Форум » Пале Кардиналь » "Чужая пешка", 16 июля, начало шестого » Ответить

"Чужая пешка", 16 июля, начало шестого

Матье де Брешвиль: ...

Ответов - 38, стр: 1 2 All

Матье де Брешвиль: Возвращение де Брешвиля в Пале-Кардиналь выдалось совершенно обыденным. Сегодня дежурил Каюзак, но самого лейтенанта в караулке не оказалось, проверял посты где-то во дворце. Двое сменившихся из караула гвардейцев лениво играли в кости, один дремал в углу, и лишь один из них, насколько Матье сумел припомнить, новобранец, любовно полировал клинок своей шпаги клочком бархата. Шум вокруг истории с ночным визитером постепенно стих, но Жан-Марк наверняка об этом спросит, а сам де Брешвиль не прочь был поинтересоваться у дежурного офицера на счет приказа об аресте мушкетеров. Если дело это доверено кардинальской гвардии, Каюзак должен быть о том осведомлен. Но любые расспросы, как водится, стоило начинать с подчиненных. – Нет, господин лейтенант, распоряжения арестовать господ Атоса, Портоса, Арамиса и д’Артаняна никто не отдавал. А жаль…Этакие канальи, - хором посетовали обитатели караулки. – Да, на службе все тихо, только граф де Рошфор днем ловил какого-то мальчишку-пажа, шевалье де Шанлесси в этом участвовал. – Пажа? Это еще зачем?! Упоминание Рошфора неприятно было де Брешвилю само по себе, но то, что лучший агент и доверенный человек кардинала самолично решил заняться воспитанием прислуги – это новость. Явно беседа с Шере произвела на графа неизгладимое впечатление. – И чем … ммм… закончилась охота? – лениво поинтересовался Матье, мимоходом отбирая у де Шанлесси стакан и кости. Брошенные на стол, они продемонстрировали двойку и четверку. Поделом, нечего искушать фортуну по мелочам. – Да ничем, господин лейтенант. Малец сидит под замком в графской комнате «для бесед», а его светлость по делам уехали. – Бедное дитя… И давно его заперли? – Да часа уж два как… - Не буянит? – А толку? – Действительно… Что ж, пойду, взгляну, пожалуй. Любопытство – страшный грех, особенно когда оно мешается с желанием усложнить жизнь неприятному тебе человеку. Если бы бедняга-паж был серьезным государственным преступником, то заперли бы его не в комнате, а где-нибудь понадежнее, в Шатле и Бастилии. Тем более любопытно, чего вдруг Рошфору приспичило заделаться в тюремщики.

Alexander: Покинутый всеми, даже своим тюремщиком, Александр дю Роше первые полчаса и впрямь вел себя чересчур громко. Не то чтобы он решил, что сможет выбраться: в окно не прыгнешь - высоко, дверь заперта. Пойти на хитрость? Но даже если бы пажу удалось бы привлечь своим шумом кого-то из гвардейцев и, каким-то образом обманув, выпорхнуть из комнаты, ему бы не дали выйти из дворца другие. Да и есть ли у кого-то, кроме графа Рошфора, ключ от этой комнаты? Как бы ни было, за эти полчаса мальчик убедился в том, что как бы он ни кричал, ни барабанил и не тупатил по стенам и в двеврь, и не пытался выбить эту самую дверь стулом, никто не собирался приходить и, похоже, в обще не обращал внимания на его старания. А жаль, потому как он считал совершенно законным, если испортили жизнь ему, попортить её и ещё и тем, кого считал своими охранниками. Вспотев от такого чрезвычайно занимательного дела, как ломание ни в чем не повинной двери, Александр, откинув,выбившуюся на лоб, белокурую прядь, встал оперевшись рукою на дверь и поставив ногу за ногу. - Хм...А они не думают, что я, например, захотел по нужде? - хмкнул паж, разговаривая сам с собой, - Ну и ладно. За порчу хозяйского имущества будут отвечать сами. Я не виноват. Сложно сказать, что имел ввиду мальчик: потрепанную обивку стула и поцарапанную дверь или возможность справить упомянутую нужду прямо в комнате со всеми вытекающими отсюда последствиями... Больше показывать свой характер было бессмысленно, и Александр, ещё раз окинув взглядом место своего заточения, снова хмыкнул, криво усмехнувшись. - Бывало и хуже!... И впрямь, это место не сранится с сырым монашеским погребом, кишащим большими, прожорливыми крысами, да и с пыльным, душным чуланом, к тому же, никто не вздумал его прежде пороть. Это радовало, и стоило воспользоваться обстоятельствами. С видом бывалого заключенного, паж снял с себя туфли, ужасно жавшие ноги, растегнул верхнюю одежду, ослабил манжеты и, закинув ноги на подлокотник, преудобно устроился в кресле, где до этого сидел треклятый граф. Мысли его были невеселы, но грустить подолгу мальчик не умел да и события нынешнего дня, надо сказать, его измотали. Александр по-хозяйски откинулся на спинку кресла и задремал.

