Форум » Пале Кардиналь » Когда б вы знали, из какого сора... 17 июля, ближе к полуночи » Ответить
Когда б вы знали, из какого сора... 17 июля, ближе к полуночи
Dominique:
Ответов - 38, стр:
1 2 All
Dominique: В Пале-Кардиналь Шере вернулся незадолго до полуночи, когда последний отблеск долгого июльского дня уже угас, луна на темно-синем небе разгорелась что твоя лампа, и даже невыносимая духота начала, наконец, отступать. Томившиеся у главного входа гвардейцы, хоть и знавшие его в лицо, тем не менее изобразили на лицах глубочайшее изумление, когда Шере не сумел назвать пароля. Да Господь с вами, сударь, неужто мы станем пропускать во дворец его высокопреосвященства неизвестно кого, да еще в такой час? Утречком приходите, утречком. На какое-то мгновенье Шере всерьез прикинул, не последовать ли ему этому непрошенному совету, но почти сразу отринул эту мысль. То ли благодаря усилиям лейтенанта де Брешвиля, то ли оттого, что «пари» успело уже стереться из военной памяти, ни один из его визави не выразил явного желания поднять руку на жалкого секретаришку, а значит, можно было надеяться, что игра вскоре им надоест. – Если бы вы вызвали дежурного секретаря, – еле слышно предложил Шере, – он мог бы меня опознать. – Дивная мысль, сударь, замечательная, – с откровенным сарказмом отозвался старший из гвардейцев, – вот только я боюсь, что его высокопреосвященство будет на нас в претензии, если мы ворвемся к нему в спальню и прервем его занятия для опознания вашей милости. Второй гвардеец мерзко захихикал. – Меня может опознать любой из слуг. – Вспомнив о кошельке, полученном от Рошфора, Шере чуть сжал губы. Даже если эти церберы и приняли бы подачку от кого-то другого, у него они, скорее всего, попросту отберут все деньги и запрут где-нибудь до утра. – Бегу, уже бегу, – вскричал второй гвардеец, не выказывая, впрочем, особого рвения, – Жамьер, подежурьте тут за двоих, пока я буду гоняться… как ее звали, эту крошку? Дениз? – Хм… – усы Жамьера дрогнули над широкой ухмылкой, – а неплохая мысль, Биссо, я бы даже сказал, отличная мысль. Вот сменят нас с караула, и можно будет поискать… и Дениз и эту, как ее? Он дважды щелкнул пальцами взамен имени.
Луи де Кавуа: - Страницу из устава с положением о караульной службе, - тихонько подсказал кто-то из темноты и уже громко добавил: - Доброй ночи, господа. Что здесь происходит? …Из театра Кавуа ехал не торопясь, придерживая повод коня одной рукой. Вороной, словно почуяв, что хозяин ослабил контроль, попытался играть под седлом, но получил перчаткой меж ушей и унялся. К воротам Пале Кардиналь капитан подъехал не в самом лучшем настроении, спешивался очень осторожно, пытаясь не потревожить раненое плечо, и потому услышал только концовку этой занимательной беседы. - Месье Шере? – почти не удивился он, разглядев ночного визитера. – Неужели на этот раз вы решили зайти через главный вход?
Dominique: Внезапное появление начальства никак не могло порадовать двух гвардейцев, однако, насколько можно было различить в плящущем свете укрепленного у входа факела, Жамьер и Биссо успешно сумели скрыть свои чувства. Спины обоих, тем не менее, заметно распрямились, молча свидетельствуя о возросшей бдительности и воспрявшем воинском духе. – Я выполнял поручение господина графа де Рошфора, – тихо произнес Шере, снова, как щитом, прикрываясь именем своего покровителя. – Ваша милость. Думал он, надо сказать, вовсе не о том. Шутливое упоминание Дениз тут же вызвало в его памяти напрочь позабытую договоренность – сколько же времени бедняжка прождала его на назначенном месте? А не дождавшись, не попыталась ли выполнить приказ лже-монаха и выкрасть у Рошфора указанное ей письмо? А что, если она попалась? Воровать, не имея ни малейшего опыта… Пальцы Шере сами собой сомкнулись вокруг его поддельного кольца, но ссадина, оставленная цепкой хваткой Телушки, тут же напомнила о себе, и Шере принялся выдергивать нитку из слегка потрепанного рукава.
