Форум » A la guerre comme à la guerre » Либо вы часть проблемы, либо вы часть ее решения. 12 сентября 1627 года » Ответить

Либо вы часть проблемы, либо вы часть ее решения. 12 сентября 1627 года

Луи де Кавуа:

Ответов - 39, стр: 1 2 All

Мари де Шеврез: - Обожаю! - прикрыв глаза, поведала Мари. - Это у нас семейное. А вот мой супруг предпочитает ездить в каретах. Причем весьма заботится об их удобстве. Вот, например, эту он заказывал год назад. Жаль, что вы отказались составить компанию нам с Кэтти. Внутри очень удобно... На последних словах голос обольстительной красавицы вдруг понизился, приобрел бархатную, чуть хрипловатую глубину. Но тут же герцогиня вновь распахнула глаза, насмешливо улыбнулась и потянулась к шторке, безжалостно (или - милосердно?) скрывая все то, что привлекало внимание мужчин. - Будем разговаривать через дверцу, лейтенант. Я готова была признать гвардейцев его высокопреосвященства идеальными солдатами, но вижу, что лично вам не хватает терпения... и вы больше думаете о себе, чем о даме! Ради вашего спокойствия я прикрою окно. Вы лишили меня радости наблюдать за дорогой и наслаждаться дневным светом. Хотя... Кэтти, открой шторку с противоположной стороны. Знаете, лейтенант, когда окна наглухо закрыты, здесь становится невыносимо душно. Последовала краткая пауза. - Здесь уже невыносимо душно, - раздраженным тоном произнесла Мари. - Кэтти, не должны же мы страдать из-за того, что господа гвардейцы... такие нервные. Сними плащ, а то тебе станет плохо. И достань книгу. Я почитаю, пока достаточно света и дорога ровная. - Мадам, - камеристка забеспокоилась, - мадам, вы только что болели, и сейчас не вполне поправились. Вас просквозит! - Ерунда! - заявила герцогиня. Судя по звукам, она складывала свою дорожную накидку. - Ну вот, теперь гораздо лучше. Я могу спокойно дышать. Так, на чем мы остановились вчера вечером? А, вот закладка! И Мари принялась читать вслух. - Вы мой навек, я ваша тоже, Никто другой, избави Боже, Доселе не владеет мной. Хоть называюсь я женой, Во мне вы обретете деву. Адам познал праматерь Еву, Но до сегодняшнего дня Ваш дядя не познал меня… Дамы развлекались чтением в высшей степени галантного романа Кретьена де Труа «Клижес». Было понятно, что герцогиня действительно продолжает с отмеченной накануне цитаты. Но стихи звучали как изысканное издевательство. А голос у мадам де Шеврез был звонким и выразительным.

Люк де Жюссак: Что может удержать мужчину от желания последовать внутрь кареты, в райские кущи, к черту на кулички или в любую иную terra incognita, следуя за чувственным, хрипловатым контральто коварной сирены и видением соблазнительной женской груди, мелькнувшей меж узорного покрова из дорогих фламандских кружев? Только служебный долг. Лейтенант стоически вынес щелчок по носу в виде захлопнувшейся кожаной шторки, навострил уши, прислушиваясь к шуршанию ткани за занавеской, как охотничий пес в конце лета, напомнил себе о бородавке на носу аббатисы Теваль, и позволил единственное, что угрожало его стойкости менее всего – говорить и слушать герцогиню, явно желающую лишить вынужденного конвоира остатков терпения. - Вы прекрасно читаете, мадам. Хотя девица слишком откровенно являет согласие, - не скрывая иронии, сообщил он походя наглухо задернутому куску бычьей кожи, и продекламировал достаточно громко, чтобы быть услышанным наверняка: Хочу, чтоб вы, когда я вас целую, Твердили “нет” с улыбкою, но строго: Ведь слыша “да”, вас упрекнуть могу я, Что вы наговорили слишком много. Не полагайте только, ради Бога, Что цвет любви не нужен стал мне вдруг, И всё ж, отнюдь не корча недотрогу, Шепчите: “Нет, он не про вас, мой друг!* Сорванный голос солдата, более привычный к военным командам, чем к рифмам, звучал не столь выразительно, как сладкоголосое пение мифической соблазнительницы, но вполне красноречиво. - Командир! – Комон, замыкающий кавалькаду, предупредительно кашлянул, возвращая парившую под свинцовыми облаками душу лейтенанта де Жюссака на бренную землю, - нас нагоняют какие-то люди. Гвардеец моментально подавился рифмой. - Закройте шторки с обеих сторон, мадам, и сидите тихо! – голос молодого человека растерял медоточивые интонации, лязгнув, словно железный засов. * Clément Marot, «De oui et de nenny», перевод Юрия Корнеева

