Форум » A la guerre comme à la guerre » Дорога вдаль и вдаль ведёт. 20 сентября 1627, позднее утро до полудня » Ответить
Дорога вдаль и вдаль ведёт. 20 сентября 1627, позднее утро до полудня
Pierrot/Pierrette:
Ответов - 63, стр:
1 2 3 4 All
Belle Fleur: Белль тоже отступила под укрытие. - Ах вот как! Не сказала...- проговорила она, сбрасывая на груду обломков траурную докторскую мантию и принимаясь развязывать тесемки чепчика. – Сначала убеждаешь саму себя и всю труппу в том, что я – закоренелая воровка, а после просишь меня вытащить из тайника чужую заначку, не зная, сколько там денег?! А помнит ли сама Ампаро, сколько припрятала на черный день? Она швырнула чепчик на мантию, вслед за ним отправился шерстяной платок. Белль вытащила из-за корсажа четыре золотые монеты, наклонилась и положила эту сияющую горстку к ногам Николь. - Это все, что у меня есть, - сказала она, выпрямляясь. – Как вытащу заначку - обыщещь с ног до головы, чтобы убедиться, что я ничего у детей не украла, пока ты ворон считала. Комедиантка вышла из-под укрытия и направилась к фургону.
Pierrot/Pierrette: Заметно оторопевшая Николь растерянно смотрела на действия подруги, но наконец, опомнившись, подхватила с земли её плащ, чепчик и монеты и кинулась за ней. – Рехнулась? Оденься! Всю труппу я убеждала! Как будто надо… Она осеклась и закусила губу.
Belle Fleur: Белль споткнулась и остановилась, взбешенная тем, что ее подруга оборвала фразу на полуслове, вложив эту заминку слишком явный и обидный для нее смысл. -Что ты хочешь этим сказать? – крикнула она, оборачиваясь. – Что тебе не надо убеждать труппу в том, что я воровка, поскольку все и так об этом знают? Тогда зачем рассказала мне про тайник? На мне же пробы негде ставить! Если я не смогу вытащить деньги, а потом их обнаружит кто-то другой - ты ведь первая укажешь на меня пальцем! Комедиантка с ожесточением дернула за край парусины как будто проверяла ее на разрыв – Для чего ты затеяла фарс с трактиром, Николь? – уже другим, глухим и безнадежным тоном спросила она, по-прежнему сжимая в руке клок грязной ткани, – И что там болтала насчет детей? Это чьи же дети у нас будут: твои и господина де Марверта или мои от него же? Или будем чередоваться? А может быть, ты хочешь, чтобы я сегодня же принялась искать им другого отца?
Pierrot/Pierrette: – Не надо! – выкрикнула в ответ Николь, даже не дослушав. – Да как будто не ты вместе с Герцогом ото всех сбежала! Как будто это не за тобой тоже сержант гнался, чтобы вернуть! Кого мне в чём после такого убеждать надо? Кто тебе после такого вообще верить будет? Разве что я, дурища, а мне ты ещё рассказывала, будто ты у кого-то там вексель украла! «Верь мне», как же! Я же верю, разве не видишь? Дождь тёк по её щекам или слёзы, сказать было невозможно. – Верю, – продолжала она, не видя как будто, что Белль говорит в одно время с ней, – что уж мне-то ты не лжёшь – да, вот такая я дурища! Что не обманешь снова, не бросишь! Вопреки себе, не хочу, а верю! Что хочешь твори, а я… Какого отца? Кому? Безнадёжная пауза в её возмущённой речи пришлась как раз на последние слова Белль, и, словно лишь теперь осознав, что они друг друга не слышали, она растерянно уставилась на подругу.
Belle Fleur: Белль только досадливо передернула плечами, поняв, что Николь ее не слушала. Впрочем, и она сама уловила из ее страстной речи лишь последние фразы. -Ты и есть дурища, раз до сих пор не поняла, почему я тогда сбежала. Ладно, хватит воду в ступе толочь, показывай, где заначка спрятана. Пожалуйста, очень тебя прошу! Комедиантка отвесила в сторону подруги шутовской поклон.
