Форум » Пале Кардиналь » О необдуманных пари, 16 июля, около шести вечера » Ответить

О необдуманных пари, 16 июля, около шести вечера

Dominique:

Ответов - 33, стр: 1 2 All

Жан-Марк де Каюзак: Где проще всего поймать мышь? Разумеется, в буфете. Где проще всего застать писаря? Само собой, в канцелярии. Туда - то и направил свои стопы Каюзак, причем по пути ему удалось принять почти нормальное выражение лица, от которого не шарахались бы окружающие. Ему повезло - у входа Жан-Марк поймал за локоть мелкого клерка: -Если месье Шере там, попросите его немедленно выйти - у меня к нему срочное дело от капитана де Кавуа. Паренек что - то согласно пискнул - возможно, Жан-Марк немного переусердствовал - и торопливо нырнул за массивную дверь, оставив Каюзака дожидаться снаружи.

Dominique: /И снова о предосудительных знакомствах/ => Скользнув в дверь канцелярии, Шере обнаружил, что Шарпантье там не было, и мысленно вздохнул с облегчением. Конечно, тот не замедлит к нему придраться по возвращении, по мнению личного секретаря его высокопреосвященства жулики бывшими не бывают, но по крайней мере теперь у него будет возможность сделать вид, что он всецело поглощен работой. Шере потянулся за пером и одновременно взял верхнее письмо с лежавшей на его конторке стопки. Что мы имеем? Просьбу осчастливить младшего сына хоть каким-нибудь аббатством, четверо сыновей, три дочери, больная старуха-мать, полуразрушенный замок. Кто-то из тех, кто знал его высокопреосвященство еще епископом Люсонским? Иначе почему бы отвечать на эту просьбу «лично», своей рукой? Перо еле слышно заскрипело, выводя буквы бисерным почерком, который от долгого использования едва ли не стал его собственным. «Дорогой шевалье…» – Вас ждет лейтенант де Каюзак, – буркнул, проходя к своему месту, мэтр По несколько писем спустя. – С поручением от своего капитана. Изумление Шере никак не отразилось на его лице, когда он отложил перо в сторону и поспешил к двери. Зачем, спрашивается, капитану гвардейцев Ришелье понадобился какой-то секретаришка? Или ему был нужен не секретарь, а бывший ростовщик? Или… Нет, что толку гадать, когда через минуту все станет ясно? Заметив подпиравшего стенку гвардейца, Шере неловко поклонился. – Я к вашим услугам, сударь.

Жан-Марк де Каюзак: -Давайте немного пройдемся, Шере, - вполне миролюбиво предложил Жан-Марк, - хотя бы свернем вот за этот угол - зачем нам лишние вопросы, не так ли? Каюзак вообще был небольшим любителем телесных вразумлений, поскольку, во - первых, они требовали лишних физических усилий, которые, во - вторых, частенько пропадали даром. В детстве папенька драл его самого пряжкой ремня за рискованное развлечение - лазание по подвальным помещениям полуобрушившегося донжона, но это не помогало до тех пор, пока мальчишку едва не привалило там. Испуг вылечил Жана - Марка от страсти к подобным приключениям вернее, чем отцовское назидание, после которого он с трудом сидел. Каюзак намеревался проделать нечто подобное и с Шере - надо научить мерзавца бояться гвардии...


Dominique: Шере быстро поднял глаза на гвардейца. Имя Каюзака ничего ему не сказало, вся кардинальская охрана была для него на одно лицо, но предложение пройтись куда-нибудь за угол было настолько непохоже на поручение от капитана де Кавуа, что он не мог не насторожиться. – Лишние вопросы, сударь? – прошептал он, невольно покосившись в сторону канцелярии и уже начиная жалеть, что так аккуратно прикрыл за собой дверь.

Жан-Марк де Каюзак: -Именно, - кивнул Жан-Марк, - ведь наверняка найдутся те, кому до звона в ушах захочется узнать, что гвардеец его высокопреосвященства может обсуждать с неприметным бумагомаракой, - он простодушно улыбнулся. - А знаете, Шере, я тоже не лишен азарта, и когда узнал о вашем чуднОм пари, решил, что мы с вами поладим. Со стороны Каюзак снова казался простачком, однако глаза у него блестели очень и очень недобро.

Dominique: Глаза Шере невольно расширились – сочетание слова «пари» с гвардейской формой не могло иметь другого эффекта, даже если бы он понимал, при чем здесь капитан де Кавуа – и он сделал маленький, почти незаметный шажок назад. – На самом деле, я совсем не азартен, сударь, – почти беззвучно отозвался он, лихорадочно прикидывая, под каким предлогом он мог ускользнуть. Не то, чтобы в коридоре перед канцелярией он был в большей безопасности, чем в любом другом месте дворца, но если для того, что задумал этот Каюзак, нужно было другое место, лучше было оставаться здесь.

