Форум » Лувр » Воспитание по-королевски. 17 июля, начало десятого. » Ответить
Воспитание по-королевски. 17 июля, начало десятого.
Арамис: ***
Ответов - 42, стр:
1 2 3 All
Арамис: Арамис мечтал стать аббатом. Он мечтал об этом давно, то скромно пряча мечту среди страниц молитвенника, то водружая на самое видное место и почти щеголяя, но всегда, всегда оставаясь ей преданным. Однако иногда мечта эта становилась особенно пленительной и яркой. Так в минуты душевного смятения, когда неуместная суетность мира причиняла мушкетеру особенные душевные страдания, ему так и виделся строгий силуэт монастыря, защищенного надежным панцирем прохлады, зелени и благочестия. Обострялось это желание и перед предположительно неприятными беседами с капитаном, а уж перед аудиенцией у Его Величества желание сменить мушкетерский плащ на сутану и раствориться где-нибудь в Нанси стало и вовсе едва одолимым. Вот и теперь, стоило мушкетерам под предводительством и строгим надзором капитана оказаться в Лувре, душа мушкетера-поневоле заныла в предчувствии сугубо мирских тягот, что придало его лицу смиренное выражение постника, который не способен нагрешить в принципе и более того - заранее прощает всех завистников и клеветников, скорых на наветы.
Портос: Чеканя шаг по гулким коридорам главной королевской резиденции, Портос, в отличие от своего друга, перед лицом начальства вид имел не смиренный, но бравый и преданный. Не потому, что так ему подсказывал внутренний голос, а только по личному убеждению и из трепета перед монаршим величием. То были благословенные времена, когда корона не украшала чью попало голову, и слово «король» было не пустым звуком для дворянства. Утренняя поверка у капитана де Тревиля совершенно неожиданно обернулась королевской аудиенцией в Лувре, от чего мушкетер все еще не мог опомниться. Количество сведений, о которых следовало не распространяться, неуклонно росло. Сначала мадам Мирелли, потом Арамис… Ах нет, сначала был Атос с перехваченным письмом, адресованным Арамису, о котором тоже пока следовало помалкивать. Тут Портос совсем расстроился – меньше всего ему хотелось объясняться с чувствительным и тонкокожим Арамисом еще по этому поводу.
Шарль д`Артаньян: Самого молодого из друзей в это утро не тревожили ни странные идеи стать аббатом (не отбирать же хлеб у Арамиса, в самом деле), ни какие бы то ни было письма, ни трепет перед Его Величеством. Состояние гасконца можно было бы передать затертым выражением «умирают один раз», и если королю вздумается лишить роту Тревиля четверки неразлучных (а себя д’Артаньян, безусловно, причислял к мушкетерам) - ну что ж, судьбе видней. Подобный фатализм объяснялся очень просто – хоть человек и не может бесконечно пребывать в глубокой печали, рассвет снова принес гасконцу воспоминания о погибшей Констанции, а вместе с ними и острое желание во всем разобраться. Атос отправился в Кале; давать добрые советы и остужать горячую голову д’Артаньяна было некому, и он обдумывал планы – один безумнее другого, и снова страдал оттого, что не мог немедленно приняться за их осуществление.
Арамис: Как ни занят был Арамис размышлениями о суетности этого мира, смятение д`Артаньяна не ускользнуло от его внимания, и хотя события последнего времени могли сокрушить кого угодно, чутье подсказывало ему, что главная причина терзаний молодого гасконца кроется за стенами обители святого Винсента, и имя ей - Констанция... В самом деле, что еще может так тревожить душу молодого человека и зажигать в его глазах такой беспокойный огонь, как ни любовь? Приблизившись к товарищу, Арамис сделал ему знак на пару шагов отстать от капитана и негромко произнес: - Что с вами, друг мой? Вы похожи на тень пророка Самуила со всеми его предсказаниями. Не тревожьтесь, д`Артаньян. Надеюсь, мы скоро получим известия из Санлиса, и вы обретете прежнее присутствие духа.
Шарль д`Артаньян: В горле у гасконца встал комок. Похоже, Арамис еще ничего не знает... Да и не удивительно – такие известия едва ли могли просочиться сквозь стены Консьержери и достигнуть ушей ввергнутого в узилище мушкетера. С некоторым трудом подняв глаза на друга, д’Артаньян хрипло отозвался: - Я уже получил новости из Санлиса... Констанция мертва. После этих слов он замолчал, словно утратил дар связной речи. И верно, эти два слова содержали в себе все, о чем он готов был поведать другу – и его горе, и жажду мести, и безмолвную мольбу о помощи.