Луи де Кавуа: - Тогда почему вас не пропускают? – любезно осведомился капитан, поглядывая то на своих гвардейцев, то на секретаря. Он подозревал, почему, но все же собирался услышать это из уст «виновника торжества». Упоминание имени графа де Рошфора почему-то не добавило пикардийцу хорошего настроения. Бог весть, отчего… Еще несколько минут назад Кавуа думал о совсем другом графе, с которым непременно следовало поговорить, причем по возможности наедине. Но некоторая нервозность Шере заставила капитана уделить ему более пристальное внимание, отвлечься от мыслей о возможных свершениях и перейти к делам насущным. Например, выяснить наконец, отчего это скромный секретарь регулярно возвращается во дворец средь глубокой ночи.
Dominique: Горевшие у входа во дворец факелы освещали лишь половину лица Кавуа, и их пляшущий свет больше скрывал, чем позволял разглядеть выражение его лица. Единственным утешением для Шере могло быть лишь то, что и его собственные черты видны были ничуть не лучше. Хотя что можно было в них прочитать, кроме усталости и страха? – Потому что я не знаю пароля, ваша милость, – так же покорно сообщил он, не поднимая глаз. – Господин граф такой занятой человек… Он не нашел возможным, должно быть, мне его сообщить. А господа часовые не знают… не оказывают мне чести меня знать. Жаловаться было глупо и, более того, не на что. В тысячу раз лучше подтвердить собственные слова гвардейцев и надеяться, что в следующий раз они будут лучше к нему расположены. А также на то, что гвардия его высокопреосвященства Рошфора недолюбливала.
Луи де Кавуа: Выражение лица капитана в этот миг было малоинформативным. Кавуа размышлял, приняв непроницаемый вид. Только сегодня утром он беседовал с Рошфором о незапертых дверях кардинальского дворца и о том, что гвардия не может знать всех его людей в лицо. "Только сегодня граф попенял мне за излишнюю мягкость", - на лице капитана появилась призрачная усмешка. Вряд ли Рошфор предполагал, чем обернется его эскапада и слова насчет задержанных, которых не стоит отпускать, когда вздумается гвардии. Нужно отдать графу должное, он был во многом прав, и теперь эту правоту Кавуа собирался признать и распространить. - Только сегодня я пообещал графу, что в следующий раз вас примут за лазутчика, - вздохнул он, внимательно глядя на секретаря. - И вот он, этот следующий раз.
Dominique: – Меня? – непритворно ужаснулся Шере. Короткое слово, самое привычное языку – но и за то недолгое время, что оно слетает с губ, мысли не стоят на месте. Нет, не могли эти двое говорить о ничтожном секретаришке, как и не мог граф… Возникшее было подозрение мелькнуло и исчезло, толком не оформившись: ни к чему тому было его предавать. – И что… и что же теперь будет, ваша милость? Он поднял наконец глаза на капитана, сохраняя привычное уже выражение лица, разом отупелое и заискивающее, пытаясь в то же время просчитать, чем ему грозит происходящее. Положим, Кавуа разделяет чувства своих подчиненных к Рошфору и решил отыграться на так удачно попавшемся под руку секретаре – что тогда? Расспросы? Допрос? Или… хуже?
Луи де Кавуа: - А теперь вы пойдете со мной, - мягко сообщил капитан кардинальской гвардии. И добавил, обращаясь уже к своим подчиненным: - Благодарю, господа, вы отлично несете службу... По лицам Жамьера и Биссо было не похоже, что они прониклись похвалой, но спины гвардейцев стали еще ровнее. Начальство проявляло желание уйти, следовало его в этом всячески поощрить. Впрочем, Шере они провожали характерными усмешками. В своем капитане гвардия была уверена, вечер для секретаря обещал оказаться занимательным. Кабинет Кавуа был сравнительно невелик и располагался неподалеку от кордегардии. Капитан почти не бывал здесь, но все же комната носила некий отпечаток личности владельца: на подоконнике лежало позабытое после дневной встречи "Наставление по искусству фехтования» Мароццо, на столе - эскиз изящной ювелирной накладки на ножны, принесенный слугой ювелира-итальянца. Была здесь и кровать, покрывало на которой выглядело чуть смятым. И, разумеется, пара стульев. - Вы можете сесть, - капитан указал взглядом на один из них, закрывая за Домиником тяжелую деревянную дверь.
