Форум » Лувр » "Много званых, но мало избранных" - 17 июля, около двух часов пополудни » Ответить
"Много званых, но мало избранных" - 17 июля, около двух часов пополудни
Жан-Марк де Каюзак:
Ответов - 27, стр:
1 2 All
Жан-Марк де Каюзак: Каюзак с превеликой радостью сообщил Жюссаку о том, что благополучно разыскал шевалье де Кюиня, из-за которого поднялась такая суматоха, выслушал поздравления и до крайности неприличный анекдот о винторговце и осле, смешной, но совершенно не к случаю, и понял, что пора отправляться в Лувр. Впрочем, Жан-Марк некоторое время послонялся неподалеку от галереи, где капитан все еще беседовал с Кюинем - похоже, их беседа обещала затянуться надолго. Каюзак в очередной раз повертел в пальцах кошелек, содержимое которого все никак не решался счесть своей собственностью, и все же решил, что если капитану зачем-то понадобится получить свою вещь обратно, можно будет вернуть ее и позже. Словом сказать, несмотря на все проволочки, оправданные и надуманные, Каюзак в сопровождении Лапена все же ступил под своды королевского дворца. Ему и прежде приходилось бывать здесь, но в роли тени, сопровождавшей сановного патрона. Теперь же лейтенант ощущал себя чем-то сродни тем простакам, которые приходили к двери Пале-Кардиналь в робкой надежде войти и быть принятыми Его Высокопреосвященством. О, Жан-Марк достиг подлинных вершин по части "не пущать", а вот теперь ему предстояло выступать в роли олуха, над которым будет посмеиваться охрана. При мысли об ожидающем его унижении Каюзак делался пунцовым. Худшие его опасания оправдались - мало, что на него посмотрели, как на городского сумасшедшего, так еще и промариновали больше часа по королевскому хронометру - Каюзак не поленился засечь время, отчасти для солидности, отчасти от нечего делать.
Лапен: Весь этот час Лапен неслышной тенью торчал за спиной Каюзака, молча молясь, чтобы добрый господь превратил его в мышь и позволил укрыться за шпалерами. Бедняге требовалось все его мужество, чтобы просто держаться на ногах, не растечься по полу этакой кисельной лужей, не трепыхаться вроде осьминога, которого ему доводилось видеть в рыбачьей лодке... где же это было, дай бог память... Но жестокая память не давала парню отвлекаться. Она подбрасывала ему одно за другим воспоминания о самых разных казнях - и тех, которые доводилось видеть, стоя в толпе у эшафота, и тех, о которых доводилось лишь слышать, и о тех, о которых он сам красивыми фразами повествовал со сцены... Ох, если Лапену предстоит всего лишь месить морскую воду казенными веслами, он может почитать себя счастливчиком, родившимся в рубашке...
Людовик XIII: Дворецкий, человек, повидавший на своем веку многое и многих, нисколько не смутился, увидев среди просителей гвардейца кардинала, чей красный плащ смотрелся совершенно неуместно в одной из вотчин носителей плащей голубых. Оборванец, крутившийся подле офицера, выглядел куда живописнее на фоне разодетых в пух и прах господ. Таких запросто можно было встретить в кухнях или коридорах, но никак не в приемной зале. Впрочем, несмотря ни на что, любой смертный, буде он пристойно одет, имел право увидеть короля и попытаться подать Его Величеству прошение. Пристойность в понимании дворецкого была понятием относительным, а потому он не удержался от исполненного величественной снисходительности взгляда, когда приблизился к не привычным к луврским стенам визитерам. - Его Величество ждет вас, господин де Каюзак. Вы также можете пройти, месье. Несмотря на всю свою невозмутимость, царедворец немало бы дал за то, чтобы понаблюдать за сценой, готовой разыграться на подмостках королевского кабинета, но приходилось ограничиваться лишь собственным воображением. Один из участников грядущего представления тем временем обдумывал разговор с первым министром, четвертью часа ранее покинувшим эту же комнату. Ввиду важности этого визита, Людовик не сразу мог припомнить, для чего он вызывал Каюзака. Когда же гвардеец показался на пороге, а рядом с ним в поклоне склонился давешний болтливый проходимец, выглядевший уже куда менее самоуверенно, король позволил себе улыбнуться. - Господин де Каюзак, ваш спутник был настолько любезен, что передал вам мою просьбу. Невозможно было описать словами наслаждение, испытываемое Людовиком при виде бледного и остолбеневшего слуги. - Я бы хотел задать вам несколько вопросов, имеющих определенную важность.