Портос: Мушкетеры уже подошли к королевским апартаментам в Лувре, и капитан де Тревиль сделал молодым людям знак дожидаться, пока их вызовут. Сам капитан, завидев в приемной Ла Шене, личного камердинера короля, направился в его сторону. Прежде чем Его Величеству доложат о прибытии избранного состава мушкетеров его роты, не лишним было бы разузнать о настроении капризного монарха сегодня утром. Портос отвел взгляд и принялся оправлять перевязь, чтобы скрыть смущение от своей ненужной осведомленности. Да и что тут скажешь? Любые слова только будут растравлять сердечную рану друга. Портосу не была свойственна подобная тонкость понимания чужой души, но свежо ощущая собственную потерю, он видел в переживаниях д`Артаньяна симптомы своей хвори, и потому мог сочувствовать в прямом смысле этого слова. Мушкетер откашлялся и, положив руку на плечо гасконца, печально произнес: – Мужайтесь, друг. Потому что другого выхода у нас нет. Не заметив своей оговорки, Портос заметно помрачнел. Месть убийце доньи Селены не уменьшила его горя и бессильного гнева. Что бы он ни сделал, он сделал слишком поздно.
Арамис: - Ах! Но... Как?! - воскликнул мушкетер и ту же осекся под суровым взглядом обернувшегося капитана, похоронив все вопросы в потрясенном молчании. Горестное безмолвие д`Артаньяна было так красноречиво, а вопросы так бессмысленны, что Арамис предпочел лишь молча коснуться плеча гасконца, выражая соболезнования. - Портос прав, милый друг. Вашей несчастной возлюбленной уже ничем не поможешь. Теперь нам остаются лишь молитвы, скорбь и... возмездие, - произнес Арамис, к концу фразы понизив голос почти до шепота, - Однако будьте осторожны, д`Артаньян. Не позволяйте жажде отмщения заглушить голос разума - это слабость, которую могут использовать против вас.
Шарль д`Артаньян: Д‘Артаньян в свою очередь не заметил той оговорки Портоса, которую в любое другое время ни за что не пропустил бы мимо ушей. Голос разума, к которому взывал Арамис, едва подавал признаки жизни, зато слова мушкетера о возмездии живо нашли свой отклик. - Отмщение... – прошептал д’Артаньян. – Если бы я знал, кому! Атос упомянул какую-то леди Винтер, говорят, она была в монастыре в тот день, когда была отравлена Констанция. Кто такая эта леди Винтер, хотел бы я знать...
Портос: Портос подозрительно посмотрел на Арамиса, не без причины полагая, что слова о мести и голосе разума могут относиться и к его персоне (историю о преступных деяниях барона ди Сорди Арамис выслушал очень… сдержанно), но легче было бы разгадать все тайны сфинкса, чем прочесть сейчас мысли будущего аббата по лицу. Немного подумав, мушкетер предпочел оставить сомнительный вопрос при себе и ответить д’Артаньяну. – Думаю, это англичанка, – глубокомысленно заметил Портос. – Имя-то английское. Если она ехала в Париж, то отыскать ее будет несложно, сейчас в Париже мало англичан.
Арамис: "Леди Винтер... Как скоро вершит свои дела этот темный ангел кардинала. Немыслимо, ведь уже вчера вечером она была в Париже, - подумал мушкетер, вспоминая ужин у князя, - На свое или наше несчастье эта женщина быстра, как молния, и деятельна, как ураган". - Несложно, - коротко кивнул Арамис, не вдаваясь в подробности, - Однако д`Артаньян, простите мне мои сомнения, но... Вы уверены, что эта упомянутая Атосом дама действительно является причиной смерти Констанции? "Или мы рискуем усугубить наше положение еще больше, - мысленно закончил Арамис, стараясь удержаться от соблазна и не одарить Портоса выразительным взглядом потенциального инквизитора, - Впрочем в данной ситуации лучше бы избегать эту даму вовсе".
Шарль д`Артаньян: Д’Артаньян сначала бросил воодушевленный взгляд на Портоса, потом – растерянный – на Арамиса. - Я не уверен, - прошептал он. – Если бы я был уверен... Она просто была там, и, я думаю, неспроста... Я так хотел бы найти ее! И добавил, обнимая обоих друзей за плечи: - Вы поможете мне, правда? Гасконец опять забыл, что дальнейшая судьба их под вопросом, что король еще не вынес своего решения, и неизвестно, что готовят им грядущие часы. А ведь есть еще убийство Селены Эскано, неведомая (и вовсе не обязательно мифическая) угроза, нависшая над герцогиней де Шеврез, о чем неплохо бы поведать Арамису, который, наверное, ничего еще не знает, он же был в тюрьме...
Портос: – Тьфу! Вечно вы все усложняете, Арамис, – в сердцах воскликнул Портос. – В письме ведь черным по белому написано, что именно это имя назвала госпожа Бонасье, а кому знать как не ей. Можете целиком располагать мною, д’Артаньян, моя шпага всегда к вашим услугам, – горячо заверил он друга, как и он, на время позабыв, что сейчас мушкетеров ожидает аудиенция у Его Величества, а после аудиенции – может статься, и Бастилия.
