Форум » A la guerre comme à la guerre » Быть взрослой дочери отцом... 19 сентября после пяти вечера, сразу по окончании фарса » Ответить

Быть взрослой дочери отцом... 19 сентября после пяти вечера, сразу по окончании фарса

Мельхиор Ла Моннэ: Действующие лица: Мельхиор Ла Моннэ, Белль Флер и кто сочтет нужным присоединиться (если таковые найдутся).

Ответов - 35, стр: 1 2 All

Мельхиор Ла Моннэ: (Сразу после эпизода "А кто-то смеется, глядя с той стороны") Мельхиор страдал. Стоял за занавеской, служащей в качестве кулис, наблюдал за представлением - и страдал. Не любил он фарсы. Прекрасно понимал, что для непросвещенной толпы это самый подходящий, а следовательно, и самый выгодный для актеров жанр. И все-таки не любил и сам никогда... ну, уж точно после того, как завоевал себе имя на сцене, - не участвовал. Сегодняшний фарс раздражал Герцога чрезвычайно. Ему было досадно, что не удалось сыграть что-нибудь возвышенное в присутствии короля и вельмож; его донимали унылые мысли о накопившихся за последнее время трудностях и дальнейшей судьбе труппы. Попытка попросту сбежать не удалась, надежда на особенную удачу развеялась, и Мельхиор больше не мог, под предлогом множества дел, отмахиваться от необходимости понять, что происходит с дочерью. До сих пор он был, так сказать, сознательно и добровольно слеп: в жизни молодой и красивой актрисы тайные похождения неизбежны, и то, что Белль Флер вела себя осмотрительно, не афишировала их, в глазах любящего отца было свидетельством её порядочности. Внутри труппы все ведь было в порядке, а это главное! Странность в отношениях Белль и Николь не ускользнула от внимания Мельхиора, да мало ли какая черная кошка могла проскочить между двумя столь разными женщинами? Но только сейчас, наблюдая за тем, как фарсовая импровизация вдруг заставила их сбросить маски, обнажить свои подлинные чувства (а так случается, да-да, и довольно часто), он ужаснулся, осознав, как далеко зашло дело, и, подобно героям своих любимых трагедий, ринулся спасать заблудшую овечку. Опрометью сбежав по приставной лесенке с подмостков, Мельхиор ринулся догонять уходящую дочку, расталкивая толпу. Почтеннейшая публика, разумеется, ничего не поняла и веселилась вовсю, а он, задыхаясь, почти бежал, и ему повезло: светлое нарядное платье Белль мелькнуло под старой липой, росшей у колодца посреди площади, где народ стоял не так плотно. - Белль! Дитя мое! Погоди! - крикнул он как можно громче. - Куда ты?

Belle Fleur: Крепко прижимая к себе лютню, Белль пробивалась сквозь плотную толпу взбудораженных представлением зевак, все дальше и дальше удаляясь от сцены. Ее толкали, щипали, провожали нелестными словечками, но она упрямо шла вперед, ничего не замечая, как будто разом лишилась и зрения, и слуха. Жестокие, несправедливые, убийственно оскорбительные слова Николь барабанным боем звучали в ушах, отсекая звуки и шумы, которыми была до краев наполнена городская площадь, а перед глазами все еще плясала искаженная презрением и ненавистью маска Пьеро. Наконец беглянка выбралась на более-менее свободный пятачок у колодца, рядом с которым росла раскидистая липа. Осень едва тронула густую листву старого дерева, слегка осыпав ее золотой пылью увядания. Под деревом стояла каменная скамья, предназначенная для отдыха усталых горожан. Но не она приковала внимание комедиантки, а колодец, жирной точкой застывший на простыне площади. Белль представила себе его черную глубину: холодную, но манящую; безжалостную и оттого, как ни странно, милосердную...Пальцы, судорожно сжимавшие хрупкую шейку лютни, дрогнули и задели одну из струн, и она завибрировала, издав неприятный дребезжащий звук. Комедиантка стряхнула с себя оцепенение и медленно пошла к скамье: надо немного отдохнуть и прийти в себя, прежде чем она отправится в свое последнее паломничество в обществе единственной верной ей подруги - лютни. Но не успела она присесть, как услышала свое имя. Родной голос звал ее и она остановилась, ожидая, когда к ней подойдет тот единственный человек, перед которым она была по-настоящему виновата. -Отец…, - прошептала блудная дочь, низко опуская голову, как будто заранее каялась и признавала свою вину, - отец…

Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор с облегчением перевел дух: дочь удалось настичь и остановить, а это уже немалая удача. Особенно в последнее время, когда она то и дело исчезала неведомо куда... - Да, я твой отец, - скорбно произнес он, приблизившись и опустившись на скамью рядом с девушкой. - Отец, который любит тебя, как зеницу ока своего, и мог бы рассчитывать в ответ хотя бы на почтение и доверие. Но ты, дитя мое, как и многие юные существа, будь то юноши или девицы, видимо, сочла, что уже постигла все тайны жизни и можешь обойтись без советов и опеки надоедливого старца... Хотя "старцем" Ла Моннэ не был отнюдь, ни телом, ни душою, и вовсе не собирался стареть в ближайшие лет десять, но, как и всякий талантливый актер, сам того не замечая, он стал подстраиваться под произнесенные слова: у него вдруг прорезались глубокие складки на лбу, плечи опустились, голова хотя и не затряслась, но безвольно качнулась из стороны в сторону. - Я давно уже замечаю, что с тобой творится неладное, - мягко продолжал он, взяв Белль за руку, - но ты как будто нарочно избегаешь общения со мною, словно у тебя есть некие тайны, коими ты делиться со мною не хочешь. Верно ли я угадал?


Belle Fleur: Белль наблюдала за перевоплощением отца с тем особым чувством сопричастности, которое отличает прирожденных комедиантов. Мельхиор был ее партнером по сцене, и потому она привычно отмечала все его профессиональные уловки, незаметные взгляду обычного зрителя. Вот уже несколько лет они слаженно разыгрывали пьесу под названием «Счастливая семья», и никто из окружающих никогда не догадался бы о том, что исполнители главных ролей на самом деле вовсе не уверены в том, что их действительно связывают кровные узы. Но как он был убедителен в роли заботливого и чуткого родителя! Не будь она сама опытной комедианткой, она бы поверила… На свою беду или счастье, – Белль не могла сказать, что вернее, - она действительно его любила. Любила и восхищалась им так же искренне и пылко, как если бы была непоколебимо уверена в том, что он – ее родной отец, и его имя записано в церковной книге рядом с именем ее матери. Без Мельхиора ее жизнь стала бы тем пресным кушаньем без соли, о котором говорила младшая дочь чужеземного короля. О, как легко обвела бы она его вокруг пальца, если бы не это чувство! Ведь актер убедительно играет только тогда, когда внутренне ничего не ощущает и полностью отстраняется от роли. Увы, теперь ей придется постараться на славу, чтобы преодолеть эту преграду. Тайны, о которых спрашивал Мельхиор, множились и нарастали, как снежный ком, и каждая, будь она раскрыта, грозила его дочери епитимьей в виде хорошо намыленной веревки. Сколько же заповедей она нарушила за последние несколько дней? Сосчитать было нетрудно. Не убий. Не укради. Не прелюбодействуй. Из этих трех смертных грехов, в убийстве, совершенном в порядке самозащиты, она созналась бы легче и быстрее всего, если бы не праздношатающиеся незнакомцы, которых и в этом уголке площади было немало. Белль невольно спросила себя, кто из этих славных горожан первым бросил бы в нее камень, знай он о подробностях того, что произошло у разрушенной часовни? Но, разумеется, желающие всегда найдутся. -Тайны? – переспросила она, потупившись и глядя на струны лютни так, как будто не решалась сразу открыть Мельхиору все свои секреты. – Какие же тайны могут быть у вашей дочери? Увы, батюшка: не имея собственных тайн, я связана словом хранить чужую, и это уже послужило причиной для гонений. Давайте присядем на эту скамью и поговорим. Городской советник Антуан Дери незримо присутствовал при их разговоре: Белль помнила о его угрозах и высказанном им намерении навестить директора труппы в самое ближайшее время. Надо как можно мягче подготовить отца к неминуемому удару. Кто предупрежден – тот вооружен.

