Форум » Лувр » Малый Королевский Совет. 15 июля, полдень. » Ответить

Малый Королевский Совет. 15 июля, полдень.

Ришелье:

Ответов - 43, стр: 1 2 3 All

Ришелье: // "Утренние разборы полётов", ночь-раннее утро 15-го июля. // По дороге в Лувр кардинал по своему обыкновению молча разглядывал лица прохожих в окно кареты. Ему было интересно наблюдать за суетой парижан, когда они не видя гербов на дверцах его дорожной кареты, не разбегались в переулки. Странные люди, они боялись и ужасались власть имущих, хотя представляли собой гораздо более значительную угрозу. Племянница то и дело искоса поглядывала на своего дядюшку, видимо, желая что-то спросить. Но, как всегда она ожидала, когда он поймёт, что её что-то интересует и сам пожелает ответить. Интересовал ли её этот некий Шере, или же ей не давало покоя желание узнать, что же такого сказал дядюшка графу Рошфору, что тот вышел из его кабинета с мрачным лицом и, против своего обыкновения, ничего не сказав мадам де Комбале, удалился. У главного въезда во двор Лувра его высокопреосвященство к своему неудовольствию заметил преобладание голубых с белым плащей мушкетёров. Судя по всему, швейцарская гвардия была переведена в личные покои Их Величеств. Дождавшись, пока Дебурне открыл дверцу кареты и подал ему руку, кардинал вышел. Такую формальность ему приходилось выполнять каждый раз, когда он покидал пределы своих личных резиденций. Не так давно Его Величество намекнул, что вид гарцующего на коне министра в запылённом камзоле давал не лучшее представление о Королевском Совете. Хотя, во время охотничьих забав и выездов в расположения войск, кардиналу прощалось его пристрастие к верховой езде и светской одежде. Благословив отсалютовавших ему мушкетёров, Ришелье поспешно направился к Малому Залу. Появиться там после Мишеля де Марильяка, Хранителя Печати, было само собой разумеющимся. Но увидеть Его Величество, понуро опустившим голову в ожидании, было недобрым началом для беседы. В коридорах дворца было заметное оживление. При его появлении придворные расступались и склонялись в почтительном поклоне. Кардинал привычным жестом отдавал благословение, отмечая при этом выражение лиц своей паствы. Среди дам не было видно ни одной из фрейлин Её Величества. Впрочем, из всех них, его интересовала лишь одна, мадам де Ланнуа, статс-дама королевы Анны Австрийской. - Побудьте в моём кабинете, Мари. Или поприветствуйте ваших подруг, если вы пожелаете. Я не вижу здесь никого из свиты Её Величества королевы Марии, так что вы вполне свободны, - тихо говорил Ришелье своей племяннице, пока они проходили через зал для аудиенций. Два здоровых бородатых швейцарца с пиками и в костюмах прошлого века церемонно открыли двери перед Его Высокопреосвященством. Хвала Деве Марии, его величество ещё не изволил явиться. Зато господин Хранитель Печати уже стоял в нише окна, наблюдая за сменой караулов во дворе.

Людовик XIII: Людовик появился в зале заседаний неожиданно раньше времени - так же неожиданно, какими были все его действия в течение сегодняшнего дня. Мгновениями его раздражало это странное состояние рассеянности и неорганизованности, но долго предаваться черным мыслям и самобичеванию он не мог. Обычно, появляясь перед своими министрами, король видел их всех чинно сидящими за столом, на котором были сгружены документы; нынче же они группками бродили по комнате, кто-то стоял у окна, а кто-то извлекал из портфеля бумаги, предназначенные для оглашения на Совете. При появлении Людовика господа государственные министры и секретари, после положенного поклона, расселись по своим местам. Бросив пару коротких фраз, король, небрежным жестом - в подражание своему покойному отцу - кинувший широкополую шляпу на стол, открыл заседание, призывая собравшихся ознакомить его с текущими делами.

Ришелье: На какое-то время в зале воцарилась тишина. Слышно было только как передвигались огромные деревянные кресла, шелест бумаг и отрывистый скрип перьев молодых пажей, исполнявших роль писарей, протоколировавших все происходившие в Совете разговоры. Ришелье занял своё место справа от Его Величества. Почти бесшумно он положил свой портфель с бумагами на стол перед собой. Также бесшумно достал несколько листов и аккуратной стопкой уложил возле себя. Кроме короля и кардинала, в зале были ещё граф Дени де Бутилье и граф де Марильяк. В острых чертах последнего проскальзывало выражение нетерпения. Он явно желал начать разговор именно с интересующей его темы, но как и все остальные был вынужден следовать этикету, ожидая первого вопроса Его Величества. В свою очередь кардинал неторопливо разглядывал лица присутсвующих, в том числе и писцов. Ему стоило огромных душевных усилий не нахмурить лицо и не подпереть рукой подбородок, как он обычно делал в минуты крайнего раздражения. Мысли о покушении на его кабинет неотвязно преследовали его. Было ли это связано лишь с Буанасье, просто банальной любовной интригой того молодогогасконца, или же за этим крылось чьё-то стремление сместить его, Ришелье, с поста первого министра? Он поочерёдно переводил взгляд своих больших серых глаз с лиц присутсвующих и ожидал первого слова Его Величества.