Арамис: - Разумеется, дорогой друг, разумеется, - почти нетерпеливо произнес Арамис в ответ на отчаянный вопрос молодого товарища, про себя отметив, что помощь д`Артаньяну прежде всего заключается в спасении от Бастилии всех четверых. И о чем только думают эти гасконцы? Пусть этим горячим головам не по вкусу месть в холодном виде, но ее стоит, по крайней мере, довести до готовности! А не бросать проклятия в кого попало, стоя одной ногой на эшафоте. Воистину: ярость и боль утраты затмевают чужой разум и... властно направляют твой собственный, в красках рисуя подходящие для него мишени. Арамис глубоко вздохнул. "Pater noster, ne nos inducas in tentationem..." Однако слова Портоса прервали молитву. - Вы сказали, в письме? В каком письме, Портос?
Портос: Портос понял, что проговорился, и попытался вывернуться. – Которое пришло д`Артаньяну из Санлиса, – простодушно сказал он. – Он нам его так живо пересказал, что я словно увидел его воочию. Гигант пристально посмотрел на д`Артаньяна в надежде, что тот поймет его безмолвный сигнал. В отсутствие Атоса Портос не хотел бы рассказывать, как их друг вскрыл чужое письмо. Конечно, у него были на то серьезные причины, и он оказался прав, но… Лучше будет, если Атос объяснится сам. Если нужно, своими речами их старший товарищ мог утихомирить и черта лысого в аду. У Портоса почему-то получалось всегда наоборот.
Шарль д`Артаньян: Д’Артаньян рассудил так же, хоть ему и не пришлось по душе некоторое лукавство, которое крылось в подобной трактовке событий. Он сам впервые услышал о письме от Атоса, и не очень понимал, почему нужно скрыть от Арамиса, что письмо было вскрыто – ведь Атосом руководило желание выяснить, куда пропал друг и не нужна ли ему помощь. Но просьба в глазах Портоса заставила гасконца перевести разговор в плоскость, которая была ему более интересна: - Атос сказал, что эта женщина, леди Винтер, была там неспроста... Я верю ему, вы же знаете, он никогда ничего не говорит просто так.
Арамис: Не получив хоть сколько-нибудь правдоподобных объяснений, Арамис, куда больше озабоченный неприкосновенностью личной переписки, нежели причастностью леди Винтер к чему бы то ни было, впился в лицо наиболее простодушного из друзей взглядом, которым можно было бы раскалывать камни: - Письмо д`Артаньяну, вы говорите? Верно ли вы разобрали имя адресата, Портос? Вы что же, хотите меня уверить, что некто в Санлисе оказался столь прозорлив и милосерден, что решил известить о несчастье не меня, а самого д`Артаньяна?! Да полноте. Я скорее поверю в чье-то непомерное любопытство, нежели в подобную предупредительность. У каждого свои любимые мозоли. И никакое сочувствие, никакое долготерпение не пришли Арамису на помощь, когда Портос так веско наступил на мозоль, именуемую "личной тайной". Как сказал бы поэт, "гнев сковал реки милосердия", и только близость королевских покоев заставила мушкетера сократить размеры отповеди. Заметно побледневший молодой человек перевел взгляд с Портоса на д`Артаньяна и обратно и тихо спросил: - Кто вскрыл письмо?
Людовик XIII: Ответа на свой вопрос шевалье д'Эрбле узнать не удалось, потому как подле них бесшумно возник, расточая всем своим видом небывалую важность, первый дворецкий короля и пригласил мушкетеров и гвардейца проследовать за ним в кабинет Его Величества. Людовик, судя по его сердитому виду и метавшему молнии взгляды, уже приготовился к встрече с доблестной четверкой, еще не зная, что она, вследствие определенных причин, превратилась в трио. Не дождавшись, когда молодые люди завершат положенные поклоны, он немедленно приступил к самой важной части их встречи. - Итак, господа, ваш капитан уже должен был известить вас о том, что я недоволен, нет, взбешен вашей недавней выходкой. Да-да, той самой, после которой слугам господина кардинала пришлось приводить в порядок его кабинет. Такая наглость, распущенность и самодовольство превзошли все мои ожидания. Вы не останавливаетесь на достигнутом, господа, браво, браво!.. Итак, что вы забыли в кабинете Его Высокопреосвященства?
