Форум » Пале Кардиналь » О том, что не только на маскарадах носят маски. 17 июля, около девяти утра » Ответить

О том, что не только на маскарадах носят маски. 17 июля, около девяти утра

Richelieu:

Ответов - 51, стр: 1 2 3 All

Мария де Гонзага: - Я обязательно передам ваши слова и тревогу, которой они были продиктованы, - Мария-Луиза старалась, чтобы ее тон был как можно более беззаботным, а глаза не избегали встречаться взглядом с теми, кто, она знала, внимательно наблюдал за ней. Принцесса де Невер с ужасом посмотрела на сервированный стол - мысль, что она сможет проглотить хотя бы кусочек, казалась невероятной. - И я с радостью попробую убедить ..., - девушка решила не уточнять, кто именно станет объектом ее убеждения, - что мне уже можно что-нибудь поручить. - Мария-Луиза улыбнулась Ришелье и своим мыслям "Надеюсь, автора подобных слов трудно заподозрить в подвохе". Что-то в обстановке за столом настораживало. Мария-Луиза посмотрела на герцогиню. Ей показалось или мадам де Комбале действительно сильно расстроена и растеряна? В таком случае это кажется уже не в первый раз, потому что вчера вечером, перед уездом с игры, подобные мысли уже приходили ей в голову. - Мадам, вы можете мне помочь в этом, если, в свою очередь, примете мою помощь. Возможно, вам нужно еще что-нибудь, учитывая, что, как заверила меня мама, с костюмами все необходимые приказания уже отданы.

Madame de Combalet: Предложение юной принцессы было как нельзя кстати, посему Мари-Мадлен решила не тянуть с новым поручением для девушки. - У меня будет к вам просьба, ваше высочество. Коль скоро мы заговорили о костюмах, я бы просила оказать милость и помочь доброму знакомому его высокопреосвященства выбрать по вкусу костюм для бала.

Richelieu: – Вы оказали бы мне немалую услугу, мадемуазель, – подтвердил Ришелье. – К сожалению, мой друг не сможет прийти на примерку, что не на шутку усложняет нашу с вами задачу. – Новая улыбка осветила его лицо, и он наклонился к девушке с заговорщицким видом. – Скажу больше: он и не знает еще, что ему предстоит, я хочу сделать ему сюрприз. Принцесса де Гонзага по-прежнему казалась обеспокоенной и встревоженной, и кардинал сделал себе мысленную пометку отправить кого-нибудь после полудня справиться о здоровье мадам де Гиз – любезность, которая, несомненно привлечет ее внимание.


Мария де Гонзага: Мария-Луиза с тревогой ждала. По ее расчетам вестник должен был появиться в любой момент. Она уже едва могла сдерживать свое волнение и удерживать улыбку на лице. Отвечать на подобные вопросы было за пределами ее возможностей, но пределы пришлось несколько отодвинуть. - Если ваш друг не может придти на примерку, то костюм должен быть таким, чтобы он подошел почти каждому. - Принцесса из последних сил старалась, чтобы улыбка не превратилась в оскал, а приветливое выражение лица в маску. - У нас есть, например, костюм монаха. Если тот, для кого готовится сюрприз, не слишком высок или не излишне мал, то костюм он сможет надеть в первый раз даже перед самым выходом. В этот момент открылась дверь столовой и вошел лакей. После секундной заминки он неуверенно двинулся к Марии-Луизе. У нее бешено заколотилось сердце, как будто происходящее было не частью спланированного ею спектакля. Изобразив недоумение, она взяла с подноса протянутую ей записку и развернула ее. Как она и думала, с простодушной прямотой (какое счастье, что в доме не было гостей, изъясняющихся более куртуазно и таинствено) дворецкий извещал ее о том, что Ее высочество очень ждут дома, а также о тех обстоятельствах, которые вынудили его написать ей. И в этот момент, когда принцесса де Невер поняла, что ничто уже не сможет помешать задуманному, что все получилось, что она все выдержала, она смогла наконец сделать то, что ни разу за утро не удалось ей - заплакать. Чувствуя, как два тонких ручейка слез скатываются по щекам, Мария-Луиза протянула записку герцогине, знаком показав, что та может прочитать ее, и закрыла лицо руками.

