Форум » Пале Кардиналь » "Чужая пешка", 16 июля, начало шестого » Ответить
"Чужая пешка", 16 июля, начало шестого
Матье де Брешвиль: ...
Ответов - 38, стр:
1 2 All
Alexander: Слова гвардейца, паж расценил по-своему, увидев в них маленькую победу: противник не стал отвечать на его дерзости, но при этом стал настойчевее,значит прячет то, что на самом деле и Александру удалось вывести его из себя. На этот раз ребенок пропустил колкости в свой адрес мимо ушей. Пауза затянулась на долго. Роше усмехнувшись, долго и хитро смотрел на еще одного желающего порасспрашивать его персону. Однако долго молчать нельзя. Что ответить?... И, главное, как. Перестав усмехаться и смотреть на гвардейца в упор, мальчик задал встречный, один единственный вопрос, спокойным, даже вежливым тоном: - Что я получу за то, что отвечу на ваши вопросы, господин гвардеец?
Матье де Брешвиль: – Идемте, Каюзак, - скривился де Брешвиль. – Даже канарейка мадам де Комбале умнее этого молодого человека. Надеюсь, шевалье дю Роше, граф де Рошфор вспомнит о вас прежде, чем позабудут все остальные. Дьявол с ним, с Рошфором, маленький нахал как будто чувствовал, что Матье надеется через него задеть кого-то другого. Но неприязнь к графу, хоть и была велика, не превышала в лейтенанте здравомыслия. Выпускать мальчишку, так и не выяснив, за что он посажен под замок, в высшей степени неосмотрительно. И для него, и тем более для Каюзака, который по долгу службы несет за этого паршивца благородных кровей ответственность. – Надо послать кого-нибудь на кухню, пусть накормят, - де Брешвиль обращался к Жан-Марку, уже не обращая внимания на вызывающе подобравшегося мальчика. Еще не хватало с детьми воевать. – И… Пускай сидит. Позабавиться тут не с чего, проявлять милосердное участие – тем более.
Жан-Марк де Каюзак: Каюзак рассеянно подбросил на ладони ключ от темницы юного дю Роше и поймал в крепко стиснутый кулак, задаваясь вопросом, а о чем это, собственно, они здесь говорили с молодым человеком. -Да уж, плачевное зрелище, - вслух согласился он с Брешвилем, - карьера в ярмарочном балагане вам, шевалье, не грозит. Вряд ли сюда еще кто - то явится, чтобы посмотреть на такую сомнительную диковинку, разве что сам граф Рошфор...
Alexander: - Как вам будет угодно, сударь, - хохотнул мальчишка,- Может быть канарейка,раз она такая умная, ответит на ваши вопросы.... Положение несговрчивого ребенка было не из приятных, но, он сам не знал, почему ему так хочется противоречить незнакомому гвардейцу. С другой стороны, прояви он любезность и послушание, что бы тот сделал? Выпустил бы его за это на свободу? Мальчик, не знающий, что Брешвиль вовсе не является его охранником, а значит ему не будет грозить наказание со стороны "черного графа", в эту возможность попросту не верил, а отсюда, не хотел и уступать. Александру так и хотелось с горечью ответить, что он и без того находится в балагане и ведет себя соответственно, но промолчал, надувшись, залезая на подоконник и отворачиваясь от незнакомцев. - Спросите у канарейки, за что и почему она сидит в клетке,- паж смотрел в окно, чувствуя, что может расплакаться, а этого он больше всего не хотел делать при гвардейце, который с самого начала решил насмехаться над ним, видимо, сочтя, что перед ним всего лишь маленький дворянчик, а значит он ничем возразить не сможет, - пусть, если она дура и доверяет незнакомцам, не назвавшим ни имени ни звания и решившим над ней потешаться, болтает сколько ей влезет... Голос ребенка звучал глухо и, Александр сам не заметил, как в нем появился слезливый надрыв. - Только вот не говорите зря о милосердии, сударь. Вам нет никакого дела до моей участи...Все вы..играете против кого-то... Мальчик, конечно, же не знал, что Брешвиль желал бы насолить Рошфору, ребенок только воспроизводил свои ощущения, полученные из разговора с братом. - Только уж правда..накормите... Канарейке по крайней мере дают есть...
