - у вас припасено еще одной убийство? - в голосе юноши вновь прозвучали капризные нотки. - Мне нужно развлечься, а до вечера еще так много времени.

Анри де Труа-Роше: Глаза виконта заговорщицки блеснули и он с обычной своей фамильярностью придвинулся почти вплотную к принцу. Положим, убийств у него в запасе уже не осталось, но все продолжающееся необъяснимое отсутствие графа де Монтрезора позволяло ему засчитать себе несколько лишних очков. – Даже лучше, ваше высочество, – ответил он. – Знаете ли вы, что Монтрезор собирался нынче утром драться на дуэли?

Gaston d'Orleans: Если де Труа-Роше хотел переменить тему, а, заодно, и настроение своего собеседника, то ему это удалось самым лучшим образом. Судьба фаворита уже давно интересовала Гастона, но не желая показывать слабость, каковой, по мнению Месье, является излишняя забота о ближнем, он не хотел первым заводить беседу об этом деле. "Никогда не стоит торопиться, - герцог Орлеанский скрыл самодовольную усмешку, - теперь я узнаю о Монтрезоре и без всяческих расспросов". - А как вы думаете, дорогой виконт? - и, делая вид, что он не знает того, что поводом для дуэли было всего-навсего дорожное происшествие, добавил. - Кто-то же должен был проучить этого итальянского выскочку? Вот только, - в голосе Гастона мелькнула обида, и он стал напоминать ребенка, лишенного давно обещанного сладкого, - о результате дуэли мне до сих пор ничего не известно. Юноша хотел было добавить, что оправданием столь непростительного опоздания графа может являться только смерть, - хотя, впрочем, достаточно и серьезного ранения, - но передумал и, переключив внимание с перстня на собственные ногти, прищурившись, поинтересовался: - А откуда вы узнали о дуэли, дорогой виконт? Неужели вы там тоже присутствовали? Или, - Гастон ощутил некоторое беспокойство – воспоминание о незадачливой судьбе Бутвиля и его секунданта было еще слишком свежо, - об этом пошли слухи? Вопроса о том, как для Монтрезора закончился поединок, Его Высочество задавать не стал – если бы с фаворитом случилось что-нибудь серьезное, виконт бы рассказал об этом в первую очередь. В этом принц даже и не сомневался.

Анри де Труа-Роше: Отвисшая челюсть и выпученные глаза никак не могли придать кому бы то ни было серьезный вид, но виконт быстро опомнился и попытался скрыть за широкой улыбкой чувства, вызванные в нем словами «этот итальянский выскочка». Весть о смерти барона ди Сорди стала известной ему в первые же минуты, проведенные на конюшне Люксембургского дворца, а поскольку вчерашняя встреча с Марселиной де Куаньи и князем ди Сант-Анна успела к этому моменту целиком изгладиться из его памяти, один-единственный возможный противник Монтрезора предстал перед его мысленным взором. – Слухами земля полнится, – уверенно начал он, когда воспоминание о том, что граф поведал своей пассии, всплыло в его памяти и несколько последовавших мгновений звуки, издаваемые молодым человеком, вызывали в памяти то ли козу то ли овцу. Однако настоящий придворный никогда не теряет дар речи надолго, и почти сразу виконт снова овладел собой. – Я имел счастье столкнуться с графом в Лувре, – пояснил он, и, спеша перевести разговор на менее тревожную тему, тут же добавил, – откуда мы направились к одной даме.

Gaston d'Orleans: Если бы герцог Орлеанский соизволил посмотреть на своего приближенного, его взгляду предстало бы зрелище, вполне способное вновь вернуть Его Высочеству хорошее настроение – даже уличные актеры, пластичные уже в силу собственного ремесла, не смогли бы повторить мимику опешившего виконта. Но принц был слишком погружен в созерцание собственных ногтей, и потому произошедшая с лицом де Труа-Роше метаморфоза осталась незамеченной. - А, так значит, дуэль была успешной… - рассеянно пробормотал молодой человек и с усмешкой уточнил, - для графа, конечно. Я не думаю, что кто-то прольет слезы об этом итальянце, - продолжил развивать свою мысль Гастон, теперь уже полностью уверенный в том, что нахальный красавчик получил свое. Месье самодовольно хмыкнул и, даже не подозревая о том, что они с шевалье де Бруйе говорят о разных людях, подмигнув конюшему, добавил: - Я-то уж точно не расстроен. Узнав все, что его интересовало о дуэли, Гастон смог уделить свое драгоценное внимание и прочим, менее его занимающим, вещам. Тем более что звуки, издаваемые виконтом, чем-то напомнили юноше одну приближенную к Марии Медичи особу. По меткому выражению де Труа-Роше, земля действительно полнилась слухами, и Гастон, надеясь, что конюший и сейчас проявит недюжинные знания о произошедшем, поинтересовался. - А вы слышали, дорогой мой виконт, о том, что какая-то неизвестная особа оскорбила мадам де Комбале прямо в стенах Лувра? К сожалению, я знаю обо всем без подробностей, но может вам известно больше? – герцог с ехидцей рассмеялся. – Представляю чувства герцогини. Надеюсь, с ее лица хоть ненадолго слетело постное выражение святоши? – и, довольный собой, юноша разразился хохотом.

Анри де Труа-Роше: Виконт попытался скрыть разочарование – вопреки ожиданиям, принц ничуть не заинтересовался именем дамы, к которой направились его придворные – однако перспектива усладить его высочество еще одной сплетней, пусть даже вчерашней, вновь вернула на его лицо самодовольную улыбку. – Чего же в ней неизвестного, ваше высочество? – воскликнул он с некоторой бестактностью, оставшейся незамеченной им самим. – Это же та самая Эскано, ее величества крестница, ей небось сам Оливарес и продиктовал что сказать. Говорят, она Комбалетте прямо в глаза и ляпнула, что та спит со своим дядей, не больше не меньше. Жаль только, меня там не было. Ваше высочество, а вдруг тех фрейлин как раз сама Комбалетта и отравила? Хотела отравить Эскано, да промахнулась?