Жан-Марк де Каюзак: На пути к узилищу, в котором томилось бойкое дитя, Брешвиль и встретил Каюзака, пребывавшего во вполне благодушном настроении. Мальчишка удивительно быстро прекратил бузить и смирился со своей участью прежде, чем у караульных лопнуло терпение, и единственное, что слегка волновало Жана-Марка, лично отвечавшего за сохранность пленника, это сомнение в том, что паж там мирно предается молитвам и благочестивым размышлениям. Насколько он мог судить по собственным младшим братьям, притихший ребенок – это очевидный признак готовящейся пакости. -Добрый вечер, шевалье, - поприветствовал сослуживца Жан-Марк. – Кажется, в нашей вотчине снова мир, покой и согласие. Слыхали новость – Рошфор изловил государственного преступника?


Матье де Брешвиль: – Добрый, лейтенант, - де Брешвиль был благодарен Каюзаку по крайней мере уже за то, что он (пока) не упоминает о злосчастной ночной веревке на крыше. Запертый в комнате паж – гораздо более подходящая тема для беседы. – Да уж, наслышан, наша гвардия без труда даст фору придворным сплетницам. Что-то, гляжу, государственные преступники мельчают прямо на глазах. Что за мальчишка, в чем он провинился? Матье снял шляпу, в задумчивости отряхнул с нее городскую пыль, размышляя, как бы поизящнее подвести Жана-Марка к необходимости сходить взглянуть на этого необычного пленника. Для себя мужчина уже решил, что отпустит этого пажа в любом случае, но дежурный офицер сегодня Каюзак, и надо бы обустроить все так, чтобы старый товарищ по службе при этом избежал графского нагоняя.

Жан-Марк де Каюзак: -Все мельчает, - философски вздохнул Жан-Марк, -говорят, раньше и небо было выше, и девки сговорчивее... Мальчик вроде бы пришел с поручением, вертелся-вертелся, и попался под горячую руку месье графу, который, очевидно, решил расправиться с ним прежде, чем плут вырастет в злодея. Меня терзают смутные сомнения, с чего бы это малыш там так притих? В голову лезут всякие мысли насчет каминной трубы и побега по крышам...

Матье де Брешвиль: - Если у вас есть ключ от двери, Каюзак, то развеять подобные сомнения легче легкого. Если нет… Его всегда можно раздобыть, - едва заметно подначил де Брешвиль, направляя служебное рвение дежурного лейтенанта в выгодное ему самому русло. – Если резвый паж застрянет где-нибудь в каминной трубе, крику не оберешься. Если не застрянет, а выскользнет без помех… Надеюсь, граф предпочтет демонстрировать свое бешенство угрожающим молчанием. До бешенства Рошфора конечно нужно было еще довести, но Матье полагался на собственную изобретательность.

Жан-Марк де Каюзак: Жан-Марк на пару минут задумался, решая и прикидывая. С одной стороны, решение проблемы было очевидным - открыть дверь и заглянуть внутрь, с другой... Каюзак любил понятные, точные и прямые приказы, распоряжения же графа Рошфора были именно такими. Однако паренек и впрямь был не по годам шустр, а бретонцу никак не хотелось отдуваться, если паж умудрится просочиться сквозь щели в полу. -Пожалуй, и впрямь лучше взглянуть, чем занят мальчишка, что - то не нравится мне эта тишина, - порывшись в привешенном к поясу кошельке, он извлек ключ. - Желаете составить компанию, Брешвиль?

