Форум » A la guerre comme à la guerre » А кто увидит нас, тот сразу ахнет. 18 сентября, обеденное время » Ответить
А кто увидит нас, тот сразу ахнет. 18 сентября, обеденное время
Антуан Лурмо: Детишкам маленьким не без причин (А уж особенно девицам, красавицам и баловницам), В пути встречая всяческих мужчин, Нельзя речей коварных слушать, - Иначе волк их может скушать. Сказал я: волк! Волков не счесть, Но между ними есть иные Плуты, настолько продувные, Что, сладко источая лесть, Девичью охраняют честь, Сопутствуют до дома их прогулкам, Проводят их бай-бай по темным закоулкам… Но волк, увы, чем кажется скромней, Тем он всегда лукавей и страшней! Шарль Перро
Ответов - 64, стр:
1 2 3 4 All
Ренар Труве: Время шло, а девица все не выходила из лавки галантерейщика. Два заговорщика торчали за углом, искренне надеясь, что не привлекают внимания прохожих. А внимание они все-таки привлекали, ибо были весьма странной парой: приличного вида молодой стряпчий - и жуткого вида громила с растрепанными рыжими лохмами, с бородой и при повязке через левый глаз. Ренар не хвастал, когда говорил о своем умении гримироваться. Рыжий парик, борода, подложенные под одежду на плечах матерчатые валики совершенно изменили актера. - Долго еще она там?.. - раздраженно бормотнул он в бороду. Ответа он не ждал. В самом деле, откуда Лурмо знать, сколько набившиеся в лавку красотки будут щупать всякие шелка? А на крыльце происходили какие-то события. Толпились, не входя, какие-то мужики. Заинтересованный Ренар подошел чуть ближе и разглядел, что путь мужчинам преграждает солидного вида пес. И тут же пришлось ретироваться за угол, потому что на крыльцо выпорхнула Белль. Ренара в гриме она могла и не узнать, а вот рыжий парик и залихватскую шляпу с павлиньим пером (из гардероба труппы) признает обязательно! Что-то еще происходило, какой-то кот сиганул на дерево... Ренар готов был взбунтоваться и уйти, как вдруг все наладилось, словно по мановению волшебной палочки. Посторонние морды поспешно разошлись, а вскоре дочка мэра в сопровождении служанки сошла с крыльца и направилась как раз туда, где поджидали ее злоумышленники. - Исчезни, - быстро сказал актер сообщнику. - Мой выход. Лурмо понятливо исчез. А Труве чуть покачивающейся, нетрезвой походкой шагнул навстречу девушкам и загородил им дорогу. - Ой, какие красотки! - сказал он, подпустив хрипотцы в голос. - Ой, какие розочки! А пошли выпьем, девочки! Я сегодня... это... щедрый! Окинул оцепеневших от страха девушек с ног до головы хищным взглядом единственного глаза. Затем протянул мимо мадемуазель Арсено руку к корзинку, которую держала служанка, сдвинул салфетку, цапнул маленький пышный пирожок и впился в него зубами. - М-м... с яблоками... ах вы, яблочки мои!
Антуан Лурмо: Лурмо, спроваженный в тень, долго там не задержался. Мсье Элемент развил такую бурную деятельность, что стряпчий понял: пора! Он страшно жалел, что не догадался попросить Ренара принести ему бутафорскую шпагу. Лурмо представил: вот он выставляет вперёд ногу в начищенном сапоге, картинно кладёт на эфес одну руку, другой грозно подкручивает длинный ус. Увы, ни шпаги, ни усов нужного размера у него под рукой не было. На нет и суда нет. Выпятив грудь колесом и расправив плечи, племянник судьи строевым шагом отмахал несколько туазов, отделявших его от живописной группы, втиснулся между ангелом и демоном и, положив карающую длань на плечо мнимого преступника, потребовал высокомерным тоном, подражая дворянину: - Не докучай порядочным девушкам, любезный, иди куда шёл, не то мигом схлопочешь по шее и лишишься второго глаза. Хотел добавить ещё пару ласковых, на окситанском, но сообразил, что это может только пуще напугать мадемуазель Арсено. Посигналив приятелю бровями, что концерт окончен и он его вечный должник, Лурмо обернулся к дочке мэра и снял шляпу: - Антуан Лурмо, племянник судьи де Марверта. Разрешите сопроводить вас, сударыня, дабы избавить от подобных досадных недоразумений в дальнейшем и помочь поднести корзинку. Упоминание судьи должно было придать инсценировке достоверности: любой разумный мсье Элемент постарался бы избежать дальнейшего знакомства с близким родственником представителя закона.
Иветта Арсено: При виде одноглазого наглеца Иветта обомлела. Рядом ахнула Нинон. "Что сказать? - в отчаянии думала Иветта. - Что мой папа - мэр? Что если он хоть пальцем меня тронет, то его... его... повесят, вот!" Но язык не подчинялся девушке. А рыжебородый грубиян уже завладел одним из пирожков и теперь шумно его жевал! И тут появилось спасение! Молодой и прекрасный незнакомец в серой шляпе встал между Иветтой и злоумышленником, резко поставил нахала на место и, не обращая больше на него внимания, обернулся к девушкам. Спасенная дочь мэра была пленена этой восхитительной уверенностью в себе, этим бесстрашием. Нинон была настроена более трезво: - Бежим, барышня, сейчас тут драка будет!
Ренар Труве: Драки, разумеется, не случилось. С испытанным товарищем по ремеслу Ренар легко разыграл бы эффектную драку, причем все зрители были бы уверены, что наблюдают зверский мордобой. А потом оба участника этого страшного зрелища, целые и невридимые, по-приятельски пошли бы в кабак. Но с Лурмо актер этого проделывать не собирался. Еще врежет по-настоящему - а зачем Ренару отметина на физиономии? Потому "уличный наглец" ограничился тем, что громыхнул угрожающе: - Ладно, защитничек красоток... попадешься еще мне с моими друзьями! После чего поспешно ретировался, чтобы в укромном уголке вернуть себе привычный облик. Труве исчез не только с улицы, но и из эпизода. Воркуйте, голубкИ!
Антуан Лурмо: Поблагодарив в своих мыслях друга не менее полудюжины раз, Лурмо сообразил, что не успел договориться с ним о следующей встрече. Это был досадный промах, но он утешился тем, что знает дорогу в «Три поросёнка» как свои пять пальцев, и раз ему однажды удалось отыскать Ренара в трактире, значит, удастся и впоследствии. В настоящий момент необходимо было закрепить достигнутый успех в завязывании знакомства с дочкой мэра, чему немало мешало присутствие служанки. Но поскольку избавиться от свидетельницы пока не представлялось возможным, осторожный стряпчий выбрал для зачина беседы проверенную тему: погоду, плавно перейдя от красот природы к своей истинной цели. - Прекрасная нынче погода, сударыня! Такой восхитительный осенний день не может омрачить даже встреча с личностью, подобную коей мы с Вами только что имели несчастье лицезреть. Надеюсь, вы не слишком переволновались? Признаться, я и сам в первое мгновение несколько опешил. Осмелюсь повторить своё предложение проводить вас туда, куда вы направляетесь, дабы обеспечить вам достойную охрану. Опасения мои небеспочвенны: негодяй может вернуться. Мысленно он восстанавливал в памяти окрестный ландшафт, ещё не до конца им изученный: было бы желательно пройти мимо какого-нибудь заболоченного ручья, не слишком широкой канавы или иного водного препятствия, через которое можно было бы перенести мадемуазель Арсено, предварительно испросив на то её разрешения. Ежели разрешения не будет - ловко перепрыгнуть на другой берег и оттуда подать девушке руку помощи. Так поступил бы дворянин, а молодой стряпчий всеми силами пытался походить на первое сословие лоском в одежде, галантным поведением по отношению к дамам и изысканными выкрутасами речи.
Иветта Арсено: - Весьма признательна вам, сударь, - сдержанно сказала Иветта, чуть склонив головку набок и глядя в лицо незнакомцу, который так вовремя пришел на помощь. - Но я не уверена... что могу принять ваше великодушное предложение... - Бежим, барышня, не то этот кривой вернется! - из-за плеча повторила Нинон - и сделала это совершенно зря. Если секунду назад Иветта была склонна к тому. чтобы поблагодарить своего спасителя и удалиться, то теперь передумала. В конце-то концов, почему эта Нинон указывает ей, мадемуазель Арсено? Взрослой барышне, у которой под окном прекрасные кавалеры поют серенады? Иветте Арсено, которая уже давно - с прошлой ночи! - познала свою власть над мужскими сердцами? - А впрочем, сударь, если вы так любезны и если вы не сочтете это за труд, то проводите меня. Этре действительно стал очень беспокойным местом с тех пор, как его наводнили военные... Нам сейчас за угол - и дальше по переулку.