Pierrot/Pierrette: Несколько мгновений Николь молча смотрела на подругу, и в её глазах смешались недоумение и ещё не остывшее возмущение. Затем она набросила ей на плечи плащ, мимоходом коснувшись вновь выпущенных на волю сияющих золотом локонов. – Здесь, – обойдя заваленный фургон, она указала на то место, где ей удалось отодвинуть рухнувшую парусину. – Видишь? В узкую щель, обнаруженную ею в углу фургона, действительно не пролезла бы не одна рука, кроме самой маленькой, но как ни смотри, не разглядеть было, было ли там что-то спрятано.
Belle Fleur: - Вижу... Ловкие пальчики лютнистки проникли в потаенную щель, но дальше дело немного застопорилось. Свободной рукой она отвела от лица влажную от дождя прядь волос и снова поднажала. Помучавшись немного, Белль все-таки просунула кисть целиком и наткнулась на что-то, текстурой и формой напоминавшее туго завязанный кошель. -Ого! – воскликнула она восхищенно и покосилась на подругу. – А заначка-то у Ампаро приличная...Теперь пристально следи за моей рукой, душа моя, иначе я за себя не отвечаю... По личику комедиантки разлилось настоящее блаженство, когда она ухватилась за тесемки и потянула вожделенную добычу наружу: осязая чужое сокровище, она наслаждалась не меньше, чем какой-нибудь старый скряга - видом своих сундуков, набитых золотом.
Pierrot/Pierrette: Озадаченное выражение, возникшее в глазах Николь при виде изменений на лице подруги, сменилось тревогой, когда до них донёсся шорох и удар копыта. Выругавшись, она бросилась к Гнедку, который при виде хозяйки недоумённо поднял голову от травы. – Растяпа я, – приведя мерина с собой, комедиантка привязала его к изгороди неподалёку. – Ладно пожрал чуток, а ведь и уйти мог!
Belle Fleur: Одно дело – сунуть руку в узкий и тесный просвет, совсем другое – ее вытащить. Вынужденная сжимать пальцы в горсть, чтобы не выронить кошель, Белль никак не могла протиснуть руку обратно. Отчаявшись, она отпустила тесемки и попыталась освободиться, но очень быстро поняла, что сделать этого не в состоянии, и выражение блаженства на ее лице сменилось унынием, смешанным с неподдельным страхом.
Pierrot/Pierrette: Возвратившись к подруге, Николь с одного взгляда оценила обстановку. – Чёрт! Застряла? – озабоченно воскликнула она. – Погоди, не дёргайся. Расслабь руку. Кончиками пальцев ухватив одну из двух образовывавших щель досок, она попыталась сдвинуть её в сторону. Затем принялась за вторую, и что-то как будто подалось.
Belle Fleur: Белль послушно расслабила руку и снова попыталась ее освободить. Увы! Это можно было бы сделать лишь содрав кожу до мяса. Возможно, она и принесла бы подобную жертву ради своих собственных денег, но ради чужих – нет. Придется все же просить Николь идти к местным поселянам за топором. Тут пленница, с волнением следившая за манипуляциями подруги, заметила, что доска все же чуточку подалась, и, кое о чем вспомнив, воскликнула: - Николетта, ножом ее поддень! У тебя ведь нож есть!
Pierrot/Pierrette: – Погоди, – рассудительно отозвалась Николь. – Сломать всегда успеем. Но фургон ведь не живой, и рука твоя вроде не распухла – значит, должно так вылезти. Смотри, с этой стороны щель как будто чуток пошире будет… И руку поверни.
Belle Fleur: - Откуда ты-то знаешь? Рука-то моя и находится внутри! Я чувствую, что она пухнет и раздувается, как от укуса пчелы... – резонно возразила Белль, возмущенная тем, что подруга тревожится за целостность фургона больше, чем за ее собственную: какая в том беда, чтобы отодрать одну из досок, а после прибить ее обратно?! – Ладно, Николь, иди по своим делам: у тебя их невпроворот, а я буду стоять здесь, пока не околею – и вот тогда ломать фургон точно придется! Белль сильно дернула рукой, но от резкой боли у нее помутилось в глазах - О, я несчастная! – снова воскликнула она уже со слезами, - Ну почему, почему я застряла именно тогда, когда рядом со мной такая бессердечная особа, как ты?! Милочка Франсина уже давно сбегала бы к крестьянам и попросила топор!