Жан-Марк де Каюзак: Жан-Марк самым фамильярным и дружелюбным образом подхватил его под руку, лишая возможности тихо сбежать, не привлекая ничьего внимания, и доверительно сообщил: -Не надо делать вид, будто вам это совсем не интересно, я далек от мысли испытывать ваши нравственные устои - для меня совершенно очевидно, многоуважаемый месье Шере, их полное отсутствие, каким бы агнцем вы сейчас не прикидывались. Я хотел бы заключить с вами пари, сударь. Крайне любопытное и очень для вас выгодное.

Dominique: Тяжелая мужская рука, подхватившая его под локоть, вызывала у Шере почти физическое отвращение, как и всякое непрошенное прикосновение, и на какое-то мгновенье, пытаясь справиться с подступившей к горлу тошнотой, он даже забыл о своем намерении сбежать. – Пари? – повторил он механически, чувствуя себя таким же идиотом, каким, без сомнения, казался. Одновременно в нем пробудилось любопытство, и он снова поднял глаза на гвардейца, пытаясь прочитать хоть что-нибудь на его простодушной физиономии.

Жан-Марк де Каюзак: -Пари, - с поощряющей улыбкой подтвердил Каюзак, - вот видите, вам уже любопытно, а вы так торопитесь от него откреститься, еще не зная толком, в чем дело. Жан-Марк смотрел на Шере так, будто тот был крынкой сливок, а сам он - самодовольным котищей, предвкушающим сытную трапезу. -До меня дошел слух, что нынче ночью вы предприняли одно рискованное мероприятие, которое могло вам очень дорого обойтись - интересно, что могло соблазнить вас на такую авантюру?

Dominique: Шере осторожно попытался высвободить свою руку, лихорадочно соображая, мог ли он ответить, не нарушая распоряжений, переданных ему Брешвилем. – Приказ его высокопреосвященства? – предположил он наконец, напоминая себе, что никто не приказывал ему не отвечать на гипотетические вопросы. Теперь у него не оставалось ни малейших сомнений, что лейтенанту не нужен секретарь и не нужен бывший мошенник. Оставалось надеяться, что тот всего лишь пытается узнать у него побольше об условиях его пари с кардиналом или о том, как ему якобы удалось его выиграть – но Шере никак не мог забыть, что его выманили из канцелярии под предлогом приказа от Кавуа, и надеяться было совсем непросто.

Жан-Марк де Каюзак: Страх Шере, его робкие попытки вырваться и округлившиеся глаза определенно льстили тщеславию Каюзака, однако поставленная им цель достигнута еще не была, так что отпускать проходимца Жан-Марк в ближайшее время не собирался. Пусть Шере ссылается хоть на самого Господа, а не на монсеньора. -Да ну? Вы заключили пари с его высокопреосвященством, и были так глупы, что его выиграли? Тогда вас следует не поздравить, а пожалеть, потому что вы не только не сумели польстить господину, а и нажили себе множество недругов - я говорю сейчас о господах гвардейцах, которые были минувшей ночью на дежурстве.

Dominique: Как ни странно, слова Каюзака вселили в Шере новую надежду: лейтенант к числу дежуривших прошлой ночью гвардейцев никак не относился, а стало быть, вряд ли имел на него зуб… хотя черт их разберет, этих дворян. Будь у гвардейцев его высокопреосвященства хоть толика здравого смысла, в отсутствии которого у любых военных сомневаться не приходилось, они злились бы не на него, а на себя. Но разве такое можно объяснить? – Ох, ваша светлость, – пробормотал он с самым тупым видом, – мы же люди маленькие, что сказали, то и делаем. В этот момент в дальнем конце коридора возникли две фигуры в гвардейских плащах, и у Шере потемнело в глазах.

Жан-Марк де Каюзак: Вид у секретаря сделался такой жалкий, что можно было ожидать, будто он сейчас рухнет в обморок, как чувствительная девица. Каюзак подождал, пока гвардейцы пройдут мимо, обменявшись с ними приветствиями, и, по - прежнему сжимая руку Шере, продолжал: -Какая исполнительность, Шере. Ну да меня не волнует, ваша это была идея или чья - нибудь еще. Просто вы совершенно напрасно были столь усердны, выставляя гвардию его высокопреосвященства - пусть и по приказу монсеньора - сворой безмозглых шавок, способных только поднимать шум, но не защитить хозяина.