Антуан Лурмо: Лурмо, обрадованный и тем, что ему позволено следовать дальше, и тем, что дочка мэра, кажется, не слишком жалует военных, горячо воскликнул, подставляя красавице свое в меру мускулистое предплечье: - И я того же мнения, сударыня: одно беспокойство от этих военных! Обопритесь на мою руку, прошу вас: дорога неровная, изобилует колдобинами и выбоинами, посему надо соблюдать предельную осторожность… Поколебавшись, мадемуазель Арсено всё же рискнула немного отступить от приличий и исполнила его просьбу. Молодая парочка свернула за угол и чинно пошла по переулку, в то время как Нинон держалась немного поодаль, сверля хмурым и подозрительным взглядом спину незнакомца, навязавшегося в провожатые её барышне. Молодой стряпчий понятия не имел о том, что подвергается подобному ментальному воздействию: он расписывал своей прелестной спутнице неоспоримые преимущества, которыми обладали служители Фемиды перед слугами Марса. -Посудите сами, сударыня, что такое шпага в противовес перу? Или, выражаясь яснее, что есть физическая сила, коей так любят хвастать военные, наводнившие Этре, в сравнении с умом? Ничто, ежели проследить её развитие, вернее - угасание с течением жизни. С годами даже самый сильный человек слабеет и становится похожим на Геракла, лишённого шкуры Немейского льва. Далеко за примерами ходить не надо, возьмём моего дядю-судью: от природы статный мужчина, возможно, в юности бился на кулачках и даже побеждал. Сейчас, увы, рыхловат и страдает одышкой. Но ум его с годами не ослаб и не одряхлел, будучи заострён опытом и приобретёнными знаниями: Цицерон, Сенека и Макиавелли побледнели бы от зависти, услыхав его рассуждения! Соответственно, выросли и доходы его владельца, в то время как какой-нибудь вояка со шпагой давным-давно пустил по ветру фамильное состояние. Что шпага! Она может затупиться, погнуться, сломаться, наконец, потеряться. К чему это вы клоните, господин Лурмо? - спросите вы. А вот к чему, мадемуазель: связав свою судьбу с молодым представителем судейской элиты, вы не прогадаете, о нет! Лет пять-десять, от силы пятнадцать – и король наградит этого достойного человека приставкой «де», как это произошло с моим уважаемым дядей, ныне дворянином мантии. А охрану мы вам наймём, были бы доходы. Позади раздались какие-то странные звуки: то ли сдавленный смех, то ли неодобрительное хмыканье и Лурмо споткнулся, донельзя обескураженный этой фальшивой нотой, нарушившей гладкое течение его очередной серенады. действия м-ль Иветт и её служанки согласованы с соигроком
Иветта Арсено: - Ах, сударь, - отозвалась мадемуазель Арсено спокойно и учтиво, - как красиво вы излагаете свои мысли!.. Должна сказать, что наша семья тоже не очень чтит военное ремесло. Правда, мой батюшка больше уважает торговлю, чем судейское дело... Тут сзади послышалось шипение рассерженной гусыни: - Барышня! Дочке мэра не пристало этак-то болтать с незнакомцами! В другое время Иветта одернула бы служанку: с чего та делает хозяйке замечания? Но сейчас она втайне обрадовалась реплике служанке, так вовремя раскрывшей инкогнито своей госпожи. - Ой, Нинетта, что за вздор ты говоришь? Я вовсе не разговариваю с незнакомцами! Этот господин уже сказал, что его фамилия - Лурмо. А ты только что представила меня ему... да-да, месье Лурмо, я дочь здешнего мэра, меня зовут Иветта Арсено... А ты, Нинон, не отставай. Еще потеряешься... Служанка онемела от возмущения. Это она-то потеряется?! Да она от барышни не отойдет, как наседка от цыпленка, если в небе коршун кружит! И пусть только этот кавалер попробует позволить себе лишнее! Нинон ему... ему... корзину с пирожками на голову наденет, вот!..
Антуан Лурмо: Лурмо остановился в замешательстве: то, что Нинон одним махом разрушила «инкогнито» дочки мэра, которое для него таковым вовсе не являлось, поставило его в затруднительное положение. Сам он собирался подойти к этому вопросу издалека и исподволь, поскольку никак не мог решиться на признание о серенаде. Мадемуазель Арсено, несмотря на её крайнюю молодость, показалась ему весьма сообразительной девушкой, из тех, что схватывают на лету, и кто знает, не догадается ли она, что певец, нанятый им накануне, и рыжебородый «преступник» - одно и то же лицо, талантливый актёр? Была б его воля – он утаил бы факт своего участия в ночном концерте и начал бы, как говорится, с чистого листа, то бишь со сцены спасения. Серенаду он новую организует, не вопрос. И даже не одну, были бы деньги. С другой стороны, мадемуазель Арсено могла узнать его по шляпе, но, как любая благовоспитанная девушка, делала вид, что они встретились впервые. Впрочем, Рубикон в любом случае перейдён и отступать некуда. Но всё же осторожный стряпчий решил перестраховаться и сделал слабую попытку отмежеваться от своей истинной роли в организации концерта, а заодно точно выяснить, узнала ли его красавица и усыпить подозрительность её служанки. - - Ваше имя и степень родства с многоуважаемым господином Арсено для меня не секрет, мадемуазель. Я скрыл этот факт лишь по одной причине: не хотел, чтобы вы подумали, что моё вмешательство в инцидент было вызвано одним лишь желанием угодить дочери столпа города, - витиевато объяснил он. - - Я поступил бы точно так же, будь вашим отцом рыбак с побережья или бедный крестьянин. Уверяю вас: родство с мэром, возможно, и добавило бы очарования какой-нибудь другой девушке, но вы, мадемуазель, сами по себе настолько восхитительны, обворожительны и полны природных достоинств, что скорее, это господин Арсено должен гордиться тем, что у него такая дочь. В любом случае, не вижу ничего предосудительного в том, чтобы близкие родственники двух достойнейших жителей города немного поговорили на общие темы, - он отступил на шаг и поклонился, подражая придворному. Несмотря на то, что на шляпе, украшенной всего лишь скромной лентой, отсутствовал плюмаж, поклон вышел весьма учтивым. - -Проследуем дальше, мадемуазель, - подхватывая девушку под локоток и увлекая её вглубь переулка, продолжил стряпчий, - Вас ничего не обеспокоило прошлой ночью? Я волею судьбы оказался на рыночной площади около полуночи и был поражён сладкоголосыми звуками серенады, которую исполнял под окнами вашего дома неведомый мне певец. Настолько поражён и восхищён, что даже подошёл к нему и слушал, как заворожённый. Боюсь, что менестрель выбрал неудачное время для концерта, хотя и поёт он как Орфей. Взгляд, который он при этом устремил на дочку мэра, красноречиво говорил: «Вы меня видели из окна своей спальни, сударыня? Я-то вас прекрасно разглядел и с тех пор думаю о вас непрерывно»
Иветта Арсено: Иветта задохнулась от обиды. - Вот, дожили, - пробубнила сзади Нинон. - Уже про эти песенки любой встречный будет говорить... Мадемуазель Арсено не обернулась к служанке. - Вы совершенно правы, сударь, - сказала она ровно и серьезно. - Певец, кем бы он ни был, выбрал неудачное место для концерта. Простая мещаночка, скромная девушка не заслуживает серенады. Прекрасная песня, сложенная самим Малербом, должна была бы прозвучать под окном у знатной дамы. И все же труд певца не пропал напрасно - он развлек вас. Уже хорошо. Девушка глядела спокойно и приветливо, но в душе глубоко вздохнула...
Антуан Лурмо: Антуан почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Ровный тон и спокойный взгляд Иветты его не обманули: он скорее почувствовал, чем понял, что попал впросак, желая усыпить подозрительность Аргуса в юбке, не сводившего недрёманного ока со своей молоденькой подопечной. Оступился на ровном месте, несколькими неудачными фразами разрушил свой воздушный замок и нанёс обиду, возможно – непоправимую, чувствительному девичьему сердцу. Дурак набитый, олух царя небесного, провинциальный простачок, на несколько мгновений возомнивший себя покорителем женских сердец – вот кто он на самом деле такой. Ещё один неудачный шаг – и его надежды завоевать сердце избранницы полетят в тартатары. А может, уже полетели…Он не знал, что лучше: упасть на колени и обратиться в дорожный прах у крошечных ножек Иветты или с разбегу размозжить себе голову о стену ближайшего дома. -Сударыня, - враз охрипшим голосом проговорил неудачливый поклонник, с трудом подбирая слова, - Какая знатная дама может сравниться с вами? Вы, и только вы одна заслуживаете десятка, нет, сотни, тысячи самых проникновенных серенад и сонетов! Я обидел вас? Ей-богу, провалиться мне на этом самом месте, я не хотел! Как мне заслужить ваше прощение? Тулузец запнулся, как будто у него отнялся язык. Впрочем, он готов был самолично его себе отрезать. Но тут две строчки из серенады, пропетой Ренаром по его же заказу, всплыли в памяти совершенно неожиданно, подсказанные то ли отчаянием, то ли надеждой всё исправить, и бедняга-стряпчий, окончательно смешавшись, прошептал, глядя в удивительные тёмно-серые глаза дочки мэра: -Вдруг страданья мои, моя преданность вам Побудят уступить неотступным мольбам!
Иветта Арсено: - Ого! - раздалось сзади. - Вот они, незнакомцы-то! Уже и сладкие слова в ход пошли! Уже и мольбы всякие неотступные!.. А на, барышня, пойдемте-ка домой! Сейчас же пойдемте! Пирожки и без вас найдется кому отдать старой госпоже! Ни Лурмо, ни Иветта ничего не ответили Нинон. Служанка могла бы перейти на древний халдейский язык - никто бы этого не заметил. - У вас хорошая память, сударь, - так же ровно сказала Иветта. - Или вы, как и я, знаете наизусть эти строфы? Девушке хотелось говорить что угодно, лишь бы увести разговор от опасной темы. Голос не выдавал смятения, бушевавшего в груди, а вот ушки начали краснеть. Барышне казалось, что ее последние фразы - про серенаду - были недопустимо вольными, почти непристойными.
Антуан Лурмо: У бедняги-стряпчего гора упала с плеч. Его не изгнали, с ним по-прежнему разговаривают! А как мило у мадемуазель Арсено розовеют ушки… Это от лёгкого смущения или всё ещё сердится? Если и сердится, то скрывает это весьма умело. Он окончательно убедился в том, что встретил ангела, облечённого в земную оболочку. Всё, чего в эту минуту ему хотелось, так это и дальше пребывать в тени незримых крыльев благодати, исходящей от дочки мэра. - Память у меня действительно хорошая, сударыня, - без ложной скромности признался мало-помалу обретавший привычное состояние духа стряпчий, - профессия тому способствует. Но на поэзию, увы, моё ремесло не оставляет ни времени, ни сил, хотя мне и стыдно в этом признаваться. Стремясь поскорее перевести разговор на безопасные предметы обыденной жизни, чтобы ничем в очередной раз не смутить и не обидеть свою спутницу, Антуан поинтересовался как бы между делом: - Простите великодушно за любопытство: кому предназначены пирожки? Аромат их так приятен, что вызывает в вашем покорном слуге воспоминания об отчем доме и материнской заботе. Занятый переживаниями, которые внушала ему прелестная Иветта, племянник судьи пропустил мимо ушей слова Нинон, в том числе и её упоминание «старой госпожи», потому собственный вопрос показался ему своевременным и уместным. Любопытство, как известно, не порок, тем паче - для стряпчего. Куда они направляются и, главное - к кому?
Иветта Арсено: Иветта улыбнулась, оглянулась на служанку: - Нинон, предложи господину Лурмо пирожок. - И добавила с нажимом: - Сейчас же... Нинон скорчила гримасу, которая должна была означать улыбку. Откинула расшитую салфетку с пухленьких, золотистых пирожков и произнесла: - Извольте, сударь, отведать... В глазах явственно читалось продолжение фразы: "...и подавись ты, прохвост, нашим угощеньицем!" - Я несу угощение моей бабушке, госпоже Леруж, - пояснила Иветта. - У нее собственный дом на побережье.
