Форум » A la guerre comme à la guerre » А кто увидит нас, тот сразу ахнет. 18 сентября, обеденное время » Ответить

А кто увидит нас, тот сразу ахнет. 18 сентября, обеденное время

Антуан Лурмо: Детишкам маленьким не без причин (А уж особенно девицам, красавицам и баловницам), В пути встречая всяческих мужчин, Нельзя речей коварных слушать, - Иначе волк их может скушать. Сказал я: волк! Волков не счесть, Но между ними есть иные Плуты, настолько продувные, Что, сладко источая лесть, Девичью охраняют честь, Сопутствуют до дома их прогулкам, Проводят их бай-бай по темным закоулкам… Но волк, увы, чем кажется скромней, Тем он всегда лукавей и страшней! Шарль Перро

Ответов - 64, стр: 1 2 3 4 All

Антуан Лурмо: Лурмо не ожидал, что его кто-то спасёт, по той простой причине, что искренне считал сие невозможным. Однажды, ещё в бытность свою школяром, прогуливаясь по окрестностям родного города, он видел, как дородная крестьянка привела в чувство хлебнувшего лишку младенца: перевернула его вниз головой и потрясла. С тех самых пор он пребывал в уверенности, что только так и следует поступать с теми, кому кусок встал поперёк горла. Но перевернуть его вниз головой в столовой мадам Леруж было явно никому не по силам, посему он смирился со своей преждевременной кончиной. Сообразительность, ловкость и быстрота, с которыми Иветта вырвала его из костлявых объятий старухи-Смерти, а ещё более то, как прелестная избранница утёрла его своим платочком, потрясли стряпчего до глубины души, и он понял, что запутался в силках Амура окончательно и бесповоротно. Ещё он понял, что подавился бы насмерть снова только заради того, чтобы ощутить между лопаток прикосновение маленькой ладошки, от которого у него (он мог в этом поклясться) начали расти крылья. Окрылённый любовью и признательностью, стряпчий вскочил со стула так резко, что опрокинул его навзничь, и поклонился своей спасительнице: - Мадемуазель, - сказал он охрипшим от волнения и недавнего удушья голосом, - Мадемуазель… Больше он ничего не сказал, но посмотрел на Иветту таким пламенным взором, от которого покраснели бы яблочки во всех окрестных садах..

Иветта Арсено: Нинон тихонько фыркнула. Туанетта с каменным лицом подняла упавший стул и поставила его на место. (Впоследствии она призналась Нинон, что охотно шарахнула бы этим стулом гостя по башке. Мало того что поганый католик, так еще и к нашей девочке клеится!) А вот бабушка растаяла. Тереза Леруж умела меж поступков и слов читать мысли и чувства. И сейчас за молчанием внучки и взволнованным голосом гостя ей открылась целая поэма. "Ну и что же, что католик! Это еще надо посмотреть, как повернутся события. Может, гугенотам во Франции так туго придется, что хоть беги за море! А мальчик все-таки неплохой..." - Молодой человек, прошу у вас прощения. Вероятно, моя кухарка перестаралась с сухарями. Присядьте, прошу вас, глотните немного вина и расскажите еще о себе. Вы к нам надолго? До этого мгновения Иветта сидела, потупив взгляд в тарелку. ("Вот умру, а не подниму глаз!") Но при последних словах бабушки она вскинула личико. Румянец сменился бледностью. "Надолго ли?.. Он что, еще и уехать может?!"