Матье де Брешвиль: – Разумеется, желаю. Земля слухами полнится. Предложение пришлось как нельзя кстати, и Матье с интересом следил за поворотом ключа в замке. В то, что мальчишка мог как-то серьезно провиниться перед большой политикой, лейтенанту верилось мало. Конечно, на то они и пажи, чтобы таскать между господами весточки и записки, в том числе и крамольные. Но в Пале Кардиналь бедная жертва графской подозрительности явно заявилась сама, а значит тоже по господскому делу. Любопытно, в чьи же дела решил сунуть нос Рошфор на этот раз, и знает ли покровитель (или покровительница) мальчика об этом нежданном интересе.

Жан-Марк де Каюзак: Каюзак вошел в импровизированную темницу первым, подозрительно обвел комнату орлиным взором на предмет возможных неприятных неожиданностей. Мальчик мирно спал в кресле, будто позируя для картины об усталом херувимчике - очевидно, совесть его была чистой и незамутненной, как хрусталь.

Alexander: Всё же, совесть Александра была не так чиста, как казалось, на первый взгляд. Дремать в неудобной позе ему давно наскучило, но только он успел потянуться и похрустеть онемевшими костяшками, как услышал за дверью голоса, а затем звук от поворотов ключа в замочной скважине. Паж тут же впрыгнул в изначальное положение и прикрыл глаза. Как он понял по голосам, среди двух зашедших мужчин нет графа-тюремщика. Может они от него и пришли его выпустить наконец? Он хотел было притворятся и дальше, подумывая, что может услышать что-нибудь интересное из разговора взрослых, но побоялся, что сейчас они закроют дверь, и он вновь останется скучать в этой идиотской комнате. - Вы принесли мне поесть, господа?-деловито осведомился мальчик, не меняя положения и не открывая глаз.

Матье де Брешвиль: Обыкновенный ребенок, лет десяти или что-то около. Судя по гербам на ливрее, мальчишка служит маршалу Марильяку. Неожиданно, - Марильяк-младший не числился среди сторонников кардинала, но и открытым врагом первого министра не был, во всяком случае, официально. Значит, служить Марильяку само по себе еще не преступление для этого юного пажа. Детский сон всегда выглядит таким безмятежным, что прерывать его чисто по-человечески жаль. И если бы Матье не планировал выставить мальца вон из этой комнаты до возвращения графа де Рошфора, он не стал бы, конечно, будить Адександра. Но на этот раз в намерения лейтенанта не входило дать пленнику выспаться. Да и сам юный возмутитель спокойствия вовремя обозначил свое ангельское притворство, дав понять гвардейцам, что он далек от вотчины Морфея. – «Доброе утро», шевалье, – де Брешвиль с легкой насмешкой скрестил руки на груди. – Если вы потрудитесь открыть глаза, то сами увидите, что мы принесли, а что нет.

Жан-Марк де Каюзак: Каюзак наморщил лоб и окончательно сделался похож на виллана, стащившего где - то гвардейский плащ и перевязь со шпагой. Его простецкая физиономия выражала крайнюю степень задумчивости, ибо по природе Жан-Марк не был склонен к бессмысленному тиранству, а распоряжения уморить это чудо голодом не поступало. -Вы здесь целых два часа, сударь, наверное, уже почти в голодном обмороке?

Alexander: Александр открыл сначала один глаз, потом, оглядев гвардейцев как следует сквозь тоненькую щелку, открыл второй и по-королевски потянулся. - Ну так я и думал! Ничего! - со смешинкой в голосе заметил бойкий малый, аккуратно одевая туфли и приводя себя в надлежащий вид, - Да, сударь, видите, я в него упал? - ехидно обратился паж к тому гвардейцу, что заговорил вторым. Теперь, когда оба глаза были открыты, мальчик, как всегда без тени смущения, рассмотрел новых незнакомцев, оценивая, как может пройти это знокомство по сравнению с предыдущим, мало приятным. - И в обще, что это у вас, господа, узникам даже охранника, с которым можно поболтать, не предусмотренно? Скука ж смертная!...Или вы они и есть? Что ж... Я к вашим услугам! Ситуация, в которой Александр оказался, вновь стала напоминать ему о его давних шалостях, а поэтому, о чувстве страха, к тому же уже давно вытесненного скукой, он успел позабыть, и к нему вернулась былая дерзость и ехидство.

