Форум » A la guerre comme à la guerre » Либо вы часть проблемы, либо вы часть ее решения. 12 сентября 1627 года » Ответить
Либо вы часть проблемы, либо вы часть ее решения. 12 сентября 1627 года
Луи де Кавуа:
Ответов - 39, стр:
1 2 All
Луи де Кавуа: ...Увидев приближающегося всадника на гнедой кобыле, Кавуа придержал коня. Он послал за лейтенантом четверть часа назад, и, надо отдать Жюссаку должное, он успел явиться прежде, чем терпение начальства истощилось. - Вы вовремя, лейтенант, - констатировал пикардиец, придерживая шляпу. Ветер с побережья дул в спину, развевал плащи, путался в гривах лошадей и уносился дальше, куда-то в сторону Лажарри – как раз туда, куда в скором времени предстояло отправиться и слугам Его Высокопреосвященства. - У меня есть для вас задание. Но сперва я хочу услышать, как обстоят дела в вашей роте. Вы меня очень порадуете, если скажете, что нет ничего такого, что потребовало бы вашего непременного присутствия в ближайшие несколько дней.
Люк де Жюссак: Люк де Жюссак, издалека заприметив фигуру капитана, перевел Мессалину с неторопливой рыси на легкий галоп. Отчасти, чтобы проявить служебное рвение – буде другой возможности пока не представилось. Отчасти, чтобы прогнать с лица неуместную ухмылку человека, предвкушающего тихий вечер в компании парочки приятелей и нескольких бутылок недурного бургундского, которое Вассер проиграл ему в кости еще третьего дня. Вопрос капитана де Кавуа не поставил Люка в тупик, но придал мыслям молодого человека мизантропическое направление. Коварный сентябрьский ветер швырнул ему в лицо пригоршню холодных мелких брызг. Лейтенант отряхнулся, словно пес после купания в озере, и бросил на командира унылый взгляд собаки, которую добрый хозяин в непогоду гонит прочь из дома. - Ничего такого, что помешало бы мне исполнить ваше приказание, капитан, - страдая от собственной честности, как от оскомины, поведал он, глядя на Кавуа преданными серыми глазами, - правда, Вассер, упав со стол… повредил руку во время учебного боя, караульные несколько раз сообщали о том, что в расположение роты пытались проникнуть непотреб… сомнительные личности, а Фло и Комон явились в лагерь после того, как погасили огни, и в таком виде, что я немедленно распорядился посадить обоих под арест, чтобы проспались. Других происшествий нет.
Луи де Кавуа: - Действительно, сущие мелочи, - губы капитана дрогнули в едва заметной усмешке. – Если так пойдет и дальше, сержанты отлично справятся без вас… А вам предстоит опасная прогулка в компании красивой и очень умной женщины. Да, поблизости непременно окажутся господа мушкетеры. Надеюсь на ваше благоразумие, это не тот случай, когда стоит затевать свары. Имя женщины – герцогиня де Шеврез. Его Величество приказал ей удалиться из Лажарри и под конвоем мушкетеров отправиться в Дампьер. Его Высокопреосвященство полагает, что конвой необходимо усилить. Помните, герцогиня непременно должна добраться до места назначения. Будьте готовы к помехам в пути… Эта женщина может быть очень, очень опасной. Не верьте ни единому ее слову. Вот приказ. Он подписан Его Высокопреосвященством и должен несколько облегчить вашу задачу. Кавуа вытащил из-за отворота перчатки запечатанное письмо и передал его лейтенанту. Любой, кому вздумалось бы потребовать у гвардейца эту бумагу, смог бы прочесть следующее: «Лейтенанту де Жюссаку поручается взять на себя ответственность по препровождению герцогини де Шеврез в Дампьер согласно приказу Его Величества. 12 сентября 1627 года, Пон-ла-Пьер Кардинал де Ришелье»
Люк де Жюссак: Лейтенант надломил печать без особых церемоний, и быстро пробежал глазами лаконичные строки приказа, подписанного самим кардиналом. «Поручается взять на себя ответственность». Хм-м… По прочтении бумаги, облегчающей задачу, Люк де Жюссак не счел нужным подавить появившуюся на лице кислую ухмылку – точь-в-точь такую, как если бы в бутылке, поданной прощелыгой-трактирщиком, вместо отменного бургундского оказался прошлогодний сидр. Умна и красива! Тигрицы тоже бывают красивы… так говорят. Но от этого не становятся ласковее. Гвардеец хмыкнул и укоризненно уставился на командира. О проделках Мари де Шеврез он был наслышан достаточно, чтобы не желать оказаться стражником прекрасной авантюристки, которая не раз умудрялась обвести вокруг пальца соглядатаев Его Высокопреосвященства. - Утешительная бумага, - бесстрастно поведал Люк мокрому перу на шляпе Кавуа, однако в глазах его плеснулась едва заметная ирония, - вкупе с нежеланием дамы быть препровожденной в Дампьер. Я ведь не ошибаюсь, мой капитан, герцогиня отнюдь не жаждет покидать Лажарри? А так же наличием попутчиков в лице господ мушкетеров… Лейтенант де Жюссак сделал красноречивую паузу. Нет, разумеется, он не может не оценить степень доброты командира, повесившего на него мельничные жернова и по-отечески наподдавшего сзади, и по одному мановению его руки готов сопровождать не только мадам де Роган-Монбазон, но самого Бэкингема прямиком до Бастилии в компании десятка мушкетеров де Тревиля. Только маловато одной бумаги в деле, в котором практичный гвардеец охотнее понадеялся бы на дружескую поддержку своевременным ударом шпаги – если нападут со спины. Мессалина, уловив недовольство хозяина, всхрапнула и тревожно запрядала ушами, предчувствуя рысь по раскисшей дороге вместо спокойного вечера в сухом и теплом стойле и овсом в пахнущих мокрой травой яслях. - Я готов, капитан, и обещаю быть благоразумным, - столь же мимолетная саркастическая усмешка мелькнула на губах подчиненного, - но, для большей уверенности в моем… благоразумии… Вы разрешите взять с собой Вассера, Фло и Комона? Нет, у Вассера повреждена рука. Возможно, еще кого-то… по обстоятельствам, капитан? Выезжать сегодня?