Gaston d'Orleans: Месье, и сам любящий пошутить на самой грани, а, зачастую, и переходя грани приличий, по достоинству оценил предположение виконта. Выходка же девушки, высказавшей во всеуслышание то, о чем многие только шептались, привела его просто в восторг. Усмешка, в которой явственно проскакивало чувство невольного восхищения столь смелым, пусть и глупым поступком, перешла в гомерический хохот, когда он представил выражение лица племянницы кардинала. - Не думаю, что мадемуазель Эскано слишком бы обиделась на подобную ошибку, - и, сделав себе зарубку на память, произнес. – Пожалуй, нужно поближе познакомиться с этой особой… Какая горячая! Принц сложил щепотью пальцы и, поднеся их к губам, с громким звуком причмокнул. Соблюдать, хотя бы среди собственной свиты, траур по умершей при родах супруге юноша считал совершенно излишним. Недавние тревоги постепенно отступили, и Его Высочество вновь стал похож сам на себя. Фамильярно стукнув Труа-Роше по плечу, Гастон подмигнул и с ехидцей продолжил: - Пока наша святая герцогиня не исправила собственную ошибку, - и, хмыкнув, добавил, - или не вмешался ее дядя.

Анри де Труа-Роше: Виконт расхохотался, вторя своему господину, но упоминание о кардинале мигом стерло с его лица всякие следы веселья. И пусть он тут же попытался снова ухмыльнуться, улыбка вышла кривоватая. – А разве он не в опале? – спросил он. О, Труа-Роше был не из тех, кто мог бы пропустить странное завершение карточной игры, и россказни, услышанные им на конюшне, вполне его объясняли, и даже не одним способом, но мало ли… – Вчера у него был очень бледный вид, я даже хотел предложить ему баночку румян, ха-ха, от мужа мадам Мирелли.

Gaston d'Orleans: Почему кардинал мог попасть в опалу, Его Высочеству было хорошо известно, но просвещать виконта Гастон не собирался. Поэтому он ограничился тем, что ехидно хмыкнул и, резко меняя тему, поинтересовался: - Не скажете ли, дорогой виконт, общество какой именно дамы этим утром для вас и де Монтрезора было важнее, - юноша недобро сощурился, - чем желание пожелать мне доброго утра? Насколько я понял, это и является причиной вашего опоздания... А графа, - голос молодого человека просто заледенел, - до сих пор еще нет. За тем количеством сплетен, которое де Труа-Роше обрушил на его голову, Гастон как-то упустил из виду сказанное конюшим. Месье почувствовал себя оскорбленным. Оба его особо приближенных придворных предпочли общество какой-то дамы, вместо того, чтобы поторопиться засвидетельствовать свое почтение наследнику престола. Непростительное пренебрежение!

Анри де Труа-Роше: Будь Труа-Роше простолюдином, он непременно полез бы пятерней в затылок – вопрос был, что называется, сложный. Несколько секунд здоровая готовность придворного подсидеть соперника при дворе принца боролась в нем с нежеланием подводить приятеля, но наконец неистребимая любовь к сплетням взяла верх над обоими этими соображениями, и он обратил к Месье взгляд, который почти можно было назвать лукавым. – Вы не поверите, ваше высочество. Мы навещали м-ль де Тревиль.

Gaston d'Orleans: Переменчивость настроения Месье была всем хорошо известна, но сегодня принц превзошел даже самого себя. - Вдвоем? И вы считаете это достаточной причиной для своего опоздания? - сухо осведомился он и, скривившись, уточнил. – Не ожидать ли мне еще одной дуэли, на этот раз между де Монтрезором и вами? Гастон был уязвлен до глубины души. Если шевалье де Бруйе, пусть с опозданием, но появился, то граф даже не соизволил оповестить Его Высочество об исходе поединка. Юноша недобро прищурился, но буквально в ту же минуту выражение его лица вновь изменилось. Иногда, скуки ради, герцог Орлеанский, зная, как ревниво придворные относятся к любому оказываемому знаку внимания, развлекался тем, что начинал выделять кого-нибудь из своей свиты, а затем радовался, как ребенок, завистливым взглядам, бросаемым остальными на "счастливчика". - Итак, дорогой виконт, - голос молодого человека стал слаще патоки, - вы вдвоем нанесли визит мадемуазель де Тревиль… - последние слова Гастон произнес с несколько вопросительной интонацией, но, не дожидаясь продолжения рассказа, уже гораздо более холодным тоном поинтересовался. – И вот вы здесь, но где же вы оставили графа?

Анри де Труа-Роше: Несмотря на ледяные нотки в голосе своего покровителя, виконт вздохнул с облегчением: похоже, вчерашняя эскапада на балконе осталась незамеченной его высочеством. Удивительно ли, что молодой человек радостно поспешил еще более отвлечь внимание принца? – Ах, ваше высочество, проявите снисхождение к несчастному, сраженному стрелой Амура! – воскликнул он с широкой улыбкой. – У м-ль де Тревиль имеется кузина. Достойнейшая дама, гасконка. Он сделал паузу, которую при желании можно было назвать драматической, и добавил, – Баронесса.

Монтрезор: Постучавшийся в дверь лакей не успел оповестить о прибытии де Монтрезора, когда улыбающийся граф стремительно появился на пороге. - Ваше высочество! – юноша почтительно поклонился принцу. – Покорно прошу простить меня за опоздание. Я просто не мог позволить себе явиться к Вам, не переодевшись. После Консьержери, знаете ли… Он весело оглядел комнату и едва ли не подмигнул Труа-Роше. - Но, я полагаю, виконт не позволил Вам соскучиться. Он ведь уже рассказал Вам все свои страшные истории? Клод услышал последние слова шевалье де Бруйе, сообразив, что речь, возможно, шла о нем, Монтрезоре. - И он, наверное, поведал Вам страшную историю о несчастном юном графе, поверженном к ногам черноглазой красавицы?

Gaston d'Orleans: - После Консьержери или де Тревилей? - съехидничал Гастон, глядя на живого и здорового графа, но, в очередной раз сменив гнев, если не на милость, то хотя бы на спокойствие, хмыкнул. - Виконт сегодня развлекал меня рассказами исключительно об убийствах, а вот эту действительно страшную историю поведать не успел. Герцог повернулся в сторону де Труа-Роше и с ноткой упрека, но усмешкой в глазах, поинтересовался: - Что же вы так оплошали, виконт? Может, стоило начать именно с этого? Судьба мадемуазель... как там ее... де Куаньи, конечно, весьма инт... печальна, но ведь можно было рассказать не только об убиенных фрейлинах, но и парочку любовных историй... Тем более, что за темой для разговора далеко ходить не надо, - и юноша кивнул головой в сторону Монтрезора. Месье нисколько не сомневался, что неизвестная баронесса - просто увлечение придворного, которое очень быстро пройдет, но все-таки не удержался от того, чтобы не подшутить над графом.

