Форум » Лувр » Об искусстве быть послом. 16 июля, около четырех » Ответить
Об искусстве быть послом. 16 июля, около четырех
Mirabel:
Ответов - 25, стр:
1 2 All
Mirabel: /Чего хочет женщина, того хочет Бог/ Занятый своими мыслями, дон Диего только махнул рукой, когда Домингес заикнулся было о последних письмах, а потому неудивительно, что дорога в Лувр показалась ему непривычно длинной. Если бы Манолито был здесь, маркиз тут же поделился бы ним историей герцогини в надежде, что тот сумеет сложить кусочки в единое целое, но секретарь остался дома в малопривычной ему роли мальчика на побегушках. Дон Диего невольно улыбнулся, вспомнив кислое выражение на лице Манолито. Как бы безукоризненно тот ни вел себя при герцогине, теплых чувств к ней он не испытывал. Дон Диего мрачно покосился в окошко кареты и в который раз подумал, что на сей раз дукесита перегнула палку. Если, несмотря на все заверения Мадариаги, кто-нибудь проникнет в его спальню, если Мари обнаружат… Не будучи склонен к драме, маркиз не стал представлять себе позорное изгнание из Франции, крах всех его надежд или казнь на Гревской площади, но понимание, что его очаровательная гостья могла причинить ему несколько неприятных моментов, никак не улучшило его настроение. А тут еще этот чертов англичанин! В этот момент карета остановилась у луврского подъезда, и лакей соскочил с козел и распахнул дверцу. Сделав Домингесу знак оставаться в экипаже, дон Диего привычно направился в покои королевы, но, прежде чем он успел напомнить о себе секретарю, к нему приблизился один из немногих людей, которых король называл друзьями. – Сеньор посланник, его величество желает немедленно переговорить с вами. Теряясь в догадках, дон Диего последовал за Сен-Симоном.
Людовик XIII: Людовик вцепился в мысль о причастности испанцев к недавнему нападению, как грейхаунд - в свою жертву. Даже если Филипп, Оливарес и этот увертливый черт Мирабель и не нанимали головорезов, то отрицать, что безвременная гибель нынешнего короля Франции пришлась бы очень по душе мадридским политикам, было бы бессмысленно. Вальтелина не давала им покоя, равно как и стремление положить конец волнениям внутри страны, на которых испанцы наживались со времен Филиппа II, а золотые дублоны наверняка грели душу фаворитам герцога Орлеанского, подговаривавших дофина вновь поднять руку на брата. К сожалению, эта убежденность не подкреплялась сколь-нибудь значимыми доказательствами, имея которые на руках, Людовик мог бы без зазрения совести отправить Мирабеля домой или даже на дыбу. И все же церемониться с посланником шурина Его Христианнейшее Величество не собирался, а потому потребовал немедленно провести того в свой кабинет, как только дон Диего появится в Лувре. - Как давно вы изволили видеться с герцогом Орлеанским, маркиз? - король сходу набросился с вопросом на посла, не успевшего даже как следует поклониться. - Говорят, вы часто видитесь с людьми из его окружения. Что же человек вашего возраста и вашего положения находит общего с этими господами? Дон Диего, если последнуюю фразу Вы находите неуместной с точки зрения несовершенства французской контрразведки, то я готов ее подкорректировать.
Mirabel: Дон Диего склонился еще в одном поклоне, маскируя церемонностью жеста необходимость обдумать внезапную враждебность короля. Carajo, следовало хотя бы просмотреть отчеты! Первой его мыслью было подозрение, что с наследником престола что-то случилось, но оно никак не вязалось со странным вопросом о том, что у него могло быть общего с людьми Гастона – С его высочеством я виделся вчера вечером, – ответил он, – у ее величества королевы-матери. Если мне не изменяет память, мы говорили о ее здоровьи. ООС Ничуть, Ваше величество. Как я уже имел честь сказать, Вам прекрасно служат.
