Форум » Пале Кардиналь » "Гаскони неизвестно слово "трус", 16 июля, около шести вечера » Ответить
"Гаскони неизвестно слово "трус", 16 июля, около шести вечера
Шарль д`Артаньян:
Ответов - 32, стр:
1 2 All
Жан-Марк де Каюзак: До выхода оставались считанные шаги по сумрачной галерее, когда до слуха гвардейцев донесся весьма выразительный и громкий монолог, из которого случайные слушатели почерпнули много нового о парижских нравах, однако суть его заключалась в том, что пришедший жаждал немедленно войти и повидаться с кардиналом.
Шарль д`Артаньян: - Я повторяю вам в третий раз, господа. У меня письмо, заверенное печатью Его высокопреосвященства. - Гасконец уже изрядно утомился спорить с гвардейским постом, который ни в какую не желал пропускать его дальше входных дверей. Глядя на лица гвардейцев, на которых вдруг отразилась напряженная работа мысли, д`Артаньян обернулся. В тени галереи появились фигуры, первая из которых с некоторым трудом была опознана как Жан-Марк де Каюзак, лейтенант гвардейцев кардинала. Кто шел за ним, гасконец пока разобрать не смог. - Наконец-то хоть кто-то, умеющий читать... Или, по крайней мере, отличающий кардинальскую печать от винного пятна. - едва слышно пробурчал себе под нос королевский гвардеец.
Жан-Марк де Каюзак: -Вечер добрый, - в присутствии неприятных ему людей Жан-Марк с неосознанным вызовом сбивался на деревенский говорок, - чего тут у вас такое? Будучи по натуре флегматиком, он сильно недолюбливал людей, которым вечно больше всех нужно, которые без конца создают хлопоты себе, и, что гораздо важнее, другим...
Матье де Брешвиль: – Это шевалье д’Артаньян явился с просьбой арестовать его досрочно, - хмыкнул подходящий следом де Брешвиль, мысленно накидывая на полчаса, отведенные на прогулку к Лувру, еще четверть часа «на Гасконь». Если верить безымянному автору записок для наивных девиц, арест угрожает господину Атосу. Ну а где Атос, там и остальные. – Первый раз вижу, чтобы арестованный являлся сам и требовал впустить его в узилище. На всякий случай Матье придержал шевалье дю Роше, которого он вел в Лувр, за плечо. То, что мальчишка прыток, он уже уяснил. Но не стоит давать ему повода наработать на новое заточение.
Шарль д`Артаньян: - Я д`Артаньян, имею честь представиться, сударь. Королевский гвардеец из роты господина Дезэссара. - на всякий случай назвался гасконец, подозревая, что Каюзак может его и не вспомнить. В конце концов, знакомство было весьма дальним. - Его высокопреосвященство пригласил меня для беседы, а господа гвардейцы позволяют себе противиться воле кардинала, и не хотят пускать меня дальше порога. Шарль продемонстрировал Каюзаку обрывок письма с печатью Ришелье, сохраняя вид человека, выполняющего изрядно надоевшее, но необходимое действие. Похоже, и этот гвардеец соображает медленно... Где набраться терпения бедному гасконцу?.. Впрочем, спасибо и на том. Я весьма благодарен судьбе, что не нарвался на Рошфора. Вот этот не упустил бы своего... Особенно здесь, в Пале Кардиналь...
Жан-Марк де Каюзак: Жан-Марк принял бумажный огрызок из рук гасконца, брезгливо, двумя пальцами поднес к самому носу и пару минут задумчиво изучал его взглядом под сдавленные смешки караульных. Потом не менее тщательно повернул другой стороной и повторил процедуру, после чего вручил обратно владельцу. -Вы, сударь королевский гвардеец, не обессудьте, только там ничего не написано насчет того, чтобы вас впускать. В такие минуты Каюзак обожал притворяться круглым дураком, чтобы потом вернее удивить оппонента, если не шпагой, так словом.