Мельхиор Ла Моннэ: - Да, здесь говорить удобнее, нежели в четырех стенах, - согласился Мельхиор. - Публика скоро разойдется, а мы будем видеть издали тех, кто проходит мимо, Впрочем, обыватели, идущие по своим делам, не слишком наблюдательны, и к нам никто не станет прислушиваться. Что же касается тайн, то позволь заметить, что хранение чужого секрета - это уже твоя собственная тайна. И я чувствую, что ты основательно недоговариваешь мне нечто очень серьезное. Поверь, я достаточно на своем веку наблюдал за женщинами и изучал их уловки, чтобы сейчас с уверенностью сказать: если уж тебе, такой талантливой актрисе, не удается полностью скрыть свои настроения, если, скрывшись под маской, ты вдруг начинаешь говорить о своих подлинных чувствах... - Он сокрушенно покачал головой и понизил голос. - Чернь, разумеется, ничего не поняла, но я-то знаю, что твоя перебранка с Николь точно не была сценической импровизацией! Чего вы не поделили, скажи на милость? Или ты срывала на ней свою досаду, вызванную какой-то неудачей? Вот по меньшей мере еще одна. а то и две твоих личных тайны! Ты говоришь: "причиной для гонений". Каких, за что, от кого? Изволь объяснить мне хотя бы это для начала...

Belle Fleur: Белль слушала, не отводя взгляда от капризной лютни, изгибавшей свою гордую шейку так круто, что та образовывала с колковым блоком прямой угол. Отчего-то эта конструкция напоминала ей знак вопроса, поставленного ребром. Мельхиор так резко взял быка за рога, что она поначалу растерялась. И однако, как отец, он имел полное право спрашивать, а то, что он вообще решил поговорить с ней по душам, для Белль значило очень и очень много: отец тревожится за нее, а тревожится – значит любит! Она решила, что начнет с объяснения взаимной неприязни с товаркой по труппе, разгоревшейся от искр, высеченных жаркой ссорой в фургоне. Да уж, тогда они с Николь действительно столкнулись лбами как трут и огниво, - невесело заключила Простушка. Именно с этого момента все и пошло наперекосяк: не будь этой ужасной склоки по поводу якобы украденных Мельхиором денег, не побежала бы она за утешением к Просперу, не поехала бы с ним на ночь глядя неизвестно куда, поверив его лживым посулам, а самое главное – не украла бы вексель…Да, она украла вексель только потому, что разрывалась между желанием начать новую жизнь и смутной, не вполне осознанной надеждой на то, что сможет при его помощи купить у Николь нечто настолько эфемерное и в то же время ценное, что стоило никак не меньше ста тысяч ливров. Вдоволь наигравшись трагедий и комедий, в которых речь шла прежде всего о страстях, комедиантка понимала, что в основе ненависти, особенно такой жгучей, которая снедала ее сейчас, как правило, лежит совершенно противоположное чувство. На короткое мгновение ее охватил смертельный страх: ведь такой опытный ловец человеческих душ, как Мельхиор, это тоже понимает, не может не понимать! Неужели догадался о той темной и постыдной тайне, что связывала ее и Николь, как двух заключенных на королевских галерах? В любом случае открывать зловещий ящик Пандоры, равно как и свою истерзанную душу, она бы не стала никому, даже священнику на исповеди. Белль посмотрела вокруг. Горожане сновали по площади, оставаясь при этом благодарными зрителями двух служителей Мельпомены: юная комедиантка и ее представительный спутник находились под перекрестным огнем их любопытных взглядов. Какой-то солдат, усевшись на край колодца, пялился на белокурую красотку с тем дерзким и полунасмешливым видом, который отличает уверенных в своей мужской неотразимости простолюдинов. Как ни странно, все это придало Белль смелости. Это, а также то, что она вдруг поняла: все, что она сейчас скажет Мельхиору – чистая правда. Не вся, разумеется. Вся правда была такой же бездонной, как воды Бискайского залива. Но Белль выбрала мелководье и пошла по нему так же уверенно, как рыбак идет по камням, выступающим из воды. - Вы спрашиваете, что мы не поделили с Николь, батюшка...Мы не поделили Вас..., - сказала она, и сделала многозначительную паузу.

Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор широко открыл глаза и высоко поднял брови в почти комической гримасе изумления. - Не поделили... меня?! Этот возглас получился излишне громким, и Герцог огляделся - не услышал ли кто? Публика действительно расходилась, но не спеша, обсуждая на ходу впечатления от зрелища, и многие издали поглядывали на сидящих под деревом актеров. А уж присутствие наглеца-солдата в этой мизансцене он и вовсе не предусматривал. - Я вижу, что разговор потребуется долгий, - строго нахмурившись, продолжил он. - А здесь, увы, слишком много глаз и ушей - я не учел нескромную любознательность толпы... Пойдем-ка отсюда, дитя мое. Я знаю, где в такое время точно никого не будет - возле ратуши! С этими словами он встал и приподнял изящно согнутую руку, предлагая дочери взяться за нее и покинуть людное место.

Belle Fleur: -Возле ратуши?! – застигнутая врасплох Простушка не смогла удержать испуганного возгласа, - Но ведь там… Она замолчала и послушно взяла отца за локоть, свободной рукой придерживая лютню. Возле ратуши…Это было совсем некстати: вдруг они встретят там городского советника, ведь ратуша – его второй дом! Встреча директора труппы с отцом города была неизбежна, но не так же скоро! Ведь ей еще надо успеть подготовить Мельхиора... Сделав несколько шагов, Белль вернулась к прерванной теме разговора, постаравшись как можно скорее разделаться с нею, чтобы перейти к рассказу о гонениях, которым она подвергалась начиная с сегодняшнего утра: -Да, батюшка, именно Вас, - более спокойным тоном сказала она. – Вот уже почти два года я с болью в сердце наблюдаю, как Николь присваивает себе ваше законное право распоряжаться труппой и пытается рассорить вас с остальными актерами. Меня она ненавидит только потому, что я ваша дочь и стою за вас горой. Вспомните, как она плевалась ядом в фургоне, когда я защищала ваше доброе имя! Я много раз пыталась с нею поговорить, указать ей на недопустимость подобного поведения, умасливала, вразумляла, как могла, но все втуне…, - заключила она и на мгновение прижалась щекой к отцовскому плечу. Пора было предъявить главный козырь. Наличие у Николь жениха должно было развеять те подозрения, которые, возможно, возникли у Мельхиора. Белль тяжело вздохнула и раздраженно пнула носком туфли камешек, попавшийся на ее пути. - Увы, батюшка: у нашей дерзкой канатной плясуньи есть защитник, некий господин де Марверт. Перед тем, как ее арестовали, она мне похвасталась, показав обещание жениться, написанное в ее пользу от его имени. Чем она завлекла дворянина, ума не приложу…Но узнав об этом, я с помощью знакомого стряпчего составила дарственную на имя Пьеро. Все деньги, что положены мне за постановку, получит он…она. Бумагу я вручила ей в конце сегодняшнего фарса. Я сделала это ради вас, отец, только ради вас! Прошу: не чините Николь препятствий в получении денег, иначе она, заручившись поддержкой своего жениха и его друзей, погубит вас окончательно. Я этого не переживу…

Мельхиор Ла Моннэ: Странный вскрик дочери при упоминании о ратуше не мог быть понятен Мельхиору, однако послужил знаком того, что у дитятки и впрямь множество своих тайн и переживаний, о которых папеньке не докладывали. Он решил пока не задавать вопросов и сосредоточиться на том, что Белль рассказывала сейчас. Но и в этой гладко сплетенной истории, стоило ему задуматься, оказалось немало непонятных узлов. Когда девушка мимолетно коснулась щечкой его плеча, Герцог окончательно уверился, что ему представляют в лучшем случае хорошо отредактированный кусочек правды: Белль не могла, конечно, знать, что именно этим нежным и изящным прикосновением в свое время мастерски владела её талантливая мать - как правило, когда хотела чего-то добиться у своего кавалера. То ли девочка подсмотрела эту уловку матери и запомнила, то ли сказывалось наследственное сходство характеров... Лицо Мельхиора во время рассказа сохраняло выражение ласковой отцовской укоризны. Но когда прозвучало имя Марверта, он резко остановился, даже вздрогнул от неожиданности. - Ах, вот оно что! Вот зачем этот крючкотвор явился ко мне и всячески допытывался насчет денег... Семейное, значит, дело у него? Ах он хитрец... Мне, право же, приятно, что ты так печешься обо мне, душенька, но беспокоиться не о чем: если тебе вдруг... уж не знаю, по какой причине... захотелось одарить эту склочную особу, так тому и быть. Лишь бы убралась от нас поскорее и не мутила воду в труппе! Нехорошо злорадствовать, но я просто предвкушаю, как намучается с ней почтенный муженек...

