Форум » A la guerre comme à la guerre » Ищай обрящет, а толкущему отверзется. 14 сентября 1627 года, утро » Ответить
Ищай обрящет, а толкущему отверзется. 14 сентября 1627 года, утро
Жерар де Кюинь:
Ответов - 40, стр:
1 2 All
Жерар де Кюинь: По солдатской привычке барон проснулся рано и к рассвету успел переделать немало дел. Другой был бы в ярости из-за вчерашнего происшествия, но барон, раз посетовав вслух, что не следовало предпринимать столь важное дело тринадцатого числа, предпочел посвятить свои мысли не плачу о пролитом молоке, но, образно говоря, поискам новой коровы. Занятие это и привело его к кухне постоялого двора как раз в тот момент, когда там должна была появиться горничная его супруги – будучи человеком до крайности осторожным, наемник ограничивал свое общение с Агнессой «случайными встречами» там, где их не могла бы подслушать навязанная ему жена. Завидев молодую женщину, барон расплылся в широкой улыбке, искренности в которой было не больше, чем в четырехсольдовой монете, и поманил горничную к себе. Сравнивая служанку и госпожу, трактирные слуги могли предположить, что барону недостаточно было законных объятий – что последнего вполне устраивало.
Агнесса: Заметив жест барона, Агнесса отставила кувшин с теплой водой, присела в реверансе и сделала несколько шагов навстречу. - Доброго утра, сударь, - девушка легонько улыбнулась, хотя в этой улыбке на внимательный взгляд недоставало теплоты. - Чем могу служить?
Жерар де Кюинь: Рука барона уверенным жестом обхватила талию молодой женщины, увлекая ее из кухни на задний двор, где два поваренка, деловито ощипывавших лежавших перед ними куриц и каплунов, вмиг прекратили свое занятие и уставились на обоих блестящими от любопытства глазами. Барон, казалось, не обратил на них внимания, занятый своей спутницей, которая, охотно или не очень подчиняясь направляющей ее воле, в одну минуту оказалась втиснутой в укромный уголок между трактиром и конюшней. Широкая спина наемника без труда скрыла от наблюдателей стройную фигурку горничной. – Вы с Карлом отлично ладите, не так ли? – осведомился он, отпуская талию молодой женщины и перенося свое внимание на вырез ее корсажа. – Я видел вас за разговорами. Он тебе доверяет? Карлом звался один из двух личных доверенных слуг барона, эльзасец, столь же тяжеловесный, сколь и тугодумный. Вести с ним разговоры было занятием без сомнения неблагодарным, ибо говорил он мало, с ужасным акцентом и как правило, не по существу. Не обладая достаточной смекалкой, чтобы лгать – а порой, и чтобы понимать заданные ему вопросы, Карл предпочитал отмалчиваться, и барон, охотно пользовавшийся его преданностью и исполинской силой в своих целях, нисколько не беспокоился, что тот выдаст его – даже если пожелает. К сожалению, время от времени бессловесность и ограниченность превращаются в недостатки, и тогда… к счастью, на этот случай существуют женщины. Помните Феззика из фильма «Принцесса невеста»? Карл очень на него похож, только блондин.
Агнесса: - До каких-то пределов - доверяет, - Агнесса чуть пожала плечами и ненавязчиво скрестила руки на груди, ограничивая барону доступ к вызвавшему его интерес предмету. На лице горничной не было заметно ни малейшего смущения, серые глаза оставались внимательно-холодноватыми. - А что, у этого эльзасского бычка завелись секреты? Вот уж никогда бы не подумала... и, сударь, вы увидели там что-то такое, чего не видели раньше?