Антуан Лурмо: Вид пышных пирожков вызвал у не успевшего позавтракать стряпчего приступ лёгкого головокружения. Он и так-то уже еле на ногах держался от всего пережитого, в особенности - от близости мадемуазель Иветты, а тут пирожки! Порыскав взглядом по золотистой горке, он скромно взял тот, который лежал сверху, и надкусил...Несколько томительных мгновений прошли в молчании: дегустатор наслаждался сочной яблочной начинкой и мягкой оболочкой. "Хорошо, что Ренар успел взять пирожок", - промелькнуло в его голове. Прожевав первый, самый лакомый кусочек, Антуан наконец сумел вымолвить слово: - Мадемуазель, я более чем уверен, что тесто для этих пирожков вымешивала ваша ручка! В жизни не пробовал ничего вкуснее! Но идёмте же к госпоже Леруж, и поскорее! Бабушка ваша будет рада отведать этой пищи богов, приготовленной божественными ручками её внучки! В неуёмной голове стряпчего созрела новая идея: постараться расположить к себе мадам Леруж дабы заполучить в её лице верную сторонницу его матримониальных планов.
Иветта Арсено: Иветта просияла. В ее душе, как в душах подавляющего большинства женщин (любого возраста, сословия и характера) жил глубоко въевшийся, из поколения в поколение передающийся закон: "Накормить мужчину!" - Вам понравилось? Я рада. И вы почти угадали. Но не совсем. Тесто месила маменька, а я делала начинку. Там ведь не только яблоки! Мы добавляем в начинку мелко-мелко нарезанную морковку и немного меда... Да, бабушке наверняка понравится, хотя она у нас строгая и с твердым характером. Такая, знаете, грозная вдова, держит прислугу в страхе и трепете и расхаживает по дому, опираясь на большую палку. Однажды к ней залез вор, так она его этой палкой так отделала...
Антуан Лурмо: Женщины! Всё-то они хотят разложить по полочкам. Морковка, яблоки и мёд, а также другие тайные ингредиенты начинки на языке Антуана смешались в одно восхитительное и неделимое целое, в некую алхимическую субстанцию, неподвластную анализу. Спросите у женщины, какой мужчина ей по вкусу - и она выдаст длинный и подробный список черт характера, а также физических и финансовых данных. Спросите мужчину о девушке его мечты - и он не сможет вразумительно ответить, только обрисует руками силуэт и воскликнет "О!", подразумевая под этим и духовные и более приземлённые качества будущей избранницы. Для молодого стряпчего мадемуазель Арсено представляла собой именно такое "О!", исполненное высшей гармонии. Ради этакого приза он был готов подставить голову под клюку мадам Леруж. - Твёрдый характер - прекрасное качество, мадемуазель, - заявил отважный поклонник. - К тому же, смею вас заверить, я привычен к общению с людьми, обладающими оным качеством: такова моя достопочтенная матушка и таков её родной брат, мой дядя де Марверт. А далеко ли до побережья, где живёт ваша строгая родственница?
Иветта Арсено: Иветта на мгновение смолкла. Впервые в жизни ей захотелось, чтобы любимая бабушка жила далеко-далеко, за много лет отсюда. И чтобы пришлось долго-долго идти по дороге рядом с этим любезным, разговорчивым господином - и беседовать, беседовать... - О нет, месье Лурмо, мы уже пришли. Вон, видите, коричневая черепичная крыша? На ней еще флюгер в виде рыбки?.. Дедушка шутил, что это акула. Когда я была маленькая, то верила, что эта акула охраняет дом от злых людей... "А все-таки жаль, что не он заказал для меня серенаду... Но если эта песня приманила его на ночной улице под мое окно... может быть, это судьба?"
Антуан Лурмо: Дом под черепичной крышей произвёл на племянника судьи самое благоприятное впечатление, особливо по контрасту с Горелым. Войти мешало одно, но веское обстоятельство: воспитанный в строгом духе, молодой стряпчий не представлял, на каком законном основании он может проникнуть внутрь, не скомпрометировав этим незамужнюю барышню. Тулузец остановился: - Сударыня, не могу придумать дозволенной приличиями причины для своего появления пред очами мадам Леруж. Как по-вашему, есть ли смысл подождать здесь, покамест вы испросите у своей бабушки разрешения на мой визит? Я пока что посижу вон под тем кипарисом, сочиняя в уме ответ на письмо клиента. Но ежели вы также, как и ваш покорный слуга, затрудняетесь найти предлог, тогда я всё равно дождусь вашего возвращения и сопровожу вас с Нинон обратно к дому вашего батюшки. Зелёные глаза поклонника с тоской взглянули на флюгер.
Иветта Арсено: - Сидеть... выжидать... подкарауливать... - донеслось сзади злобное шипение. - У нас-то дома на этаких караульщиков собаку спускают... Не ответив служанке, Иветта сосредоточенно думала, прикусив губку. - Сударь, - наконец сказала она негромко, - я должна признаться вам кое в чем. Когда этот ужасный громила испугал меня, я шагнула назад - и оступилась на булыжнике, торчащем из мостовой. Нет-нет, я даже не подвернула ногу, но, кажется, потянула какую-то жилочку. Весь путь до дома бабушки я храбрилась и старалась не хромать. Но теперь нога разболелась так, что каждый шаг дается мне с трудом. И я просто вынуждена попросить у вас разрешения опереться на вашу руку, чтобы вы помогли мне войти в дом. Понимаю, что моя просьба дерзка... И с такой убежденностью девушка это сказала. что и сама почувствовала, что у нее болит нога. Левая. "Так мне, лгунье, и надо!" - с раскаянием подумала Иветта. - Да на меня обопритесь! - закудахтала Нинон. - А у тебя корзина в руках, - отпарировала барышня. - Ты рассыплешь пирожки.
Антуан Лурмо: На лице Антуана появилось выражение искреннего сочувствия пополам с раскаянием: если бы он только знал, что Иветта шла, претерпевая боль в ноге, он бы ее донёс на руках. Но теперь эта возможность была упущена. Хотя почему упущена? Им ведь предстоит преодолеть обратный путь к дому мэра! Поклонник воспрял духом и повеселел: ежели ножка Иветты не перестанет болеть к концу визита, он доставит её домой, как в портшезе! - Обопритесь на мою руку безо всякого стеснения, мадемуазель: христианский долг обязывает оказывать помощь болящим братьям и сёстрам во Христе, а самим страдальцам – таковую принимать, невзирая на условности этикета. Проникновенная речь была прежде всего обращена к Нинон. После мимолётной паузы Лурмо добавил, желая польстить суровой служанке и вызвать её если не расположение, то хотя бы терпимое отношение к своей особе: - Нинон, я успел заметить, что ты всем сердцем радеешь о благе своей госпожи! Сие качество в наше время настолько редко встречается, что я не могу не выразить своего восхищения и одобрения оным! Лурмо подставил правую руку Иветте в качестве надёжной опоры, а левой взялся за дверной молоток и постучал в дверь.
Иветта Арсено: Распахнулась дверь. На пороге стояла... стояло... Право же, только женская одежда и отсутствие усов или бороды позволяли определить пол служанки, встретившей гостей. Могучие плечи и спина, короткая шея, широкое плоское лицо со сросшимися бровями могли бы принадлежать разбойнику с большой дороги. Взгляд, который служанка бросила на Лурмо, вполне гармонировал с ее обликом. - Не пугайся, Туанетта... - быстро сказала мадемуазель Арсено. Служанка, которую явно не напугало бы и нечто более серьезное, чем вторжение в дом юного стряпчего, хмыкныла и шагнула в сторону, пропуская гостей. - Месье Лурмо защитил меня от уличного наглеца... и был так любезен, что помог мне дойти до дома, я слегка подвернула ногу... Тут Иветта сообразила, что служанка сейчас сгребет ее в охапку и на руках отнесет в гостиную. Поэтому она приказала быстро, но твердо: - Туанетта, сейчас же возьми у Нинон корзину. Она тяжелая, девушка устала...
Антуан Лурмо: - Матерь Божья, - вырвалось у Лурмо, и он покрепче сжал локоток Иветты – скорее, сам ища опоры нежели оную предлагая. Предусмотрительная мадам Лурмо брала в услужение перезрелых и весьма непривлекательных девиц, дабы не вводить в искушение своего супруга и не подвергать дьявольским соблазнам юного отпрыска, но даже они не шли ни в какое сравнение со служанкой вдовы Леруж. - Доброго дня, сударыня, - поспешил исправиться гость и изобразил полупоклон, понимая, что прислуге доброе слово всегда приятно. - Боюсь, мадемуазель Арсено недооценивает тяжесть своего положения: ей надо поскорее присесть и отдохнуть. Я провожу её к мадам Леруж. Сказано было вежливо, но твёрдо, и стряпчий дополнил слово делом: снял свою серую шляпу и стал озираться в поисках места, куда бы её пристроить. Уходить он не собирался.
Иветта Арсено: Туанетта одной рукой твердо отобрала у Нинон корзинку, другой рукой взяла у Лурмо шляпу и буркнула нечто неразборчивое. При желании это можно было понять как приглашение. - Нам вон туда, по коридору - и в гостиную, - шепнула Иветта. Коридор был полутемным, да и гостиная освещена была немногим лучше: из двух окон одно было наглухо завешено портьерой, а на другом портьера была прихвачена бархатным шнуром и позволяла солнечным лучам проникнуть в дом. Иветта вспомнила, как отец однажды сгоряча сказал маме: "Знаешь, почему твоя мамаша всегда встречает гостей в полутьме? Воображает, что так не видно, как она старится. Думает, что в сумраке она по-прежнему красавица!" Так или не так, но женщина. сидевшая в кресле с высокой резной спинкой, действительно казалась красавицей, чей дом каким-то чудом обошла старость. Это была властная, жесткая, повелительная красота - правильные черты лица, пышные волосы (в полумраке они казались не седыми, а светлыми), гордо расправленные плечи... Под рукой у Терезы Леруж стояла трость... да какая там трость - настоящий посох, увесистый, с тяжелым резным набалдашником. Но суровый и грозный вид сразу слетел с Терезы, когда она увидела внучку, опирающуюся на руку неизвестного молодого человека. - Что с тобой, деточка? - встревоженно спросила она красивым, глубоким голосом. - Ничего страшного, бабушка, - поспешила успокоить ее Иветта. - Немножко оступилась. Но все могло бы быть хуже, если бы не вот этот благородный господин.
