Форум » A la guerre comme à la guerre » Прогулка на свежем воздухе полезна для здоровья. 15 сентября 1627, пол-первого » Ответить
Прогулка на свежем воздухе полезна для здоровья. 15 сентября 1627, пол-первого
Бутвиль: В эпизоде - граф де Люз, Агнесса, а там видно будет...
Ответов - 60, стр:
1 2 3 All
Бутвиль: В те далекие времена, когда родители Луи-Франсуа Бутвиля еще готовили его к церковному поприщу, учитель грамматики и риторики нахваливал его вовсю. Грамматических ошибок он с тех пор никогда не делал, повергая тем самым в изумление светских знакомых и военных, учившихся "как-нибудь". Разумно выстроить речь или письмо, скажем, даме, или родителям, он также более-менее умел. Но вот это злосчастное письмо капитану де Кавуа так вымотало графа, что желание кого-нибудь убить или что-нибудь поджечь, нараставшее с самого утра, достигло уже опасного уровня. Смешивать правду с выдумкой приятно, когда обхаживаешь какую-нибудь доверчивую горожанку, но если нужно объясниться с человеком, который, возможно, держит в руках твою судьбу, не сбиваясь на жалкие оправдания, не теряя тона спокойной уверенности... Кажется, он извел все запасы бумаги в гостинице, - судя по грустным вздохам хозяина и уверениям, что ему уже пришлось "послать мальчика в лавку"; он сунул в руку стенающего мэтра первую попавшуюся в кармане монету и тотчас забыл о нем. На полу вырос порядочный сугроб скомканных черновиков, но Бутвиль все-таки справился с задачей: послание уместилось на двух листах с оборотом, исписанных мелко, но разборчиво, и в них было изложено все, что граф де Люз думал о расследуемом деле, и ничего лишнего. Он скрепил свое сочинение подписью, сложил вчетверо, потратил еще один чистый лист на то, чтобы его завернуть, надписал имя адресата, зажег свечу и, накапав воска, припечатал его своим перстнем. Задувая уже не нужную свечу, он с удивлением обнаружил, что все еще светло - а ведь казалось, что он трудился много часов... Только теперь до него дошло, что письмо-то нужно отправить, а надежного человека под рукой не осталось. Впрочем, послание "Господину де Кавуа, капитану гвардейцев его преосвященства" бегом доставит любой верноподданный... Да, но куда его доставлять? Лейтенант Каюзак не удосужился посвятить графа в тайну местопребывания его начальства. Оставалось только одно - отыскать почтальона или какого-нибудь войскового курьера, уж эти-то все знают! Он мог бы послать на поиски кого-то из здешней прислуги, но сколько можно сиднем сидеть? Граф засунул письмо за пазуху, застегнулся на все пуговки, надел шляпу и вышел из комнаты. Из всех посетителей, сидевших в зале, его внимание привлекла хорошо одетая дама, устроившаяся в уголке подальше от мужланов; дама была не одна, но за пышными рукавами и воротником ее платья виднелось только ничем не примечательное плечо некоего кавалера. Мимолетно удивившись, как это он пропустил появление такой интересной особы, но не имея ни малейшего желания мешать чужим делам, равно как и привлекать внимание к себе, граф вышел через боковую дверь на конюшенный двор, убедился, что Эмили и Мориньяк уже отбыли, и отправился на поиски ратуши. Там он рассчитывал разведать, как и кто возит почту из благословенного града Этре.
Агнесса: Агнесса торопливо шагала к «Гербу Аквитании». Спешить были все причины: судя по солнцу, время было уже даже не обеденное, а ведь предстояло еще отыскать графа де Люза, да при этом улучить момент, чтобы он был один. Бедный паж, надо думать, окончательно заждался своего патрона… если вообще не решил, что ей не удалось передать сообщение… Вот, наконец, и ворота гостиницы. Агнесса, подобрав юбки, обогнула оставшуюся после прошедших дождей лужу – и, подняв глаза, увидела выходящего из ворот графа. На ловца и зверь бежит! Вид у него был весьма задумчивый, поэтому девушка поспешила навстречу. - Ваше сиятельство! – тихонько окликнула она Бутвиля. – Ваше сиятельство!
Бутвиль: Бутвиль не удивился бы, окликни его кто-то из мужчин - сейчас в Этре могли запросто оказаться многие из его сослуживцев по прежним кампаниям. Но женский голосок, да еще с таким обращением... Граф очнулся от своих мыслей и, подняв голову, с немалым облегчением обнаружил перед собою Агнессу. Это очень хорошо, что девица нашлась, притом явно живая и здоровая. Но нельзя же ей спускать такое длительное отсутствие! - Вы?! Наконец-то! - сухо произнес он. - А где кюре? Судя по вашему возрасту и виду, я предполагал, что двигаться вы будете намного быстрее. Или вы решили сходить в какой-нибудь соседний город? Вы не могли бы еще чуть-чуть дольше задержаться? Тогда вашу покойную хозяйку уже потребовалось бы хоронить без обряда! Вот уж кого, как говорится, за смертью посылать!
Агнесса: Вот так всегда и бывает, с досадой подумала Агнесса. Торопишься как можешь, можно сказать, рискуешь девичьей честью, а в благодарность получаешь упреки в медлительности. - Простите, ваше сиятельство, - Агнесса сделала реверанс, - я спешила как могла, но мне пришлось идти за кюре в военный лагерь… и я не сразу его там разыскала… - Девушка приняла максимально виноватый вид. – Если бы не господин Атос… Упоминание о мушкетере выскочило у нее помимо воли. Странно, только что она вовсе о нем не вспоминала, но стоило вернуться мыслями к лагерю и кюре – и в памяти тут же всплыло спокойное красивое лицо, звучный голос… и надежная сильная рука, помогающая подняться. Щеки тут же предательски затеплели, голос дрогнул, и Агнесса опустила глаза. Что-то еще надо было непременно передать Бутвилю… ах да! Как раз вокруг никого нет… - Ваше сиятельство, простите, мне еще велели вам передать, что паж Франсуа имеет к вам важное поручение и ждет вас на конюшне, - выпалила она. – Правда, это было утром, я уж и не знаю, дождался ли он вас…
Бутвиль: - Как интересно! - протянул Бутвиль. - Он так и сказал: "ждет на конюшне"? О, с этим юношей не соскучишься! Впрочем, я действительно обнаружил его на конюшне, хотя зашел туда по совершенно иному поводу. Он улыбнулся, вспомнив это удивительное свидание, и уже внимательнее присмотрелся к девушке, стоявшей перед ним. Краткой нотации вполне было достаточно за ее не столь уж существенное прегрешение. И вряд ли именно резкие слова графа де Люз заставили ее так смутиться. Агнессу явно что-то взволновало или обеспокоило совсем недавно, и это следовало выяснить, прежде чем возвращать ее к утренним событиям - уже казавшимся древней историей. - Итак, насчет юного Франсуа все ясно, а теперь, будьте добры, расскажите, что же там такого случилось с местным кюре? Как его занесло в такое неподходящее место? Обычно духовные лица избегают военных. Или здешний пастырь любит пить вино и сплетничать? И при чем тут господин Атос? Задав эти вопросы, Луи-Франсуа огляделся по сторонам в поисках удобного места для беседы - не стоять же посреди улицы, для всеобщего обозрения? Ни возвращаться в гостиницу, ни прогуливаться вместе с горничной графу не хотелось. Как и всякий военный, он умел быстро оценивать окружающую обстановку. По другую сторону улицы, расширяющейся в некое подобие площади, он заметил явно необитаемый дом с пятнами копоти на стенах и выбитыми окнами - судя по всему, его забросили из-за пожара, и довольно давно; однако высокая каменная ограда была цела и ворота под каменной аркой наглухо заперты. Эта арка показалась ему вполне подходящим приютом. Если какому-нибудь случайному прохожему и придет в голову взглянуть в эту сторону, он не усомнится, зачем именно туда забрался кавалер с девушкой... - Давайте-ка отойдем вон туда, - предложил он, взяв Агнессу под локоток. - Там есть к чему прислониться. И там не будет лишних ушей...
Агнесса: Очутившись в арке, Агнесса машинально огляделась в смутной надежде обнаружить какое-нибудь бревно или камень – все-таки побегать ей в этот суматошный день пришлось преизрядно, ноги уже жаловались вовсю – но, не найдя ничего похожего, с некоторым облегчением прислонилась к каменной кладке. Стало быть, с пажом господин граф встретился без ее помощи. Ну и слава Богу. Остальные же вопросы…Из всего сказанного Бутвилем она лучше всего расслышала имя господина Атоса; сердце тут же стукнуло невпопад, но девушке все же хватило здравого смысла сообразить, что ее сердечные переживания графа интересуют менее всего. - В доме у господина кюре мне сказали, что он в военном лагере, - стараясь собрать разбегающиеся мысли и как-то упорядочить информацию, начала Агнесса. – Дескать, к покойнику позвали. Ну я и пошла в лагерь. А там… - Девушку передернуло от неприятного воспоминания. – Какой-то молодой офицер… наверное, принял меня за продажную девицу, и хотел… Словом, плохо бы мне пришлось, а господин Атос меня спас. – Агнесса снова залилась краской. Да что ж это такое, в самом-то деле… и хочется это имя произносить и слышать, и при этом просто в жар бросает! - Господин Атос, он… он очень благородный человек… - тихо выговорила Агнесса, - он прогнал офицера, спросил, что мне нужно в лагере, и проводил в палатку, где был кюре… А там и в самом деле был покойник… Кюре мне сначала не поверил, но потом пообещал, что придет в гостиницу через час. Вот и все.
Бутвиль: Бутвилю очень понравилось то, что Агнесса, несмотря на душевное смятение, сумела вполне вразумительно изложить события. Эта девушка явно заслуживала лучшей участи, чем скитания в одиночку по военным дорогам... Чувствуя приближение приступа сентиментальности, граф поспешил напомнить себе, что сию девицу он видит сегодня впервые, истории ее не знает, зато отлично осведомлен о том, как женщина любого сословия способна строить из себя совсем не то, чем является на самом деле, чтобы добиться от мужчины того, чего желает. Чего она может желать? Что можно было бы предложить ей в обмен на доверие и откровенность? За неимением точных сведений о собеседнице Бутвилю пришлось начинать наугад. - Вам сегодня досталось, - мягко сказал он. - День с самого утра не задался, верно? От таких дней никто не может нас оградить, увы. Но вам же и повезло, заметьте! Вам повезло и в том, что лейтенант де Каюзак не мог задержаться подольше и уделить вам больше внимания, и в том, что у вас на пути оказался не только тот неприятный юнец, но и господин Атос - судя по тому, что я о нем слышал, ему не впервой приходить на помощь беззащитным. С другой стороны, чем дальше человек держится от опасных чужих игр, тем меньше вероятность, что ему понадобится защита, не правда ли? Но я вам не опасен, поверьте. Пожалуйста, расскажите подробнее, что там еще за покойник случился в лагере, а потом поговорим немного... о нашей утренней загадке.