Матье де Брешвиль: – А ведь вы были правы, Жан-Марк, - с легким удивлением в голосе заметил Матье, прислушавшись к подозрительной хрипотце в совсем недавно еще вызывающе-звонком голосе мальчишки. – Шевалье, похоже, не прочь и всплакнуть… Кажется, он совсем отвык от общения с детьми. Что и не удивительно, младших братьев и сестер последние лет десять лейтенант видал урывками, да и они уже давно не младенцы. А собственными чадами гвардеец обзаводиться пока не спешил. Черт возьми, дети хуже женщин. Что ж, попробуем еще раз. – Не валяйте дурака, дю Роше. Канарейка, клетка, доверие…Честным людям скрывать нечего. Что вы не поделили с Рошфором? Что вы ему сделали, нагрубили, наступили на ногу, поклонились недостаточно низко? Бьюсь об заклад, граф давно позабыл об этом, и заодно и о вас. Не так давно я видел его в Консьержи, и там месье было, чем заняться. Вы хоть понимаете, что можете запросто просидеть взаперти еще бог знает сколько, причем, без всякой весомой причины? У вас нет дел, поручений? Вы не печетесь о своей новой королевской службе? Сколько вам лет, интересно знать, откуда у вас эта бессмысленная дерзость без всякого к тому повода? Де Брешвиль отчитывал пажа и одновременно фактически «подсказывал» ему ответы. Если мальчишка не конченный недоумок, он сообразит, что нужно давить на жалость и изображать из себя невинную жертву дурного нрава де Рошфора. Благо, непростой характер графа ни для кого не тайна. А не сообразит, так и черт с ним. Пусть дожидается своего личного тюремщика.
Alexander: Темно-золотые брови на ангельском личике маленького демона изогнулись, и уголки их сомкнулись в одну точку, образовав тоненькую складку на переносице. Александр обернулся лицом к гвардейцу, и по взгляду пажа было ясно, что он смотрит на Брешвиля несколько иначе. Подобный взгляд сложно описать, однако, стоит отметить, что в нем отражалось облегчение, которое внезапно почувствовал мальчик. Вызвано оно было одной единственной мыслью: "А ведь очень хорошо, что этому дворянину нет до меня дела! Это не тот хлыщ...Ему можно соврать что-нибудь безобидное..Кажется, про меня, кроме черной баракуды, никто больше не знает...Хе-хе.." Конечно, граф де Рошфор запер мальчишку не просто из-за дерзости, хотя и в ней крылась причина заточения, но раз сейчас правда не нужна... - Ну, что касается моей природной дерзости, сударь, я просто не люблю, когда надо мной насмехаются, думаю, вы тоже,- заметил Александр просто,- А что до графа де Рошфора... Да, вы правы. Он стал задавать мне вопросы, на которые я не мог дать ответа, я оказал сопративление и граф применил силу. Врать, в сущности и не пришлось, не думай мальчик, что любопытному гвардейцу нужно то же, что и Рошфору, он бы уже давно сказал, что-нибудь в этом роде. - Впрочем, какое это имеет значение? Забыл граф обо мне или нет, только он может меня выпустить, разве нет? - паж испытующе заглянул в серые глаза, - Вы говорите так, будто готовы меня освободить, а ведь за этот поступок вам придется отвечать... Александр лучезарно улыбнулся, сменив насмешливость, дерзость и упрямство, не на слезливость. вызвавшую бы жалость, а на рассудительное благодушие.
Жан-Марк де Каюзак: Каюзак обескураженно крякнул. Вольно же было Брешвилю намекать мальчику на то, что стоит тому ответить на все его вопросы, как двери Пале-Кардиналь тут же распахнуттся перед беспечной пташкой! Отвечать-то за шевалье дю Роше придется ему, Каюзаку. -Если бы граф применил к вам силу так, как следовало бы, шевалье, вы с куда большим желанием и учтивостью отвечали бы теперь нам, - с легкой насмешкой бросил он Александру.