Анри де Труа-Роше: Улыбка виконта несколько поблекла при виде Монтрезора, тем более что тон и слова принца явно указывали на несбывшееся желание оного узнать побольше о новой возлюбленной графа, но упоминание Консьержери мигом вышибло у него из головы все чувства кроме любопытства. – Консьержери, дорогой граф? – воскликнул он. – И вы даже словом об этом не обмолвились! Как вы туда попали? На деле, молодого человека куда больше интересовал вопрос о том, как граф оттуда выбрался: смерть барона ди Сорди, да и любого другого дворянина, должна была дорого обойтись его противнику, но не спрашивать же об этом напрямую?

Монтрезор: - Через входные ворота, - рассмеялся граф. – И, смею вас заверить, не по своей воле. Собственно говоря, в основном благодаря шевалье д’Исси. - Кстати, Ваше Высочество, - обратился он к принцу, - не могли бы вы замолвить словечко за очаровательного Керубино? Он остался в тюрьме. Мальчишка, конечно, глуп, и сегодня утром мне страстно хотелось надрать ему уши, но… видели бы вы эту дерзость, этот пыл! Вызвать на дуэль шестерых гвардейцев! Он был великолепен! И потом, Ваше Высочество, - улыбнулся Монтрезор – ведь юноша служит вам… Довольно и вашей немилости… В конце концов, мало ли что сболтнет вообразивший себя героем глупый паж. Если пажей сажать в тюрьму за болтовню…

Gaston d'Orleans: Гастон редко когда задумывался о том, как воспринимаются его слова или действия окружающими, но все-таки ему стало немного не по себе. Пусть и ненадолго, но ведь герцога Орлеанского даже минутные угрызения совести посещали крайне редко. «Пожалуй, нужно было выказать больше внимания к злоключениям графа, - испытывая противное ощущение, что он проявил некоторую толстокожесть, подумал молодой человек, но, будучи истинным сыном своей матери, быстро придумал себе оправдание, - но не могу же я одновременно думать о стольких вещах! И раз де Монтрезор здесь, значит, нет смысла переживать!». Успокоив то, что у другого человека назвали бы совестью, Месье повернулся в сторону «узника». - Д’Исси? Шестерых гвардейцев? – насмешка в адрес юного пажа могла бы повергнуть того в уныние, но к счастью, а, вернее, к несчастью для себя он был лишен возможности ее услышать. – Если он такой горячий, ему было бы полезно… Гастон не договорил. Наконец, мозаика для него сложилась и, задыхаясь от хохота, он просипел: - Так это д’Исси у вас был секундантом? Ох, только за одно за это придется позаботиться о мальчишке. Тем более, - в голосе принца послышались горделивые нотки, - я не хочу, чтобы потом говорили, что я не забочусь о своих людях. После нескольких минут ничем не замутненной радости герцог, смахнув выступившие от гомерического смеха слезы, решил для порядка поинтересоваться. - Но раз вы здесь, дорогой граф, значит, для вас обошлось без последствий? – и тут же перешел к уже давно интересовавшему его предмету. – Итак, господа, кто из вас мне расскажет об этой таинственной баронессе?

Анри де Труа-Роше: Малыш Керубино вызвал на дуэль шестерых гвардейцев?! Многострадальные глаза Труа-Роше едва не вылезли из орбит. Бережно сохраняя в памяти эту дивную сплетню, вкупе с печальной судьбой самого пажа, виконт и думать забыл про дуэль – тем более что герцог Орлеанский тут же предоставил ему еще одну возможность произвести впечатление. – Прелестная дама, ваше высочество, прелестная. – Бессознательно копируя принца, виконт нарочито жеманным жестом поднес к губам сложенные щепотью пальцы, в то же время старательно внося в свой голос нотки иронии. – Но разве не лучше один раз увидеть? Он перевел взгляд на приятеля, без слов предлагая тому продолжить.

Монтрезор: - Так ведь дуэли не было, так какие могут быть последствия? – Отозвался де Монтрезор. Если бы Труа-Роше был внимательней, взгляд графа ему бы не понравился. Уж больно явно в нем читалось желание стукнуть приятеля об стенку. Клод же удивлялся сам себе… Подобное обсуждение новой пассии было в порядке вещей в окружении Месье, и раньше Монтрезора это ничуть не смущало. Да и слова виконта в сравнении с тем, что обычно говорилось, были совершенно невинны. Но граф почувствовал, что слащавый жест и тон шевалье его просто бесят. - Весьма достойная дама, - произнес он хмуро.

Gaston d'Orleans: - Как это, не было дуэли? - слегка оторопел Гастон, но решил пока отложить расспросы. Не из-за присутствия виконта, отнюдь, просто в данную минуту его больше интересовала новая пассия де Монтрезора, чувства к которой, судя помрачневшему лицу графа, Месье явно недооценил. - Достойная? Что ж, это неплохо... И не похоже на вас, дорогой граф, - молодой человек ехидно прищурился. - Я весьма заинтригован и полностью согласен, - милостливый кивок в сторону шевалье де Бруйе, - что лучше один раз увидеть. Герцог зачем-то перевернул пестень камнем к ладони и, нарочито растягивая гласные, повторил. - Я весьма заинтригован...

Анри де Труа-Роше: – Как это не было дуэли? – эхом повторил Труа-Роше, напрочь позабывший о придуманной графом истории с пропавшим соперником, но высказанное согласие принца увидеть «достойную даму» тут же отвлекло виконта. – Но оставим Марса и вернемся в объятия Венеры! Предупреждая желания вашего высочества, граф и я позволили себе пригласить эту даму на сегодняшнее представление. Ее и ее кузину. Последние слова виконт произнес с некоторым беспокойством, вызванным не только тем, что он ни словом не упомянул тетушку, и снова бросил на Монтрезора выразительный взгляд.

