Форум » Пале Кардиналь » Выход из сложного положения может вести куда угодно. Ночь с 17 на 18 июля 1627 года » Ответить
Выход из сложного положения может вести куда угодно. Ночь с 17 на 18 июля 1627 года
Dominique:
Ответов - 24, стр:
1 2 All
Dominique: Взгляд, которым Шере встретил вернувшегося в кабинет Кавуа, был неприкрыто настороженным. Зачем тому мог понадобиться лейтенант, он не имел ни малейшего представления, но в любом случае приказ должен был быть дописан до его появления. Как можно скорее? Число, сегодняшнее. Или уже вчерашнее? И подпись. Песка под рукой не было, и он промакнул написанное рукавом. – Я хотел бы сжечь его сам, – обычным своим шепотом попросил он. Сколько капитан понимает на самом деле? – Потом. Если у него будет это «потом». Но теперь, по крайней мере, ему не нужно было быть там самому.
Луи де Кавуа: В глазах гвардейца что-то мелькнуло. Легкое, едва уловимое. Призрачный отблеск свечного огня. Шере был настолько заинтересован в поимке Охотника, что пошел на подлог. Но при этом не потерял осторожности... "Почему я раньше не обращал на тебя внимания.." - мысленно посетовал Кавуа, внимательно глядя в лицо секретаря. Нужно было отдать должное Рошфору, он умел подбирать людей. Но сейчас Шере играл на собственной стороне. "Никому не нужно про меня знать", - сказал он, и капитан пообещал не выдавать его и, видит Бог, это было несложно, даже если Доминик задумал предательство или сам имел отношение к этим убийствам... Может быть, особенно в этом случае. Что-то было между ним и Охотником, вот оно, косвенное доказательство - лежит на столе, светлое пятно с вязью чернильных строк почерком человека, за которого Кавуа, не задумываясь, отдал бы одну собственную и сколько угодно чужих жизней. Для капитана это было средство избежать ненужного шума, уберечь своих людей от лишней стычки - бой с представителями Двора Чудес на их территории будет весьма отличаться как от военных действий, так и от уличной резни: ограниченное пространство, знакомое негодяям и незнакомое гвардии, в котором так удобно работать ножом и где лучше стрелять, нежели работать шпагой, но шум, шум... Они победят, несомненно, но кто-то будет ранен или убит, а впереди переход по незнакомым подземельям, схемы которых он еще не видел, и Нельская башня, где тоже будет бой... Чем было это письмо для Шере?.. Петлей на шее. Только оказавшись между смертью возможной и смертью неминуемой делают выбор в пользу первой. "Вот как?.." - Я уже обещал вам, - Кавуа внимательно смотрел на Шере. Секретарь только что подверг сомнению его слова, и это было... Черт возьми, это было смело. "Не на это ли ты хотел посмотреть?" - с усмешкой напомнил сам себе пикардиец. - Я не могу отдать вам это письмо. Приказами Его Высокопреосвященства не разбрасываются, - Кавуа аккуратно свернул лист, убедившись, что чернила подсохли. - Но сжечь его в вашем присутствии я могу...
Dominique: Если всегда говоришь правду, за словами приходится следить. "Обещал. Но другое". И эти непроизнесенные слова не прочитать было ни в глазах Шере, вновь затененных скромно опущенными ресницами, ни на его лице, принявшем прежнее, чуть глуповатое выражение. Он перевел дыхание и мелко закивал. Можно было возразить – зря вы мне не доверяете. Не добавляя – в этом деле. Можно было пояснить – я могу завтра же сделать точную копию этого приказа, вплоть до чернильного пятнышка в левом нижнем углу. Но в этом не было ровным счетом никакой нужды. Главное, приказ не перейдет в другие руки – а в руках капитана он если и будет оружием, то обоюдоострым. Шере облизнул пересохшие губы, но промолчал. Так же, как Кавуа наблюдал за ним самим, объект его изучения смотрел, пусть и куда менее явно, и делал выводы. И первым из них было – капитан рассчитывает использовать его в будущем, оттого и ведет себя как с равным. Но это не означало, что он не оскорбится, если какой-то жалкий простолюдин пообещает ему свою благодарность – или тем паче, заверит его, что опасаться ему нечего.