Антуан Лурмо: "Благородный господин", поражённый видом мадам Леруж, застыл на месте. Слово "бабушка" никак не вязалось с этой красивой и горделивой дамой. "Вот так-так!" - промелькнуло у него в голове. У стряпчего была возможность сравнить трепетный весенний цветок с отцветающей, но еще пышной розой, сохранившей не просто намёк на былую красоту, но гораздо более того. До полной картины недоставало промежуточного звена в лице мадам Арсено, но Лурмо был уверен, что в самом ближайшем времени будет иметь возможность познакомиться с будущей тёщей. Главное сейчас – не напортачить с мадам Леруж. Молодой тулузец, ещё не успевший прославить свою собственную фамилию, призвал на помощь дядю, чтобы вызвать у гранд-дамы хоть какое-то подобие доверия к себе. Судья это судья, как ни крути. И приставочка "де" что-нибудь да значит в глазах третьего сословия. -Моё глубочайшее почтение, сударыня, - склонил он голову, – Антуан Лурмо, племянник судьи де Марверта. Разрешите помочь мадемуазель Арсено дойти до кресла? После чего я откланяюсь дабы не мешать своим присутствием вашей встрече. Поклонник незаметно сжал локоток Иветты, чтобы намекнуть ей: откланиваться он не собирается, и сказанное – всего лишь фигура речи и уступка этикету.
Иветта Арсено: Иветта позволила своему спасителю довести себя до кресла, с которого только что встала бабушка. Едва девушка села, как верная Нинон упала рядом на колени, скинула с хозяйки туфельку и принялась ощупывать ножку в белом чулочке. Ножку не так чтоб маленькую, но красивой формы. Но Антуан Лурмо не смог оценить ни ее размера, ни формы: коленопреклоненная служанка закрыла от него это милое зрелище. А бабушка строго поинтересовалась: - Что значит "все могло быть хуже"? Выглянув из-за Нинон, Иветта быстро рассказала о своем приключении. Причем ухитрилась, не вдаваясь в подробности, выставить Лурмо в самом привлекательном свете. - Ну, поговорю я с твоим папашей! - вознегодовала вдова Леруж. - Послать ребенка через город, полный всякого сброда! Затем Тереза обернулась и цепко, бесцеремонно оглядела Лурмо с ног до головы. Видимо, осмотром она осталась довольна, потому что голос пожилой дамы слегка смягчился: - Сударь, примите мою глубокую признательность. Понимаю, что предложить вам деньги - значит оскорбить вас. Но, может быть, вы согласитесь разделить наш скромный обед? За ее спиной Нинон и Туанетта обменялись понимающими взглядами. И взгляды эти говорили: "Хотела бы я посмотреть, как он посмел бы отказаться!.."
Антуан Лурмо: Нинон напрасно старалась скрыть от гостя ножку своей госпожи: присутствие старшей родственницы Иветты принуждало стряпчего казаться скромнее, чем он был на самом деле. Зато сама мадам Леруж сумела смутить его, упомянув о деньгах. Приглашение же остаться на обед было как нельзя кстати. --С удовольствием и благодарностью отобедаю в вашем обществе, - поклонился Лурмо. – Признаюсь вам, сударыня, что в Этре я человек новый, и мне было бы интересно узнать побольше и о самом городе, и о его достойных жителях. Мой дядя настолько загружен текущими делами, что не имеет ни времени, ни желания разговаривать со мной о чём бы то ни было помимо юриспруденции. А мне бы так хотелось побыстрее осмотреться, укорениться и стать своим человеком в городе, с которым я связываю своё будущее. В высшей степени благонадёжный и скромный молодой человек. Лурмо чуть было и сам не поверил, что он такой и есть. Впрочем, ради Иветты он действительно готов был меняться к лучшему.
Иветта Арсено: - Надеюсь, сударь, - снова высунулась Иветта из-за плеча служанки, - что вы любите рыбу. У бабушки всегда к столу рыба - так, бабулечка? - Ишь, разболталась! - без гнева прикрикнула на нее мадам Леруж. - Видно, не так уж у тебя нога и болит... Но ты угадала, егоза. Сегодня у нас жареная камбала в сухарях... Иветта тихонько хихикнула, вспомнив слова, брошенные матерью в раздражении: "Моей мамаше кто-то сказал: мол, от мяса быстро старятся. Вот она мясо есть и перестала, лопает рыбу да овощи..." Туанетта без приказа вышла из комнаты. Надо полагать, пошла предупредить кухарку, что к обеду будет еще один рот. И наверняка прожорливый.
Антуан Лурмо: Иветта показалась стряпчему настолько серьёзной и рассудительной девушкой, что он пока не мог представить её в качестве легкомысленной попрыгуньи, которую подразумевало слово «егоза». Он переместился поближе к предмету своего интереса, но занять соседнее кресло без специального приглашения не решился и продолжил светский разговор с мадам Леруж стоя. К счастью, кулинарная тема была ему близка как никакая другая: сколько бы яств ни было подано к обеду, бедняга школяр по окончанию оного вставал из-за стола с чувством лёгкого голода. Единственная трудность в настоящий момент заключалась в том, что он представления не имел, что такое камбала, и с чем её едят. Может быть, с петрушкой и бобами? В Тулузе, пределов которой он не покидал ни разу в жизни за исключением последнего переезда в Этре, на стол подавали пресноводных щучек и окуньков, выловленных в Гаронне, да монастырских карпов, и только по постным дням. Основным же блюдом в доме его отца была тушёная белая фасоль с редкими вкраплениями бараньего мяса. Лурмо невольно сглотнул и сделал комплимент, возможно, что и преждевременный, умениям кухарки мадам Леруж: - Уверен, что камбала, приготовленная в вашем доме, – это пища богов, и я предвкушаю, как вернувшись на побывку на родину, буду рассказывать матушке и сёстрам об этом восхитительном лакомстве!
Иветта Арсено: - На родину? - любезно поинтересовалась вдова Леруж - А откуда вы родом, сударь? И когда изволили прибыть в наши края? Хозяйка дома поддерживала разговор не только из искреннего интереса (ведь не случайно же этот молодой человек так бережно довел до дому ее внучку и не спешит откланяться!), но и для того, чтобы дать служанкам собрать на стол. Госпожа не боялась, что на гостя не хватит угощения. И не только потому, что она ждала в гости внучку - и кухарке было об этом известно. Нет, в доме Терезы Леруж существовала молчаливая традиция: пища готовилась в большом количестве, а то, что оставалось от хозяйской трапезы, доедали служанка и кухарка. Во всем прочем Тереза не была мотовкой, но на еде для слуг она не экономила. Но сегодня Туанетте и Берте придется обойтись стряпней попроще. Ничего, переживут... А тут подала голос Иветта: - Ой, Нинон, перестань, щекотно! У меня уже все прошло! - Да, щиколотка не распухла, - подтвердила Нинон, надевая туфельку на ножку хозяйки и поднимаясь с колен. - Видать, барышня слегка жилку потянула, вот и все.
Антуан Лурмо: Стряпчий вздохнул с облегчением, в котором, однако, была немалая доля разочарования. Он был рад, что ножка Иветты больше не болит, но при этом разочарован тем, что его намерение отнести дочку мэра обратно к отчему дому на руках превратилось в прах. - Прибыл в Этре два дня назад по вызову дяди: ему срочно понадобился надёжный помощник, а мне – мудрый наставник. - продолжил он разговор с мадам Леруж. - А так-то я из Тулузы, сударыня. Что за город! Обширный, богатый, в распоряжении коего собственные Университет, Парламент, арабские бани и многое другое, полезное и нужное жителям. Все дома из розового кирпича: восхитительное зрелище, особливо при восходе и закате солнца…А какие особняки отстроили себе торговцы вайдой – в несколько этажей! Ну и, разумеется, кухня: мясное рагу с бобами, колбаски, сыры со слезой, гусиный паштет…В дополнение к сему прославлен в веках поэтическими турнирами, победителям коих вручалась золотая фиалка: символ невинности и девичьей скромности… Последняя из трелей тулузского соловья предназначалась Иветте: при слове «фиалка» Лурмо не удержался и посмотрел на прелестную внучку мадам Леруж, но тут же отвёл взгляд, чтобы не показаться навязчивым.
Иветта Арсено: Иветта широко распахнула глаза. Мир разрастался до невероятных пределов. Нет, конечно, она была начитанной девушкой и могла рассказать и про дальние страны, и про прекрасный Париж. Но в глубине души жило детское сомнение: а вдруг все это только в книгах? Вдруг на земле есть только Этре, Ларошель... нет, Париж все-таки был, туда ездил как-то с торговыми делами отец и привез ей оттуда туфельки и браслет... Мир принялся расти, когда начались военные действия и городок наводнили военные. Нинон, бойкая девица, шепотком рассказывала про свои знакомства с наемниками, которые заявились в Этре из разных земель. А теперь в жизнь скромницы Иветты вошел прекрасный город с розовыми домами в несколько этажей... "Надо научиться делать гусиный паштет, - приказала себе девушка. - Рагу с бобами я уже смогу приготовить..." Словно прочитав ее мысли, бабушка сказала: - Гусиного паштета не обещаю, молодой человек, но надеюсь, наш скромный обед вам понравится. Прошу в столовую. Перешагнув порог, мадам Леруж с удовольствием увидела, что служанка правильно поняла ее беглый взгляд и достала из сундука серебряные тарелки. Когда Тереза ужинала одна, на столе стояли красивые глиняные мисочки. Но молодому человеку, который так часто оглядывается на Иветту (причем старается делать это незаметно), надо сразу показать, что девочка не из нищей семьи... А кухарка Берта водружала на стол блюдо с большими кусками жирной камбалы, зажаренной в яйце и сухарных крошках. К рыбе были поданы отваренные и мелко нарезанные овощи: морковь и репа. И много-много зеленого горошка, до которого хозяйка была большой любительницей. - И бутылочку белого к рыбе, Берта, - распорядилась вдова Леруж. - Пусть будет гайяк...