Жерар де Кюинь: Человека, не раз и не два получавшего от женщин силой то, что обычно они дают добровольно, подобные запирательства не могли не забавлять, но, по счастью, в мирных условиях сговориться с гулящей девкой несложно, а преданного человека – чем бы эта его преданность ни была вызвана – найти всегда непросто. Скользнув по загорелому запястью Агнессы, пальцы барона небрежно щелкнули по свисавшей из розового ушка сережке, и всей пятерней улеглись на облупившуюся стену дома, принимая на себя вес нависшего над молодой женщиной тела. В конце концов, он женатый человек. – Карл потерял вчера одну вещь. – Холод, прозвучавший в голосе барона, был вполне намеренным: кажущееся легкомыслие служанки ему совсем не понравилось. – Мою вещь. Он говорит, что понятия не имеет, ни как он ее потерял, ни где. Но я уверен, что хорошенькая девушка вроде тебя поможет ему вспомнить. Меня он… – губы наемника искривились в насмешливой гримасе, – побаивается. Выбранное бароном слово не больно хорошо описывало чувства эльзасца, но подыскивать другое он не стал. Поразительно, до какой степени существо навроде Карла, при всей его исполинской силе, может склоняться перед чужой волей и при всем его безразличии к чужому страданию, трепетать перед одним призраком своей боли… Воистину, торжество духа над материей!
Агнесса: Последняя фраза совершенно не удивила Агнессу - она слишком хорошо знала барона и так же хорошо знала, что выводить его из себя решительно не стоило. Сама она барона не боялась - но опасалась. Если Агнесса чему и удивилась, то только тому, что Карл предпочел упереться, рискуя навлечь на себя хозяйский гнев. Впрочем, от недалекого эльзасца трудно было ожидать дальновидных поступков... Боли же Карл действительно боялся. Несколько недель назад Агнесса застала его на конюшне страдальчески скривившимся и едва ли не со слезами на глазах баюкающим левую руку. Причиной оказалась торчащая в пальце заноза... Девушка ловко выдернула щепку, прежде чем эльзасец успел испугаться, и с тех пор действительно пользовалась некоторым его доверием. Во всяком случае, Карл всегда норовил помочь горничной, если было нужно донести что-нибудь тяжелое (и если он в этот момент оказывался поблизости). - Если господин барон соблаговолит описать мне потерянную вещь, - тихонько сказала Агнесса, - мне будет проще разговорить Карла. И если я буду знать, где он вчера побывал - тоже.
Жерар де Кюинь: – Тебе не нужно знать, что он вчера делал, – холодно предупредил барон. Что не знаешь, того не разболтаешь, а в способность женщин держать язык за зубами он верил весьма слабо. К счастью, Агнесса оказалась крайне сообразительной молодой особой, неудобных вопросов не задавала и, насколько он мог судить, свой нос в то, что ее напрямую не касалось, не совала. Скажи такой «Тебе это знать не нужно», и у нее достанет ума обойти неудобную тему стороной. – А потерял он дощечки для письма. Красное дерево, парча, золотое шитье… дорогая вещь. Поздно вечером уже потерял, в темноте. По дороге из Лажарри в Этре. Говоря откровенно, ему следовало уничтожить дощечки в тот самый момент, когда он прочитал в них название трактира, в котором остановился, но почти сразу ему понадобилось кое-что записать, а вслед за тем… кровь тяготеет к своему цвету, и едва увидев на бордовой обложке первое пятно, он тут же отдал дощечки Карлу, а тот, остолоп несчастный, умудрился обронить их по дороге домой.
Агнесса: Агнесса едва заметно подняла брови и тут же придала лицу прежнее, сосредоточенно-послушное выражение. Барону было совершенно незачем знать, какого мнения прислуга о таком поступке - доверить ценную вещь растяпе, которому она сама, Агнесса, и ломаный денье бы не отдала на сохранение. Однако, если Карл действительно обронил дощечки на дороге... тогда пиши пропало - сентябрьская грязь укрыла все. Если сразу не подобрали, так затоптали, и ищи теперь иголку в стоге сена... Если же на постоялом дворе... шансов становится чуть больше... - Поняла, сударь, - Агнесса в задумчивости чуть прикусила нижнюю губу, прикидывая, на какой козе лучше всего подъезжать к неразговорчивому эльзассцу. - Я должна выяснить хотя бы, где и как он мог их потерять... Постараюсь, и как можно скорее. Но, сударь, что, если этот растяпа и в самом деле не помнит, где он их обронил?