Матье де Брешвиль: – Теперь я знаю наверняка, что Марильяк – никудышный маршал, - пробормотал де Брешвиль, разглядывая развязного мальчишку уже без всякой доли симпатии. Спящим «ангелочек» смотрелся куда приятнее. – Неосмотрительно доверять армию человеку, не сумевшему привить правила хорошего тона даже собственному пажу. Вы все еще служите человеку, цвета которого носите, шевалье, или он предпочел от вас избавиться? Детские в своей нарочитой язвительности колкости мужчина предпочел пропустить мимо ушей. Сейчас его интересовало лишь, кто этот малец таков, и что от него нужно было графу де Рошфору.

Жан-Марк де Каюзак: Каюзак только хмыкнул в ответ на неуважительные выпады юного создания. Гораздо больше его заинтересовало - может, немного запоздало - любопытство Брешвиля по отношению к настоящему или мнимому господину пажа. Как занятно, видимо, Матье кое - что знает об этой истории с пажом, несмотря на то, что лично в Пале - Кардинале не присутствовал... Поэтому Каюзак решил пока помолчать, навострив уши.

Alexander: Не нужно было и приглядываться, чтобы увидеть, что юный собеседник страшно обиделся. - Избавился, сударь? - переспросил мальчик, смотря на Брешвиля исподлобья. Дерзкую улыбку, как ветром сдуло. На взрослых смотрел уставший, недовольный человек, к тому же, задетый за живое. - Не говорите столь уверенно о том, чего не знаете,- строго продолжил Александр, - Господин де Марильяк позаботился о том, чтобы определить меня в пажи Анны Австрийской. Обиженные голубые глаза смотрели на мужчин с холодностью февральского неба. Александр чувствовал, что весь этот ужасный дворец наполнен врагами и, единственный, кому он мог доверится - брат, да, пожалуй, та прекрасная дама, к которой он приходил с поручением. Он не хотел признаваться себе в том, что вновь слишком рьяно проявил свою язвительность. - Мое имя Александр дю Роше, - на этот раз мальчик решил представится первым и не врать, - и я, как вам уже известно, паж её величества. Что вам угодно, господа? Повторив свой вопрос с уже более вежливой интонацией и формой, мальчик слегка поклонился и встал прямо, ожидая слов со стороны незнакомцев.

Матье де Брешвиль: – Вот я и говорю, избавился, - невозмутимо продолжил лейтенант, не собираясь отказывать себе в желании слегка поязвить над мастером язвительности. Итак, этот юнец состоит при дворе, причем, состоит недавно, и придворной обходительности его еще не обучили. Самое время заняться. – Отправил прислуживать женщинам. Нитки, шпильки, булавки… Вас уже научили сматывать пряжу или готовить иглы для вышивки, а, шевалье дю Роше? В службе королеве не было абсолютно ничего зазорного. Кроме собственно того факта, что маршал, готовясь к грядущей военной компании, отправил это милое создание с глаз подальше. А ведь мальчишки так мечтают о приключениях, о боях, о подвигах... Что-то тут не чисто. Соглядатай? Шпион? Или просто любимчик? Губы Матье сами собой скривились в довольно ироничной улыбке. К маменькиным сынкам в накрахмаленных воротничках, подающим дамам их любимых собачек, он испытывал здоровое пренебрежение военного к никчемным штатским. В столь юном возрасте, и такая печальная участь, бедняжка. – Раз уж вы так стремитесь угодить, проинформируйте нас с шевалье де Каюзаком о том, что вы делали в Пале Кардиналь, и по какому поводу граф де Рошфор лишил вас свободы и обеда?

Жан-Марк де Каюзак: "Нас с шевалье Каюзаком". Жан-Марк опомнился, как бы то ни было, он уже здесь, и если Брешвиль сейчас превышает полномочия, то с его попустительства. Впрочем, снявши голову, по волосам не плачут. -Зачем же вы так рычите на мальчика, Брешвиль, он же вас испугается и будет плакать, - поддержал игру в "хорошего - плохого" Каюзак. -Шевалье дю Роше наверняка будет рад рассказать обо всем, что нам будет желательно узнать, не так ли?