Антуан Лурмо: Лурмо чуть было не сел мимо подставленного Туанеттой стула и дрожащей рукой плеснул себе в бокал вина. Промочив пересохшее горло, он начал излагать краткую историю своей жизни: - Я происхожу из почтенной семьи, мадам, чем немало горжусь. Мой отец, увы, ныне покойный, был одним из известнейших в Тулузе стряпчих и владел половиной доли в адвокатской конторе, которая (доля) после его преждевременной кончины отошла мне, как единственному сыну, а вполне приличная рента обеспечила достойное существование моей матушке и двум сестрицам. Сёстры, я уверен, в ближайшие несколько лет будут выданы замуж за весьма достойных молодых людей из нашего адвокатского сословия. Я уже говорил, что приехал в Этре по вызову дяди-судьи, которому срочно понадобился помощник. Для меня самого эта поездка хотя и сопряжена с разлукой с родными, а также с временным перерывом в штудиях, зато является бесценной возможностью на практике освоить то, что до сих пор я знал лишь по сухим изложениям в учебниках и лекциям докторов права. Не могу ответить точно, насколько затянется мое пребывание в Этре, но, надеюсь, что оно продлится достаточно долго: мой дядя – человек основательный, и не отпустит меня, пока не будет уверен, что я набрался под его руководством достаточно опыта, дабы принять бразды правления в адвокатской конторе отца. Дело в том, что компаньон, который сейчас ведёт все дела в ожидании того момента, как я получу разрешение практиковать, человек весьма преклонных лет, к тому же бездетный холостяк. У нас с ним уговор, что уходя на покой, он продаст свою половину доли мне. Отдав дань памяти Лурмо-старшего, чью профессиональную известность он изрядно преувеличил, а также почти не покривив душой насчет брачных видов своих сестер (у его матери, насколько он знал, действительно было на примете несколько выгодных вариантов), Лурмо-младший замолк и сделал ещё один глоток вина. Его собственные перспективы получить адвокатскую контору в своё полное распоряжение были именно такими, какими он их представил на суд мадам Леруж. Дело было за малым: сдать экзамен на бакалавра, обзавестись лицензией на адвокатскую практику и деньгами на покупку доли у компаньона отца. Об истории, из-за которой он отправился в ссылку, никто в Этре, к счастью, не знал: только дядя и Ренар.


Иветта Арсено: Мадам Леруж одобрительно кивала в такт округлым, гладким фразам. Ай да мальчик, прирожденный судейский! А Иветта поняла самое главное для себя. И когда Лурмо замолчал, девушка спросила негромко и застенчиво: - Значит, когда вы наберетесь опыта... вы насовсем уедете в свою Тулузу? "Да. Уедет. В прекрасный город с розовыми домами. И оставит меня совсем-совсем одну..." Тереза с веселой укоризной покосилась на внучку и подумала: "Не спеши, коза, все волки наши будут!"

Антуан Лурмо: Весёлая укоризна, с которой мадам Леруж посмотрела на свою прелестную внучку, наполнила сердце стряпчего надеждой: - Увы, уеду, мадемуазель, но не раньше, чем достигну главной цели: способности продолжить дело отца, который был не только сведущ в юриспруденции, но также являлся надёжной опорой своим родным и близким. Я говорил, что сегодня буду писать письмо в Тулузу матушке и сестрицам? Мадам Леруж, мадемуазель Арсено, вы позволите упомянуть в нём о знакомстве с вами и о чести быть принятым в вашем доме? Я бы хотел разделить свою радость с теми, кого люблю и почитаю всем сердцем. Лурмо казалось, что его должны были понять правильно, особливо – мадам Леруж, женщина с большим жизненным опытом.

Иветта Арсено: - Отчего же нет, - добродушно согласилась Тереза. - Отчего бы вам и не написать своим родным о старой женщине, которая всегда будет рада видеть вас гостем? "Арсено придет в ярость, - подумала она. - Назовет меня старой сводней, когда узнает... Но когда меня пугала ярость этого откормленного поросенка? Он так забавно визжит, когда злится!.. А если вздумает орать, что не даст дочери приданого, так ведь у Иветты бабушка не нищая..." Иветта тем временем сообразила, что до сих пор она возмутительно, просто преступно пренебрегала своими родственными обязанностями. Старенькую бабушку нужно навещать как можно чаще! Каждый день, вот! А вслух она попросила: - Пожалуйста, расскажите о вашей матушке. Она наверное, строгая женщина? Иветте хотелось также спросить, как госпожа Лурмо относится к гугенотам. Но она не решилась.