Шарль д`Артаньян: - Ба, кого я вижу. - пока Каюзак обнюхивал печать, д`Артаньян повернулся к другому лейтенанту гвардейцев кардинала. - Шевалье де Брешвиль... Потрудитесь объяснить мне, с каких пор я арестован. Внимательный взгляд гасконца не мог упустить того факта, что лейтенант держит за плечо мальчика-пажа в одежде цветов маршала Марильяка. - О, это ваш сын? Я понятия не имел, что у вас есть дети. Полагаю, он изрядно на вас похож, если не лицом, так характером. Какая милая встреча... Нет, похоже, что этот ребенок к Брешвилю отношения не имеет. Зато по лицу Брешвиля понятно, что паж успел досадить тут всем... Интересно, что он тут делает? Услышав слова Каюзака, что на обрывке нет ничего достойного внимания, Шарль повернулся к нему. - Я полагаю, если вы возьмете на себя труд поинтересоваться, каким образом попал ко мне этот обрывок, вы сделаете несколько любопытных выводов.
Жан-Марк де Каюзак: -Любопытных выводов? Господи Иисусе, сударь - нельзя так со мной, у меня живое воображение и слабый желудок... - Каюзак смотрел на гасконца скорбными глазами большого пастушьего пса. - И по чести сказать, где бы вы этот клочок не раздобыли, он для меня веса не имеет, пока к нему не будут прилагаться прочие части. Да и то, я еще сильно подумаю - с чего бы монсеньору сперва писать важную бумагу, а потом рвать на части....
Шарль д`Артаньян: - Прочие части? - гасконец усмехнулся, доставая обрывки письма. - Так уж сложилось, что письмо было уничтожено не кардиналом. Впрочем, спорить с вами, - он подчеркнул голосом последнее слово, - не собираюсь. Вам достаточно спросить у Его высокопреосвященства, не ждет ли он меня. Так же не могу не поинтересоваться - считать ли ваши слова касательно письма косвенным обвинением во лжи? Шарль едва сдерживал свой гасконский темперамент. Он рвался наружу, в мозгу королевского гвардейца вспыхивали все новые и новые цветистые проклятья, а рука тянулась к эфесу, но... д`Артаньян крепче сжимал зубы, старательно копируя манеры графа де ла Фер.
Жан-Марк де Каюзак: Жан-Марк неторопливо сложил куски в стопочку, выравнивая по краю, и торжественно протянул их на открытой ладони гасконцу: -Я подумал, и решил, что подобные верительные грамоты меня не убеждают. И вы напрасно считаете, шевалье, будто я сейчас же, ломая ноги-руки, поскачу в покои монсеньора, чтобы спросить, а не был ли приглашен к нему месье Никто де Неоткуда, меня не поймут. С виду Каюзак был сама доброжелательность. Этакий доброжелательный комод на толстых ножках, который и вчетвером не сдвинешь как раз тогда, когда это позарез нужно.
Матье де Брешвиль: – С каких пор? Стоило бы спрашивать, почему до сих пор не? – Матье был далеко не самого лучшего мнения о д’Артаньяне и всей его компании, но озвучивать эту неприязнь необходимости не было, все и так давно все знали. – Не похоже, чтобы его рвали, - лейтенант взял на себя труд поближе взглянуть на то, чем только что любовался Каюзак. - Эту писульку что, крысы погрызли? Шевалье, смените квартиру или хотя бы не пропивайте все жалование напропалую. В следующий раз ваши оголодавшие постояльцы слопают у вас что-нибудь более жизненно-важное. Все-таки увольнительная давала некоторые приятные преимущества. Вроде возможности болтать языком, не за что особо не отвечая. – Я вам нужен, Каюзак? - Улыбаясь уточнил де Брешвиль. - Или сегодня у каждого из нас свой личный лицедей? Александра он продолжал цепко держать за плечо, не спеша уходить сам и не давая сбежать мальчишке.
Жан-Марк де Каюзак: -Я приглашаю вас еще немного задержаться - согласитесь, Брешвиль, два бесплатных представления - лучше чем одно, - добродушно промолвил Каюзак. - Сперва досмотрим это, а после поглядим на выступление юного дю Роше. Южанин на глазах наливался дурной кровью и все порывался схватится за эфес шпаги, но в последний момент спохватывался, явно вспоминая о запрете на дуэли - это было так же занятно, как дразнить осла морковкой на удочке.
