Форум » Пале Кардиналь » "Чего не можешь сделать сам, прикажи другому" - К. Чапек » Ответить
"Чего не можешь сделать сам, прикажи другому" - К. Чапек
Лапен: 17 июня 1627 года, 4 часа дня. "К любви, по совести говоря, Разум редко идет в лекаря..." - С. Наровчатов.
Ответов - 35, стр:
1 2 All
Лапен: Думаете, после визита к королю Лапен забился в комнату на Рю дю Пот де Фер и в сладком ужасе принялся смаковать незабываемые воспоминания? Как бы не так! Едва парень понял, что его бедную шею миновали и топор, и петля, как все происшедшее сразу же представилось ему в совершенно ином свете. Он, Анри Лапен, оказал королю Франции некую услугу (правда, сам не понял какую, но королю виднее). За это он награжден часами (правда, государь мог бы добавить к часам и туго набитый кошелек, но это ладно, это в другой раз). И часы эти нужно срочно, немедленно, прямо сейчас показать Дениз Кальве. Пусть видит, что Лапен Хитрюга - не бродяга из канавы, а доверенное лицо сильных мира сего! Путь до Пале-Кардиналь Лапен и не заметил, поглощенный воспоминаниями о беседе с королем. А как вызвать мадемуазель Кальве - это уже дело знакомое...
Дениз: Несмотря на надежду, данную ей Шере, камеристка герцогини д'Эгийон пребывала в состоянии непривычно подавленном. Она старалась не попадаться никому на глаза, дабы не подвергаться расспросам, способным вогнать ее в еще большее замешательство. Будучи в курсе всех перемещений своей госпожи, Дениз избегала встреч с ней, ограничиваясь незримым присутствием поблизости - на случай, если ее услуги понадобятся. Мыслями своими она была уже за колонной, в спасительном - ну конечно, а как же иначе! - вечере, когда секретарь Его Высокопреосвященства откроет ей секрет, который поможет ей найти избавление от опасного монаха. Тревоги тревогами, а от службы мадемуазель Кальве никто не освобождал, а потому в положенное время она застучала каблучками по лестнице, ведущей в кухни, чтобы отдать распоряжения относительно пожеланий мадам де Комбале касательно обеда...
Лапен: Вот в коридорчике, ведущем к кухне, Лапен и перехватил свою богиню... На этот раз здешняя прислуга отнеслась к Лапену с меньшей подозрительностью и с большей приветливостью, чем вчера. То, что мадам де Комбале приказала привести парня к себе и о чем-то его расспрашивала, оказалось неплохой рекомендацией. Лапену, как и вчера, предложено было подождать Дениз Кальве возле кухни. Но не успел он принюхаться к летящим из кухни дивным запахам, как услышал неповторимый стук легких каблучков...
Дениз: - Да что вы себе!.. Возмущение девицы схлынуло так же внезапно, как некто схватил ее за руку. Этим нахалом, на счастье, оказался не кто иной как Анри Лапен, поведавший днем ранее печальную историю своей театральной любви. - Это вы! - почти с радостью, словно от встречи с родным и долгожданным человеком, воскликнула Дениз. - Вы снова к мадам, с посланием?
Лапен: - А вас только и интересует, что послание для мадам? - ласково попенял ей Лапен. - Просто так, без послания, мне совсем-совсем не рады?.. Ну-ну, не сердитесь, я же все понимаю, без предлога к вам на глаза появляться неприлично. Есть у меня предлог, есть. А если б не было - сам бы его сотворил, перевернув для этого весь Париж. Но это не понадобилось... Помните, я обещал, что приду, если хоть что-то узнаю про загадочного незнакомца? Ну, так я его видел...
Дениз: - Незнакомца? - Дениз жалобно, хотя вовсе и не желала этого, нахмурилась. Казалось, ее полудетское лицо вот-вот снова увлажнится от слез. - Вы тоже видели этого незнакомца? Да? Девушке сперва даже не пришло в голову, что Лапен мог говорить о ком-то ином, нежели загадочный капуцин - ведь тот занимал все ее мысли, пускай мысли эти были и безрадостны. - Постойте... - вдруг спохватилась она. - Вы кого имеете в виду, месье Лапен?