Антуан Лурмо: - Сударыня, не сочтите за вольность, но в вашем обществе я чувствую себя так же свободно и легко, как будто знаком с вами уже много лет, - сообщил Антуан хозяйке дома. Поистине: стряпчий не отказался бы столоваться у мадам Леруж и вести с ней серьёзные или шутливые застольные беседы ежедневно. Но при одном условии: чтобы место за столом напротив него занимала её внучка. – Что касается строгости, мадемуазель, то вынужден признать, что моя мать ко мне, своему единственному сыну, временами бывает поистине беспощадна. Однако при этом – нежнейшая пестунья и мудрая наперсница для моих сестриц. И не только для них, но и для их подруг. Думаю, что будь у неё невестка, особенно одних лет с моими сестрами, с ней матушка обходилась бы так же заботливо и приветливо, как с Клод и Анной. С нею самой свекровь обращалась на удивление строго, и потому она не устает повторять, что своей собственной невестке, буде таковая появится, она станет любящей матерью и верной подругой. Поскольку не могу припомнить ни единого случая, когда моя матушка погрешила против правды, уверен, что так оно и будет. Пылкий поклонник сам удивлялся гладкости, а главное – искренности своих речей. Первое, в общем, было неудивительно: как бы ни был школяр нерадив в учении, ежечасно соблазняясь более увлекательными занятиями, многочисленные университетские диспуты не прошли для него даром. Что же касается второго – это было нечто новое, поскольку он с самого детства частенько вынужден был прилгнуть ради того, чтобы избежать расправы со стороны тяжёлой на руку матери. Но сидя за столом мадам Леруж, он был настолько же правдив, как отрок на первом причастии. Вот какое благотворное влияние оказывало на бесшабашного школяра одно лишь присутствие мадемуазель Арсено!

Иветта Арсено: Иветта слушала речь Лурмо, как прекрасную песню... ах, кстати о песне: все-таки он заказал ту серенаду? Или случайно подошел ее послушать? Это же так важно, это же просто необходимо узнать! Ах, как глупо устроен мир! Почему нельзя напрямик спросить о том, что тебя мучает? А Тереза, матерый ветеран застольных бесед, упорно подводила разговор к теме, которая ее больше всего волновала. - Прошу вас, сударь, кушайте... сейчас принесут простой десерт - пирожки, яблоки, груши... Ах, разве так я угостила бы вас, если бы не тяжелые времена! И не в том беда, что продукты вздорожали... это еще ладно, мне покойный супруг кое-что оставил... а то беда, что не купишь ничего! Еще спасибо, с рыбой хорошо... Ах, война, война! А вы, молодой человек, приехали в наши безумные края, почитай что на войну, из мест благословенных и спокойных, вам-то каково? Впрочем, может быть, я ошибаюсь? Может, и у вас в Тулузе такие же религизные распри, как и здесь?

Антуан Лурмо: По сравнению с Этре Тулуза, вне всякого сомнения, была раем на земле. Но честный стряпчий не мог не признать и того факта, что давно прошли времена, когда его родной город являлся колыбелью веротерпимости. В августе приснопамятного 1572 года там произошло массовое избиение гугенотов, что до сих пор аукалось обеим сторонам. Лурмо впервые призадумался о том, так ли безопасно везти Иветту в Тулузу. Есть же и другие места, поспокойнее: Пуатье, например. У его дяди де Марверта там связи, дом, парламент, куда стряпчий вдруг воспылал желанием проникнуть благодаря протекции судьи, а Иветте будет не так уж и далеко ездить на встречи с родственниками. Этот вариант стоило как следует обдумать. Лурмо серьёзно и испытующе посмотрел на хлебосольную хозяйку дома: чем дальше, тем больше он чувствовал, что они с этой бесспорно умной, практичной и обаятельной гугенотской дамой на одной волне и понимают намёки друг друга с полуслова. Амбициозный школяр унёсся мечтами в заоблачную даль: дядя пока что крепок здоровьем и совсем не стар, но в один прекрасный день ему так или иначе придется уйти в отставку. Почему бы ему не передать президентские бразды племяннику, намекнув нужным человечкам, что есть у него на примете сметливый преемник? К счастью, должности покупались и продавались. Вот и надобно вместо того, чтобы выкупать долю у компаньона батюшки, продать ему или другому стряпчему свою собственную, взять энное количество денег в долг и прикупить тёплое парламентское местечко. Любой другой претендент на руку дочки мэра в данном случае обязательно бы подумал о том, что приданое невесты можно пустить на благое дело: приобретение выгодной должности, но тулузец был настолько искренне и бескорыстно увлечён Иветтой, что подобная своекорыстная мысль даже мимоходом не посетила его светлую голову. -Тулуза – изобильное, спокойное и гостеприимное место, сударыня. Но видите ли, мой дядя-судья родился и много лет прожил в Пуатье и занимает в тамошнем парламенте почётную должность Президента следственной палаты. Ваш вопрос навёл меня на неожиданную мысль: не лучше ли после окончания срока пребывания здесь, попроситься в Пуатье? Как вам кажется, это здравый план, или не стоит бросать родные пенаты, под коими я подразумеваю Тулузу, ради места в Парламенте Пуатье?