Alexander: По сравнению с холодной властностью графа де Рошфора, меткие насмешки незнакомого гвардейца жгли Александра раскаленным железом, подобное было возможно, потому как мальчик и сам был недоволен своей участью и мысли о том, что от него всего навсего избавились его посещали на протяжении всего дня. Первым ответом Брешвилю был яростный взгляд, как если бы небо внезапно запылало, но, обладающему большим самолюбием, ребенку совсем не хотелось проигрывать в возникшем словесном соревновании. - Пусть и так, сударь... Простите, не имею чести знать вашего имени, - при близжайшем рассмотрении угадывалось, что юный дворянин обучен законам речи, подабающей для его сословия, но, в таком случае..перед мужчинами стоял просто ершистый отрок, считающий, что любезное обращение с его стороны, нужно ещё заслужить, - Но я еще успею понюхать порох, а вот вы почему-то снизходите до охраны безоружного мальчишки, вместо того, чтобы рваться в бой. Свое уже отвоевали? Смерив гвардейца холодным взглядом, ребенок, обратился к тому, чье имя было названо. - Не стоит беспокоится, господин де Каюзак, я не заплачу, - ответил Александр вежлевее, чем сероглазому насмешнику, посмевшему уколоть его больное место, - Простите, господа, вам следовало бы спросить у графа де Рошфора о том, почему я здесь....

Матье де Брешвиль: - Вы не расслышали мой вопрос, шевалье? - уточнил Матье, не меняя равнодушно-покровительственного тона. Мальчишка дерзок, и, скорее всего граф отправил его под замок без всякой вины, за один лишь длинный язык. Что ж, ничто человеческое не чуждо даже «господину в черном», - так порой за глаза, между собой и по обыкновению в полголоса называли де Рошфора в Пале Кардиналь. В какой-то степени лейтенант понимал графа. Маленький мерзавец заслуживал хорошей порки. Исключительно себе же во благо, - подобного рода дерзость без разбора может привести болтуна к большим неприятностям вернее, чем сыскать ему славу записного остряка. – Или, возможно, вы его не поняли? У вас так плохо с французским? Как, за что и почему? Не заставляйте меня думать, что вы глупы настолько, что не знаете ответов на эти вопросы. И никаких «простите», мы не в церкви.

Alexander: Слова гвардейца, паж расценил по-своему, увидев в них маленькую победу: противник не стал отвечать на его дерзости, но при этом стал настойчевее,значит прячет то, что на самом деле и Александру удалось вывести его из себя. На этот раз ребенок пропустил колкости в свой адрес мимо ушей. Пауза затянулась на долго. Роше усмехнувшись, долго и хитро смотрел на еще одного желающего порасспрашивать его персону. Однако долго молчать нельзя. Что ответить?... И, главное, как. Перестав усмехаться и смотреть на гвардейца в упор, мальчик задал встречный, один единственный вопрос, спокойным, даже вежливым тоном: - Что я получу за то, что отвечу на ваши вопросы, господин гвардеец?

Матье де Брешвиль: – Идемте, Каюзак, - скривился де Брешвиль. – Даже канарейка мадам де Комбале умнее этого молодого человека. Надеюсь, шевалье дю Роше, граф де Рошфор вспомнит о вас прежде, чем позабудут все остальные. Дьявол с ним, с Рошфором, маленький нахал как будто чувствовал, что Матье надеется через него задеть кого-то другого. Но неприязнь к графу, хоть и была велика, не превышала в лейтенанте здравомыслия. Выпускать мальчишку, так и не выяснив, за что он посажен под замок, в высшей степени неосмотрительно. И для него, и тем более для Каюзака, который по долгу службы несет за этого паршивца благородных кровей ответственность. – Надо послать кого-нибудь на кухню, пусть накормят, - де Брешвиль обращался к Жан-Марку, уже не обращая внимания на вызывающе подобравшегося мальчика. Еще не хватало с детьми воевать. – И… Пускай сидит. Позабавиться тут не с чего, проявлять милосердное участие – тем более.

Жан-Марк де Каюзак: Каюзак рассеянно подбросил на ладони ключ от темницы юного дю Роше и поймал в крепко стиснутый кулак, задаваясь вопросом, а о чем это, собственно, они здесь говорили с молодым человеком. -Да уж, плачевное зрелище, - вслух согласился он с Брешвилем, - карьера в ярмарочном балагане вам, шевалье, не грозит. Вряд ли сюда еще кто - то явится, чтобы посмотреть на такую сомнительную диковинку, разве что сам граф Рошфор...

