Форум » A la guerre comme à la guerre » Ходячие мертвецы. 19 сентября, поздний вечер » Ответить
Ходячие мертвецы. 19 сентября, поздний вечер
Pierrot/Pierrette:
Ответов - 37, стр:
1 2 All
Pierrot/Pierrette: Какое-то мгновение Николь простояла на темнеющей пустынной дороге, то сжимая, то разжимая кулаки. То ли нарочитая бесполезность сделанного её подругой предложения указала ей, что её усилия пропали втуне, то ли снисходительность, очевидная в нём, но её лицо исказилось яростью, прежде чем она, взяв себя в руки, устремилась следом. - Где, к чёртовой матери, я тебе буду парик искать! - прошипела она. - Ты потеряла, ты и ищи. Постой! Это ты мой парик взяла? Парижский? Чёрт! Солнце ещё не село, и длинные тени, отброшенные могильными камнями, и вправду не позволили бы ей быстро найти искомое – а задержаться на кладбище после темноты решился бы и далеко не всякий отважный мушкетёр – но достопамятный парик обошёлся ей в немалую для актёра сумму, и её злость могла сейчас быть вызвана именно его потерей.
Belle Fleur: Приступ ярости, охвативший ее спутницу, и без того не отличавшуюся сдержанностью, ошеломил и напугал Простушку, напомнив ей о сцене, разыгравшейся на этом самом месте накануне ночью. Проспер точно также перешел от уговоров и посулов к угрозам, а потом чуть ее не убил. Комедиантка огляделась по сторонам в поисках случайных прохожих и почти пожалела, что давешняя троица верховых скрылась из виду. Она в страхе попятилась от Николь: - Так ведь я для того сюда и пришла, чтобы твой парик забрать! Я найду его, обещаю! А если не найду, я свои волосы обрежу, и из них тебе сделают новый парик, получше прежнего! Каблучок ее туфельки зацепился за торчавший из земли древесный корень, и Белль, потеряв равновесие, шлепнулась на землю. Она снова задалась вопросом, для чего ее товарка увязалась за ней к часовне: может быть, решила отомстить за существующие только в ее собственном воображении обиды? Для чего, спрашивается, она взяла с собой шпагу?! А ведь был еще и нож... - Не подходи ко мне, Николь! – тяжело дыша и даже не пытаясь подняться, прошептала она и крепко сжала свои маленькие кулачки, готовясь дать отпор. – Не подходи, слышишь? Я тебя боюсь!
Pierrot/Pierrette: Ярость Николь погасла так же быстро, как вспыхнула. - За каким чёртом мне нужны твои волосы? – пробормотала она, не глядя на перепуганную подругу. - И где, спрашивается, мне из них здесь могут парик сделать, ей-богу! В крестьянской хижине? Сиди здесь, только скажи, где искать. Нет, погоди! Я сначала в часовню зайду. Другая, возможно, поняла бы, наконец, что, увидь её кто-нибудь рядом с трупом, да ещё в поисках потерянного парика, и она снова окажется в той же караулке, но акробатку такие мысли, похоже, не посещали – или она слишком торопилась проверить, не соврала ли ей Белль опять. Пробежав между могил, она стремительно вошла в часовню – и застыла на пороге. Внутри было хоть глаз выколи – если бы не слабое мерцание, исходившее откуда-то из глубины. Прижав к горлу руку, словно вдруг потеряв способность дышать, Николь судорожно сглотнула, стиснула зубы, перекрестилась и, легче пуха, тише воздуха, шагнула вперёд.
Belle Fleur: Белль тут же вскочила на ноги и заторопилась вслед за Николь, но не в часовню, а к высившейся неподалеку от нее груде каменных обломков, у которой Проспер сорвал с ее головы рыжий парик. Остановившись в центре окруженной каменными обломками площадки как какая-нибудь плакальщица у древнего дольмена, она опустила глаза и посмотрела на землю, отыскивая следы крови. Но бурая пересохшая почва уже успела впитать то, что пролилось в момент убийства, да к тому же, по всей видимости, большая часть крови попала на ее платье, а то, что осталось, было затерто одеждой самого Проспера, когда она оттаскивала его тело в часовню. Парик валялся чуть дальше, прижатый случайно выпавшим из груды камнем. Белль положила сверток с платьем на землю и подняла парик. Отряхнув его от пыли, она быстро скрутила свои волосы в узел и нахлобучила на них рыжее страшилище. Бросив на часовню исполненный страха и сомнения взгляд, комедиантка направилась к темному зеву входа, для храбрости отсчитывая шаги: один...два...три...четыре...пять...