Людовик XIII: За пару часов до заседания Людовик получил известие о внезапном недомогании королевы-матери, воспрепятствовавшем ее присутствию на обсуждении насущных дел государства. Отправив нарочного в Люксембургский дворец с клочком бумаги, где неровным почерком были выведены пожелания скорейшего выздоровления, король ничуть не был обеспокоен тем, что не услышит нынче днем материнского голоса, так как постепенно привыкал к самостоятельности и избавлялся от потребности всякий раз оглядываться на позицию Марии Медичи или фаворитов. - Хотелось бы услышать ваше мнение, господа, о готовности войск к отправке под Ла Рошель, - зычным голосом открыл заседание Людовик XIII. По сути своей, вопрос был формальным, так как осада мятежной крепости была давно предрешена, а закупка фуража и продовольствия, аренда кораблей для помощи с моря и многое другое, связанное с проведением военной кампании, предпринималось в течение длительного времени.

Ришелье: Голос короля прозвучал довольно громко в создавшейся тишине. Ришелье слегка повернул голову, чтобы увидеть выражение лица государя. На первый взгляд он выглядел всё также меланхолично, но нетерпеливый блеск чёрных глазах непривычно оживлял его. Интересно, что могло заинтересовать Его Величество... Однако, времени на размышления не было, так как вопрос, заданный королём был в ведении первого министра. - Мы уже послали запрос в Объединённые Провинции о предоставлении нам судов для переправки войск и обеспечения морской блокады вокруг Ла-Рошели. Я полагаю, что их ответ не замедлит прийти в ближайшие дни, так как получил известие о прибытии в Париж новой торговой миссии. Если голландцы заинтересованы в торговле, то им придётся уступить аренду флота на выгодных для нас условиях. Взглянув в усталые глаза де Бутилье, кардинал прочёл в них неудачу. О поставках продовольствия и субсидиях на вооружение докладывать, судя по всему, было нечего. Марильяк в это время сосредоточенно рассматривал какие-то документы. Ришелье не без любопытства пытался подсмотреть, что там было. С некоторых пор он стал замечать перемену в отношении к нему Хранителя Печати. Если раньше де Марильяк считал необходимым обсудить последние новости с кардиналом перед подачей их королю, то в последнее время он просто выкладывал их на Совете. Интересно, какую новость он припрятал на этот раз? Ришелье слегка прикашлянул, привлекая к себе внимание присутствовавших, посмотрел в глаза Его Величества и слегка кивнул головой в сторону де Марильяка, как бы говоря, наверняка у него есть что-то интересное.

Людовик XIII: - Суда должны как можно скорее направиться к Ла Рошели. Армия выступает в ближайшие недели, так что поддержка с моря должна быть обеспечена. В противном случае, мы застрянем под стенами этой крепости на годы... Людовик не стал распространяться о том позоре, каким грозило бы ему поражение от собственных подданных, не говоря уже о постоянной опасности мятежа и гражданской войны, насмотреться на которую он, несмотря на свои не самые преклонные лета, уже успел предостаточно. - Вызовите на следующее заседание голландского посла... а лучше, сообщите ему, что я жду его у себя завтра в полдень. И вас, господин кардинал, я прошу присутствовать при встрече... Если Соединенные Провинции рассчитывают на нашу поддержку, то им придется закрыть глаза на то, что в Ла Рошели обретаются их единоверцы... Король был настроен более чем воинственно. Была бы его воля, он бы немедленно вскочил в седло и повел армию к крепости, являвшейся источником смуты и разброда, обессточивавших и без того пустую казну. Но все эти дипломатические маневры вызывали у Людовика нетерпение, которое с годами он научался сдерживать, радуясь, что у него все же есть на кого переложить подковерные интриги и то, что он называл мышиной возней. - Господин канцлер, - обратился Его Величество к Марильяку, - что скажете вы?

Марильяк: - Я бы порекомендовал вашему величеству воспользоваться преимуществами нашего мирного договора с Испанией.., - услышав обращение короля к своей персоне, канцлер встал и почтительно поклонился монарху прежде, чем начать говорить. Бумаги, разложенные на столе перед де Марильяком, касались все больше вопросов финансовых, которые теперь его как бы напрямую и не касались. Год назад граф сменил пост министра финансов на пост канцлера и министра юстиции, и как раз сейчас был необыкновенно рад тому, что не ему предстоит изыскивать средства на новую войну. Хотя еще больше он радовался бы, если бы вместо финансовых докладов в его руках оказались письма, о которых болтала де Шеврез. Со вчерашнего дня сердце де Марильяка было не на месте. И даже мысль о войне с гугенотами, столь милая одному из лидеров «партии святош», сегодня не радовала. Поэтому мимолетный взгляд Хранителя Печатей, адресованный кардиналу Ришелье, вышел непривычно колючий. – …И поддержкой Всехристианнейшего Папы. Гугеноты раз и навсегда должны лишиться всех прав, как гражданских, так и политических, и если мы не пообещаем проявить, наконец, окончательную твердость в этом вопросе, закрепив это решение законодательно, мы можем остаться без поддержки Испании в нашем деле. Как ваше величество, полагаю, помнит, 20 марта сего года герцог Оливарес и наш посол при дворе Филиппа Испанского месье дю Фаржи заключили договоренность о совместных действиях против Англии. Мы ратифицировали этот договор в конце июня, однако, как с прискорбием уведомляют верные нам люди в Мадриде, сейчас между представителями Испании и Англии ведутся неофициальные переговоры о заключении мира. Необыкновенно некстати. И мне кажется, мы не должны этого допустить. Выдержав многозначительную паузу, канцлер добавил: - А о позиции Соединенных Провинций я бы не беспокоился. После того, как шесть лет назад голландские купцы были изгнаны из Испании и Италии, и туда запрещен импорт голландских товаров, торговля с Францией слишком выгодна для голландцев, чтобы пытаться диктовать нам грабительские условия аренды своего флота.