Belle Fleur: Жених Николь приходил к директору труппы и требовал денег?! Глаза Простушки изумленно расширились. На языке у нее вертелся вопрос о том, как выглядит эта таинственная персона, но она сумела подавить свое любопытство точно так же, как и когда в разговоре с ней молодой стряпчий упомянул своего дядю-судейского. Она согласно закивала головой: - Вы совершенно правы, батюшка! Как только Николь выйдет замуж – сразу же оставит актерское ремесло: негоже жене дворянина кувыркаться через голову в амбарах. Но ведь вы знаете поговорку: отступающему врагу мостят путь золотом! Поэтому я и прошу вас при случае оказать Николь всяческое содействие в получении денег по дарственной, или хотя бы не противодействовать ей, чтобы не давать ее жениху новый повод для притеснений. И без него, увы, у нас хватает недоброжелателей. Комедиантка посмотрела по сторонам: ей не хотелось, чтобы какой-нибудь случайный прохожий услышал, как она будет отзываться об одном из отцов города. Понизив голос, она продолжила, крепче сжимая руку отца, как будто искала дополнительной опоры: - Сегодня я дважды имела несчастье встретиться с городским советником гугенотского вероисповедания, у которого в подручных сержант Шувре. Пока вы ходили в трактир за гипокрасом, они вместе устроили мне форменный допрос, осыпали оскорблениями и угрожали, что отправят вас в тюрьму за срыв королевской постановки. Тогда я сумела их переубедить при помощи бумаги, случайно попавшей мне в руки, но после обеда советник снова меня отыскал и опять принялся за свое, делая такие грязные намеки, которые я не осмеливаюсь вам повторить слово в слово. Скажу так: вспомните, в чем обвиняла вас Николь, и вы поймете, что те же самые несправедливые и огульные обвинения были обрушены на вашу дочь еретиком из городской ратуши! Белль замолчала, она и так сказала уже слишком много. У лжи много оттенков, но есть один, который делает ее менее отвратительной и превращает почти что в правду: это ложь во спасение. Потеряв все, Белль цеплялась за доверие и уважение единственного близкого ей человека в отчаянной надежде спасти свою душу или то, что от нее осталось. Если бы Простушка хотя бы на мгновение усомнилась в честности своего родителя, она бы призналась ему в краже векселя. Но поскольку в ее глазах Мельхиор по-прежнему оставался незапятнанным, Белль скорее бы сбежала на край света нежели сказала: «Мужайтесь, отец! Ваша дочь – презренная воровка!» Одно она знала твердо: если бы те обвинения, которые выдвигала против директора труппы ее товарка, оказались правдивыми, она бы и тогда не отступилась, не бросила бы отца на растерзание мстительным фуриям закона. Она бы бросилась к нему на шею и воскликнула: «Что бы вы не сделали, батюшка, я всегда буду на вашей стороне!» Могла ли она ожидать такого же отношения к себе от Мельхиора? Сердце робко твердило "да", но разум отказывался с ним соглашаться.

Мельхиор Ла Моннэ: Осознав, что доченька, неизвестно почему и зачем, водит его за нос, Мельхиор насторожился и стал слушать гораздо внимательнее. То, что он услышал, было весьма далеко от ожидаемых девичьих тайн (например, несчастной любви к красавцу-мушкетеру или внезапной беременности); богатый опыт разнообразных неприятностей подсказывал ему, что Белль оказалась - случайно или по собственной неосторожности - втянута в какую-то темную историю. Поэтому Герцог долго молчал, перебирая в мыслях все сказанное; собственные подозрения о причинах вражды Простушки с Николь он решил отставить, как несущественные, и сосредоточился на слове "бумага". "Случайно попавшая в руки..." Что за бумага? Каким образом она помогла отбиться от настырных горожан? И если помогла, почему тот советник снова пристал? Увлекся актрисой, выказал свои намерения прилюдно - гугенот? О нет... Они уже вышли на небольшую площадь перед ратушей - в этом убогом Этре все было так близко! Но продолжать ставший столь непростым разговор на ходу, притворяясь мирно гуляющим семейством, было невозможно. Оглядевшись, Мельхиор заметил в стене самого солидного здесь дома нишу, над которой пристроилась на полукруглой консоли стертая временем фигурка богоматери с младенцем. Внизу имелась каменная скамья - наверно, для благочестивых размышлений. - Присядем, дитя мое, - с тяжелым вздохом благородного отца произнес Герцог и сразу опустился на скамью сам. - Мне очень жаль, что тебе пришлось пережить столь неприятное столкновение, но кажется мне, голубка, что ты опускаешь ряд важных подробностей, и потому твой рассказ мне, увы, непонятен. Прежде всего, должен заметить, что со своими угрозами по поводу срыва постановки они должны были явиться ко мне. Даже если в их тупые головы пришла идея задержать дочь, чтобы еще больше напугать отца - они все равно пришли бы ко мне, захватив тебя с собой. Кроме того, если я правильно понял, они называли меня вором, не так ли? Но, как бы ни относиться к моему поступку с деньгами труппы, у них-то я ничего не крал! Даже дохода от несостоявшегося спектакля: ведь это не их доход. Будь добра, разъясни мне темные места твоей речи!

Belle Fleur: - Городской советник требовал немедленного возмещения убытков, - начала Белль, занимая место в каменном алькове и припоминая подробности разговора с отцом города и сержантом. – И угрожал отправить вас в тюрьму, если вы до окончания сегодняшней мессы не вернете в городскую казну сто ливров, которые городские власти якобы потратили на подготовку представления. Поскольку вы отсутствовали, он пригрозил, что вместо вас арестует меня и в назидание выпорет на площади! А мэтр Саломон так разъярился, что порвал на мне платье! И это после того, как я поведала им, какую ужасную трагедию пережила ночью! Увы, гугенотским еретикам не свойственно христианское милосердие! Ну да Бог им судья…Для меня в этой истории единственным темным местом осталось вот что: договор, который вы заключили с сержантом в трактире мамаши Луизон, предусматривал выплату труппе трехсот двадцати ливров. Почему же советник назвал втрое меньшую сумму? Означает ли это, что за сегодняшнюю постановку труппе заплатят всего лишь сотню? Если вообще заплатят… Простушка нахмурилась. Скорее всего, во время утренней баталии она чего-то недопоняла из-за того, что страсти били ключом. Но отец сейчас все ей разъяснит, недаром он носит имя мудрого волхва! Для тщеславной комедиантки деньги по-прежнему оставались той осью, вокруг которой крутился театральный мир. Будет звенеть в кошеле директора труппы презренный металл – для актеров рекой потекут новые спектакли в красивых декорациях, а фарсы в грязных амбарах забудутся, как страшный сон. И рукоплескать талантам комедиантов будут изнеженные, затянутые в раздушенные перчатки ручки знатных дам и кавалеров, а не мозолистые грубые руки подмастерьев и солдат. Впрочем, последние были более щедры на искреннюю благодарность… О деньгах тут и здесь

Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор, пытаясь выудить вразумительные факты из этого потока слов, покрутил головой так, словно изящный, свежепришитый утром воротник вдруг начал натирать ему шею. - Погода, погоди, - заговорил он, как только в репликах дочери возникла пауза. - Что за манера у женщин вываливать все события кучей, будто платья из сундука! Давай-ка по порядку. Тебе что-то в последнее время странно "везет" на всякие грубости со стороны местных жителей. Ты ведь мне толком не рассказала еще, что было с тобой ночью, утром... в общем, я хотел бы сперва услышать про это. Куда ты пропадала, кто и зачем тебя увез, откуда взялся тот кавалер, что доставил тебя ко мне... Да не тараторь, не сыпь лишними словами! разве не говорил я тебе, что краткость - сестра таланта? А ты ведь талантлива, милая моя... ("Польстить, главное вовремя польстить, - подумал он. -Глядишь, успокоится и скажет наконец хоть какую-нибудь правду. За многословием-то почти всегда кроется ложь...") - Итак, - успокоительно погладив руку девушки и ласково улыбнувшись, добавил Герцог, - рассказывай, не уклоняясь в стороны. По возможности...