Провидение: Вечер походной поэзии был прерван появлением тех, кого путники давно ожидали: к карете герцогини, подобно всаднику на бледном коне, приближался шевалье де Курсаж в сопровождении двух подчиненных. Мушкетерские плащи не допускали двойных толкований: эскорту госпожи де Шеврез предстояло увеличиться на трех человек. Когда верные слуги Его Величества прибыли к дому «милого Шарля» и услышали, что герцогиня уже покинула обитель своей непреходящей скорби, им оставалось только отправиться по следам кавалькады, скрипя зубами и предвкушая момент объяснения с гвардейцами кардинала, посмевшими в который раз сунуть нос не в свое дело. Приказ короля был недвусмысленен: сопровождать мадам должны были королевские мушкетеры, а не прихвостни… О, пардон – телохранители первого министра. Так что теперь шевалье де Курсаж почти предвкушал момент объяснения с гвардейцами. Он уже приготовил фразу «Какого черта, господа?», и теперь готовился гордо бросить ее в лицо вот этому всаднику с наглой физиономией… О, да это же де Жюссак! - Добрый вечер, - обронил де Курсаж, рассматривая лейтенанта, словно некое заморское животное, и напрочь позабыв о том, что только что собирался сказать. – Согласно распоряжению Его Величества, эскорт герцогини должны были составить мушкетеры. И теперь я надеюсь услышать хоть сколько-нибудь внятные объяснения тому, что вы здесь делаете, господа.


Люк де Жюссак: При ближайшем рассмотрении угроза возможного нападения рассеялась как дым, однако лицо Люка де Жюссака приобрело выражение человека, проглотившего лимон. - Ах, это месье де Курсаж, - скучающе сообщил он задернутой наглухо шторке кареты, - не беспокойтесь, мадам, как я и говорил, вашей безопасности ничего не угрожает. Это всего лишь безнадежно отставший конвой. Простите, э-эээ… эскорт. Только мушкетеры его величества могут задержаться на два часа без видимых причин, и нагонять вверенную их попечению особу с таким небывалым размахом. Далее лейтенант де Жюссак многозначительно замолчал, позволяя Скарамушам в голубых плащах осознать всю глубину той пропасти, на дне которой обязаны барахтаться жалкие остатки их самомнения, и, наконец, изволил обратить внимание на господина де Курсажа. Мало ли, еще пятнами пойдет, или схватится за шпагу, не сходя с места. Как бы то ни было, неприязненные отношения между двумя славными полками Франции не должны мешать исполнению служебного долга. Произнеся про себя эту прописную истину три… нет, четыре раза, молодой человек переспросил елейным тоном, в котором только самое чуткое и настороженное ухо могло уловить нотки иронии: - Надеюсь, ваше желание получить объяснения, шевалье, подкреплено письменным распоряжением? Не подумайте, что я не доверяю вам, сударь, но!..

Провидение: Мушкетерам очень хотелось схватиться за шпаги, и в других обстоятельствах они непременно бы сделали это, но дуэли на войне карались куда жестче, нежели в мирных условиях Парижа, да и… Не время было и не место. Но как же хотелось! - Разумеется, - процедил де Курсаж и протянул лейтенанту приказ за подписью господина де Тревиля. – Это не мы задержались, это вы поторопились оказаться как можно дальше от Ларошели. Да это и не удивительно: гвардейцы известны своей нелюбовью к запаху пороха. Вы же предпочитаете иные ароматы… Дамские духи… Ладан, как и подобает слугам духовного лица? Проявите смирение, господин лейтенант. Мы догнали вас и не исчезнем, даже если вам вздумается осенить нас крестным знамением.