Луи де Кавуа: - Не просто разрешу, а порекомендую вам это сделать. – Кавуа бросил одобрительный взгляд на сообразительного гвардейца. – Вассер… Надеюсь, он не слишком пострадал? В любом случае, ему лучше остаться. Что до остального – вы в своем праве, но не более трех человек. Ваша рота больше нужна под Ларошелью, чем в эскорте герцогини. Мадам действительно не хочет уезжать… И ваша первоочередная задача - не столько уберечь ее от дорожных неприятностей, сколько убедиться в том, что она покинула эти места. Капитана не терзали дурные предчувствия. Несмотря на то, что госпожа де Шеврез была опаснее десятка бретеров, де Жюссак, судя по его лицу, вполне осознавал все сложности грядущего путешествия. Кавуа вытащил из седельной сумки мелодично звякнувший мешочек: - В дороге вам потребуются деньги. По возвращении, если все пройдет благополучно, получите столько же. Надеюсь, это компенсирует вам и присутствие попутчиков, и… М-м… Нежелание дамы удаляться.
Люк де Жюссак: Обменявшись с командиром еще несколькими репликами, Люк вооружился сведениями о месте пребывания Мари де Шеврез, чье присутствие лишало сна и аппетита самого Ришелье, и терпением – чтобы стойко вынести всплеск неминуемого раздражения дамы. Если выданный капитаном де Кавуа аванс не примирил лейтенанта де Жюссака с суровой необходимостью бросать насиженное место ради сомнительного удовольствия выдворять герцогиню из Лажарри, то хотя бы немного утешил его в его печалях. Отсалютовав командиру, лейтенант задрал подбородок, пытаясь определить положение дневного светила на небосклоне, но такового не обнаружил, уныло взглянул на непросыхающее серое небо, угрожающе нависшие свинцовые тучи, мутные, словно оконная оплетка, насиженная мухами, и, пришпорив гнедую, взял с места в карьер, желая покончить с приготовлениями к отъезду как можно скорее. - Фло, Комона и Леруа – ко мне, - коротко распорядился он, в сердцах отшвыривая промокший плащ. Через час четверка гвардейцев, надвинув на глаза шляпы, кутаясь в плащи и угрожающе ощетинившись шпагами, верхом отправилась к дому некоего дальнего родственника герцогини де Шеврез, где, по слухам, упомянутая особа пребывала уже четвертый день кряду, отказываясь выезжать. Лейтенант спешился, и от души грохнул дверным молотком о дубовую дверь – ни погода, ни нетерпеливая натура молодого человека не располагали к промедлению.
Мари де Шеврез: Через какие-нибудь три минуты посланец оказался в небольшой гостиной. Ждать долго его не заставили. - Вы спрашивали меня, сударь? Мари де Шеврез смотрела на молодого человека строго, надменно вскинув голову. Она понимала, что тот пришел не по своей воле и, скорее всего, его появление означает одно из двух. Первое - лейтенант имеет приказ арестовать ее. Второе - лейтенант имеет приказ все равно что арестовать ее и сопроводить до... Хорошо, если король и кардинал решили проявить милость и отправить мадам де Шеврез куда-нибудь в Тур или Кузьер. А если нет? Если она уже исчерпала долю везения, отпущенную ей Провидением?
Люк де Жюссак: - Именно так, ваше сиятельство, если ваше имя Мари де Шеврез, - гвардеец изобразил на лице улыбку, которая при живом воображении могла бы показаться любезной, и поклонился, небрежно мазнув потрепанным пером шляпы по выскобленному полу, - лейтенант гвардии Его высокопреосвященства Люк де Жюссак. Раньше лейтенанту де Жюссаку не доводилось сопровождать молодых и красивых женщин далее, чем до будуара или козетки. А дама, представшая перед ним, была совершенно непристойно молода и красива. Люк поскучнел, своевременно напомнив себе, что женщина по сути своей есть сосуд греха и дьявольское порождение, и, скользнув взглядом по открытым плечам дамы, принялся с преувеличенным вниманием рассматривать носки собственных ботфорт. - Приказом его Высокопреосвященства приставлен сопровождать вас в Дампьер, мадам, - перевел взгляд на потолок, старательно не замечая надменно вздернутых темных бровей и синих глаз, в которых плескалось откровенное неудовольствие.
Мари де Шеврез: - Дампьер... - Мари мигом погасила раздражение во взоре и позволила себе улыбнуться. Если Дампьер, то все не так плохо. Черт возьми, все даже замечательно! Герцогиня позвонила. В гостиную, шелестя юбками, тотчас вплыла хорошенькая молоденькая горничная. - Что угодно мадам? - Собери вещи, Кэтти. Вот этот молодой человек привез приказ. Мы отправляемся в Дампьер. Девушка стрельнула глазами в сторону лейтенанта. - Будет исполнено, мадам. - Сколько времени потребуется? Хорошенькая субретка чуть наморщила лоб. - Не более получаса, мадам. Мари отбросила на стол свой веер. - Подождите меня здесь, лейтенант. Если я сама помогу Кэтти, то мы управимся в четверть часа. Сейчас вам подадут вино и бисквиты, чтобы ожидание не показалось долгим. Мы, к счастью, не голодны. Как видите, я проявляю полное согласие с волей его высокопреосвященства... впрочем, и с волей его величества - тоже. Мы немедленно отправимся в дорогу.
Люк де Жюссак: Сведенные ниточки бровей и строгая складка на лбу разгладились, лицо герцогини просветлело. Возможно, так улыбается львица, прежде, чем совершить прыжок. По чести, лейтенант де Жюссак предпочел бы кислую гримасу очаровательной улыбке мадам де Шеврез - настороженный хорек в его воображении моментально вытянул шею, напоминая, что прекрасная головка наперсницы королевы выносила немало коварных планов, и - кто знает, не родился ли в ней очередной именно в этот момент, когда строгость сменилась видимым благодушием? - Вы невероятно добры, мадам, - любезная улыбка шевалье де Жюссака оттенилась едва уловимыми ироническими нотками, - мне, как верному слуге его высокопреосвященства и его величества, приятно слышать о столь трогательном согласии с их волей из уст прекрасной дамы. Бисквиты – конечно, не зажаренный на вертеле барашек и не сочный каплун, но на безрыбье… Гвардеец присел у стола, швырнув на стоящее напротив кресло шляпу с раскисшим пером цапли, и принялся ждать – хорошенькую субретку, вино и бисквиты.
Мари де Шеврез: К сожалению, обещанные вино и бисквиты принес лакей с постной рожей, а не субретка. Во дворе засуетились слуги. Было слышно, как выкатили из каретного сарая экипаж. Затем, судя по репликам, лакеи стали выносить дорожные сундуки. Вещей у герцогини оказалось на удивление немного. Лейтенант не успел соскучиться. Мадам де Шеврез появилась в гостиной - уже в довольно скромном дорожном платье. - Я готова, лейтенант. Через пять минут мы можем отправляться. Вы сопроводите меня до кареты? Синие глаза окинули фигуру молодого человека с ног до головы. Взгляд был многообещающим, если не сказать - опасным. - Могу ли я расчитывать на приятную беседу с вами? Дорожная скука невыносима, а вы кажетесь мне подходящим собеседником. Если, конечно, вам не запрещено вступать в разговоры со мной.