Антуан Лурмо: Мир школяра, неприхотливого, как большинство мужчин, при виде уставленного блюдами стола сузился до его пределов. Но в центре этой копии вселенной яркой звёздочкой сияла мадемуазель Иветта. Дочка мэра была средоточием всего самого лучшего, самого, ежели выражаться языком гурмана, к коим ничтоже сумняшеся относил себя тулузец, вкусного, утончённого и изысканного. Отодвинув стул во главе застолья, дабы дать усесться мадам Леруж, стряпчий сразу же подскочил к другому, предназначенному, по его мнению, для удобства Иветты. - Садитесь, демуазель! Полагаю, вам по-прежнему трудно стоять, хотя вы и утверждаете обратное. Серебряные тарелки радовали глаз. И однако, что такое роскошь по сравнению со скромным обаянием истинного чувства? Лурмо чувствовал, что был бы счастлив вкушать камбалу, морковь и репу даже и с оловянных тарелок, возможно что и с виноградных листьев, разложенных прямо на траве. Только бы всё это происходило в присутствии мадемуазель Арсено. Но, представив себе как он, не пользуясь столовыми приборами, подносит к ротику Иветты кусок обсыпанной сухарями рыбы, стряпчий тут же оборвал полёт своей фантазии: его избранница заслуживала самого лучшего, и потому надо сделать так, чтобы их семейный стол ни в чём не уступал столу бабушки Леруж. -Мадам! Камбала так благоухает, что я, грешный, не могу дождаться прочтения застольной молитвы дабы с чистой совестью приступить к еде! - обратился он к хозяйке дома, предвкушая начало трапезы.
Иветта Арсено: Иветта умиленно взирала на стол. Как же здорово, что выставлены серебряные тарелки! Во-первых, господин Лурмо увидит, что и в захолустном Этре проживают не только нищие. Во-вторых, бабушка отнеслась к гостю внимательно и с уважением. Значит, бабушка может стать союзником для... для... собственно, для чего? Мадемуазель Арсено еще не строила никаких планов, но уже чувствовала, что мир почему-то раскололся на две неравные части. На одной стороне - все человечество. На другой - она, Иветта. И почему-то месье Лурмо... А Тереза Леруж, усмехнувшись, величественным жестом пригласила гостей за стол. Сложив у груди руки, пожилая женщина в простых словах принялась благодарить бога за ниспосланную им пищу. Так, как всегда молились гугеноты. По-французски.
Антуан Лурмо: Лурмо, как полагалось, склонил голову и беззвучно зашевелил губами, усердно делая вид, что повторяет за хозяйкой слова молитвы. Тем временем перед его мысленным взором разверзалась пропасть. То, что его избранница оказалась гугеноткой, само по себе не могло охладить сердечные порывы тулузца. Будь Иветта сарацинкой – он и тогда не перестал бы её любить. Но увы, в таком деле как брак, его собственное мнение решающего значения не имело. Его дядя не мог не знать, что мэр города – гугенот, но при этом, как показалось Лурмо, своими руками подталкивал племянника к знакомству с его дочкой, отправив петь серенады. Неужто окажет поддержку? Стряпчий преисполнился надежд, но тут же представил, что скажет мадам Леруж, ежели догадается о чувствах католика к своей внучке. Одно дело – пригласить его за стол, другое – благословить ухаживания с прицелом на брак. А мэр и его жена? А сама Иветта? Она ведь тоже пока не подозревает, что они принадлежат к враждующим конфессиям! Перспектива повести избранницу сердца к алтарю таяла на глазах, как песочный замок, чьи непрочные укрепления размывали морские волны. Стряпчий взглянул на милое личико и на него, человека сугубо штатского, вдруг накатил прилив отчаянной отваги: ежели Иветта ответит ему взаимностью, он её похитит! Разумеется, с её ведома и согласия. Увезёт в родную Тулузу и там бросится к ногам матушки и попросит разрешения на брак. Но тут же взяло верх благоразумие: законы он худо-бедно знал, и вспомнил, что за такие дела полагалось суровое наказание. А Иветта, ежели и согласится на такой безумный поступок, будет опозорена до конца своих дней. Стряпчий почувствовал, что оказался в западне. Желание отведать даров моря в виде камбалы улетучилось: до них ли ему сейчас, когда рушатся радужные надежды на счастье! Погрузившись в пучину отчаяния, тулузец не заметил, как вслух – просто по укоренившейся с детства привычке, - громко произнес заключительные слова молитвы, которую произносили перед едой в доме его отца. Разумеется, на латыни: - …sed libera nos a malo. Amen!
Иветта Арсено: Мадам Леруж чуть приподняла бровь. Нинон и Туанетта, прислуживавшие за столом, переглянулись. Иветта чуть побледнела и опустила взгляд на тарелку. Чеканная кайма по серебряной кромке больше не радовала взгляд. А Тереза Леруж напомнила себе, что стены ее дома - не стены Ларошели. Военные действия ведутся не здесь. И гостеприимство еще никто не отменял. - Приступим к трапезе, - сказала она приветливо. И добавила, адресуясь персонально к Лурмо: = А на сладкое будут пирожки. Те самые, которые вы героически отстояли у злоумышленников, сударь.
Антуан Лурмо: Стряпчий, поняв, что выдал себя, поднял взгляд на Иветту. Побледневшее лицо и потупленный взор дочки мэра сказал ему о многом, ежели не обо всём. Он собрался с духом: в конце концов, мужчина - он, и ему, а не мадемуазель Арсено подобает брать на себя ответственность за всё происходящее и сейчас, и впредь. Непросто ему было посмотреть на мадам Леруж, но он заставил себя это сделать и сказал серьёзно и искренне: - Сударыня, покорнейше прошу прощения за то, что пришёл в ваш гостеприимный дом, не сообщив о том, что исповедую чуждую вам веру. Я не извиняюсь за принадлежность к святой католической церкви: это было бы преступлением и перед Богом, и перед моей собственной совестью, и перед памятью моего покойного отца, который меня в этой вере воспитал. Но позвольте заверить вас: начиная с сегодняшнего дня я буду верным и преданым другом вашего семейства, а ради мадемуазель Арсено готов на большее, чем спасение пирожков.
Иветта Арсено: Приветливая улыбка замерзла на лице мадам Леруж. Оказывается, все обстояло серьезнее, чем показалось ей сначала! Молодой человек увлечен не на шутку. И отнюдь не скрывает своих чувств... Если бы здесь, за столом, присутствовал Арсено, папаша Иветты... ну и физиономия была бы у этого ничтожества! Эта мысль изменила настроение Терезы. Да, конечно. Это надутое ничтожество лопнуло бы от злости. А с чего бы? Парнишка-то какой славный... А внучка как вспыхнула, как зарделась! И губками чуть шевелит: похоже повторяет про себя слова, который произнес этот мальчик...
Антуан Лурмо: Ответом признанию стряпчего было многозначительное молчание, из которого он сделал для себя самые неутешительные выводы. Сгорая от стыда и досады, Лурмо всё же решил не сдаваться: тулузская и школярская закваска давали о себе знать. Гугеноты, насколько он себе представлял, были людьми скромными, тяготеющими к простоте, и неодобрительно, ежели не сказать – презрительно относились к громким словам, предпочитая им добрые дела. Возможно, дамы просто-напросто растерялись и смутились от его излишней откровенности? Школяр самым внимательным образом пригляделся к камбале в сухарях, лежавшей перед ним на серебряном блюде. Вдруг кухарка случайно проглядела одну, но столь необходимую ему кость? Ежели таковые вообще имелись в этой неведомой ему морской рыбине. Поковырявшись трезубцем в содержимом тарелки, Посейдон так и не обрёл искомого. А когда ему везло? Отправив в рот кусок камбалы и отдав должное восхитительному вкусу, он вдруг закашлялся, побагровел, выронил вилку и обеими руками схватился за горло. Увы: задумав вызвать к себе жалость, дабы отвлечь гугенотских дам от неприятной темы вероисповедания, школяр попался на крючок своего собственного замысла. Поклясться на Библии, что причиной удушья, грозившего ему неминуемой гибелью, была именно рыбья кость, он бы не посмел, поскольку был уверен, что в доме мадам Леруж костлявую рыбу к столу не подают ни под каким соусом. Что это было, он не имел ни малейшего понятия: возможно, по свойственному ему нетерпению просто попытался проглотить слишком большой кусок. Впрочем, в настоящий момент он не мог ни клясться, ни божиться, ни даже вздохнуть, и мысленно простился с мадемуазель Иветт.
Иветта Арсено: Мадам Леруж, растерявшись, и слова не успела сказать, а Иветта, подхваченная героическим порывом, уже летела к стулу гостя. Девушка не раз видела, как папенька, имевший привычку есть быстро и жадно, давился лакомым куском. Маменька в таких случаях стучала ему по спине, давала глотнуть вина и ворчала что-то о людях, которые жрут так, словно обед вот-вот убежит из тарелки... Ворчать взволнованная Иветта не собиралась. Она точно и сильно врезала господину Лурмо ладошкой между лопаток. Тут же поднесла ему кубок вина. Появившимся откуда-то в руках платочком быстро вытерла молодому человеку выступившие на глазах слезы. Тут всплеск отваги иссяк. Покрасневшая Иветта ретировалась к своему креслу и виновато прошептала: - Сухарная крошка не в то горло попала... Тереза Леруж только головой покрутила. Ай да внучка!
Антуан Лурмо: Лурмо не ожидал, что его кто-то спасёт, по той простой причине, что искренне считал сие невозможным. Однажды, ещё в бытность свою школяром, прогуливаясь по окрестностям родного города, он видел, как дородная крестьянка привела в чувство хлебнувшего лишку младенца: перевернула его вниз головой и потрясла. С тех самых пор он пребывал в уверенности, что только так и следует поступать с теми, кому кусок встал поперёк горла. Но перевернуть его вниз головой в столовой мадам Леруж было явно никому не по силам, посему он смирился со своей преждевременной кончиной. Сообразительность, ловкость и быстрота, с которыми Иветта вырвала его из костлявых объятий старухи-Смерти, а ещё более то, как прелестная избранница утёрла его своим платочком, потрясли стряпчего до глубины души, и он понял, что запутался в силках Амура окончательно и бесповоротно. Ещё он понял, что подавился бы насмерть снова только заради того, чтобы ощутить между лопаток прикосновение маленькой ладошки, от которого у него (он мог в этом поклясться) начали расти крылья. Окрылённый любовью и признательностью, стряпчий вскочил со стула так резко, что опрокинул его навзничь, и поклонился своей спасительнице: - Мадемуазель, - сказал он охрипшим от волнения и недавнего удушья голосом, - Мадемуазель… Больше он ничего не сказал, но посмотрел на Иветту таким пламенным взором, от которого покраснели бы яблочки во всех окрестных садах..