Dominique: Пусть в Пале-Кардиналь не было подземных казематов, Шере все же вздохнул чуть спокойнее, переступив порог капитанского кабинета, и даже позволил себе на миг поднять глаза, прежде чем затворившаяся дверь погрузила комнату в полумрак, едва рассеиваемый светом скрывшейся за облаками луны. Оба стула выглядели одинаково, стояли на равном расстоянии от стола, и, быстрым взглядом оценив местоположение подсвечника, Шере с еле слышными словами благодарности шагнул к тому, что ему указали, не рискнув, однако, присесть раньше хозяина. Наблюдая из-под опущенных ресниц, как Кавуа зажигает свечи, он отчаянно перебирал в мыслях возможные последствия этого разговора – приходя всякий раз к одному и тому же выводу: предложить ему, кроме своих умозаключений, было нечего, и было это не умнее чем расплачиваться золотым за купленный на улице пирожок с требухой. И однако – рассказать это кому-то было необходимо, и не Рошфору же! Что лучше – заговорить самому или подождать удобного случая? Рассказанному под угрозой вернее поверят – но откровенность ценится выше. И все же он молчал, механически поворачивая на пальце кольцо и тщетно пытаясь изыскать в уме способ подарить эту тайну Александру.
Луи де Кавуа: Мягкий свет от канделябра оживил тени по углам комнаты. Лицо Кавуа в мятущихся отблесках свечей казалось моложе и резче. Он сел за стол, положил сцепленные в замок руки на столешницу и принялся с интересом смотреть на секретаря. Интерес был неподдельным. В нем не было оттенка презрения или высокомерия; создавалось впечатление, что капитан решает про себя какую-то важную задачу и чего-то ждет от собеседника. - Мы уже встречались с вами при сходных обстоятельствах, - наконец со вздохом проговорил он. - И тогда я просил вас предупреждать дежурного о позднем возвращении. Я пытаюсь сохранить вам жизнь, сударь, но выходит, что... Он сделал короткую паузу и сказал не то, что собирался. - ...Вот это я и хочу понять. Что, черт возьми, происходит. Вы не похожи на человека, которому жизнь не дорога. Причины, по которым вы проигнорировали мое предупреждение, должны быть достаточно вескими.
Dominique: Не поднимая глаз, Шере примостился на самом краешке стула, исподтишка следя каждое движение Кавуа, тщетно гадая, чего ожидать. Однако, как бы хорошо он ни владел собой, при столь мягко высказанном упреке его глаза невольно расширились – и не из-за выбранного капитаном тона. Изумление – что за игру он ведет? – сменилось внезапным ужасом, когда он осознал, что это была правда, Кавуа действительно его предупреждал. Неужели ему действительно было небезразлично, жив некто Шере или умер? Никто бы не в чем его не обвинил, ни его, ни его людей… Предупреждал, и он собирался его совету последовать. – Я забыл, – прошептал он, даже не осознавая, что эти слова не остались в его мыслях, метнувшихся сейчас в разные стороны, как стайка перепуганных мышей. Это было, пожалуй, страшнее всего – что он мог забыть что-то настолько важное, пусть даже после нескольких бессонных ночей, потому что в его положении любая ошибка могла уничтожить не только его, но и Александра. На его лице, когда он поднял голову, не было ни кровинки, но за привычной боязливой маской скрывалась не менее привычная лихорадочная работа мысли. У него были две задачи: положение, в котором он оказался, и то, что он знал. Их можно было решить обе, сразу. Капитан, похоже, не гневался – но вырвавшееся вслух признание могло все изменить… если у него не появится веская причина об этом забыть. – Сударь, – почти беззвучно выдохнул он наконец, прошло лишь несколько мгновений, тающий воск только начал свой путь вниз по свече, а казалось, прошла целая вечность. – Вы знаете, что в Лувре убили женщину? Я думаю, что я знаю кто и как. И не могу думать ни о чем ином. Тайна, не имеющая цены. Но пока он торгуется, Охотник может начать охоту.
Луи де Кавуа: - Слышал об этом, - кивнул капитан. Он смотрел одновременно в лицо Шере и на пламя свечей. Подобное признание могло дорого, очень дорого обойтись секретарю Его Высокопреосвященства. Для этого нужна была отвага или... Отсутствие выбора. Почему он не сказал об этом Рошфору? Или... Сказал?.. Не похоже. Взгляд в упор всегда вызывает напряжение или неловкость, поэтому Кавуа не стал изображать гончую, вставшую на след (которой, несомненно, был). Но пристальный интерес к словам собеседника скрывать не стал. - Убийство женщины - одна из самых противоестественных вещей, которая теперь так часто происходит, - усмехнулся он одной стороной лица. - А бедняжка де Куаньи... Место, время, способ этого убийства делают его заслуживающим особого внимания. То, что вы говорите, может быть очень важным. Но подобное знание всегда угрожает его носителю. В большей степени до тех пор, пока принадлежит ему одному. Тон капитана оставался прежним. Он выглядел собранным, внимательным и, чудо из чудес для придворного, говорил искренне.