Шарль д`Артаньян: Д`Артаньян ухмыльнулся как можно любезнее, принимая обрывки обратно. - Вы знаете, Каюзак... Я с удовольствием посмотрел бы на вас, когда кардинал узнает, по чьей вине не состоялась встреча... Откинув голову назад и демонстрируя свой гасконский профиль (говорят, Генрих Наваррский обладал почти таким же), Шарль приготовился ждать ровно столько, сколько нужно. - Кстати... Шевалье де Брешвиль, меня устроит ответ на вопрос, почему "не". Я теряюсь в догадках, отчего меня должны непременно арестовать. Насколько я понимаю, служба в королевской гвардии и происхождение из Гаскони сами по себе еще не являются преступлением. А письмо... Ну да, его постигла незавидная участь. Что поделаешь, письма бренны, иногда бреннее адресатов, и тут мне воистину повезло...
Матье де Брешвиль: – Досадная оплошность Фемиды, шевалье, - «утешил» гасконца нормандец. – Господин Арамис уже в Консьержи, господина Атоса, как уверила меня дочь капитана де Тревиля, вот-вот посадят. После этот вам оставаться на свободе будет… ну просто невежливо… «Интересно, он в самом деле не подозревает о своем грядущем аресте, или делает вид, что не подозревает», - взгляд гвардейца с ироничным интересом путешествовал по фигуре д’Артаньяна, изучая молодого человека от шпор на ботфортах до вызывающе-южного носа. На месте Каюзака он точно так же не спешил бы впускать шевалье к его высокопреосвященству. Мало ли что на уме у этого гасконского проныры.
Жан-Марк де Каюзак: Каюзак взглянул на гасконца почти с умилением. -Послушайте, сударь, я же вам ясно сказал - вы сюда не войдете. Что же вы, вознамерились пустить корни, цвести и плодоносить у порога монсеньора, аки райская яблонька? Ушел к Морфею...
Шарль д`Артаньян: Ах вот оно что! Арамис арестован... Но за что? Его же не было с нами... Практически. Атос? Черт. Я не успею его предупредить. На лице гасконца ничего не отразилось. Граф де ла Фер гордился бы им - ученик попался достойный. - Оплошность Фемиды? Как показывает практика, Фемида не ошибается. Зато ее слуги не страдают непогрешимостью... - с явственным намеком на ехидство обронил д`Артаньян. - Смею заметить, что я неплохо воспитан. И пожалуй, последую вашему совету, только наоборот - постараюсь выяснить, за что же арестованы мои друзья, благородные и достойные люди. Пока же я не услышал от вас ничего конкретного. Или вы и сами не знаете? Ваши намеки воистину оскорбительны.
Матье де Брешвиль: – Конкретно вы все услышите от тех господ, что явятся забрать вашу шпагу. Я же не могу лишить их этого удовольствия, увольте, шевалье. Это было бы бестактно. Как хорошо воспитанный человек, вы должны меня понять, - де Брешвиль был сама учтивость. «Все-таки как славно, что я не отправился спать. Пропустить такое представление» Однако время его истекало, и необходимость покинуть пикировку в самом ее разгаре чрезвычайно огорчала офицера. В этот момент он даже испытывал некое подобие благодарности к мальчишке дю Роше, который стоял тихо и не мешал взрослым злословить. «Наверняка ведь навострил уши и запоминает каждое слово… Ладно, пусть учится»
Луи де Кавуа: Луи де Кавуа сегодня долго бродил по кардинальскому дворцу, пытаясь осознать, до какой же степени наглости нужно дойти, чтобы устроить пожар в кабинете первого министра Франции. Все необходимые меры были приняты. Розыск набирал обороты. Но капитан все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Он остро воспринял ночной взлом и недовольство Ришелье, и оттого хромал сильнее обычного. В какой-то момент внимание Кавуа привлекли голоса. Два из них были знакомы. Брешвиль и Каюзак. Что там происходит? Пройдя галерею, капитан остановился за спинами своих лейтенантов. У дверей стоял некто с лицом уроженца Гаскони и необычайно наглым видом. - Что здесь происходит, господа? - спросил Кавуа ледяным тоном.