Иветта Арсено: Нинон тихонько фыркнула. Туанетта с каменным лицом подняла упавший стул и поставила его на место. (Впоследствии она призналась Нинон, что охотно шарахнула бы этим стулом гостя по башке. Мало того что поганый католик, так еще и к нашей девочке клеится!) А вот бабушка растаяла. Тереза Леруж умела меж поступков и слов читать мысли и чувства. И сейчас за молчанием внучки и взволнованным голосом гостя ей открылась целая поэма. "Ну и что же, что католик! Это еще надо посмотреть, как повернутся события. Может, гугенотам во Франции так туго придется, что хоть беги за море! А мальчик все-таки неплохой..." - Молодой человек, прошу у вас прощения. Вероятно, моя кухарка перестаралась с сухарями. Присядьте, прошу вас, глотните немного вина и расскажите еще о себе. Вы к нам надолго? До этого мгновения Иветта сидела, потупив взгляд в тарелку. ("Вот умру, а не подниму глаз!") Но при последних словах бабушки она вскинула личико. Румянец сменился бледностью. "Надолго ли?.. Он что, еще и уехать может?!"
Антуан Лурмо: Лурмо чуть было не сел мимо подставленного Туанеттой стула и дрожащей рукой плеснул себе в бокал вина. Промочив пересохшее горло, он начал излагать краткую историю своей жизни: - Я происхожу из почтенной семьи, мадам, чем немало горжусь. Мой отец, увы, ныне покойный, был одним из известнейших в Тулузе стряпчих и владел половиной доли в адвокатской конторе, которая (доля) после его преждевременной кончины отошла мне, как единственному сыну, а вполне приличная рента обеспечила достойное существование моей матушке и двум сестрицам. Сёстры, я уверен, в ближайшие несколько лет будут выданы замуж за весьма достойных молодых людей из нашего адвокатского сословия. Я уже говорил, что приехал в Этре по вызову дяди-судьи, которому срочно понадобился помощник. Для меня самого эта поездка хотя и сопряжена с разлукой с родными, а также с временным перерывом в штудиях, зато является бесценной возможностью на практике освоить то, что до сих пор я знал лишь по сухим изложениям в учебниках и лекциям докторов права. Не могу ответить точно, насколько затянется мое пребывание в Этре, но, надеюсь, что оно продлится достаточно долго: мой дядя – человек основательный, и не отпустит меня, пока не будет уверен, что я набрался под его руководством достаточно опыта, дабы принять бразды правления в адвокатской конторе отца. Дело в том, что компаньон, который сейчас ведёт все дела в ожидании того момента, как я получу разрешение практиковать, человек весьма преклонных лет, к тому же бездетный холостяк. У нас с ним уговор, что уходя на покой, он продаст свою половину доли мне. Отдав дань памяти Лурмо-старшего, чью профессиональную известность он изрядно преувеличил, а также почти не покривив душой насчет брачных видов своих сестер (у его матери, насколько он знал, действительно было на примете несколько выгодных вариантов), Лурмо-младший замолк и сделал ещё один глоток вина. Его собственные перспективы получить адвокатскую контору в своё полное распоряжение были именно такими, какими он их представил на суд мадам Леруж. Дело было за малым: сдать экзамен на бакалавра, обзавестись лицензией на адвокатскую практику и деньгами на покупку доли у компаньона отца. Об истории, из-за которой он отправился в ссылку, никто в Этре, к счастью, не знал: только дядя и Ренар.
Иветта Арсено: Мадам Леруж одобрительно кивала в такт округлым, гладким фразам. Ай да мальчик, прирожденный судейский! А Иветта поняла самое главное для себя. И когда Лурмо замолчал, девушка спросила негромко и застенчиво: - Значит, когда вы наберетесь опыта... вы насовсем уедете в свою Тулузу? "Да. Уедет. В прекрасный город с розовыми домами. И оставит меня совсем-совсем одну..." Тереза с веселой укоризной покосилась на внучку и подумала: "Не спеши, коза, все волки наши будут!"
Антуан Лурмо: Весёлая укоризна, с которой мадам Леруж посмотрела на свою прелестную внучку, наполнила сердце стряпчего надеждой: - Увы, уеду, мадемуазель, но не раньше, чем достигну главной цели: способности продолжить дело отца, который был не только сведущ в юриспруденции, но также являлся надёжной опорой своим родным и близким. Я говорил, что сегодня буду писать письмо в Тулузу матушке и сестрицам? Мадам Леруж, мадемуазель Арсено, вы позволите упомянуть в нём о знакомстве с вами и о чести быть принятым в вашем доме? Я бы хотел разделить свою радость с теми, кого люблю и почитаю всем сердцем. Лурмо казалось, что его должны были понять правильно, особливо – мадам Леруж, женщина с большим жизненным опытом.
Иветта Арсено: - Отчего же нет, - добродушно согласилась Тереза. - Отчего бы вам и не написать своим родным о старой женщине, которая всегда будет рада видеть вас гостем? "Арсено придет в ярость, - подумала она. - Назовет меня старой сводней, когда узнает... Но когда меня пугала ярость этого откормленного поросенка? Он так забавно визжит, когда злится!.. А если вздумает орать, что не даст дочери приданого, так ведь у Иветты бабушка не нищая..." Иветта тем временем сообразила, что до сих пор она возмутительно, просто преступно пренебрегала своими родственными обязанностями. Старенькую бабушку нужно навещать как можно чаще! Каждый день, вот! А вслух она попросила: - Пожалуйста, расскажите о вашей матушке. Она наверное, строгая женщина? Иветте хотелось также спросить, как госпожа Лурмо относится к гугенотам. Но она не решилась.
Антуан Лурмо: - Сударыня, не сочтите за вольность, но в вашем обществе я чувствую себя так же свободно и легко, как будто знаком с вами уже много лет, - сообщил Антуан хозяйке дома. Поистине: стряпчий не отказался бы столоваться у мадам Леруж и вести с ней серьёзные или шутливые застольные беседы ежедневно. Но при одном условии: чтобы место за столом напротив него занимала её внучка. – Что касается строгости, мадемуазель, то вынужден признать, что моя мать ко мне, своему единственному сыну, временами бывает поистине беспощадна. Однако при этом – нежнейшая пестунья и мудрая наперсница для моих сестриц. И не только для них, но и для их подруг. Думаю, что будь у неё невестка, особенно одних лет с моими сестрами, с ней матушка обходилась бы так же заботливо и приветливо, как с Клод и Анной. С нею самой свекровь обращалась на удивление строго, и потому она не устает повторять, что своей собственной невестке, буде таковая появится, она станет любящей матерью и верной подругой. Поскольку не могу припомнить ни единого случая, когда моя матушка погрешила против правды, уверен, что так оно и будет. Пылкий поклонник сам удивлялся гладкости, а главное – искренности своих речей. Первое, в общем, было неудивительно: как бы ни был школяр нерадив в учении, ежечасно соблазняясь более увлекательными занятиями, многочисленные университетские диспуты не прошли для него даром. Что же касается второго – это было нечто новое, поскольку он с самого детства частенько вынужден был прилгнуть ради того, чтобы избежать расправы со стороны тяжёлой на руку матери. Но сидя за столом мадам Леруж, он был настолько же правдив, как отрок на первом причастии. Вот какое благотворное влияние оказывало на бесшабашного школяра одно лишь присутствие мадемуазель Арсено!
Иветта Арсено: Иветта слушала речь Лурмо, как прекрасную песню... ах, кстати о песне: все-таки он заказал ту серенаду? Или случайно подошел ее послушать? Это же так важно, это же просто необходимо узнать! Ах, как глупо устроен мир! Почему нельзя напрямик спросить о том, что тебя мучает? А Тереза, матерый ветеран застольных бесед, упорно подводила разговор к теме, которая ее больше всего волновала. - Прошу вас, сударь, кушайте... сейчас принесут простой десерт - пирожки, яблоки, груши... Ах, разве так я угостила бы вас, если бы не тяжелые времена! И не в том беда, что продукты вздорожали... это еще ладно, мне покойный супруг кое-что оставил... а то беда, что не купишь ничего! Еще спасибо, с рыбой хорошо... Ах, война, война! А вы, молодой человек, приехали в наши безумные края, почитай что на войну, из мест благословенных и спокойных, вам-то каково? Впрочем, может быть, я ошибаюсь? Может, и у вас в Тулузе такие же религизные распри, как и здесь?
Антуан Лурмо: По сравнению с Этре Тулуза, вне всякого сомнения, была раем на земле. Но честный стряпчий не мог не признать и того факта, что давно прошли времена, когда его родной город являлся колыбелью веротерпимости. В августе приснопамятного 1572 года там произошло массовое избиение гугенотов, что до сих пор аукалось обеим сторонам. Лурмо впервые призадумался о том, так ли безопасно везти Иветту в Тулузу. Есть же и другие места, поспокойнее: Пуатье, например. У его дяди де Марверта там связи, дом, парламент, куда стряпчий вдруг воспылал желанием проникнуть благодаря протекции судьи, а Иветте будет не так уж и далеко ездить на встречи с родственниками. Этот вариант стоило как следует обдумать. Лурмо серьёзно и испытующе посмотрел на хлебосольную хозяйку дома: чем дальше, тем больше он чувствовал, что они с этой бесспорно умной, практичной и обаятельной гугенотской дамой на одной волне и понимают намёки друг друга с полуслова. Амбициозный школяр унёсся мечтами в заоблачную даль: дядя пока что крепок здоровьем и совсем не стар, но в один прекрасный день ему так или иначе придется уйти в отставку. Почему бы ему не передать президентские бразды племяннику, намекнув нужным человечкам, что есть у него на примете сметливый преемник? К счастью, должности покупались и продавались. Вот и надобно вместо того, чтобы выкупать долю у компаньона батюшки, продать ему или другому стряпчему свою собственную, взять энное количество денег в долг и прикупить тёплое парламентское местечко. Любой другой претендент на руку дочки мэра в данном случае обязательно бы подумал о том, что приданое невесты можно пустить на благое дело: приобретение выгодной должности, но тулузец был настолько искренне и бескорыстно увлечён Иветтой, что подобная своекорыстная мысль даже мимоходом не посетила его светлую голову. -Тулуза – изобильное, спокойное и гостеприимное место, сударыня. Но видите ли, мой дядя-судья родился и много лет прожил в Пуатье и занимает в тамошнем парламенте почётную должность Президента следственной палаты. Ваш вопрос навёл меня на неожиданную мысль: не лучше ли после окончания срока пребывания здесь, попроситься в Пуатье? Как вам кажется, это здравый план, или не стоит бросать родные пенаты, под коими я подразумеваю Тулузу, ради места в Парламенте Пуатье?