Агнесса: Агнесса вскинула на Бутвиля пытливый взгляд. Не опасен, говорите… Ей очень хотелось поверить этим словам. Жизненный опыт давно отучил девушку от такой роскоши, как излишняя доверчивость, но нельзя же не верить совсем никому и ничему! Эдак, чего доброго, скоро начнешь от самой себя в зеркале шарахаться – как бы отражение чего не подсмотрело или не подслушало. К тому же за этот бесконечно длинный и утомительный день вокруг Агнессы закрутилось столько всего, что девушка попросту устала. Устала тщательно выбирать слова, устала быть настороже, устала ожидать подвоха. А участие в голосе господина де Люза, кажется, было непритворным… - Да чего же мне бояться-то, - слабо улыбнулась девушка, - кому я нужна? Разве что без места останусь, ну да на первое время мне хватит, а там посмотрим, наверное, господин барон не откажется мне рекомендации дать. – Про себя Агнесса полагала, что господин барон, скорее всего, и вовсе не захочет с ней расставаться, но по понятным причинам озвучивать этого не стала. – А про покойника-то я ничего почти не знаю. Имя вот называли… - В ушах отчетливо прозвучал голос мушкетера: «… с погребением бедняги Фаволя…». - Кажется, Фаволь, - неуверенно сказала она. – Мушкетер, верно, там в палатке мушкетеры столпились. А покойник на постели лежал, такой спокойный, будто спит. И мне показалось… - Агнесса замолчала, припоминая, как выглядел убитый.
Бутвиль: Бутвиль тоже немного помолчал, осваиваясь с услышанным. Имя мушкетера ему ничего не сказало. Перед началом кампании роту основательно пополнили, да Бутвиль и прежде не всех знал. Он подумал об этом как-то лениво. У него в душе уже не осталось на сегодня того материала,из которого выкраивается удивление. Скажи сейчас Агнеса, что встретила по дороге парочку чертей с хвостами и рогами, он и этому уже мог бы поверить... - Вы хотите сказать, - прислонившись плечом к воротам, ровным голосом переспросил он, - что в лагере мушкетеров человек... дворянин... убит прямо в своей постели? Не застрелен на вылазке, не заколот вражеским лазутчиком? Полноте, Агнесса, вы точно ничего не перепутали? У вас возникли на этот счет какие-то предположения? Что же вам показалось?
Агнесса: - Наверняка не скажу, ваше сиятельство, - смущенно пожала плечами Агнесса, - но вот так он выглядел… Понимаете, он укрыт по пояс был, рубашка белая такая, ни пятнышка, и лежал так…- Агнесса запнулась, силясь подобрать слова, и беспомощно развела руками. Ну как объяснить благородному графу, что для нее, горничной, с первого взгляда видно – уложили человека на постель только что или он на ней проспал всю ночь? Он, наверное, в жизни ни разу сам постель не застилал. – Уж поверьте, сударь, я-то отличу подушку, на которой ночь спали, от подушки, на которую только мертвеца уложили! А показалось… У него в ухе кровь запеклась, совсем немного. И на подушку чуть-чуть попало. А больше нигде. Вот вы человек военный, так скажите – если бы его застрелили или там зарезали, разве ж он так выглядел бы? Видя в глазах Бутвиля тень недоверия, Агнесса даже начала горячиться и снова выпалила то, на что так возмущенно отреагировал отец Мартен в лагере: - Вот помяните мое слово, сударь, женщина его убила! Шпильку в ухо воткнула, слыхала я про такие дела!
Бутвиль: Бутвиль почувствовал настоятельную потребность сесть, хоть бы и прямо на землю, и закрыть лицо руками. Увы, времена детской непосредственности прошли. Он не мог этого себе позволить. - Я верю вашему опыту, - сказал он, потирая висок. - Просто все это очень плохо укладывается в рамки общей картины. Если женщина... хмм... явилась провести ночь с солдатом в его палатке, то убивать его... зачем? Я знаю случаи, когда подобные особы обворовывали своих кавалеров, но для этого достаточно было бы подпоить мужчину или просто дождаться, пока он крепко заснет. А обиженная, оскорбленная женщина могла бы убить в гневе, но... отнюдь не шпилькой в ухо, а как угодно иначе.... шпилька - это подлость, и подлость расчетливая. Продуманная заранее. Страшно даже представить себе, что за душа должна быть у такой твари! А товарищи Фаволя не говорили ни о чем таком... о какой-нибудь нехорошей истории, с ним связанной? Ссора, обида, обманутые ожидания?
Агнесса: - Да нет… вроде бы… ничего такого не говорили… - покачала головой Агнесса. Она честно пыталась припомнить, что так бурно обсуждали в палатке убитого, но, увы, на тот момент ей было совсем не до того, чтобы прислушиваться. Очень уж бросился в глаза сам покойник. А голоса мушкетеров сливались в единый гул, в котором она тогда различала один-единственный голос. Память тут же услужливо подсунула совсем не то, что от нее требовалось – подсвеченные солнцем светлые невозмутимые глаза, внимательный взгляд… В самом деле, наваждение какое-то! Чувствуя, как щеки снова начинают гореть, а губы помимо воли складываются в мечтательную улыбку, Агнесса украдкой ущипнула себя за ногу – вложив в этот щипок всю досаду, накопившуюся за утро. Щипок получился полновесный, и это немного помогло – видение растаяло, перед глазами снова была выщербленная каменная кладка и усталое лицо графа де Люза. «Опомнись, дуреха, пока граф неизвестно что о тебе не подумал!» - Я, правда, не помню, - виновато потупилась девушка и добавила чистую правду: - Не до того мне было, чтобы прислушиваться…
Бутвиль: - Это понятно, - кивнул Бутвиль. - Слишком много всего сразу. Погибшего, конечно, жаль, но, увы, от наших рассуждений ему уже лучше не станет! Возможно, когда придет господин кюре, он сможет рассказать что-то еще об этом случае. Но сейчас я вынужден проявить душевную черствость и думать лишь о том, что касается меня лично... Ведь и вы, насколько я могу судить, озабочены только собственным будущим, верно? Луи-Франсуа даже не пытался сообразить, связан этот случай с теми событиями, которые обрушились на него утром, или нет. К чему гадать, не имея никаких козырей на руках, одни только фантазии? Нужно сосредточиться и использовать остаток мыслительных способностей для пользы собственного дела. А потом вернуться в комнату, лечь и заснуть наконец... Настроившись таким образом на более положительный лад, он придвинулся вплотную к девушке, посмотрел ей прямо в лицо и спросил: - Наш разговор сегодня утром... Не хочу употреблять слово "допрос", поскольку, к вашему счастью, настоящий допрос по делу пока никто не проводил. Вы волновались, и это не удивительно, но, надеюсь, ваша наблюдательность от этого не пострадала, а наоборот обострилась. Так вот, хорошо ли вы запомнили ту часть беседы, к которой присоединился господин де Каюзак? Не показалось ли вам что-то странным в ней?
Агнесса: Если у Агнессы и оставались какие-то сомнения насчет личной заинтересованности господина графа, то теперь они окончательно растаяли. Господина де Люза отчего-то сильно беспокоило нечто, напрямую связанное с убийством баронессы де Кюинь. И, как ей и показалось еще утром – графа совершенно не радовало участие в расследовании лейтенанта де Каюзака. Не показалось ли что-нибудь странным? А как же, еще как показалось… - Господин де Каюзак, по-моему, очень заинтересовался кинжалом, которым… которым убили госпожу, - осторожно ответила Агнесса. – Ведь это ваш кинжал, сударь, да? Вы сами так говорили…
Бутвиль: - Совершенно верно, - улыбнулся Бутвиль, довольный сообразительностью служанки. - Это мой кинжал. И господин де Каюзак не слишком поверил в то, что я ему рассказал про этот замечательный клинок. Потому что у этого господина отличное чутье, и он почуял, что я... не то чтобы солгал, но не договорил. Он сделал паузу, чтобы взвесить, насколько опасно будет доверие, оказанное этой сметливой и, несомненно, скрытной девице. По всему выходило, что без ее содействия выстроить оборону против возможной атаки Каюзака и иже с ним не получится. Но ее нужно правильно заинтересовать - в меру, чтобы она не вообразила, что держит судьбу графа де Люз в своих руках. - Вы тоже, насколько я понимаю, кое-чего недоговорили, не так ли, милочка? - негромко продолжил он. - Вы кого-то защищали - то ли саму себя, то ли честь покойной хозяйки, то ли... кого-то неизвестного. Я же должен был как-то защитить себя... и еще одного человека, не имея возможности прибегнуть к чьим-либо свидетельствам: ранним утром все крепко спали, и никто бы не поручился, что я не забирался к мадам де Кюинь с нехорошими намерениями. Мы с вами, таким образом, находились примерно в равном положении. Но если бы я вздумал обвинить во всем вас, объявить, что целью преступления был грабеж, что кинжал вы или ваши сообщники у меня вот только что, вчера вечером вытащили - как вы думаете, удалось ли бы вам оспорить мое слово? Это был самый простой выход для меня... но я, как вы, несомненно, заметили, им не воспользовался. Почему - неважно. Однако в результате ваше положение значительно улучшилось, а вот мое... На этом месте явно стоило многозначительно замолчать, что Бутвиль и сделал, сопроводив последние слова острым взглядом, который предназначался для того, чтобы выявить у мадемуазель Агнессы наличие совести и сочувствия к ближнему.