Лапен: Лапен опешил. На мгновение. - Я говорю о загадочном дворянине, приславшем для мадам де Комбале письмо. То самое письмо, которое послужило причиной для самой незабываемой встречи в моей жизни. Но если вам, мой ангел, про него больше не интересно слушать, то и бог с ним, с тем дворянином, давайте просто так немножко погуляем. Помните то чудесное местечко, где мы с вами сидели на бревнах? Парень не упустил внезапной печали на личике прелестной Дениз, но не стал с ходу расспрашивать ее о причинах грусти.
Дениз: - Дворянин... Ах, да... Мысли девушки стали возвращаться к происходящему вокруг, а вокруг, как ей внезапно - и вновь - открылось, творилось много интересного и волнительного. Взять, к примеру, тайного поклонника госпожи. Фигура примечательная и способная занять прислугу пересудами на добрый месяц вперед. И всяко лучше обсудить воздыхателя герцогини, чем старые грешки папаши Кальве. Несмотря на лучезарную физиономию Лапена и источаемое им жизнелюбие, полностью отрешиться от своих бед Дениз была не в состоянии. - Идемте, сударь, идемте... И расскажите же мне наконец, что вам удалось выведать! - деланно заинтересованным тоном вопрошала камеристка.
Лапен: Когда довольный Лапен вновь оказался в заветном укромном местечке и уселся на бревно рядом со своей красавицей, он сначала пытался перевести разговор на более интересные (на его взгляд) темы, чем всякие незнакомцы с их дурацкими письмами. Но нарвался на очаровательное упрямство и вынужден был подчиниться своей прелестной повелительнице. - Я с ним даже не разговаривал. Просто думал, что вам, счастье мое, будет интересно узнать, что часа два назад я встретился с этим человеком в приемной его величества. Последние слова произнесены были небрежно и просто, безо всякой рисовки. Словно Лапен сказал "в церкви" или "в кабаке"...
Дениз: - Его Величества? Удивление Дениз было бы заметнее, не служи она вот уже два года в доме первого министра королевства. Государственные секретари, графы, маркизы, герцоги, а как-то раз и сам Людовик Французский - все они не считали зазорным побывать в стенах кардинальского дворца; посланники же из их резиденций были делом привычным, так что прислуга перестала изумляться ливреям цветов сиятельных домов и королевским лилиям на плащах. - А что вы, месье Лапен, делали в Лувре? Еще скажите, что вы с нашим государем на короткой ноге, - девушка улыбнулась и безотчетным движением поправила передник.
Лапен: Тонкая, слегка торжествующая и чуточку снисходительная улыбка скользнула по губам Лапена. Настали мгновения его триумфа. - На короткой ноге? Ну что вы, моя радость! Просто государь в своей безграничной милости изволил вознаградить меня за одну мелкую услугу, которую я имел счастье ему оказать... Жестом циркового фокусника извлек из ниоткуда "нюрнбергское яйцо" и открыл крышку... Да, ему, Лапену, бродяге-циркачу, позволительно было не узнать королевский герб. Но горничной мадам де Комбале эти лилии на часах должны были сказать многое.
Дениз: Нарочито небрежным жестом Лапен добился желаемого: глаза девушки, еще недавно заплаканные и потерянные, широко распахнулись от удивления. Вещь самого короля!.. Вера в Святого Людовика и избранность его потомков все еще была сильна в сердцах простых людей, а потому нынешний владелец часов с лилиями, по мнению его спутницы, обрел нечто, сравнимое разве что с частицей чудотворных мощей. Дениз восторженно приняла из рук Лапена диковинку - хотя, признаться, видала она часы и получше - и принялась аккуратно поворачивать их из стороны в сторону, стараясь разглядеть и запомнить каждую деталь. - Но... но как? - растерянно улыбаясь, спросила камеристка. - Чем вы сумели заслужить такую милость? Если прежде бывший актер вызывал у рыжей проказницы интерес как личность, умудрившаяся немало постранствовать и премного повидать, то теперь в ее глазах читалось нечто, что человек самодовольный непременно почел за восхищение.
Лапен: В глазах Лапена не было наглого торжества: мол, знай наших, красотка! Нет, в них была лишь легкая грусть: - Увы, мое сердце, этого я рассказать не могу. Это же не моя тайна, верно? Хорош бы я был, если бы направо-налево рассказывал секреты того, из чьих рук получил эти часы... Ах, мой ангел, дело даже не в почтении к короне. Просто если окажешь кому-то услугу... или выручишь кого-то из беды... болтать об этом просто подлость, разве не так?