Люк де Жюссак: Физиономия лакея, принесшего обещанные яства, едва ли могла испортить аппетит гвардейца, который, в силу молодости и природного здоровья, всегда был слегка голоден. Даже постное лицо слуги, невольно напомнившее Люку де Жюссаку набившие оскомину суровые лица пуритан неприветливого края, в котором что ни день – то перевернутое на землю серое небо, пустоши и скалы, поросшие вереском, не превратило нежные бисквиты в черствые корки, а вино в уксус. - Мадам, - поклон, сопровождавший второе пришествие герцогини де Шеврез в тесную гостиную, был ниже, улыбка – обольстительнее, а взгляд гвардейца едва уловимо заблестел, замаслился, как у кота при виде мыши, - готов сопроводить вас куда угодно, по вашему желанию. Насмешливые серые глаза лейтенанта без труда выдержали беззаботный, ласкающий взгляд и воображение блеск синих очей прекрасной герцогини. - Ваша любезность поистине безгранична, мадам, - подхватывая предложенную ему игру, молодой человек позволил себе рассмотреть изящную фигурку Мари де Шеврез чуть более откровенно, чем позволяли приличия. Сталь во взгляде молодого человека потеплела, плеснувшись неприкрытым восхищением, - с удовольствием составлю вам компанию, демонстрируя отменную рысь у окна вашего дорожного экипажа на расстоянии, позволяющем удержаться от более смелых желаний, нежели приятная беседа. Позволите вам помочь? Поднести к карете эту шкатулку? Шаль? Веер? «Вас?» «Капитан был прав. Чертовски умна и очень опасна».
Мари де Шеврез: Мари еще раз вскинула длинные ресницы, окатывая гвардейца синей волной взгляда. "Молод. Честолюбив. Рутинные служебные заботы его чертовски утомляют. Не глуп. Даже весьма не глуп. Пожалуй, недурен собой. Разумеется, его довольно четко инструктировали..." - примерно такой вердикт вынесла герцогиня, пока лейтенант спускался вниз по лестнице, показывая даме дорогу, которую она и сама прекрасно знала. Если бы лейтенант гвардейцев согласился сесть в карету - Мари заподозрила бы его высокопреосвященство в наступлении маразма. Приставить к ней пустоголового болвана, который думает не головой, а другим местом, и согласен ради общества красивой женщины сразу пренебречь своим долгом?! Фи! К счастью, все было в порядке: молодой человек проявил любезность, но о своих обязанностях не забывал ни на секунду. Мари уселась в карету. Лакей закрыл дверь. Кэтти уже устроилась на сидении напротив. Такова была воля герцогини: субретка ехала вместе с ней, и запретить этого никто не мог. Вид у бедняжки был несколько испуганным. - Гвардейцы, мадам? - Его высокопреосвященство был столь любезен... - сквозь зубы прошипела Мари, нисколько не пытаясь скрыть свои чувства. В эту секунду их никто не мог слышать. - А мушкетеры, мадам? Конвой из мушкетеров, который обещал его величество... Мари прищелкнула пальцами и отодвинула кожаную шторку. - Сударь, - обратилась она к де Жюссаку. - Меня будут сопровождать только вы и ваши люди?
Люк де Жюссак: - Полагаю, что меня и моих бравых гвардейцев будет более, чем достаточно, ваше сиятельство, - оскалившись, заявил лейтенант де Жюссак, у которого одна мысль о мушкетерском конвое в довесок к его солдатам вызывала зубную боль. Фло и Комон, едва излечившиеся от недавнего похмелья, понимающе переглянулись и недвусмысленно хмыкнули, однако прикусили языки, едва лейтенант угрожающе развернул гнедую корпусом к приплясывающей у задка кареты троице. - Красивая женщина, лейтенант, - одобрительно цокнул Леруа, ничуть не смутившись от лицезрения сгустившихся в глазах командира свинцово-серых туч. - Следите за дорогой, шевалье, - нелюбезно буркнул Люк, вернулся к окошку кареты и поклонился, медовым голосом поведав не самую приятную для путешественницы истину, - ждать господ мушкетеров мы не будем, мадам. Если им угодно будет вспомнить о своих обязанностях, они нагонят нас позже. Вид сверху на скрытые дорожным платьем прелести герцогини вызвал немедленное желание преодолеть расстояние от Лажарри до Дампьера галопом. Приземистый кучер, почувствовав в молодом лейтенанте того человека, который имеет право распоряжаться, тронул поводья. Гвардеец пришпорил Мессалину, взяв с места карьер, и проскакал полсотни туазов, подставляя холодному ветру разгоряченное лицо.
Мари де Шеврез: Мари, не сводившая с лейтенанта гвардейцев глаз, заметила мимолетную страдальческую гримасу, исказившую лицо молодого человека. Конечно! Еще бы он стал ждать кого-либо! О тонкостях взаимоотношений между мушкетерами и гвардейцами кардинала герцогиня знала не понаслышке. Появись рядом с каретой конвой из людей де Тревиля - она знала бы, как поступить, чтобы обратить ситуацию в свою пользу. Кстати, почему королевские мушкетеры - в первую очередь мушкетеры де Тревиля, а вот гвардейцев его высокопреосвященства называют только так, и никогда - "гвардейцы де Кавуа"? Кэтти осмелилась высунуть из кареты голову - и тут же торопливо задернула шторку. Так было куда теплее и безопасней. - Их трое, мадам. И лейтенант. - И лейтенант... - задумчиво протянула герцогиня. Она пока не решила, какую тактику поведения выбрать. Похоже, кротость и покладистость произвели нужное впечатление. Стоит продолжать в том же духе, но не переигрывать. И еще... - Кэтти! - Да, мадам? Герцогиня решительно рванула ленты накидки. - Пересядь ко мне и застегни верхний десяток крючков на платье. Девушка растерянно захлопала глазами. - Мадам, это будет слишком туго для вас. Все же дорога... - Делай что сказала! - нетерпеливо повторила приказание Мари. И чуть более мягким тоном пояснила. - Так надо. Лиф платья в итоге туго обтянул стан молодой женщины, предельно поднимая и поддерживая грудь. Мари резко выдохнула, провела ладонями по телу, сдвигая пластинки корсета чуть вниз - эффект достиг максимума. Правда, нещадно сдавило ребра, но - ничего. Так надо. Трудно только первые минуту-две... позже привыкаешь и уже не замечаешь неудобств. После обеда, видимо, придется переодеться во что-то более подходящее и одновременно - удобное. Но сейчас... - Зачем он вам, мадам? - Кэтти что-то смекнула. - Неужели вы собираетесь... - И в мыслях не было, - насмешливо отозвалась герцогиня, наблюдая в щель между шторками за действиями лейтенанта. - Но почему бы не подразнить, раз уж он показал, что я ему нравлюсь? Кэтти тихо хихикнула. - Тогда, мадам, нужно вернуть накидку на место. Она же из тонкой шерсти! На все намекает, но ничего не показывает! И дышите поглубже... Мари кивнула. - Он не захотел садиться в карету? Ну, пусть смотрит издали. Второй раз свое приглашение я не повторю!