Belle Fleur: - Вы мне льстите, батюшка, - тоном монастырской послушницы промолвила Белль, мягко высвобождая руку и отворачиваясь, чтобы скрыть предательский румянец досады, выступивший на ее алебастровых щеках. Комедиантка была достаточно проницательна, чтобы уловить в словах отца снисходительно-покровительственное пренебрежение, прикрытое маской вынужденной лести. Неужели тот, кого она считает самым талантливым из детей Мельпомены, отказывает ей в единственном, чем она по-настоящему гордится и что ценит превыше всего на свете: выше красоты, денег и даже того возвышенного чувства, которое поэты, вскормленные щедрыми сосцами Окситании, называли сладостным именем fin amor? Она попыталась вспомнить, хвалил ли Мельхиор когда-нибудь ее игру, но не преуспела. - Вы правы: краткость – признак мастерства, - подтвердила она, оборачиваясь и устремляя кроткий взгляд на младенца, окаменевшего в руках непорочной девы, никогда не знавшей животворящей плотской любви, – Вот главное: меня похитили двое злодеев. Один мне вовсе незнаком, второй – тот человек, который вчера утром был на репетиции в амбаре и разговаривал с сержантом Шувре. Вопрос о королевском мушкетере она оставила без внимания: ответ на него был несущественен по сравнению с тем, что касалось Проспера.

Мельхиор Ла Моннэ: - И сразу обижаться! - грустно покачал головой Мельхиор. - Дитя мое, тебе ли не знать, что близкие люди - большая редкость, даже роскошь в нашем бренном существовании? И кто ближе тебе, чем я? И сравнится ли эта близость с той, которую считают главной усладой, с плотскими утехами? Множество мужчин смотрит на тебя и видит только тело. Я же думаю о твоей душе, твоем будущем, только я в целом мире и больше никто. А ты... Я понимаю, юность и красота требуют бурных чувств, ярких приключений, и было бы бесполезным трудом удерживать тебя: ведь даже барышни, сидящие под присмотром строгих матерей дома, бывает, пускаются во все тяжкие, а ты - актриса, вольна распоряжаться своей жизнью как угодно. Но свобода хороша до определенного предела, за которым начинаются беды, болезни, падение... Затем и нужен юной девушке старший, умудренный жизнью человек, и рядом с тобой такой опекун есть. Но ты скрываешь от меня свои похождения, переживания, волнения, словно я чужой. Тебя похищают, тебя задерживают и угрожают, и это все - "просто так", на пустом месте, без причин? Из любой неприятности можно выбраться, но для этого нужно знать не придуманную картинку, а настоящее положение вещей. Ты же играешь со мною, как на сцене. Хорошо ли это, разумно ли это, милая Белль?

Belle Fleur: От ласковых слов Герцога на щеках Простушки снова заалел румянец: на этот раз от стыда за то, что она на мгновение усомнилась в его родительских чувствах. - Вы - единственный близкий мне человек..., - подтвердила она, беря отцовскую ладонь в свои и нежно ее пожимая. –...И потому я буду с вами предельно откровенна. Мысленно комедиантка уже провела ту черту, или тот предел, за которым ее откровенность заканчивалась. Правда была слишком горькой, слишком беспощадной для слуха и сердца отца. Поэтому Белль сделала паузу, выбирая из палитры воображения полутона, которые годились для полотна, живописующего ночную драму. Она понимала, что в своем повествовании приблизилась к развилке, от которой расходились в разные стороны две дороги. Одна, короткая и прямая, вела ее на виселицу. Вторая, более длинная и извилистая, давала возможность выбраться из непроходимой чащи, в которую ее заманили три зеленоглазые фурии: ревность, гордыня и пагубная страсть. Выбора у нее, в сущности, не было. Зато был идеальный кандидат на замену в роли убийцы. Белль облизнула пересохшие губы, явственно ощутив, как между ними скользит лезвие ножа*, чтобы проложить торный путь камню, который изобретательный подельник Проспера использовал вместо кляпа. - Разумеется, меня похитили не просто так, - сказала она - Один из похитителей, поэт и комедиант Ле Гран, - приходил к нам в фургон после утренней репетиции. Просил меня замолвить за него словечко перед вами или дать денег на обратную дорогу в Ньор. Я не могла отказать ему с порога, памятуя о том, какую услугу он в свое время оказал покойной матушке. Поэтому сказала, что сейчас вы не можете позволить себе нанимать новых актеров, а своих собственных средств у меня нет: всю выручку от представлений вы, как распорядитель кассы, храните под замком. Но если он немного подождет – все образуется, поскольку в самое ближайшее время труппе заплатят три сотни ливров за королевскую постановку и к тому же освободится место, так как от нас уходит Лапен. Увы, батюшка: ваша дочь, благодаря своей наивности и вере в людей, сама завела себя в капкан. Ле Гран ухватился за возможность получить с вас большой выкуп и сговорился со своим приятелем украсть меня и потребовать с вас деньги за мое освобождение. Я знаю об этом, поскольку слышала, как он ссорился со своим подельником, оставив меня лежать связанной внутри фургона. Белль замолчала, давая себе кратковременную передышку, а отцу - возможность обдумать услышанное. ----- *тут

Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор слушал эту грустную повесть, холодея от ужаса: ведь эта история могла кончиться для девушки гораздо печальнее! А он - не заметил, закрутился, позволил сиюминутным заботам заслонить все, даже присмотр за дочерью! Его там она кровное дитя или нет - он её принял, она заменила ему все, что у других людей называется "семьёй" - и не уследил! Когда Белль умолкла, он еще с минуту сидел, потирая лоб и осваиваясь с услышанным. Многолетняя актерская привычка помогла ему скрыть душевное смятение и заговорить, тщательно подбирая слова. - Вот! Ты видишь, что получается, если браться за дело, которым надлежит заниматься старшему? Если этот Ле Гран хотел наняться в труппу, следовало направить его ко мне. Говорить о деньгах, тем более о больших деньгах, малознакомому человеку - бог мой, как неосторожно! Даже если он и помог чем-то твоей матушке когда-то, ты ведь не знаешь, что побудило его помочь, да и чем он занимался потом. Прекрасные чувства молодости зачастую выветриваются от тягот жизни, сменяясь самыми низменными страстями... что, судя по твоим словам, с этим Проспером и случилось. Поэт и комедиант! Если я и слыхал о таком, то лишь краем уха. Не достиг он, видать, величия, несмотря на такую фамилию! Умение складно составлять стихи вовсе не означает честности и благородства, девочка моя. Как же ты могла... Он остановился, чтобы справиться с подступающим к горлу желанием закричать во весь голос, и перешел от напрасных сетований к расспросам - в истории Белль еще оставалось много непонятного. - Собственно, откуда и когда этот Легран явился? Что говорил? И почему ты не привела его сразу ко мне? Пожалуйста, припомни все подробности! Мне очень важно представить себе картину в целом как можно яснее.

Belle Fleur: - Я бы так и сделала, - заверила Белль отца, - Отвела бы его к вам. Но ведь я впервые увидела его на утренней репетиции! Не сразу и признала: с тех пор, как мы в Руане познакомились, пять лет прошло! А потом меня увел граф де Монтрезор... Но не спешите слишком дурно думать о нем: господин поэт не собирался причинять мне серьезного вреда, напротив: он пытался уговорить своего подельника отпустить меня сразу после того, как они получат выкуп. Их ссора именно из-за этого и произошла: сообщник кричал, что я их выдам, а господин Ле Гран возражал на это, что они возьмут деньги и исчезнут без следа....Потом они замолчали, и я услышала шум, какой бывает, когда мужчины дерутся, затем - хриплый вскрик, а потом все стихло и я потеряла сознание, а когда очнулась, тот, второй, привязывал меня к стропилам в рыбацкой хижине, и господина Ле Грана с ним не было... Наивные глаза Простушки изумленно расширились, как будто ее только что осенила ужасная догадка: - Боже мой, ведь он его, наверное, убил..., - потрясенно пробормотала она и перевела взгляд на Мельхиора, - Убил господина Ле Грана, чтобы все деньги забрать себе...И меня собирался убить, просто не успел... Надо идти в кордергардию и заявить об этом преступлении! Она вскочила со скамьи, как будто собиралась бежать за помощью к слугам закона. Голубые глаза потемнели от гнева, - комедиантка настолько прониклась своей ролью, что уже и сама была готова поверить в то, что не от ее руки погиб злополучный поэт Проспер Ле Гран. Правда, длилось это всего одно мгновение: обвинительница долговязого понимала, что не в ее интересах будоражить городскую стражу. Пусть Аист* и дальше летает на свободе, пусть своим длинным клювом потрошит доверчивых городских клуш: пока он вольная птица, рот будет держать на замке. *тут и тут

Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор слушал, сокрушенно вздыхая, и пытался отделить в словах дочери правду от выдумки, но очевидными были, похоже, только начало и конец истории: некто Проспер попытался похитить прекрасную Простушку и тот же самый Проспер поплатился за свою жадность жизнью. Не мудрено, что бедняжка так волнуется и переживает: приключение вышло не из тех, которые легко забыть... - Не спеши, - сказал Герцог ласково, взяв девушку за руки и, усадив рядом с собой, успокоительно погладил ее по плечу. - Это дело слишком сложное и странное, чтобы посвящать в него представителей власти. У них не хватит ума разобраться во всем досконально. А мы и так... слишком заметны в этом мерзком городишке. Нам не верят, нас не любят - зачем лишний раз привлекать к себе внимание? Возблагодарим небеса за то, что ты все-таки уцелела и серьезного ущерба тебе эти негодяи не причинили. А если этот Ле Гран за свои преступные замыслы отвечает теперь перед судом Всевышнего, чего нам еще желать? Лучше скажи, исчерпываются ли твои злоключения только этой историей, или было что-то еще?

Belle Fleur: Комедиантка переплела пальцы рук и крепко их сжала: чем больше она убеждалась в искреннем расположении к ней отца, тем больше ее мучила совесть. Спроси ее кто другой, у нее бы достало сил на новую ложь, но Герцог этого не заслуживал. Разумеется, узнав о краже, он возмутится и прогонит ее с глаз долой, как сделал ранее граф де Монтрезор – что же, так тому и быть, придется испить эту горькую чашу до дна. Белль посмотрела на вечернее небо: темнота еще не скоро сгустится над новыми Фермопилами. Она успеет засветло добраться до дороги и уговорить припозднившегося верхового или какого-нибудь крестьянина, следующего на ярмарку в Ньор, подвезти ее до «Красного быка». - Да, – сказала она голосом приговоренного к казни, - Да! Нас, комедиантов, не любят и не верят нам ни на грош! Дай мы городским властям малейший предлог – и они тут же вышвырнут нас из Этре. Боюсь, что я предоставила им удобную возможность, отец. В оправдание могу только сказать, что это был тот случай, когда сам дьявол подталкивает отчаявшегося человека к самоубийственному поступку. Вчера утром я была у графа де Монтрезора. Понадеялась, что он снова предложит нашей труппе помощь и ради этого уступила его притязаниям. Увы, он воспользовался моим доверием к нему, но и только... Поблизости никого не было, но она предприняла дополнительные меры предосторожности: обвила шею отца руками и горячо зашептала ему на ухо: - Перед тем как уйти, я случайно заметила среди графских бумаг вексель на баснословную сумму, выписанный на предъявителя. И тогда я тайком взяла бумагу, отец. Подумала, что нам с вами надо бежать отсюда и начать все сначала в другом месте, возможно – в Париже. Сто тысяч ливров! Мы наняли бы лучших актеров столицы и арендовали бы тот самый зал для игры в мяч на улице Тампль, в котором встретились когда-то... Белль отпрянула и закрыла лицо руками, чтобы не смотреть на своего исповедника, перед которым была кругом виновата. И однако, сделав признание, преступница почувствовала, что с ее души упал тяжкий груз.

Мельхиор Ла Моннэ: - О боже! - всплеснул руками Мельхиор в неподдельном смятении. - Чему же тебя учила твоя мать, если ты способна поддаться такому соблазну? Дитя мое, неужели тебе никто не объяснял, что счастье - не в деньгах? Неужели ты не знаешь, что искусство, подлинное искусство, не терпит богатства? Да, очень хорошо, когда не нужно считать гроши и думать о ночлеге и пропитании каждый день. Очень хорошо, когда благородный вельможа, проникшись интересом к театру... или хотя бы любовью к актрисе... готов отдать часть своего богатства на нужды театра. Но это... Какие наивные мечты! Какое неумение хоть немного заглянуть вперед и предвидеть последствия... Герцог осторожно обнял несчастную девочку за плечи, притянул к себе и поцеловал в розовое ушко. - Милая Белль, ты ведь уже не дитя. Ты знаешь, что человек по природе своей грешен и избежать нарушения заповедей почти невозможно. Однако грех греху рознь. Не только актрисы, но и многие женщины, которых считают "порядочными", уступают домогательствам мужчин, надеясь получить для себя или своей семьи некие выгоды. Как бы ни возмущались ревнители благочестия, этот грех настолько распространен, что можно считать его простительным. Однако украсть у человека, который в любом случае щедро вознаградил бы тебя, нечто ценное... это неразумно, и самое грустное то, что украденной бумагой ты не смогла бы воспользоваться: поверь, стряпчие и банкиры, с которыми тебе пришлось бы иметь дело, прекрасно поймут, что взяться такой бумаге у безвестной девицы неоткуда. И кончится все плачевно. Но, быть может, мы еще сумеем избежать худших последствий? Скажи мне, где теперь эта бумага? Показывала ли ты её кому-либо?

Belle Fleur: Белль снова обвила руками шею отца и нежно поцеловала его в ответ: сначала в одну щеку, потом в другую. - Как вы добры, батюшка! – в избытке благодарности воскликнула она. - Граф де Монтрезор был почти так же снисходителен ко мне: он приходил в наш фургон сразу после того, как сержант и советник оставили меня в покое, и забрал вексель обратно. Он ничем мне не угрожал, только сказал, что больше знать меня не желает. Я надеюсь, что он будет и дальше хранить милосердное молчание. Увы, до этого момента вексель видели еще двое: он выпал из моего корсажа, когда сержант накинулся на меня с кулаками. Отчего-то городской советник так заинтересовался бумагой, что не поленился найти меня днем на площади и снова пристал с расспросами. Ох, батюшка, я очень опасаюсь, что он продолжит свои домогательства! И сейчас мы должны прежде всего подумать, как избежать того, чтобы на вас легла хотя бы тень подозрения в попустительстве моему проступку! К счастью, вы имеете железное подтверждение своего неведения о том, что совершила ваша дочь: ведь с того момента, как граф увел меня с репетиции, мы с вами не виделись вплоть до сегодняшнего утра! Белль начала загибать пальцы, перечисляя свидетелей: - Все утро я провела в апартаментах графа, потом почти полдня за мной увивался тот самый королевский мушкетер, который доставил меня к трактиру нынешним утром. Расставшись с ним, я отправилась сначала в аптеку, затем - в лавку мэтра Шаплена, где в тот момент находились еще две покупательницы. Ближе к концу обеда в фургон заявился господин Ле Гран с просьбой о вспомоществовании – и тому свидетели двое городских стражников, которые тоже заходили, чтобы порасспросить о Николь. Как только Ле Гран ушел, появилась наша общая врагиня и осыпала меня оскорблениями, пока я не сбежала куда глаза глядят...А после того, как я немного успокоилась и вернулась обратно, меня похитили злодеи...Так что смело утверждайте, что после репетиции вы снова со мной увиделись только сегодня утром, да и то в присутствии королевского мушкетера! И потому ни сном, ни духом не знаете о бумаге. А я...я, с вашего родительского позволения, скроюсь на время, пока все не утихнет.

Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиора охватили ужасные терзания совести: пока Белль, по-детски наивная, несмотря на многоопытность, перечисляла свои похождения, он корил себя за то, что слишком погрузился в директорские заботы, в театральные занятия, и не только в последние дни, но и постоянно забывал проверить, где находится дочь, чем занята... Конечно же, он понимал, что мужчины вокруг нее водят хороводы и вовсе не каждую ночь доченька спит на скромном гостиничном ложе. Но это было обычным делом, как бы обязательным приложением к актерской жизни, и пока девочка выглядела здоровой и жизнерадостной, отец не считал нужным задавать щекотливые вопросы. "Да и какой я отец?! - горестно вопрошал он себя. - Кто меня учил растить и воспитывать дитя, тем более - дочь?" Он не сразу осознал, что девушка умолкла и ждет его ответа. - Да-а-а... - собираясь с мыслями, протянул Герцог. - Ох-ох-ох... Граф Монтрезор, хоть и не страдает излишней нравственностью, похоже, не лишен истинного благородства... или просто ты сумела его как следует ублажить, а кавалеры это ценят. Думаю, он тебе вреда не причинит, да и забудет, пожалуй, скоро: у молодых вельмож ветер в голове гуляет. Но эти местные болваны... Городской советник! Звучит-то как гордо, а ведь на самом деле это какой-нибудь мелкий торгаш или вообще ремесленник! Это народ цепкий, падкий на наживу, от них так просто не отделаешься. Да ведь и мы не лыком шиты! Скажи-ка мне, милая, а в чем проявился интерес этого советника к бумаге? Что он говорил, о чем расспрашивал? Что сумел у тебя вызнать?