Alexander: - Как вам будет угодно, сударь, - хохотнул мальчишка,- Может быть канарейка,раз она такая умная, ответит на ваши вопросы.... Положение несговрчивого ребенка было не из приятных, но, он сам не знал, почему ему так хочется противоречить незнакомому гвардейцу. С другой стороны, прояви он любезность и послушание, что бы тот сделал? Выпустил бы его за это на свободу? Мальчик, не знающий, что Брешвиль вовсе не является его охранником, а значит ему не будет грозить наказание со стороны "черного графа", в эту возможность попросту не верил, а отсюда, не хотел и уступать. Александру так и хотелось с горечью ответить, что он и без того находится в балагане и ведет себя соответственно, но промолчал, надувшись, залезая на подоконник и отворачиваясь от незнакомцев. - Спросите у канарейки, за что и почему она сидит в клетке,- паж смотрел в окно, чувствуя, что может расплакаться, а этого он больше всего не хотел делать при гвардейце, который с самого начала решил насмехаться над ним, видимо, сочтя, что перед ним всего лишь маленький дворянчик, а значит он ничем возразить не сможет, - пусть, если она дура и доверяет незнакомцам, не назвавшим ни имени ни звания и решившим над ней потешаться, болтает сколько ей влезет... Голос ребенка звучал глухо и, Александр сам не заметил, как в нем появился слезливый надрыв. - Только вот не говорите зря о милосердии, сударь. Вам нет никакого дела до моей участи...Все вы..играете против кого-то... Мальчик, конечно, же не знал, что Брешвиль желал бы насолить Рошфору, ребенок только воспроизводил свои ощущения, полученные из разговора с братом. - Только уж правда..накормите... Канарейке по крайней мере дают есть...

Матье де Брешвиль: – А ведь вы были правы, Жан-Марк, - с легким удивлением в голосе заметил Матье, прислушавшись к подозрительной хрипотце в совсем недавно еще вызывающе-звонком голосе мальчишки. – Шевалье, похоже, не прочь и всплакнуть… Кажется, он совсем отвык от общения с детьми. Что и не удивительно, младших братьев и сестер последние лет десять лейтенант видал урывками, да и они уже давно не младенцы. А собственными чадами гвардеец обзаводиться пока не спешил. Черт возьми, дети хуже женщин. Что ж, попробуем еще раз. – Не валяйте дурака, дю Роше. Канарейка, клетка, доверие…Честным людям скрывать нечего. Что вы не поделили с Рошфором? Что вы ему сделали, нагрубили, наступили на ногу, поклонились недостаточно низко? Бьюсь об заклад, граф давно позабыл об этом, и заодно и о вас. Не так давно я видел его в Консьержи, и там месье было, чем заняться. Вы хоть понимаете, что можете запросто просидеть взаперти еще бог знает сколько, причем, без всякой весомой причины? У вас нет дел, поручений? Вы не печетесь о своей новой королевской службе? Сколько вам лет, интересно знать, откуда у вас эта бессмысленная дерзость без всякого к тому повода? Де Брешвиль отчитывал пажа и одновременно фактически «подсказывал» ему ответы. Если мальчишка не конченный недоумок, он сообразит, что нужно давить на жалость и изображать из себя невинную жертву дурного нрава де Рошфора. Благо, непростой характер графа ни для кого не тайна. А не сообразит, так и черт с ним. Пусть дожидается своего личного тюремщика.

Alexander: Темно-золотые брови на ангельском личике маленького демона изогнулись, и уголки их сомкнулись в одну точку, образовав тоненькую складку на переносице. Александр обернулся лицом к гвардейцу, и по взгляду пажа было ясно, что он смотрит на Брешвиля несколько иначе. Подобный взгляд сложно описать, однако, стоит отметить, что в нем отражалось облегчение, которое внезапно почувствовал мальчик. Вызвано оно было одной единственной мыслью: "А ведь очень хорошо, что этому дворянину нет до меня дела! Это не тот хлыщ...Ему можно соврать что-нибудь безобидное..Кажется, про меня, кроме черной баракуды, никто больше не знает...Хе-хе.." Конечно, граф де Рошфор запер мальчишку не просто из-за дерзости, хотя и в ней крылась причина заточения, но раз сейчас правда не нужна... - Ну, что касается моей природной дерзости, сударь, я просто не люблю, когда надо мной насмехаются, думаю, вы тоже,- заметил Александр просто,- А что до графа де Рошфора... Да, вы правы. Он стал задавать мне вопросы, на которые я не мог дать ответа, я оказал сопративление и граф применил силу. Врать, в сущности и не пришлось, не думай мальчик, что любопытному гвардейцу нужно то же, что и Рошфору, он бы уже давно сказал, что-нибудь в этом роде. - Впрочем, какое это имеет значение? Забыл граф обо мне или нет, только он может меня выпустить, разве нет? - паж испытующе заглянул в серые глаза, - Вы говорите так, будто готовы меня освободить, а ведь за этот поступок вам придется отвечать... Александр лучезарно улыбнулся, сменив насмешливость, дерзость и упрямство, не на слезливость. вызвавшую бы жалость, а на рассудительное благодушие.