Люк де Жюссак: Ухищрения мадам де Шеврез пропали втуне – Люк де Жюссак упорно держался поодаль от кареты коварной путешественницы, вознамерившейся между делом принести на алтарь собственных, отнюдь не любовных, страстей, еще одну жертву в лице гвардейца, не чуждого ни чувству прекрасного, ни желаниям, далеким от возвышенных куртуазных вздохов. Лейтенант демонстративно галопировал в десятке туазов от окошка кареты, в темном проеме которого вызывающе блестели синие глаза Мари де Шеврез, изредка, пришпорив лошадь, уносился вперед, к сумрачной линии горизонта, где терялась вьющаяся меж редких зарослей кустарника дорога. Возвращался, бросая многозначительный взгляд на солдат, насвистывал что-то себе под нос, задрав подбородок и жуя травинку. Мессалина, почувствовавшая нервозность хозяина, вскидывала голову, пыталась пританцовывать, коротко всхрапывая и кося лиловым взглядом на кавалькаду, сопровождавшую карету герцогини. По знаку лейтенанта всадники окружили экипаж плотным кольцом. Удовольствие лицезреть пышные прелести Мари де Шеврез досталось самому юному из гвардейцев – Леруа. Юноша незамедлительно придвинулся ближе к окошку и свесился с лошади с риском свалиться прямо в дорожную грязь, под колеса кареты. - Может… В-вам… угодно что-либо, мадам? – разлепил он губы, после кратковременного пребывания в легком ступоре, и украдкой оглянулся на командира. Рекогносцировка подчиненного не осталась незамеченной. - Леруа, в авангард! – за спиной юноши раздался не голос, а командирский рык. Молодого человека как ветром сдуло, а Жюссак, кляня на чем свет стоит тактические уловки Мари де Шеврез, бросил неприязненный взгляд на герцогиню, внесшую явную сумятицу в умы лучших представителей доблестной гвардии его высокопреосвященства. Вид дерзко вздымающейся груди, едва прикрытой тонкой шерстяной накидкой, ударил в голову почище картечи. Встряхнулся, как волк, поднял насмешливые глаза чуть выше: - Вам угодно что-либо, мадам? - выплюнув травинку и мешая в голосе мед с патокой, вопросил де Жюссак, - желаете на ужин консоме из юных и незакаленных в амурных боях гвардейцев?
Мари де Шеврез: - О, что вы, лейтенант! - Мари говорила тоном, какой впору бы перенять аббатисе какого-нибудь монастыря. Взгляд был чуть обиженным, брови страдальчески сошлись к переносице. - Я похожа на одного их тех варваров, которые едят человеческое мясо? С чего вы взяли, что я намерена ужинать подобным образом? Я - почти арестантка, вы и ваши люди - при исполнении служебных обязанностей. Это полностью исключает возможность... близкого общения. Ручка, затянутая в перчатку из тончайшей лайки, тем временем как бы невзначай перебирала складки на накидке. Поскольку карета в этот момент замедлила движение - лошади преодолевали очередную полосу дюн, то ветер не замедлил забраться внутрь экипажа. Его сильный порыв скинул капюшон с хорошенькой головки мадам де Шеврез, заставив ее сделать резкое движение и тихо ахнуть. Накидка на груди незамедлительно разошлась в разные стороны, открывая обольстительнейший пейзаж - нечто белоснежное, округлое, чему даже и поэт не сразу нашел бы подходящее определение... Эффект усиливался тем, что в ложбинке поблескивал алмазами крестик. Вырез корсажа открывал не все, но достаточно, чтобы опытный мужской взор уверенно дорисовал то, что еще защищали кружева. Замешательство мадам де Шеврез длилось какие-то несколько секунд, пока она пыталась поймать улетевший и зацепившийся кружевом за одну из шпилек в волосах капюшон. Затем герцогиня поспешно вернула накидку на место, безжалостно скрыв источник соблазна. Лицо Мари пошло красными пятнами, глаза метали гневные молнии. - Лейтенант, вам приказано сопровождать меня и обеспечивать мою безопасность, а не пялиться на меня! Я не шлюха с Сен-Жерменской ярмарки! - вибрирующим от злости голосом сказала она. - Лучше пошлите кого-нибудь из своих подчиненных вперед. Вчера примерно на этом же месте какие-то негодяи напали на аббатису Теваль, которая везла его высокопреосвященству скромные подношения от его парижских друзей. Дорога небезопасна... Да, и объясните мне, наконец, что я могу делать, а что будет рассмотрено вами как непослушание воле его величества и его высокопреосвященства. Сможем ли мы остановиться по пути? Я нехорошо себя чувствую, и его величество это отлично знает!
Люк де Жюссак: - Сложно не пялиться на то, что так удачно открывается искушенному взгляду, мадам, - сарказма в голосе гвардейца прибавилось пропорционально полету воображения, совершенно предсказуемо дорисовавшему все то, что было скрыто кружевом кокетливого корсажа, - Леруа уже отправился вперед, на расстояние, безопасное для его юного и горячего воображения. Вашей же безопасности… ничего не угрожает. Накидка была возвращена на место, а в серых глазах лейтенанта продолжали дрожать и раскачиваться в такт дорожной тряске отражения алмазных искр, призывно мелькнувших между соблазнительными округлостями. Скрипнув зубами, Жюссак живо представил себе картину разграбления дорожной кареты аббатисы Теваль. Настоятельница имела вид испуганной пулярки с красным лицом, бородавкой на мясистом носу, поросшему редкими волосками, и грудь ее колыхалась подобно фрегату, бороздящему просторы безбрежного моря. Помогло, но не слишком. Лейтенант безуспешно поерзал в седле, чувствуя стеснение в определенных природой местах, и мысленно посулил себе черта. - Вы можете ехать, желательно молчать, не вступая в разговоры с моими гвардейцами. Вам будет предоставлена комната, чтобы отдохнуть… полагаю, через несколько часов мы будем в Ньоре. Там и заночуем, - молодой человек бросил унылый взгляд в небо и добавил, производя расчеты, - надеюсь. Городишко мерзкий и скучный, еще одно из гугенотских гнезд, где - что ни гостинца – сплошь постные рожи еретиков и бледные лица гугеноток в серых чепцах. Впрочем, постель, камин, хорошее вино и жирный каплун найдутся даже в таком захолустье. Вас это утешит, мадам?