Монтрезор: - Вы правы, мой принц, обычно я предпочитаю дам недостойных, - рассмеялся Монтрезор. – Достойных же дам, а вернее, девиц, моя добрая матушка сватает мне в последнее время едва ли не каждый месяц. Я уж и перестал их различать, а достоинства их могу перечислить по пальцам: не более семнадцати лет, хорошенькая, знатного рода, с хорошим приданым, благовоспитанная, только что из монастыря. На пятой минуте разговора я начинаю зевать, на десятой – злиться. – Клод с досадой поморщился, но в следующую минуту весело продолжил: - Конечно же, как мы с вами знаем, есть еще достойные замужние дамы, вот к примеру, их мы можем встретить в салонах. Но это уже по части нашего виконта! У меня же, - граф сделал «страшные» глаза, - от стихотворных упоминаний древних богов, похоже, начинается чесотка… - Стоит ли строго меня судить, Ваше Высочество, если мне показалось, что вдруг я встретил нечто особенное? – неожиданно серьезно произнес Монтрезор. Он сознавал, насколько опасно возбуждать любопытство принца, но в глубине души надеялся на его дружеские чувства. Впрочем, сам искренне привязанный к Месье, насчет силы привязанности наследника престола к кому- либо Клод не обольщался.

Gaston d'Orleans: - Значит, баронессу и ее кузину… - начиная испытывать беспокойство от неожиданной серьезности Монтрезора, задумчиво протянул Гастон. – Итак, я не только познакомлюсь с вашей таинственной дамой, - юноша бросил взгляд на графа, - но и увижу юную мадемуазель де Тревиль… А обо мне, как обычно, никто не подумал, - принц притворно вздохнул, - пригласить только двух дам – как это жестоко с вашей стороны! Шутки принца далеко не всегда отличались тонкостью, но кто ж скажет об этом наследнику престола? Полный уверенности, что последняя острота была удачной, молодой человек издал довольный смешок. - И как же зовут даму, которая сумела произвести такое впечатление? Право, я уже с нетерпением жду вечера, чтобы... – и в тон Монтрезору принц добавил, - чтобы увидеть нечто особенное.

Анри де Труа-Роше: Если бы виконт сидел, он заерзал бы на стуле. Стоя он был более ограничен и вынужден был удовольствоваться тем, что несколько раз переступил с одной ноги на другую. Однако его высочество, похоже, ничуть не рассердился на Монтрезора, и Труа-Роше не мог не почувствовать укол зависти – ох, и везет же графу, все ему сходит с рук! – Так они наверняка с тетушкой придут, – сообщил он с широкой ухмылкой, якобы весь горя желанием услужить. – Милейшая старая дева, ваше высочество, не меньше глаз чем у Аргуса и взгляд как у Медузы Горгоны. Оскорбившись высказанным Монтрезором пренебрежением к классике, Труа-Роше и думать забыл, что описываемый им дракон стерег скорее уж его принцессу.

Монтрезор: - Вот видите, монсеньор, виконт о вас подумал! – расхохотался Монтрезор. – Шучу, шучу, - он поднял руки вверх, предупреждая возмущение Труа-Роше, да и принца тоже.- Ваше Высочество, прошу меня простить. Поклонившись герцогу, молодой человек уселся на подоконник, и, болтая ногой, деланно задумчиво уставился на шевалье де Бруйе. - А что, шевалье, эта тетушка – в самом деле, такое ужасное существо? Вы уже успели познакомиться? Завидую вашей предприимчивости, - продолжил Клод, дурачась. Долгое пребывание в серьезном настроении для графа было несвойственно. – И что, пожилую мадемуазель действительно стоит бояться? А я то надеялся, она похожа на племянницу… Между прочим, монсеньор, - он подмигнул Месье, - чудесная девушка!

Gaston d'Orleans: - И как я сразу не подумал, - с некоторой досадой на собственную несообразительность и гораздо большим неудовольствием от самого факта протянул герцог, - что двух девиц вряд ли отпустят без присмотра. Значит, мне достается самая незавидная роль – общение со старой девой вряд ли будет... интересным. Сомневаюсь, что при близости Медузы Горгоны, - принц кинул взгляд на виконта, – я получу наслаждение от представления. Разве что подобрать ей жертву… - Гастон уже начал перебирать в уме, кому бы поручить неожиданную гостью, но новая мысль весьма позабавила Месье. Он вспомнил содержание пьесы, к написанию которой весьма основательно приложил руку, и ехидно ухмыльнулся. - Что ж, довольно забавно будет понаблюдать за милейшей старой девой, - еще один взгляд в сторону шевалье де Бруйе, - когда она поймет, о чем именно пойдет речь.

Анри де Труа-Роше: Оскорбленное достоинство виконта не могло перенести еще и насмешек над обстоятельствами его знакомства с его дамой сердца. – Мадам баронесса, между прочим, вдова, – отозвался он, вкладывая в эти два слога столько смысла, что его собеседники вряд ли смогли бы не вспомнить все приписываемые вдовам достоинства, они же недостатки. – Если милейший граф ей об этом напомнит, то тетушку можно и дома оставить. И ваше высочество в обиде не останется, и мадам де Ланселла, я уверен, охотно еще и за кузиной приглядит. Труа-Роше выдавил из себя еще одну улыбку и принялся стряхивать с рукава своего камзола несуществующую пылинку.

Монтрезор: - Я очень надеюсь, что мадам баронесса помнит о своем вдовстве, - хмыкнул де Монтрезор, - и приглядит за родственницей более, чем охотно. Только уж очень сомнительно, чтобы означенный стоглазый Аргус оставил вашу красавицу под присмотром молоденькой вдовы. Клод взглянул на принца и снова рассмеялся. - И быть нам испепеленными! – торжественно провозгласил он. – Или что там, с этой Медузой? Превращенными в камень?.. А ведь жертвой, несомненно, падете вы, виконт, - граф продолжил поддразнивать Труа-Роше. - Пенять в чем-то Его Высочеству никто не посмеет, а я… - он сделал невинное лицо, захлопал ресницами не хуже жеманящейся девушки и сладко пропел: - я ведь такой славный юноша!