Dominique: Когда гвардейцы, обменявшись приветствиями с Каюзаком, продолжили свой путь по коридору, Шере испытал такое облегчение, что он едва не пропустил мимо ушей упрек летенанта. Значит, у Каюзака не было сообщников, он был один. Один человек это не толпа и куда менее опасен. Один человек, как правило, сохраняет толику здравого смысла и не переходит беспричинно от разговоров к побоям. Что, впрочем, отнюдь не означает, что ему можно выразить свое мнение о, скажем, породистых гончих с родословной в два локтя, уже вторую ночь пропускавших в Пале-Кардиналь посторонних. – Но, ваша светлость, – растерянно пробормотал Шере, – я не мог отказаться и не мог попасться. Если бы господа гвардейцы поймали меня за таким занятием, разве они бы меня не убили на месте? Он поднял на лейтенанта умоляющий взгляд, мысленно еще раз проверяя то, что сказал. Ни слова лжи, как обычно: ни отказаться ни попасться он не мог, никто не предлагал ему такого пари. Конечно же, соглашаться при таких обстоятельствах мог только идиот, но репутация идиота ему еще никогда не мешала.

Жан-Марк де Каюзак: -А почему выдумаете, что меня волнует ваша судьба, Шере? - округлил глаза Каюзак. - Что вы есть? Никто, и звать никак, пришли из ниоткуда и уйдете в никуда, прах к праху, как говорится. Так как насчет пари? - тон лейтенанта неожиданно приобрел почти прежнюю доброжелательность. - Хотите со мной поспорить? Обещаю, приз будет почти так же ценен, как одобрение его высокопреосвященства. Он подпихнул Шере к стене, уперся свободной рукой над его макушкой, угрожающе нависнув на секретарем кардинала и мило улыбаясь.

Dominique: Пальцы Шере сами собой дернулись в сторону спрятанного в рукаве ножа, но воспользоваться им было безумием, даже если бы ему это удалось – ни малейших шансов сбежать, все имеющиеся у него деньги спрятаны в его комнатушке, кровь на одежде… Каюзак наклонился к нему так близко, что Шере мутило, а сердце его, казалось, готово было разорвать еле сдерживавшую его плоть. – Как вам будет угодно, сударь, – чуть слышно ответил он.

Жан-Марк де Каюзак: -Так вот, Шере, - продолжал Жан-Марк с тем же небрежным дружелюбием, - я готов держать с вами пари, что если вы снова проявите чрезмерное служебное рвение, задев при этом интересы моих сослуживцев, которые понесут незаслуженное наказание из-за ваших проделок, так вот, я держу пари, что в этом случае я без сожаления отхлещу вас ножнами шпаги. Может быть, вы после этого и сможете ворочать пером, но бегать по крыше вам уже не придется - у меня тяжелая рука. Как вам мои условия?

Dominique: Шере заметно побледнел, но глаз поднимать не стал. Брешвиль тоже обещал ему нечто похожее… помимо заверения, что гвардейцы его не тронут. Впрочем, мы всегда знали, что дворянское слово это точно такой же горячий воздух, что и слово простолюдина. – Как вам будет угодно, сударь, – повторил он. Ни уточнять, на что они якобы спорят, ни заверять Каюзака, что тот уже выиграл, ему не хотелось… а вот найти себе защитника, похоже, придется. Кто бы подумал, что двор кардинала настолько похож на Двор Чудес?

Жан-Марк де Каюзак: -Боже мой, Шере, у вас точно нет за спиной крыльев? Вы образец кротости. А если мне угодно прямо сейчас размазать вас по стенке за то, что вы уже натворили, наверное, вы и на помощь не кликнете? Все будете твердить свое "как вам будет угодно"? Жан-Марк отпустил, наконец, руку Шере и взамен сгреб его за ворот, прижимая к стене так, что секретарь чувствительно приложился о нее затылком.

Dominique: От удара об стену глаза Шере наполнились слезами, и на мгновенье пальцы, уже нащупавшие рукоятку ножа, сомкнулись на ней до боли. Будь они где-нибудь в темном переулке, может, он и попытался бы выпустить лейтенанту кишки, тот явно не ожидал ничего подобного, а расстояния между ними было всего ничего, но здесь и сейчас это было бы безумием. – Прошу прощения, ваша милость, – прошептал он, с трудом разжимая зубы. На некстати всплывшем в памяти лице отца выразилось явное неодобрение, но тот был дворянином, а Шере, по меткому замечанию Каюзака, был никем.



полная версия страницы