Мари де Шеврез: - О, да! - Мари прикрыла рот ладонью, демонстрируя желание зевнуть. - Молчать? Мне приказано не разговаривать с вашими гвардейцами? Хорошо. Не буду перечить приказу, хотя мне невыносимо скучно. Да, Кэтти? Нам скучно, потому что нас в течение четырех или пяти дней пытались обратить в гугенотскую веру и читали нам нравоучения. Мы сопротивлялись... это полезно душе и показывает, что мы - истинные дочери нашей святой матери-церкви. Но... - тут голос женщины зазвенел надеждой, - ведь вы - командир, а не рядовой гвардеец, с вами разговаривать можно? Общество галантного кавалера вроде вас, человека светского и приятного в беседе, спасло бы нас сегодня. Я готова говорить на какие угодно темы... исключительно безопасные. Например, как зовут вашу лошадь? Я немного понимаю в лошадях и вижу, что это чистокровка. Лошадь для прогулок и путешествий. Не для войны. Где вы ее купили? Давно ли? Герцогиня вытянула шею и выглянула из кареты, желая получше рассмотреть лошадь де Жюссака. - Судя по легкости хода, она способна сделать рысью до четырех с половиной лье в час, не так ли? Она стоит немалых денег. Вы из богатой семьи?
Люк де Жюссак: Лейтенант досадливо поморщился, некстати вспомнив о семье, оставшейся в предместьях Валанса, но похвала лошади вернула ему благодушие и позволила взглянуть на мадам де Шеврез почти дружелюбно. Невольно или намеренно герцогиня нащупала еще одно слабое место в оборонительных укреплениях амбициозного гвардейца. Правда, в вырез корсажа, надежно, как свежевыстроенными редутами, прикрытый шерстяной накидкой, он старался не смотреть. - Это подарок, мадам, - флегматично сообщил Люк, наклонившись вперед и ласково похлопав Мессалину по холке, - андалузка-трехлетка. Рысью она делает до пяти лье в час, в галопе легко преодолевает до двенадцати, хотя и не так вынослива, как хотелось бы. Вы любите ездить верхом? Попытка рассмотреть интересующий ее предмет поближе вызвала едва заметное колыхание скрытых тонкими покровами прелестей путешественницы. Удержаться было сложно, и Жюссак наклонился ближе к окошку, интимно понижая голос: - Я ценю ваш интерес к моей кобыле, ваше сиятельство, но вынужден заметить, что не пялиться на вас, находясь в подобной позиции, мне весьма затруднительно.
Мари де Шеврез: - Обожаю! - прикрыв глаза, поведала Мари. - Это у нас семейное. А вот мой супруг предпочитает ездить в каретах. Причем весьма заботится об их удобстве. Вот, например, эту он заказывал год назад. Жаль, что вы отказались составить компанию нам с Кэтти. Внутри очень удобно... На последних словах голос обольстительной красавицы вдруг понизился, приобрел бархатную, чуть хрипловатую глубину. Но тут же герцогиня вновь распахнула глаза, насмешливо улыбнулась и потянулась к шторке, безжалостно (или - милосердно?) скрывая все то, что привлекало внимание мужчин. - Будем разговаривать через дверцу, лейтенант. Я готова была признать гвардейцев его высокопреосвященства идеальными солдатами, но вижу, что лично вам не хватает терпения... и вы больше думаете о себе, чем о даме! Ради вашего спокойствия я прикрою окно. Вы лишили меня радости наблюдать за дорогой и наслаждаться дневным светом. Хотя... Кэтти, открой шторку с противоположной стороны. Знаете, лейтенант, когда окна наглухо закрыты, здесь становится невыносимо душно. Последовала краткая пауза. - Здесь уже невыносимо душно, - раздраженным тоном произнесла Мари. - Кэтти, не должны же мы страдать из-за того, что господа гвардейцы... такие нервные. Сними плащ, а то тебе станет плохо. И достань книгу. Я почитаю, пока достаточно света и дорога ровная. - Мадам, - камеристка забеспокоилась, - мадам, вы только что болели, и сейчас не вполне поправились. Вас просквозит! - Ерунда! - заявила герцогиня. Судя по звукам, она складывала свою дорожную накидку. - Ну вот, теперь гораздо лучше. Я могу спокойно дышать. Так, на чем мы остановились вчера вечером? А, вот закладка! И Мари принялась читать вслух. - Вы мой навек, я ваша тоже, Никто другой, избави Боже, Доселе не владеет мной. Хоть называюсь я женой, Во мне вы обретете деву. Адам познал праматерь Еву, Но до сегодняшнего дня Ваш дядя не познал меня… Дамы развлекались чтением в высшей степени галантного романа Кретьена де Труа «Клижес». Было понятно, что герцогиня действительно продолжает с отмеченной накануне цитаты. Но стихи звучали как изысканное издевательство. А голос у мадам де Шеврез был звонким и выразительным.