Madame de Combalet: Таинственный вид кардинала, с которым он произносил свою речь, заставлял серьезно задуматься и задаться вопросом о личности друга его высокопреосвященства, которого в скором времени ожидал сюрприз. Под вопросом также оставалось окажется ли для этого человека сюрприз приятным и не является ли это все новой большой интригой Ришелье. Однако Мари предположила, что сии подробности, видимо, интересуют только ее, так как мысли принцессы, казалось, были заняты абсолютно иными вещами. С каждой минутой она нервничала все больше и больше, и в конце концов ее нервозность поневоле начала передаваться и самой герцогине. «Бедняжка, - сочувственно подумала Мари-Мадлен, - это ужасно сидеть здесь в неведении относительно состояния ее матушки, отдавая дань этикету! Если бы я знала, что она так тревожится, то никогда бы не посмела обязать ее визитом». Как оказалось, тревоги ее высочества оказались не напрасны. От ужасного предчувствия у мадам де Комбале защемило сердце. Слегка дрожащей рукой она взяла записку и, развернув, прочитала ужасное известие. - Бог мой, дядюшка, - наконец сдавленным голосом произнесла она, - ее высочество... ее высочество... только что скончалась!

Richelieu: Ришелье не был бы самим собой, если бы не подумал в первую очередь о том, как смерть мадам де Гиз скажется на задуманном им плане, и только потом – о еле слышно всхлипывавшей юной принцессе. Смерть матери глубоко потрясла его в свое время, но теперь он отказывался поверить, что в шестнадцать лет чувствуют так же, как в тридцать, и первый взгляд, брошенный им на девушку, был исполнен подозрения. Либо она была замечательной комедианткой, способной разразиться слезами в любой момент, либо печальное известие не оказалось для нее такой уж неожиданностью. Неужели мадам де Гиз было настолько худо? И при всем том она настояла на том, чтобы ее дочь отправилась в Пале-Кардиналь – почему? – Бедное дитя, – сочувственно проговорил он, мягко похлопывая ее по плечу с почти отеческим видом и одновременно наливая ей воды. – Выпейте глоток, вам станет легче. Какая ужасная новость! И как внезапно! Разве она не заболела только вчера?

Мария де Гонзага: Мария-Луиза с благодарностью посмотрела на Ришелье и взяла стакан. Пила она медленно, маленькими глоточками, причиной чего было не предписания этикета, а желание посмотреть на реакцию собеседников и подумать, что же следует сказать. Меньше знаешь - меньше придется объяснять, а меньше придется объяснять - меньше запутаешься и вызовешь подозрений. Принцесса подняла на кардинала заплаканные глаза несчастного испуганного ребенка и прошептала: - Кажется только вчера ... я ... меня ни во что не посвящали ... я бы ни за что не подумала, что может быть вот так ... мне не надо было сегодня уходить, но она настаивала, что прекрасно себя чувствует, - Мария-Луиза почувствовала, что сейчас покраснеет от стыда и, зарывшись лицом в ладони, разрыдалась, - Я не должна была оставлять ее одну ... какой ужас... - Принцесса сама уже не понимала, что больше является причиной ее слез - стыд, страх разоблачения или горечь утраты.

Madame de Combalet: Несмотря на испытываемую к девушке искреннюю жалость, Мари вновь усомнилась в том, что юная принцесса совершенно ничего не ведает о состоянии своей матушки. Не поинтересовалась что происходит, даже видя как мадам Екатерине плохо? Оставалось только полагать, что Мария-Луиза либо действительно что-то скрывает, либо же и в самом деле не знает подробностей, но только лишь по той причине, что все ее мысли прошлым вечером были заняты карточной игрой, а не здоровьем мадам де Гиз. Второй вариант нравился герцогине еще меньше, чем первый, однако раздумывать над этим сейчас было кощунственно. Укорив себя за столь низменные мысли в такой момент, мадам де Комбале подошла к девушке и мягко обняла ее за плечи. - Вы не должны себя винить, ваше высочество. Что-либо изменить было не в ваших силах. Сейчас, когда на вашу долю выпало столь тяжкое испытание, вы должны быть сильны духом. Крепитесь. Время - главный лекарь, а Господь наш утешитель. Вы ведь знаете, что сейчас мадам Екатерина находится в прекрасном месте, где полно света и тепла. Уверена, она бы не хотела, чтобы вы плакали.