Ришелье: Кардинал молчал, ожидая когда Его Величество первым выразит своё мнение. Даже если король и полагался на суждения своего первого министра, Ришелье, ещё помнивший серый опальный дни в Авиньёне, никогда не спешил с выводами, и тем более, с выводами вслух. Он не боялся опалы и порой пренебрегал простейшей осторожностью в своих суждениях, но не желал подавлять своими словами волю Людовика. У короля был здравый смысл, и, что главное, желание вникнуть в суть. Хотя, его природная застенчивость и замкнутый характер создавали ложное впечатление незнания ситуации и, порой, неадекватности в делах политики и управления. Ришелье, однако, успел изучить характер своего монарха, и не обманывался его долгим молчанием. Он знал, что после размышлений Людовик придёт к выводу, если не в точности совпадающему с его, кардинала планом, то близкого к тому. Встретив взгляд Марильяка, неприкрыто колючий и вызывающий, Ришелье выдержал его с холодным спокойствием, ничем не выдав своего отношения к канцлеру.

Людовик XIII: - Испанцы в своем привычном духе, - усмехнулся Людовик XIII, после того как канцлер завершил свой доклад. Оптимизма мадридские родственники у короля не вызывали, а Оливарес, которого он ни разу не видел, но о котором был весьма и весьма наслышан, представлялся Луи кем-то вроде адвоката самого Отца Лжи, хотя, безусловно, заслуживающим уважения. - Сомневаюсь, что они соединятся с англичанами, чтобы атаковать наш гарнизон на острове Рэ, но подхода испанского флота, видимо, нам ожидать не стоит... Религиозный пыл, сквозивший в речах Марильяка, мог бы насторожить Людовика, не знай он своего хранителя печати уже много лет. К тому же таких как он при дворе было много, и все эти сторонники мира с католическими державами - несмотря на всю его очевидную для самого христианнейшего короля и его кардинала-министра невыгодность - призывали сокрушить ересь во всех ее проявлениях. Сыну закоренелого гугенота, пусть и доброму католику, все это казалось чуждым, но открыто ссориться со "святошами" время еще не настало.

Марильяк: – Их можно понять, сир, - скорбно заметил канцлер. – Прошлый раз мы заключили мир с гугенотами раньше, чем с Испанией. Граф метнул еще один быстрый взгляд в сторону Ришелье. Лично он настаивал на иной последовательности мирных переговоров. Причем не только исходя из велений веры, но и из экономических соображений. Две войны одновременно ставили Францию на грань банкротства, а война в Италии обходилась казне намного дороже, чем война в Лангедоке. Но кардинал тогда решил иначе. Что ж, теперь его «возлюбленные» гугеноты, как и ожидалось, отплатили радетелю черной неблагодарностью, укрепив Ла Рошель и сговорившись с англичанами. - Не удивительно, что нам не достает доверия со стороны соседей. А теперь еще Голландия… Тогда же, во время заключения испано-французского альянса против Англии представителем Франции было дано Оливаресу устное обещание не возобновлять трехлетний договор с Соединенными провинциями о субсидиях после его окончания. Сейчас, судя по докладу Ришелье и желанию короля видеть голланского посла, все шло к тому, что обещание это не будет выполнено. И это пренебрежение к данному на высшем уровне слову вряд ли понравится графу-герцогу. Но его величество, увы, все более и более попадал под влияние первого министра. А министр предпочитал искать помощь и субсидии где угодно, но только не там, где, по разумению, канцлера, стоило искать прежде всего. В Испании, ведь не даром их страны связывают сразу два династических брака.

Людовик XIII: Даже несмотря на отсутствие на сегодняшнем заседании королевы-матери, Людовик счел разумным не пытаться оспаривать несвоевременность замирения гугенотов, о которой говорил Марильяк. Неповиновение этой части его подданных, усмирить которых не смог ни Нантский эдикт, ни прочие уступки, на которое шло правительство в течение последних пятнадцати лет, вызывало досаду, а вслед за досадой и раздражение короля: он пребывал в святом убеждении - и требовал от других уверовать, - что послушание власти в его лице есть одна из заповедей, данных Господом Его детям. - Осада Ла Рошели - дело богоугодное, и поэтому Церковь вполне могла бы помочь... добровольно, - особо подчеркнул Его Величество, - добровольно помочь королю. Людовик перевел взгляд с кардинала обратно на канцлера. Он уже не в первый раз замечал, что эти двое не слишком-то любят друг друга, и подобная антипатия между людьми, вынужденными, несмотря на различия, служить одному делу, вызывала у короля азартный интерес, подобный тому, что испытывают на петушиных боях. - Не сомневаюсь, что все молитвы Святой Римской Церкви будут посвящены нашей победе над бунтовщиками, но более... хмм, существенная помощь была бы сейчас очень кстати...

Марильяк: - Вы абсолютно правы, сир, - с готовностью согласился Марильяк. – Уверен, его высокопреосвященство не оставит ваше пожелание без внимания. Поскольку Ришелье помимо министерского кресла числился главным духовным пастырем Франции, отношения с Римом были его прерогативой. – И уверен, святая церковь оценит рвение наших духовных отцов в борьбе с ересью. Канцлер любезно поклонился невозмутимо хранящему молчание Ришелье. - Поражающее умы бескорыстие, ваше высокопреосвященство. Вы, я слышал, выделяете деньги на нужды армии из собственных средств. Полтора миллиона ливров, огромная сумма… Шпионы, как показывает практика, имелись во Франции не только у кардинала. А финансовая политика Ришелье далеко не у всех вызывала восхищение. Многие находили займы первого министра излишне амбициозными и болтали в полголоса, дескать, кардинал так легко расстается со своим золотом потому, что давно прибрал к рукам всю Францию. Поэтому дифирамбы Марильяка, как и все сегодня сказанное канцлером, можно было трактовать двояко.