Матье де Брешвиль: - Господин д’Артаньян уверяет нас, что у него назначена аудиенция у монсеньора, - появление капитана оказалась для лейтенантов неожиданностью, по крайней мере для де Брешвиля. Де Кавуа он не видел с момента своего возвращение из Фонетенбло. Поговаривали, что гвардейское начальство тревожат старые раны. Оглянувшись на голос, Матье заметил, что их командир и правда больше обычного опирается на трость, и поэтому дальнейшее объяснил просто, без всякой язвительности, резонно предположив, что капитану, возможно, сейчас не до шуток. – И в подтверждение своих слов демонстрирует нам огрызки якобы письма от его высокопреосвященства, в котором по чести не разобрать ни слов, ни даты. Желаете взглянуть?
Луи де Кавуа: По правде говоря, Кавуа сейчас куда больше интересовал ребенок в пажеском костюме, чем... Гасконец??? Вот так дела. Один и без охраны. Точнее, без конвоя. Чудны дела твои, Господи. - Конечно. - капитан принял обрывки письма из рук примолкшего гасконца. - Печать... Все остальное разобрать почти невозможно. Сударь, если монсеньор и вправду назначил вам встречу, вас вызовут. Возьмите на себя труд подождать немного. В ваших интересах не затевать здесь ссор. Стоит доложить Ришелье, что сюда явился этот проходимец. Возможно, монсеньор и вправду хочет его использовать тем или иным образом, иначе гасконец уже был бы арестован. - Лейтенант. - обратился Кавуа к Брешвилю. - Кто этот молодой человек рядом с вами? Естественно, капитан имел в виду отнюдь не Каюзака.
Матье де Брешвиль: - Шевалье дю Роше, паж ее величества Анны Австрийской, - без выражения протянул Матье, от души не понимая, с чего вдруг капитану понадобилось расспрашивать о мальчишке. И не имея ни малейших оснований не отвечать на вопрос, даже если причина столь внезапного интереса де Кавуа к дю Роше оставалась для офицера тайной за семью печатями. В конце концов все имеют права на просто любопытство. Пальцы де Брешвиля сжались на узком детском еще плечике Александра, прикрытом камзолом цветов отнюдь не королевы, а маршала Марильяка, безмолвно призывая к осмотрительности. Если мальчик ляпнет какую-нибудь глупость, то его возвращение в Лувр отодвинется на неопределенный срок, и лейтенант уже ничего не сможет сделать по этому поводу. Начальству не перечат.
Alexander: Александр ничуть не сомневался, что в конце концов его ожидают наказание и новые нотации, которыми начинался или заканчивался почти каждый его день. Все кому ни лень считали своей обязанностью как следует отучить ребенка от того поведения, которое он избрал в отношениях со старшими и сверстниками. И каждый раз шевалье дю Роше не считал себя виновным, лишь создавая у "учителей" впечатление, что его терзают муки совести. Ныне, ведомый гвардейцами, он так же не терзался по поводу своего поведения, более того, испытывал негодование, что его то запирают, то грозятся наказать ни за что, ни про что. Тот, что крепко сжимал его плечо, и чье имя было, как он услышал, Матье де Брешвиль, видимо, ни без оснований боялся, что юный шевалье сбежит. Во время отнюдь не дружеского разговора гвардейцев кардинала и гвардейца короля, мальчик все же предусмотрительно молчал, справедливо решив, что в разговор взрослых, тем более такой, сейчас вмешиваться не стоит, и лишь молча посматривал то на одного, то на другого, то на третьего. Ему так и хотелось сказать такому же южанину, как он, каким оказался противник его тюремщиков в словесной баталии, что ему было бы лучше бежать, пока не поздно, из этого сумасшедшего дома, но от Брешвиля можно было ожидать чего угодно. Когда на сцене появился новый участник и спросил о нем, Александр сделал попытку поклонится, однако это было затруднительно с плечом будто зажатым в тиски. - Прошу вас, не сжимайте так мое плечо, - шепнул мальчик гвардейцу, - вы меня раздавите...Клянусь новым заточением, я не буду делать даже попыток сбежать. К тому же, тут полно ваших сослуживцев - мне и не удастся.