Дениз: На личике Дениз появилось ласково-просящее выражение, как у имитирующего умиротворенное послушание ребенка. Она даже позволила себе дотронуться до запястья молодого человека, движение ее было доверительным и нежным. - А я никому ничего не расскажу, месье Лапен. Вы ведь не можете, раздразнив мое любопытство, так безжалостно оставить меня в неведении!.. В надежде узнать тайны сильных мира сего, она даже придвинулась поближе, и теперь ее колено как бы невзначай касалось колена ее собеседника. - Ну хотите, я вас поцелую? - внезапно предложила она, невинно хлопая ресницами.
Лапен: - Хочу, - грустно сказал Лапен. - Еще как хочу. И поцелуете. И я растреплю доверенную мне тайну. А потом вы скажете: "Дурак и болтун..." Ну, не скажете, так подумаете. И постараетесь впредь со мной не встречаться. И правильно сделаете - зачем такой славной девушке дурак и болтун... А давайте лучше так - вы меня поцелуете... Дениз и встревожиться не успела - этот тихий, печальный человек вдруг взвился, как кот, бросающийся на мышь, сгреб девушку в охапку и поцеловал так крепко, что она задохнулась. А затем выпустил Дениз и закончил стремительной скороговоркой: - И все равно ничего не скажу, а вы дадите мне по морде, а потом посердитесь, а потом простите - а? Ну, начинайте сердиться!
Дениз: Дениз бы так и поступила - ишь ты чего задумал, нахал, только познакомились, а уже лезет целоваться! - но глаза Пройдохи, задорные и грустные одновременно, остановили занесенную ладошку. - А вот и не буду! Назло вам не буду! Оставалось лишь показать язык, чтобы усилить сходство с раскапризничавшимся ребенком. Видела бы ее мадам герцогиня - наверняка бы лишила места, после того, что наговорила своей камеристки нынче утром. - Вы что, месье Лапен, полагаете, что я какая-то там девица, которую можно тиснуть незатейливо, а после в кусты? Девушка поднялась на ноги и оправила передник. Лицо ее при этом вдруг сделалось грустным-грустным - и немудрено, ведь в голове возник образ ужасного капуцина, в руках которого находилось благополучие всего честного - или не совсем честного - семейства Кальве.
Лапен: - Не думаю! - истово и искренне заверил ее Лапен. - Вот сдохнуть мне на этом месте - не думаю! Если бы он действительно схлопотал затрещину, все было бы нормально и правильно. Первый раз, что ли? А девушки всегда после всплеска ярости (искренней или притворной) успокаивались - и ухаживание продолжалось своим ходом. Но смотреть в эти печальные глаза было невыносимо. - Сокровище мое, это я вас так расстроил? Вот гад, а!.. Что мне сделать, чтобы глазки повеселели? Скажите, прикажите, счастье мое!
Дениз: Дениз лишь вздохнула и, с печальной улыбкой, помотала головой. - Боюсь, сударь мой, мало кто мне сможет помочь сейчас. На мгновение она усомнилась в том, что и секретарь Шере сумеет подсказать ей выход из этой ловушки с распиской мэтра Кальве. Тогда ей ничего не останется, кроме как превратиться в воровку и приблизить свое семейство на еще один шаг к краю пропасти. При мысли о подобной вероятности лицо девушки похмурело еще сильнее. Но еще минута - и она снова взяла себя в руки, изобразив признательную улыбку. - Но спасибо вам за заботу, месье Лапен, Бог свидетель, я вам признательна.
Лапен: Лапен встрепенулся. Тут что-то не так! Не может девушка быть такой печальной из-за того, что ее поцеловали! Сердитой - да. Обиженной - да. Но печаль и страх в глазах... - Кто-то вас обидел... - сказал Лапен задумчиво и негромко. И тут же взорвался, заговорил яростно и быстро: - Что-то случилось, да?.. Кто-то обидел, да?.. Ради всех святых, Дениз, скажите, из чьей морды я должен тесто замесить?