Richelieu: Ришелье решительно кивнул головой. Он слышал все, что хотел – оставалось ответить. – Я предвидел желание вашего величества и предпринял соответствующие шаги. На ближайшей Церковной Ассамблее я рассчитываю добиться согласия на значительный займ для ведения войны с гугенотскими мятежниками в Ла Рошели и Лангедоке. Я также надеюсь со временем убедить святых отцов рассматривать этот займ как безвозмездное пожертвование в богоугодное дело. Ришелье повернулся к Марильяку. Дружелюбное выражение его лица никак не выдавало его раздражения. Мало того, что тот взялся в очередной раз говорить о политике, в которой он ничего не понимал, но и самый тон его явно показывал, что достойный канцлер все еще считал Ришелье выскочкой, занимавшим свой высокий пост исключительно благодаря поддержке королевы-матери. – Я вижу, вы никак не можете покинуть министерство финансов, любезный граф – или вы уже сожалеете о своем решении? Если так, могу я надеяться на вашу помощь в сборе дополнительных средств? Шпильку о своем собственном вкладе Ришелье решил проигнорировать. Если Марильяк и впрямь думал, что первый министр мог управлять государством на те 22000 ливров, которые он получал в качестве жалования, то он был еще большим лицемером, чем казался.

Марильяк: – С чего вы это взяли, ваше высокопреосвященство? Канцлер удивленно поднял брови, предлагая собеседнику трактовать свое удивление так, как ему будет угодно. Вплоть до «с чего вы взяли, что можете надеяться на мою помощь?». - В моем возрасте решения принимаются осторожно и рассудительно, «чего и вам желаю, Арман Жан», и решение о смене министерства – не исключение. Я давно полагал нужным упорядочить дела административной власти, и теперь займусь этим вплотную. Возможно это менее почетная роль, чем подготовка военной компании, но не менее необходимая для государства. Я не считаю целесообразным хвататься за все дела сразу. «В отличие от вас, кардинала и министра в одном лице». Ответив Ришелье, возможно не так любезно, как следовало бы, но зато демонстративно уклончиво, Марильяк взглянул на короля. Судя по всему, совет подходил к концу. Они, даже в отсутствие королевы-матери, обсудили уже большую часть текущих дел, теперь оставалось дать собственным решениям ход. И к тому же (хоть и невозможно, конечно, сравнивать, дела государственные и личные) канцлер ждал известий от ди Валетты о смерти мушкетера-любовника де Шеврез. Утром итальянец ему на глаза не попадался и ни о чем, естественно, не проинформировал. И граф надеялся, что хотя бы к двум пополудни сеньор Массимо соизволит пролить свет на результаты своей деятельности. Право, когда вас шантажируют, и шея ваша пол угрозой, тут уже не до военных компаний.

Людовик XIII: - Полагаю, господа, вы сумеете выполнить мою просьбу. Людовик решил подвести черту под обсуждением финансовых нужд кампании. В деньгах он испытывал нехватку всегда, и это проклятие дамокловым мечом висело над головой его министров, которые вынуждены были идти на всевозможные ухищрения, чтобы обеспечить казну золотом. От разговоров об источниках доходов, кредитах, займах и прочей ереси у Луи голова шла кругом, он ничего не понимал в процентах и откупных махинациях, а потому ненавидел Финансовый Совет и, впридачу к нему, всех банкиров. - Используйте для этого все доступные средства... - не упуская возможности проследить за реакцией как кардинала, так и Марильяка, король прибавил. - Господин канцлер, надеюсь, вы и месье де Ришелье будете оказывать друг другу самую действенную поддержку в решении этого вопроса. Может быть, месье де Марильяк упомянет сейчас о погроме в пале-рояльском кабинете - в качестве заключительной ноты?

Richelieu: Ришелье молча поклонился, с любопытством ожидая ответа канцлера.

Марильяк: Под выжидательным взглядом его величества неосмотрительно было не проявлять должного рвения. Однако канцлеру не впервой было прятаться за словами. И уж конечно он не питал иллюзий на счет того, как часто и кардинально обещания имеют свойство расходиться с деяниями. – Разумеется, сир. Я сделаю все, что в моих силах, - граф учтиво склонил голову. И не преминул воткнуть кардиналу очередную шпильку. – Тем более месье де Ришелье сейчас особо нуждается в поддержке. И не только по поводу дел государственных. Что у вас случилось, ваше высокопреосвященство? Я имею ввиду переполох в Пале Кардиналь? Двор полнится слухами. Вас пытались ограбить, или… шпионаж? Голос Марильяка был полон тревоги и искреннего участия, за которым хранитель печатей умело скрывал злорадство. Подумать только, какой конфуз. Злоумышленники орудовали в святая святых - в кабинете первого министра. И, говорят, наделав много шуму, улизнули безнаказанными.

Richelieu: – Et tu, Brute? – насмешка в голосе Ришелье умело скрывала его раздражение. Подумать только, и двенадцати часов не прошло, а уже весь Париж болтает о его злоключениях. – Я рад, что могу вас разуверить, граф. Ни то и ни другое. Мне даже как-то неловко ссылаться на нерадивость прислуги, но меня утешает лишь то, что, поверят мне или нет, ничего из моего кабинета не пропало. Да и вообще из дворца тоже. Он мельком взглянул на Людовика. Разумеется, в отсутствие посторонних – и в том числе, Марильяка – он расскажет королю все подробности. Сейчас следовало лишь не прибегать к прямой лжи. – И уж конечно, бедный виновник всей этой суматохи понесет наказание.