Richelieu: На грустном встревоженном лице кардинала нельзя было заметить и тени той улыбки, которую могло бы вызвать осознание, что молодая женщина произнесла в этот миг слова, более приличествующие духовному пастырю, в то время как он сам был занят до неприличия светскими раздумьями. Не приходилось сомневаться, что юная принцесса позволила матери себя уговорить и терзалась сейчас угрызениями совести, но внезапное роковое недомогание мадам де Гиз, на следующее же утро после разыгранного в Люксембургском дворце представления, не могло не вызвать у него подозрений. Могла ли она каким-то непонятным для него образом оказаться соучастницей заговора? – С вашего разрешения, ваше высочество, – произнес он, – я попрошу своего лекаря осмотреть тело вашей матушки. Столь скоропостижная смерть не на шутку тревожит меня… тем более, что не одна она поддалась вчера непонятному недугу. Просматривая утренние отчеты, он не придал особого внимания упоминанию о нескольких придворных дамах ее величества, занемогших, как казалось тогда, от вчерашней невыносимой жары, но теперь даже это незначительное происшествие приобрело новую окраску.

Мария де Гонзага: Мария-Луиза отняла руки и, повернув мокрое от слез лицо к обнимавшей ее женщине, слабо улыбнулась. Спохватившись, что выглядит не лучшим образом, она достала платок и, еще всхлипывая, неловко - руки дрожали - вытерла глаза и щеки. Слова утешения, сказанные герцогиней, задели принцессу, заставив ее вновь почувствовать довольно сильные уколы совести. - Спасибо вам, - шепотом сказала девушка, через силу заставив себя снова улыбнуться мадам де Комбале, - я постараюсь быть сильной, - Мария-Луиза подумала о том, что ей удалось этим утром, и решила, что быть сильной она и правда сможет, особенно если перестанет так нервно реагировать на слова утешения. Вздохнув, чтобы успокоиться настолько, насколько это было возможно, принцесса осмелилась посмотреть в глаза кардиналу. Его вопрос сначала встревожил, но девушка решила, что ни один лекарь не сможет понять, что смерть наступила на полчаса раньше предполагаемой. Ее секрет не откроется, а вот отказ точно наведет на ненужные подозрения, поэтому принцесса ответила с большей поспешностью, чем следовало. - Конечно, ваш лекарь может придти. Особенно если это важно. А чье еще здоровье оказалось под угрозой? - Только задав вопрос, Мария-Луиза поняла, что подобное любопытство в столь неподходящих обстоятельствах будет выглядеть несколько сомнительно.

Madame de Combalet: «Не одна? - поразилась Мари-Мадлен, не ведавшая об отравлении. - Что он имеет в виду?» Как оказалось, эти слова стали неожиданностью не только для самой герцогини. Даже юная принцесса, казалось, совершенно убитая горем, заинтересовалась сим предметом, что показалось Мари немного странным. Хватило бы у нее сил в такой момент интересоваться кем либо другим она не ведала, посему решила воздержаться от рассуждений на эту тему, молчаливо присоединившись к вопросу принцессs де Невер.

Richelieu: Раз решив, что незначительное недомогание фрейлин ее величества тайной не является, а в случае серьезных последствий уже превратилось в сплетню, Ришелье ответил без малейшей задержки, что нескольким придворным дамам вчера стало дурно. Какой бы маловероятной ни казалась связь между двумя событиями, было бы нелепо не задать следующий вопрос. – Вы не знаете, ваша матушка не была вчера в Лувре? Наливая бульона себе и своим сотрапезницам, он сокрушенно подумал, что отказываться от завтрака из-за женщины, к которой он испытывал в лучшем случае недобрые чувства, было лицемерием, и понадеялся, что ни юная принцесса, живо заинтересовавшаяся новостью, ни мадам де Комбале, всегда тревожившаяся за его аппетит, не поставят это ему в вину.