Мари де Шеврез: Из кареты донеслось звонкое "Апчхи!". Кожаные шторки колыхнулись, и в просвете между ними показалось лицо герцогини. - Не вздумайте драться между собой, господа. Меня учили медицине, но я была не слишком способной ученицей. Мари одарила очаровательной улыбкой сначала лейтенанта гвардейцев, затем не менее приветливо улыбнулась старшему из мушкетеров. - Сударь, мне кажется, я вас немного знаю. Месье де Курсаж, не так ли?

Люк де Жюссак: - Драться? – лейтенант де Жюссак скептически дернул бровью, - боже упаси, герцогиня. Если я просил вас, мадам, - железный засов лязгнул совсем близко, и в серых глазах снова появились первые признаки сгущающихся грозовых туч, - не вступать в разговоры с солдатами без особой необходимости, то это в равной степени относится и к беседам с господами мушкетерами. Вам же, сержант, я рекомендую поумерить свою прыть, иначе вас придется не крестом осенять, а петь над вами молитвы. Гвардеец небрежно сложил бумагу и протянул ее мушкетеру, скучающе измерив его с головы до ног. - Поскольку от вас не пахнет ни порохом – видимо, аромат войны выветрился под влиянием стремительного галопа, с каким вы покидали театр военных действий, ни духами – увы, вы не женщина, поэтому с этой точки зрения тоже вызываете моего интереса, - губы лейтенанта растянулись в циничной усмешке, - вам остается принять тот печальный факт, что распоряжением его высокопреосвященства на меня возложена ответственность сопровождать мадам де Шеврез в Дампьер. Поэтому займите свои позиции в арьергарде. Он вам к лицу. Это приказ. Фло и Комон, чувствуя, что – еще немного, и над головами ощетинившихся мушкетеров раздадутся неминуемые в таких случаях громовые раскаты, подтянулись поближе, демонстративно положив руки на угрожающе поблескивающие эфесы.

Мари де Шеврез: Мари, демонстративно зевнув, посмотрела на лейтенанта с нескрываемой насмешкой, затем откинулась на спинку сидения и резко задернула шторку. - Видимо, мы преступницы, Кэтти, - сказала она громко и отчетливо. - Мы лишены даже права разговаривать. Что ж, давай продолжим чтение. Нужно отдать должное герцогине: если она и читала, то тихо. Ее голос невозможно было услышать, даже находясь рядом с дверцей кареты.

Провидение: - Рад видеть вас, герцогиня. Де Курсаж успел коротко обозначить поклон в сторону кареты, прежде чем прелестное лицо исчезло за шторкой. Сержант был человеком сообразительным и не потянулся к шпаге только потому, что их побоище могло оказаться весьма на руку очаровательной пленнице – и только. Если они сейчас перебьют друг друга, мадам де Шеврез мирно отправится туда, куда ей в голову взбредет. - Мы будем ехать там, где сочтем нужным, - гордо вскинув голову, сообщил мушкетер. – Слава Всевышнему, вы пока еще не капитан нашей роты. Надеюсь, у вас тоже есть бумага, которая дает вам право здесь находиться?

Люк де Жюссак: - Разумеется, бумага есть. Подписанная кардиналом Ришелье, сударь, - Люк де Жюссак задумчиво подергал раскисшее перо на шляпе, - вынужден вас огорчить, но вам придется исполнять мои приказы вне зависимости от того, доставляет ли вам сей факт удовольствие, или нет. Неповиновение старшему по званию, и в военное время, знаете ли… грозит массой неприятностей. Молодой человек демонстративно оскалился, поглаживая Мессалину по холке. Новый порыв холодного ветра истощил терпение де Жюссака. «Более того, - взгляд лейтенанта гвардейцев подернулся декабрьской изморозью, - мне будет приятно вдвойне, если вам это удовольствия не доставит». Неизвестно, умел ли сержант де Курсаж читать по глазам - и выяснение этого вопроса гвардеец предпочел отложить до более удобного времени. До города, по расчетам, оставалось не менее трех лье пути, а небо над горизонтом уже окрасилось в лиловые сумеречные тона. - Фло, Комон, вперед! – скомандовал лейтенант, пришпорив кобылу, - поехали, господа, поехали. До темноты нам нужно добраться до Ньома.