Жан-Марк де Каюзак: - К услугам Вашего Величества, - Жан-Марк и не предполагал в себе способности кланяться настолько низко, а потому в какое-то мгновение всерьез испугался, что не сможет с должным изяществом распрямиться и попросту растянется у ног короля. Каюзаку вовсе не хотелось превратиться в посмешище, одним махом посрамив честь полка и заставив предков перевернуться в могилах. Он впервые видел короля так близко, и снова поразился тому, как ловко Лапен сумел передать его вид, речь и манеры при совершенном внешнем несходстве. Трудно было в это поверить, но Каюзак робел, как на первой исповеди, если не еще сильнее, ибо он не имел ни малейшего понятия, о чем его будут спрашивать.
Лапен: За свою актерскую карьеру, не такую уж короткую, Лапену приходилось играть разные роли. А вот невидимок - не довелось. Зря, очень даже зря! Как бы сейчас пригодился этот опыт! Бедняга Лапен под королевским взором застыл не хуже жены Лота, дышал через раз и молился про себя какому-то святому... но какому - сам бы не сумел сейчас ответить.
Людовик XIII: - Господин лейтенант, - Людовик, заложив руки за спину, неспешно прошелся вдоль пустого камина. Он явно смаковал каждое слово, наслаждаясь замешательством своих гостей. - Мне стало известно, что вы любите театр. Не так ли это?
Жан-Марк де Каюзак: -Никак нет, сир, - Каюзак даже вздохнул свободнее, - бесовская забава. Мне духовник запрещает. На этот счет Жан-Марк был действительно безгрешен, не понимая, в чем прелесть кривляния на подмостках, какие бы хорошенькие мордочки не декламировали с подвывом стихи про "стрррасть и смерррть". Равно непостижимо было для лейтенанта очарование мишуры и раскрашенного холста. Хотя на отсутствие воображения Каюзак никогда не жаловался, следовало прилагать слишком много усилий, чтобы проникнуться происходящим на сцене.
Лапен: Зато Лапена упоминание о театре из королевских уст вогнало в смертный ужас. Раз театр - значит, без него, бедолаги, не обошлось. В молитву неведомому святому вплелась горячая просьба - сейчас же, сию минуту унести беднягу-актера за сто земель. Все равно куда. Хоть в Древнегрецию!
Людовик XIII: - Вот как? - едва ли не промурлыкал король, сощурив глаза. Если бы Каюзак и Лапен решились встретиться взглядом с монархом, он бы им не понравился, несмотря на мягкие интонации и приветливую улыбку, красовавшуюся на искусанных полноватых губах. - Весьма похвально подобное благочестие для лейтенанта гвардии Его Высокопреосвященства. Людовик XIII, христианнейший король, никогда бы не поверил, будто в роту "красных" или "синих" набирали праведников, а потому бретонец сделался в его мнении еще подозрительнее. - Месье, у меня, однако, имеются совершенно иные сведения, полученные... хм, из вашего же стана. Будто вы пристрастились к Бургонскому отелю. Или к его обитательницам. Согласитесь, слухи эти нисколько не вяжутся с вашим добродетельным поведением.
Жан-Марк де Каюзак: Каюзак сейчас напоминал отварного рака - и цветом лица, и вытаращенными глазами, да и мыслей у него сейчас было примерно столько же. Лейтенант меньше удивился бы, если бы король предъявил ему обвинение в государственной измене. В конце концов, в Париже нет человека, которого нельзя было бы уличить в том, что он не вел разговоров о политике, или хотя бы не слушал их. Но Каюзак никак не мог предположить, что навлек на себя монарший гнев мнимой связью с актерками. Помимо того, что для военного Жан-Марк и впрямь вел удивительно благопристойный образ жизни, он никак не мог вообразить, что подобные вещи могут волновать кого-то, кроме лиц духовных. - Уверяю Ваше Величество, что это гнусная клевета, - лейтенант прижал к сердцу свою потрепанную шляпу. - С вашего разрешения, сир, мне кажется, что вы введены в заблуждение относительно меня и Бургонского отеля.