Иветта Арсено: - Ну, молодой человек, - весело и добродушно развела руками Тереза, - это вы меня, старую женщину, вдову торговца, спрашиваете про выгоды парламентского места по сравнению с судейской практикой? Юнец нравился ей все больше и больше. Сердце и голова у него работали в лад, не мешали друг другу. Кажется, он не глупел от сердечных переживаний и не становился бессердечным от больших планов на будущее. - Во всяком случае, я берусь предсказать, что вас ждет большое будущее, - так же дружески продолжила мадам Леруж. - Сейчас вы готовы с толком использовать родственные связи, а в дальнейшем, я уверена, найдете себе жену с хорошим приданым и разумно распорядитесь этими деньгами. У Иветты снова покраснели ушки. Она хотела что-то сказать, но вместо этого цапнула с блюда грушу и впилась в нее ровными мелкими зубками. Умная девочка сообразила: сейчас бабушке лучше не мешать.

Антуан Лурмо: - Что значит приданое по сравнению с душевными достоинствами невесты и единением сердец! - воскликнул Лурмо, внезапно испугавшись, что проницательная дама намекает на корыстные намерения, которых у него и в помине не было (в этом он готов был поклясться на Библии). Ежели б на месте Иветты находилась другая, - да хотя бы мадемуазель де Гранж, - тогда он не стал бы, да и не смог отрицать могущества и привлекательности денег и их благотворного влияния на брачный контракт. Но Иветта с её розовеющими ушками, с её серьёзными серыми глазами, с её скромностью, которая так необычно сочеталась с твёрдостию характера и рассудительностью, обычно мало свойственным девицам на выданье! А её нежный голосок, а прелестная фигурка, а мелкие жемчужные зубки, которыми она так аппетитно надкусывала спелый бочок груши... Антуан хотел добавить, что любой человек, у которого в голове есть хоть толика здравого смысла и чувствительная натура, возьмёт в жёны мадемуазель Арсено, даже и не вспомнив о приданом. Но вместо того он, как только что сделала его избранница, схватил с блюда грушу и впился в её сочную плоть своими крепкими белыми зубами.

Иветта Арсено: "Единение сердец" добило Иветту . Девушка почувствовала, что еще минута подобного разговора - и она самым позорным образом сбежит из комнаты. Или расплачется. Уже не было сил чинно сидеть за столом и делать вид, что беседа идет о сущих пустяках. К счастью, память совершенно неожиданным образом подкинула ей недавний случай в лавке торговца тканями. - Бабушка, прости, что я прерываю твой разговор с господином Лурмо... Но я вспомнила, возможно, важную и срочную вещь. И хотела посоветоваться с вами обоими. Ты умная женщина, это известно всему Этре... и господин Лурмо многому обучался и много повидал в жизни... С каждым словом успокаиваясь, Иветта рассказала о мальчике, который спрятался в лавке от преследовавших его незнакомцев, разговор которых он нечаянно подслушал. - Мальчик сказал: эти люди собираются убить нашего пастора. Тереза Леруж нахмурилась.