Матье де Брешвиль: Святые мощи, ну каков наглец! Стоило на йоту смягчить голос, и ангелочек не преминул сунуть нос в не свое дело. Его, видите ли, беспокоит, кого за него накажут. Де Брешвиль покосился на Каюзака, которого никогда не считал глупцом. Если даже не сдержанный на язык ребенок понимает, к чему клонится дело, то уж Жан-Марк это понимает тем более. Интересно, что возобладает в душе дежурного лейтенанта, - круговая гвардейская порука и нежелание ссориться с теми, от чих шпаг часто завит твоя собственная жизнь в бою. Или страх перед Рошфором. – Мне кажется, вы слишком живо беретесь рассуждать о том, что вас абсолютно не касается, шевалье дю Роше, - то ли напомнил, то ли просто констатировал де Брешвиль. – Выпустить вас может любой гвардейский офицер. Если сочтет это целесообразным. Пока же мне видится целесообразной разве что хорошая порка. Отличное средство для смирения норова и осознания разницы между собственными желаниями и волей божьей. Так что за вопросы задавал вам граф?
Alexander: Дерзость, еле сдерживаемая при виде настырных гвардейцев, готова была хлунуть из детских уст жгучим потоком, некоторые капли её все же брызнули, но большая часть осталась скрытой в мыслях юного шевалье. - Да, сударь, - все также благодушно ответил Александр, - пожалуй ваша участь меня волновать не должна...Вы правы. Мальчик хитро старался смягчится, говорить чуть любезнее и во всем соглашаться, но во время речи Брешвиля, он все же пробормотал довольно отчетливо: - Опять эта чепуха про волю божью...и порку.. Порка! Вот - нечто старое, как мир... Впрочем, паж был не глуп. Услышав в словах гвардейца подтверждение своих и поймав за хвост надежду в скором времени оказаться на свободе, если гвардейский офицер "сочтет это целесообразным", Александр избрал наконец, как ему казалось, тактику тех любезности и послушания, которых его собеседники заслуживали. - Господин граф желал знать кто я, откуда и что делаю в Пале Кардиналь, - и вновь почти правда. Вот оно - исполнение завета брата - не говорить всей правды.
Жан-Марк де Каюзак: -И что же, это столь великая тайна, что вы предпочли отправиться под замок, но сберечь ее? - искренне поразился Каюзак, не переставая дивиться вывертам Фортуны. Пусть даже мальчик вхож в дворцовые святая святых и может расстилать ушки под любой замочной скважиной, это всего ишь ребенок. Хотя... парень не так мал, чтобы не сообразить, что услышал лишнее, а после не найти услышанному применение.
Матье де Брешвиль: Некоторые дети имеют свойство вызывать во взрослых одну совершенно определенную мысль. «Какое счастье, что они не мои!» Именно об этом размышлял де Брешвиль, разглядывая юного дю Роше. Возможно, у Рошфора родительский инстинкт был более развит, раз он пожелал тратить свое время на воспитание этого нахала, но Матье подобная перспектива не привлекала. – Кажется, причины заточения шевалье очевидны, - в полголоса заметил он Каюзаку. – Стервец доведет кого угодно, а граф скор на расправу. Пожалуй, я отпущу его, ни ее величеству, ни тому, к кому приходил этот паж, не по душе будет задержка, а граф, надеюсь, успел успокоиться и озаботиться делами более важными, чем воспитание вздорного мальчишки.
Жан-Марк де Каюзак: Жан-Марк снова изобразил на лице усиленную работу мысли. Что-то в глубине души подсказывало ему, что не слудует отпускать мальчишку, несмотря на кажущуюся простоту ситуации. Рошфор, конечно, не образец кротости, и Каюзаку изрядно достанется, даже если шевалье дю Роше был просто скверно воспитанным мальчишкой, а уж если дело в чем - то большем... Каюзак задумчиво поскреб подбородок. -Что же, если все случилось из-за такого пустяка... почему бы и нет. Но с небольшим условием.