Pierrot/Pierrette: Слабый сумеречный свет лился в распахнутую дверь часовни, и любой зашедший внутрь спустя какое-то время начал бы различать повторяющиеся от храма к храму очертания: распятие, алтарь, склонивший голову святой... Каменная скамья и трепещущая полоска света под ней. Едва пройдя пару шагов, Николь снова замерла на месте, нащупывая не эфес шпаги, но куда более привычную рукоять ножа — чтобы снова выпустить её и торопливо перекреститься. - Алтарь Господень! - хриплый голос донёсся, казалось, у неё из-под ног, и она торопливо прижала к губам руку с ножом. Неожиданно, будто рывком, тоненькая полоска света превратилась в зияющий провал. Словно опомнившись — теперь никто не мог бы сомневаться, что перед ним не потустороннее видение, а колеблющийся свет обычного фонаря – Николь метнулась назад к выходу, споткнулась о распростёртое на полу тело и, полетев на пол, так приложилась локтем о какую-то колонну, что не сумела не выругаться. В следующее мгновение из подземного хода выскользнула мужская фигура с обнажённым клинком в руке.
Belle Fleur: Белль переступила порог часовни в тот момент, когда свет фонаря осветил доселе темное пространство. И чуть не упала, споткнувшись о свою товарку. Вид незнакомца с обнаженным клинком в руке не предвещал ничего хорошего: это мог быть преступник, а мог быть и стражник, но для Белль две эти фигуры, стоявшие по разные стороны закона, были одинаково опасны. Ее ум залихорадило так, как будто от правильного решения зависела ее жизнь. И на самом деле так оно и было. Парик. Окровавленное платье. Мертвый Проспер, которого мог опознать любой из трактирных слуг и каждый актер из труппы ее отца. Николь, которой она сдуру призналась в убийстве поэта: Белль не знала, выдаст ли ее товарка со всеми потрохами или же все испортит по недомыслию? Врать в сложившихся обстоятельствах было бесполезно и даже опасно, а другого способа выживать она не знала. И все же так сильно, так неистребимо было в Белль желание жить вопреки всему, что она отважно пошла навстречу неминуемому. -Ах! – воскликнула она, сдергивая с головы рыжий парик, - Сударь! Кто вы?! Надеюсь, вы не причините зла двум скромным комедиантам?
Провидение: Сами того не подозревая, обе комедиантки выступали сейчас перед публикой. Не самой взыскательной, хотя все четверо гвардейцев, на долю которых выпало наблюдать за выходом из подземного хода, так бы не сказали – но уж точно чрезвычайно внимательной. Когда в их поле зрения появились молодой дворянин с очаровательной спутницей, они только переглянулись. Зачем явилась сюда влюбленная парочка, было понятно. Только Сазье, неисправимый зубоскал, наклонился к уху соседа и еле слшно прошептал: - Дадим им увлечься, а потом... Нуссак, начальник, посмотрел на шутника так, что тот вжал голову в плечи и закрыл ее руками. Но Нуссака это не умиротворило. С его точки зрения, мало того, что все они с полудня бездарно теряли время, но и вся эта операция должна была бы войти в учебник "Искусство проигрывания войны", если бы кто-нибудь когда-нибудь такой учебник написал. В первый раз он со своими людьми заявился сюда еще вчера, во второй половине дня. Каким-то часом позже, чем люди его светлости герцога Ангулемского. И как Нуссаку было очевидно, что приоритет принадлежит его задаче — осмотреть тайный ход и, если он не завален, следить за тем, чтобы из него никто не вылез, а в него никто не влез, в точности так же люди герцога Ангулемского не сомневались в первоочередности своего задания, которое они, к тому же, уже почти успели выполнить — заминировать и взорвать тайный ход, чтобы через него, опять же, никто не мог ни войти, ни выйти. Переговоры двух противодействующих сторон заняли почти сутки, в течении которых ход не охранял никто, за исключением одного-единственного сапера, оставленного внизу со всем своим порохом на случай, если ларошельцы успеют за это время разобрать завал. Сапера поручение не вдохновило, и Нуссак не мог его в этом винить: к тому времени, когда люди его высокопреосвященства, торжествуя, вернулись к часовне, у сапера уже не было даже сил ругаться. Даже невесть откуда взявшийся в часовне труп ничуть не побеспокоил его — он лишь, проходя мимо, пнул его носком башмака. Нуссак его хорошо понимал: он бы сейчас допинал этот труп до самого Этре. За весь день сперва бродячая собака, а потом — влюбленная парочка. - Никто оттуда не сунется, - пробормотал он, едва обратив внимание на вспыхнувший в часовне свет. И тут ясный и чистый голосок красотки разнесся по всему кладбищу. Гвардейцы ошалело переглянулись и, пригибаясь к земле и прячась за могильными камнями, заторопились к часовне. Судьба оказавшейся всего лишь комедиантами парочки их ничуть не беспокоила, но ларошельцев нужно было задержать.