Люк де Жюссак: Что может удержать мужчину от желания последовать внутрь кареты, в райские кущи, к черту на кулички или в любую иную terra incognita, следуя за чувственным, хрипловатым контральто коварной сирены и видением соблазнительной женской груди, мелькнувшей меж узорного покрова из дорогих фламандских кружев? Только служебный долг. Лейтенант стоически вынес щелчок по носу в виде захлопнувшейся кожаной шторки, навострил уши, прислушиваясь к шуршанию ткани за занавеской, как охотничий пес в конце лета, напомнил себе о бородавке на носу аббатисы Теваль, и позволил единственное, что угрожало его стойкости менее всего – говорить и слушать герцогиню, явно желающую лишить вынужденного конвоира остатков терпения. - Вы прекрасно читаете, мадам. Хотя девица слишком откровенно являет согласие, - не скрывая иронии, сообщил он походя наглухо задернутому куску бычьей кожи, и продекламировал достаточно громко, чтобы быть услышанным наверняка: Хочу, чтоб вы, когда я вас целую, Твердили “нет” с улыбкою, но строго: Ведь слыша “да”, вас упрекнуть могу я, Что вы наговорили слишком много. Не полагайте только, ради Бога, Что цвет любви не нужен стал мне вдруг, И всё ж, отнюдь не корча недотрогу, Шепчите: “Нет, он не про вас, мой друг!* Сорванный голос солдата, более привычный к военным командам, чем к рифмам, звучал не столь выразительно, как сладкоголосое пение мифической соблазнительницы, но вполне красноречиво. - Командир! – Комон, замыкающий кавалькаду, предупредительно кашлянул, возвращая парившую под свинцовыми облаками душу лейтенанта де Жюссака на бренную землю, - нас нагоняют какие-то люди. Гвардеец моментально подавился рифмой. - Закройте шторки с обеих сторон, мадам, и сидите тихо! – голос молодого человека растерял медоточивые интонации, лязгнув, словно железный засов. * Clément Marot, «De oui et de nenny», перевод Юрия Корнеева
Провидение: Вечер походной поэзии был прерван появлением тех, кого путники давно ожидали: к карете герцогини, подобно всаднику на бледном коне, приближался шевалье де Курсаж в сопровождении двух подчиненных. Мушкетерские плащи не допускали двойных толкований: эскорту госпожи де Шеврез предстояло увеличиться на трех человек. Когда верные слуги Его Величества прибыли к дому «милого Шарля» и услышали, что герцогиня уже покинула обитель своей непреходящей скорби, им оставалось только отправиться по следам кавалькады, скрипя зубами и предвкушая момент объяснения с гвардейцами кардинала, посмевшими в который раз сунуть нос не в свое дело. Приказ короля был недвусмысленен: сопровождать мадам должны были королевские мушкетеры, а не прихвостни… О, пардон – телохранители первого министра. Так что теперь шевалье де Курсаж почти предвкушал момент объяснения с гвардейцами. Он уже приготовил фразу «Какого черта, господа?», и теперь готовился гордо бросить ее в лицо вот этому всаднику с наглой физиономией… О, да это же де Жюссак! - Добрый вечер, - обронил де Курсаж, рассматривая лейтенанта, словно некое заморское животное, и напрочь позабыв о том, что только что собирался сказать. – Согласно распоряжению Его Величества, эскорт герцогини должны были составить мушкетеры. И теперь я надеюсь услышать хоть сколько-нибудь внятные объяснения тому, что вы здесь делаете, господа.
Люк де Жюссак: При ближайшем рассмотрении угроза возможного нападения рассеялась как дым, однако лицо Люка де Жюссака приобрело выражение человека, проглотившего лимон. - Ах, это месье де Курсаж, - скучающе сообщил он задернутой наглухо шторке кареты, - не беспокойтесь, мадам, как я и говорил, вашей безопасности ничего не угрожает. Это всего лишь безнадежно отставший конвой. Простите, э-эээ… эскорт. Только мушкетеры его величества могут задержаться на два часа без видимых причин, и нагонять вверенную их попечению особу с таким небывалым размахом. Далее лейтенант де Жюссак многозначительно замолчал, позволяя Скарамушам в голубых плащах осознать всю глубину той пропасти, на дне которой обязаны барахтаться жалкие остатки их самомнения, и, наконец, изволил обратить внимание на господина де Курсажа. Мало ли, еще пятнами пойдет, или схватится за шпагу, не сходя с места. Как бы то ни было, неприязненные отношения между двумя славными полками Франции не должны мешать исполнению служебного долга. Произнеся про себя эту прописную истину три… нет, четыре раза, молодой человек переспросил елейным тоном, в котором только самое чуткое и настороженное ухо могло уловить нотки иронии: - Надеюсь, ваше желание получить объяснения, шевалье, подкреплено письменным распоряжением? Не подумайте, что я не доверяю вам, сударь, но!..
Провидение: Мушкетерам очень хотелось схватиться за шпаги, и в других обстоятельствах они непременно бы сделали это, но дуэли на войне карались куда жестче, нежели в мирных условиях Парижа, да и… Не время было и не место. Но как же хотелось! - Разумеется, - процедил де Курсаж и протянул лейтенанту приказ за подписью господина де Тревиля. – Это не мы задержались, это вы поторопились оказаться как можно дальше от Ларошели. Да это и не удивительно: гвардейцы известны своей нелюбовью к запаху пороха. Вы же предпочитаете иные ароматы… Дамские духи… Ладан, как и подобает слугам духовного лица? Проявите смирение, господин лейтенант. Мы догнали вас и не исчезнем, даже если вам вздумается осенить нас крестным знамением.
Мари де Шеврез: Из кареты донеслось звонкое "Апчхи!". Кожаные шторки колыхнулись, и в просвете между ними показалось лицо герцогини. - Не вздумайте драться между собой, господа. Меня учили медицине, но я была не слишком способной ученицей. Мари одарила очаровательной улыбкой сначала лейтенанта гвардейцев, затем не менее приветливо улыбнулась старшему из мушкетеров. - Сударь, мне кажется, я вас немного знаю. Месье де Курсаж, не так ли?
Люк де Жюссак: - Драться? – лейтенант де Жюссак скептически дернул бровью, - боже упаси, герцогиня. Если я просил вас, мадам, - железный засов лязгнул совсем близко, и в серых глазах снова появились первые признаки сгущающихся грозовых туч, - не вступать в разговоры с солдатами без особой необходимости, то это в равной степени относится и к беседам с господами мушкетерами. Вам же, сержант, я рекомендую поумерить свою прыть, иначе вас придется не крестом осенять, а петь над вами молитвы. Гвардеец небрежно сложил бумагу и протянул ее мушкетеру, скучающе измерив его с головы до ног. - Поскольку от вас не пахнет ни порохом – видимо, аромат войны выветрился под влиянием стремительного галопа, с каким вы покидали театр военных действий, ни духами – увы, вы не женщина, поэтому с этой точки зрения тоже вызываете моего интереса, - губы лейтенанта растянулись в циничной усмешке, - вам остается принять тот печальный факт, что распоряжением его высокопреосвященства на меня возложена ответственность сопровождать мадам де Шеврез в Дампьер. Поэтому займите свои позиции в арьергарде. Он вам к лицу. Это приказ. Фло и Комон, чувствуя, что – еще немного, и над головами ощетинившихся мушкетеров раздадутся неминуемые в таких случаях громовые раскаты, подтянулись поближе, демонстративно положив руки на угрожающе поблескивающие эфесы.
Мари де Шеврез: Мари, демонстративно зевнув, посмотрела на лейтенанта с нескрываемой насмешкой, затем откинулась на спинку сидения и резко задернула шторку. - Видимо, мы преступницы, Кэтти, - сказала она громко и отчетливо. - Мы лишены даже права разговаривать. Что ж, давай продолжим чтение. Нужно отдать должное герцогине: если она и читала, то тихо. Ее голос невозможно было услышать, даже находясь рядом с дверцей кареты.
Провидение: - Рад видеть вас, герцогиня. Де Курсаж успел коротко обозначить поклон в сторону кареты, прежде чем прелестное лицо исчезло за шторкой. Сержант был человеком сообразительным и не потянулся к шпаге только потому, что их побоище могло оказаться весьма на руку очаровательной пленнице – и только. Если они сейчас перебьют друг друга, мадам де Шеврез мирно отправится туда, куда ей в голову взбредет. - Мы будем ехать там, где сочтем нужным, - гордо вскинув голову, сообщил мушкетер. – Слава Всевышнему, вы пока еще не капитан нашей роты. Надеюсь, у вас тоже есть бумага, которая дает вам право здесь находиться?