Gaston d'Orleans: Его Высочество задумался. Настолько крепко, что пропустил мимо ушей представление Монтрезора. - Баронесса де Ланселла, баронесса де Ланселла, - принц пытался поймать ускользающую мысль и наконец ему это удалость. Он недоуменно и одновременно с подозрением посмотрел на веселящегося графа, а затем перевел взгляд на виконта и, не обращаясь ни к кому конкретно, осведомился. - Позвольте, господа, а когда же скончался барон де Ланселла? Мне кажется, что я его совсем недавно видел в Лувре.

Анри де Труа-Роше: Виконт на мгновенье стиснул кулаки – даже мысленно объясняя самому себе, что день, начавшийся с убийства, к остротам совершенно не располагал, он все же смутно сознавал, что словесные дуэли получались у него плохо, то ли дело легкий флирт! К счастью, его высочество не поддержал Монтрезора, и Труа-Роше мог бы с чистой совестью пропустить шутку графа мимо ушей, если бы она не задевала его за живое. – Дворяне мрут прямо как на войне, – глубокомысленно произнес он. – Даже непонятно, зачем нам ехать куда-то под Ларошель, когда можно и здесь подохнуть. Может, ваша дама сама мужа и отравила, дорогой граф? Никакого барона де Ланселла он не помнил, но мало ли в Париже дворян?

Монтрезор: Клод поперхнулся от возмущения: - В уме ли вы, сударь?! - он даже соскочил с подоконника. – Или вы так впечатлились обилием убийств, что уже не соображаете, что несете? Одно дело – болтать ни о чем и помаленьку злословить от скуки, и совсем другое – обвинить за глаза даму в преступлении. Даже если бы эта дама не была прелестной Мартиной. Барона де Ланселла Монтрезор не помнил тоже, но честным образом полагал, что старикану было лет сто.

Gaston d'Orleans: Принц на секунду застыл в нерешительности - измышления виконта были забавными, потому требовали некоторого поощрения, но Монтрезор являлся, пожалуй, одним из тех немногих, к кому Гастон испытывал некоторую слабость... в той степени, на какую он вообще был способен. Да и невнимания к собственным словам тоже не стоило спускать с рук, поэтому герцог, упрямо выпятив вперед подбородок, повторил: - Если баронесса и вдова, то стала таковой совсем недавно! Понятное дело, что баронов много, всех не упомнишь, - не замечая, что сказанное звучит несколько... неделикатно, Гастон горделиво задрал голову вверх, отчего его подбородок выдвинулся еще сильнее, - но этот гасконец... он производил столько шума. Неужели вы не помните? - Гастон посмотрел на графа. - Смуглый такой, говорливый... - и, кивнув в сторону Труа-Роше, добавил, - почти как наш дорогой виконт.

Анри де Труа-Роше: – Да шучу я, шучу! Неожиданная вспышка Монтрезора настолько поразила виконта, что он чуть не начал заикаться – не от страха, само собой, но от неожиданности. Даже заметив, сколь сильное впечатление произвела на его приятеля провинциальная баронесса, Труа-Роше все же совершенно не ожидал от графа, что тот вдруг станет вести себя как рыцарь без страха и упрека – с его-то острым языком, от которого пострадала уже не одна дама! Как свойственно людям подобного склада, под влиянием слов принца мысли молодого человека тут же перенеслись на другую тему, связанную с услышанным лишь самой тоненькой ниточкой: молчунам в обществе его высочества делать было совершенно нечего. – Мало ли кто о чем разговаривает? – продолжил он. – Вот я вчера сел играть, зашел разговор о прекрасной Львице, я и не заметил, как не ту карту сбросил.

Монтрезор: - Львице?... – слова Труа- Роше сбили графа с толку, и, с недоумением посмотрев на виконта, он обратился к принцу: - Нет, монсеньор, говорливее нашего дорогого виконта быть невозможно: ход его мысли зачастую так изысканно прихотлив, что мой слабый ум не в состоянии уловить саму мысль. Правда, возникают сомнения: а была ли она. Удивляясь самому себе, Клод чувствовал, что злится… - Я помню того старика, - продолжил он, - но разве это был де Ланселла? Что-то я сомневаюсь, чтобы он мог приехать в Париж, оставив юную жену в провинции. А между тем, баронесса всего второй день в столице.

Gaston d'Orleans: - Львице? – невольно выступив эхом Монтрезора, озадаченно приподнял брови Гастон, но тут же отвлекся от темы. - Да этот барон совсем нестарый, - продолжил он гнуть свою линию, - и я его довольно часто видел при дворе своей матушки, - смутные воспоминания приняли отчетливые очертания и теперь принц был полностью уверен, что неоднократно встречал супруга таинственной мадам де Ланселла. – Типичный гасконец, - хмыкнул в довершение он и, пренебрежительно махнув рукой, добавил. – Впрочем, какое мне до того дело? Месье вновь перевел взгляд на перстень и, в глубине души довольный небольшой стычкой между придворными, - все-таки какое-никакое развлечение, - деланно недовольно пробормотал: - Однако, господа, остыньте! – и, покосившись на Монтрезора, озадаченный столь сильной реакцией графа, добавил. – Да… Мне будет очень интересно посмотреть на баронессу.

Анри де Труа-Роше: Труа-Роше воззрился на Монтрезора с недоумением, граничащем с обидой – граф был явно не в духе, и оставалось только гадать, с чего это у него испортилось настроение. – Мадемуазель Поле, – пояснил он с легким пренебрежением, коего не могла не вызвать у завсегдатая салона мадам де Рамбуйе подобная неосведомленность. – Вы же знаете мадемуазель Поле, ваше высочество. В этот момент виконт неожиданно вспомнил, что одним из самых преданных поклонников Львицы был какой-то гасконский барон, идеально подходивший под данное принцем описание – но вот как его звали?

Монтрезор: - Вы правы, монсеньор, ну его ко всем чертям, этого барона. Тем более, он уже умер.- поморщился Монтрезор, досадуя на собственную вспышку. Ну кто обижается на Труа-Роше! Вот теперь он какую-то мадемуазель припомнил… Клод решил поддержать разговор. - Мадемуазель Поле? Это такая долговязая, вся в пудре, все время норовит говорить стихами и трагически заламывать руки?