Дениз: Дениз поникла и лишь мотнула головой, не смея поднять глаза на своего спутника. - Право же, сударь, не стоит оно беспокойств. Дело это слишком... опасное, чтобы еще вас подвергать риску... И тут же добавила глухим голосом, в котором послышались сдерживаемые рыдания, новой волной подкатывавшие к горлу: - Да и кто захочет... Совсем вы не захотите меня знать после этого... Сдерживать долее не было сил, и, спрятав лицо в ладонях, девушка дала волю слезам.
Лапен: Всё. Лапен погиб. Окончательно и бесповоротно. Видел он раньше женские слезы, еще как видел, и привык относиться к ним весьма скептически. Сам актер - и знал, что в каждой женщине живет актриса. "Поплачь, милая, поплачь, только гляди, чтоб носик не распух и глазки не покраснели..." Но сейчас всхлипывания Дениз перевернули все в ее душе. Осторожно обнял за плечи, привлек к груди, ласково погладил по волосам. - Ну, не надо, милая... ну, пожалуйста, не надо... Вот сейчас ты расскажешь, что у тебя случилось... я все быстренько улажу... и все будет хорошо, обязательно будет, вот увидишь...
Дениз: Наплакавшись в лапенову куртку, в которую ее пальцы, для надежности, вцепились покрепче - а вдруг эта опора и поддержка решится, переполненная омерзением к ней, ее покинуть?! - Дениз сумела-таки обрести дар речи, равно как и относительную ясность ума. - Монах... Странный, глаза горят... У него письмо, порочащее моего отца, - девушка всхлипнула, утирая ладонью глаза. - Если я не украду для него одну вещь, он всем расскажет о папенькином бесчестье, и тогда всем нам конец...
Лапен: Всего несколько мгновений молчал Лапен, гладя свою любимую по голове и соображая, как быть. Первое упоминание об отце Дениз застало парня врасплох... какие родители, откуда, зачем? Отец, да? Может, еще и строгая мать, которой бедняжка должна отчитываться, кто за ней ухаживает? Или, храни всевышний, братья? Эти братья, как правило, на редкость вредные твари... как та собака на сене... У Лапена осталось неприятнейшее воспоминание о том, как в городишке под названием Бетюн четверо громил с одинаковой фамилией и одинаково увесистыми кулачищами изловили его в полночь - и пришлось перепрыгивать через все заборы до самой окраины... А вот слова о том, что ее отца что-то там порочит, совершенно не задели Лапена. Все мы люди, все человеки, и кто без греха, пусть первым в нас чем-то там запустит - все равно не попадет. Но история, кажется, и впрямь получалась неприглядная. И суть ее Лапен ухватил верно. - Красть ничего не будешь, - строго сказал он девушке (первый раз он заговорил с Дениз таким тоном). - Если ты для того гада хоть что-то украдешь, он потом от тебя не отвяжется. Если надо будет что-то украсть, это сделаю я.
Дениз: В глазах мадемуазель Кальве застыл самый неподдельный ужас, будто перед ней только что разверзлись врата Преисподней. - Нет, нет, нет, - энергично замотала она головой, отчего из прически выбилась рыжеватая прядка. - Не надо, прошу вас. Месье Лапен, не стоит оно того... Одно дело - погибать самой, думала Дениз, но совсем другое - увлекать за собой в бездну совершенно не причастного к ее горестям человека, человека постороннего, которого она и знать-то толком не знает. Хотя тот и посматривает на нее с явным интересом - даже в печали наметанный глаз кокетки улавливал внимание мужчин. - Я знаю, что этот человек не остановится, что будет требовать снова и снова сделать для него что-то... что-то... мерзкое! - наконец подобрала верное слово камеристка. - Но нечего вам соваться к Рошфору. Ежели вас граф поймает, не сносить вам головы, слово вам даю, суровый он человек, все его в Пале боятся.
Лапен: - К Рошфору? - удивился Лапен. - Ты же говорила про какого-то монаха? Имя Рошфора ничего не сказало бродячему актеру, который совсем недавно вернулся в Париж. Но виду он не показал и имечко на всякий случай крепко запомнил. - Я про монаха говорю, - объяснил он. - Он на твоего папеньку просто так гавкает или какую-нибудь бумагу против него имеет? Если просто так гавкает, значит, надо ему объяснить, это дело для здоровья ой как вредное! А если имеется что-то такое, что можно перед судьей положить... ну, тогда нужно расстараться до этой штуки добраться...
