Форум » Люксембургский дворец » Карточная игра. Гасконцы это почти баски. 16 июля, половина десятого вечера » Ответить
Карточная игра. Гасконцы это почти баски. 16 июля, половина десятого вечера
Mirabel:
Ответов - 20
Mirabel: Об Испании и Лотарингском Доме Гримаса раздражения искривила губы дона Диего, когда его взору предстала бестолковая сумятица карет у парадного входа, в которой совершенно невозможно было найти посольский экипаж. Однако мгновеньем позже черты его разгладились, когда неприметная фигура Домингеса торопливо отделилась от ближайшей стены и поспешила к своему господину. – С позволения вашей милости я распорядился, чтобы карета ждала в стороне, – почтительно произнес секретарь, чей низкий поклон сумел совместить извинение и указание, в каком направлении следует проследовать посланнику. Дон Диего молча кивнул, и оба испанца неторопливо спустились по широким ступеням.
Шарль д`Артаньян: С Вашего позволения, мы потом с Атосом обсудим, как так вышло, что мы разделились. Д’Артаньян явился к Люксембургскому дворцу, когда сумерки над Парижем окончательно сгустились. Расстроенный, злой как три десятка чертей, и при всем этом пребывающий в угнетенном состоянии – воистину, худшего времени для разговора с Мирабелем гасконец выбрать не мог. Но так сложились звезды, и гвардеец шагал к Пале-Люксембург, понемногу обретая святую уверенность в том, что он опоздал, и посланника во дворце уже нет. Предусмотрительно держась в тени и избегая немногочисленных прохожих, д‘Артаньян окольными путями пробрался к главному входу во дворец и убедился в том, что сделал это зря. Мелькающие красные плащи наводили на мысли о каменных стенах Бастилии. После известия о смерти Констанции возможное заключение уже не казалось гасконцу чем-то ужасным, но у него оставались обязательства перед друзьями, избавиться от которых так просто он не мог, да и, пожалуй, не хотел. Негромкая испанская речь привлекла внимание д’Артаньяна, когда гасконец почти придумал, как с помощью чужой кареты отвлечь внимание стражи у главного входа и пробраться во дворец. Если бы королевский гвардеец подумал еще немного, он бы оставил мысль о гасконаде и отправился искать другие входы в Пале-Люксембург, охраняемые не столь тщательно, но задуматься об этом он не успел. Прежде, чем дон Диего проследовал к своей карете, у него на пути выросла тень с откровенно гасконским профилем, и с подчеркнутой грацией недавнего провинциала, все еще пытающегося обрести парижский лоск, отвесила короткий поклон.
Mirabel: Внезапное появление незнакомца исторгло из груди секретаря легкий вскрик, тут же подавленный – бояться в двух шагах от ярко освещенного дворца было явно нечего. Дон Диего, чья рука в первый момент дернулась к эфесу шпаги, позволил себе легкий смешок и ответил на поклон гасконца учтивым наклоном головы. – Добрый вечер, кабальеро. Маркизу не потребовалось и пары секунд, чтобы понять, откуда д’Артаньяну было известно, где его искать, и он мысленно призвал громы и молнии Зевеса на головы всех женщин, не умеющих держать язык за зубами. Оставалось надеяться, что причина, вынудившая юношу ожидать посланника у Люксембургского дворца, вызовет интерес и у самого дона Диего.
Шарль д`Артаньян: - Не такой уж добрый, - негромко отозвался д’Артаньян с непривычной для гасконца сдержанностью. Предыдущая встреча с маркизом породила куда больше вопросов, чем ответов, и д’Артаньян, не успевший разобраться еще с прежними загадками, уже предчувствовал появление новых. Да полно, захочет ли Мирабель вообще его слушать. Впрочем... Если не захочет – не станет ли это доказательством его причастности к смерти Эскано?.. – Приветствую вас, господа. Ваша светлость, вы сможете уделить мне несколько минут для разговора?
Mirabel: На мгновенье в душу дона Диего закралось подозрение, что до гасконца уже дошли вести о гибели его возлюбленной и ему неведомым образом удалось узнать, кто стоял за ее убийством, но он тут же отбросил эту нелепую мысль. Видит Бог, положение д’Артаньяна было достаточно серьезным, чтобы объяснить нынешнюю угрюмость молодого человека, столь отличную от его вчерашнего поведения. – Я к вашим услугам, сеньор, – ответил он. – Сеньор Домингес, потрудитесь, прошу вас, обождать в карете. Духота раннего вечера сменилась предгрозовой свежестью, и маркиз не без оснований предполагал, что его нежданный собеседник также предпочтет прогулку тесной жаре экипажа.