Иветта Арсено: - Ну, молодой человек, - весело и добродушно развела руками Тереза, - это вы меня, старую женщину, вдову торговца, спрашиваете про выгоды парламентского места по сравнению с судейской практикой? Юнец нравился ей все больше и больше. Сердце и голова у него работали в лад, не мешали друг другу. Кажется, он не глупел от сердечных переживаний и не становился бессердечным от больших планов на будущее. - Во всяком случае, я берусь предсказать, что вас ждет большое будущее, - так же дружески продолжила мадам Леруж. - Сейчас вы готовы с толком использовать родственные связи, а в дальнейшем, я уверена, найдете себе жену с хорошим приданым и разумно распорядитесь этими деньгами. У Иветты снова покраснели ушки. Она хотела что-то сказать, но вместо этого цапнула с блюда грушу и впилась в нее ровными мелкими зубками. Умная девочка сообразила: сейчас бабушке лучше не мешать.
Антуан Лурмо: - Что значит приданое по сравнению с душевными достоинствами невесты и единением сердец! - воскликнул Лурмо, внезапно испугавшись, что проницательная дама намекает на корыстные намерения, которых у него и в помине не было (в этом он готов был поклясться на Библии). Ежели б на месте Иветты находилась другая, - да хотя бы мадемуазель де Гранж, - тогда он не стал бы, да и не смог отрицать могущества и привлекательности денег и их благотворного влияния на брачный контракт. Но Иветта с её розовеющими ушками, с её серьёзными серыми глазами, с её скромностью, которая так необычно сочеталась с твёрдостию характера и рассудительностью, обычно мало свойственным девицам на выданье! А её нежный голосок, а прелестная фигурка, а мелкие жемчужные зубки, которыми она так аппетитно надкусывала спелый бочок груши... Антуан хотел добавить, что любой человек, у которого в голове есть хоть толика здравого смысла и чувствительная натура, возьмёт в жёны мадемуазель Арсено, даже и не вспомнив о приданом. Но вместо того он, как только что сделала его избранница, схватил с блюда грушу и впился в её сочную плоть своими крепкими белыми зубами.
Иветта Арсено: "Единение сердец" добило Иветту . Девушка почувствовала, что еще минута подобного разговора - и она самым позорным образом сбежит из комнаты. Или расплачется. Уже не было сил чинно сидеть за столом и делать вид, что беседа идет о сущих пустяках. К счастью, память совершенно неожиданным образом подкинула ей недавний случай в лавке торговца тканями. - Бабушка, прости, что я прерываю твой разговор с господином Лурмо... Но я вспомнила, возможно, важную и срочную вещь. И хотела посоветоваться с вами обоими. Ты умная женщина, это известно всему Этре... и господин Лурмо многому обучался и много повидал в жизни... С каждым словом успокаиваясь, Иветта рассказала о мальчике, который спрятался в лавке от преследовавших его незнакомцев, разговор которых он нечаянно подслушал. - Мальчик сказал: эти люди собираются убить нашего пастора. Тереза Леруж нахмурилась.
Антуан Лурмо: Лурмо, успевший отхватить полгруши, чуть было снова не подавился. Худо-бедно тулузец начал привыкать к тому, что жизнь в Этре подобна сидению на пороховой бочке. Но до сих пор это касалось его лично, а теперь выходило так, что опасность грозила и мадемуазель Арсено, как важному свидетелю будущего преступления. С другой стороны, перед ним забрезжила возможность воспользоваться этим обстоятельством, чтобы попытаться взять дочку мэра под свою защиту, что позволило бы ему в буквальном смысле слова не отходить от неё ни на шаг с полного на то соизволения родственников девушки. Правда, оружия у стряпчего не было, да и навыки рукопашного боя оставляли желать лучшего, и он впервые горько пожалел о том, что не принадлежит к разряду военных. Но и это было делом поправимым: надо найти себе приятеля из военного лагеря, а дальше осуществлять общее руководство делом защиты свидетеля. Как ни крути, в жилах племянника судьи текла кровь Корбо, и он, пока что уступая дяде в опыте, знаниях, хитроумии и изворотливости, все же умел загребать жар чужими руками. Эта способность была в его глазах не пороком, а достоинством, которое отличало всех настоящих юристов. Наспех дожевав грушу, он с беспокойством посмотрел на мадам Леруж: эта дама успела стать в его глазах островком спокойствия и благоразумия в бурном житейском море. -Сударыня! – воскликнул стряпчий. – Я не хочу пугать ни вас, ни мадемуазель Иветту, но посудите сами: обладая сведениями, которые она только что нам сообщила, ваша внучка подвергается страшной опасности! Поверьте, я знаю, о чем говорю: в коллеже нам приводили в пример уголовные дела, в основе которых лежали религиозные распри. Что я предлагаю: во-первых, сообщить о готовящемся преступлении моему дяде-судье. Он хотя и католик, но большой сторонник мирного разрешения любых разногласий, в том числе и касающихся вопросов веротерпимости. Он к тому же лично знаком с капитаном де Барло. Во-вторых, за этим столом торжественно клянусь, что буду охранять мадемуазель Арсено лично, насколько мне позволяют мои скромные возможности. Или…, - стряпчий наморщил лоб, сосредоточенно обдумывая самый надёжный вариант спасения Иветты, - Или же увезти ее в Тулузу, в дом моей матушки и сестёр, и укрывать её там до тех пор, пока здесь всё не уляжется?
Иветта Арсено: Только привычка следить за проявлениями чувств помогла Терезе Леруж не расхохотаться вслух, несмотря на драматизм ситуации. Не рассмеялась. Скрыла веселые искорки в глазах. Бросила взгляд на побледневшую Иветту и сказала очень серьезно, уважительно: - Полагаю, господин Лурмо, вы несколько преувеличиваете опасность, грозящую моей внучке. Что она видела? Мальчишку, удиравшего от преследователей. Что она слышала? Бессвязный лепет о каком-то подслушанном разговоре. Не думаю, что кто-то сочтет Иветту свидетельницей. Так что ни в какую Тулузу девочка не поедет. Иветта опустила взгляд на тарелку, скрывая разочарование. А мадам Леруж не удержалась и добавила: - Кроме того, я поняла, что в лавке находились, кроме Иветты, еще две покупательницы и хозяин, мэтр Амбруаз Шаплен. Их вы тоже приглашаете в Тулузу? Вы готовы укрыть всю эту компанию у своей матушки и сестер? "Хватит, Тереза! - одернула бабушка сама себя. - Ты что, не была молодой? Не знаешь, как быстро молодежь обижается?" И продолжила дружелюбно: - Но я вам очень признательна за совет насчет судьи Марверта. Весьма разумная идея. Только... не рассердится ли этот достойный господин, если ему пересказать лепет какого-то мальчишки? Разумеется, я буду иметь в виду ваше обещание помочь. И к вам первому обращусь за помощью, чтобы вы выступили посредником между нами и судьей.
Антуан Лурмо: Стряпчий был вынужден признать, что его христианское человеколюбие простирается не настолько далеко, как хотелось бы верить ему самому: о двух других покупательницах и о честном лавочнике он даже и не подумал, настолько был поглощён мыслями и заботами о главном для него самого действующем лице, Иветте. Разумные и взвешенные доводы мадам Леруж немного рассеяли его тревогу и охладили пыл. Действительно, раз о готовящемся убийстве пастора знают четверо, отчего опасность должна грозить только Иветте? И откуда самим преступникам знать, что именно разболтал мальчишка в лавке? При этом он был глубоко разочарован тем, что из-под носа уплывает вероятность записаться в охранники мадемуазель Арсено. И совместное путешествие в Тулузу откладывалось на неопределенный срок. Беседа с дядей Андре в этих обстоятельствах представлялась излишней. А какой был прекрасный предлог познакомить свидетельницу с судьёй, иными словами – ввести избранницу в ближний круг своих родственников, не покидая пределов Этре. Лурмо представился разговор двух самых важных для него людей в непринуждённой обстановке Горелого дома за хлебосольным дядиным столом. Ему было важно узнать мнение дяди – не потому, что оно как-то повлияло на его выбор и чувства к Иветте, а затем, чтобы понять, окажет ли ему дядя поддержку в будущем, ежели таковая понадобится. Надо запастись спокойствием, - благоразумно решил стряпчий и усилием воли превозмог своё вполне понятное нетерпение. - Возможно, я и вправду несколько сгустил краски, - признал он. – Но если сочтёте нужным – дайте мне знать, сударыня, и я тотчас организую вам встречу с господином де Марвертом. Надеюсь, мадемуазель Арсено не слишком напугали мои слова об опасности, грозящей случайным свидетелям? С надеждой во взоре он посмотрел на Иветту: от её ответа зависело, позволят ли ему взять на себя приятную и почётную ответственность за сопровождение красавицы к отчему дому.
Иветта Арсено: Под взглядом Лурмо Иветта скромно опустила глазки. - Сударь, вы меня... встревожили, - сказала она, тщательно выбирая слова. Умом барышня понимала бабушкину правоту. Какая там опасность! Мальчишка, пробегая, что-то брякнул. И слышала это не одна мадемуазель Арсено, а еще несколько человек! И кот! Но в душе Иветте страстно хотелось оказаться героиней великолепного приключения. Вот она случайно узнала опасную тайну. Вот злодеи замыслили ее убить, чтобы тайна не выплыла наружу. Вот господин Лурмо клянется охранять и защищать ее... А Тереза не удержалась и сказала, спрятав в голосе насмешку: - Если вы думаете, сударь, что девочке действительно грозит опасность, то нужно сказать ее родителям, чтоб держали Иветту взаперти и никуда не выпускали. Чтобы никто-никто до нее не добрался.