Марильяк: – Виновник, вы сказали? – тут же не преминул переспросить канцлер. - Право, слухи подобны гидре, с которой некогда сражался Геракл. Пока отсекаешь им одну голову, отрастает три новых. Я слышал, что злоумышленников было несколько… Рад, что это всего лишь досужее преувеличение, ваше высокопреосвященство. И тем более рад, что виновник этого печального казуса вам доподлинно известен. Совещание сильных мира сего в сущности было закончено, и граф поднялся, собирая со стола свои записи. Что бы ни случилось в Пале Кардиналь, хитрый лис Ришелье ему не расскажет в открытую. Но всегда найдутся иные доброхоты в конце концов.

Людовик XIII: - Так что же случилось в вашем доме? Любопытство Людовика было распалено загадочными словами канцлера и тем ответом, что изволил ему дать Ришелье. Оба министра, похоже, знали нечто, что было неизвестно королю, поэтому последний желал по что бы то ни стало разделить их осведомленность, тем более что намеки на погром во дворце протеже его матушки был событием из ряда вон выходящим. Сделав кардиналу знак следовать за ним, Луи покинул зал заседаний Совета. Беседовать на столь интересные темы в этих суровых стенах не хотелось, к тому же мимо постоянно сновали туда-сюда разного рода служители и чиновники.

Richelieu: Ришелье молча последовал за королем. Как только дверь оружейной комнаты закрылась за ними, он глубоко вздохнул, и вся усталость, вызванная событиями этой бессонной ночи, отразилась на его лице. Правдивый рассказ о происшествиях в его дворце скорее всего вызовет у короля некоторое злорадство, но ввиду явного умственного превосходства своего министра, неудивительно, что время от времени королю необходимо было почувствовать превосходство в чем-то другом… – Несколько мушкетеров, – сказал он с неприязнью в голосе, – подрались с моими гвардейцами, сняли с них форму, переоделись, прошли в Пале-Кардиналь и учинили маленький разгром в моем кабинете. Когда отец Жозеф застал их там, они, ничтоже сумняшеся, заставили его вывести их из дворца, угрожая ему оружием. Про особняк Сюлли не было сказано ни слова, ибо приказ об аресте молодой кастелянши ее величества у Ришелье уже был, а если гасконец, которого он решил удостоить личной беседы уже сегодня, поведет себя так, как хотелось, то он был готов о ней попросту забыть, до поры до времени.

Марильяк: Его величество и его высокопреосвященство удалились вместе, заставив канцлера недовольно сжать губы в нитку. Усиливающееся влияние министра на короля начинало не на шутку беспокоить этого осторожного и рассудительного вельможу. Людовик по крайней мере богоданный Франции монарх (хотя и тут пути Господни неисповедимы), но позволять безраздельно властвовать над добрыми французами кардиналу Ришелье – это уже слишком. После подобных размышлений граф, покидающий зал Совета, был непривычно хмур. И де Рамона, которого он встретил в приемной среди поджидающих его появления чиновников, был хмур не менее. Марильяк сразу узнал подручного ди Валетты. В какой зависимости эти двое состояли друг от друга, хранитель печати особо не вникал. Но о том, что рано седеющий (что часто свойственно южанам) крепыш с замашками то ли головореза, то ли телохранителя, является доверенным лицом его итальянского подопечного, граф осведомлен был. – Я слушаю, - коротко бросил канцлер Джиованни. Довольно бесцеремонно выделяя этого неизвестного никому при дворе господина из рядов остальных просителей. И, встретив непонимающий взгляд мужчины, поморщившись, повторил свой вопрос по-итальянски. – Ваше сиятельство, он еще жив. К сожалению. – С равнодушным поклоном ответствовал де Рамона без всякого сожаления в голосе. Дела этого напыщенного француза – не его дела. Он служит своему молодому герцогу, остальное не имеет значения. – Жи-ив… Вот как… На них поглядывали придворные, а Марильяк слишком хорошо знал цену придворным сплетням. Поэтому лишь брезгливо поджатые губы графа выдавали всю глубину его недовольства услышанным от посыльного. Спрашивать, какого черта висельники, промышляющие убийствами за деньги на постоянной основе, не смогли отправить в мир иной какого-то одного несчастного мушкетера, тут, в Лувре, было неуместно. Да и говорить об этом хранитель печати предпочитал с ди Валеттой лично. – Где твой хозяин? - Ищет… новых людей для старого дела, - уклончиво пояснил Джиованни. Не вдаваясь в подробности того, что целая банда нанятых им парней со Двора Чудес на деньги Марильяка охотится сейчас вовсе не за мушкетером, а за так некстати (или кстати?) появившемся в Париже мальчишкой ди Сант-Анной. Как знать, если сегодня они пустят священную кровь вендетты, может, завтра герцогу ди Валетте не придется больше пресмыкаться перед этим старым французским индюком. Что он думает о самом их сиятельстве, де Рамона, разумеется, тоже озвучивать не стал. – Хорошо… - Канцлер не усматривал в сказанном абсолютно ничего хорошего. Более того, настроение его было испорчено окончательно и бесповоротно. И хоть он и не забыл о том, что обещал испанскому посланнику маркизу де Мирабелю перекинуться с ним парой слов после окончания Совета, желания сдержать это обещание граф сейчас не испытывал. – Как только встретишь своего сеньора, передай, что я хочу его видеть немедленно, - буркнул Марильяк, отвернулся от де Рамоны, давая итальянцу понять, что на этом их беседа окончена, и подозвав лакея, велел подать карету к подъезду.