Люк де Жюссак: - Разумеется, бумага есть. Подписанная кардиналом Ришелье, сударь, - Люк де Жюссак задумчиво подергал раскисшее перо на шляпе, - вынужден вас огорчить, но вам придется исполнять мои приказы вне зависимости от того, доставляет ли вам сей факт удовольствие, или нет. Неповиновение старшему по званию, и в военное время, знаете ли… грозит массой неприятностей. Молодой человек демонстративно оскалился, поглаживая Мессалину по холке. Новый порыв холодного ветра истощил терпение де Жюссака. «Более того, - взгляд лейтенанта гвардейцев подернулся декабрьской изморозью, - мне будет приятно вдвойне, если вам это удовольствия не доставит». Неизвестно, умел ли сержант де Курсаж читать по глазам - и выяснение этого вопроса гвардеец предпочел отложить до более удобного времени. До города, по расчетам, оставалось не менее трех лье пути, а небо над горизонтом уже окрасилось в лиловые сумеречные тона. - Фло, Комон, вперед! – скомандовал лейтенант, пришпорив кобылу, - поехали, господа, поехали. До темноты нам нужно добраться до Ньома.
Мари де Шеврез: - Господин лейтенант! - вдруг истошно завопил женский голос. - Господин лейтенант, помогите! Остановитесь же! Из кареты выглядывала субретка. По ее личику было понятно, что случилось нечто серьезное. Люк оказался у дверцы не позже, чем через минуту. Герцогиня де Шеврез, бледная, с закрытыми глазами, лежала на подушках. Казалось, она и не дышит - корсаж был расслаблен, и Люк прекрасно видел, что тот самый крестик, который уже вывел его сегодня из состояния душевного равновесия, неподвижно покоится где-то на тонкой ключице женщины. - Обморок, - кратко пояснила субретка, загораживая госпожу от нескромного мужского взора. - Необходимо срочно остановиться и перенести ее в теплое спокойное место. Девушка была близка к тому, чтобы разреветься. - Почему нельзя было дать ей остаться? Она так плохо переносит дороги... а уж больная...
Люк де Жюссак: Люк де Жюссак, за свою жизнь перевидавший немало глубоких обмороков от потери крови и горячечного бреда от гниющих ран, к дамским слабостям был куда более равнодушен, однако признавал справедливость слов перепуганной субретки. Если герцогиню растрясет в дороге так, что она и пошевелиться завтра не сможет, кому от такого расклада легче? - Откройте шторки. Прикройте ее накидкой, - гвардеец оценил красоту белоснежной груди мадам де Шеврез раньше, чем Кэтти успела загородить ее собою, – нюхательные соли, уксус, что-нибудь есть? Лейтенант перевел требовательный взгляд на девицу. - Реветь не вздумай, - ласково потрепал Кэтти по щеке, покосился на неподвижно лежащее соблазнительное, потрясающее воображение идеальностью форм и естественной грацией женское тело в обрамлении фламандских кружев, посчитал волоски на бородавке аббатисы Теваль, и сорванным голосом прокричал куда-то вперед: - Комон, в ближайший постоялый двор или трактир, галопом! Кавалькада рванула с места. За зарослями боярышника дорога круто брала вправо. Проскакав не более четверти часа, всадники спешились у входа в скромный, но чистенький трактир. - «Жареный петух» - прочитал гвардеец свежевыструганную желтую вывеску из дубовой доски, - прекрасно, название вдохновляет. Мадам! Лейтенант распахнул дверцу кареты, обнаружив, что актеры едва продолжили пьесу без его участия. Головка прекрасной путешественницы безвольно покачивалась на бархатных подушках, нежно-розовые краски на скулах сменились восковой бледностью, весьма похожей на настоящую. - Дьявол меня раздери, - пробормотал де Жюссак, озадаченный открывающимися перспективами, - мадам! Очнитесь! Делать было нечего – гвардейцу на деле пришлось доказывать, что его очерствевшая в боях за веру и кутежах душа не чужда состраданию к слабости ближнего, тем более, слабость эта была поистине очаровательна. Лейтенант подхватил герцогиню де Шеврез на руки, и поволок… Увы! Место, куда гвардеец внес лежащую в его объятиях женщину, было не слишком людным, но и не напоминало райские чертоги. Явление малочисленному народу группы военных, ощетинившихся шпагами, увенчанной, словно корона жемчужиной – обморочной дамой, молодой и красивой, вызвало понятное оживление в обеденном зале. - Хозяин! Комнату, и немедленно! – рев гвардейца мог пробудить ото сна даже мертвого.
Мари де Шеврез: Герцогиня, впрочем, даже не пошевелилась. Лежа на руках у мужчины (черт, как приятно!), Мари думала о том, что г-н де Жюссак честно заслужил свой лейтенантский мундир. Мнение, которое она уже составила об этом человеке, только укрепилось. Конечно, он засматривался на нее. Она ему нравилась. Это не грех - это просто природная слабость. А в остальном... В остальном лейтенант вел себя безукоризненно, как человек не только умный, но и мудрый. А раз так, следовало расслабиться и продолжать играть роль дамы, пребывающей в глубоком обмороке. Это было достаточно просто, Мари уже не раз прибегала к этой уловке и ей доводилось обманывать людей более искушенных, чем какой-то военный. Главное - чтобы к ней вызывали местного эскулапа. А уж потом... Хотя нет. Сейчас важнее всего оказаться в комнате. Стоит помолиться за то, чтобы комната оказалась в правильном месте. И чтобы сообразительному лейтенанту не пришло в голову лично нести охрану пленницы - с него станется попросить ширму и устроиться в той же комнате. Для гарантии безопасности путешественниц.
Провидение: На зов лейтенанта гвардейцев кардинала в зал не столько вышел, сколько прошествовал хозяин «Жареного петуха». Это был темноволосый мужчина средних лет, чья внешность ясно говорила о близости побережья, навевала на мысли о юрких двухмачтовых шхунах, драках с береговой охраной… И о превратностях судьбы моряка, потому что левая нога трактирщика заканчивалась потемневшей от времени деревяшкой. Дополняли картину черный головной платок и серьга в ухе. Трактирщик окинул гостей задумчивым взглядом. Раньше к нему не врывались толпы военных, но время нынче сложное… Мушкетеры, гвардейцы… Полный набор, и бесчувственная кошечка в придачу. Из благородных. Решительно, это была не та картина, которая могла бы всерьез удивить бывшего контрабандиста. Заинтересовать – да, но не удивить. - На двоих, сударь? – уточнил он, нисколько не меняясь в лице.