Агнесса: Агнесса постаралась сохранить простодушно-озабоченное выражение лица, хотя в голове у нее в этот момент замельтешил хоровод мыслей и предположений. Так-так, похоже, благородный граф решил ее немного припугнуть… хотя нет, выдвигать обвинения в ее адрес имело смысл сразу же, как только он увидел свой кинжал. Да и какой там грабеж, в комнате и деньги остались, и драгоценности… С другой стороны, немного странно для дворянина подчеркивать благородство и честность своего поступка. Несмотря на житейский опыт, Агнесса так до конца и не отвыкла верить людям и по наивности считала, что граф поступил с ней честно просто потому, что он честный человек. Ошиблась, получается? Думать так было неприятно – до сих пор Бутвиль вызывал у Агнессы доверие и симпатию… Но и в том и в другом случае вывод напрашивается сам собой: графу от нее что-то нужно. Иначе не напоминал бы служанке, что она ему обязана. А она в самом деле обязана, мелькнуло в голове. Кто знает, как бы обернулось расследование, займись им какой-нибудь недалекий местный пристав или рьяный служака вроде лейтенанта кардинальской гвардии. В итоге же у этого самого лейтенанта в руках оказалась козырная карта, которую он может использовать в игре против господина Бутвиля. Если захочет. А он, сдается, захочет. В этом все дело? - Сударь, но ведь вы же могли этот кинжал потерять, продать, подарить… его и украсть могли, в самом деле, - рассудительно, с долей сочувствия проговорила Агнесса. – Неужели кому-то придет в голову вас обвинять?
Бутвиль: - Если вы думаете, что знатность рода и всякие заслуги могут меня защитить, то вы очень сильно заблуждаетесь, - хмуро ответил Бутвиль. - В наше время ради блага государства на такие пустяки внимания обращать не станут. А что может представиться господину кардиналу-министру таковым благом, никакая фантазия не подскажет. А я для него в силу некоторых причин... некоторых недавних событий... - тут Луи-Франсуа пришлось прикусить губу, чтобы не наговорить лишнего, - в общем, я для людей министра являюсь легкой добычей. Тем более, что сегодня я оказался в безвыходной ситуации - чтобы отвести подозрения от себя, мне нужно было назвать имя человека, которому был подарен кинжал. Человеку же этому, хоть он совершенно ни в чем не виновен, с господином де Каюзаком или его начальством встречаться категорически не стоит. Потому я сообщил любознательному лейтенанту, что кинжал был мною продан неизвестному лицу... Это - ложь во спасение, но все-таки ложь. Из одного этого можно раздуть преотличнейший скандал, а то и судебное дело. А моей семье и без того уж досталось... Да уж, - подумалось Бутвилю, - "досталось" - это весьма обтекаемое выражение. Дядюшка, просидевший в Бастилии десять с лишним лет, брат и кузен, заплатившие головами за своеволие, обездоленные племянники... Но этой девушке, скорее всего, не было никакого дела до "господских" страданий. - Безумный день, безумные речи, - махнув рукой, подытожил он. - Я сейчас дал вам в руки сильный козырь, Агнесса. Но я не знаю, что еще сделать, чтобы убедить вас помочь мне.
Агнесса: Сам того не зная, господин де Бутвиль своими «безумными речами» угодил прямо в яблочко. Упоминание кардинала-министра – лишь полный дурак не догадался бы, о ком идет речь – подействовало на Агнессу примерно как… Нет, конечно, не как труба на боевого коня и не как алый плащ матадора на испанского быка, в силу ее, Агнессы, незначительности… а, пожалуй, как на очень злопамятную кошку – промелькнувшая неподалеку юбка соседки, любящей швырять в божью тварь поленьями. Если бы Агнесса была кошкой, она бы непременно прижала уши. Стало быть, граф де Люз опасается именно кардинала Ришелье или его людей? И ведь он не лгал, в этом девушка почти не сомневалась. Очень уж грустные и усталые у него были глаза. Неприязнь к его высокопреосвященству и сочувствие к графу оказалась сильнее здравого смысла и опасения быть впутанной в историю. Тем более, что как ни крути – а все равно уже увязла по уши… - Я не знаю, чем я могу вам помочь, ваше сиятельство, - осторожно начала она, - но я вам почему-то верю. Верю, что вы и ваш человек ни в чем таком не виноваты. И ведь если из-за судейской ошибки пострадают верные королю и Франции люди – это будет ущерб короне, правда? Значит, добрые французы должны постараться предостеречь его высокопреосвященство от такой ошибки. Я верно вас поняла, сударь?
Бутвиль: "Вам нечасто везет, господин Бутвиль, - заметил граф про себя, - зато всегда вовремя!" Эта девушка не бросается стремительно в бой, как Эмили, она, несомненно, осмотрительна, а уж в рассудительности явно могла дать фору мадемуазель де Кюинь. С ней будет по-своему непросто, однако надежда на удачу забрезжила впереди, и можно говорить более откровенно. Вот и хорошо! - Вы меня поняли совершенно верно, милочка, - почти весело ответил граф. - У меня к господину в красной мантии есть большой счет, но я вот именно добрый француз, и потому, увы, предъявить этот счет не могу. А вот защититься... да, вы очень правильно сказали, предостеречь сего господина от ошибки... могу и хочу. Хотя пока что речь идет всего лишь о его верных слугах, господине де Каюзаке и его начальнике. Но прежде чем я задам главный вопрос, скажите, есть у вас какие-то личные претензии к сему государственному мужу, или вам просто нравится поступать по справедливости? Для меня это различие очень важно, пожалуйста, не уклоняйтесь от ответа! Большинство знакомых наверняка сочло бы, что он слишком мягко обращается с этой девицей низкого звания, однако Бутвиль с детства усвоил, что с женщинами вежливость никогда не бывает излишней, чего бы вы ни хотели добиться - прощения за разбитую вазу, добавки пирожного или, как сейчас, взаимопонимания...
Агнесса: Агнессе нравилось поступать по справедливости – по крайней мере, когда у нее была такая возможность, - но и претензию к господину Ришелье девушка вполне могла бы высказать. Кто знает, как сложилась бы ее судьба, если бы отцу не пришлось когда-то скрыться подальше с глаз свежеиспеченного государственного секретаря… - И то, и другое, сударь, - хмуро ответила она. – Я вообще стараюсь поступать по справедливости… и по чести, сударь, как бы смешно вам это не показалось! – В зеленоватых глазах собеседника Агнессе померещилась насмешливая искорка – еще бы, служанка о чести разговоры заводит... – Вот такой уж меня отец воспитал, сударь, и дальше бы, может, воспитывал, кабы не пришлось ему в провинцию податься, подальше от господина в красной мантии…
Бутвиль: "Вот оно как, - подумал Бутвиль. - С порядочным воспитанием - и жить в услужении! Весело! Но как отец с подобными понятиями о жизни мог допустить, чтобы дочь попала в такой переплет? Жив ли он еще? Я мог бы ему посодействовать, найти хорошее место где-нибудь в Тулузе, у Анри всегда найдется служба для честного человека. Хоть что-то восстановить из сломанного кардиналом, хоть в чем-то пойти против него..." - Мне вовсе не смешно, - сказал он, покачав головой. - Представьте себе, меня отец воспитывал точно так же. И порой я сожалею об этом: тем, кто не задумывается о чести и прочих отвлеченных предметах, легче живется... Увы, меняться мне уже поздно, а посему будь что будет - мне бы вот только из нынешнего тупика как-то выбраться. Признаюсь, в ожидании этого разговора я намеревался предложить вам денег за откровенность. Но теперь вижу, что с вами можно говорить на другом языке. Для меня будет делом чести исправить то, что сломал министр. И возможности для этого у меня все еще есть, хотя дела мои отнюдь не блестящи. Ваш отец еще жив?
Агнесса: - Уже шестой год как умер, - помотала головой Агнесса. – Так что исправлять-то уж нечего… Вы скажите, ваше сиятельство, чем я вам могу помочь, а там видно будет. – Девушка открыто посмотрела Бутвилю в глаза. - И не беспокойтесь, сударь, я чужих секретов не продаю. – Как ни странно на такой службе, как у Агнессы, но это была чистая правда. Девушке доводилось разузнавать, носить весточки, порой даже подслушивать, но торговать доверенными ей тайнами - никогда. До сих пор ей удавалось не переступать этой границы.
Бутвиль: - Исправлять нечего? - удивился Бутвиль. - А ваше собственное положение? Долго ли вы продержитесь, имея такие понятия о жизни, в том мире, где вы находитесь сейчас? Либо вам придется... скажем так, запачкаться, либо вас кто-нибудь обязательно погубит. Вы сами только что упомянули, как с вами обошелся какой-то субъект. Вы хотите жить так и дальше? "Все-таки из меня вышел бы, наверно, неплохой аббат, - подумалось ему. - Еще немного - и я научусь проповедовать... Правда, мне пока почему-то хочется спасать исключительно женскую половину человечества..." Однако, как известно, спасать людей против их воли - нехорошо. А вдруг Агнессе уже нравится жить в этом болоте? И такое бывает! Поэтому, задав последний вопрос, Луи-Франсуа решил предоставить девушке возможность обдумать, что ей нужно, и перешел к тому, что нужно было ему самому. - Я хочу узнать все то, о чем вы умолчали сегодня утром, - напрямик сказал он. - Что по-вашему представляла собой мадам де Кюинь, какие отношения у нее были с мужем, что он за человек, где живет, на какие средства и так далее. Где вы были с мадам вчера, откуда приехали, чем баронесса занималась, с кем встречалась... в общем, все подробности. И про уехавшего сегодня любителя целовать девиц на ходу, и про капитана или кто он там... Я понимаю, что вы можете чего-то не знать о своей госпоже, однако все ваши наблюдения мне будут очень ценны. Имея как можно более точное представление о ситуации, я смогу действовать увереннее и, надеюсь, выйду на след настоящего убийцы... и похитителя моего кинжала.