Портос: Портос, не моргая, глядел на бушующее величество. Богатый опыт объяснений с капитаном, – а король как никак тоже беарнец, хотя бы наполовину, – давно научил его сначала молча слушать и ждать, пока выдохнется начальствующая гроза, а затем в краткий момент передышки вставить емкое оправдательное слово. Гигант скосил глаза на Арамиса. Тот по-прежнему был бледен от гнева и подозрений, что его почты касались чужие руки. Портос возвел очи горе: порой чистоплюйство друга выводило его из себя. В конце концов, по прочтении Арамис сам показал бы друзьям то злосчастное письмо ради содержащихся в нем важных новостей. Так в чем разница? Заданный на повышенных тонах вопрос заставил мушкетера встрепенуться в предчувствии той самой передышки, однако сам вопрос поставил его в тупик. В общих чертах причины, побудившие четверку друзей вторгнуться в святая святых кардинала, были несомненно и благородными, и вескими, но для предъявления королю в качестве оправдательных никак не годились. – Видите ли, Ваше Величество, – откашлялся Портос, – произошло всего лишь прискорбное недоразумение. Мы с друзьями отправились нести ночной дозор в… Лувре, но совершенно случайно перепутали дворцы. В темноте Пале-Кардиналь очень похож на Пале-Рояль, знаете ли. Но мы сразу же, сразу поняли свою ошибку и собирались незаметно уйти. К сожалению, откуда-то набежали гвардейцы кардинала, и мы были просто вынуждены оказать сопротивление для сохранения всеобщего спокойствия и мирных отношений между нашими ротами.
Людовик XIII: Король посмотрел на Портоса как на умалишенного. - Месье... - прошипел Людовик, - вы соображаете, что говорите? Вы что, так перебрали в трактире перед службой, что не смогли отличить Лувр от кардинальского дворца? Тревиль, эти господа лишь с неделю в Париже, я правильно понимаю? Мне казалось, их уже давно зачислили в роту, и потому весьма, весьма странно, что они могли не выучить, как выглядит Лувр! Совершенно не по-королевски, Его Величество подбоченился, словно сварливая жена, готовая огреть скалкой непутевого пьянчугу-мужу. - Вы что, господа, за дурака меня держите?! - августейший голос походил теперь на грозный рык. - Еще раз спрашиваю, что вы забыли в кабинете кардинала? Почему переворошили все его бумаги? Почему ведете себя так, что позорите не только звание королевских мушкетеров... - Людовик покосился на д'Артаньяна, которого никак не мог припомнить в голубом с крестом плаще, - и прочие подразделения, но и вашего капитана. И меня! Что вы себе позволяете? Почему моих мушкетеров называют бандитами, головорезами, грабителями, ворами? Возможно, стоило совершенно иначе повести себя и заговорить с молодыми людьми спокойно и доверительно, дабы расположить их к откровенным признаниям. Но все раздражение, что накопилось за недолгие годы существования роты, неизменно отмеченные скандалами и резней, умело провоцируемыми подопечными Тревиля, теперь прорвалось, подобно не сдерживаемой плотиной бурной реке.
Шарль д`Артаньян: Д’Артаньян сам был беарнцем, и слова короля о народной славе мушкетеров задели его до глубины души. Он, хоть и не был пока мушкетером, страдал за честь полка ничуть не меньше, а может быть, даже больше Его Величества, и оттого промолчать не мог, как ни старался сохранить на лице вид покорного раскаяния. - Ваше Величество!.. – негромко и покаянно проговорил гасконец, делая небольшой шаг вперед и опускаясь на одно колено. – Ваше Величество, в вашей власти наказать нас всех, и мы с радостью примем заслуженную кару от справедливейшего из королей, если она принесет нам и ваше прощение. Мы готовы признать себя головорезами, ибо в ту ночь действительно пострадали некоторые гвардейцы кардинала... Д’Артаньян сделал паузу, опустив голову и всем своим видом выражая сожаление по поводу сказанного и глубокую скорбь по безвременно павшим гвардейцам. Выдержав минорную ноту, он добавил: - Но первый из лжецов тот, кто зовет ваших мушкетеров ворами и грабителями. Гасконец покривил душой, ибо из кардинальского дворца был все-таки похищен отец Жозеф, но, как уже упоминалось, это можно было назвать скорее займом, нежели грабежом – «серое преосвященство» честно был освобожден, как только в нем отпала надобность.
Людовик XIII: - Тогда поясните, что вы забыли во дворце Его Высокопреосвященства, - чеканя каждое слово, старательно, чтобы ни единый звук не потонул в гуле возмущения, клокотавшем во всем его естестве, Людовик вперил взгляд в гасконца, так отчаянно подставившего, во всех смыслах, свою голову под монаршее негодование. - В третий раз задаю этот вопрос, но никак не могу получить на него ответ. Неужели мы сейчас рассуждаем о том, сколько ангелов поместится на кончике иглы, о ступенях Монсальвата и тому подобном? Вы не желаете зваться разбойниками? Тогда поведайте мне всю правду, что это за мода - разорять Пале-Кардиналь. Я жду, господа. Лицо одного из мушкетеров показалось Людовику знакомым. Пока он изливал очередную гневную тираду, он пытался вспомнить, где мог видеть этого преизящнейшего молодца - и перед глазами его вновь возникло досадное происшествие двухдневной давности, когда он едва не был убит какими-то головорезами по пути из трактира. Арамис, конечно же, Ришелье и Тревиль, помнится, называли его имя. Но до тех пор, пока истина не прояснится, король не был намерен никого щадить.