Людовик XIII: - Что?.. - рот короля непроизвольно открылся, а в глазах его застыло неподдельное недоумение на грани ужаса. Людовик надеялся услышать что-то вроде забавной истории о напившихся слугах, решивших пошалить в хозяйских апартаментах, или же проворовавшемся управляющем, но то, что приключилось накануне ночью в Пале-Кардиналь, затмевало собой все фантазии. Мушкетеры не были ангелами, но то, что они позволили себе на сей раз, выходило за все рамки. - Зачем?.. Что это за..? Не найдя слов, чтобы описать поступок солдат и свое к нему августейшее отношение, король только и проговорил: - Я велю немедленно позвать сюда Тревиля.

Richelieu: Ришелье заметно заколебался. Неожиданная поддержка его величества была, что греха таить, очень кстати, но мысль о том, чтобы посвящать в свой конфуз еще и капитана мушкетеров, который, несомненно, порадуется неприятной ситуации, в которую его подопечные в очередной раз поставили гвардейцев кардинала, а стало быть, вряд ли сохранит ночные события в тайне, призывала к осторожности. – Мне кажется, ваше величество, что возлагать ответственность на господина де Тревиля было бы преждевременным и в любом случае, крайне нежелательным. Я ничуть не сомневаюсь, что мушкетеры действовали без его ведома, а поскольку это произошло ночью, в часы, когда они были свободны от службы, то возможно, было бы лучше разобраться с ними во внеслужебном порядке. Кроме того, один из злоумышленников мушкетером не является.

Людовик XIII: - Вот как? Значит, вам известны их имена? И кто же они? Ситуация становилась все интереснее. Нарушители законов и просто правил приличия, оказывается, не остались безвестны, но при этом они все еще пребывали на свободе. Почему Ришелье еще не отдал распоряжение арестовать нахалов, король не понимал. - Почему они не под стражей? Это какие-то неуловимые призраки? Людовик злился все сильнее. Недавняя взбучка, данная Тревилю, по всей очевидности, не повлияла на поведение подопечных отважного капитана.

Richelieu: Ришелье внимательно посмотрел на своего повелителя. Конечно, поведение мушкетеров в этот раз вышло за все пределы допустимого, но, зная, как привязан был Людовик к своим головорезам, не следовало слишком усердствовать, обвиняя их. – Отец Жозеф говорит, что один из них это некий господин д’Артаньян, гвардеец роты господина Дезэссара, – ответил он осторожно, – а остальные – его друзья, из числа мушкетеров вашего величества. Я пригласил господина д’Артаньяна посетить меня, дабы удостовериться, что святой отец не обознался, и рассчитываю вскоре узнать и об остальных тоже. В настоящий момент, на их личности указывают лишь косвенные признаки. Он не стал уточнять, что они сводились, во-первых, к общеизвестной дружбе между этими четырьмя молодыми людьми, а во-вторых, к отчету городской стражи о вчерашней потасовке в «Сосновой Шишке», входившему в число тех документов, которые он успел просмотреть по дороге в Лувр.

Людовик XIII: Немного обдумав слова кардинала, Людовик, уже оправлявшийся от шока, пристально посмотрел на своего министра. - Меня удивляет ваше спокойствие, месье де Ришелье. Ваш дом подвергся нападению... и вы, я в этом абсолютно уверен, что-то скрываете... - король, заложив руки за спину, прошелся по оружейной, что-то обдумывая, причем мысли, судя по его напряженному хмурому лицу, были не самыми приятными. - Почему вы от меня скрываете подробности? Я бы на вашем месте, узнав о нападавших, немедленно приказал их арестовать, а вы с ними возитесь, как с малыми детьми. Что это за секреты? И кто таков этот д'Артаньян? Мне кажется, я уже где-то слышал это имя.

Richelieu: Проницательность короля в очередной раз обескуражила Ришелье, хотя в этот раз речь шла вовсе не о делах государственных. Ответил же он лишь на последний вопрос его величества, рассудив, что о секретах чем меньше сказано, тем лучше: – Это тот самый молодой гасконец, ваше величество, которому вы оказали честь, вознаградив его за храбрость в двух поединках с моими гвардейцами. Может быть, ввиду своей молодости, он неправильно понял эту вашу снисходительность. – Отпустив эту колкость, Ришелье улыбнулся и тут же потянулся за следующим гвоздем для гроба того, кого якобы защищал. – Мне кажется, что недавно он имел также честь как-то послужить ее величеству, судя по той награде, которой она его удостоила, но это какая-то тайна, о которой я не вполне осведомлен. То, что гвардейцы, посланные арестовать д’Артаньяна, пока не вернулись, не беспокоило Ришелье – трудно было предположить, что молодой гасконец будет так глуп, что вернется домой тут же после своего предприятия. Но рано или поздно, он либо объявится, либо – либо кардиналу больше никогда не придется беспокоиться о нем.

Людовик XIII: - И чем же этот молодчик послужил Ее Величеству? - встрепенулся король. - На какую такую награду вы намекаете? Людовик всегда болезненно воспринимал любые упоминания о супруге, которую за два года привык подозревать в посягательствах на свою честь, а потому, ввиду последних событий, заставивших перешептываться весь Лувр, возвращение к прежним отношениям показалось бы ему кошмаром. Увертки Ришелье, явно не желавшего посвящать короля в свои дела, начинали злить последнего. Руки Луи были заложены за спину, и пальцы одной вцепились в другую с такой силой, будто этим нехитрым способом он желал отворить себе кровь. - Зная вас, месье, я никогда не поверю, что вы станете говорить о чем-то, имея об этом предмете лишь поверхностное представление. Или вам доставляет удовольствие наблюдать мои тщетные попытки докопаться до истины? Подумав немного, Людовик добавил: - Или вы желаете сказать, что королева Анна причастна к погрому в вашем кабинете?