Pierrot/Pierrette: При слове «комедианты» опасная напряжённость ушла с лица новоприбывшего, сменившись пренебрежительной усмешкой. Едва глянув на Белль, несколько мгновений он смотрел на того, кого принял за дворянина, а затем шагнул к нему, выбрасывая вперёд руку со шпагой. С жонглёрским проворством Николь отпрянула, но, похоже, поскользнулась на усыпавшей пол щебёнке и потеряла равновесие. Собрат по профессии, может, и заметил бы, что её падение было не случайным, но ларошелец, метнувшийся к поверженному противнику с занесенной шпагой, никак не мог этого заподозрить. В следующий миг неожиданный удар по щиколотке выбил пол у него из-под ног, и, взмахнув руками в тщетной попытке удержаться, он грохнулся на спину с лёгкостью и грацией подрубленного ясеня. Не дав ошеломленному врагу опомниться и подняться, акробатка судорожно сгребла с пола горсть мусора и швырнула ему в глаза, а затем, напрочь забывая про бесполезную шпагу, прыгнула на него с ножом, нанося первый удар наугад, а остальные – в лихорадочном возбуждении.
Belle Fleur: В чернильной темноте часовни, чуть разбавленной слабым светом фонаря, было трудно что-либо разглядеть, но судя по лихорадочным движениям вооруженной ножом руки Николь, которая то взметалась ввысь к темному своду, то опускалась на поверженного противника, дело приближалось к неминуемому концу. Надо было бежать отсюда, бежать немедля, оставив после себя два трупа. Белль, стоявшая у распахнутой двери часовни, беспомощно оглянулась. Почудилось ли ей в сгущающихся сумерках, что между каменными надгробиями мелькнули чьи-то тени? Если зрение ее не обмануло, навряд ли это были кладбищенские привидения: скорее, нищие, гробокопатели или другие темные личности, встреча с которыми могла закончиться плачевно. Повинуясь более страху, чем рассудку, она захлопнула дверь и, чуть не лопнув от натуги, подтащила к ней тяжелую дубовую скамью, превратив убежище в каменную мышеловку. Надо выиграть время, - это единственное, что она понимала. Входную дверь, навешенную так, что она открывалась вовнутрь, теперь невозможно было распахнуть извне одним движением руки. Белль не могла уразуметь только одного: откуда появился незнакомец, ведь часовням не полагалось иметь подземной крипты. Тем не менее, он возник неожиданно, подобно восставшему из глубин преисподней призраку, а значит, у них с Николь оставалась возможность спрятать его там же, где он еще недавно находился, предоставив в качестве компании труп поэта. Если же какой-нибудь любопытный прохожий начнет ломиться в часовню, все будет выглядеть вполне естественно: влюбленная парочка нашла уединенное место для тайных утех и надежно загородила вход, чтобы никто не прервал страстных объятий. -Николь, - громким шепотом позвала она, в ужасе от того, что случилось, - Cнаружи кто-то есть! Портос пишет: Портос шумно выдохнул, бросил кирку, с некоторой натугой вытащил замок из погнутых скоб и толкнул дверь ладонью. Дверь с легким скрипом отошлаДверь часовни, таким образом, отворяется вовнутрь. Портос пишет: без особого усилия переставил тяжеленную дубовую скамью на пару футов в сторону
Провидение: Нуссак ударил плечом в дверь на какое-то мгновение слишком поздно, когда скамья уже перегородила вход. Добираясь до люка, люди герцога Ангулемского сдвинули ее в сторону да так и оставили. Если бы кто-то сказал им, что хрупкая девушка смогла перетащить с места на место груз, который потребовал соединенных усилий двух человек, они бы, верно, изумились. Нуссак не удивился – от поручения, начавшегося скверно и продолжившегося омерзительно, ничего хорошего ждать не приходилось – помянул святого Николая и остановил д'Онси, прежде чем тот повторил попытку начальника. – Вы, – он указал на Сазье, – к лошадям. Шварц… Жестом он обозначил то, чего не стал произносить вслух. Мину, оставленную людьми герцога Ангулемского у самого выхода из тайного хода, никто не решился трогать, но знавший свое дело сапер вывел фитиль наружу и пообещал, что часовня уцелеет – хотя и пострадает. Закрывшаяся дверь ясно показала Нуссаку, что западня обнаружена, а значит, оставалось только привести мину в действие. Чем Шварцхельм и занялся.