Людовик XIII: - И только о здоровье? - с плохо скрываемым подозрением спросил Людовик. - И потом, с каких это пор посол иностранного государя удостаивается чести разговаривать с французским принцем, в то время как король не может добиться встречи с родным братом? Видите ли, маркиз, Его Высочество дофин после хорошо известных вам событий, - молодой человек особенно выделил последнюю свою фразу, намекая на вероятную причастность Мирабеля к заговору Шале, - не так уж часто показывается мне на глаза, хотя мне бы хотелось, чтобы он выбрал прямо противоположную манеру поведения. Грядет война, и наследнику подобает быть с королем и помогать ему в военных делах. А он лишь развлекается. Если вы так тесно общаетесь с герцогом и его фаворитами, что можете сказать об их умонастроениях? И почему эти господа предпочитают ваше общество, вместо того чтобы готовиться исполнить свой долг под моими знаменами? Людовик, скрестив на груди руки и высоко подняв голову, в который раз за день подавлял желание зайтись в отборной брани. Елейная вежливость и постоянные увертки посла короля Филиппа вызывали у него куда большую злость, чем прямолинейная непробиваемость Тревиля. - Слушаю вас, господин посол. Какие дела вы можете обсуждать с принцем, услышать которые не имею права я?
Mirabel: Дон Диего, на днях выслушавший пространные жалобы герцога Орлеанского на несправедливость судьбы, благодаря которой ему никак не удавалось добраться до трона, почувствовал легкий холодок в позвоночнике. Дева Мария, неужели этот глупый мальчишка опять что-то затеял? Однако, маркиз не был бы кастильцем и дворянином до мозга костей, если бы столь откровенное недоверие короля не вывело его из себя. – Мы беседовали только о здоровьи ее величества, – сухо сказал он. – Если ваше величество сомневается в моих словах, я могу лишь покорнейше просить вас обратиться за подтверждением к его высочеству. Он прикусил язык, еле удержавшись от того, чтобы не добавить «если вашему величеству удастся с ним побеседовать». На самом деле, сопровождавшие принца придворные могли бы, скорее всего, подтвердить, что посланник Испании и Месье обменялись лишь парой малозначащих фраз, но дон Диего был слишком взбешен, чтобы задумываться об этом. Неужто в этой стране и слово идальго уже ничего не стоит?
Людовик XIII: - Если мне будет угодно, я непременно так и поступлю. Гнев и негодование, поначалу овладевшие королем, под влиянием тона испанского маркиза перетекли в холодную ярость, ничуть не менее сильную, зато позволявшую не столь явно демонстрировать свои слабости. Спесь этого идальго была на руку Его Величеству, хотя, признаться, раздражала неимоверно. Взгляд Людовика скользил по черному наряду посла, несмотря на всю свою строгость, по богатству и изяществу явно превосходившему его собственное простое, почти солдатское одеяние, на которое нередко пеняла ему мать. Остановившись глазами на золотой орденской цепи на груди визитера, король машинальным движением поправил свою муаровую ленту. - И все же вы не ответили на мой вопрос, месье де Мирабель. О чем вы столь часто разговариваете с Пюилораном и прочими проходимцами из окружения герцога Орлеанского? Мне достоверно известно, что эти господа регулярно имеют с вами встречи.
Mirabel: Прежде чем ответить, дон Диего небрежно поправил сначала одну кружевную манжету, а затем другую. Хотя тон короля был ровным, словцо «проходимцы» в применении к некоторым из знатнейших дворян королевства подсказало бы даже человеку, незнакомому с чувствами его величества к обычному окружению принца, что король в бешенстве. Но вряд ли он стал бы настаивать на том, чтобы узнать о чем испанский посол разговаривает с людьми Месье, если бы герцог Орлеанский ввязался во что-то очевидное… – О женщинах, ваше величество, – сообщил дон Диего с еще одним глубоким поклоном, – об игре, о дуэлях и снова о женщинах. Обычные мужские беседы. Как вы изволили заметить, ваше величество, в остальном у меня с ними не так много общего. Ледяное спокойствие Людовика было совершенно не на руку дону Диего, но средства, которые он мог бы использовать, чтобы воздействовать на собеседника, были крайне ограничены. Посему и голос и вся манера поведения испанского посла оставались в рамках привычной сдержанной почтительности, как бы лихорадочно он ни ломал себе голову над причинами этого внезапного допроса.
Людовик XIII: - Нисколько не сомневаюсь, что в этих вопросах они действительно преуспели, - усмехнулся Людовик. - Но вам ли не знать, маркиз, что эти господа не представляют более никакой значимости. Кроме своей приближенности к дофину... Король, заложив руки за спину, прошел мимо кастильца к окну и некоторое время разглядывал швейцарцев, с алебардами наперевес, измерявших шагами парковые дорожки. - Поймите меня правильно, месье де Мирабель, компания моего брата меня нисколько не вдохновляет, более того, они мне кажутся подозрительными, все до единого. Не хотелось бы, чтобы мне пришлось подозревать и вас, достойного слугу моего кузена Филиппа... Было бы проще сказать послу напрямик: "Даже и не думайте сеять неподобающие мысли в умы друзей Месье, я слежу за вами". Но... даже королю, как показывал опыт, не дано было избегать двусмысленностей.