Belle Fleur: Пока отец пытался ее утешить, Белль постаралась в мельчайших деталях припомнить разговор, состоявшийся на площади, но речи городского советника были настолько туманны, что Простушке было сложно, тем более задним числом, отыскать в них ту главную мысль, которая является ядром любого разговора. «Должен быть какой-нибудь выход из этой ловушки», - думала Белль. – «Должен, должен!» И комедиантка принялась перебирать в памяти все случившееся с ней после того, как она покинула апартаменты графа. Но насквозь гнилая цепь событий ничем не походила на спасительную нить Ариадны и вела ее не к выходу из мрачного лабиринта, а к его центру, где ждал свою жертву Минотавр с кокетливо загнутыми ресницами. Правда встала перед ней во всей своей неумолимой непреложности: если она останется в Этре, она погибла. И не только она, но и Мельхиор: дочь потащит отца за собой на той цепи, которую сама и выковала. С беспощадной решимостью, которая больше подобала уроженцу Спарты нежели жалкой французской комедиантке, Белль вернула разговор о векселе к сути проблемы: - Советник принуждал меня назвать имя настоящего владельца бумаги, но я не могла этого сделать, зная, что в этом случае факт кражи выплывет наружу и тогда мне одна дорога – к палачу. Нам не выпутаться из этой истории, батюшка: даже двум добрым католикам не под силу натянуть нос зловредному еретику. Но если я уеду из Этре – вы будете в безопасности. Больше я вам ничего не скажу: чем меньше вы будете знать, тем более убедительно будете выглядеть в глазах городского советника. И ни в коем случае не пытайтесь выгораживать меня. Напротив, честите на чем свет стоит, проклинайте, призывайте на мою голову самые страшные кары: таким образом вы докажете свою непричастность к истории с векселем и спасете остатки труппы. Я же попытаюсь начать жизнь с чистого листа.

Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор крепко потер лоб, пытаясь сохранить остатки самообладания. Хотя мир вокруг ничуть не изменился, ему казалось, будто земля под ногами качается и очертания домов вокруг двоятся - так потряс его страстный монолог Простушки. - Что же ты натворила, дитя мое! Как ты могла поддаться дьявольскому соблазну! И как ты не понимаешь, что без тебя мне и труппа не нужна! Все валится, все распадается... Прежние актеры скрылись, те, кто появился в эти дни, пропали неизвестно куда, а даже если и появятся вновь, что я смогу с ними ставить? У меня нет половины необходимых амплуа! Вокруг нас словно сплелась какая-то непреодолимая сеть... Да, конечно, тебе лучше было бы на некоторое время куда-то удалиться. Но ведь это сочтут доказательством твоей вины - большей вины, чем есть на самом деле. И как же ты наивна, если думаешь, что советник сочтет меня непричастным только потому, что я буду тебя ругать! У горожанина торгового сословия всегда хватит подозрительности, чтобы не поверить актеру, которого считает плутом заранее. Вспомни, как тот солдафон вел себя, когда догнал нас в трактире. Да он, ни минуты не медля, потащит меня в узилище, потом иди доказывай, что невиновен! Герцог умолк, чтобы перевести сбившееся дыхание, немного остыл и постарался трезво оценить ситуацию. - Знаешь, - заговорил он снова после минутного раздумья, - мне кажется, что ты сильно преувеличиваешь опасность. Мало ли по какой причине Дери к тебе привязался? Может, он просто испытывал нечистое влечение, которому не хотел поддаться и потому злился? И в чем состав преступления? Если вексель возвращен и вельможа не имеет к тебе более претензий, что мешает тебе сказать, что ты взяла его по ошибке и вернула владельцу? На мой взгляд, тебе нужно не убегать, а поискать какого-нибудь надежного покровителя, который пресек бы поползновения этого господина Дери.

Belle Fleur: - Увы, где найти влиятельную особу, которая бы поддержала нашу крошечную труппу на плаву, раз Его Величество не почтил нас своим вниманием? – тяжело вздохнула Белль. –То есть я не имею в виду, что надеялась на его высочайшую благосклонность ко мне лично, но ведь у короля есть свита! А насчет намерений городского советника вы ошибаетесь, батюшка: я знаю мужчин. Он не испытывает ко мне ничего, кроме глубочайшего презрения, столь свойственного всем гугенотским ханжам. Если бы я заметила в его отношении хотя бы слабую искорку интереса – я бы раздула из нее яркое пламя, и не ради себя, а ради благополучия труппы. И это при том, что он мне ни капельки не нравится – фу! Белль лукавила, причем не столько перед отцом, сколько перед самой собой: в советнике безусловно что-то было. Он был любезен с ней настолько, насколько позволяло его более высокое положение по сравнению с ее жалким статусом комедиантки; он несомненно был если не умен, то проницателен – а это качество зачастую с успехом заменяет людям ум; кроме того – человеком практического склада и проистекающим из этого склада денежным ручейком, если судить по качеству его одеяния. Да и внешность у него была далеко не отталкивающей. Но Белль не могла представить себе, чтобы гугенот, питающий отвращение ко всему племени комедиантов, мог хоть пальцем пошевелить ради актрисы. Она задумалась над словами отца: что, если и вправду признаться советнику в том, что вексель принадлежит графу де Монтрезору? Ну не пойдет же гугенотский буржуа к приближенному самого герцога Орлеанского, чтобы выпытывать у него подробности, которые его никак не касаются? И однако было обстоятельство, которое мешало ей это сделать. -Видите ли, батюшка, я успела солгать ему, что вексель мне дала некая знатная дама, и теперь было бы неосмотрительно брать свои слова обратно: единожды солгавший, кто тебе поверит? Но я вижу другой выход из положения. Меня спасла невысокая синеглазая блондинка, переодетая мужчиной. Она явно не горит желанием обнаруживать себя, поэтому я считаю, что с этой стороны мне ничего не угрожает. Если советник не отвяжется, скажем ему, что моя спасительница, воспользовавшись тем, что я обязана ей жизнью, попросила меня об одолжении: передать вексель лицу, которое явится ко мне в Этре. Но позже сама меня навестила и забрала вексель обратно. Имени своего она мне не назвала, что неудивительно, принимая во внимание ее мужской наряд. Пусть наш гонитель ищет даму в штанах до морковкина заговенья. А чтобы у него не осталось сомнений в правдивости моих слов, надо направить его к тому королевскому мушкетеру, которому дама передала меня с рук на руки. Шевалье Арамис не сможет отрицать, что какой-то светловолосый и синеглазый паж поручил ему доставить полумертвую комедиантку к актерскому фургону: есть свидетель этого события, гвардеец, которого он называл...о Господи, как же он его окликнул? Линье! Точно, Линье! Какое счастье, что у вашей дочери такая цепкая память!* Белль улыбнулась ближайшему дереву: кажется, ей все-таки удалось связать болтающиеся концы в этой запутанной истории. Во время судьбоносной встречи у военного лагеря у Простушки зародилось подозрение, что шевалье видит «пажа» не впервые: он так густо покраснел, когда тот к нему обратился! Ну и что с того? Он ведь такой галантный кавалер, и ни за что не выдаст истинное имя и местонахождение дамы, даже если ему предложат в награду патент лейтенанта королевских мушкетеров. *тут