Pierrot/Pierrette: Николь ответила не сразу, но причиной тому было не желание подумать и не потрясение. Драться ей случалось и раньше, но никогда прежде — с военным и никогда — насмерть. Если бы, падая, ларошелец не грянулся так о каменный пол, никогда бы она с ним не справилась, да и сейчас ей это еле-еле удалось. К тому моменту, как её подруга задала свой вопрос, дерущиеся уже дважды прокатились по часовне, едва не свалились в открытый люк, и лишь восьмой по счёту удар ножа вынудил ларошельца разжать наконец стиснувшие горло акробатки пальцы. Вряд ли она могла бы расслышать шёпот Белль за своим собственным хриплым дыханием, да и, поднявшись сперва на четвереньки, а затем на корточки, она несколько мгновений не двигалась, как если бы у неё кружилась голова или ей было дурно. – Чего? – пробормотала она наконец, встала и, пошатываясь, как сомнамбула побрела к стоявшей на ребре плите, из-под которой лился мерцающий свет фонаря. Оставляя на камне кровавые отпечатки, она безуспешно подёргала за край, потом толкнула его и лишь после этого взялась, наконец, за железное кольцо в полу часовни.
Belle Fleur: Белль подскочила к Николь и заглянула в открытый люк: свет фонаря лился от площадки, находившейся внизу футах в пяти. Значит, крипта все же была. Она отпрянула от стоявшей ребром плиты и схватила Николь за руку: - Снаружи кто-то есть, и этот кто-то хочет сюда войти! Ты намного сильнее меня, иди подопри дверь, а я сброшу трупы в крипту и попробую закрыть крышку хода. здесьКогда фонарь спустился примерно на два фута, стало видно, что в правом углу стены колодца <…> уходят отвесно вниз еще фута на три, а там обозначилось что-то вроде квадратной площадкиЭмили села на край, спустив ноги вниз – и нащупала пяткой что-то твердое. Оказалось, это вбитая в стену железная скоба, а ниже под ней – еще одна.Я понимаю так, что ларошелец, поднимаясь от площадки наверх по железным скобам, не мог поставить фонарь на одну из них - тот попросту бы свалился вниз и разбился. Значит, фонарь остался на площадке.
Pierrot/Pierrette: Николь, успевшая к тому времени так же безуспешно подёргать за кольцо, недоумённо уставилась на Белль, затем на скамью, придвинутую к двери, потом мотнула головой и снова принялась возиться с каменной плитой. - Нет там никого, всё ты выдумываешь, - бросила она через плечо. - Кому кроме нас охота ночью по кладбищу бродить? Лучше помоги закрыть. Вдруг там ещё... Она кивнула на труп.
Провидение: О входе обе женщины действительно могли не беспокоиться: ни один хоть сколько-нибудь здравомыслящий военный не полезет в здание, почти под самым полом которого вот-вот должен произойти взрыв. Напротив даже, осаждающие, включая вернувшегося Шварцхельма, отступили на несколько шагов, хотя дверь выглядела более чем солидной. Причин для опаски не было и у них – перекрывая ларошельцам этот выход, никто не готов был повредить святому месту, и порох был заложен не под полом, но у выхода из тайного хода, там, где заканчивалась ведущая вниз лестница. Потом уже, разобравшись с тем, чего хотели от него гвардейцы кардинала, сапер провел мину у самой наружной стены часовни – так, чтобы ход можно было взорвать, даже если в доме божьем окажется враг. Не слишком доверяя быстроте своих ног, Шварцхельм не стал укорачивать оставленный сапером фитиль, но, в ответ на вопросительный взгляд своего начальника, уверенно кивнул. - Вот-вот рванет.
Belle Fleur: Белль, которой до сих пор и в голову не приходило, что из подземелья вслед за первой крысой могут ринуться полчища других, еще раз с опаской заглянула в слабо освещенное жерло колодца, но ничего подозрительного не увидела. - Сама ты все выдумываешь! – возразила она, но все-таки подергала за кольцо, пытаясь сдвинуть плиту с места. Увы, ее старания не увенчались успехом. – Вот скажи, зачем ты его убила?! Был один труп, а теперь два! Она бросила бесплодные попытки закрыть люк и отошла к одному из бездыханных тел, собираясь подхватить его за ноги, чтобы оттащить к краю колодца.