Dominique: Как и его визиви, Шере не дрогнул ни единым мускулом, который мог бы изменить выражение его лица. Страх и простодушие, и если первый никогда не оставлял его, то второе – как непросто было научиться его изображать! – Вы правы. – Он судорожно сглотнул, словно только сейчас осознавая, чем ему грозила его догадка. Простак не поискал бы угрозу в словах капитана и не подумал бы, в отличие от Шере, что опасность сделалась реальной лишь в тот момент, когда он заговорил о своих подозрениях. Но в Пале-Кардиналь, сказав А, нельзя было не сказать и Б. Может, Кавуа и не угрожал, или не угрожал открыто. Но поверить, что выказанное им беспокойство за судьбу секретаря не было игрой, Шере не мог – как и не мог себе этого позволить. Безобидность и явное чистосердечие, вкупе с готовностью выслушать и посочувствовать, легко вызывают приязнь – но не с чего было ему нравиться капитану. Пауза была почти незаметной – простак не усомнился бы ни на мгновение. – Но вы же не расскажете, что это я… не расскажете про меня? Клянусь, это не то дело, по которому меня отправлял господин граф, никому не нужно про меня знать кроме вас… Он поднял на Кавуа умоляющий взгляд. Удастся ли – пройти снова по лезвию ножа? Выводы, к которым он пришел, мало подходили глупцу, но в тысячу раз безопаснее будет остаться невидимым. Все люди жадны, и это должно было сыграть ему на руку – вряд ли капитан устоит перед искушением пожать все лавры, вряд ли не захочет потом поверить, что собеседник не понимает цены того, что рассказывает. Но это потом, сейчас надо было, чтобы ему просто поверили.
Луи де Кавуа: Капитан внимательно смотрел на собеседника темными, чуть прищуренными глазами. Шере, вольно или невольно, акцентировал внимание на фигуре Рошфора, и Кавуа отметил про себя - "никому, и особенно графу?.." Повисла короткая пауза. Гвардеец не торопился давать необдуманных обещаний и ничуть не скрывал, что размышляет над словами секретаря. - Как пожелаете, - наконец произнес он. - Это более чем здравая просьба. Скажите, вы с кем-нибудь уже делились... Тягостными мыслями? Кавуа должен был об этом спросить. Шере готов был предоставить ему ценную информацию, и поневоле возникал вопрос - почему не Рошфору? Только ли в том дело, что в данном случае секретарь предпочитал иметь дело с военным, а не шпионом? С человеком, скорее осведомленным о многих придворных интригах, нежели участвующим в них?.. Прислуга всегда знает много больше, чем желает показать. Или дело в том, что секретарь ищет не столько светского покровительства, сколько физической защиты, которую может обеспечить гвардия, буде ее капитан достаточно в этом заинтересован?.. Все вместе?.. Вопрос капитана преследовал сразу несколько целей, и только одна из них определялась как желание понять, с какой стороны секретарю уже может угрожать опасность. В Париже крайне чревато было знать, кто и как... Даже если это всего лишь "думаю, что знаю".
Dominique: С каждым медленно истекающим мгновением держать язык за зубами становилось все тяжелее. Даже подозревая, что капитан лишь хочет поднять цену своего молчания, сравняв между собой обе услуги – ту, о которой его просили, и ту, что ему оказывали, Шере не мог ничего поделать со своим воображением, то и дело предлагавшим все новые причины для задержки. Когда Кавуа, наконец, заговорил, Шере не сумел удержать вздох облегчения. – Нет, – честно отозвался он. Голос его невольно дрогнул даже на одном этом коротком слове, и немыслимым усилием воли он не стал продолжать, удержался от объяснений, которые могли сейчас только помешать. Скажи, что у тебя не было времени – и, мало того, как это прозвучит, сразу же станет очевидно, что не здесь следует искать причины забывчивости секретаря. А иначе – почему умалчивал раньше? – Я и сейчас не уверен… Сударь, в Лувр же может вести тайный ход? Подземный ход? Чтобы человек не думал о лишнем, ему надо дать о чем думать.