Жан-Марк де Каюзак: "Ууу, пришел начальник, кончилось веселье..." Каюзак принял вполне вменяемый вид и сдержанно поклонился: -Месье капитан... Имею честь доложить, что во время моего дежурства ничего чрезвычайного не приозошло, - он многозначительно глянул на гасконца, давая понять, чтоего появление к чрезвычайным происшествиям не относится.
Луи де Кавуа: - Паж королевы? А я уж было решил... - неожиданно дружелюбно улыбнулся капитан. - Я уж было решил, что это ваш родственник. Брешвиль, если я правильно понимаю, вы в увольнении. Не смею вас больше задерживать. Жду вас завтра утром. Полагаю, вы не слишком опоздаете. Кавуа опять помрачнел, вспомнив ночное происшествие в Пале Кардиналь и нагоняй от Ришелье. Кардинал был очень, очень недоволен, хотя и выразил это с присущей ему вежливой сдержанностью. За этой сдержанностью стояло многое... Капитан смерил взглядом пост у дверей, остался доволен внешним видом своих подчиненных, и перевел начальственный взор на Каюзака. В памяти Кавуа отложилось несоответствие слов Матье и внешнего вида мальчика (тот был в цветах Марильяка, а не в форме королевских пажей), но капитану было немного не до того. Опираясь на трость с выправкой истинного офицера, он внимательно смотрел на лейтенанта, памятуя старую истину - если за подчиненным кроется грешок, он невольно начинает прятать глаза. Похоже, на этот раз все было нормально. Посты на местах, все трезвы и никто не сбежал от дежурства.
Шарль д`Артаньян: Брешвиль в увольнении, и тем не менее находится в Пале Кардиналь с мальчишкой, который служит королеве и носит цвета Марильяка. Вот так-так! Дело пахнет интригой?.. Ну, это я запомню. При появлении капитана гвардейцев кардинала гасконец приосанился и напустил на себя надменный и неприступный вид. После указания "подождать", которое все же было лучше прежнего "Не пущу любой ценой", д`Артаньян с почти смиренным лицом принялся изучать потолок. После короткого диалога гвардейцев до слуха ушедшего в себя гасконца донесся детский шепот. "Прошу вас, не..." Всей фразы королевский гвардеец не расслышал, но внимательнее присмотрелся к Брешвилю и его... пленнику. Теперь в этом не оставалось сомнений - лейтенант так сжимал плечо мальчика, что боль и неудобство отражались во всей позе пажа. Д`Артаньян поморщился, и обратился к Брешвилю: - Вам действительно так нравится мучить этого юного шевалье?
Матье де Брешвиль: – Мои дела с этим шевалье – абсолютно не ваше дело, господин д’Артаньян, - любезно проинформировал гасконца Матье. При этом взгляд, брошенный на месье де Кавуа, был полон недоумения. «Какого дьявола, капитан? Если я так плох, что не могу явиться с докладом вовремя, подыщи себе другого лейтенанта…» Впрочем, озвучивать свои мысли, де Брешвиль не стал. Если начальство встало не с той ноги, это не его дело. Главное, он получил разрешение уйти, и вопросы на счет дю Роше закончились, так толком и не начавшись. – Удачно отдежурить, Жан-Марк, - с легкой улыбкой напутствовал он Каюзака, которого приходилось покидать, оставляя один на один с заметно находящимся не в духе командиром. – Мое почтение, господин капитан. Для Александра начало движения ознаменовалось легким толчком в спину, но объясняться с пажом мужчина определенно предпочел бы уже на улице и без свидетелей. Через минуту эти двое были уже во дворе, и, оставив за спиной все перипетии нежной «дружбы» гвардейцев с мушкетерами, направляясь к выходу на Сент-Оноре.