Луи де Кавуа: Капитан, который при желании мог получить оригинал приказа из рук автора характерного почерка, аккуратно убирал свернутый лист. Он очень хотел знать, решится Доминик на этот ход или нет, и получил ответ - и был, похоже, удовлетворен увиденным, потому что оно подтверждало его предварительные выводы. Оставалось дождаться Каюзака и сделать еще кое-что... "Надеюсь, лейтенант поторопится", - подумал пикардиец, подвигая к Доминику еще один чистый лист. - Мне нужна схема подземного хода, - пояснил он. - Настолько точная, насколько это возможно. Кавуа не любил терять людей. Как в прямом, так и в переносном смысле.
Dominique: Глаза Шере невольно обратились на Кавуа, но простодушное недоумение в них было на сей раз искренним. Схема? – Это… ну, ход, - перо в руки он так и не взял. - Не знаю, что вам сказать, сударь. Это не лаз, строили на совесть. Широкий, двое разойдутся. И высокий, нагибаться не придется, обычному то есть человеку. Как к реке идти, уклон чувствуется, не спутаешь. Ответвлений никаких в эту сторону нет, в ту - не знаю, никогда туда не ходил. Но могли и на этом берегу куда-то вывести. Но не это же важно? Лестница, которая в башню ведет. Он задумался, покусывая кончик пера и вспоминая, а затем начал все-таки рисовать. - Видите? Лестница из хода дальше вверх идет, но там больше спят. Выход из башни - напротив, но вы на него не смотрите, там заколочено. Снаружи тоже, а входят все - во-первых, наверху одно окно на крышу дома выводит, дом этот тоже свой. То есть там люди со Двора живут и, если что, тревогу поднимут. А во-вторых, на первом этаже тоже через окно пролезть можно. Тут, у двери. Оно на ставню закрыто, и там засовы, чтобы снаружи не могли без спросу войти. Любой архитектор назвал бы получившийся чертеж безнадежно неточным, но какое-то представление о башне он давал.
Луи де Кавуа: Капитан, придвинув к себе лист, внимательно вглядывался в чертеж. Большего ему и не требовалось. Итак, выход был перекрыт. Некоторое беспокойство доставляли окна. Сначала пикардийцу показался неплохим вариант, при котором к Нельской башне выдвигались два небольших отряда - один под землей, другой по ней, но как согласовать действия? Одновременная атака могла оказаться чудо как хороша, но... Невыполнима. Слишком велик был риск. Вторая группа могла попасть в засаду (квартал пользовался не самой доброй славой). Обеспечить слаженность действий было нечем, из подземного хода голубя не пошлешь и факелом не помашешь. Кроме того, в этом бою предстояло делать ставку скорее на пистолеты, чем на фехтовальное мастерство. И не хватало только, чтобы гвардейцы попали под гвардейский же огонь... Доступ к верхнему окну можно было блокировать. Как быть с нижним?.. Капитан щурился на исчерканный лист. В распоряжении Кавуа было не так много людей. Кто-то из негодяев наверняка уйдет. Но идти предстояло единым отрядом. У подземного хода есть ответвление, ведущее к Лувру. Нужно будет позаботиться о нем... И после входа в Нельскую башню - оставить в стороне такие безусловно ценные вещи, как любовь к ближнему. Нужно будет объяснить людям, что для сантиментов места не будет. Учитывая, кто нынче обитает в башне... Придется убивать - быстро и безжалостно. Чужой страх тоже может служить для солдата щитом. - Как найти вход в подземелья в кабаке? - Кавуа наконец оторвался от листа. Он собирался взять Шере с собой, но хотел избежать досадных случайностей.
Dominique: – Под лестницей – вход в погреб, – отозвался Шере. – Там в полу дыра, сверху кресло стоит. Если не знаешь… Он пожал плечами и перевернул бумагу на другую сторону. – Лувр, – простоты ради он окунул в чернила палец и обозначил дворец одним мазком. К нему добавились клякса и линия. – Сен-Жермен л'Оксерруа. Сена. Новый мост появился следующим, за ним улица Сухого Дерева, а от нее, будто ветки, потянулась паутина проулков. В Лабиринте, рассказывал Лампурд, прятался Минотавр. – «Хромая кобыла». Название было проставлено в поддельном приказе, но, не зная точно, где находится кабак, искать его можно было долго – еще и потому, что на Новом рынке его называли «Приют брадобрея». Послать за стрижкой в «Приют брадобрея» означало зарезать, и сейчас Шере был искренне рад, что ловушка, которую он хотел подстроить Рошфору, все же не сработала. Не потому даже, что это был настоящий грех, не чета другим его грешкам, но потому что тогда он не смог бы нарисовать эту карту.