Луи де Кавуа: "Да", - почти без паузы мог бы отозваться Кавуа. Он прежде не думал об этом, но сейчас вдруг понял, что сильно бы удивился, если бы таковых не существовало. - Дворцу почти четыреста лет, - задумчиво проговорил капитан. - Полагаю, это возможно. Пытливый ум пикардийца уже выстраивал цепочку. Он знал, как убили Куаньи, помнил, что погиб мушкетер Гартье. Существо (язык не поворачивался назвать его человеком), пришедшее по подземному ходу, могло миновать караулы и остаться незамеченным.
Dominique: Шере прерывисто вздохнул. Бегающий взгляд наводит на подозрения, а неотрывный, глаза в глаза, неестественен, и поэтому смотрел он теперь прямо, но рассеянно, не в одну точку, но на все лицо капитана сразу. Тот осторожничал, но явно готов был верить. Быстрее всего было бы объяснить сразу все, выложить и свои умозаключения, и то, что к ним привело – но это было слишком опасно. Здесь и сейчас спасением было казаться глупее, чем ты есть. – Возможно, – эхом повторил Шере, и ему почти не нужно было притворяться – ему до сих пор трудно было поверить в такое . – А может он вести… на тот берег? В Нельскую башню? Она же… это же был… дворец? В какой-то момент Кавуа должен будет задаться вопросом, что известно его собеседнику, чтобы он стал делать такие выводы. Но может быть, еще не сейчас.
Луи де Кавуа: Гвардеец прикинул диспозицию. Нельская башня располагалась напротив Лувра. Если подземный ход располагался под Сеной и был надежно укреплен, он... Мог существовать. - Изначально она была одной из сторожевых башен крепостной стены, - машинально поправил он собеседника, перебирая мысли, подобно четкам. - После... Можно сказать и так. Одно из умозаключений привлекло внимание капитана. Мог ли Шере оказаться подельником убийцы и таким образом спасать свою шкуру? Пытаясь заодно запутать следствие?.. Звучало странно. Произойди убийство в Пале Кардиналь, упаси Боже, и версия имела бы больше прав на существование. Но в мире множество странных вещей...
Dominique: Дворец, сторожевая башня, да хоть собачья будка – не из кабака же построили подземный ход под рекой! Только не торопиться с объяснениями, ни в коем случае не торопиться, все должно быть просто и очевидно. – Туда есть ход, это точно. Ход под Сеной. Если вы знаете, кем я был… раньше. Прежде чем попасть сюда. Тогда… вы понимаете, откуда я знаю. Если нет, я… я… наверное, я не имею права вам рассказывать. Туда, понимаете? Я раньше не думал, откуда. Он примолк, до боли закусив губу.
Луи де Кавуа: "И кем же ты был раньше?" - пикардиец слегка щурился на огонь, но при этом не создавалось впечатления, что он смотрит мимо собеседника. Ловкий малый, не из дворян, отлично знающий грамоту, иначе не попал бы в канцелярию Его Высокопреосвященства, с руками, никогда не знавшими тяжелой работы, при этом далеко не дурак - простак не удержался бы так долго при канцелярии, это место должно считаться неплохим, наверняка есть другие желающие... И этот вывод только подтверждает его манера вести беседу. "Подземный ход, он ведь может существовать?" - "Пожалуй". - "Есть ход, это точно..." Решился, наконец? Рошфор не берет на службу дураков, при его работе это слишком дорого обходится... Но эта информация должна была пройти мимо графа, почему?.. Неужели?.. Мысли Кавуа неслись карьером. Все это было интересно и важно, и - ах, почему на его месте не сидит сейчас отец Жозеф, умнейший человек, умеющий читать даже не по глазам - по душам... Капитан поймал себя на легком малодушии и слегка устыдился. Впрочем, на лице гвардейца это не отразилось. - А теперь что-то подсказало вам, что исходной точкой может быть Нельская башня, - задумчиво проговорил Кавуа. - Это очень важно, сударь. Если ваши предположения подтвердятся, эта информация станет бесценной. Раньше не думал... А теперь, значит, задумался. В это пикардиец не поверил ни на миг. Должно было случиться что-то такое, что толкнуло Шере не просто на признание - на выдачу собственных старых секретов. "Он боится", - в который раз отметил Кавуа, и впервые самокритично задумался: - "Но кто сказал, что он боится тебя?.." - Это может быть ответом на вопрос "как". Вы упомянули, помнится, что у вас есть догадки насчет личности убийцы.
полная версия страницы