Антуан Лурмо: Лурмо, успевший отхватить полгруши, чуть было снова не подавился. Худо-бедно тулузец начал привыкать к тому, что жизнь в Этре подобна сидению на пороховой бочке. Но до сих пор это касалось его лично, а теперь выходило так, что опасность грозила и мадемуазель Арсено, как важному свидетелю будущего преступления. С другой стороны, перед ним забрезжила возможность воспользоваться этим обстоятельством, чтобы попытаться взять дочку мэра под свою защиту, что позволило бы ему в буквальном смысле слова не отходить от неё ни на шаг с полного на то соизволения родственников девушки. Правда, оружия у стряпчего не было, да и навыки рукопашного боя оставляли желать лучшего, и он впервые горько пожалел о том, что не принадлежит к разряду военных. Но и это было делом поправимым: надо найти себе приятеля из военного лагеря, а дальше осуществлять общее руководство делом защиты свидетеля. Как ни крути, в жилах племянника судьи текла кровь Корбо, и он, пока что уступая дяде в опыте, знаниях, хитроумии и изворотливости, все же умел загребать жар чужими руками. Эта способность была в его глазах не пороком, а достоинством, которое отличало всех настоящих юристов. Наспех дожевав грушу, он с беспокойством посмотрел на мадам Леруж: эта дама успела стать в его глазах островком спокойствия и благоразумия в бурном житейском море. -Сударыня! – воскликнул стряпчий. – Я не хочу пугать ни вас, ни мадемуазель Иветту, но посудите сами: обладая сведениями, которые она только что нам сообщила, ваша внучка подвергается страшной опасности! Поверьте, я знаю, о чем говорю: в коллеже нам приводили в пример уголовные дела, в основе которых лежали религиозные распри. Что я предлагаю: во-первых, сообщить о готовящемся преступлении моему дяде-судье. Он хотя и католик, но большой сторонник мирного разрешения любых разногласий, в том числе и касающихся вопросов веротерпимости. Он к тому же лично знаком с капитаном де Барло. Во-вторых, за этим столом торжественно клянусь, что буду охранять мадемуазель Арсено лично, насколько мне позволяют мои скромные возможности. Или…, - стряпчий наморщил лоб, сосредоточенно обдумывая самый надёжный вариант спасения Иветты, - Или же увезти ее в Тулузу, в дом моей матушки и сестёр, и укрывать её там до тех пор, пока здесь всё не уляжется?

Иветта Арсено: Только привычка следить за проявлениями чувств помогла Терезе Леруж не расхохотаться вслух, несмотря на драматизм ситуации. Не рассмеялась. Скрыла веселые искорки в глазах. Бросила взгляд на побледневшую Иветту и сказала очень серьезно, уважительно: - Полагаю, господин Лурмо, вы несколько преувеличиваете опасность, грозящую моей внучке. Что она видела? Мальчишку, удиравшего от преследователей. Что она слышала? Бессвязный лепет о каком-то подслушанном разговоре. Не думаю, что кто-то сочтет Иветту свидетельницей. Так что ни в какую Тулузу девочка не поедет. Иветта опустила взгляд на тарелку, скрывая разочарование. А мадам Леруж не удержалась и добавила: - Кроме того, я поняла, что в лавке находились, кроме Иветты, еще две покупательницы и хозяин, мэтр Амбруаз Шаплен. Их вы тоже приглашаете в Тулузу? Вы готовы укрыть всю эту компанию у своей матушки и сестер? "Хватит, Тереза! - одернула бабушка сама себя. - Ты что, не была молодой? Не знаешь, как быстро молодежь обижается?" И продолжила дружелюбно: - Но я вам очень признательна за совет насчет судьи Марверта. Весьма разумная идея. Только... не рассердится ли этот достойный господин, если ему пересказать лепет какого-то мальчишки? Разумеется, я буду иметь в виду ваше обещание помочь. И к вам первому обращусь за помощью, чтобы вы выступили посредником между нами и судьей.