Луи де Кавуа: - Благодарю, - кивнул Кавуа. Единожды решив поделиться информацией, Шере делился щедро. Хотя, наверняка, недоговаривал. Пикардиец убрал со стола схему и собрался было задать еще вопрос, но тут в дверь постучали. Он предпочел выйти сам. Это был курьер с докладом, подпортившим настроение капитану - Каюзака обнаружить не удалось, тот проводил ночь вне дома и никому не сообщил, куда направился. Вздохнув, Кавуа послал за Жюссаком, и тот не заставил себя ждать. Они о чем-то коротко переговорили в приемной, а потом вошли в кабинет и капитан попросил, обращаясь к Шере: - Подождите меня здесь. Господин лейтенант составит вам компанию.
Dominique: Вернувшись в кабинет со своим спутником, капитан застал Шере на том же месте. Нельзя было сказать, что желание подкрасться к двери и подслушать разговор двух военных не посетило его, но, как любой здравомыслящий человек, он тут же отказался от этой мысли. Риск был слишком велик, а смысла никакого: даже если они обсуждали план кампании, вмешаться, не выдав себя, он бы не смог. Поэтому он остался где был и как мог навострил уши, пытаясь разобрать тихое журчание голосов снаружи. Посланец от Каюзака, которого вызывал Кавуа? Новая попытка проникнуть в Пале-Кардиналь? Что-то иное? Угадать было невозможно, и Шере, только чтобы занять чем-то руки и голову, принялся чинить перо, которым писал. Охотник не станет сбегать от драки – по крайней мере, не в первые минуты. Но в тот момент, когда станет ясно, что бой проигран, а ведь это станет очевидно очень быстро… В отличие от капитана, Шере ни на миг не задумался, можно ли привести к Нельской башне второй отряд – слишком хорошо он знал повадки Двора чудес. На ночных улицах Сен-Жерменского предместья гвардейских лошадей услышат задолго до того, как они доберутся до места, и спрячутся просто на всякий случай – уж больно редкие гости. А уж если вмешается ночная стража… Оттого вынужденное ожидание Шере коротал, прикидывая свои дальнейшие действия. Если повезет – а точнее, если все пойдет как надо, возможно, удастся заодно избавиться и от проклятого итальянца. Возвращение Кавуа прервало его размышления, и он поспешил подняться, почтительно кланяясь обоим.
Луи де Кавуа: Указания, полученные Жюссаком, не допускали двойных толкований, и Кавуа мог с чистой совестью временно покинуть кабинет, что он и сделал. День был трудный, но усталость отступала перед осознанием ответственности, которую он брал на себя, и охотничьим азартом. Было еще кое-что. Чего, возможно, не учел его сообщник, если вообще об этом задумывался... Мушкетеры короля позволяли себе, очертя голову, кидаться в самые сомнительные авантюры. Гвардия кардинала предпочитала действовать иначе. Кавуа, безусловно, был человеком войны, и вместе с тем считал, что лучший бой тот, который ты выиграл еще до его начала. И сейчас он собирался сделать кое-что для того, чтобы, закончив бой грядущий, не оказаться тут же в следующем. ...Пробитое плечо немилосердно ныло, но, по крайней мере, опухоль уже сошла и горячка гвардейцу не грозила. А вот повязку нужно было сменить до выезда. Пикардиец не признавал постельного режима, да и нужды в нем не было, но большую часть дня он провел в седле и рана, конечно, потихоньку кровила. Теперь задубевшие от крови бинты мешали двигаться. Это совершенно не было заметно в Пале, но обязательно скажется в бою. Со сменой повязки мог помочь любой гвардеец, тот же де Фиенн. Но сперва нужно было закончить неотложные дела. Кавуа шел к отцу Жозефу.
Люк де Жюссак: Кот из дому - мыши в пляс. Лейтенант де Жюссак всем своим видом опровергал эту поговорку. Когда за командиром закрылась дверь, он прошелся по кабинету с несколько скучающим видом, а потом устроился на нагретом капитанском стуле и принялся с любопытством смотреть на секретаря. Ему не запрещали донимать Шере разговорами, а ждать молча было скучно. Доминик успел обзавестись в рядах гвардии какой-никакой репутацией, и не из тех, что облегчают жизнь. Да и Жан-Марк, пропадающий этой ночью то ли в кабаке, то ли у любовницы, рассказывал немало интересного про подвиги бумагомараки. - Интересно, сударь, чем вы заслужили такую благосклонность капитана? - наконец прямо спросил Жюссак, припомнив свежеполученный запрет донимать Шере. - Вторую ночь подряд вас ловят на горячем и... Он оглядел кабинет и выразительно развел руками. - ...Как-то не похоже на каземат.