Жерар де Кюинь: Успешно подавив свой первый порыв и не возразив, что растяпой Карл вовсе не был, барон решительно покачал головой. – Он и в самом деле не помнит, душенька. – Шаг вперед, и молодая женщина оказалась так близко, что он почувствовал в вырезе рубашки ее дыхание. Впрочем, сейчас ему было не до того, и хотя губы барона оказались у самого ее лица, тратить время на попытку поцеловать упрямицу он не стал. – Если бы он помнил, он бы мне рассказал. Я надеюсь, что ты сможешь навести его на нужное воспоминание… если постараешься. У меня это точно не выйдет. Человек более проницательный, чем барон, добавил бы (или подумал бы), что Карл не мог вспомнить, именно потому что так этого хотел.
Агнесса: - Приложу все усилия, сударь. - Агнесса не без труда удержалась, чтобы не отодвинуться назад - впрочем, отодвигаться было все равно некуда. - Но для того, чтобы как следует подстегнуть память Карла, мне нужно очень хорошо представлять себе, как выглядели дощечки... Какого цвета парча, что вышито... Несмотря на то, что барон задвинул девушку в тесный уголок между двумя постройками, небольшое пространство между его плечом и стеной трактира все-таки оставалось. И именно в эту щель Агнесса углядела одного из двух поварят. Тот, вновь бросив свое занятие, видимо, поддался мальчишескому любопытству, но сейчас на его физиономии читалось легкое недоумение и даже разочарование - как же, благородный господин, вместо того чтобы вплотную заняться смазливой горничной, просто стоял и... разговаривал с ней? Не дожидаясь, пока недоумение перейдет в излишний интерес, Агнесса решительно закинула руки на шею барону. - Простите, сударь, но на нас глазеют, - быстрым шепотом сообщила она.
Жерар де Кюинь: Одна рука барона с готовностью вздернула юбку Агнессы и нырнула под нее, в то время как вторая оплелась вокруг ее талии, сокращая и без того незначительное расстояние донельзя. Губы наемника скользнули по шее молодой женщины – что, впрочем, не помешало ему ответить на ее вопросы: – Бордовая парча, расшитая золотом. А изображены… – Барон на мгновенье прервался: здоровому мужчине средних лет трудно оставаться равнодушным, когда его пальцы скользят по аппетитной женской плоти. – Изображены птицы… если не ошибаюсь, павлины… но черт их знает. Агнесса, кончай ломаться! Вторая рука барона присоединилась к первой, а губы решительно сместились к губам молодой женщины. – Ей-богу, обычно от меня не бегают, а потом не жалуются.
Агнесса: Поверх плеча барона Агнесса продолжала видеть поваренка; тот вытянул шею, явно предвкушая продолжение. Шепот ему слышно не было, но громкие голоса должны были долетать прекрасно... Однако барон увлекся не на шутку - лица девушки касалось жаркое учащенное дыхание, а руки становились все более бесцеремонными. Не то чтобы это оставило Агнессу совершенно равнодушной - все-таки она была нормальной женщиной в самом расцвете сил, и молодое тело отзывалось на близость мужчины - но умом девушка прекрасно понимала, что ничего, кроме дополнительных сложностей, интрижка с бароном ей не даст. Кажется, он не из тех мужчин, которым свойственно чувство благодарности... а она - не из тех женщин, которые готовы завоевывать доверие таким способом. К тому же она предпочла бы, чтобы - если уж этого не избежать - все происходило при меньшем скоплении зрителей. И одного-то слишком много. - А в пути Карл нигде не останавливался? - уклонившись от поцелуя, выдохнула Агнесса прямо в ухо барона и тут же намеренно громко и игриво вскрикнула: - Ах, сударь, что вы делаете, что скажет баронесса!
Жерар де Кюинь: Игра начала заходить слишком далеко, и барон, не без оснований подозревая, что еще чуток и он либо потеряет лицо, либо лишится своей сообщницы, повернул голову, встречаясь взглядами с жадно уставившимся на парочку поваренком. – А ну пошел отсюда, – рявкнул он, и мальчишка, восторженно взвизгнув, во всех ног кинулся прочь – без сомнения, делиться увиденным со своим приятелем. Барон чуть отстранился, давая молодой женщине понять, что готов уступить, но обе его руки остались там же, где и были, недвусмысленно демонстрируя его желание продолжить натиск. – Останавливался… конечно.