Матье де Брешвиль: – Условие – это резонно. – На лице де Брешвиля ни дрогнул ни один мускул, как будто речь шла не об опасности наказания, под которую он великодушно подставлял сразу две головы, свою и сослуживца, а о какой-нибудь невинной солдатской шалости. Если вопрос в том, кто примет на себя вину в случае, если Рошфору понадобится виноватый, то Матье и не собирался перекладывать этот груз на плечи Жан-Марка. Но, может быть, Каюзак говорит о чем-то, совсем к этой истории не относящемся? – И что же это за условие, лейтенант?
Жан-Марк де Каюзак: -Да сущий пустяк, Брешвиль. Надо бы отучить юного шевалье путаться под ногами, где не следует, и наоборот, научить отвечать старшим быстро, вежливо, не задумываясь и глядя в глаза. Уверен, что это здорово облегчит мальчику карьеру. Может, вы будете так любезны, чтобы сдать шевалье дю Роше с рук на руки его непосредственному начальству? Непременно с пояснением, где и почему он пропадал эти два - нет, уже два с половиной - часа, вместо того, чтобы выполнить поручение и шустренько мчаться за следующим.
Матье де Брешвиль: Матье оставалось только усилием воли подвить короткое, но емкое проклятие, что грозило вот-вот сорваться с языка. Жан-Марк был прав, подобное богоугодное деяние прикроет их тылы, мальчишке не помешает хороший нагоняй, да и Лувр, если задуматься, недалеко. А выходной? Сколько там от него осталось, пара часов до заката. - Да уж, придется. Собирайтесь, шевалье де Роше, прогуляемся. Вымучено улыбнувшись, де Брешвиль, понизив голос, добавил: - Если его светлость будет зверствовать, валите все на меня. А не будет, так тем лучше…
Жан-Марк де Каюзак: Каюзак неопределенно махнул рукой - мол, чего уж там, свои люди, сочтемся, весьма довольный тем, какой простой и вместе с тем изящный выход из двусмысленного положения ему удалось найти. -Уж как-нибудь...
Alexander: Как зверек, почуявший скорый миг освобождения, Александр притих, молча наблюдая за разговором офицеров, переводя взгляд то на одного, то на другого. Чер с их бесталковыми поучениями! Главное из этой проклятущей комнаты он уходит. Радость несколько омрачил тот факт, что уходить приходится с сопроваждающим, но...и на том спасибо. - Не беспокойтесь, господа, свое поручение я выполнил, - паж стал послушно собираться, как было велено,- Благодарю, не смотря на то, что знакомства хорошего не получилось... Мальчик изящно склонился, как недавно кланялся королеве. - Вы, сударь, правда беретесь меня сопровождать? - нелицеприятные слова в свой адрес паж пропустил мимо ушей, обратив внимание скорее на то, как и что говорил сероглазый гвардеец лейтенанту де Каюзаку. Романтичному ребенку чрезвычайно понравилось, что незнакомец готов взять всю вину на себя. Похоже, что этот настырный дворянин благороден... Маленький укол совести задел душу юного шевалье, но тот от него живо отмахнулся. Всё равно, он первый начал! - Разве это не хлопотно?
Матье де Брешвиль: - Нет, ничуть. За полчаса управлюсь, - вслух прикинул де Брешвиль, припоминая, кто в Лувре заведует многочисленными и разновозрастными пажами, приписанными на королевскую службу. – Вы рано радуетесь, шевалье, я бы на вашем месте готовился к хорошему нагоняю. «Более того, я приложу все усилия, чтобы наказали вас, как следует», - мысленно добавил Матье, утешая себя тем, что суровость в данном случае направлена целиком и полностью во благо мальчишки. – Следуйте за мной, шевалье дю Роше, - велел он пажу, ну а Каюзак последовал за ними без всяких понуканий, сторожить опустевшую комнату не было больше никакого смысла.
полная версия страницы