Pierrot/Pierrette: Николь смахнула с лица мешавшую ей прядь волос, оставив на щеке красный след. – Мне что, надо было дать ему меня прикончить? Думаешь, тебя бы он убивать не стал, решил бы, что ты для другого сгодишься? Так зря сокрушаешься, душа моя! Прибил бы и тебя тоже – что, ты думаешь, он здесь делал? Скорее всего, она и сама не имела ни малейшего представления, а может, полагала, что они столкнулись с гробокопателем или с расхитителем церковного имущества. Но кто мог ожидать добра от человека, который ударил тебя шпагой, даже не заговорив?
Belle Fleur: Белль молча подтащила труп поэта к краю колодца и протолкнула его вниз. Колодец был недостаточно широк для того, чтобы успевшее окоченеть тело, напоминавшее собою бревно, беспрепятственно свалилось на площадку, но Белль понадеялась на то, что под тяжестью второго мертвеца оно протиснется ниже. Но прежде чем столкнуть в люк убитого подругой незнакомца, она склонилась над ним и принялась ощупывать его пояс в надежде найти кошель с деньгами: с паршивой овцы хоть шерсти клок.
Pierrot/Pierrette: Николь, сразу после своей ехидной реплики вновь занявшаяся каменной плитой, всё это время просидела на корточках спиной к своей подруге, попеременно разглядывая то кольцо, то прилегающую гладкую стену часовни – по-видимому, сообразив, что надо искать потайной механизм. Знай она, чем та занялась, вряд ли акробатка оставила бы Белль возиться одной с её тяжёлой ношей. Но поскольку ей никак не могло прийти в голову, что её хрупкая подруга способна не только приподнять, но и поставить торчком окоченевший труп взрослого мужчины, она даже не повернула головы, когда тело Проспера загородило свет в колодце. – Что ты там делаешь? Не можешь помочь, так хоть не мешай! Каким-то чудом, упав вниз, труп не опрокинул фонарь, но, если на пыхтение товарки и прочие сопровождавшие её усилия звуки поглощённая своим занятием акробатка ещё могла не обратить внимания, то не услышать шум от падения было трудно. – Что ты?.. О Господи! – Тут её лицо просветлело. – А я-то дурак! Так же тоже никто не пролезет!.. Если бы она сообразила, что её подруга пытается таким образом избавиться от улики, ей бы, без сомнения, нашлось что сказать: не умея опустить плиту, ничего бы они не спрятали. Но она явно об этом не думала, когда бросилась к выходу из часовни. Первая её попытка отодвинуть загораживавшую ход скамью успеха не имела, и она снова взглянула на Белль. – Что ты делаешь? Помоги же!
Провидение: В этот момент огонек, вершивший свой путь по пропитанной селитрой веревке сперва в мину, а потом – по тайному ходу, добежал, наконец, до спрятанного там бочонка с порохом и мгновением позже земля содрогнулась. Грохот взрыва был приглушенным, но с потолка часовни посыпалась штукатурка. Старинная кладка, хоть и сделанная на совесть, не устояла, и арка, которой заканчивалась лестница, обрушилась. Земля по ту сторону часовни заметно просела, образуя неглубокую выемку, и могильные плиты накренились, а кое-где и вовсе провалились на несколько футов вниз. Нуссак и его люди бросились ко входу и разом налегли на дверь. Та, не без труда, но подалась, и почти сразу все трое оказались в часовне. Фонарь при взрыве погас, но снаружи еще было не вполне темно, и на всякий случай они торопливо отступили в сторону от двери. – Именем короля! – наугад выкрикнул Нуссак и нажал пальцами на глазные яблоки, чтобы быстрее привыкнуть к царившему тут мраку. Послышались щелчки взводимых курков.
Belle Fleur: Ошеломленная взрывом Простушка рухнула на колени, чуть не стукнувшись лбом о пол часовни. Она решила, что настал конец света, а когда дверь часовни подалась под чьим-то мощным натиском и несколько темных фигур ворвались внутрь, сердце ее почти остановилось от ужаса, поскольку она решила, что прибыли всадники Апокалипсиса, чтобы огнем и мечом вершить последний суд над такими закоренелыми грешницами, как она. То, что они спешились за пределами часовни, ее не удивило: разумеется, а как же иначе? Ведь на лошадях сложно въехать внутрь...И только громкое упоминание имени короля немного привело ее в чувство: выходцы из Ада никак не могли иметь ничего общего с Помазанником Божьим. О да! К счастью, она ошиблась: на самом деле это были Ангелы, явившиеся спасти наивную дочь волхва. О своей товарке она полностью позабыла, так велико было ее потрясение, а щелчки взводимых курков приняла за щебет райских птичек.
полная версия страницы