Арамис: Арамис совсем не был беарнцем, потому гневные тирады Его Величества выслушивал в тихой меланхолии, если не душой, то выражением лица присоединяясь к скорби д`Артаньяна по так нелепо павшим гвардейцам. Не успев принять участия в наиболее провокационной части ночного приключения, Арамис мог судить о ее деталях лишь по рассказам друзей, что весьма ограничивало его воображение. Но поймав на себе королевский взгляд, мушкетер решился: - Ваше Величество, для нас невыносима сама мысль о том, что наша верность и преданность Вам могут быть подвержены сомнению! Нашей единственной целью и долгом всегда была верная служба своему королю и Его Высокопреосвященству, и если злой судьбе было угодно испытать нас, заставив нарушить приличия во имя благородной цели, мы готовы понести наказание, - произнес Арамис, сопроводив свои слова глубоким поклоном, - Но так же молю Вас, Ваше Величество, простить и господ гвардейцев: они внесли немалую лепту в разорение Пале-Кардиналь, но ими также руководили доблесть и благородство. Они не ведали, что творят, нападая на нас, а ведь мы... - Небесный взгляд Арамиса обратился к друзьям, почти осеняя их благословением, - Мы лишь хотели передать им нечто важное, не терпящее отлагательств.
Людовик XIII: - И что же вы желали передать гвардейцам? - со всем доступным ему терпением, которого с каждым мгновением оставалось все меньше и меньше, спросил король. Глядел он при этом так кровожадно, будто готовился собственными руками зарезать всех визитеров, и единственное, что его останавливало, это невозможность решить, будет ли лучше - на устрашение мушкетерам - убить прежде их капитана или же дать волю гневу и расквитаться с наглецами и нарушителями спокойствия.
Арамис: Почти художественная пауза перед ответом, призванная не столько подогреть любопытство слушателя (а состояние короля в подогреве определенно не нуждалось), сколько побороть смущение рассказчика, завершилась печальным вздохом. - Право, мне неловко говорить об этом, Ваше Величество. Мы, я и мои друзья, тем вечером как раз прогуливались недалеко от Пале-Кардиналь, когда заметили, что дворец Его Высокопреосвященства пользуется повышенным вниманием со стороны подозрительных лиц, которых в любое другое время можно было бы принять за случайных бродяг, если бы не то обстоятельство, что они были вооружены и о чем-то негромко переговаривались, собираясь по трое или четверо в нескольких шагах от дворца. В тот миг мне показалось, что само Провидение направило нас туда, где могло свершиться преступление! На этом месте повествования лицо Арамиса приняло выражение, с которым бы следовало изображать мушкетеров на героических полотнах. - Ваше Величество, Ваши верные слуги не могли пройти мимо своих подозрений, но, в то же время, и не могли предъявить этим людям какие бы то ни было обвинения - ведь закона, запрещающего прогуливаться возле Пале-Кардиналь пока не существует, а творить беззаконие, нападая на невинных... - Арамис красноречиво замолчал, не в силах облечь возмущение в слова, - Одним словом, мы решили, что в данных обстоятельствах лучшим решением будет известить о ситуации господ гвардейцев, охраняющих дворец, но, увы, наши намерения были неверно истолкованы. Мушкетер бросил быстрый взгляд в сторону друзей, безмолвно предлагая продолжить рассказ и разбавить игру воображения реальными фактами.
Портос: После неудачной попытки объясниться изрядно сконфуженный Портос хранил обиженное молчание, как поэт, чьи стихи не нашли заслуженного признания у публики, однако начинание Арамиса он подхватил с жаром. – Совершенно неверно истолкованы, Ваше Величество, – отозвался Портос. – А лица были самые что ни на есть подозрительные, особенно одно с наглой усатой физиономией и косящим глазом. Мушкетер наскоро прикинул в уме, чего стоит в глазах короля разоренный и чуть не сожженный кардинальский кабинет по сравнению с похищением отца Жозефа, а ведь рано или поздно речь зайдет и о нем. Портос всерьез задумался: можно ли считать похищение святого отца спасением из охваченного пламенем здания, и решил, что если опустить некоторые подробности и мнение самого отца Жозефа, то вполне.