Gaston d'Orleans: - Не совсем, дорогой граф, не совсем... мадемуазель Поле весьма недурна... - Гастон стал задумчив, образ интересной дамы мелькнул и рассеялся, как дым. Интерес к событиям, замешанный на толике страха и изрядной доле любопытства, не давал Его Высочеству сосредоточиться. - Вы меня совсем запутали, господа, - капризно протянул юноша, - убийства, несостоявшиеся дуэли и прочие радости жизни... Одно развлечение - сегодняшнее представление... Да и то пройдет под бдительным оком старой девы. Принц демонстративно возвел взгляд к потолку и, всем своим видом выражая неодобрение, покачал головой.

Анри де Труа-Роше: – Недурна, и вы это о мадемуазель Поле! – вскричал Труа-Роше, до глубины души потрясенный столь снисходительным описанием одной из самых ярких звезд «голубой гостиной». Овладевшее им возмущение властно требовало выхода, и, как хороший придворный не смея обратить свой гнев на принца, он не замедлил излить его на графа. – Кстати, этот барон де Ланселла имеет честь быть в ее свите, и вовсе он не умер и даже не стар. Сорок лет от силы, не правда ли, ваше высочество? Образ, нарисовавшийся перед его внутренним взором, был не особо приятен, и виконт почти готов был простить баронессе желание быть вдовой. – Мы несомненно увидим его сегодня вечером, – чуть поразмыслив, добавил он, – не могу представить себе, чтобы такой завсегдатай салонов пропустил новую пьесу, особенно такую пьесу.

Монтрезор: - Да что вы, в самом деле! – воскликнул Клод, удивленно глядя на Труа-Роше и уже не зная, злиться ему или смеяться. – Вы серьезно полагаете, что баронесса не помнит, жив ли ее муж, и ее кузина тоже ничего об этом не знает? Сам Монтрезор прекрасно помнил, как Мартина рассказывала о съеденных мышами мемуарах покойного мужа, который принадлежал к свите покойного же короля. - Вы ошибаетесь, Ваше Высочество, вечер обещает быть потрясающе интересным! Где еще мы сможем лицезреть призрак барона де Ланселла в обществе несравненной мадемуазель Поле? Интересно, - граф потер подбородок, - а призраки ревнивы? Надеюсь, нет, раз он сам ухлестывает за девицами.

Gaston d'Orleans: Пряча смешинки в уголках губ, что, впрочем, у него не очень-то хорошо получалось, Гастон принялся рассуждать. - Итак, что нас сегодня вечером ждет... Во-первых, само представление, - не выдержав, молодой человек ухмыльнулся и с ехидцей добавил, - хотя, похоже, самое интересное будет не на сцене, во-вторых, знакомство с вдовой барона, которая вроде как и не вдова, - Месье согласно кинул Труа-Роше и с долей сочувствия посмотрел на Монтрезора. - Во всяком случае, мне кажется, что я не так давно видел ее супруга живым и здоровым... - и, вспомнив речи предполагаемого барона де Ланселла, принц хмыкнул. - Разве что призраки стали невероятно общительны... В-третьих, юная мадемуазель де Тревиль и, в-четвертых, - здесь молодой человек издал тяжкий вздох, - не самая юная дама... Он запрокинул голову и весело расхохотался, ситуация на самом деле была достаточно забавной. - Я уже и не знаю, чего хочу больше - увидеть призрак барона, увивающегося вокруг мадемуазель Поле, - Гастон понизил голос и замогильным шепотом произнес, - и одновременно пытающегося отогнать графа от своей супруги, или его же в добром здравии. В последнем случае я ни за что не пропущу выражение лица мадам де Ланселла, - и, бросив взгляд на Монтрезора, про себя добавил, - и ваше, мой друг.

Анри де Труа-Роше: – Если вы обвиняете меня во лжи… – начал было виконт, когда его прервали. Намеренно или случайно принц свел начинавшуюся ссору к шутке, и Труа-Роше принял достойный выход из сложившегося положения с чувством весьма схожим с благодарностью: в отличие от более молодых дворян из свиты герцога Орлеанского он никогда полностью не забывал о печальной судьбе Бутвиля. Откровенно говоря, облегчение его было достаточным, чтобы полностью погасить разгоревшееся в его душе пламя и вызвать у него что-то вроде сочувствия к несчастной жертве Эрота. – Может, это пасынок баронессы? – миролюбиво предположил он. – Никак не мог дождаться смерти отца, начал называться его титулом раньше времени? Не питая к своему родителю предписанных Священным Писанием чувств, он вполне мог понять самозванного барона… или самозванную вдову, не желавшую, чтобы живой муж мешал ей наслаждаться визитом в столицу.

Монтрезор: - Хорошо бы пасынок! – рассмеялся Монтрезор. – Ну в самом деле, что делать с призраком? Вот я ему не понравлюсь… Дело может дойти, страшно сказать, до дуэли, - и что? В самый интересный момент он может развеяться, и снова я останусь в дураках. Нет уж, хватит с меня неявившегося князя! Клод прошелся по комнате и задумчиво посмотрел в окно. - Кстати, монсеньор, до спектакля еще бездна времени…

Gaston d'Orleans: - Кстати, о князьях, - оживился было Гастон, но вдруг передумал. Он бросил взгляд в сторону шевалье де Бруйе и, почему-то не желая, чтобы тот слышал рассказ Монтрезора, подхватил начатую графом тему. - Действительно, времени много, но я не представляю, чем заняться. Еще немного, и я просто умру от скуки! - принц картинно повел плечами и хмуро добавил. - Безо всяких покушений.

Анри де Труа-Роше: – Не знаешь что делать, пойди к женщине, – хохотнул виконт и, неожиданно сообразив, как великолепно может пошутить, продолжил: – Вы могли бы навестить вашу матушку, ваше высочество. Или вашу невестку. Последнее предложение было добавлено дабы смягчить шутку, и Труа-Роше даже не задумался о проекте выдать Анну Австрийскую за Гастона, ставшем одной из причин, по которым потерял голову Шале.