Жан-Марк де Каюзак: Каюзак обескураженно крякнул. Вольно же было Брешвилю намекать мальчику на то, что стоит тому ответить на все его вопросы, как двери Пале-Кардиналь тут же распахнуттся перед беспечной пташкой! Отвечать-то за шевалье дю Роше придется ему, Каюзаку. -Если бы граф применил к вам силу так, как следовало бы, шевалье, вы с куда большим желанием и учтивостью отвечали бы теперь нам, - с легкой насмешкой бросил он Александру.

Матье де Брешвиль: Святые мощи, ну каков наглец! Стоило на йоту смягчить голос, и ангелочек не преминул сунуть нос в не свое дело. Его, видите ли, беспокоит, кого за него накажут. Де Брешвиль покосился на Каюзака, которого никогда не считал глупцом. Если даже не сдержанный на язык ребенок понимает, к чему клонится дело, то уж Жан-Марк это понимает тем более. Интересно, что возобладает в душе дежурного лейтенанта, - круговая гвардейская порука и нежелание ссориться с теми, от чих шпаг часто завит твоя собственная жизнь в бою. Или страх перед Рошфором. – Мне кажется, вы слишком живо беретесь рассуждать о том, что вас абсолютно не касается, шевалье дю Роше, - то ли напомнил, то ли просто констатировал де Брешвиль. – Выпустить вас может любой гвардейский офицер. Если сочтет это целесообразным. Пока же мне видится целесообразной разве что хорошая порка. Отличное средство для смирения норова и осознания разницы между собственными желаниями и волей божьей. Так что за вопросы задавал вам граф?

Alexander: Дерзость, еле сдерживаемая при виде настырных гвардейцев, готова была хлунуть из детских уст жгучим потоком, некоторые капли её все же брызнули, но большая часть осталась скрытой в мыслях юного шевалье. - Да, сударь, - все также благодушно ответил Александр, - пожалуй ваша участь меня волновать не должна...Вы правы. Мальчик хитро старался смягчится, говорить чуть любезнее и во всем соглашаться, но во время речи Брешвиля, он все же пробормотал довольно отчетливо: - Опять эта чепуха про волю божью...и порку.. Порка! Вот - нечто старое, как мир... Впрочем, паж был не глуп. Услышав в словах гвардейца подтверждение своих и поймав за хвост надежду в скором времени оказаться на свободе, если гвардейский офицер "сочтет это целесообразным", Александр избрал наконец, как ему казалось, тактику тех любезности и послушания, которых его собеседники заслуживали. - Господин граф желал знать кто я, откуда и что делаю в Пале Кардиналь, - и вновь почти правда. Вот оно - исполнение завета брата - не говорить всей правды.

Жан-Марк де Каюзак: -И что же, это столь великая тайна, что вы предпочли отправиться под замок, но сберечь ее? - искренне поразился Каюзак, не переставая дивиться вывертам Фортуны. Пусть даже мальчик вхож в дворцовые святая святых и может расстилать ушки под любой замочной скважиной, это всего ишь ребенок. Хотя... парень не так мал, чтобы не сообразить, что услышал лишнее, а после не найти услышанному применение.

Матье де Брешвиль: Некоторые дети имеют свойство вызывать во взрослых одну совершенно определенную мысль. «Какое счастье, что они не мои!» Именно об этом размышлял де Брешвиль, разглядывая юного дю Роше. Возможно, у Рошфора родительский инстинкт был более развит, раз он пожелал тратить свое время на воспитание этого нахала, но Матье подобная перспектива не привлекала. – Кажется, причины заточения шевалье очевидны, - в полголоса заметил он Каюзаку. – Стервец доведет кого угодно, а граф скор на расправу. Пожалуй, я отпущу его, ни ее величеству, ни тому, к кому приходил этот паж, не по душе будет задержка, а граф, надеюсь, успел успокоиться и озаботиться делами более важными, чем воспитание вздорного мальчишки.