Агнесса: Агнесса ощутила настоятельную потребность сесть и как следует подумать. Сесть было некуда, придется думать стоя. Вот так вот, ни больше ни меньше – узнать все, о чем вы умолчали… Кинжал, кинжал, все вертится вокруг кинжала… В самом деле, использовать кинжал с гербом, да еще оставить его на месте преступления мог только тот, кто хотел навести подозрения на графа де Люза. Сам граф вряд ли был способен на такую глупость. Кантену это ни к чему – ни убивать баронессу, ни подставлять графа, он мог только выполнять поручение барона де Кюиня... А зачем это могло понадобиться барону? Допустим, он решил избавиться от слишком любопытной супруги, но опять-таки – зачем делать это таким заметным оружием? Госпожу де Кюинь сделали пешкой в какой-то сложной игре, и легкость, с которой это произошло, вызывала у Агнессы самый настоящий страх. Не слишком ли глубоко она сама в этой игре завязла? Кто будет следующим? Ей очень не хотелось верить, что все так и обстоит, что баронесса убита по приказу барона, но факты – вещь упрямая. Другого объяснения она подобрать не могла. Но ведь тогда… Если Бутвиль говорит правду, то получается, что именно барон де Кюинь зачем-то хотел подставить его под подозрение… До сих пор она была уверена, что барон играет против Ришелье. Она никогда не скрывала от него своей неприязни к кардиналу, знал об этом и ее возлюбленный, именно тогда, когда она об этом проговорилась, молодой человек и попросил ее передать письмо Кюиню… Что, если ее просто использовали? Если барон в одном лагере с Бутвилем, значит, ему незачем его подставлять… Девушка вздрогнула от внезапно вспыхнувшей догадки, пугающей, но, увы, выглядевшей весьма правдоподобно. Что там сказал граф? Долго ли вы продержитесь… и кто-нибудь вас обязательно погубит… Как бы это не оказалось правдой… Агнесса сообразила, что уже с минуту стоит молча, закусив губу и стиснув пальцы, а граф смотрит на нее вопросительно. Пора уже на что-то решаться. - Ваше сиятельство, - медленно, неуверенно начала она, - я тоже многого не понимаю… хотя до сего момента мне казалось, что понимаю… Я была уверена, что помогаю человеку, который… скажем так… тоже хочет исправить ошибки великого кардинала. Теперь – не уверена. Прежде чем я, может быть, отвечу на ваши вопросы, сударь, умоляю вас, скажите – вы в самом деле опасаетесь именно людей его высокопреосвященства? Может быть, это могло понадобиться кому-то еще? Моя откровенность может дорого мне обойтись, но я вам верю… и очень хочу разобраться.
Бутвиль: "Я вам верю"! Почаще бы слышать такие слова... Итак, в данный момент граф де Люз мог уже насчитать троих, кто ему верит: переодетую чудаковатую девчонку, юного, неопытного гасконца и горничную убитой баронессы. Изумительный подбор! Увы, других сторонников Господь пока не послал. - Я тоже очень хочу разобраться, - подумав несколько минут, отозвался Луи-Франсуа. - Самое забавное то, что ни господин де Каюзак, ни капитан де Кавуа не имеют ко мне ровно никаких личных счетов. Я никогда, ни в глаза, ни за глаза, не оскорблял их, не высмеивал, более того, ни разу не сказал худого слова о гвардии его высокопреосвященства. И вовсе не из осторожности. Я прекрасно понимаю, что они такие же дворяне, как и я, и имеют право служить кому угодно, тем более, что господин кардинал своей гвардии очень неплохо платит, в отличие от мушкетеров короля... Капитана де Кавуа я с удовольствием увидел бы в числе своих друзей, будь он на какой-нибудь другой службе. Я даже не считал себя вправе судить о поступках его высокопреосвященства, поскольку, имея некоторый опыт государственной службы, знаю, что и губернатор небольшой области порой вынужден делать что-то необходимое, хотя и неприятное гражданам - что уж говорить о первом министре... Но есть предел, за которым моя способность понимать и прощать исчерпывается. Этот предел я перешел в начале лета. И хотя по-прежнему не сделал ничего, что могли бы счесть преступлением, министр наверняка понимает, что добра я ему не желаю. Наносить упреждающие удары, как только предоставится возможность, он умеет мастерски. А я сегодня, как неумелый дуэлянт, прикрыв грудь, подставил противнику незащищенный бок... Вот этого я и могу опасаться. А другое... С июня месяца я вел себя примерно, как мальчик из иезуитского коллежа, а до того полгода прожил за пределами Франции и там также сидел смирно. Последняя дуэль у меня была год назад, и то мы обменялись тремя ударам без капли крови и поехали вместе завтракать... Кто мог бы возненавидеть меня, за что? Если кроме министра кто-то и желает мне зла, я об этом ничего не знаю...
Агнесса: Агнесса слабо надеялась на другой ответ, но все же сомневаться – одно, а услышать твердое «нет» - совсем другое. По спине пробежал ознобный холодок. Выходит, подозрения совсем не беспочвенны, и барон де Кюинь на стороне вовсе не противников кардинала, а… А на чьей? Увы, выбор невелик! Теперь уже девушку бросило в жар. Заговор против короля? Шпионаж? Чем еще можно объяснить все эти тайны, встречи, секретные письма? И она, Агнесса - соучастница?! Какая же она дура… Баронесса, как пить дать, знала что-то лишнее. Но ведь и она, Агнесса, тоже в любой момент может оказаться слишком… осведомленной… Девушка тряхнула головой. Придется рискнуть – не ждать же безропотно, когда она начнет мешать барону и отправится следом за своей госпожой? Конечно, предупрежден – значит вооружен, но чтобы выкрутиться из этой даже на первый взгляд скверной истории – нужно знать как можно больше… С самого утра у нее не было возможности как следует обдумать ситуацию – события валились на голову как град из зимней тучи – но сейчас, похоже, настал момент, когда пора принимать решение. Агнесса испытующе посмотрела на Бутвиля. - Ваше сиятельство, - голос девушки понизился почти до шепота, - если мои догадки верны, то я крепко запуталась… но клянусь вам, что до сегодняшнего дня у меня и в мыслях не было, что господин барон не тот, за кого себя выдает! И если он узнает, что я с вами разоткровенничалась… - она зябко передернула плечами, вспомнив неподвижный взгляд госпожи де Кюинь и приторный запах крови.
Бутвиль: - Значит, все-таки барон! - воскликнул Бутвиль, прищелкнув пальцами. - Но... я поначалу подумал о нем совсем в другом плане - что здесь дело семейное, супружеское... Не тот, за кого себя выдает? Мне это грустно слышать, но я почему-то не удивлен... Итак, оказывается, папаша Эмили ничуть не лучше ее ныне покойного дядюшки. Человек с двойным дном по меньше мере. И что же покоится на этом втором, потайном дне? - Подумать только, - добавил граф, взяв Агнессу за руку, - еще утром вы готовы были как можно скорее предупредить этого человека о случившемся, а сейчас боитесь уже, что он с вами расправится! Мы оба попали в западню, каждый по своим причинам. Вместе и выбираться придется... (Мгновенное воспоминание о том, как он пытался в одиночку выбраться из-под обвала, задыхаясь в жуткой темноте, мелькнуло в душе Луи-Франсуа, и он невольно передернул плечами.) Увы, еще вчера я мог бы уверенно обещать вам защиту и полную безопасность, сегодня остерегусь за это ручаться. Но у меня еще есть друзья и родня, и для вас как возможной свидетельницы моей невиновности они сделают многое, поверьте! Говорите, прошу вас! Я не знаю, какой именно факт может оказаться ключом ко всей истории, потому говорите все, даже то, что вам кажется несущественным!
Агнесса: Еще мгновение – и Агнесса окончательно отбросила бы свою обычную осторожность, поддавшись участливому, искреннему тону графа. Желание разобраться и, может быть, отплатить за обман - с одной стороны, и сочувствие к молодому дворянину – с другой… черт возьми, крепко же он влип, раз вот так доверительно беседует с ней, простой служанкой, да еще за руку берет - видно, совсем больше не к кому… все это перемешалось в некую гремучую смесь, и не хватало только искры. И неизвестно, сколько и каких бы глупостей наделала девушка, если бы искра не упала совсем не с той стороны, с какой ожидалось. Тяжелые приближающиеся шаги вдоль улочки, заполошное кудахтанье и хлопанье крыльев – из-под чьих-то ног врассыпную кинулись куры… Агнесса бросила настороженный взгляд и даже вздрогнула – мимо арки не спеша прошел высокий темноволосый дворянин, походка которого неуловимо напомнила девушке барона де Кюиня. Дворянин на парочку, прячущуюся в тени арки, не обратил никакого внимания, зато на Агнессу это видение подействовало, как ведро холодной воды на голову. С ума сошла! Чего стоит обещание защиты и безопасности, тем более, что и обещать-то их не спешат? И долго ли она еще проживет, если прямо сейчас выложит Бутвилю все, что знает? Да и знает-то она маловато, если честно. Совсем мало… Но, с другой стороны – оставлять все как есть тоже не годится. Если Бутвилю нужно спасать себя, то ведь и ей тоже, а то как бы не оказаться на месте баронессы… или, если ее догадки верны – вместе с бароном на виселице, тоже не лучше. Причем трезвый и рассудительный внутренний голос подсказывал девушке, что барон в случае чего запросто свалит все на нее. Дескать, супруга темные делишки обстряпывала, а служанка ей пособничала. А он, барон, ни сном ни духом… Нет, граф прав. Выбираться нужно вместе. Вот только… - Ваше сиятельство, боюсь, что я очень мало знаю, - честно сказала она. – Поверьте, в самом деле мало, барон не посвящал меня в свои дела. Поэтому мое свидетельство вам не очень поможет, зато… может быть, ваши друзья и родные и смогли бы заступиться за меня перед правосудием, но не перед бароном, это действительно опасный человек. Я все равно расскажу вам все, что мне известно, но прежде, прошу вас… - Агнесса запнулась. Как-то еще господин граф отреагирует на такую наглость… а, все равно выбирать не из чего. – Прошу вас, господин граф, дайте мне ваше слово, что будете молчать. – Агнесса посмотрела в глаза Бутвилю и заторопилась. - От этого зависит моя жизнь. Поймите, того, что я знаю, недостаточно, чтобы обвинить в чем-то барона, зато вполне достаточно, чтобы он решил от меня избавиться… так же, как от баронессы… Зато пока он мне доверяет, и я могла бы разузнать что-нибудь действительно важное…
Бутвиль: Молчать ради брата, молчать ради Эмили, теперь еще и ради этой совершенно незнакомой девушки... "Если верно, что молчание - золото, то я вскорости обогащусь, как не снилось и испанцам с их золотом Америки..." - подумалось Бутвилю. Однако, боясь спугнуть доверчивость Агнессы, остроту на эту тему он все-таки вслух не высказал. Не до шуток сейчас было - требовалось отвечать по существу. - Мадемуазель, желая от вас откровенности, я должен быть откровенным сам. Потому признаюсь, что дать слово на все случаи жизни значило бы обмануть вас. Если вы имеете в виду молчание при посторонних и случайных людях, это я могу обещать твердо. Но если потребуется ознакомить с вашими сведениями лицо, облеченное властью, ведущее расследование, молчание с моей стороны будет равно сообщничеству. При таком повороте событий единственное, что я смогу - не называть вашего имени. Годится вам такой уговор? А касательно вашего возвращения к барону с целью разузнать нечто существенное, замечу, что это - крайне рискованная затея: почуяв угрозу, такой человек, каким, по-видимому, является ваш барон, станет вдвойне осторожнее и опаснее - а вы... Уверены ли вы, что сумеете раскусить его замыслы и уйти из-под удара?