Монтрезор: Граф невольно прикусил язык. Из всех возможных шуток Труа-Роше выбрал самую «остроумную». В самой дикой фантазии Монтрезор не мог себе представить визит к Ее Величеству королеве-матери в качестве веселого развлечения. Впрочем, комментировать это предложение не стоило, да и, в конце концов, Месье в самом деле был привязан к матери. В связи с этим (или без всякой связи) Клод вспомнил про так глупо потерянное письмо и связанное с ним еще одно предстоящее им с принцем сомнительное «развлечение», что заставило его невольно нахмуриться. Положа руку на сердце, от похода в монастырь св.Женевьевы он бы отказался, но законы дружбы (и службы, что немаловажно) диктуют свои правила…

Gaston d'Orleans: Шутка Труа-Роше была довольно сомнительной и не ясно, как бы Месье на нее отреагировал, если бы виконт нечаянно не угадал мысли Его Высочества. - Пожалуй, у меня есть поинтереснее кандидатура, - нанеся таким образом оскорбление августейшим особам, но даже не заметив этого, протянул юноша и, хищно облизнувшись, пояснил, - малютка Гонзага весьма мила, не так ли? - и, подмигнув Монтрезору, добавил. - А перед спектаклем я бы с удовольствием прогулялся... по святым местам.

Анри де Труа-Роше: – По святым местам?! – Вытаращенные глаза и приоткрывшийся в изумлении рот придали виконту неоспоримое сходство с вытащенной на сушу рыбой. – Ваше высочество, что вы такое говорите? Он перевел недоверчивый взгляд на Монтрезора, без слов умоляя того либо прояснить ситуацию, либо помочь ему вовремя исчезнуть. И хотя его собственные планы на вторую половину дня также включали посещение некого аббатства, ему и в голову не пришло, что подобным образом принц говорит о предстоящем тайном сборище.

Монтрезор: - Да, маленькая принцесса очень хорошенькая, - глубокомысленно отозвался Монтрезор, и, глянув на Труа-Роше, невольно рассмеялся. - Ну конечно, по святым местам, - изрек он, придав своему лицу самое постное выражение, - Разве вы не знаете, виконт, что прогулки по святым местам очень полезны? Вот я, например, предаюсь этому благочестивому занятию с самого раннего утра. – Граф заговорчески улыбнулся Месье. - Вы желаете осчастливить своим визитом принцессу де Невер, Ваше Высочество?

Gaston d'Orleans: При взгляде на Гастона сложно было бы догадаться, что несколько минут назад он маялся от скуки. Глаза принца горели настолько ярким огнем, что даже посторонний человек понял бы, что Его Высочество переполняют эмоции... Что же касается приближенных, то им, как людям знающим, оставалось лишь молиться за то, чтобы переполняющую энергию юноша направил в мирное... или, хотя бы, не самое авантюрное русло. - Да, думаю, я нанесу ей визит, - принц прошелся по комнате и, бросив взгляд на Труа-Роше, громко расхохотался. - Закройте рот, виконт. Неужели вас так удивляет мое стремление к богу? После этой фразы Гастон принял такой вид записного святоши, который сделал бы честь даже члену ордена картезианцев.

Анри де Труа-Роше: Виконт вздохнул с таким облегчением, будто только что и правда задыхался. Принцессу де Гонзага он видел пару раз в салоне мадам де Рамбулье, но небогатый виконт, пусть даже и принадлежащий к свите Месье, это не тот человек, которого представят в числе первых столь высокорожденной дебютантке, а потому все, что он мог припомнить, это импозантную фигуру мадам де Гиз. – Это может быть прелюбопытно, ваше высочество. По слухам, Комбалетту оскорбили как раз при ней. Однако сомневаюсь, что она расскажет об этом кому-либо кроме наследника престола. Разумеется, виконт не может просто так сказать принцу, что у него есть свои дела и он не может сопровождать его к прекрасной принцессе. Но даже виконт де Труа-Роше может попытаться отыскать причину для принца отправиться с визитом одному.

Монтрезор: Клод невольно напрягся, заметив знакомый огонь в глазах принца. Он был неизменным участником сомнительных эскапад Его Высочества, зачастую самим графом и затеянных, ему не раз приходилось отговаривать Месье от совсем уж безумных выходок, и кому, как не ему, было знать, насколько сложно, почти невозможно было отвлечь герцога Орлеанского от идеи, казавшейся тому привлекательной. Интересно, с чего принц вдруг вспомнил мадемуазель де Гонзага, особу, вне всякого сомнения, весьма приятную внешне, но… Монтрезор недолюбливал дебютанток… - Осмелюсь спросить, монсеньор, а когда ее высочеству удалось привлечь ваше внимание? И… - он с удивлением посмотрел на виконта. – Причем здесь мадам де Комбале?

Gaston d'Orleans: - А разве много времени нужно, чтобы обратить внимание на хорошенькую девушку? - ответил вопросом на вопрос Гастон, но все-таки пояснил. - Вчера, во время игры. Несмотря на то, что, заботами матушки, вечером у герцога было достаточно причин для размышлений, он не мог не обратить внимание на новое… личико... если, конечно, то принадлежало не старой грымзе, а юном симпатичной особе. - Кстати, виконт, - повернулся он в сторону Труа-Роше, - юная принцесса вела довольно дружескую беседу с той самой мадемуазель, утренний визит к которой так вас задержал. Последние слова принц процедил сквозь зубы, но новая, смутно забрезжившая где-то на задворках сознания, идея вновь отвлекла Его Высочества от непростительного промаха его придворного.

Анри де Труа-Роше: Виконт взглянул на графа с неподдельным сочувствием: не знать того, о чем судачит весь Париж! Однако просветить приятеля он так и не успел – вызванные его высочеством воспоминания о происшедшем вчера на балконе отвлекли его, и на его губах возникла чуть фатоватая улыбка. – В самом деле, ваше высочество? Значит, мадемуазель де Тревиль дружна с мадемуазель де Гонзага? Душа виконта воспарила в небеса при этом новом доказательстве того, что он правильно выбрал невесту, в своих мечтах Труа-Роше уже видел себя за дружеской беседой с юной принцессой, и мысль о злобных взглядах ненавистных салонных завистников вызвала у него мстительную усмешку.