Жан-Марк де Каюзак: Жан-Марк снова изобразил на лице усиленную работу мысли. Что-то в глубине души подсказывало ему, что не слудует отпускать мальчишку, несмотря на кажущуюся простоту ситуации. Рошфор, конечно, не образец кротости, и Каюзаку изрядно достанется, даже если шевалье дю Роше был просто скверно воспитанным мальчишкой, а уж если дело в чем - то большем... Каюзак задумчиво поскреб подбородок. -Что же, если все случилось из-за такого пустяка... почему бы и нет. Но с небольшим условием.

Матье де Брешвиль: – Условие – это резонно. – На лице де Брешвиля ни дрогнул ни один мускул, как будто речь шла не об опасности наказания, под которую он великодушно подставлял сразу две головы, свою и сослуживца, а о какой-нибудь невинной солдатской шалости. Если вопрос в том, кто примет на себя вину в случае, если Рошфору понадобится виноватый, то Матье и не собирался перекладывать этот груз на плечи Жан-Марка. Но, может быть, Каюзак говорит о чем-то, совсем к этой истории не относящемся? – И что же это за условие, лейтенант?

Жан-Марк де Каюзак: -Да сущий пустяк, Брешвиль. Надо бы отучить юного шевалье путаться под ногами, где не следует, и наоборот, научить отвечать старшим быстро, вежливо, не задумываясь и глядя в глаза. Уверен, что это здорово облегчит мальчику карьеру. Может, вы будете так любезны, чтобы сдать шевалье дю Роше с рук на руки его непосредственному начальству? Непременно с пояснением, где и почему он пропадал эти два - нет, уже два с половиной - часа, вместо того, чтобы выполнить поручение и шустренько мчаться за следующим.

Матье де Брешвиль: Матье оставалось только усилием воли подвить короткое, но емкое проклятие, что грозило вот-вот сорваться с языка. Жан-Марк был прав, подобное богоугодное деяние прикроет их тылы, мальчишке не помешает хороший нагоняй, да и Лувр, если задуматься, недалеко. А выходной? Сколько там от него осталось, пара часов до заката. - Да уж, придется. Собирайтесь, шевалье де Роше, прогуляемся. Вымучено улыбнувшись, де Брешвиль, понизив голос, добавил: - Если его светлость будет зверствовать, валите все на меня. А не будет, так тем лучше…

Жан-Марк де Каюзак: Каюзак неопределенно махнул рукой - мол, чего уж там, свои люди, сочтемся, весьма довольный тем, какой простой и вместе с тем изящный выход из двусмысленного положения ему удалось найти. -Уж как-нибудь...

Alexander: Как зверек, почуявший скорый миг освобождения, Александр притих, молча наблюдая за разговором офицеров, переводя взгляд то на одного, то на другого. Чер с их бесталковыми поучениями! Главное из этой проклятущей комнаты он уходит. Радость несколько омрачил тот факт, что уходить приходится с сопроваждающим, но...и на том спасибо. - Не беспокойтесь, господа, свое поручение я выполнил, - паж стал послушно собираться, как было велено,- Благодарю, не смотря на то, что знакомства хорошего не получилось... Мальчик изящно склонился, как недавно кланялся королеве. - Вы, сударь, правда беретесь меня сопровождать? - нелицеприятные слова в свой адрес паж пропустил мимо ушей, обратив внимание скорее на то, как и что говорил сероглазый гвардеец лейтенанту де Каюзаку. Романтичному ребенку чрезвычайно понравилось, что незнакомец готов взять всю вину на себя. Похоже, что этот настырный дворянин благороден... Маленький укол совести задел душу юного шевалье, но тот от него живо отмахнулся. Всё равно, он первый начал! - Разве это не хлопотно?

Матье де Брешвиль: - Нет, ничуть. За полчаса управлюсь, - вслух прикинул де Брешвиль, припоминая, кто в Лувре заведует многочисленными и разновозрастными пажами, приписанными на королевскую службу. – Вы рано радуетесь, шевалье, я бы на вашем месте готовился к хорошему нагоняю. «Более того, я приложу все усилия, чтобы наказали вас, как следует», - мысленно добавил Матье, утешая себя тем, что суровость в данном случае направлена целиком и полностью во благо мальчишки. – Следуйте за мной, шевалье дю Роше, - велел он пажу, ну а Каюзак последовал за ними без всяких понуканий, сторожить опустевшую комнату не было больше никакого смысла.



полная версия страницы