Агнесса: - А если барон узнает, что откуда-то просочились сведения о нем, ему недолго придется гадать, кто их разболтал! – почти с отчаянием выпалила Агнесса. Ситуация начинала смахивать на безвыходную. – Да он и гадать не будет. И если я ни с того ни с сего соберусь покинуть место, которое меня до сих пор устраивало – вот тогда-то он и насторожится… Нет у меня охоты оказаться на месте баронессы, и спрятать вы меня ведь не сможете – в тюрьму разве что посадить! Да там я, пожалуй, и окажусь, или и вовсе на виселице, потому как ваше облеченное властью лицо в первую голову решит, что я – сообщница барона! И барон запросто все на меня свалит, его-то скорее выслушают. Мол, жена, змея подколодная, шпионила, служанка помогала, а он ни при чем… Я хочу вам помочь, очень хочу, только, уж простите, своя-то голова мне тоже дорога! Агнесса перевела дыхание. Ну как же объяснить графу, что его предложение никуда не годится? Дело же не только в ее безопасности, хотя, как легко догадаться, для Агнессы это стояло первым номером. Ну, расскажет она Бутвилю, куда ездил барон и с кем встречалась баронесса, да что баронесса и не баронесса вовсе… И толку? Первые же шаги, которые после этого предпримет граф, только насторожат де Кюиня… - Ну должен же быть какой-то выход… - пробормотала она.
Бутвиль: Чувство, которое охватило Луи-Франсуа при этих словах Агнессы, вполне можно было назвать отчаянием. Отвернувшись, он со всей силы ткнул кулаком в ветхие доски заколоченных ворот; рана сразу же отозвалась резкой болью, но он почти не заметил этого. Бессилие и безвыходность ситуации ранили его сильнее. И в самом деле, зачем он взбудоражил и напугал бедную девушку? Чего рассчитывал от нее добиться? Какие такие тайны она могла бы ему поведать? Никакие предполагаемые грехи баронессы в прошлом не могли зачеркнуть тот непреложный факт, что она убита его кинжалом. Будь она хоть продажная женщина, хоть... - "Шпионила"? - он вдруг осознал, что именно сказала Агнесса сгоряча. - Вы хотите сказать, что ваша хозяйка занималась шпионажем? Он резко повернулся к девушке, взял ее за плечи, притянул к себе: - Выход! И вы еще что-то говорите о выходе! Если здесь замешан шпионаж... святые угодники, да этим же можно все объяснить! Как бы мы с вами ни недолюбливали кардинала, найти и разоблачить вражеского лазутчика - это и он, и его служащие высоко оценят! А барон при чем тут? Почему вы его так боитесь? По-вашему, он так могуществен? Или Франция столь мала, что он способен будет вас отыскать где угодно? Вы боитесь оказаться в тюрьме - но мы там окажемся вдвоем с вами, если не установим истину как можно скорее. А если вы снабдите меня всеми своими сведениями и я отправлю вас с надежными сопровождающим в Лангедок, к жене моего брата Марии-Фелисии, она примет вас охотно, найдет для вас достойную службу, а никакому барону туда проникнуть не удастся, поверьте. Вот вам и выход. Говорите же, времени у нас немного!
Агнесса: Буря эмоций, проявленная графом, странным образом успокоила Агнессу – во всяком случае, настолько, что к ней вернулась способность рассуждать, возможно, не слишком здраво, но, по крайней мере, взвешивая все за и против. Сочувствие и желание помочь собеседнику, который, сразу видно, запутался еще похлеще, чем она, девушка с некоторым усилием отодвинула на задний план. Тут нужна холодная голова. Нарисованная Бутвилем перспектива – нет, не та, в которой предполагалось оказаться в тюрьме вдвоем, а та, в которой забрезжило спокойное и тепленькое местечко в Лангедоке – была весьма соблазнительна, только вот… до ее осуществления пока, как до того же Лангедока пешком. Найти и разоблачить вражеского лазутчика, ха! Только и всего. Ну, найти его, пожалуй, нашли, а вот разоблачить… - Ваше сиятельство, - тихо и почти ласково начала она, не делая попыток высвободиться из рук Бутвиля, - выслушайте меня, прошу вас, и вы убедитесь, что с теми сведениями, которые у меня есть, вы шпиона не разоблачите. Зато меня вполне можете загубить, поскольку, уверена, люди кардинала вряд ли поверят, что я рассказала все. Как и вы. Нас будут допрашивать до тех пор, пока не убедятся, что больше мы ничего не знаем. Так что выбора у нас с вами нет, улики придется добывать, и сделать это могу только я. Агнесса старалась говорить со всей убедительностью, на которую была способна. В конце концов, мелькнуло в голове, у нее в запасе остается неплохое оружие защиты – та самая история с кинжалом, о которой в порыве откровенности проговорился граф. И хотя сама мысль о том, чтобы его откровенностью воспользоваться, была ей отвратительна, девушка решила намекнуть на это Бутвилю. Если он с риском для себя выгораживал то таинственное лицо, которому был подарен кинжал, то, пожалуй, угроза разоблачения должна удержать его от несвоевременного общения с судейскими. - А если вы все же поспешите кому рассказать, что от меня узнали… - Агнесса запнулась: продолжать было тошно, словно сознаваться в чем-то постыдном. Впрочем, уж лучше пусть Бутвиль считает ее расчетливой стервой, глядишь, и задумается, прежде чем выдавать. – В общем, если меня допрашивать об этом станут, то как бы я не вспомнила, что вы кинжал кому-то сами подарили, а лейтенанту не сказали… Обещаете пока молчать – тогда я готова говорить.
Бутвиль: Бутвиля словно морской волной обдало: и холодно, и солоно, и глотать горько. Весь день он боролся с нервным напряжением и лихорадкой, но они все-таки сыграли с ним злую шутку. Зачем, зачем он разоткровенничался с этой девицей? Расчувствовался! Пожалел сироту… «С вашими рыцарскими замашками, сударь, вам самое место где-то во времена трубадуров, - уязвил он сам себя. – А здесь и сейчас, в этой убогой подворотне, с этой расчетливой и хладнокровной особой…» Неприглядная действительность предстала перед ним во всей красе: он, потомок и родственник великих людей, выпрашивает подачку у чьей-то горничной… Луи-Франсуа отпустил Агнессу, отступил на шаг, глубоко вздохнул, избавляясь от желания ударить женщину или натворить еще какие-нибудь глупости, и произнес холодно, цедя слова сквозь зубы: - Похоже, мадемуазель, мы с вами ошиблись друг в друге. Я открыл часть своего секрета, чтобы добиться вашего доверия, а вы решили, что этим можно играть? Я предложил искреннюю дружескую помощь, а вам показалось, что я вас подкупаю? Я уже дал вам слово, а вы сочли нужным упрочить вашу позицию шантажом? Отлично вас воспитал отец, нечего сказать! Или это барон де Кюинь внушил вам такие представления о чести? Вот к нему и ступайте теперь. Пусть себе живет неразоблаченным и заботится о вашем будущем. А что касается ужасной тайны о кинжале… Я уж как-нибудь отвечу перед богом и людьми за свою ложь. Если слово Монморанси-Бутвиля еще имеет вес – прекрасно. Если нет – мне будет все равно, что станется дальше! Он положил руку на эфес шпаги (как приятно прикосновение к надежному металлу!) - слегка поклонился Агнессе и повернулся, намереваясь покинуть опостылевшую нишу.
Агнесса: - Да и на здоровье! – приглушенно выкрикнула ему в спину Агнесса, почти забыв об осторожности и чувствуя, как глаза наполняются слезами. Слова Бутвиля показались тем более обидными, что шантажистка из нее получилась никудышная. Хотя граф-то поверил… – Держите ваши секреты при себе! Не собиралась я вас выдавать, не бойтесь, себя защитить хотела… и обойдусь я без вашей помощи! И не вам о моем отце судить! Можете теперь про меня кому хотите рассказывать, тогда и увидите, какие у меня представления о чести! Пожалуй, для одного дня в самом деле было чересчур, и гневная отповедь графа де Люза послужила последней каплей – Агнесса уткнулась лбом в холодную каменную кладку и разревелась.
Провидение: Улицы Этре напоминали пустыню разве что по ночам, а в описываемое нами время все усиливающийся наплыв военных и штатских придавал городу оживление, сравнимое лишь с ярмарочным. И пусть до сих пор укрывшаяся в подворотне парочка привлекала к себе лишь случайные взгляды прохожих, да порой понимающие ухмылки, повышенный голос и поведение Агнессы не могли не изменить положение. Как ни спешили подружки Аннет и Жаннет к "Гербу Аквитании", где -- вот диво-то! -- прошедшей ночью половину постояльцев перерезали, но и они невольно замедили шаг, силясь уловить новые откровения между теми, чьи отношения, разумеется, восприняли превратно.
Бутвиль: Даже после истории с госпожой де Ланнуа Луи-Франсуа так и не стал относиться к плачущим женщинам равнодушно. Тем более, что сейчас у него за спиной разрыдалась не утонченная светская дама, а девушка, привыкшая бороться с жизненными трудностями. Раздражение и досада гнали Бутвиля прочь, и он все-таки сделал несколько шагов, но как только заметил двух вроде бы идущих мимо местных жительниц - очень уж они медленно шли и очень уж масляными глазками поглядывали в его сторону - гневная вспышка угасла. Нужно было срочно исправлять положение. Даже если эта парочка что-то и успела расслышать, пусть истолкуют услышанное в «романтическом» ключе, пусть разнесут сплетню на все четыре стороны – это не опасно ни Агнессе, ни графу де Люз… даже к лучшему… Луи-Франсуа резко развернулся, одной рукой поддернул плащ, как бы расправляя его складки, а на самом деле прикрываясь от любопытствующих взглядов, другой рукой прикоснулся к плечу девушки и заговорил вполголоса: - Агнесса, не отчаивайтесь! Мы оба устали и теряем почву под ногами, но еще вполне можем выплыть. Главное – поверить друг другу. Вам вряд ли до сих пор встречались мужчины, которым можно верить. В любовной игре, в светской интриге могу обмануть и я, увы. Грешен. Но – не в делах чести. А наше с вами дело именно таково. Я не обещаю того, чего не могу исполнить. Даже если я сам куда-то денусь… мало ли что может случиться, война… вам достаточно будет отыскать кого-нибудь из моих родных и сказать, что вам нужно. Позже я расскажу, кто они и где их можно найти, придумаю какой-то знак, чтобы они не усомнились. Так что о будущем своем не беспокойтесь. Теперь нам нужно решить, как подступиться к барону. Только на нас смотрят, и вы, пожалуйста, правильно поймите то, что я сейчас сделаю! Засим, стараясь действовать как можно убедительнее для зрительниц, он крепко (и не без удовольствия) поцеловал Агнессу, - как раз было удобное местечко под локонами, ниже ушка.