Дениз: - Бумага у него есть, - со вздохом потянула Дениз. - Какое-то письмо, расписка... Одним словом, что-то такое, что непременно загонит моего отца в тюрьму. А то и... Про последствия пребывания в Шатле мошенников и нечистых на руку дельцов девушке и думать не хотелось. - Вот он и требует письмо в обмен на расписку.
Лапен: - Та-ак!.. Голос Лапена отяжелел, стал почти злобным, но рука продолжала нежно гладить девушку по волосам. Расписки, письма... Главное, что какой-то подонок смеет угрожать Дениз! - Успокойся. Вытри глазки. И расскажи мне все с самого начала. И про расписку, это обязательно. Должен же я знать, что именно мне надо вытряхнуть из той дряни!
Дениз: Вздохнув несколько раз глубоко и столько же раз шумно выдохнув, как учила ее кухарка Като, особа гневливая, но отходчивая, и тем самым немного успокоив биение сердца, готового вот-вот вырваться из груди, девушка рассказала Лапену все, что случилось в приемной Его Высокопреосвященства, не упустив ни единой детали, которую могла только быть запримечена ею в столь непривычном состоянии. - ...на том мы и расстались, месье, - подытожила свое повествование Дениз. - Теперь вы знаете все, от и до.
Лапен: - Расписка... - задумчиво протянул Лапен. - Эх, жаль, не знаю, как она выглядит. Читать-то я умею, да больно медленно... Ну да ладно, разберусь. То, что мсье Кальве запустил руку в казну, Лапена не взволновало и не оскорбило. И не только потому, что он и сам в свое время кормился воровством. Нет, он считал, что казна - она же, как море, ручейками полнится, а потому не пересыхает. И если отец Дениз вернул малость из того, что из его собственного кошелька утекло, - так и молодец. А и лишку прихватил - так молодец вдвойне. Его величество без последних штанов не останется, а у Дениз появятся в розовеньких ушках новые сережки... - Дениз, ласточка моя, а вот как бы мне взглянуть на эту, учтиво выражаясь, тварюгу в рясе?
Дениз: - Он... Он будет здесь. Завтра. Возможно. Простите, я совсем голову потеряла от расстройства, - девушка вытащила из кармана передника платок, парой часов ранее великодушно одолженный ей Домиником... Доминик! Доминик знает этого человека. - Здесь есть... служит один человек, вечером он обещал мне подсказать, как найти монаха. Быть может...
Лапен: Нет, не ревность заставила Лапена внутренне подобраться и чуть нахмуриться. Тревога. Кто-то еще знал о неприятностях Дениз! - Звездочка моя, что за человек-то? Я не из любопытства спрашиваю, а по делу. Мало ли что я тому монаху устрою... а кто-то будет лишнее знать, да?
Дениз: - Это секретарь Его Высокопреосвященства, один из секретарей... Доминик Шере... Мы с хороших отношениях. И мне кажется... по-моему, он знает, кто этот человек...
Лапен: Лапен присвистнул. Секретарь его высокопреосвященства?! Нет, вполне понятно, что горничная мадам де Комбале водит знакомство не с уличными метельщиками. Это же Пале Кардиналь! И все-таки... мало ему, Лапену, гвардейцев, которые крутятся вокруг его звездочки!.. Да-а... Надо бы порасспрашивать Доминика о суке-монахе, но как сунешься к самому секретарю его высокопреосвященства?! - Розочка моя, ты б поговорила с этим Домиником. Вызнала бы, что за монах такой и где его найти. А уж я б его подержал за совесть, погладил по благочестию да причесал бы ему милосердие...
Дениз: - Я постараюсь... Девушка еще раз вздохнула, на сей раз, глубоко-глубоко, чтобы окончательно унять волнение, утихомирить биение сердца и набранным в легкие воздухом освежить все свое естество, которое, как ей казалось, было замарано одним лишь общением с мерзким шантажистом. - Он обещал подсказать, что сделать. Но вечером. Если будет свободен. А если нет... Если нет, тогда... Дениз улыбнулась, как бы говоря: "Повинуюсь воле Твоей, Господи".
Лапен: - А если нет, то мы сами управимся! - расправил плечи Лапен. И еще раз поцеловал Дениз - на этот раз очень бережно и нежно. Только для того чтобы успокоить... вот видят бог и все святые... ну, почти только для этого... Эпизод завершен
полная версия страницы