Мари де Шеврез: - Господин лейтенант! - вдруг истошно завопил женский голос. - Господин лейтенант, помогите! Остановитесь же! Из кареты выглядывала субретка. По ее личику было понятно, что случилось нечто серьезное. Люк оказался у дверцы не позже, чем через минуту. Герцогиня де Шеврез, бледная, с закрытыми глазами, лежала на подушках. Казалось, она и не дышит - корсаж был расслаблен, и Люк прекрасно видел, что тот самый крестик, который уже вывел его сегодня из состояния душевного равновесия, неподвижно покоится где-то на тонкой ключице женщины. - Обморок, - кратко пояснила субретка, загораживая госпожу от нескромного мужского взора. - Необходимо срочно остановиться и перенести ее в теплое спокойное место. Девушка была близка к тому, чтобы разреветься. - Почему нельзя было дать ей остаться? Она так плохо переносит дороги... а уж больная...

Люк де Жюссак: Люк де Жюссак, за свою жизнь перевидавший немало глубоких обмороков от потери крови и горячечного бреда от гниющих ран, к дамским слабостям был куда более равнодушен, однако признавал справедливость слов перепуганной субретки. Если герцогиню растрясет в дороге так, что она и пошевелиться завтра не сможет, кому от такого расклада легче? - Откройте шторки. Прикройте ее накидкой, - гвардеец оценил красоту белоснежной груди мадам де Шеврез раньше, чем Кэтти успела загородить ее собою, – нюхательные соли, уксус, что-нибудь есть? Лейтенант перевел требовательный взгляд на девицу. - Реветь не вздумай, - ласково потрепал Кэтти по щеке, покосился на неподвижно лежащее соблазнительное, потрясающее воображение идеальностью форм и естественной грацией женское тело в обрамлении фламандских кружев, посчитал волоски на бородавке аббатисы Теваль, и сорванным голосом прокричал куда-то вперед: - Комон, в ближайший постоялый двор или трактир, галопом! Кавалькада рванула с места. За зарослями боярышника дорога круто брала вправо. Проскакав не более четверти часа, всадники спешились у входа в скромный, но чистенький трактир. - «Жареный петух» - прочитал гвардеец свежевыструганную желтую вывеску из дубовой доски, - прекрасно, название вдохновляет. Мадам! Лейтенант распахнул дверцу кареты, обнаружив, что актеры едва продолжили пьесу без его участия. Головка прекрасной путешественницы безвольно покачивалась на бархатных подушках, нежно-розовые краски на скулах сменились восковой бледностью, весьма похожей на настоящую. - Дьявол меня раздери, - пробормотал де Жюссак, озадаченный открывающимися перспективами, - мадам! Очнитесь! Делать было нечего – гвардейцу на деле пришлось доказывать, что его очерствевшая в боях за веру и кутежах душа не чужда состраданию к слабости ближнего, тем более, слабость эта была поистине очаровательна. Лейтенант подхватил герцогиню де Шеврез на руки, и поволок… Увы! Место, куда гвардеец внес лежащую в его объятиях женщину, было не слишком людным, но и не напоминало райские чертоги. Явление малочисленному народу группы военных, ощетинившихся шпагами, увенчанной, словно корона жемчужиной – обморочной дамой, молодой и красивой, вызвало понятное оживление в обеденном зале. - Хозяин! Комнату, и немедленно! – рев гвардейца мог пробудить ото сна даже мертвого.