Люк де Жюссак: - На двоих, разумеется, - сообщил де Жюссак, вскидывая изумленные серые глаза на неунывающего корсара, - с дамой будет ночевать служанка. Где эта девчонка? Решительно кивнув колоритному хозяину «Жареного петуха», он пропустил его вперед, и взлетел по лестнице, раздавая распоряжения голосом простуженного полкового рожка: - Еще две комнаты для меня и моих солдат. Выход из всех трех комнат в одно помещение. Я вас не слишком утомил, мэтр?! Пошевеливайтесь! Поблизости можно сыскать аптекаря? Мадам, да очнитесь вы, наконец! Герцогиня де Шеврез решительно не желала приходить в себя. Шелковистый локон беззащитно лежащей у лейтенанта на плече белокурой головки щекотал твердую загорелую скулу гвардейца, руки молодого человека обвивали стан столь же нежный и манящий на ощупь, сколь привлекательным он казался при ближайшем рассмотрении, и Люк де Жюссак, которого ноша отнюдь не тяготила, начал осознавать неизбежное. Еще немного, и он готов будет проскакать до Дампьера с дамой на руках. Пешком. Пришлось сильно напрячься, в красках нарисовав в своем воображении не только ограбленную аббатису, но и капитана де Кавуа в гневе. Как ни странно, помогло. Лейтенант пнул ногой указную хозяином дверь. - Прибыли, мадам!
Мари де Шеврез: Мадам де Шеврез хранила молчание. Ей нравился способ передвижения. Молодой человек, который легко несет тебя на руках... великолепно! Герцогиня владела умением смотреть сквозь длинные ресницы, которое легко осваивают красивые особы женского пола старше пяти лет.. правда, и некоторые мужчины - тоже. Мари могла назвать одного такого... Неожиданно возникшая грустная и нежная мысль об "одном таком", в числе своих однополчан-мушкетеров оставшемуся под Ла-Рошелью, благополучно помогла ей отбросить некстати пришедшую в голову фантазию: она и лейтенант... а ведь могло бы получиться забавно! В иное время и в иной ситуации легкомысленная герцогиня нашла бы способ укротить строптивца, превратить его в покорного кавалера и затем вкусить с ним радости плотского влечения. К счастью, легкий вздох сожаления, помимо воли вырвавшийся из груди Мари, пришелся ровно на тот момент, когда лейтенант открывал дверь в комнату. Она не виновата. У нее слишком давно не было мужчины. Но она об этом подумает позже. Кэтти, сообразительная девочка, принялась хлопотать вокруг госпожи. Флакон с нюхательной солью, флакон с водой венгерской королевы, флакон с целебным отваром из провансальских трав - все пошло в ход. Кэтти слегка сжала руку госпожи. Мари ответила ей едва заметным движением. Субретка поняла немой приказ - и тут же расплакалась. - Сударь, - Мари слышала ее дрожащий голосок и давала себе клятву увеличить девочке и без того немалое для горничной жалование, - сударь, я не могу привести ее в чувства! Нужно срочно найти врача!
Люк де Жюссак: - Найдем! – самоуверенно предположил лейтенант, не особенно заботясь о том, что до Ноьра не меньше двух часов пути, а за окном стремительно сгущаются лиловые вечерние сумерки. В комнате резко запахло притираниями и розмарином. Люк де Жюссак чихнул и попятился, бросая смутный взгляд на фламандское кружево, и весьма откровенный – на хорошенькую служанку, которая прыгала подле своей госпожи, словно наседка над цыпленком. - Прекрати рыдать, дурочка, - душевно посоветовал молодой человек, попутно соображая, что одна женщина от другой отличается мало, а с субреткой возни меньше, - за аптекарем отправятся немедленно. Лейтенант в два прыжка перемахнул комнату и выглянул в окно – достаточно высоко, чтобы суметь покинуть комнату подобным путем без посторонней помощи. Но кого-то из гвардейцев стоит поставить погарцевать под окнами. Еще лучше заставить сделать это кого-то из господ мушкетеров. Лицо де Жюссака осветила удовлетворенная ухмылка человека, замыслившего нехитрое развлечение. - Покидаю вас, сударыня, в надежде увидеть завтра утром в добром здравии, – гвардеец повысил голос, с расчетом на то, что - если не всхлипывания бедняжки Кэтти (тут он бросил еще один оценивающий взгляд на субретку), то командный тон, мало уступающий по звучности осипшим иерихонским трубам, вернет даме утраченное сознание. - Аптекарь живет в Ньоре, на улице Лудильщиков, но это долго, дорогу развезло от дождей, а рядом совсем, в деревне, есть повитуха, говорят, травами лечит, и народ к ней ездит. Правда, страшна она как… не к ночи будет помянуто, однако и золотуху заговаривала, и горячку снимала, а уж дамские хвори… - пискнула из-за спины плотная розовощекая девица, присланная хозяином на помощь благородной даме. - Прекрасно! – прогрохотал лейтенант, - повитуха подойдет, дитя мое?
Мари де Шеврез: Щеки Кэтти пошли красными пятнами. - Рано еще, - пробормотала она. И тут же прижала ко рту обе ладони, осознав, что сказала. Но вырвавшееся признание уже перестало быть тайной: Жюссак отсутствием слуха не страдал. Девушка посмотрела на лейтенанта взглядом, который бы мог и скалу превратить в комок чего-то мягкого и теплого.
Люк де Жюссак: - Ах, вот так, значит, - задумчиво произнес лейтенант де Жюссак, разглядывая потолочную балку, - ну, отчего же рано, милая? Рано не бывает, рано - не поздно. Значит, повитуху. Новость была ошеломительной, но многое объясняющей. В том числе и внезапную слабость, и болезненный вид. Хотя по виду и не скажешь. Люк не отказал себе в удовольствии бросить еще один взгляд на свежие прелести беременной герцогини, и, отдавая приказы солдатам, кубарем скатился по лестнице. - У двери мадам - два человека, под окном – по очереди – по одному, никого не впускать, кроме служанки! На служанку не пялиться, и за выступающие места не хватать. Узнаю - голову оторву! Вы меня поняли? – гвардеец пригвоздил хмыкающего Комона взглядом к полу, и бросил на ходу де Курсажу, - вас это тоже касается, сержант. Соблаговолите напрячься и организуйте дежурство на улице. Болезнь мадам де Шеврез не повод ослабить бдительность. Мессалину еще не расседлали. Через пару мгновений лейтенант де Жюссак в сопровождении хозяйского сына на крепком, но тихоходном муле, растворился в вечернем полумраке.
полная версия страницы