Мария де Гонзага: - Да, мы были вчера в Лувре. - Неожиданно какое-то смутное и еще неясное воспоминание мелькнуло в голове и пропало, оставив ощущение непонятной тревоги. Девушка чуть коснулась волос, как бы отмахиваясь от неприятных мыслей, и постаралась вернуться к разговору. - Но мы ничего не слышали об этих дамах, я уверена в этом. Последняя фраза была произнесена чуть менее уверенно: в конце концов, в Ратушу они с мадам де Гиз приехали порознь. Принцесса посмотрела в глаза Ришелье, и ее пронзила невероятная догадка. Глаза девушки распахнулись еще шире, и от неожиданности она задала невозможный в своей прямолинейности вопрос : - Неужели вы думаете, что маме стале плохо ... потому же ... почему и ... тем дамам? - В глазах Марии-Луизы немедленно отразились растерянность и даже испуг. Впрочем, сообразительность не изменила ей и тут - она не стала отводить взгляда, предоставив кардиналу возможность увидеть, насколько она беззащитна и наивна. Мелькнувшее минутой ранее воспоминание вернулось и предстало перед принцессой с отчетливой ясностью... Служанка матери, помогавшая девушке одеваться перед выходом, кажется, очень хотела доказать свою преданность и вывалила на новую хозяйку целый ворох путаных сведений, на которые в тот момент у Марии-Луизы не было ни сил ни времени. Она что-то говорила о даме под маской, навестившей прошлым вечером мадам Екатерину... Принцесса де Невер поспешно отвела глаза и, сжав в руках платок, поднесла к глазам. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, она вновь повернулась к Ришелье. - Но что же это были за дамы и что с ними произошло?

Madame de Combalet: Мари помрачнела. Невозможно было понять, узрела ли юная принцесса связь между недомоганием фрейлин и вопросом дядюшки относительно вчерашнего местоприбывания мадам Екатерины, но сама вдова прекрасто понимала, что данные события не могут не иметь абсолютно никакого отношения к друг другу. Герцогиня немного нервно повертела в руках ложку. Слишком много странностей происходило вокруг, слишком, для того, чтобы быть лишь простым совпадением. Мария Луиза видимо тоже, наконец, пришла к тому же мнению, что и мадам де Комбале, о чем свидетельствовал ее вопрос. - А каково их состояние сейчас, дядя? - Задала она в свою очередь волнующий ее вопрос.

Richelieu: Ришелье только плечами пожал. Как бы ему ни хотелось получать все важные сведения из Лувра немедленно, как бы он ни поощрял своих агентов во дворце – да и в других местах, за быструю передачу известий, не всегда можно заранее угадать, что важно, а что нет, а любой срочно найденный посланец это лишний риск. Если в утренних отчетах (составленных, по большей части, предыдущим вечером) ничего не было, то скорее всего, нежные цветки луврских оранжерей не преминули снова распуститься, едва настало время сопровождать ее величество в Люксембургский дворец. – Я еще не был сегодня в Лувре, – ответил он, – а потому не могу сказать вам больше того, что сказал. Мне рассказали об этом вчера вечером, и я даже не знаю, о каких дамах шла речь. Но, ваше высочество, простите мне мою настойчивость: в котором часу вы с матушкой были в Лувре? Явная неуверенность в голосе девушки встревожила его, вынуждая его снова задуматься о возможной связи между этими недомоганиями – связи, которую он сам только что придумал, но которая с каждым мгновеньем казалась все более вероятной.

Мария де Гонзага: - Простите, я так и не ответила на ваш вопрос. Мы уехали из Лувра около полудня. - Мария-Луиза не могла поверить, что смерть ее матери была связана с недомоганием других неизвестных ей дам, хотя и не могла не понимать, что во внезапной смерти мадам де Гиз было что-то загадочное. - Надеюсь, ваш лекарь подтвердит, что ... нет ничего ... - тут принцесса почувствовала, что слезы опять подступили к горлу, и замолчала. Еда, стоящая перед ней, вызывала только отвращение. Мария-Луиза взяла стакан воды и, сжав его в руке, обратилась к собеседникам, правда почти умоляюще глядя только на герцогиню: - Простите, но мне придется покинуть вас. Мне надо вернуться домой. - Сил у принцессы де Невер почти не осталось - слишком много их было потрачено за сегодняшнее утро.