Людовик XIII: С лица Людовика сползла улыбка, и теперь оно своим выражением гармонировало с мрачными и исполненными подозрения глазами. - Вчера вечером в Лувре объявился некий субъект, назвавшийся слугой лейтенанта де Брешвиля, - взгляд короля метнулся в сторону Лапена. - Не знаю, для чего ему стоило выдавать себя за кого-то иного, ежели на уме у него не было никакого дурного умысла. Ваш спутник, господин де Каюзак, уверяет, что барон де Брешвиль не пользуется услугами кого-либо иного, кроме его самого, а потому-то ситуация кажется мне более чем странной. А еще страннее то, что тот тип сказал, что вы общаетесь в Бургонском отеле с герцогинями, нашедшими пристанище в столь необычном для особы ее ранга месте.
Жан-Марк де Каюзак: "Ну вот, накаркал", - обреченно подумал Каюзак, до которого постепенно начало доходить, что за герцогини обретаются в столь непотребном месте, как Бургонский отель. Похоже было на то, что сейчас склонность Брешвиля заводить любовниц поименитее оберенется для его сослуживца крупными неприятностями. -Я, сир, могу подтвердить слова этого малого, - Каюзак подбородком указал на Хитрюгу, - кроме него, у лейтенанта де Брешвиля другой прислуги нет, и в последнее время не было вовсе. Ума не приложу, кому и зачем понадобилось так нагло врать. Герцогиню я в Париже знаю только одну, да и то не имею чести быть представленным ей лично - это мадам де Комбале, племянница Его Высокопреосвященства. По долгу службы, так сказать... - по физиономии Каюзака снова разлился нежный румянец.
Людовик XIII: - Только мадам де Комбале? Король пытливо оглядывал гвардейца, иногда кидая странные взгляды на непривычно молчаливого слугу. - А вы что скажете, месье? - обратился он к истукану, в которого превратился Лапен. - Вы наверняка видели какие-нибудь представления или слышали что-либо, не так ли? Отвечайте, сударь, я жду.
Лапен: Актер может быть смертельно испуган... да что там, актер вообще может быть при смерти, но если сейчас его выход - он будет играть! Лапен ненавидел своего бывшего хозяина, но школу в его труппе он прошел хорошую. "Тебе подали реплику? Не стой столбом, скотина, отвечай!" Лапен низко-низко поклонился королю - и язык без всякого участия мозга рванулся в бой. Да не сбивчивой скороговоркой пошел работать, а четко и внятно, хоть и быстро: - Ваше высокохристианнейшее наивеличество, имею честь и счастье ответить, что представлений не смотрю с одиннадцати лет, а только исключительно в них играю, потому как ремесло у меня было такое, а что до Бургундского отеля, так в их труппу меня не звали, потому как не понимают люди своего счастья и своей выгоды, а может, просто не слышали еще, что меня вышвырнули из труппы мсье Жоделя, да и пес с нею, с той труппой, мне больше счастье привалило, к его светлости барону де Брешвилю в слуги попал, а что до герцогинь, так не осмелюсь скрыть, в Авиньоне выступление нашей труппы изволила смотреть герцогиня де Валломбрез, только я не знал, что король на такие вещи изволит всемонаршьи гневаться, а про ее светлость запомнил только, что у нее на шляпке серо-голубые перья были, а ежели еще чего про нее вспомню, так сразу же скажу, потому как из всех подданных вашего монаршьего величества я самый что ни на есть расподданный!.. И замолчал, словно ожидая реплики партнера по пьесе. Ох, как расподдадут сейчас этому расподданному!
Людовик XIII: Смесь площадной пьесы и просторечной красоты слога в исполнении Лапена заставил короля немало подумать, прежде чем продраться сквозь витиеватость только что произнесенной тирады. - Расподданный, значит, - ухмыльнулся Людовик. - Так скажите мне, раз вы столь необыкновенно добронамеренный француз, есть ли у вас приятели среди тех, кто изволит служить в Бургонском отеле? Актеры, заведующие гардеробом и реквизитом... кто угодно? Не упоминали ли они о странных вещах, творящихся в стенах театра, о новых людях, там появившихся? Людовик был на удивление терпелив, настолько, что, сумей он узреть себя со стороны, подивился бы собственной выдержке, до того ласков и приветлив он был с подобострастно юлившим проходимцем.