Агнесса: Фраза «на нас смотрят» подействовала на Агнессу самым радикальным образом – не хуже ведра холодной воды на голову, а поцелуй окончательно напомнил, что она выбрала не самое лучшее место для истерики. Кто бы там ни глазел, следовало сию же секунду превратить сцену в понятную, а потому никому особо не интересную любовную ссору. Бутвиль порядочно облегчил ей задачу, неплохо исполнив свою роль, теперь дело было за ней. Агнесса всхлипнула в последний раз, повернулась к графу и еле заметно кивнула. - Подыграйте, ваше сиятельство! – шепнула она и тут же громко и плаксиво протянула: - Вы же к ней ездили! К ней! Вы меня обманули-и! – Еще не до конца высохшие слезы и вздрагивающий после плача голос добавили ее игре необходимого правдоподобия.
Провидение: Жертвы, принесенные на алтарь Мельпомены Агнессой и ее собеседником, возымели желаемый результат, и кумушки не сговариваясь обменялись легкими тычками в бок. Одна и та же мысль посетила обеих: Аннет преувеличенно громко вскрикнула и оперлась о ближайшую стену, извлекая из башмачка несуществующий камушек, а Жаннет выронила корзинку, рассыпая по улице недавно собранные орехи. К вящему сожалению обеих, ни мужчина ни девушка не были им знакомы -- даже в таком небольшом городке баронесса и ее служанка смогли затеряться среди множества новоприбывших -- но губы Аннет беззвучно зашевелились, мысленно составляя описание одежды кавалера, подробности которого позавидовал бы любой комиссар, а лоб Жаннет прорезала легкая морщинка, свидетельствующая о напряженной работе ума: платье Агнессы, при всей его простоте, все же указывало на ее занятие.
Бутвиль: - Ездил, - покаянным тоном ответил Бутвиль, подхватывая реплику ничуть не хуже опытного актера, - но разве можно так расстраиваться от подобных пустяков, милая? Я... эээ.. просто не успел вас предупредить. А ездил я туда поесть лукового супа со свежим сыром. (Как кстати пришлось воспоминание о симпатичной фермерше с ее угощением!) В окрестностях Этре его больше никто так отлично не готовит! Ну же, успокойтесь и не надрывайте мое сердце! Он нежнейшим образом обнял Агнессу и шепнул на ушко: - Пора выбираться из этой унылой подворотни. А то скоро можно будет начать собирать с зевак деньги за представление. - Повысив голос в расчете на слушательниц, он добавил умоляюще: - Давайте прогуляемся за город, дорогая. Свежий воздух полей нам обоим сейчас не помешает! Отступив на шаг, он как бы невзначай поправил шляпу - после чего она оказалась надвинутой намного глубже и бросила тень на его лицо, небрежно закинул плащ за плечо, прикрыв тем самым приметный кружевной воротник, и учтиво протянул руку, предлагая опору своей новоявленной "подруге".
Агнесса: - И в полях не будет лишних ушей, кроме разве что кроличьих, - тихонько откликнулась Агнесса, принимая предложенную руку и демонстративно прижимаясь к галантному кавалеру плечиком. - Только не обращайтесь со мной так почтительно, сударь, вы заигрываете с горничной, а не с госпожой... - И уже громко, подпустив в голос игривости, добавила: - Конечно! Я знаю там чудную рощицу!
Провидение: Тут между двумя кумушками, подорвавшимися, если так можно выразиться, на собственной мине, завязался спор, ничуть не менее жаркий оттого, что им пришлось вести его шепотом, ползая по дороге. Жаннет, донельзя заинтригованная запоздалыми предосторожностями мужчины, настаивала, что им следует отправиться вслед за влюбленными, невзирая на рассыпанные орехи, в то время как Аннет вполне резонно противилась, ссылаясь на приличия, позднее время и трупы в "Гербе Аквитании". Благоразумие в этот раз взяло верх над любопытством, и подружки, препираясь на ходу, посвятили львиную долю своего внимания вторичному сбору урожая. Если граф де Люз и Агнесса выполняют свое намерение, кумушки покидают эпизод.
Бутвиль: Бутвиль с удовольствием покинул бы опостылевшую подворотню, даже если бы шел дождь; но дождя не было, просто все вокруг было сыро и серо, и, конечно же, нужно было сильно влюбиться в женщину, чтобы всерьез предлагать ей прогуляться по увядшим и мокрым лугам... Надеясь, что проворные жительницы Этре, так неосторожно рассыпавшие орехи, остановятся именно на этом истолковании увиденной ими сцены, он покрепче прижал к себе Агнессу, вывел ее на середину улицы и, склонившись к девушке так, чтобы зрительницы даже движения губ не увидели, проговорил вполголоса: - Мой наставник говаривал: "Если ребро Адама послужило материалом для создания Евы, значит, именно женщина и является венцом творения". Я был очень старательный ученик. А потому со всеми женщинами обращаюсь одинаково. Хотя вот этих двух мещаночек я бы с таким удовольствием прогнал подальше! Из-за них теперь придется искать какое-нибудь дерево, к которому можно будет прислониться. Хотя лучше бы присесть... В крайнем случае, расстелем мой плащ. А пока мы идем, все-таки изложите мне, пожалуйста, хотя бы то немногое, чего я еще не знаю о вашей хозяйке и хозяине.
Агнесса: Агнесса искоса взглянула на любопытных кумушек, которые платили дань своему любопытству, заметая юбками солому, грязь и куриный помет на дороге – до них было уже достаточно далеко, чтобы долетали какие-то слова. Больше поблизости никого не было. - Я и в самом деле могу рассказать немного, - виноватым шепотом сообщила она. - Во-первых, баронесса вовсе не жена барону. Уж не знаю, кто она на самом деле, но вот не католичка точно, молится… молилась не по-нашему. Я у барона уж третий год служу, а баронесса появилась совсем недавно. По-моему, она ему помогала, поручения разные выполняла, но барон приказал мне за ней следить и ему докладывать – видно, не очень доверял. Еще вчера мы с ней в Ла-Жарн ехали, а по дороге она свернуть приказала, и в «Красной голубятне» с каким-то важным дворянином разговаривала, очень была взволнована. – Рассказывая, Агнесса не забывала поглядывать по сторонам – только не хватало еще быть подслушанными! Она чувствовала, что излагает сумбурно, но, увы, ее познания и не отличались стройностью и связностью. – А барон… барон то и дело разъезжает и письма пишет. Много писем, и получает много, да не только на французском языке… Я только письма передавала. Разные люди, совсем разные, то оборванцы какие-то, то благородные господа… Вот от месье Арсера какого-то много писем было, и еще… как же… господин де Лавалле, вот! Агнесса замолчала. О дощечках для письма, о которых ей пришлось так долго расспрашивать Карла, она умолчала – вспомнив холодный взгляд и предупреждение барона. А Кантен… что ж, ей Кантен ничего плохого пока не сделал, да и доказательства у нее нет, одни догадки. А своими руками человека на виселицу отправлять из одних только подозрений – нет уж, увольте. Агнессе неоткуда было знать, что имя Лавалле было хорошо известно членам семьи Монморанси, но если бы знала – возможно, предложение устроиться в славной провинции Лангедоке перестало бы ее привлекать. Поскольку именно у губернатора Лангедока этот самый Лавалле служил младшим конюшим – а начал он свою карьеру пажом у печально известного графа Бутвиля-старшего…
Бутвиль: Стараясь получше запомнить все, что говорила Агнесса, Бутвиль не смотрел себе под ноги, но когда прозвучало имя Лавалле, он споткнулся на совершенно ровном месте. Отшатнувшись от своей спутницы, он остановился, стиснул зубы, чтобы не сказать лишнего, и стал осматриваться, как бы выбирая удобное место для беседы. "Лавалле? Только этого не хватало! Но, может, не тот? Может, однофамилец?" Пока эти мысли лихорадочно метались в его сознании, он отметил в полусотне шагов впереди, уже за пределами городка, одинокое дерево в стороне от дороги, еще сохранившее часть пожелтевшей листвы. - Пойдемте вон туда, - сказал он, надеясь, что Агнесса не заметила его волнения. - Под тем деревом будет, скорее всего, сухо. Действительно, трава под деревом оказалась почти сухой. Луи-Франсуа расстелил плащ, как и обещал, и сразу сел, не думая об учтивости, потому что ноги его держали уже совсем плохо. - Садитесь, - предложил он Агнессе. - Вы замолчали потому, что ничего не знаете, или не хотите быть до конца откровенной? Впрочем... мне все равно. Сказанного достаточно, чтобы подтвердить мои подозрения. Но не знаете ли вы чего-нибудь об адресатах этих писем? Говорил ли вам, или при вас, барон хоть что-то об этих людях? И что делали все эти оборванцы и господа, как барон принимал их, долго ли они оставались? Сейчас Луи-Франсуа больше всего интересовал, конечно, Лавалле. Но показывать это Агнессе он не собирался, потому и спросил о посетителях барона, которые, без сомнения, были его агентами или гонцами... По сравнению с тем, что в доме Монморанси могла угнездиться измена, остальное становилось несущественно.