Dominique: Шере молчание не тяготило – слишком о многом ему нужно было подумать. Во Дворе чудес знали, что он принадлежит теперь к людям его высокопреосвященства – сочтут ли его предателем? Или, напротив, судьба подбрасывает ему новую возможность, новый безумный шанс, от которого кружило голову – словно от выпитого залпом стакана крепленого вина. Оставаться в тени и далее он тогда, безусловно, больше не сможет, но выигрыш… Впрочем, выиграет ли на этом Александр? Голос гвардейца прервал его расчеты. «Не похоже, – мысленно согласился он. – Но кто сказал, что я здесь останусь?» Этим соображением он, однако, с Жюссаком делиться не стал, поднимая на него взамен обеспокоенный взгляд. – Возможно, – робко предположил он, – господин капитан знает, что я не замышляю ничего дурного? Он не показался мне… – Он замялся, подбирая верное слово: – Жестоким. Любопытство всегда было его слабостью, но не поддаться ему сейчас было бы глупо. Слишком опасно играть в такие игры с человеком, о котором ничего не знаешь, помимо того, что он, бесспорно, умен. Если удастся разговорить лейтенанта…
Люк де Жюссак: Жюссак никогда не задумывался, жесток ли его капитан. Все познается в сравнении, а ему никогда не приходило в голову с кем-то сравнивать де Кавуа. Это лейтенантов у гвардейцев кардинала было несколько, а капитан - один! Все равно, что спросить, жесток ли Ришелье. Кардиналов у матери нашей католической Церкви много, но монсеньор - это монсеньор. И первый, и второй относились к своим людям строго и бывали несправедливы (вот как на позапрошлом смотре, после которого Жюссаку влетело из-за захромавшей лошади, а ведь слуга проверял перед выездом, и кто знал, что злочастный ухналь1 вылетит! Хотя дело могло быть и в запахе вина, которое он пригубил утром исключительно для облегчения жуткой головной боли после ночного кутежа, здраво рассудив, что страдальческая физиономия дворянину и гвардейцу не идет и в этом сезоне такое не носят). Но жестокость?.. Если она и была, то не касалась гвардейцев. Жюссак беззаботно пожал плечами. Он больше любил задавать вопросы, чем отвечать на них. - Лучше быть, чем казаться, не так ли? - подмигнул он секретарю, но тут же в голову ему пришло нечто умное, и Жюссак незамедлительно это озвучил: - Страх делает людей жестокими... Или необходимость внушать страх. Некоторым людям он заменяет здравомыслие. Может быть, стоило вас хорошенько напугать, а? Тогда вы бы не бродили по ночам и не доставляли нам хлопот, - беззлобно предположил гвардеец. - Наверное, капитан просто верит, что вам еще не совсем изменило здравомыслие, и не торопится заменять его страхом. Как считаете? 1 Ухналь - специальный гвоздь, которым подкова крепится к копыту.
Dominique: Как ни любопытно было соображение Жюссака, для его более практичного собеседника оно было лишь бесполезным сотрясением воздуха. - Ваша проницательность не может не восхищать, - тихо отозвался Шере, - но мнение, которое вы высказали сейчас обо мне, боюсь, незаслуженно лестно. Поверьте, однако - если я никогда больше не выйду из Пале-Кардиналь после захода солнца, я об этом ничуть не пожалею. В общем, это тоже было правдой, даже будучи понято буквально. Шере не знал, как его поймет гвардеец, но ни в том, ни в другом случае, вреда не будет.
Люк де Жюссак: - Не зарекайтесь, - ухмыльнулся Жюссак. Он с интересом смотрел на человека, которого вверили его заботам. Внешний вид Шере не предполагал внезапного проявления военных талантов, и лейтенант хотел понять, сильно ли того придется опекать. - Вы держитесь в седле? - неожиданно спросил гвардеец.