Шарль д`Артаньян: Гасконец даже не успел толком придумать, с чего начать разговор. Все его мысли занимали не столько проблемы ныне покойной испанской шпионки и ее покровителя, сколько судьба Констанции. Но ей, мертвой, уже ничем не помочь, а вот живые друзья нуждались в помощи, и д’Артаньян, откашлявшись, глухо произнес: - Ваша светлость, вам знакомо имя Эскано? На всякий случай гасконец приготовился к самой неожиданной реакции маркиза. Сильные мира сего иногда болезненно воспринимают чужую осведомленность о некоторых их делах и связях, а дело испанки было слишком запутанным, чтобы можно было быть уверенным хоть в чем-то.
Mirabel: Только многолетний опыт посла не позволил испытываемому им изумлению отразиться на его лице, но ответить сразу он не решился. Что могло связать юную дурочку, которую он попросил забрать у мадам Пикар платье опальной герцогини де Шеврез, и молодого гасконца? С некоторым запозданием дон Диего вспомнил, что так и не получил известия об успешно выполненном поручении. – Вы говорите о крестнице ее величества? – спросил он, выигрывая несколько лишних мгновений на размышление. Следовало ли тут же говорить, что сеньорита Эскано вбила себе в голову, что она шпионка, и упоминать о вчерашнем скандале в галерее Лувра? – Если я не ошибаюсь, она служит его высокопреосвященству, а я недостаточно хорошо отношусь к измене, чтобы искать ее общества. А почему вы спрашиваете, сеньор?
Шарль д`Артаньян: «Ах, Эскано, оказывается, еще и крестница королевы...» - с некоторой оторопью подумал гасконец, добавляя к разрозненной мозаике своих догадок новый кусочек смальты, места для которого пока не видел. – «Служила Ришелье?.. Испанская шпионка, служившая Его Высокопреосвященству?..» Продолжать разговор на эту тему с Мирабелем было просто опасно. Смерть девушки могла оказаться полезна испанскому посланнику, и никто не мог бы поручиться, что маркиз не принимал в этом деле живейшего участия. - Сущая безделица, - буркнул гасконец. – Помнится, во время нашего прошлого разговора вы упоминали неких «общих друзей», которые имеются у нас с вами. Я был бы весьма вам благодарен, если бы вы просветили меня насчет их имен.
Mirabel: Дон Диего с трудом удержался от легкой улыбки, а мгновеньем позже решил, что улыбаться было нечему: юноша, несомненно, хитрил. Знать сеньориту Эскано ему было неоткуда, не был он вхож в круги, где он мог бы случайно свести с ней знакомство, да еще столь близкое, что столь неглупый молодой человек счел бы, что испанскому посланнику его рекомендовала она. С другой же стороны, слухи об оскорблении, которое донья Селена нанесла племяннице кардинала, должны были уже распространиться… да и полно, не упоминала ли она, что одним из невольных свидетелей этой сцены был какой-то мушкетер, собиравшийся даже вывести ее из Лувра? Не вздумал ли гасконец искупить свою вину перед кардиналом с помощью одного знакомого маркиза? – Если вы когда-нибудь порекомендуете мне одного из своих друзей, сеньор д’Артаньян, – мягко сказал он, – возможно, вы тоже не захотите, чтобы я называл ваше имя. Могу я спросить, что заставило вас искать встречи со мной в такое время и в таком месте? Как бы ни велик был соблазн избавиться от юноши немедленно, уже тысячу раз проклятое маркизом любопытство взяло верх.
Шарль д`Артаньян: - Я хотел задать вам один вопрос... Вы ответили на него с такой полнотой, на какую я и рассчитывать не мог, благодарю вас. Д’Артаньяна так и подмывало выложить все, что он узнал за прошедшие несколько часов. Хотя бы для того, чтобы посмотреть на выражение лица собеседника. Но, как уже упоминалось, реакция маркиза могла оказаться весьма неожиданной. Со свойственной гасконцам самонадеянностью д’Артаньян не сомневался, что успеет заколоть испанца быстрее, чем Мирабель расправится с ним, но в этом случае непременно поднимется шум, который никак не мог сыграть на руку беглецу.