Агнесса: У Агнессы ноги тоже давно уже требовали передышки, поэтому она с огромным облегчением опустилась на разостланный плащ – не вплотную к Бутвилю, но достаточно близко, чтобы случайный прохожий издали принял их за воркующих голубков. От девушки не ускользнуло, что при ее последних словах граф сбился с шага и даже на мгновение изменился в лице. Что же такого он услышал? - Господин барон не очень-то разговорчив, ваше сиятельство, - разглаживая юбки и осмотрительно оставив первый вопрос графа без ответа, сказала она. – Так что, увы, я почти ничего о них не знаю. Всякий раз барон просто приказывал мне появиться в условленном месте – когда в трактире, когда в гостинице… да все в разных. Иногда ко мне сами подходили, иногда барон говорил, кого надо высмотреть, а сам он редко при мне с кем встречался. Агнесса честно пыталась припомнить, как выглядели корреспонденты барона, но, увы, среди них один только Кантен имел запоминающиеся приметы, а про Кантена она как раз решила умалчивать, насколько это вообще возможно. Пресвятая Дева, ну почему этот мир устроен так, что, выручая одного человека, непременно топишь другого?! – Оборванцы – они и есть оборванцы, что про них скажешь? Барон их и на порог не пускал. С месье Арсером, по-моему, и вовсе не виделся, врать не буду – не знаю. Тот незаметный такой, лет ему сорок, наверное, и одевается скромно – не то торговец какой, не то стряпчий… а вот с Лавалле барон виделся, точно. С час, не меньше, проговорили, в комнате запершись. В Ла-Жарн это было, в «Красной голубятне», недели две назад. Молодой, ну, может, чуть вас постарше. И из благородных, сразу видно. Худощавый такой, волосы темные… Вот помню, они когда прощались, он барону сказал что-то вроде «неплохо устроились, барон, женщины у вас миленькие», а барон ему со смехом ответил, что неужели в Лангедоке перевелись красивые женщины? – Агнесса развела руками. – А больше… да вроде ничего…
Бутвиль: Бутвиль прислонился спиной к стволу дерева, влажному от сырости и жесткому, но никакого неудобства не почувствовал. Его охватило то безразличие ко всему миру, которое, говорят, посещает людей, замерзающих во время снежных бурь в Альпах. Все было так ясно и очевидно... Лавалле, который столько лет прослужил пажом, получил все необходимые для успешной карьеры навыки, все полезные знакомства у них в доме... Более того, когда случилось несчастье, его не оставили без места, дали возможность продолжить службу при еще более блестящем вельможе... Но этот проныра предпочел изменить. Что его заставило? Почуял ли он, что положение Монморанси пошатнулось серьезнее, чем кажется? Соблазнился ли какими-то посулами или пошел на поводу у корыстолюбивой женщины? Ему вдруг вспомнился рассказ Эмили о смерти Монфлери - ну почему порядочные люди так легко гибнут, а мерзавцы живут и процветают? Тут же мелькнула совсем уж отчаянная мысль - а случайна ли вообще-то была гибель гонца? "Какая разница, что побудило предателя к измене? - с яростью подумал он. - Его нужно выследить, изловить и уничтожить. И я это сделаю!" Минута тоскливой безнадежности прошла. Теперь Луи-Франсуа мог ответить Агнессе, и голос его звучал уверенно: - Все, что вы сейчас рассказали, очень важно, достаточно подозрительно и заслуживает дальнейшего расследования. И дело уже не в том, что я хочу как-то доказать свою невиновность в убийстве. Тут вырисовываются контуры сложной картины, и подробности ее обязательно следует уточнить, прежде чем докладывать кому-то из вышестоящих особ, причем уточнить как можно скорее. Вы вполне можете это сделать. Судя по тому, что я от вас услышал, даже будучи простой исполнительницей, вы сумели заметить многое. Если теперь вы начнете наблюдать и запоминать сознательно, обращая внимание на самые существенные моменты, нужные сведения скоро окажутся у вас - у нас - в руках... Луи-Франсуа пристально взглянул девушке в лицо - понимает ли она? Хватит ли ей сообразительности? - А сейчас мне хотелось бы услышать от вас, понимаете ли вы, в чем заключаются эти существенные моменты? На что нужно будет обратить наибольшее внимание?
Агнесса: С практичной точки зрения Агнессы, внимание надо было обращать на все. Раз ты знаешь слишком мало – собирай по крупинке, потому что неизвестно, что окажется важным. Глядишь, и сложится картинка. Но если у графа есть какие-то свои соображения… - Не знаю, ваше сиятельство, правильно ли я понимаю, - осторожно ответила она, - я ведь на самом деле в интригах и заговорах ничего не смыслю… Но я думаю, что прежде всего мне нужно попытаться выяснить, с кем и где встречается барон и с кем он переписывается. Может быть, удастся подслушать… - Агнесса прикинула, не получится ли разговорить Карла, но одернула сама себя: этот предан барону как пес, и хоть невеликого ума, но запросто может взять да и поведать господину, что-де Агнесса о чем-то расспрашивала. Даже не заподозрив ничего дурного – так, по простоте душевной. Нет, с Карлом следует быть очень-очень осторожной. - В письма бы заглянуть… - задумчиво протянула она. – Барон их запечатывает, конечно, но вдруг да повезет…
Бутвиль: - Совершенно верно! - улыбнулся Бутвиль. - В первую очередь - кто приезжает, с какой регулярностью, откуда, в каком виде. Не исключено, что вы, присмотревшись, обнаружите невероятное сходство какого-нибудь оборванца с иным дворянином... Подслушивать под закрытой дверью лучше не надо, слишком рискованно, а вот ловить случайно оброненные имена, названия городов, странные словосочетания, которые могут оказаться условными паролями, можно и на ходу, например, подавая господам вино... ну, в этом вопросе, я думаю, вы лучше меня разбираетесь. Но главное, самое желанное - это именно прочесть хотя бы одно-два письма. При некоторой доле удачи одно такое прочтение может оказаться исчерпывающим доказательством! Луи-Франсуа устало потер лоб, пытаясь сообразить, все ли необходимое уже сказано. Как будто все? Ах, нет... - В общем, вам нужно всего лишь использовать свои природные качества - любопытство, наблюдательность и осторожность, но использовать с умом, целенаправленно. И все получится. Но я прошу вас быть особо внимательной ко всему, что касается упомянутого вами Лавалле. Судя по некоторым имеющимся у меня сведениям, он замешан в очень серьезных делах... ("Эх, красиво звучит, а на самом-то деле, что я знаю? - подумал Луи-Франсуа. - Гибель Монфлёри, дамба, изменник-инженер? Но как-то все это закручивается вокруг брата Анри, и этого достаточно, чтобы я бил тревогу... Жаль, что нельзя так прямо и сказать этой смышленой особе!") В очень серьезных, вы понимаете? - подчеркнул он, пытливо глядя в лицо девушке. Наверно, со стороны это выглядело, как объяснение в любви.
Агнесса: - Понимаю, ваше сиятельство, - кивнула Агнесса. – С первым трудностей никаких не будет, на память я не жалуюсь, а вот с письмами потруднее будет. Вскрыть-то не вскроешь... В воображении девушки тут же родилась заманчивая картинка: как барон, почти дописавший письмо, внезапно вскакивает и бежит… куда же? Ну, пожалуй, на задний двор. Или за конюшню. Или... в общем, по крайне неотложному делу, оставив впопыхах письмо лежать на столе. Вот это было бы кстати! - А про Лавалле постараюсь разузнать побольше. – Агнесса вопросительно посмотрела на Бутвиля. – Как вот только мне вам-то сообщить, если что полезное будет?
Бутвиль: - Насколько я знаю, есть какой-то способ вскрывать письма так, что адресат не заметит изъяна, - подумав, сказал Бутвиль. - Но это нужно делать умеючи, а иначе лучше и не пытаться. Тем более. что на письмах могут быть дополнительные тайные значки. Какая-нибудь незаметная черточка, волосок, сместившийся при открывании, - и нашим планам конец! Мне, правда, когда-то удавалось заглянуть внутрь письма, не раскрывая его... Это было забавное воспоминание, и Луи-Франсуа позволил себе немного отвлечься: - Отец хотел меня женить, но не считал нужным сообщить имя невесты. Мне было четырнадцать лет, я знал всех соседских барышень, и ни одна меня не вдохновляла. И я придумал просвечивать приходящие отцу письма, прижав их к оконному стеклу или держа над пламенем свечи, чтобы узнать, что мне грозит. Разобрать написанное было трудно, однако кое-что все-таки удавалось. Тут все зависит от разборчивости почерка и толщины бумаги. Попробуйте, может, получится. Да, в юности все тайны кажутся прежде всего забавой, а собственная судьба - увлекательной игрой. Жаль, что это состояние души улетучивается невозвратимо. Игра, которая начинается сейчас, слишком серьезна, и никакого удовольствия не доставляет... - В общем, старайтесь избегать риска, насколько возможно, а там будь что будет. А сообщить мне о своих наблюдениях вы сможете, пожалуй, тоже при помощи письма. Я собираюсь вернуться в ставку моего маршала, Карла Ангулемского, и письма туда должны доставляться срочно. Но осторожности ради вам лучше адресовать их не на мое имя. Пишите: "господину де Ла-Шапель". Я предупрежу кого следует, что это - мне. Вот и все.
Агнесса: Вот тебе и на! Способ, предложенный Бутвилем для прочтения корреспонденции барона, вызвал у Агнессы прилив энтузиазма, который тут же приугас – в ответ на предложение писать письма в ставку маршала. Помимо того, что такой неожиданный всплеск любви к эпистолярному жанру у горничной не мог, пожалуй, не заинтересовать барона (а попробуй сделать это незаметно! Бумага, перо, чернила, услуги почтарей…) – для этого необходимо было уметь писать. Агнесса вполне прилично умела читать, благодаря отцу, планировавшему пристроить ее в хороший дом экономкой, но вот писать не умела почти совсем. О чем Бутвиль даже не догадался спросить. И то сказать, не самый необходимый навык для девушки… Так что утвердительное киванье сменилось секундой растерянности, а потом Агнесса отчаянно замотала головой. - Ваше сиятельство… - девушка вскинула на графа виноватый взгляд, - вы уж простите, писать-то я не умею, вот незадача… Читать - умею, непременно попробую ваш способ, а вот письмо написать…
Бутвиль: Высоко подняв брови, Бутвиль уставился на собеседницу с видом величайшего изумления: девушка из приличной семьи не умеет писать? У него в голове это не укладывалось. В его окружении грамотными были все женщины до единой - конечно, не всякая сумела бы написать изящное любовное послание, но хотя бы счета вести, известить провинциальную родню о свадьбах или похоронах могла любая... - Поразительно! - воскликнул он после неловкой паузы. - Вас не обучили искусству письма? Как это могло случиться? Видимо, и впрямь плохи были дела у вашего отца! Это сильно затрудняет нашу задачу. Но давайте подойдем к ее решению с другой стороны. Есть ряд вопросов, которые мне стоило бы, конечно, задать с самого начала, но сегодня все идет настолько сумбурно, что логично мыслить удается лишь с трудом... Где, собственно, проживает барон? Сейчас он в Нуаре, а до того? Есть ли у него свой дом или постоянное пристанище? Приходится ли вам, выполняя поручения, покидать своего хозяина? Как отправляются и как приходят его письма?