Мари де Шеврез: Герцогиня, впрочем, даже не пошевелилась. Лежа на руках у мужчины (черт, как приятно!), Мари думала о том, что г-н де Жюссак честно заслужил свой лейтенантский мундир. Мнение, которое она уже составила об этом человеке, только укрепилось. Конечно, он засматривался на нее. Она ему нравилась. Это не грех - это просто природная слабость. А в остальном... В остальном лейтенант вел себя безукоризненно, как человек не только умный, но и мудрый. А раз так, следовало расслабиться и продолжать играть роль дамы, пребывающей в глубоком обмороке. Это было достаточно просто, Мари уже не раз прибегала к этой уловке и ей доводилось обманывать людей более искушенных, чем какой-то военный. Главное - чтобы к ней вызывали местного эскулапа. А уж потом... Хотя нет. Сейчас важнее всего оказаться в комнате. Стоит помолиться за то, чтобы комната оказалась в правильном месте. И чтобы сообразительному лейтенанту не пришло в голову лично нести охрану пленницы - с него станется попросить ширму и устроиться в той же комнате. Для гарантии безопасности путешественниц.

Провидение: На зов лейтенанта гвардейцев кардинала в зал не столько вышел, сколько прошествовал хозяин «Жареного петуха». Это был темноволосый мужчина средних лет, чья внешность ясно говорила о близости побережья, навевала на мысли о юрких двухмачтовых шхунах, драках с береговой охраной… И о превратностях судьбы моряка, потому что левая нога трактирщика заканчивалась потемневшей от времени деревяшкой. Дополняли картину черный головной платок и серьга в ухе. Трактирщик окинул гостей задумчивым взглядом. Раньше к нему не врывались толпы военных, но время нынче сложное… Мушкетеры, гвардейцы… Полный набор, и бесчувственная кошечка в придачу. Из благородных. Решительно, это была не та картина, которая могла бы всерьез удивить бывшего контрабандиста. Заинтересовать – да, но не удивить. - На двоих, сударь? – уточнил он, нисколько не меняясь в лице.

Люк де Жюссак: - На двоих, разумеется, - сообщил де Жюссак, вскидывая изумленные серые глаза на неунывающего корсара, - с дамой будет ночевать служанка. Где эта девчонка? Решительно кивнув колоритному хозяину «Жареного петуха», он пропустил его вперед, и взлетел по лестнице, раздавая распоряжения голосом простуженного полкового рожка: - Еще две комнаты для меня и моих солдат. Выход из всех трех комнат в одно помещение. Я вас не слишком утомил, мэтр?! Пошевеливайтесь! Поблизости можно сыскать аптекаря? Мадам, да очнитесь вы, наконец! Герцогиня де Шеврез решительно не желала приходить в себя. Шелковистый локон беззащитно лежащей у лейтенанта на плече белокурой головки щекотал твердую загорелую скулу гвардейца, руки молодого человека обвивали стан столь же нежный и манящий на ощупь, сколь привлекательным он казался при ближайшем рассмотрении, и Люк де Жюссак, которого ноша отнюдь не тяготила, начал осознавать неизбежное. Еще немного, и он готов будет проскакать до Дампьера с дамой на руках. Пешком. Пришлось сильно напрячься, в красках нарисовав в своем воображении не только ограбленную аббатису, но и капитана де Кавуа в гневе. Как ни странно, помогло. Лейтенант пнул ногой указную хозяином дверь. - Прибыли, мадам!

Мари де Шеврез: Мадам де Шеврез хранила молчание. Ей нравился способ передвижения. Молодой человек, который легко несет тебя на руках... великолепно! Герцогиня владела умением смотреть сквозь длинные ресницы, которое легко осваивают красивые особы женского пола старше пяти лет.. правда, и некоторые мужчины - тоже. Мари могла назвать одного такого... Неожиданно возникшая грустная и нежная мысль об "одном таком", в числе своих однополчан-мушкетеров оставшемуся под Ла-Рошелью, благополучно помогла ей отбросить некстати пришедшую в голову фантазию: она и лейтенант... а ведь могло бы получиться забавно! В иное время и в иной ситуации легкомысленная герцогиня нашла бы способ укротить строптивца, превратить его в покорного кавалера и затем вкусить с ним радости плотского влечения. К счастью, легкий вздох сожаления, помимо воли вырвавшийся из груди Мари, пришелся ровно на тот момент, когда лейтенант открывал дверь в комнату. Она не виновата. У нее слишком давно не было мужчины. Но она об этом подумает позже. Кэтти, сообразительная девочка, принялась хлопотать вокруг госпожи. Флакон с нюхательной солью, флакон с водой венгерской королевы, флакон с целебным отваром из провансальских трав - все пошло в ход. Кэтти слегка сжала руку госпожи. Мари ответила ей едва заметным движением. Субретка поняла немой приказ - и тут же расплакалась. - Сударь, - Мари слышала ее дрожащий голосок и давала себе клятву увеличить девочке и без того немалое для горничной жалование, - сударь, я не могу привести ее в чувства! Нужно срочно найти врача!