Людовик XIII: Людовик не верил ни единому слову мушкетеров. Чувствуя, что его обманывают, причем, обманывают бессовестно, он свирепел все сильнее, и молодым людям, стоило благодарить Господа за то, что Его Величество все же умудрялся сдерживать свои естественные порывы, грозившие членовредительством и даже знакомством с апостолом Петром. - И кто же были те наглецы? Такие доблестные вояки, как вы, наверняка успели их задержать и разглядеть? Вы поинтересовались, что они забыли у кардинала? Или же все это вам привиделось, господин Арамис? Не привиделось ли вам сейчас, что вы говорите с малым ребенком, которому можно внушить все, что душа пожелает?! Наконец он вспомнил о присутствии Тревиля и более спокойно обратился к нему. - Господин капитан, будьте добры, сообщите маршалу де Марильяку, что я желаю его видеть. Дождавшись, когда за старым воякой закроется массивная дверь, Его Величество продолжил разгром личного состава. - Что за чепуху вы несете, господа? - почти прокричал король. - Для чего вы похитили отца Жозефа? Неужели и его вы приняли за грабителя? Для такого, простите, надо быть совершенно не в своем уме!
Арамис: Арамис ответил разгневанному монарху бесконечно горьким взглядом невинно осужденного. Добавлять детали к выдуманной легенде означало бы испытывать судьбу, а уж окружать импровизированными легендами похищение отца Жозефа, которое также произошло без участия Арамиса, - и подавно. - Ваше Величество, никто из нас никогда не посмел бы и в мыслях лгать своему королю. Вы правы, сир, то, что случилось, никак нас не красит и выглядит не слишком разумно, но поверьте, - в голосе Арамиса прозвучала пламенная мольба, - Поверьте, Ваше Величество, наши помыслы были чисты и побуждения благородны! Пусть эта неловкая история не делает нам чести, но она не свидетельствует о нашем бесчестии. Мы никогда, ни при каких обстоятельствах не можем представлять угрозу Его Высокопреосвященству или Франции, но всегда готовы отдать жизнь за их благополучие и безопасность! Пощадите нас, Ваше Величество, и позвольте пролить кровь за своего короля, а не за свои ошибки! Если бы меч действительно испытывал слабость к повинным головам... Арамис преклонил колено, прижимая шляпу к груди и глядя на короля с выражением, которому позавидовала бы и Магдалина. "Господи, Тебе нужен такой слуга, как я? Надеюсь, Ты всё ещё не передумал..."
Людовик XIII: - Пролить кровь вы всегда успеете, господа, не беспокойтесь. Но сперва вы ответите мне, что вы забыли в кабинете кардинала. Спрашиваю вас по-хорошему, как дворян, как своих мушкетеров, как, надеюсь, благородных людей, которым не свойственны увертки и уловки. Внезапная смена тактики удивила не только самих допрашиваемых, но и новоявленного прокурора, в которого на время превратился король. Угрозы, гнев, повышенные тона - к этому солдаты были привычны. Было бы интересно узнать, достаточно ли в них сохранилось совести, чтобы внять монаршим призывам. С видом милосердного судии, успокоившийся Людовик смотрел на коленопреклоненных дворян.
Шарль д`Артаньян: Шарль вполне понимал чувства монарха, в конце концов, они были почти земляками, однако же ответить королю честно и прямо было довольно затруднительно. Хотя бы потому, что от того, сумеет ли найти правильные слова тот, кто заговорит первым, зависела судьба всех четверых. Гасконец не был и вполовину так красноречив, как Арамис, однако полагал, что наступил именно момент, когда прямота будет дороже любых заверений в безграничной преданности. - Сир, мы искали человека...
Людовик XIII: Покусывая усы, Людовик некоторое время молча смотрел на гасконца, и по выражению его лица сложно было угадать, что у него на уме. - И кого же вы искали? - медленно произнес он, нарушая краткое, но оттого ничуть не менее тягостное молчание, что повисло в королевском кабинете, да так, что можно было услышать малейший шорох в углу, зашевелись там давно истребленные свирепыми луврскими котами мыши. - И как отец Жозеф мог помочь вам в поисках этого человека?
Портос: – Как же не мог? – вырвалось у Портоса. – Ведь он же адрес знал, где этого человека держат. И вызвался проводить полпути. Совершенно добровольно. Портос честными глазами посмотрел на своего короля: такая версия событий ничем не противоречила хронике их ночной эскапады. Отец Жозеф, ничуть не запираясь, охотно поведал мушкетерам о месте заточения госпожи Бонасье, как только узнал, что именно интересует похитителей. Касаемо же безвинно погибших гвардейцев Портос был настроен философски. Что поделать: любовь порой так жестока, что за нее обязательно должна пролиться чья-то кровь. И лучше чужая.
Людовик XIII: Людовик молчал, ожидая продолжения истории и не торопясь с выводами, хотя у него вновь охватило чувство, что его водят за нос, выдавая за правду самую непотребную и наглую ложь. Его Величество заложил руки за спину и сильно стиснул ладонь одной пальцами другой, так, что те побагровели. Лицо его, однако, нисколько не переменилось.