Mirabel: Внутренне сожалея, что отпущенная им колкость не достигла цели, дон Диего отвесил новый поклон, ничуть не менее церемонный оттого, что он был адресован спине монарха. – Могу лишь заверить ваше величество, что, если у меня окажется хоть какое-то влияние на этих господ, оно будет целиком и полностью направлено на благо и вашего величества и вашего любящего кузена, моего господина. Отрицать, что приближенные Гастона не отличались благоразумием, было бы смешно, но это не означало, что маркиз собирался позволять кому бы то ни было, и в том числе королю Франции, диктовать, с кем ему поддерживать отношения.
Людовик XIII: Самой естественным ответом на слова Мирабеля был бы ничем не сдерживаемый смех, но с послом Его Католического Величества подобало вести себя прилично, даже не смотря на слишком бурное начало их встречи. Людовик вновь повернулся лицом к дону Диего, и на сей раз на губах короля играла дружелюбнейшая улыбка, правда, взгляд его вовсе ей не соответствовал. - Если они хоть сколько-нибудь будут досаждать вам, дон Диего, обещаю, я приложу все усилия для того, чтобы оградить вас от их дурного влияния...
Mirabel: Глаза дона Диего чуть сузились, но в его голосе невозможно было услышать ни грана иронии: – Воистину счастлива страна, монарх коей распространяет отцовскую заботу на всех ближних своих в равной степени. При обычной хмурости и неразговорчивости Людовика, редкие проявления у него чувства юмора всякий раз являлись неожиданностью для маркиза, который не знал порой даже, принимать ли сказанное за чистую монету, выражать восхищение остроумием собеседника или оскорбляться. Однако, на сей раз колкость задела его за живое, и, произнося свою двусмысленную фразу, он сам не знал, удалось ли ему остаться в пределах разумного – ведь как раз отцовской-то заботы Людовику пока еще не привелось проявить…
Людовик XIII: Колкость испанского маркиза достигла цели, ибо его собеседник был наделен мнительностью в тех же пропорциях, что и соотечественники его супруги - вошедшей в пословицу гордостью. Однако вспоминая, что его собственная матушка происходила из страны, где театр был в особом почете, а лицемерие приравнено к добродетели, Людовик, для которого прямодушие являлось естественным состоянием, все же пересилил себя. Простой идальго стоял перед ним или сам король, он имел дело со слишком опасным противником, доказательством чему стала безвременная гибель его славного отца, а позже - пушки на земле гризонов. - Будьте уверены, господин посол, что вы в полной мере сумеете ощутить мою заботу. Как вы верно изволили заметить, отеческую. Родителям дано право оберегать детей от нежелательных и губительных поступков, что, безусловно, им же во благо. Хотя на губах Его Величества играла улыбка, душу его раздирало желание велеть Мирабелю немедленно покинуть Лувр, а после сесть на лошадь и помчаться прочь из столицы, пока скачка и встречный ветер не размельчат бессильную ярость, вызванную двусмысленными словами кастильца.
Mirabel: Не сумев прочитать на лице монарха ничего кроме благожелательности, дон Диего мысленно записал себе очередное поражение, хотя… нет, Людовик отнюдь не был глуп. При том, как начался этот разговор, король должен был играть какую-то роль – осталось понять какую. Посему, хотя на его языке вертелось замечание о том, что, ввиду родственных связей между его монархом и Людовиком, последний должен был бы скорее выступать в роли доброго дядюшки, произносить его вслух он не стал. – Ваше величество более чем великодушны ко мне, – ответил он с еще одном поклоном. – Я с благодарностью надеюсь увидеть вас in loco parentis. Зная, насколько незначительны были познания его величества в латыни, дон Диего не слишком надеялся, что его новый выпад достигнет цели… но иногда даже посланник Филиппа IV уступал своим чувствам.