Агнесса: В глазах Агнессы промелькнуло облегчение - и даже благодарность. - Благодарю вас, сударь, - тихо сказала она, в свою очередь отстраняясь, насколько позволял тесный закуток, и убирая руки с шеи барона. - Мне не следовало вас дразнить, но другого выхода не было... что знает трактирный мальчишка - знают все. Вы не сочтете за пустое любопытство - где была остановка?
Жерар де Кюинь: – В трактире «Красная голубятня», – сухо отозвался наемник, в свою очередь убирая руки и отступая на шаг. – Ты хорошая девушка, Агнесса, и умница к тому же. Я почти уверен, что Карл обронил их именно там, но мне очень важно знать, где именно. Хорошая память барона позволила ему восстановить почти все написанное на пропавших дощечках и еще кое-что, что он не доверил бумаге, но если они попадут в руки кому-то иному… – Очень важно, – повторил он, многозначительно глядя на молодую женщину. В самом начале их сотрудничества результатом успешно выполненного сложного поручения стала бы серебряная цепочка или пара недорогих серег, но со временем барон перестал усложнять себе жизнь поисками подарков, и наградой Агнессе стал презренный металл. Для любого здравомыслящего человека – а дети и совсем юные девушки к таковым не относятся, деньги и сопутствующая им возможность выбора стоят куда больше украшений.
Агнесса: - Вы слишком добры ко мне, сударь, - Агнесса одернула юбку и выпрямилась, старательно отводя глаза. Весь вид девушки мог послужить натурой для картины "смущенная невинность". - Я поговорю с Карлом. Госпожа баронесса еще спит, я разыщу его и вытяну все, что сумею. Барон резковато кивнул, повернулся на каблуках и удалился. Агнесса проводила его взглядом и отправилась разыскивать Карла, на ходу прикидывая, как завязать разговор. В первую очередь стоило посмотреть на конюшне...
Карл: Карл был мухой. Маленькой черной мушкой с блестящими, точно слюдяными крылышками и крошечными, донельзя ловкими лапками. Муха это не так хорошо, как муравьишка, тех никто не замечает, но зато у мух очень ловкие лапки, как раз подходящие для тонкой работы. Карл чинил свой плащ. Если надо что-то починить, то лучше всего сделать это на конюшне. Конюхи и кучера, если вообще на месте, сидят в каком-нибудь стойле и режутся в карты. Или коней чистят. Или еще что. А ты маленькая черная мушка, сидишь на чурбачке в свободном деннике, и никто тебя не трогает. Вот если бы ты был Карлом, Дубом, Чучелом Эльзасским, тебе бы проходу не давали, а ты мушка, на конюшне столько мух, что еще одну никто и не заметит. Раньше Карл был муравьишкой. Если ты такой большой как Карл, огромный, ни в одну дверь не войдешь не согнувшись, ни на одной кровати не ляжешь, в глаза никому не посмотришь; если у тебя лапищи побольше чем у иных – брюхо, разве можешь ты нитку в иголку вдеть, воробьишке на крылышко переломанное шину наложить, младшему братишке слезы утереть? Да ежели Карл в дом войдет, стены повалятся! А если ты муравьишка, от твоего дыхания и листик не шевельнется. Карл вздохнул, придирчиво разглядывая свою работу. А хорошо все-таки, что плащ у него серый – и грязи почти не видно, и нитки найти несложно. Вона как оно хорошо выходит, и не различить, где прореха-то была. Правильно-то это как, мухой быть. Раньше-то у Карла и муравьишкой выходило, но с тех пор, как спросили его на ярмарке в Брюгге, как это муравьи что делают, ежели у них рук нет, с тех самых пор муравьишкой у него ничего и не выходило. А ведь не сказал бы ему господин барон мухой побыть, так бы и остался он Карлом на всю жизнь, медведем-Карлом, быком-Карлом, олифантом-Карлом, подковы гнуть, шкуры раздирать, девок пугать да двери лбом прошибать. То есть рук-то и у мухи нет, но ведь у мухи лапки такие ловкие, сколько раз видел, как устроится муха где да пошла потирать лапки одна об другую – хорошее я дельце провернула, толковую работу сделала, где там бычищу этому, Карлу! Скрипнула конюшенная дверь, и, не прерывая своей работы, Карл широко улыбнулся, узнав спешащие от нее шаги. Агнесса это, которая женой бароновской прикидывалась, пока новая эта не появилась, шведка которая. Мухой больше быть не надо было, и Карл почти охотно снова стал Карлом.