Мельхиор Ла Моннэ: - Ах, какой же я чудак! Вздумал женщину учить! - улыбнулся Мельхиор, не подозревая, что однажды эту фразу произнесут на сцене, лет этак через двести. - Ты располагаешь события в прекрасно продуманном порядке, словно хозяйка дома, расставляющая мебель в ожидании званых гостей! И гости не заподозрят, что до их прихода в комнатах все было вверх дном... Что ж, мне кажется, это неплохой план обороны, как сказал бы какой-нибудь маршал. А то и наступления. Но я хотел бы, чтобы ты не слишком гордилась своей находчивостью и не думала, что ложь всегда и всюду будет тебя выручать. Жизнь, увы, вынуждает нас к не слишком благовидным поступкам, но ложь во спасение - все равно ложь, и это грех. Знаешь, не исключено, что беды, которые с завидным упорством сыплются на нас в последнее время, есть знак свыше, чтобы мы остановились и вспомнили о совести, о своей душе... хотя бы на некоторое время. Когда-то я слышал от бывалых мореходов, что корпус корабля от долгого плавания обрастает водорослями и ракушками, отчего ход замедляется и могут случиться разные беды. И потому нужно время от времени вытаскивать судно на сушу и счищать всю прилипшую дрянь. Так и мы с тобой - утлые суденышки в безбрежном море, но очиститься, чтобы плыть дальше, мы можем всегда! Премьера "Севильского цирюльника" состоялась в 1816 году

Belle Fleur: Юная грешница вместо того, чтобы сгорать от стыда, таяла от удовольствия, открывая для себя ранее неизвестную ей сторону многогранного характера отца, а именно, его талант исповедника, избравшего своим орудием не осуждение и порицание, а мягкое и ненавязчивое внушение. Мудрый волхв явно понимал, что из его дочери можно вить веревки, если предложить ей вместо грубого сержантского ремня медовую коврижку – такую, какие по слухам умел выпекать лишь личный повар короля. - Если бы вы не стали актером, батюшка, из вас получился бы замечательный проповедник! – сделала она комплимент умению Мельхиора обращать суровые нотации в ласковые пени, - Я думала, не сходить ли мне к вечерней мессе и заодно исповедоваться, но теперь понимаю, что даже кюре не смог бы внушить мне более благочестивых помыслов, чем вы. Я чистосердечно раскаялась в том, что натворила, и под этим изображением Девы Марии даю обет, что отныне буду такой же кроткой, добродетельной и честной, как белая голубка, ниспосланная Святым Духом. Она от души поцеловала отца и вернулась к наболевшим вопросам, связанным с труппой: - Сегодня утром мэтр Саломон мельком упомянул юного актера, которого привела в труппу Николь. Надеюсь, что это будет равноценная замена Жанне, особенно если юнец - один из тех смазливых слуг Мельпомены, что любят рядиться в фижмы и отращивать длинные девичьи локоны. Если же он коротко стрижен – прикроем это безобразие чепчиком, или Николь одолжит ему тот парик, в котором она играла Панчиту перед герцогом Орлеанским. Однако его непонятное отсутствие во время сегодняшнего выступления меня насторожило. Можем ли мы рассчитывать на такого необязательного человека в будущем? На его месте я бы стояла за кулисами и, затаив дыхание, впитывала секреты мастерства, глядя на то, как играют более опытные, чем он, актеры. Впрочем, бог с ним: раз он глянулся сержанту, придется закрыть глаза на мелкие провинности. Но вот Лапен меня по-настоящему удивил. Я была о нем очень высокого мнения: и на тебе, тоже не явился! Совсем на него не похоже: не случилось ли с Анри чего худого?

Мельхиор Ла Моннэ: Быстрый переход дочери от самых возвышенных чувств к деловым вопросам позабавил любящего отца: как же эти разнородные элементы легко совмещаются в мыслях евиных дочек! В серьезность данного ею обета он не слишком поверил, хотя и умилился. Однако неожиданная порция новостей из театральной жизни привела его в раздражение. - Да-а-а, - протянул он, поджав губы, - сколь многое может узнать за столь малое время директор труппы! Как у тебя быстро все решается! Николь приводит какого-то мальчишку не ко мне, а к этому солдафону! И ежели тот "приглянулся сержанту", значит, его уже приняли в труппу? О какой равноценной замене Жанны может идти речь, если юнец не явился на первую же репетицию? Отсутствие же Лапена меня ничуть не удивляет: приличный актер и ловкий малый, но у него ветер в мозгах и он слишком часто пытается поймать двух зайцев сразу, за что и бывает бит. Небось приволокнулся в очередной раз за местной красоткой. Герцог сокрушенно покачал головой: и с такими вот... личностями... попробуй создать настоящие произведения искусства....

Belle Fleur: Белль посмотрела на отца округлившимися от изумления глазами: она и не подозревала, что самоуправство сержанта зашло так далеко. Или же утром она была настолько не в себе, что просто неверно истолковала слова мэтра Саломона? Так или иначе, она не собиралась подливать масла в огонь и постаралась сгладить неприятное впечатление, которое произвела на отца новость о найме новой субретки силами городской стражи: - Я была уверена, что Вас поставили в известность, батюшка, - пролепетала она, - Впрочем, мэтр Саломон выразился кратко и неопределенно: возможно, мальчика еще не приняли в труппу, а напротив, хотят сначала услышать Ваше мнение. Во всяком случае, я на это надеюсь... Мнение отца о Лапене комедиантка разделяла лишь частично: красивый и ловкий малый и способный актер, но все же не настолько ветреный, каким считал его директор – скорее, себе на уме парень, хорошо понимающий, с какой стороны хлеб маслом намазан. В любом случае для труппы Ла Моннэ это был отрезанный ломоть: деньги свои получил, да и намерения оставить актерское ремесло как будто не менял. Белль мысленно пожелала Анри удачи: каждый волен распоряжаться своей судьбой, как пожелает - Труппу может спасти только чудо, - признала она. – Не знаю как, но надо убедить городского советника дать нам еще одну возможность выступить перед Его Величеством, пусть даже бесплатно! Ведь главное, чтобы наш благочестивый и справедливый король увидел, как прекрасно мы играем...Выберем благопристойную пьесу, в которой нет ни скабрезных шуток, ни двусмысленных положений...Правда, таких немного, но в конце концов, можно состряпать что-то подобное своими силами. Мне кажется, нужно что-то героическое и прославляющее католическую веру. К тому же такое, что можно сыграть силами пяти актеров, один из которых – мальчик. Может быть, взять за основу какое-нибудь старинное моралитэ? А еще лучше – представить картины из жития короля Людовика Святого*! Ведь нашего нынешнего монарха тоже зовут Людовик! На самом деле юную и легкомысленную католичку в наименьшей степени интересовали постные картинки из житий святых. Белль прекрасно знала, что именно хочет сыграть, но запретила себе пустые мечты. Два гугенотских ханжи, сержант и городской советник, ни за что не позволят ей выйти на сцену в образе, который может смутить добродетельных придворных дам и юных пажей...ах! какая роль уплывает из рук... Ее снова охватило мучительное желание бросить все и сбежать. В Париже столько возможностей и так легко затеряться в толпе пришлого люда. Слава Богу, на лбу у нее не выжжено клеймо воровки: напротив, ангельская внешность откроет ей путь наверх быстрее, чем это можно представить, находясь здесь, среди тех, кто ее преследует и не способен оценить ее талант. ------ *Людовик IX Святой, руководитель 7-го и 8-го крестовых походов, канонизирован в 1297 году

Мельхиор Ла Моннэ: - Чудеса, дитя мое, случаются лишь с теми, кто сам о себе умеет позаботиться, - сказал Мельхиор после длительного раздумья. (На реплику о насчет "поставили в известность" он решил не реагировать никак, не желая признаваться, что самолюбию его нанесен немалый урон.) - События последних дней основательно выбили меня из колеи, и я упустил вожжи из рук... С любым человеком может случиться такая слабость. Обычно она временная и проходит, но бывает, что запас бодрости и ловкости растрачивается раз и навсегда, и это значит, что пора уходить на покой. Но уходить мне пока рано, а потому я возьмусь за дело снова. Однако нет ничего хуже, чем цепляться за обломки развалившегося судна, лучше уж добраться вплавь до прочной суши, переждать бурю и построить новый корабль. Заметив, что речь его уж слишком изобилует метафорическими оборотами, он усмехнулся, вздохнул и заговорил по-простому: - Короче говоря, милая моя, нам нужно отдохнуть, распроститься с теми, кто не пожелает быть с нами, и в каком-нибудь новом месте найти новых актеров, вот и все. Земля французская богата талантами, равно как и людьми, желающими обеспечить себе кусок хлеба. Кстати о моралитэ: я давно уже вынашиваю мысль о создании пьесы на серьезную, может, даже и благочестивую тему, которая, тем не менее, была бы занимательной для зрителя и не давала скучать. Порыться в книгах, поискать молодых и образованных поэтов, попробовать что-то сочинить самому - о, с каким удовольствием я займусь всем этим! Правда, такое занятие требует крова над головой и хотя бы небольшого достатка. Я бы,например, охотно поступил на место гувернера к детям какого-нибудь провинциального вельможи. Сыграть перед его величеством, конечно, было бы почетно и заманчиво, однако, боюсь, что добиться этой чести твой советник нам не поможет...