Richelieu: – Умоляю вас, ваше величество, – запротестовал Ришелье, – вы одновременно чересчур добры ко мне, полагая, что мне все известно, и чересчур суровы, обвиняя меня в желании это от вас скрыть. Я, как и вы, провел прошлую ночь в Фонтенбло и вернулся только рано утром. Если я не могу сообщить вашему величеству истину в полном ее объеме, так это потому, что я сам ее не знаю. Единственно, позвольте мне заверить вас, что я ни на секунду не верю в причастность ее величества к этому странному делу. Даже если бы кардинал и впрямь был уверен в непричастности королевы (а в настоящий момент он и вправду не знал, было ли ночное вторжение связано только с этой Бонасье и если да, то каким образом), он не стал бы прилагать усилий, чтобы разубедить короля в его подозрениях. Не будучи романтиком, Ришелье не верил ни в длительность ни в желательность столь неожиданного потепления в отношениях августейших супругов (отчет о котором он тоже успел прочитать в карете), а чем сильнее становилось влияние королевы, тем больше ослабевало его собственное. Не выступая напрямую против ее величества (и даже, как правило, выказывая себя ее защитником), вполне можно было предоставить природе взять свое, избегая как неприятностей для себя лично, так и возможных отрицательных последствий для французской внешней политики.

Людовик XIII: - Но о какой тогда услуге Вы ведете речь, месье? - не унимался король. Еще в отроческие годы его злило, что долговязый государственный секретарь, кем тогда являлся его нынешний собеседник, знает больше, чем он сам. Былая враждебность в последние несколько лет пошла на спад, превращаясь в некое подобие уважения и даже дружбы, но непредсказуемость характера Людовика могла обратиться за помощью к его врожденной злопамятности, обострявшейся в моменты потрясения. - Как простой мушкетер... или, вы сказали, гвардеец? Так вот, как простой гвардеец мог оказать услугу королеве Франции? Бросить ей плащ под ноги? - ухмыльнулся Луи. - Или отогнать Бэкингема?

Richelieu: Имя Бэкингема в очередной раз напомнило Ришелье, что он до сих пор так и не знает, что затевает сумасбродный любимец Карла Первого и где он находится, но на выразительном лице кардинала нельзя было в этот момент прочитать ничего кроме глубочайшего раскаяния. – Ваше величество, прошу простить меня, я, должно быть, невольно ввел вас в заблуждение. Щедрость ее величества общеизвестна, а значит, награда может во много раз превосходить услугу, которая, как вы изволили заметить, скорее всего, была незначительной. Почему бы вам не спросить саму королеву? Несомненно, она будет только благодарна вашему величеству за ваших слуг.

Людовик XIII: - Раз вы знаете об этой незначительной, как вы ее назвали, услуге, значит, она стоит того, чтобы интересоваться ею. Или вы собираете сведения о королеве? - Людовик постарался облачить эти слова в шуточный тон, однако не отказал себе в удовольствии одарить кардинала достаточно двусмысленным взглядом, чтобы тот припомнил о своих тесных отношениях с хозяйкой Люксембургского дворца и о том, что ее сын отнюдь не пребывает в неведении - что бы там ни было в действительности. - Вы ведь уже слышали, что мы с королевой решили восстановить добрые отношения, которые и должны царить между супругами? Так вот, я хотел бы надеяться, что никакие недоразумения не помешают нам и впредь подавать подданным пример образцовой семейной жизни. Король потеребил голубую орденскую ленту, свешивавшуюся с его шеи. - Тем более что со мной всякое может случиться...

Richelieu: Шутливый тон короля не ввел бы в заблуждение и котенка, учитывая взгляд, сопровождавший его слова. Его величество, как было известно всем и каждому, не только подозревал королеву в супружеской неверности, но и непрерывно опасался найти подтверждение своим страхам. При этом, несмотря на желание Людовика знать все о своей супруге, устанавливать слежку за королевой было недопустимо… так что благослови Господь госпожу де Ланнуа! – Ваше величество, я действительно уже получил эту добрую весть, – сказал кардинал, – и я более чем счастлив, что тучи, омрачавшие небосклон вашей жизни, столь внезапно рассеялись. В глубине души Ришелье опасался, что примирение между супругами могло быть как-то связано с исчезновением Бэкингема. В конце концов, свидания между амьенскими любовниками можно было не опасаться, пока королеве не разрешалось покидать Лувр, герцогиня де Шеврез оставалась в Лотарингии, а эта Бонасье… Тут Ришелье едва заметно нахмурился. Эта Бонасье только что сумела сбежать из своей тюрьмы… впрочем, в Лувре она вряд ли появится. Размышления эти не заняли и мгновения, и кардинал даже не сделал паузы: – Но вы знаете, что я всегда был уверен, что одно лишь неудачное стечение обстоятельств мешало до сих пор вашему примирению, ведь королева так любит ваше величество. И что бы мне не случалось узнавать, собирая сведения о других лицах, никогда на ее величество не падало и тени подозрения. Что же до сомнений короля в собственном здоровье, то Ришелье предпочел обойти эту тему молчанием, ибо отрицать болезненность монарха может быть так же опасно как признавать ее.

Людовик XIII: - Надеюсь, не упадет и впредь... Тревога, вызванная упоминанием королевы в связи со странным происшествием прошлой ночи, немного улеглась, хотя вовсе забыта не была, просто отложена на лучший - или, лучше сказать, не самый лучший для Анны Австрийской - день. - Так что же вы намерены предпринять? Мне все же кажется, что следует немедленно арестовать этого д'Артиняна... или как там его, д'Артаньяна? И его приятелей. Такие шутки слишком далеко заводят.