Агнесса: Постояв немного у дверей, чтобы глаза привыкли к сумраку конюшни, Агнесса сделала несколько шагов по проходу. С обеих сторон тихонько переступали лошади, похрустывали сеном; кто-то гулко стукнул копытом по дощатому полу, всхрапнул, почуяв постороннего. Девушка мимоходом потрепала по гриве баронского жеребца, высунувшего морду из стойла - она вообще хорошо ладила с лошадьми - и огляделась. Привычка Карла отсиживаться в пустующем деннике, особенно если он хотел побыть в одиночестве, Агнессе была хорошо известна. Знала горничная и то, что трактирные слуги над этой его привычкой втихомолку посмеиваются - мол, самое место этому бычищу в стойле. Подшучивать громко никто не рисковал. Ага, вот и приоткрытая дверца денника... Над верхним краем загородки виднелась всклокоченная светлая шевелюра - ростом Карла господь не обидел. Сидит на чурбаке, так и то макушка почти на одной высоте с Агнессиной... и иголка с ниткой в огромных неуклюжих пальцах выглядит удивительно неуместной. - Здравствуй, Карл, - Агнесса поставила локти на загородку и улыбнулась. - Темновато тут для шитья.
Карл: Карл удивился. Он удивился весь, с головы до ног, даже руки его удивились, и иголка вывалилась из его приоткрывшихся в удивлении пальцев. Нет, он, конечно, слышал уже, что в конюшне темно, что на чердаке темно, что в погребе, наконец, темно, даже если крышка открыта – и всякий раз удивлялся. Карл видел в темноте – не хуже летучей мыши, говорил господин барон. А другие в темноте не видели, и Карл никак не мог к этому привыкнуть и запомнить, что вот, есть что-то такое, что он умеет, а прочие – нет. У Карла была хорошая память, и он просто запоминал, что господин барон не видит в темноте, и Клод не видит в темноте, и рыжая Марта, что в трактире прислуживает, не видит в темноте, а теперь оказывается, что и Агнесса тоже не видит в темноте. Обобщения такого рода не были сильной стороной Карла. – Темновато, да, – охотно согласился он, наклоняясь, чтобы подобрать иголку. Несмотря на то, что пол под ногами представлял собой чудовищную смесь соломы и грязи, Карл безошибочно протянул руку к тоненькому лучику стали. Но Карл не был мухой, он был Карлом, и его толстые пальцы неуклюже сомкнулись сначала на камушке, а потом на осколке бутылочного стекла. Карл попробовал снова, и на сей раз сумел подобрать какую-то соломинку. Карл выпрямился, весь потный и красный от усилия. Он мог бы стать мухой, но вдруг тогда Агнесса его больше не увидит? Забыл в прошлый раз написать – подробности общей предыстории согласованы с господином бароном.
Агнесса: Несколько секунд Агнесса наблюдала за бесплодными попытками Карла ухватить иголку. Любопытно все же, с которого раза он сумел вдеть в нее нитку - и как ему это вообще удалось?! Сообразив, что следующий заход приведет только к тому, что иголка окончательно утонет в грязи и тогда уже ее не разглядит даже сова, девушка подобрала юбку и вошла в денник. Для нее тут было и впрямь темновато, но, во-первых, Агнесса помнила, где шарил эльзасец, а во-вторых, падающий из раскрытой двери свет заставлял иголку тускло отблескивать. У иголки в стоге сена есть, конечно, еще одно отличие от соломинок - она стальная и колется, но это уже на самый крайний случай... Девушка проворно нагнулась - и торжествующе выпрямилась, держа злополучное орудие труда перед собой двумя пальчиками. - Вот же она! - Агнесса потрясла иголкой. - Верно, вчера вы с господином бароном вернулись совсем поздно, коли ты отложил починку до утра. Проголодались, небось, шутка ли - весь вечер в седле!
полная версия страницы