Mirabel: Глаза маркиза сузились. Доверчивость не особо помогает в дипломатический карьере, и дон Диего был куда более склонен к излишней подозрительности. Ответ юноши прозвучал почти насмешкой, но столь велика была разница между послом его католического величества и молодым гвардейцем из самой бедной французской провинции, что маркиз даже не воспринял его как оскорбление. – Рад был оказаться вам полезен, – спокойно сказал он. Прямой вопрос не вызвал у гасконца приступа разговорчивости, и дон Диего, пусть и мысленно признавая свою ошибку, сменил тактику с фатализмом человека, не рассчитывающего ни проиграть ни выиграть в результате беседы.
Шарль д`Артаньян: - Но при всем этом я вернее разделил бы вашу радость, если бы ваши слова менее походили на загадку, - с некоторой досадой промолвил шевалье. Продолжать раскланиваться с испанским послом можно было бы до бесконечности и безо всякого результата, поэтому Шарль решил сыграть по собственным правилам, не давая собеседнику облачиться в чопорность и холодность, как в доспех, который ему самому носить было бы вовсе не под силу. По мнению гасконца, крестница Ее Величества вполне могла получить просьбу отправиться за платьем для подруги Ее Величества. Но это все равно не объясняет, почему ее убили, да еще так странно. Платье... В чем же дело? В платье, в том, что девушку приняли за Шеврез, или убийца метил именно в Эскано? После слов маркиза можно предположить последнее, но... Неужели девушку нельзя было убить в другом, менее людном месте? Убийца торопился?.. Так и не придя ни к какому определенному выводу, д’Артаньян на всякий случай сказал: - Я, возможно, излишне навязчив. Но если вас не затруднит ответить еще на один вопрос... Может быть, вы знаете. Мадемуазель Эскано не собиралась на благотворительный бал?
Mirabel: Улыбка, игравшая на губах дона Диего, не стала шире, как бы ни забавляла его наивность, случайно или намеренно выказанная его собеседником. И в том и в другом случае, объяснять гасконцу, что нельзя узнать что-то, ничего не раскрыв, не было ни малейшей необходимости, а потому он ограничился любезным поклоном в ответ на замечание д’Артаньяна и уже намеревался заверить того в своих лучших чувствах и проститься, когда новый вопрос юноши поразил его до глубины души. Собиралась ли донья Селена на бал-маскарад? Случайное попадание, или с сеньоритой Эскано что-то случилось? Весь опыт дона Диего подсказывал ему, что бедная дурочка выложит все как на духу, окажись она перед лицом его высокопреосвященства – да и любого из его подручных. Но перед ним стоял не Рошфор и не Бутилье, а молодой гасконец, доверять которому у кардинала не было ни малейших оснований. – Не знаю, кабальеро, – ответил он с вежливым недоумением. – Думаю, что ее величество хотела бы иметь при себе свою крестницу. Но удовлетворите и вы мое любопытство, прошу вас: неужто его высокопреосвященство еще не потребовал у его величества вашей головы? Намекнув д’Артаньяну вчерашним вечером, что его дерзкое проникновение в кабинет кардинала произошло с ведома и попустительства последнего, дон Диего не без интереса ожидал, как юноша воспримет его вопрос.
Шарль д`Артаньян: - Вы, должно быть, знаете, что приказ о нашем аресте уже отдан, - спокойно заметил д’Артаньян. Не будь он так подавлен известием о смерти Констанции, он бы непременно вспылил – манеры испанца неизменно вызывали у него глухое раздражение, но сейчас все это казалось не стоящим особого внимания пустяком. - Так что у вас есть возможность оказать услугу его высокопреосвященству... – гасконец бросил взгляд на Пале-Люксембург, где у центрального входа несколько минут назад прохаживались гвардейцы в красных плащах. Д’Артаньян помолчал немного, чувствуя, как гасконская натура непреодолимо берет верх над рассудительностью. Кроме того, вопрос, каким образом Эскано связана с герцогиней де Шеврез, оставался открытым. Слова Атоса о том, что Эскано – испанская шпионка, и слова Мирабеля о том, что девушка служила Ришелье, так же слабо увязывались между собой. Впрочем, убита она явно не по приказу кардинала, иначе Его Высокопреосвященство не вел бы речи о расследовании убийства. Стало быть... Действительно двойной агент? Если Мирабель говорит правду, Эскано могли убрать испанцы. Но причем тут Шеврез и ее платье? Случайное совпадение?.. Но ведь Шеврез тоже тесно общается с испанцами... Было совершенно ясно, что перед гасконцем в лице дона Диего сейчас стоит ответ на все вопросы. Но как заставить его разговориться и самому не сказать лишнего? Д’Артаньян подумал о том, что он предпочел бы дуэль с тремя гвардейцами одновременно, и сказал: - Но в этом случае занимательная история о том, как некто перепутал двух женщин, так и останется погребенной в завалах парижских сплетен...