Pierrot/Pierrette: При всей вспыльчивости Николь, весь этот поток вздора только вызвал улыбку у неё на губах. – Да будь у твоей Франсины не две кривые ноги, а все четыре, и то она даже за калитку не успела бы выйти, – откликнулась она, не спеша, однако, вытащить нож. – Нет, серьёзно, не может так быть, чтобы без причины рука застряла. Пчёл там никаких быть не может, да и почувствовала бы ты – верно, сдвинулось что-то. Погоди, разберёмся. Ну куда я здесь лезвие просуну, ещё тебя же и порежу. Слушай, а может, намочим руку? Доски действительно были приколочены на совесть, и чтобы выломать одну из них, нужно было что-то подлиннее и покрепче обычного ножа.
Belle Fleur: - Подобного вздора в жизни не слыхала! Откуда тебе знать, какие у Франсины ноги? Ты ей под юбку заглядывала, что ли? Белль снова сделала попытку освободиться и застонала: - Ладно, мочи...
Pierrot/Pierrette: Недолго думая, Николь зачерпнула воды из ближайшей лужи и окропила ей и щель, и пол фургона, и кожу Белль. – Душа моя, ты только не плачь, – наклонившись, она коснулась губами видимого ей запястья. – Всё будет хорошо, вот увидишь. Ну выломаю я эту доску, если что, только повозиться придётся. Погоди! Что-то снова дрогнуло под её пальцами.
Belle Fleur: Белль тяжело задышала, шевеля плененной, а теперь уже и мокрой рукой. - Ох, Николетта...Сейчас...сейчас...еще немного...да! кажется, выходит... Она сделала еще несколько осторожных, но настойчивых движений и вытянула из злополучного тайника и руку, и сплющенный, но по-прежнему крепко завязанный кошель. Благоговейно поцеловав узелок, она тут же сунула кошель в руки Николь и заявила: - Больше даже пальчиком к нему не притронусь! А ты не забудь передать Ампаро, что пока я спасала ее денежки, ты с меня глаз не сводила!
Pierrot/Pierrette: Сунув тяжёлый кошель за пазуху, Николь поймала ручку подруги и внимательно осмотрела её. Кое-где на нежной коже появились красные пятна, но ни одной царапины не осталось. – Ну зачем ты его ещё тащила? – укоризненно произнесла она и один за другим перецеловала её мокрые пальцы. – Я бы палкой попробовал подцепить… Не болит? А я-то думал, чего это рука не пролезает? Держи! Взяв отложенный в сторону чепчик, в котором лежали четыре золотые монеты, она вернула его Белль.
Belle Fleur: Белль взяла чепчик и недоуменно уставилась на золото, поблескивавшее в его мягких складках. - Зачем ты возвращаешь мне деньги, Николь? Ведь я же сказала, что это мой первый взнос... Она осеклась, пальцы ее начали лихорадочно мять холщовую ткань. - Я поняла: тебе легче занять у Ампаро, у кого угодно, только бы не быть обязанной мне. Белль повернулась и побрела к тому месту, где так и валялся дырявый платок Франсины.
Pierrot/Pierrette: – Да что ж ты, ей-богу! Кинувшись за подругой, Николь поймала её за руку и развернула к себе. – Ничего ты не понимаешь! Не отказываюсь я, это ты всё время на попятную идёшь! Со вчерашнего вечера я тебя уговариваю, а ты чуть что – и передумала! И что, мне всякий раз придётся тебе ещё и деньги обратно совать? Оставь у себя, когда пора придёт, разберёмся. Да ещё раньше тебе заплатить надо будет, когда в деревню пойдём. Надо же кого-нибудь подрядить, чтоб фургон отсюда вытащили? Тогда и заплатишь… если у кого-то с таких денег сдача найдётся! Ну, пожалуйста! Она просительно улыбнулась.
полная версия страницы