Людовик XIII: Где конкретно ожидал увидеть его Мирабель, Людовик мог только догадываться, но все же близкое для французского уха parentis заставило короля предположить, что речь идет о карточной игре, устраиваемой нынче вечером в Люксембургском дворце. - Я тоже буду рад... Кстати, ваши знакомые тоже должны там появиться. Если, конечно, они с дофином не задумают очередную вылазку в Париж, - рот короля скривился в недоброй усмешке. Дебоши герцога Орлеанского успели его значительно утомить, да так, что хотелось оттаскать братца за ухо, пока этот мальчишка не поймет, что даже в восемнадцать лет наследнику трона нельзя вести себя подобным образом. - Полагаю, вы полностью поддержите меня, если мне придется говорить с принцем...
Mirabel: Дону Диего пришлось приложить немалые усилия, чтобы испытываемое им недоумение не отразилось на его лице. Людовик, несомненно, говорил о каком-то месте, но о каком? – Непременно, ваше величество, – ответил он, – но мне трудно поверить, что его высокопреосвященство, превосходящий меня и годами и мудростью, отказался от этой задачи. Аудиенция, начавшаяся было так тревожно, теперь откровенно забавляла его, и маркиз мог только сожалеть, что он не сможет поделиться ни с кем во Франции особо приятными ее моментами.
Людовик XIII: - Мне не хочется утомлять господина кардинала моими семейными дрязгами. Не стоит отвлекать его от дел. А вы, в некотором роде, почти член семьи, - уже не скрывая ехидства, Людовик внимательно наблюдал за Мирабелем, - вы ведь так часто бываете в обществе королев и принца... "Что наверняка ведаете о всех тайнах", - мысленно добавил король. Он был уверен: доверь он хоть какие-то ценные сведенья Анне Австрийской или Гастону, испанский посол уже через несколько часов отправил бы в Мадрид донесение, где были бы изложены все подробности. - Даже мне, признаться, не удается столь же часто встречаться с родственниками. Завидую вашим силам, маркиз...
Mirabel: – Вы более чем благосклонны ко вашему покорному слуге, ваше величество, – дон Диего вновь прибегнул к помощи шляпы, чтобы выразить всю глубину своей предполагаемой благодарности. Если бы не опасение всерьез повредить Анне Австрийской, он не поколебался бы подогреть раздражение монарха, столь явно проявлявшееся сейчас в его тоне, и позволить проскользнуть легкому намеку на прибавление этого самого семейства, но… Испании было выгодно, чтобы меж августейшими супругами поддерживались лишь самые лучшие отношения.
Людовик XIII: - Отнюдь, месье де Мирабель, - Людовик опустился в кресло, не сводя взгляда с невозмутимого лица посла. На сей раз ни тени шутки в его словах не слышалось. - Вы ведете настолько насыщенную светскую жизнь, что я начинаю беспокоиться. Как о вашем здоровье, так и о вашей репутации. Очень хочу надеяться, что месье Бэкингем или кто-то из его людей не потревожат вас. Стрела, пущенная в небо, но чем черт не шутит - от этого идальго можно было ожидать всякого, вплоть до переговоров с английским мерзавцем.
Mirabel: Шляпа дона Диего чуть не выпала из его руки при столь неожиданной смене темы. Дева Мария, неужели Людовик что-то знает? Взбалмошная, сумасшедшая, неосторожная женщина!.. – О моей репутации, ваше величество? – переспросил он. – Неужели министр другого вашего шурина может угрожать моей репутации? Ответ получился более резким, чем хотелось бы, но мысли дона Диего были всецело заняты вопросом. Трудно было представить себе, что Ришелье не получил тех же вестей, что и он – возможно раньше, чем он. Может ли король подозревать, что Бэкингем во Франции? Следует ли ему поведать королю, что его нет в Англии? Нет, скорее всего герцогиня здесь не при чем, и все же…
Людовик XIII: - Министр короля Карла толкает его на неосторожные поступки, - отвечал Людовик Тринадцатый, и от каждого его слова веяло могильным холодом. - Он бесчестный человек и навлекает бесчестье на любого, кто окажется поблизости... О поведении Анны Австрийской в Амьенских садах говорили по всей Европе, что заставляло хвататься за голову политиков за Пиренеями. Конфликтовать с Францией им было пока не с руки, но какого дьявола, удивлялся король, кузен Филипп не велит оставить в покое собственную сестру, на долю которой перепадало больше всего неприятностей от интриг людей, вроде Мирабеля. - Будьте осторожны, сударь, иногда стоит воздержаться от игры, чтобы в азарте не лишиться всего состояния... Этим грешит одна небезызвестная особа, которую я выслал из Парижа, так вот, не уподобляйтесь ей.
полная версия страницы