Mirabel: Неожиданно тяжелый взгляд дона Диего уперся в лицо молодого человека, и в его кривой улыбке не было на сей раз и тени веселости. – Вы неучтивы, сеньор, – холодно сказал он. – Сначала вы подозреваете меня в склонности к доносительству, а потом – в любви к пересудам. Здравый смысл настойчиво требовал, чтобы маркиз проигнорировал дерзость юнца и занялся вплотную «историей о том, как некто перепутал двух женщин», но в жилах дона Диего текла слишком горячая кровь, чтобы он стал прислушиваться к голосу рассудка в подобные моменты.
Шарль д`Артаньян: - Какая жалость, господин маркиз, что мы деремся в разных местах, - почти любезно улыбнулся д’ Артаньян, с наслаждением вдыхая вечерний парижский воздух. Ярость и отчаяние, сжигавшие его изнутри, властно требовали выхода. – Между тем, я ничего не говорил о доносительстве. Но если вам угодно заклеймить себя именно так... В голове гасконца промелькнула шальная мысль – не пояснить ли испанцу, что, помимо доносительства, под «оказанием услуги Его Высокопреосвященству» он имел в виду и честные ответы на его, д’Артаньяна, вопросы?.. Мысль промелькнула и исчезла. Возможно, в этом случае придется рассказывать и о бегстве из-под стражи. А маркиз, похоже, не расположен более к разговорам. Ну что ж, тем лучше... Привычно положив руку на эфес и по-гасконски гордо подняв голову, д’Артаньян ждал ответа.
Mirabel: К этому моменту на посла вновь снизошло спокойствие, и он снисходительно улыбнулся в ответ. – Как я мог забыть, сеньор д’Артаньян, что испанский язык слишком сложен для французов, – промурлыкал он. – Разумеется, предоставив вас вашей судьбе, я окажу его высокопреосвященству услугу. Не стоит упоминать ему о ней, она столь незначительна, что не стоит его внимания. Ваш покорнейший слуга, сеньор. Он прикоснулся к шляпе и направился к своей карете.
Шарль д`Артаньян: Гасконец был жестоко разочарован. Мало того, что Мирабель опять уклонился от схватки, так еще и в очередной раз изящно его поддел! Шарль, глядя в спину маркизу, лихорадочно собирался с мыслями. На ум, как на грех, ничего достойного не приходило, а слова, просившиеся на язык, если и не означали дословно, то подозрительно напоминали по смыслу примитивное "Сам дурак." Выразить эту мысль явно требовалось как-то иначе, желательно придав короткой реплике как можно более глубокий смысл, иначе д’Артаньян рисковал остаться смешным даже в собственных глазах. А что может быть ужаснее для гасконца? Только остаться смешным в глазах дамы. Но Мирабель, слава Всевышнему, не дама, а следовательно… Постаравшись отрешиться от личности дона Диего, и вспомнив о своих подозрениях о том, кто подослал убийц к Эскано, д’Артаньян холодно бросил в спину посланнику: - Доброй ночи, сеньор. Вы совершенно правы – что такое для Его Высокопреосвященства голова простого гасконца? Голова испанского гранда куда ценнее.
Mirabel: Дон Диего не мог не услышать прощальных слов молодого человека, но даже не повернул головы. Смешная угроза от двадцатилетнего гасконца без связей, без состояния и в двух шагах от ареста. Если его высокопреосвященство собирался его использовать, то разве что как подсадную утку, и он, маркиз де Мирабель, едва не попался в эту ловушку. Проклятье, неужели придется искать новых людей в Пале-Кардиналь? Бросил последний взгляд на предгрозовое небо, он с облегчением откинулся на бархатные подушки кареты и приказал: – Домой. «Игра в кости на раздевание…» Прошу администрацию помочь мне подкорректировать отыгрыши в эпизоде – когда мы с герцогиней его писали, на дождь еще и намека не было.
Шарль д`Артаньян: Д’Артаньян проводил взглядом удаляющийся экипаж, и, увидев невдалеке фигуру, подозрительно напоминающую Атоса, поспешил к своему другу. Рассказать о результатах встречи гасконец мог немногое, но пока не собирался делать и этого. Ужасная новость лишила его не только возможности здраво рассуждать, но и желания лишний раз заговаривать с кем бы то ни было – начиная от близких друзей и заканчивая врагами. Эпизод завершен "Почему на посту люди..."
полная версия страницы