Луи де Кавуа: Кавуа поморщился от острой боли в некогда раненой ноге. Он заметил недовольство своего лейтенанта, и даже ощутил нечто вроде раскаяния за небрежно брошенную фразу, но наладить отношения с подчиненным можно было и позже. Сделав в памяти отметку на этот счет, капитан попрощался с Каюзаком, попросив его чуть позже доложить кардиналу о прибытии гостя. Чуть холоднее капитан простился с гасконцем. Прихрамывая сильнее обычного, Луи вышел из Пале Кардиналь. Проводив взглядом Брешвиля и его спутника, отправился домой, по пути обдумывая насущные проблемы...
Жан-Марк де Каюзак: Каюзак остался стоять напротив гасконца, все так же преграждая ему путь внутрь, несмотря на то, что один из караульных уже был отправлен с докладом о настырном посетителе. Вскоре гвардеец вернулся и сообщил лейтенанту о том, что гасконцу велено подождать в приемной. Жану - Марку не оставалось ничего иного, кроме как пропустить наглого южанина - и это после такой перепалки! Да еще и капитан... Каюзак скривился, припомнив, как Кавуа обошелся со своими лейтенантами на глазах у постороннего. Мало сказать, у постороннего - у человека, который тут же пустит слух о том, что офицеры кардинальской гвардии ничем не отличаются от лакеев, если молча позволяют собой помыкать. Он прислушался - не слышно ли колокольного звона. Как раз перед тем, как заступить на дежурство, Жан - Марк закончил очередное письмо домой, перепоганив три листа бумаги и дюжину перьев, а нынче после шести к нему обещал заглянуть фермер, обретающийся неподалеку от его родового гнезда и исполняющий при семействе де Каюзак роль Гермеса, то и дело доставляющего весточки от родителей к сынку и обратно. Папаша Любен часто наведывался в Париж, привозя на продажу свой знатный яблочный сидр, и Жан - Марк старался не пропускать ни одного его приезда, чтобы воспользоваться оказией. Больше того, он же предупреждал капитана, что сегодня его надо сменить пораньше, и что?
Луи де Кавуа: Сделав несколько шагов по парижской мостовой, капитан гвардейцев кардинала вдруг остановился, тяжело оперевшись на трость. На душе было скверно. Кавуа четко осознавал, что повел себя недостойно. Под влиянием боли, эмоций, которые затмили обычное хладнокровие. Не оправдывайся, - одернул себя капитан с беспощадной правдивостью. - Ты оскорбил Брешвиля. И это при мушкетере. Ты... потерял лицо. Сегодня. Перед подчиненными. А вчера - перед кардиналом. Впору застрелиться... Возьми себя в руки! Ты же офицер, а не фрейлина! Довольно! Кавуа выпрямился еще ровнее, хотя казалось, это невозможно. Взвесил в руке трость. Наполняясь холодным бешенством по отношению к самому себе, сломал ее и выбросил обломки. Довольно... Я обещал Каюзаку сменить его в шесть. Нужно возвращаться. Я спокоен? Я - спокоен. Вряд ли посторонний наблюдатель мог бы сказать, что этот офицер, идущий к Пале Кардиналь, когда-то хромал. Каждый шаг давался Кавуа тяжело, но эта боль приносила облегчение и не отражалась ни на лице, ни на походке капитана. Уверенно толкнув дверь, Кавуа вошел во дворец. Пост с непроницаемым видом изображал архангелов у райских врат, всем своим видом символизируя неподкупность и непреодолимость. Гасконец, очевидно, переместился наконец в приемную Ришелье. Каюзак отчего-то нервничал. Вряд ли это понял бы посторонний. Кавуа знал своих людей. Он решил, что я забыл. Это конец. Конец меня как капитана гвардии. Что там было про "застрелиться"?... А я бы успел вернуться?.. К шести?.. Да, успел бы. Тут недалеко. Подойдя к лейтенанту, Кавуа остановился и посмотрел ему в глаза. Мучительно ожидая прочитать в них презрение. То самое презрение, с которым уходил Брешвиль. Чувство такое, что лично я виноват во всем. В том, что мушкетеры гуляют по дворцу, когда им вздумается. Ночью и днем. В том, что кое-кто позволяет себе покинуть пост, находясь на дежурстве. В том... А, черт! Конечно, виноват. Это же мои люди. - Шевалье. - Негромко окликнул Кавуа своего лейтенанта. - Помнится, вам нужно было уйти сегодня раньше. Капитан оглянулся, понял, что вряд ли его услышит кто-то кроме Каюзака, и продолжил: - Сегодня я лично вас заменю. В следующий раз будьте любезны найти себе замену... Я не могу подменять своих лейтенантов каждый раз, когда им вздумается навестить очередную даму. В голосе Кавуа слышалась непонятная тоска, и он снова себя одернул. Что для меня рота? Жизнь. Без нее... Без нее я - никто. И плевать на деньги и происхождение... К черту! Я здесь, пока мои люди верят мне. Пока мне верит Ришелье...