Richelieu: В глазах Ришелье появилась задумчивость. Несмотря на то, что отцу Жозефу он говорил о привлечении д’Артаньяна на свою сторону, истинной причиной его необычайной снисходительности было просто желание подразнить старого друга. Теперь же, когда непривычность ситуации несколько поизносилась, а прочитанные отчеты напомнили ему о связях юного гвардейца с Англией, шутка стала казаться куда более пресной. – Он все еще очень молод, ваше величество, – с сомнением в голосе произнес Ришелье, – и мне хотелось бы думать, что мы с вами не ошиблись, простив ему его предыдущие прегрешения. Говоря это, кардинал думал не только о достопамятных двух поражениях, кои потерпели его гвардейцы благодаря все тому же д’Артаньяну, но и о той беседе, в которой он предлагал ему место в своей гвардии.

Людовик XIII: - Судя по всему, вы имеете на него какие-то виды, верно? Судя по голосу короля, можно было почти что уверенно сказать, что он начал успокаиваться после того шквала эмоций, которые всего четверть часа назад захлестнули Его Величество. - Если он и впрямь настолько хорош, как Вы о нем отзываетесь, полагаю, он и его товарищи могут найти отменное поле для применения своих... хм, талантов при осаде... - Людовик прошелся по оружейной, явно обдумывая какой-то вопрос, и только отвлекшись от собственных мыслей, жестом предложил своему министру присесть. - К слову, господин кардинал, мне бы не хотелось, чтобы накануне такого события мой брат Гастон преподнес мне какой-нибудь сюрприз, неприятного характера, разумеется. Его Высочество вновь принялся за старое, и как знать, вероятно, его драгоценные друзья захотят втянуть принца в очередную гадость.

Richelieu: – С позволения вашего величества я именно так и сделаю, – ответил Ришелье. Отослать эту сумасбродную четверку подальше из Парижа, например в форт Сен-Мартен, действительно было великолепным решением стоявшей перед ним задачи: с одной стороны, это было явным наказанием, с другой же, позволяло использовать их таланты в полной мере. А если господин д’Артаньян сотоварищи не сумеют в полной мере оценить снисходительность кардинала – что ж, на войне как на войне, и шальных пуль не счесть. Рассеянно следя за перемещениями короля по оружейной и сохраняя на лице почтительно-внимательное выражение, Ришелье не только продумал эту мысль до логического конца, но и последовал за некоторыми возможными разветвлениями, в результате чего морщинка на его лбу почти разгладилась. Впрочем, упоминание о Гастоне тут же заставило министра вновь нахмуриться. – Я приложу все усилия, ваше величество, – сказал он с уверенностью, коей вовсе не испытывал. – Но хочется надеяться, что брак его высочества, пусть даже и столь кратковременный, все же оказал на него благоприятное воздействие.

Людовик XIII: - Вы слишком хорошо судите о людях, - усмехнулся Людовик. - Разве вы забыли, с каким трудом нам удалось убедить дофина жениться на покойнице герцогине? Перед глазами короля всплыла испуганная физиономия брата, когда тот оправдывался за свое участие в заговоре Шале и был готов на что угодно, лишь бы не разделить участь своих сводных братьев Вандомов. - Поэтому лучше оказывать ему всяческую помощь в наставлении на путь истинный, - в восторге от собственной метафоры, Людовик, впервые за последний час, улыбнулся.

Richelieu: Ответная улыбка Ришелье была вызвана, увы, отнюдь не шуткой Людовика, а его предположением, что первый министр его величества мог и впрямь слишком хорошо думать о его брате. Если бы речь не шла о наследнике французского трона и младшем брате его повелителя, то чувства кардинала можно было бы описать как смесь опасения с отвращением. – Его высочество еще очень молод, – задумчиво протянул он, – и дружеский совет ему и вправду не помешает. Если вы позволите, ваше величество, я позволю себе предупредить его об опасностях, коим подвергается любой подданный вашего величества, вольно или невольно оказавшийся символом для смутьянов.

Людовик XIII: Король внимательно посмотрел на министра. Речь шла о том, чтобы недвусмысленно дать понять Гастону, что его заигрывания с заговорщиками могут в один неприятный момент закончиться весьма плачевно для самого дофина, который до сих пор отделывался лишь легким испугом, находясь под защитой своего высокого титула. - Что ж, попробуйте, месье. В этом деле вы можете рассчитывать на мою безоговорочную поддержку. Если же герцог Орлеанский не пожелает внять дружескому совету, то мне придется расстроить нашу матушку... Как именно он будет вынужден огорчить флорентийскую матрону, Людовик уточнять не стал, но было понятно, что терпеть выходки принца ему уже порядком поднадоело.

Richelieu: Ришелье поклонился. – Я приложу все усилия, – повторил он. Король явно думал уже не о делах государственных, и кардинал тоже начал мысленно перечислять, что было необходимо сделать в ближайшее время, и хотя приглашение господина д’Артаньяна для личной беседы занимало почетное место во главе этого списка, прочие его пункты носили менее частный характер. >>> Кабинет Ришелье

Людовик XIII: - В таком случае, не стану вас задерживать, месье. Все насущные вопросы были обсуждены, и мысли короля переключились на утренние заботы, которые, впрочем, носили весьма приятный характер - тем более в свете едва было сгустившегося, но немедленно рассеявшегося тумана. Ювелир, вызванный несколько часов назад, должен был уже пожаловать в Лувр.



полная версия страницы