Madame de Combalet: Мадам де Комбале поспешила опустить глаза, дабы проницательный дядюшка не успел заметить недоверия, мелькнувшего в ее взгляде. Вдова слишком хорошо знала кардинала, чтобы полагать, что такое серьезное происшествие еще не было известно ему во всех подробностях. Впрочем, даже если он и знал имена дам и детали происшедшего, то, скорее всего, просто не хотел делиться ими в присутствии юной принцессы, а может быть не хотел о них говорить даже своей племяннице. - Позвольте мне проводить вас, ваше высочество, - сказала герцогиня поднимаясь. Подойдя к девушке и мягко взяв ее под руку, Мари-Мадлен помогла бедняжке поднятья. С одной стороны ей следовало бы проводить принцессу до дома и помочь, но с другой стороны ей хотелось еще рассказать Ришелье о вчерашнем разговоре с дочерью де Тревиля, который ей показался немаловажным. Однако была еще и третья, самая неприятная сторона в лице королевы-матери, которая давно уже выражала свое неудовольствие ее отсутствием при своей персоне, и еще один день отлучки явно не мог способствовать улучшению настроения Марии Медичи. Мари, пребывающая в замешательстве, в неуверенности поглядела на дядюшку.

Richelieu: – Разумеется, мадемуазель! – Ришелье также поднялся, сочувственно глядя на девушку. Взмахом руки он подозвал лакея и вполголоса приказал ему немедленно разыскать Ситуа. Быстрый взгляд на племянницу подтвердил ему, что там, где ее доброе сердце подсказывало ей предложить принцессе свою помощь, что-то – то ли тревога за него самого, то ли те же смутные подозрения, которые беспокоили и его, удержали ее от этого шага. Мадам де Гиз и ее дочь были в Лувре около полудня, а дамам ее величества стало дурно только во второй половине дня, но это ничего не значило; вот если бы наоборот… И, что бы она ни говорила, Ришелье был уверен, что смерть матери не явилась для принцессы полной неожиданностью – слишком легко она ударилась в слезы для человека, сраженного внезапным несчастьем. – Мужайтесь, мадемуазель. – Так и не придя ни к какому выводу, кардинал дружески коснулся рукава девушки. – Ваша поддержка потребуется вашему отцу, чья утрата не меньше вашей. А я, со своей стороны, позабочусь о тщательнейшем расследовании. Он поманил к себе появившегося в дверях заметно встревоженного врача и в нескольких словах разъяснил ему суть дела.

Мария де Гонзага: Мария-Луиза с улыбкой и благодарностью приняла помощь герцогини и ответила ничего ни значащими фразами в ответ на обычные слова утешения, прозвучавшие из уст кардинала. Оказавшись в экипаже, она в изнеможении откинулась на подушки, и, когда карета тронулась с места, разрыдалась не только слезами горя, но и слезами усталости. Поплакав вволю и успокоившись, принцесса призналась себе, что сил и изобретательности у нее было больше, чей ей представлялось еще вчера. Это радовало - ведь и то и другое обязательно понадобятся ей в дальнейшем.

Madame de Combalet: Мари, продолжая утешать девушку, проводила ее до кареты. Еще раз заверив принцессу, что она в любой момент может всецело рассчитывать на ее помощь, герцогиня попрощалась с ней и еще какое то время глядела вслед удаляющемуся экипажу, обдумывая случившееся за завтраком. Однако особого времени для раздумий сейчас не было, ведь у кардинала с его извечной занятостью могли найтись другие дела, и разговор о мадемуазель де Тревиль мог не состояться, посему мадам де Комбале поспешила вернуться в столовую. К ее облегчению Ришелье все еще был там. Подойдя к своему стулу, Мари-Мадлен, тем не менее, садиться не стала, предпочтя встать за его спинкой. - Что вы об этом думаете, дядюшка? - Наконец решилась спросить она, кладя руки на резные набалдашники, украшавшие спинку. - Быть может, я ошибаюсь, но мне показалось... показалось, что слезы принцессы, ее слова и поведение были немного... Странно, не могу даже подобрать точного слова. В общем, показались мне не совсем естественными. Что-то было не так. Как вы думаете?



полная версия страницы