Жан-Марк де Каюзак: Жан-Марк вспыхнул сразу - он всегда легко краснел, сердясь или стыдясь, а сейчас в душе у него был и гнев на то, что с ним снова обошлись, как с мальчишкой, и стыд - оттого, что командир, о котором Каюзак всегда был довольно высокого мнения, способен так ронять себя в глазах подчиненных. Надо же, капитан де Кавуа в Пале - Кардиналь единственный, кто дело знает туго, а прочие все больше так, для красоты обстановки. Подсвечники с мушкетами, черт побери. -Если вас не затруднит, месье капитан, объясните мне, чем я заслужил подобное пренебрежительное отношение? Кажется, я тщательно выполняю свои обязанности, не злоупотребляю личными делами в служебное время и мои люди - тоже.
Луи де Кавуа: Обиделся... Думает, я его унизить хочу... Или оскорбить... Не понимает. Как дети... Придется объяснить. - Лейтенант... Если бы вы заслужили пренебрежительное отношение или злоупотребляли личными делами на службе - я никогда не отпустил бы вас с дежурства ранее положенного срока. Просто в следующий раз, будьте любезны, - Кавуа с заметным нажимом произнес последние два слова, - подыщите себе замену заранее. Так будет лучше и для вас, и для меня, и для роты. Мое присутствие может потребоваться где-нибудь в другом месте. В любой момент. Кавуа вдруг поймал себя на мысли, что говорит так мягко, как мог бы говорить с собственным сыном. Если бы он был. Невзирая на то, что судя по возрастной разнице Каюзак годился капитану разве что в младшие братья. - Ну что же, идите. Вы же торопитесь. Не смею вас больше задерживать. Да, кстати. Надеюсь, вы примете во внимание тот факт, что дворец монсеньора стал излюбленным местом для ночных прогулок непонятных господ. Вот например секретарь Его высокопреосвященства, месье Шере, умудрился поспорить, что проникнет в Пале Кардиналь ночью и беспрепятственно покинет дворец... И ему это удалось! Вот кто объяснит мне - как типичный бумагомарака пробрался сквозь все посты нашей доблестной гвардии? В следующий раз хотя бы составьте ему компанию. Лучше всего в виде конвоя.
Жан-Марк де Каюзак: Отеческий, снисходительный тон Кавуа задел Жана - Марка еще сильнее, чем сам факт незаслуженной выволочки. В голосе капитана была некая безнадежность, он заведомо смирялся с тем, что все его наставления и просьбы пропадут втуне по причине природной тупости лейтенанта, но капитан был так великодушен, что заранее прощал бестолкового подчиненного.... Каюзак сделался пунцовым, как шпалерная роза, руки сами собой сжались в кулаки. -Честь имею, месье капитан, - сдержанно поклонился он, однако, повернувшись на каблуках, поспешил не к выходу, а вглубь Пале - Кардиналь. Шере. Канцелярская крыса, из-за которой нет покоя приличным людям. Он, видите ли, заключает пари, а другие после этого вынуждены терпеть проповеди о нерадивости и нерасторопности. Что же, много времени вразумление Шере не займет, он еще успеет встретиться с папашей Любеном, а если и нет, то, так уж и быть, пусть пропадает плод многочасового труда - незначительная жертва за удовольствие поставить на место наглого выскочку.
полная версия страницы