Люк де Жюссак: - Найдем! – самоуверенно предположил лейтенант, не особенно заботясь о том, что до Ноьра не меньше двух часов пути, а за окном стремительно сгущаются лиловые вечерние сумерки. В комнате резко запахло притираниями и розмарином. Люк де Жюссак чихнул и попятился, бросая смутный взгляд на фламандское кружево, и весьма откровенный – на хорошенькую служанку, которая прыгала подле своей госпожи, словно наседка над цыпленком. - Прекрати рыдать, дурочка, - душевно посоветовал молодой человек, попутно соображая, что одна женщина от другой отличается мало, а с субреткой возни меньше, - за аптекарем отправятся немедленно. Лейтенант в два прыжка перемахнул комнату и выглянул в окно – достаточно высоко, чтобы суметь покинуть комнату подобным путем без посторонней помощи. Но кого-то из гвардейцев стоит поставить погарцевать под окнами. Еще лучше заставить сделать это кого-то из господ мушкетеров. Лицо де Жюссака осветила удовлетворенная ухмылка человека, замыслившего нехитрое развлечение. - Покидаю вас, сударыня, в надежде увидеть завтра утром в добром здравии, – гвардеец повысил голос, с расчетом на то, что - если не всхлипывания бедняжки Кэтти (тут он бросил еще один оценивающий взгляд на субретку), то командный тон, мало уступающий по звучности осипшим иерихонским трубам, вернет даме утраченное сознание. - Аптекарь живет в Ньоре, на улице Лудильщиков, но это долго, дорогу развезло от дождей, а рядом совсем, в деревне, есть повитуха, говорят, травами лечит, и народ к ней ездит. Правда, страшна она как… не к ночи будет помянуто, однако и золотуху заговаривала, и горячку снимала, а уж дамские хвори… - пискнула из-за спины плотная розовощекая девица, присланная хозяином на помощь благородной даме. - Прекрасно! – прогрохотал лейтенант, - повитуха подойдет, дитя мое?

Мари де Шеврез: Щеки Кэтти пошли красными пятнами. - Рано еще, - пробормотала она. И тут же прижала ко рту обе ладони, осознав, что сказала. Но вырвавшееся признание уже перестало быть тайной: Жюссак отсутствием слуха не страдал. Девушка посмотрела на лейтенанта взглядом, который бы мог и скалу превратить в комок чего-то мягкого и теплого.

Люк де Жюссак: - Ах, вот так, значит, - задумчиво произнес лейтенант де Жюссак, разглядывая потолочную балку, - ну, отчего же рано, милая? Рано не бывает, рано - не поздно. Значит, повитуху. Новость была ошеломительной, но многое объясняющей. В том числе и внезапную слабость, и болезненный вид. Хотя по виду и не скажешь. Люк не отказал себе в удовольствии бросить еще один взгляд на свежие прелести беременной герцогини, и, отдавая приказы солдатам, кубарем скатился по лестнице. - У двери мадам - два человека, под окном – по очереди – по одному, никого не впускать, кроме служанки! На служанку не пялиться, и за выступающие места не хватать. Узнаю - голову оторву! Вы меня поняли? – гвардеец пригвоздил хмыкающего Комона взглядом к полу, и бросил на ходу де Курсажу, - вас это тоже касается, сержант. Соблаговолите напрячься и организуйте дежурство на улице. Болезнь мадам де Шеврез не повод ослабить бдительность. Мессалину еще не расседлали. Через пару мгновений лейтенант де Жюссак в сопровождении хозяйского сына на крепком, но тихоходном муле, растворился в вечернем полумраке.



полная версия страницы