Антуан Лурмо: Стряпчий был вынужден признать, что его христианское человеколюбие простирается не настолько далеко, как хотелось бы верить ему самому: о двух других покупательницах и о честном лавочнике он даже и не подумал, настолько был поглощён мыслями и заботами о главном для него самого действующем лице, Иветте. Разумные и взвешенные доводы мадам Леруж немного рассеяли его тревогу и охладили пыл. Действительно, раз о готовящемся убийстве пастора знают четверо, отчего опасность должна грозить только Иветте? И откуда самим преступникам знать, что именно разболтал мальчишка в лавке? При этом он был глубоко разочарован тем, что из-под носа уплывает вероятность записаться в охранники мадемуазель Арсено. И совместное путешествие в Тулузу откладывалось на неопределенный срок. Беседа с дядей Андре в этих обстоятельствах представлялась излишней. А какой был прекрасный предлог познакомить свидетельницу с судьёй, иными словами – ввести избранницу в ближний круг своих родственников, не покидая пределов Этре. Лурмо представился разговор двух самых важных для него людей в непринуждённой обстановке Горелого дома за хлебосольным дядиным столом. Ему было важно узнать мнение дяди – не потому, что оно как-то повлияло на его выбор и чувства к Иветте, а затем, чтобы понять, окажет ли ему дядя поддержку в будущем, ежели таковая понадобится. Надо запастись спокойствием, - благоразумно решил стряпчий и усилием воли превозмог своё вполне понятное нетерпение. - Возможно, я и вправду несколько сгустил краски, - признал он. – Но если сочтёте нужным – дайте мне знать, сударыня, и я тотчас организую вам встречу с господином де Марвертом. Надеюсь, мадемуазель Арсено не слишком напугали мои слова об опасности, грозящей случайным свидетелям? С надеждой во взоре он посмотрел на Иветту: от её ответа зависело, позволят ли ему взять на себя приятную и почётную ответственность за сопровождение красавицы к отчему дому.

Иветта Арсено: Под взглядом Лурмо Иветта скромно опустила глазки. - Сударь, вы меня... встревожили, - сказала она, тщательно выбирая слова. Умом барышня понимала бабушкину правоту. Какая там опасность! Мальчишка, пробегая, что-то брякнул. И слышала это не одна мадемуазель Арсено, а еще несколько человек! И кот! Но в душе Иветте страстно хотелось оказаться героиней великолепного приключения. Вот она случайно узнала опасную тайну. Вот злодеи замыслили ее убить, чтобы тайна не выплыла наружу. Вот господин Лурмо клянется охранять и защищать ее... А Тереза не удержалась и сказала, спрятав в голосе насмешку: - Если вы думаете, сударь, что девочке действительно грозит опасность, то нужно сказать ее родителям, чтоб держали Иветту взаперти и никуда не выпускали. Чтобы никто-никто до нее не добрался.

Антуан Лурмо: Антуан не заметил тщательно замаскированной иронии в тоне мадам Леруж и перепугался не на шутку. Доселе ему и в голову не приходило, что последствия его слов могут быть столь плачевны для его собственных планов. Впрочем, молодой тулузец часто ошибался подобным образом: бурное воображение, коим отличается большинство южан, а также желание всех обскакать на лихом коне, - неотъемлемая черта почти любого школяра, - порой заводили его в такие дебри, из которых выбраться можно было разве что с помощью Ариадны. Приняв шутливое замечание почтенной дамы за чистую монету, стряпчий растерянно взглянул на ту, ради которой решил не щадить ни живота своего, ни свободного времени, ни даже денег, ежели понадобится вооружиться самому или нанять вооружённого помощника. Но если живот был всегда при нем – впалый и постоянно голодный, то со временем и деньгами было туго. Но при всём при том намерения у него были самые благородные… И вдруг всё это великолепие грозило быть вдребезги разбитым одним-единственным неучтённым обстоятельством: отцом Иветты. «А ведь с господина мэра станется!» - думал незадачливый герой, от расстройства принявшись гонять по опустевшей тарелке хлебный шарик, - «Узнает об опасности, грозящей единственной дочери, и запрёт Иветту в светёлке, выставив посты, начиная от двери дочкиной спальни и заканчивая входом в особняк!» -Но, сударыня! – в отчаянии воскликнул он, бросая встревоженные взгляды на нежно-розовые ланиты Иветты, - Вы ведь не посоветуете господину Арсено прибегнуть к подобным радикальным мерам охраны? Можно ведь ограничиться и менее радикальными, но оттого не менее надёжными! Держать взаперти юную девушку – это значит наносить непоправимый вред ее красоте и здоровью! Вот взять к примеру моих сестёр, о коих я уже неоднократно упоминал: матушка заставляет их совершать прогулки на свежем воздухе дважды в день в любую погоду! То в церковь, то в лавки за покупками, а иногда и просто так, без всякой разумной цели, кроме поддержания свежести лица.