Dominique: Шере рывком вскинул голову, и в его глазах возникло загнанное выражение. Расчет, однако, был почти мгновенен – если капитан захочет его куда-то отвезти, неумение ездить верхом не спасет. А оказаться в седле с кем-то еще – невозможно. – Да, – ответил он, не уточняя, насколько плохо. – Но, сударь, я… Разве?.. Ответ на этот не заданный вопрос лежал на поверхности, но ему так не хотелось в это верить! Не возьмет же капитан его с собой – его, человека, который так явно настолько безобиден, что вряд ли знает, с какой стороны держать кинжал! Съежившись на своем стуле, Шере кончиками пальцев коснулся спрятанных в рукавах ножей. В своей способности использовать их по назначению он не особо обольщался – никогда прежде ему не приходилось это делать, а попадать в брус на другой стороне комнатушки это не то же самое, что убить человека – совсем не то же самое.
Люк де Жюссак: Лейтенант пожал плечами. - У меня приказ - сделать так, чтобы вы дожили до утра, - ухмыльнулся он. - Здесь вам ничего не грозит, кроме гнева Шарпантье, значит... Ладно, чего темнить. Да, вы поедете с нами. И я здесь, с одной стороны, чтобы оберегать вас, с другой - не дать вам потеряться на ночных улицах, если вдруг вы не справитесь с лошадью, - лейтенант подмигнул секретарю. - Не знаю, что взбрело капитану в голову. Я бы вас не брал. Всяк хорош на своем месте. Жюссак передал речь своего командира отнюдь не дословно и даже не очень точно, но его это не заботило. Главное, что выполнить приказ он собирался в точности.
Dominique: Кто предупрежден, говорил Лампурд, тот вооружен. Шере все-таки заметно побледнел. Страх, однако, не мешал ему думать. Значит, капитан еще и опасается, что он сбежит. И почти наверняка подозревает предательство - берет с собой, чтобы обезопасить себя? Нет, должен же он понимать, что живец в таких случаях - разменная монета. Значит, чтобы отомстить. Или... Или жизнь секретаря стоит немного, меньше чем даже возможность по пути уточнить дорогу. - Мне остается только надеяться, что вы скрупулезно выполняете приказы, - тоскливо подытожил он. - Но вот ведь странно... Он сделал паузу, которая была слишком короткой, чтобы Жюссак успел задать вопрос, но достаточной, чтобы этот вопрос успел возникнуть. - Почему вы? - Новая задержка была крошечной, как и следующие, целью которых было лишь подогреть интерес гвардейца. - Я не в смысле... что вы не справитесь... я наоборот. Вы же лейтенант, разве не хватило бы простого солдата? Или это чтобы вы не командовали? То есть я не то хотел сказать, я в этом ничего не понимаю... Наживка униженно затрепыхалась, на все лады пытаясь исправить допущенную оплошность, истинную или мнимую. Рискованно, конечно, но Шере очень нужно было узнать про капитана как можно больше и как можно быстрее.
Люк де Жюссак: Жюссак слегка приподнялся со стула, но вспомнил слова командира и умерил пыл. - Я бы с большим удовольствием повел людей в атаку, чем охранял вас, - бросил он с досадой. - Но капитан считает, не всем стоит знать о вашем присутствии. А я умею хранить секреты. И в бою стою четверых. Так что не снимайте капюшон и держитесь поблизости. Если будете осторожны, сильно облегчите жизнь и себе, и мне...
Dominique: Что, так и сказал – «в бою стоите четверых»? Разумеется, он не стал задавать этот вопрос вслух – но выводы сделал. Приказы лейтенант де Жюссак действительно выполнял скрупулезно и ни на миг не заподозрил капитана в двойной игре. Либо тот подбирал себе подчиненных, которые не отличались бы честолюбием, либо был с ними предельно честен. Вернее второе – судя по тому, что лейтенанта он посвятил в то, кого собирался прятать под капюшоном монаха. Возможно, честность была при данных обстоятельствах лучшей политикой – но ведь и Жюссак был сейчас до странности откровенен, высказывая свое мнение о начальстве. – Я буду очень осторожен, – искренне пообещал Шере, принимая на всякий случай самый покаянный вид. – Вот ей-богу, сударь… Надо было, наверное, спросить что-то еще, попытаться вытянуть из гвардейца еще какие-то сведения о капитане, но к чему, если спрашивающий может не дожить до утра? Не зная, что задумал Кавуа, в воображении Шере рисовал себе множество вариантов провала, и самыми удачными из них были те, в которых его бы убили в схватке. Потому что Охотник… От пера, которое он снова машинально подобрал, остался лишь жалкий огрызок, когда дверь кабинета вновь распахнулась.
полная версия страницы