Лапен: Поскольку гром небесный не разразил Лапена в первые же мгновения, парень слегка опомнился и ответствовал уже более вразумительно: - Ваше государственное величество, я в Париже не бывал с одиннадцати лет, а потому никаких уз у меня здесь не осталось, ни кровных, ни дружеских. Как сказано в одной пьесе, как одинокий лист, скитался я по свету. А в столицу, под властью государя процветающую, я вернулся позавчера вечером, причем ночь потратил не на блуждания по городу, а на одну циркачку, за что утром и был уволен из труппы. В Бургундский отель не заходил, знакомых не искал, а средь криков боевых и лязга стали познакомился с его светлостью бароном, после чего мне в Бургундский отель стало уже идти и не нужно, ибо лакей его светлости не опустится до знакомства с какими-то актеришками.
Людовик XIII: Губы короля сузились, а желваки заметно заходили. Такой мастер перевоплощений, коим являлся Анри Лапен, мог без труда прочитать нарастающее негодование своего царственного слушателя, пресыщенного витиеватостью его речи и отсутствием вразумительных ответов, по мнению Его Величества, ценившего солдатскую простоту и презиравшего поэтические "финтифлюшки", призванные лишь смещать дух и путать разум. - Значит, и ты не знаешь тех, кто прячется в Отеле? А если ты постараешься подумать? Быть может, вид железа, соприкоснувшегося с металлом, разгорячит, точнее, освежит твою память? И что за тип вчера прокрался в Лувр? Почему он назвался слугой Брешвиля? И, черт побери, где сам Брешвиль? Даже, будь эти двое не причастны к этой скверной истории с актрисами-герцогинями, пьяницами-слугами и прочим сбродом всевозможных званий и сословий, так и норовящим ввести в смущение разум короля, последний не уступал в интонациях, напоминавших отдаленные раскаты грома, грозном сверкании очей и прочих атрибутах Юпитера, самому суровому из своих прокуроров. Раз Каюзак служит с Брешвилем, он обязан знать, что затеял Брешвиль, а раз Лапен служит упомянутому уроженцу славной Бретани, знать о Брешвиле он был обязан и подавно. - Итак...
Лапен: Лапен грохнулся на колени: - Его светлость к себе в поместье изволили уехать, ваше величество! Как батюшка их помереть изволили, так господин барон стал господином бароном, получил отпуск и поехал дома порядок наводить! А кто там его слугой назвался, так откуда мне про то знать, не извольте гневаться!
Людовик XIII: Похоже, этот болван и впрямь не знал, о чем речь, если только не придуривался умело и с толком. Однако растерянный вид Каюзака, более привыкшего к вооруженным стычкам и прочим солдатским радостям жизни, заставлял усомниться в злокозненности Лапена. - Значит, этого ты тоже не знаешь... - глядя сверху вниз, проронил Людовик, намеренно растягивая слова так, чтобы бедняга актер еще сильнее успел испугаться и нарисовал в своем воображении все муки ада, что могут ожидать его в застенках Шатле. - Есть ли у тебя, простите, у вас, лейтенант, и у вашего достойного спутника хотя бы какие-то соображения на сей счет? Не так давно ваши люди не сумели предотвратить некоторые неприятности во дворце вашего патрона, а ныне некто, назвавшийся слугой вашего, господин де Каюзак, сослуживца, обманывает меня в моем же собственном доме!.. Подумайте хорошенько, господа, подумайте, не встречались ли вам какие-нибудь подозрительные люди. Особенно вам, сударь, - король вновь опустил глаза на белобрысую голову Лапена, не менявшего своего коленопреклоненного положения. - Возможно, вы кому-то сказали, что служите Брешвилю, разболтали на радостях, что уж такого... Таинственная герцогиня уже отступила на второй план в разговоре, давая простор мелочной дотошности Его Величества, способной свести с ума даже самого терпеливого из всех Святых Господних.
Лапен: - Трактирщику, ваше величество, - с истовой готовностью вскинул голову Лапен. - Трактирщику, хозяину "Сосновой шишки", когда обед господину барону заказывал! И еще старьевщику, когда куртку покупал! Еще хозяйка дома, где проживает его светлость, тоже знает... Смилуйтесь, государь, я ж не знал, что это надо в тайне держать - что я лакей его светлости!
полная версия страницы