Иветта Арсено: Вот теперь Иветта испугалась всерьез! Даже румянец сменился бледностью. А ведь могут запереть! И запрут! Они у нее заботливые, родители-то! И охранников поставят! С ружьями! Иветта представила себе, что кто-то... ну, просто кто-то... пытается проникнуть к ней в комнату через окно... обязательно попытается, он такой отважный! И в тот момент, когда его рука уже на подоконнике, охранник с порога дома стреляет! Бесстрашный гость срывается с подоконника, падает на уличные булыжники и остается лежать неподвижно, раскинув руки... серая шляпа, слетевшая с головы, лежит чуть в стороне... Это ужасное зрелище, возникнув перед мысленным взором, заставило девушку вцепиться в край стола. Но тут же мадемуазель Арсено взяла себя в руки. О чем она тревожится? Если ее действительно запрут, она изведет родителей слезами и разговорами о том, как ей плохо без любимой бабушки... и раз уж ее заперли, то нельзя ли, чтобы и бабушка к ним переехала? Ну, хотя бы на месяц-другой?.. Вряд ли отец долго выдержит такие просьбы дочери... Приободрившись, Иветта сказала: - Не думаю, дорогая бабушка, что родители именно так будут выражать свою заботу обо мне...

Антуан Лурмо: Если бы стряпчий умел читать мысли, он бы порадовался, поскольку в данном случае его собственные размышления почти полностью совпадали с тем, о чём думала Иветта. Вспомнив свои подвиги в Тулузе, он решил, что для любви нет препятствий, и ежели дверь особняка мэра для него закроется, он попытается войти через окно. К счастью, он быстро вспомнил и о последствиях, которые обрушились на него после проникновения в спальню мадемуазель де Гранж. Вторично быть сосланным в ссылку он не желал. Ещё неизвестно, куда отправит его дядя: ладно бы обратно в Тулузу, а то ведь может сослать в Нормандию или Гасконь. Ни один из этих вариантов тулузца не устраивал. Его вообще не устраивал никакой вариант помимо Этре. Но самым главным было даже не это, а то, что своим рвением он может порушить репутацию мадемуазель Арсено. Лурмо посмотрел на Иветту и в очередной раз ощутил то волнение, которое охватывает молодого человека, серьёзно раненного стрелой Амура. Нет, лучше уж он будет страдать в разлуке, чем посадит хотя бы крошечное пятнышко на чистое имя своей избранницы. Слова самой Иветты его приободрили: ей лучше знать, на что способен её отец. Возможно, всё не так и плохо, как ему представилось. - И я в том уверен! – с жаром воскликнул стряпчий. – Даже не зная господина Арсено лично, я чувствую непоколебимую уверенность в том, что он – чрезвычайно умный человек и заботливый отец! Он перевёл взгляд на мадам Леруж: она ведь точно такого мнения о своём зяте?

Иветта Арсено: Тереза Леруж чуть подалась вперед - и Иветта едва сдержала испуганный возглас. Вот сейчас бабушка ка-ак выложит все, что думает про папеньку! Резко так выложит, не разбирая выражений... и все при господине Лурмо! Что же он про саму Иветту подумает, если ее отец - хряк безмозглый, слизняк и вообще ничтожество? Но мадам Леруж знала, когда можно дать волю своему нелегкому характеру, а когда надо на саму себя, так сказать, уздечку надеть. Она не собиралась спугнуть молодого человека, славного и многообещающего, за которым она пока что знала лишь один недостаток - неправильное вероисповедание. - Господин Арсено, - сказала она сдержанно, - любящий отец. Но его представление о родительской заботе... Словом, хорошо, что в доме всем заправляет моя дочь. Иветта судорожно вздохнула. Маменька, да. Доротея Арсено, урожденная Леруж. Из подслушанных разговоров Иветта знала, что когда-то юная Доротея выпрыгнула в окно, чтобы обвенчаться со своим дружком, которого мать и на порог не пускала. После этого, чтобы избежать скандала, дедушка выдал новоиспеченному зятю приданое - с него-то Арсено в гору и пошел... И хотя сейчас маменька всем своим видом показывает, что хозяин в доме муженек, но Иветта знает, что в замужестве Доротея отнюдь не утихомирилась, бежит по ее жилам бабушкина кровь... Ох, как же объяснить матушке, что господин Лурмо не хочет ничего плохого ей, Иветте?



полная версия страницы