Антуан Лурмо: Антуан не заметил тщательно замаскированной иронии в тоне мадам Леруж и перепугался не на шутку. Доселе ему и в голову не приходило, что последствия его слов могут быть столь плачевны для его собственных планов. Впрочем, молодой тулузец часто ошибался подобным образом: бурное воображение, коим отличается большинство южан, а также желание всех обскакать на лихом коне, - неотъемлемая черта почти любого школяра, - порой заводили его в такие дебри, из которых выбраться можно было разве что с помощью Ариадны. Приняв шутливое замечание почтенной дамы за чистую монету, стряпчий растерянно взглянул на ту, ради которой решил не щадить ни живота своего, ни свободного времени, ни даже денег, ежели понадобится вооружиться самому или нанять вооружённого помощника. Но если живот был всегда при нем – впалый и постоянно голодный, то со временем и деньгами было туго. Но при всём при том намерения у него были самые благородные… И вдруг всё это великолепие грозило быть вдребезги разбитым одним-единственным неучтённым обстоятельством: отцом Иветты. «А ведь с господина мэра станется!» - думал незадачливый герой, от расстройства принявшись гонять по опустевшей тарелке хлебный шарик, - «Узнает об опасности, грозящей единственной дочери, и запрёт Иветту в светёлке, выставив посты, начиная от двери дочкиной спальни и заканчивая входом в особняк!» -Но, сударыня! – в отчаянии воскликнул он, бросая встревоженные взгляды на нежно-розовые ланиты Иветты, - Вы ведь не посоветуете господину Арсено прибегнуть к подобным радикальным мерам охраны? Можно ведь ограничиться и менее радикальными, но оттого не менее надёжными! Держать взаперти юную девушку – это значит наносить непоправимый вред ее красоте и здоровью! Вот взять к примеру моих сестёр, о коих я уже неоднократно упоминал: матушка заставляет их совершать прогулки на свежем воздухе дважды в день в любую погоду! То в церковь, то в лавки за покупками, а иногда и просто так, без всякой разумной цели, кроме поддержания свежести лица.
Иветта Арсено: Вот теперь Иветта испугалась всерьез! Даже румянец сменился бледностью. А ведь могут запереть! И запрут! Они у нее заботливые, родители-то! И охранников поставят! С ружьями! Иветта представила себе, что кто-то... ну, просто кто-то... пытается проникнуть к ней в комнату через окно... обязательно попытается, он такой отважный! И в тот момент, когда его рука уже на подоконнике, охранник с порога дома стреляет! Бесстрашный гость срывается с подоконника, падает на уличные булыжники и остается лежать неподвижно, раскинув руки... серая шляпа, слетевшая с головы, лежит чуть в стороне... Это ужасное зрелище, возникнув перед мысленным взором, заставило девушку вцепиться в край стола. Но тут же мадемуазель Арсено взяла себя в руки. О чем она тревожится? Если ее действительно запрут, она изведет родителей слезами и разговорами о том, как ей плохо без любимой бабушки... и раз уж ее заперли, то нельзя ли, чтобы и бабушка к ним переехала? Ну, хотя бы на месяц-другой?.. Вряд ли отец долго выдержит такие просьбы дочери... Приободрившись, Иветта сказала: - Не думаю, дорогая бабушка, что родители именно так будут выражать свою заботу обо мне...
Антуан Лурмо: Если бы стряпчий умел читать мысли, он бы порадовался, поскольку в данном случае его собственные размышления почти полностью совпадали с тем, о чём думала Иветта. Вспомнив свои подвиги в Тулузе, он решил, что для любви нет препятствий, и ежели дверь особняка мэра для него закроется, он попытается войти через окно. К счастью, он быстро вспомнил и о последствиях, которые обрушились на него после проникновения в спальню мадемуазель де Гранж. Вторично быть сосланным в ссылку он не желал. Ещё неизвестно, куда отправит его дядя: ладно бы обратно в Тулузу, а то ведь может сослать в Нормандию или Гасконь. Ни один из этих вариантов тулузца не устраивал. Его вообще не устраивал никакой вариант помимо Этре. Но самым главным было даже не это, а то, что своим рвением он может порушить репутацию мадемуазель Арсено. Лурмо посмотрел на Иветту и в очередной раз ощутил то волнение, которое охватывает молодого человека, серьёзно раненного стрелой Амура. Нет, лучше уж он будет страдать в разлуке, чем посадит хотя бы крошечное пятнышко на чистое имя своей избранницы. Слова самой Иветты его приободрили: ей лучше знать, на что способен её отец. Возможно, всё не так и плохо, как ему представилось. - И я в том уверен! – с жаром воскликнул стряпчий. – Даже не зная господина Арсено лично, я чувствую непоколебимую уверенность в том, что он – чрезвычайно умный человек и заботливый отец! Он перевёл взгляд на мадам Леруж: она ведь точно такого мнения о своём зяте?
Иветта Арсено: Тереза Леруж чуть подалась вперед - и Иветта едва сдержала испуганный возглас. Вот сейчас бабушка ка-ак выложит все, что думает про папеньку! Резко так выложит, не разбирая выражений... и все при господине Лурмо! Что же он про саму Иветту подумает, если ее отец - хряк безмозглый, слизняк и вообще ничтожество? Но мадам Леруж знала, когда можно дать волю своему нелегкому характеру, а когда надо на саму себя, так сказать, уздечку надеть. Она не собиралась спугнуть молодого человека, славного и многообещающего, за которым она пока что знала лишь один недостаток - неправильное вероисповедание. - Господин Арсено, - сказала она сдержанно, - любящий отец. Но его представление о родительской заботе... Словом, хорошо, что в доме всем заправляет моя дочь. Иветта судорожно вздохнула. Маменька, да. Доротея Арсено, урожденная Леруж. Из подслушанных разговоров Иветта знала, что когда-то юная Доротея выпрыгнула в окно, чтобы обвенчаться со своим дружком, которого мать и на порог не пускала. После этого, чтобы избежать скандала, дедушка выдал новоиспеченному зятю приданое - с него-то Арсено в гору и пошел... И хотя сейчас маменька всем своим видом показывает, что хозяин в доме муженек, но Иветта знает, что в замужестве Доротея отнюдь не утихомирилась, бежит по ее жилам бабушкина кровь... Ох, как же объяснить матушке, что господин Лурмо не хочет ничего плохого ей, Иветте?
Антуан Лурмо: Легчайшее, почти незаметное постороннему глазу облачко сомнения на мгновение заволокло светлый взор школяра и тут же исчезло с горизонта его мыслей. То, что в доме мэра всем заправляет матушка Иветты, его в целом обрадовало. В доме его отца тоже всем заправляла мадам Лурмо. И делала это хорошо. Можно сказать, отлично. А сам почтенный стряпчий имел возможность как следует отдохнуть после трудового дня, не вникая в то, что происходит буквально под его носом. Справедливости ради надо заметить, что ничего плохого или недостойного никогда не происходило: его супруга держала бразды правления хозяйством крепко и умело, и ему оставалось только тихо радоваться, что когда-то он послушал совета своего отца и взял в жёны м-ль Корбо: девицу честную, добродетельную, приятной наружности и твёрдым характером. Чета Лурмо прожила в мире и согласии двадцать лет, пока смерть Лурмо-старшего не положила конец супружеской идиллии. Антуан вновь посмотрел на Иветту: ежели в их доме будет заправлять всем вот эта пара маленьких ручек, он только за. У него самого и без того будет хлопот полон рот с клиентурой и конторой. - Вот ведь какое совпадение, мадам, - сказал стряпчий,- И у нас в семье дела обстоят точно также, как вы только что описали. Моя матушка в доме всему голова. Так было, так есть, и так будет. Я считаю (если позволите выразить мне моё мнение): мужчина должен приносить пользу короне и обретать взамен доходы, приличествующие его положению в обществе. А женщина - заправлять семейными делами, пестовать и лелеять мужа и детей, и главное - рачительно распоряжаться деньгами, кои в поте лица зарабатывает ее супруг. Вообще-то это было не его собственное кредо, а его матушки. Но она так часто повторяла сию мудрость в присутствии близких, наставляя своих дочек, Клод и Анну, что Антуан запомнил всё слово в слово. Он откашлялся и подумал, что было бы неплохо найти предлог для встречи с родителями Иветты в доме, которым заправляла мадам Арсено.
Иветта Арсено: - Ваша матушка, сударь, мудрая женщина, - негромко вступила в разговор Иветта, не отрывая взгляда от тарелки с надкусанной грушей. - Моя матушка тоже считает, что мужчина не должен вдаваться в подробности домашнего хозяйства. Главное, чтобы ему было в доме хорошо. А дело женщины - заботиться о том, чтобы в доме были покой, уют и вкусная еда. Именно поэтому она и меня с раннего детства обучала всем тонкостям домашнего хозяйства... Душа девушки горела. Иветте страшно было, что ее слова поймут как нескромный намек - и в то же время ей хотелось, чтобы именно так их и поняли! "Бесстыдница! - упрекнула Иветта себя. - Ты бы ему еще нахвасталась, что будешь хорошей матерью своим будущим детям!" Это она себе сказала зря. Потому что подлое воображение тут же нарисовало ей нескольких ребятишек - чистеньких, умытых и нарядных. А старший - красивый, статный подросток в серой шляпе...
Антуан Лурмо: Обед под гостеприимной кровлей мадам Леруж затронул какие-то потаённые струны в душе школяра, лишённого в вынужденной ссылке материнской заботы и участия, а от последних слов её прелестной внучки он загорелся мыслью познакомиться с недостающим звеном в цепи поколений, а именно - с мадам Арсено. -Мадемуазель, - восхищение стряпчего женской линией семейства Арсено-Леруж отразилось не только в его безукоризненно учтивом тоне, но и во взгляде, не столь безукоризненно светском: на Иветту он смотрел то ли как кот, взалкавший свежих сливок, то ли как католик на Святое причастие. - Глядя на вас, я преисполняюсь желанием как можно скорее повстречаться с вашей почтенной матушкой дабы выразить ей свое восхищение тем, как она воспитала свою единственную дочь. Стряпчий стрельнул зелёным глазом в сторону мадам Леруж и добавил, привставая со стула и кланяясь: -Мадам, позвольте в очередной раз выразить своё глубочайшее почтение вам и добавить, что ваше благотворное влияние чувствуется буквально во всем. В очередной раз за время обеда стряпчий поразился самому себе: несмотря на витиеватость слога, всё, что он говорил в адрес присутствующих и отсутствующих дам шло от чистого сердца.
Иветта Арсено: - Встретиться с матушкой? - вздохнула Тереза. - Молодой человек, сомневаюсь, что эта встреча сделает вас счастливым. Не забывайте, в какое время мы живем и что творится вокруг. Семейство Арсено - гугеноты... - Ой, ба-абушка... - укоризненно выдохнула Иветта. - Что - "бабушка"? Думаешь, твои родители раскатают от самых дверей ковер под ноги незнакомому католику? Это замечание повергло и внучку, и гостя в меланхолическое настроение. Конец обеда прошел в молчании. Но груда пирожков на блюде все-таки растаяла подчистую... Эпизод завершен
полная версия страницы