Агнесса: На удивление графа Агнесса только пожала плечами – бывает, и знатные дамы едва-едва пером владеют… но вдаваться в подробности, что да почему, было, пожалуй, излишним. Не ко времени. И про письма она же только что объясняла! Ну ладно… - В последнее время – в «Гербе Аквитании», ваше сиятельство, вроде как барон в армию наниматься желает… ну да это я уже говорила. Есть ли у барона свой дом – не знаю, правда. Три года тому он в Гавре жил, тоже наемничал, да вроде дуэль случилась, и ему пришлось в Сен-Мало перебраться… там я при нем вроде как жену изображала, баронессу. – Агнесса неожиданно ощутила, что краснеет – помимо воли и совершенно не к месту. – Но вы не подумайте чего, ваше сиятельство… только на людях! Да в конце концов, какое ей дело до того, что о ней подумает граф, и ему-то что за дело до ее репутации! Небось не свататься собирается… - Покидать – только в пределах города, сударь, - злясь на себя за смущение, продолжала она, - ну там, в соседний трактир забежать или в лавку какую сходить. А письма – письма вот как раз очень по-разному. Бывало, мне передавали, бывало, другой кто приносил… - Агнесса едва удержала повисшее на кончике языка «я же вам только что говорила!» - Бывало, и по почте приходили. – Девушка замялась. – А вот вам передавать… ваше сиятельство, ну, писать-то я не умею, а может быть, у вас кто есть, кому вы доверяете? Уж на ушко-то шепнуть я изловчусь, вот хоть пажу вашему!
Бутвиль: Беспокойство девушки о том, чтобы собеседник не подумал о ней плохо, было, скорее всего, искренним, и это лишний раз свидетельствовало в ее пользу. Бутвиль отметил это про себя, но важнее было другое. Агнессе пришлось изображать баронессу? А потом появилась эта дама, и роль досталась ей? Этот факт сам по себе подозрителен, да мало ли по какой причине человеку хочется, чтобы его считали женатым! Конечно, было бы неплохо узнать, кем же все-таки была ныне покойная госпожа Агнессы, но, похоже, и это можно выяснить только у барона... А для этого необходимо договориться с Агнессой о связи... Голова снова разболелась, видимо, сырая погода тому очень способствовала. Потирая виски, Луи-Франсуа постарался сосредоточиться на главном: как выйти из неожиданного затруднения? "Хоть пажу вашему"? Нет, только не это. Эмили нельзя глубже увязать во всей этой истории. Она и так уже ходит по самому краю... - Мой паж слишком юн, - сказал он, подумав. - К тому же горяч и несдержан на язык.... нет, то, о чем следует молчать, он утаит, но как скажет что-нибудь такое... задорное - и попадает в переделку! К тому же он слишком охотно проявляет собственную инициативу. А в этом деле нужно лишь точное, неукоснительное исполнение задачи. Мой паж - только в самом крайнем случае... Но использовать в качестве гонца подростка - это хорошая идея. На них обычно никто не обращает внимания, и пройдут они даже там, где взрослого заметят все наличные в окрестностях шпионы... У вас нет на примете какого-нибудь надежного смышленого паренька?
Агнесса: - Откуда же, ваше сиятельство… - вздохнула Агнесса. Ох уж эти благородные господа! Вот скажите на милость, разве же можно в таком деле положиться на какого-нибудь «смышленого паренька»? Либо сболтнет, либо продаст, не задумываясь. Своему пажу господин граф, выходит, и то не доверяет, а случайному человеку… Как ребенок, право слово! Однако мысль о «благородных господах» почему-то никак не желала уходить из головы. - Ваше сиятельство, - робко проговорила она, - чужим тут никак доверять нельзя, а вот, может быть… у вас в лагере военном друзья найдутся? Тут близко, да и в «Герб» они что ни день наведываются.
Бутвиль: Да, пожалуй, это предложение Агнессы можно было принять. Оставалось одно препятствие: кого выбрать поверенным в таком важном и тонком деле? Приятелей, с которыми можно отлично распить бутылку бургундского и всласть посплетничать, у Бутвиля было предостаточно. Но друг, такой друг, который оказался бы и умен, и надежен, и неподкупен - это, увы, из области несбыточных мечтаний! - Если бы вы знали, насколько трудно найти настоящего друга! - грустно сказал Луи-Франсуа. - Молодой гасконец, мой спутник, кажется порядочным и неглупым, но - именно кажется: ведь я знаю его каких-то два-три дня, а из того факта, что он недурно владеет шпагой, отнюдь не следуют все прочие добродетели... Подумав о Мориньяке, граф естественным образом вспомнил о его родиче, д'Артаньяне, а оттуда мысль перешла к имени, которое упоминала совсем недавно Агнесса. Господин Атос! Человек, о благородстве, неустрашимости и молчаливости которого ходят легенды, будто о святом, только, конечно, в другом роде... - Послушайте... - еще не приняв решения, Луи-Франсуа все же решил высказать свою догадку, - А что если мы обратимся за помощью к господину Атосу? Вы ведь теперь знакомы с ним, не так ли? А я постараюсь познакомиться как можно скорее.
Агнесса: К господину Атосу! К сердцу снова прилила теплая волна – Агнессе оказалось достаточно услышать это имя. Для того чтобы иметь возможность хотя бы еще раз увидеть красавца мушкетера, девушка готова была согласиться доверить ему что угодно, от девичьей чести до фамильных алмазов (если бы, конечно, они у нее были). Правда, какой-то уголок разума, всегда остающийся ехидным и циничным, тут же сообщил своей хозяйке, что бархатный голос и проникновенный взгляд еще не означают, что на человека можно положиться… Но ведь и сам Бутвиль говорил, что господину Атосу не впервой приходить на помощь беззащитным! - Я… да, знакома, - помимо воли Агнесса так и засветилась от робкой надежды. – Он благородный человек, верно ведь? И, наверное, меня вспомнит…
Бутвиль: Бутвиль отметил в последних словах новой знакомой странно робкую интонацию. Любопытно! Сейчас графу было не до того, чтобы отвлекаться от самых насущных собственных дел ради чужих переживаний, но если старание Агнессы будет подогреваться еще и каким-то личным чувством, тем лучше... . Взглянув на небо сквозь ветви дерева, под которой они с горничной барона не слишком старательно изображали влюбленную парочку, он подвел итог долгой и извилистой беседы: итак, Агнесса будет следить за господином бароном, наблюдения свои будет передавать господину Атосу, а он, в свою очередь - Бутвилю... или, в случае каких-либо осложнений, возьмет расследование на себя? Схема выглядела довольно стройной, за исключением одного достаточно существенного момента: сперва нужно было познакомиться с означенным мушкетером и убедиться, что он готов тратить свое время, внимание и силы на эту затею... Выразив глубоким вздохом свои сомнения в том, что удача наконец повернется к нему лицом, граф де Люз поднялся с земли. - Насколько я могу судить по отзывам и рассказам сослуживцев, это действительно человек благородный, отважный и, что в данном случае намного важнее, умный, - протянув девушке руку, чтобы помочь подняться и ей, сказал он. - Но мне следует еще заручиться его согласием, причем чем скорее, тем лучше. А сейчас нам пора расстаться. Вам следует вернуться к покойной баронессе, а я должен отправить очень важное письмо, после чего, пожалуй, сразу направлюсь в лагерь мушкетеров. У нас с господином Атосом есть по меньшей мере один общий знакомый, потому, надеюсь, познакомиться особого труда не составит. Пойдемте же!
Агнесса: Ох, и верно ведь! Вспомнив о покойнице-хозяйке и о кюре, который обещал быть в «Гербе Аквитании» не позже чем через час… так, кажется?.. Агнесса проворно вскочила на ноги. Удивительно, но смутная перспектива повидаться с господином Атосом заставила ее забыть и об усталости, и о большинстве страхов. Оставалось только окончательно уточнить порядок действий. - Ваше сиятельство, наверное, лучше будет, если мы с вами в Этре порознь вернемся, - предложила она, встряхивая и расправляя смятую юбку. – Хотите, я вперед побегу, а хотите, просто полем обойду, чтобы с разных улиц… А вы потом как-нибудь сумеете дать знать, удалось ли с господином Атосом уговориться. Так?
Бутвиль: - Совершенно правильно, - кивнул Луи-Франсуа. - Бегите, а я пойду искать оказию для своего письма. На поиски мушкетера я отправлюсь сразу же после этого. Дать вам знать об итоге своих стараний мне будет нетрудно, ведь мы оба пока не собираемся покидать эту злосчастную гостиницу, не так ли? Надеюсь, что уже к вечеру, самое позднее - завтра днем все определится. А там посмотрим... Бутвиль поднял с земли свой плащ, изделие парижского портного, вовсе не рассчитанное на подобное употребление, небрежно смахнул лиственный сор, и на глаза ему попались два разноцветных листочка - один ржаво-бурый, другой почти полностью зеленый, с желтой каймой по краю. Он нагнулся, подобрал их и показал Агнессе: - Вот, если вечером под дверью моей комнаты вы заметите оба этих листочка - значит, встреча состоялась, и тогда вам нужно будет изыскать предлог, чтобы переговорить со мною наедине. Если один - значит, поиски продолжаются. Если ни одного - значит, господин Атос отказался помочь нам... Думаю, этот знак достаточно удобен, особенно если учесть, что подметать в коридоре и на галерее, насколько я мог заметить, в прекрасной гербовой обители не принято... Моя комната - вторая от лестницы, не забудьте! Аккуратно засунув листья за пазуху, граф застегнул все пуговки, накинул плащ на одно плечо, прикрывая раненую руку, затянул шнур на груди и, кивнув Агнессе на прощанье, зашагал в сторону Этре. Эпизод завершен
полная версия страницы