Шарль д`Артаньян: Гасконец бросил на Портоса короткий благодарный взгляд. - Вызвался проводить, и проводил, - д’Артаньян подумал, что будет весьма забавно, если Его Величество сейчас пригласит и отца Жозефа для выяснения всех обстоятельств дела. Захочет серое преосвященство лишить мушкетеров их буйных голов, или найдет нужным оставить эти головы на плечах?.. Поводов надеяться на второе не было. – Потом, наверное, вернулся в Пале-Кардиналь... Вот так было дело. А искали мы девушку, которая верно служила Ее Величеству здесь, в Лувре. Она внезапно исчезла, а мы никак не можем допустить, чтобы верные Вашим Величествам люди пропадали без вести... С девушкой могло случиться нечто дурное, и как дворяне, мы не могли лишить ее последней надежды на спасение. Д’Артаньян хорошо понимал, что говорит что-то весьма странное, выглядящее логичным лишь на первый взгляд, но остановиться он уже не мог. - Все, что мы сделали, было продиктовано нашими представлениями о долге и чести. А обстоятельства, причинившие некоторый ущерб дворцу Его Высокопреосвященства, повергают нас в печаль и бездну раскаяния...
Портос: Портос смял в руках свою шляпу. Упомянутая гасконцем искренняя печаль омрачила его честное круглое лицо. Хорошо же оказалось спасение, если в Санлисе бедняжку настигла смерть, причем насильственная. Но могли ли они знать, что госпоже Бонасье грозит подобная участь, как не знал он сам об опасности, нависшей над доньей Селеной? Неважно. Они мужчины, и этой вины с них никто не снимет. Однако все эти сумбурные мысли были слишком сложны, чтобы мушкетер сумел их выразить, и он только горестно закряхтел. При большом желании это кряхтение можно было принять за терзающие Портоса муки совести за разгромленный кардинальский кабинет.
Людовик XIII: - И совершенно не читается на ваших лицах, господа, - холодно заметил король, дернув головой с нескрываемым раздражением. Странный звук, извергнутый гигантом в голубом плаше из глубин своей необъятной груди, равно как и взгляды, которыми обменивались мушкетеры, заставили Людовика лишь пожать плечами. - Не понимаю, что это за девушка, от которой может зависеть благо королевства, и почему она содержится взаперти в Пале-Кардинале или любом другом месте - и все это без моего ведома. Сдается мне, господа, вы несколько путаете реальность с вымыслом. Однако я этим не страдаю, а потому по-прежнему жду внятных объяснений. В противном случае, я буду вынужден побеспокоить отца Жозефа и вызвать его сюда, дабы вы в его присутствии повторили все вышесказанное. Итак, что это за особа, как с ней связан преподобный отец и зачем вы перерыли кабинет кардинала? Если и на этот раз вы мне не ответите, я буду вынужден взять вас под арест, немедленно, как особо опасных преступников. Его Величество немного подумал и прибавил к своей чересчур цветистой, по ему мнению, тираде, следующую немаловажную для чести дворянина, к которой он уже аппелировал, ремарку: - Даже как разбойников.
Арамис: Молчание несколько затянулось. Новые изложенные друзьями версии по-прежнему не нашли отклика в королевской душе, терпение монарха было почти исчерпано и, как ни странно, Арамис подумал, что осталось всего лишь сказать правду. В самом деле: что может рассказать о событиях ночи тот, кто провел ее самую захватывающую часть в другом месте? Лишь собственные фантазии или новые сказки. А сказками король, кажется, был сыт по горло. "Что ж... По крайней мере лучше пострадать за правду, чем за неловкую ложь, - подумал Арамис, в меланхолии взирая на разгневанного короля, - Это не так обидно, хотя одинаково неприятно..." - Ваше Величество, вынужден подтвердить: д`Артаньян прав. Мы действительно искали одну юную особу, честно служившую Ее Величеству. Мы проявили дерзость, придя к ней на помощь, - выбор в делах чести не всегда прост, и, возможно, мы действовали неосмотрительно, поступившись покоем Пале-Кардиналь ради спасения жизни несчастной женщины. Кто бы мог рассудить нас тогда в этом нелегком для любого дворянина деле, сир! - Арамис тяжело вздохнул,мысленно прощаясь со свободой, сутаной и прочими прелестями жизни, - Однако наш выбор был именно таков, и мы спасли эту особу. Хоть и... ненадолго. Этот хрупкий сосуд, что был спасен нами столь дорогой ценой, был разбит на следующий день, и на сей раз мы оказались бессильны. Изложив почти полную версию истории, Арамис склонил голову перед королем, но на сей раз его покорность была абсолютно искренней. Нельзя искушать судьбу и терпения короля слишком долго. Приходит час, когда остается лишь смириться с их решением. - Это - правда, Ваше Величество. То, как все было на самом деле.