Монтрезор: На карточной игре внимание Монтрезора было слишком занято Мартиной, чтобы ему запомнились иные хорошенькие девицы. Однако у дочери капитана королевских мушкетеров и впрямь были неплохие связи… «Ну да Бог с ней», - подумал граф, перед мысленным взором которого снова возникло живое и очаровательное личико баронессы, - «Все равно мадам де Ланселла куда как лучше». Идея принца с визитом к принцессе де Гонзага отчего-то внушала молодому человеку безотчетную тревогу, но он счел, что поход в дом мадемуазель де Невер должен оказаться для Его Высочества более безопасным, чем просто прогулка по улицам. Если вчера было действительно покушение… Да, без всякого сомнения, это безопаснее, какую бы каверзу не выдумал Месье… - Ваше Высочество желает, чтобы вас сопровождали? – граф слегка поклонился Гастону, решив, что смущает его все же не сам визит, а этот воистину дьявольский огонек в глазах принца.

Gaston d'Orleans: По губам принца скользнула легкая усмешка: - Полноте, граф, уж с визитом к даме я могу справиться и сам, - выражение лица Гастона приняло хищное выражение... - А там посмотрим... Он повернулся в сторону Труа-Роше, мечтательный вид которого вызвал у Его Высочества новый приступ веселья, и, слегка ехидничая, подтвердил чаяния младшего конюшего. - Похоже что дружны. У вас недурной вкус, дорогой виконт. Надеюсь, и юная мадемуазель не осталась равнодушной к вашему обаянию, - и, повернувшись к Монтрезору, еще раз тому подмингнул.

Анри де Труа-Роше: Виконт непроизвольно подкрутил ус, но вслух все же решил выказать некую осторожность – мало ли как поведет себя этот напыщенный гасконец, ее отец? – Мои войска уже приступили к осаде, ваше высочество, но крепость кажется неприступной, и гарнизон полон решимости сражаться до последней капли крови. – Тут нарисованная им самим картина всецело завладела вниманием Труа-Роше, и он самозабвенно продолжил, уже не беспокоясь, насколько его пышные метафоры выдерживали сравнение с реальностью, – Но я уже заложил подкоп под северную стену, фашин у нас вдосталь, и я не отступлюсь, пока ключи от города не окажутся в моих руках. Молодой человек топнул ногой и приосанился.

Монтрезор: - Бедный гарнизон! – рассмеялся Монтрезор. – Помилуйте, виконт, да какая девушка выдержит подобный натиск? Вы бы, что ли, пожалели бедняжку… Сегодня утром он что-то не заметил, чтобы мадемуазель де Тревиль благоволила к шевалье де Бруйе. Скорее уж, «крепость» была во всеоружии. Внезапная идея зажгла озорные искорки в серых глазах графа. - А в самом деле, монсеньор, - обратился он к принцу, - Если господин де Труа-Роше так жаждет жениться, может, поможем ему в этом?

Gaston d'Orleans: - Вот теперь я узнаю вас, друг мой, - обрадовался Гастон, увидев шальные огоньки в глазах Монтрезора. Все воспоминания о разного рода проблемах моментально померкли перед возможным приключением и, даже не удосуживаясь уточнить, что именно имел шевалье де Бурдей под помощью, Месье повернулся к виконту. - Вы же просто жаждете жениться? - в голосе принца прозвучали нотки, явственно указывающие, что даже если Труа-Роше только подумывал о возможности брака, то это та мелочь, которая не будет принята во внимание. Ничто не могло удержать Гастона в его стремлении к развлечениях.

Анри де Труа-Роше: Не раз и не два видел виконт это выражение на лице его высочества, и всякий раз оно предвещало новое приключение для его свиты – и неприятности для кого-то другого. Молодому человеку даже не пришло в голову, что в этот раз «другим» мог оказаться он сам. – Мечтаю, ваше высочество, – с широкой ухмылкой заверил он принца. – Не знаю даже, как я дожил до этого момента холостяком.

Монтрезор: Не то, чтобы у Монтрезора был план… Просто за виконтом забавно было наблюдать. На какое-то мгновение у Клода мелькнула мысль, что шутка с участием благородной девицы – занятие не самое достойное. Ну да мало ли их было, не самых достойных занятий. В конце концов, мадемуазель де Тревиль на дурочку не походила, да у нее были и отец, и тетка – было кому о ней позаботиться. Отогнав этими рассуждениями нечто, напоминающее уколы совести, граф лениво потянулся. - Ну что ж, виконт, мечтам должно осуществляться…

Gaston d'Orleans: - Итак... - лениво протянул принц, всем своим видом выражая истому, и только нехороший блеск в глазах показывал, сколь обманчива эта расслабленность, - у нас есть два пути: ничем не интресное сватовство... Кстати, виконт, что скажет капитан де Тревиль? Или... или, - Гастон в предвкушении потер ладонью о ладонь, - мы возьмем крепостью штурмом.... И вручим вам ключи от города. В отличие от Монтрезора, у Месье не возникло даже тени сомнений в том, что подобная шутка была бы хороша с какой-нибудь субреткой, но никак не с благородной девицей. Он подошел к шевалье де Бруйе и с тем же дружелюбным видом, с которым он обычно общался с графом, хлопнул конюшего по плечу.

Анри де Труа-Роше: Дружеская улыбка принца согревала душу не хуже бившего в раскрытое окно жаркого июльского солнца, и Труа-Роше чуть не зажмурился от удовольствия, как деревенский кот на завалинке. – Мою принцессу охраняет дракон, – напомнил он, смешивая свои метафоры. Признаться, мысли, созвучные сомнениям Монтрезора, закрались и в голову виконта, но были оттуда быстро изгнаны. Утешая себя тем очевидным, пусть и не вполне соответствующим истине соображением, что он, человек взрослый, всегда может положить конец затее молодых шутников, Труа-Роше выжидающе взглянул на своего покровителя.

Gaston d'Orleans: - Предоставьте это мне, - тем же дружеским тоном отозвался Гастон, одновременно слегка подталкивая Труа-Роше к выходу. Никогда еще принц не улыбался младшему конюшему с такой сердечностью и, более того, оказал ему честь, которой нечасто удостаивался даже Монтрезор, самолично проводив виконта до двери. Дождавшись того, чтобы за блаженно улыбающимся шевалье де Бруйе закрылась дверь, Месье с довольным видом повернулся в сторону графа и, усмехаясь, произнес: - А теперь, друг мой, я расскажу вам, что именно мы с вами сделаем... Эпизод завершен



полная версия страницы