Belle Fleur: Неожиданное решение отца бросить тонущий корабль и уплыть к неведомым прекрасным берегам, так гармонировавшее с ее собственным, поразило Белль. Все было бы замечательно, если бы не его странное, а лучше сказать, - вопиющее намерение сменить трагедийные тогу и маску на скучное одеяние гувернера, или педагога. Само слово внушало свободолюбивой комедиантке крайнее отвращение: старик-актер, учивший ее грамоте, сообщил ей как-то, что у древних педагогами были только рабы! -Отец! – воскликнула комедиантка в ужасе от того, что невольно представилось ее мысленному взору. – Вы - гувернер?! У меня нет слов, я просто не могу помыслить без содрогания, чтобы такой гениальный актер, как Вы, вдруг подался на службу к какой-нибудь провинциальной семье и стал бы ежедневно закапывать в землю талант, дарованный ему Богом, ради того, чтобы научить бездарных отпрысков своих нанимателей склонять латинские глаголы! Она замолкла, не будучи уверенной, что правильно употребила слово «склонять». Может быть, «спрягать»? Впрочем, нет! Спрягать, выпрягать, распрягать – все это, по ее мнению, больше относилось к лошадям. - Однако я полностью согласна с вашим намерением начать с чистого листа, - продолжила она. – На нынешней труппе можно ставить крест, в этом вы правы. А новых актеров в этом захолустье нам нипочем не найти! И однако, крыша над головой нужна каждому. Поскольку денег у нас с вами нет, надо выбирать что попроще. И я вот что предлагаю: отправимся тотчас в «Красный бык» к мамаше Луизон! Она примет нас с распростертыми объятьями. Для работы в трактире никаких особых талантов и умений не требуется: знай себе мой посуду да начищай сковородки! Я буду помогать ей по хозяйству и услаждать слух постояльцев игрой на лютне, и таким образом заработаю на дорогу в столицу. Вы же в тишине и покое будете писать новую пьесу. Как только Вы закончите, мы отправимся в Ньор, а после того – в Париж! Белль соскользнула со скамьи на землю и положила голову на колени отца. -Батюшка! Я на все готова ради вас, ради нашего общего будущего!

Мельхиор Ла Моннэ: У сына нотариуса Ла Моннэ были более реалистичные представления о гувернерах. Он отлично знал, что вовсе необязательно мучить резвых детишек латынью, а вот гулять с ними, играть, смотреть сквозь пальцы на их шалости (не становясь объектом этих шалостей), учить их житейскому уму-разуму, развлекать их родителей рассказами о театре, о блестящем граде Париже и достопримечательностях иных мест, при этом живя на всем готовом и сытно кушая три раза в день, да ещё получая жалованье, пусть небольшое - чем не занятие для актера, желающего отдохнуть и предаться творчеству? А если у хозяев имеются дочки, Белль могла бы обучать их пению, танцам и игре на лютне, ведь будущим невестам эти светские умения весьма полезны. В поместьях все отчаянно скучают, так что можно будет и домашнее представление устроить... Живое воображение унесло Герцога так далеко, что часть страстной речи дочери прошла мимо его слуха. Но упоминание о "Красном быке" развеяло прекрасные мечты. - Что ты, милая! - растроганно воскликнул он, погладив девушку по гладким. шелковистым волосам. - Мамаша Луизон, несомненно, женщина порядочная и домовитая, да только любой трактир - не лучшее место, чтобы там жить постоянно, особенно для красивой молодой особы. Грубые мужланы, которые заходят туда выпить вина, доставят тебе много неприятностей, не говоря уж о солдатах! Ты привыкла к вежливому обращению дворянства, а этому сброду что лютня, что без нее... - Он не стал уточнять суть упомянутых неприятностей, Белль наверняка сама понимала, о чем он. - Пьяные вопли по вечерам, драки... бррр! У меня в этих условиях не будет ни тишины, ни покоя. Нет, дитя мое, нам нужно придумать что-то другое. Да и уезжать сразу не следует. Знаешь, я не хочу больше прибегать к разным хитростям и уловкам: ведь все несчастья обрушились на нас после того, как мы, говоря честно, бежали от наших сотоварищей, обманув их! Потому я должен разобраться со всеми делами, долгами, заработать денег на дорогу, дав какое-нибудь простенькое представление, вроде сегодняшнего. О короле я пока даже и помыслить не могу, не те обстоятельства, увы. Но в будущем - о, в будущем все может измениться!

Belle Fleur: Упомянув о привычке к вежливому обхождению дворянства, Мельхиор, сам того не зная, отдал свою легкомысленную дочь во власть приятных воспоминаний. Граф де Монтрезор и шевалье Арамис встали перед комедианткой, как живые. Живые и осязаемые воплощения Любезности и Обходительности. Но увы! Столь кратким было знакомство Белль с этими господами, что она просто не успела привыкнуть к их вежливому обращению. Впрочем, в этом была и положительная сторона: теперь не придется отвыкать...Ведь в труппе ее ожидало совсем другое обращение, и оно навряд ли могло измениться в ближайшем будущем. Интересно, скольких еще порванных корсажей будет стоить ей тот отрезок времени, который потребуется им с отцом, чтобы заработать на обратную дорогу в Париж? Белль нахмурилась, сообразив, что именно смутно волновало ее все то время, пока перед ее мысленным взором проносились белые кони с развевающимися хвостами и гривами, на которых восседали титулованные всадники, осыпавшие ее гирляндами из цветов шиповника и венками сонетов: почему отец сказал, что должен разобраться с долгами? - Разве мы кому-то должны? – с искренним удивлением спросила она. – Мы ведь расплатились со всеми актерами, кроме Николь. Но я уже говорила: ей я вручила дарственную на те деньги, что положены мне за постановку на площади, и даже если городской совет не заплатит труппе обещанного, – будьте спокойны, Николь все равно свое получит, поскольку кроме денег я отписала ей костюмы Химеры и Звездочета. Старьевщик даст за них не меньше десяти ливров: я приценялась! На самом деле должны не мы актерам, а нам - городской совет в лице господина Дери, хотя он, возможно, и другого мнения. Белль встала: сентябрьский вечер навевал тихую грусть, и ей вдруг захотелось увидеть ангела. И не каменного, а настоящего, такого же покладистого и обходительного, как ее случайные аристократические знакомцы. -Батюшка, - попросила она, меняя малоприятную денежную тему на более соответствующую погоде, - Разрешите мне взять из конюшни моего мула и поводить его туда-сюда неподалеку от трактира? Я хочу проверить, насколько хорошо зажила его нога... Воздух был прозрачен и свеж, а бедняжка Ангел вот уже три дня как маялся в душной конюшне.

Мельхиор Ла Моннэ: - Долги бывают не только денежные, - сказал Мельхиор и тоже поднялся со скамьи. - Например, разговор по душам, вот как у нас сейчас - тоже своего рода долг. И нужно мне, прежде чем окончательно решать, как дальше жить, все обдумать и со всеми переговорить. Что же касается денег, которые нам должен городской совет... Ох, боюсь, скупость возьмет в них верх над честностью. Это ведь только в торговых сделках они помнят, что всякий товар денег стоит. А церемониться с лицедеями не считают нужным. Но поговорить с ними и постараться вырвать из их кошельков плату за наш труд я тоже должен. Посмотрим, что получится! Он повел плечами, разминаясь после долгого сидения, огляделся - вокруг уже не было ни души, горожане разошлись по домам. Пора было и им возвращаться в свой временный дом. - Пойдем, дитя мое. Нам стоило бы сейчас поужинать и лечь пораньше спать. Но если ты хочешь перед сном немного прогуляться, я не возражаю. Только прошу тебя, пусть это будет именно "неподалеку"! Изящно отставив в сторону согнутый локоть, он предоставил дочери возможность взять его под руку, и повел ее к трактиру с совсем неизящным названием "Три поросенка" так, словно прогуливался по Люксембургскому саду. Прошу простить за долгое молчание. Обстоятельства не благоприятствовали... Эпизод завершен.



полная версия страницы