Людовик XIII: Редко знавшее яркие краски, лицо короля потемнело. Снова в деле была замешана дама, и снова эта дама входила в круг доверия королевы. Ежели так, то ничего хорошего об особе, вызвавшей переполох в резиденции первого министра, Людовик сказать не мог, потому как те, кто служили ее жене, вечно желали склонить разум своей повелительницы к интригам и изменам. Так было с Шеврез, так было едва ли не со всеми теми, кто сострадал непонятным, по мнению короля, мучениям Анны Австрийской. - И что же эта юная особа натворила, раз ее пришлось спасать четверым вооруженным мужчинам? Сомневаюсь, что Его Высокопреосвященство велел взять под арест кого бы то ни было без достаточного на то основания. Людовика даже не тронуло известие о гибели незнакомки. Люди вокруг него умирали ежедневно, и, начиная с ужасного майского дня, когда в Лувр перенесли истекавшего кровью Генриха, его сын старался приучить себя к мысли о смертности всякого живого существа, видя в том часть промысла Божьего, оспаривать который было грешно. - Это связано с мадам де Шеврез или, - недобрая улыбка окрасила, а вернее, исказила поджатые губы Людовика, - с нашим дорогим другом герцогом Бэкингемом?
Шарль д`Артаньян: Если бы король знал, чем обязан Бэкингем ловкости молодого гасконца, пожалуй, он бы на этом и закончил поучительную беседу, отдав приказ взять д'Артаньяна под стражу. На мгновение Шарль вообразил себе, что король осведомлен о всех его подвигах во имя Констанции и Анны Австрийской, и вдоль спины у него пробежал холодок. Однако гвардеец совладал с собой, обратившись к чувству долга всякого кавалера перед дамой и дворянина - перед королевой, здесь ему было не в чем себя упрекнуть. - Сир, я не имею чести знать, какие основания Его Высокопреосвященство имел для ареста несчастной, однако же могу вас уверить, что невозможно сыскать более порядочного, чистого душой и помыслами создания, чем была... Гасконец сделал паузу, но все же справился с собой и договорил: - ...Эта юная особа.
Людовик XIII: - Ах вот оно что. Юная особа. Усмешка Его Величества никак не могла быть признаком сочувствия, хотя стоявший перед ним юноша, совсем недавно лишившийся предмета своих грез, заслуживал его, несмотря на свое преступление и даже благодаря ему. - Господин д'Артаньян, все ее прекрасные качества еще не повод для того, чтобы нарушать закон, врываться в жилище к моему министру и устраивать там переполох. То, что вы сотворили, хорошо для какой-нибудь пьески, но не достойно моих мушкетеров. Еще одним сумрачным взглядом король окинул поникшие головы молодых людей. - Вы понимаете, что я обязан вас наказать? Ответом было молчание, как и следовало ожидать от людей, не лишенных напрочь разума. Попытайся кто-нибудь из подопечных Тревиля сказать хоть слово, участь их была бы незавидна. - Несмотря на то, что движимы вы были благородными порывами, действия ваши преступны и оскорбительны. Вы можете сказать что-то еще в свое оправдание?
Портос: Портос потупил очи долу и смущенно шаркнул ногой. Образ Бастилии вырисовывался перед мушкетерами все более отчетливо. «И на аудиенцию к Его Высокопреосвященству я уже не попаду, – философски подумал Портос. – Придется самому кардиналу – ко мне». Мушкетер попытался представить себе эту картину, но его воображение, значительно уступающее в живости д'Артаньяну или Арамису, отказало.
Арамис: - Мы смеем лишь молить о снисхождении и взывать к Вашему милосердию, сир, - проговорил Арамис и вновь склонил голову в глубоком раскаянии. Мушкетер подозревал, что его сегодняшнее красноречие не вызвало у монарха ни восторга, ни доверия, и на этот раз предпочел неверным словам язык взглядов и жестов, куда более скромный, но не менее выразительный. К чести Арамиса надо сказать, что ни досада, ни сожаление не коснулись его сердца. Он был готов разделить с друзьями грядущую и уже, кажется, неотвратимую кару за то, в чем не был виноват, ни словом, ни взглядом не выдав своей непричастности. Однако что именно было тому причиной - верность дружбе или подспудное чувство вины за некоторые другие, менее известные истории, - об этом умалчивает и история, и сам Арамис.
Людовик XIII: Людовик молчаливо оглядел молодых людей, которые покорно, поникнув головой, ожидали решения своей участи, при этом, что было совершенно очевидно, нисколько не раскаивались в своем поступке. Отправить их в Шатле, лишить мушкетерских плаще и места в роте Дэзэссара, даже устроить показательный процесс с красочным финалом на Гревской площади - это было совсем нетрудно, более того, подобное решение было бы справедливым возмездием за их дерзость. Но Его Величество, несмотря на все грозные слова и негодование, питал непреодолимую слабость к бесшабашным и преданным воякам, в число которых, по всей вероятности, можно было записать и этих удальцов. - Я приму решение, что с вами сделать, господа. Вы же до того времени не покинете Париж и будете готовы в любой момент явиться ко мне или к Тревилю. Король сделал знак, означавший, что аудиенция закончена.
полная версия страницы