Форум » A la guerre comme à la guerre » Обед с пристрастием. 16 сентября 1627 года, шесть часов вечера. » Ответить

Обед с пристрастием. 16 сентября 1627 года, шесть часов вечера.

Марверт:

Ответов - 51, стр: 1 2 3 All

Сен-Фаль: Эжен же, присевший неподалеку, и сейчас увлеченно заказывающий пищу телесную, которую молодой и растущий организм требовал постоянно, сжигая её в печи организма быстро и безвозвратно - так сухие березовые дрова стремительно прогорают в камине, - казалось, не обращал внимания на беседу господ де Марверта и де Лавалле. Казалось, кстати сказать, совершенно правильно - юноша не был испорчен ни интригами, ни двором, ни службой, а оттого почитал подслушивать чужие беседы бесчестным. Впрочем, не был он и глух, внятно различив слова "злодеяние" и "муж покойной". "Не иначе опять кто-то преставился, причем не без чужой помощи. - невесело усмехнулся Сен-Фаль про себя (события в Нуаре все ещё не изгладились из его памяти, хотя, по прошествии пары дней, и потускнели малость). - Славная у нас держава, Франция - под каждой ёлкой по покойнику". - И что ни будь сдобное, пожалуй. - закончил он заказ. - Шарлотку там, или что-то этакое наподобие.

Ги де Лавалле: При этих словах месье де Марверта сердце Лавалле и в самом деле ёкнуло – но лишь на одно краткое мгновение. И почти сразу он едва не рассмеялся над собственной минутной слабостью: мыслимо ли было предположить, что барон решил вдруг выдать своего сообщника? Нет, конечно, такое вполне возможно, по сути своей, - но только не на сей раз. Ведь он ждал вестей от Лавалле, и у него, пока что, кажется, нет никаких резонов избавляться от него… а впрочем… А впрочем, в том, что касалось барона, очень трудно было сказать что-либо наверняка, но в одном Лавалле был уверен – избавиться от него де Кюинь решит только в самом крайнем случае, ибо найти другого человека, столь близкого герцогу де Монморанси и готового его предать, ему будет весьма и весьма сложно. «Итак, что же остаётся, дорогой господин следователь?» - насмешливо размышлял Лавалле. – «Похоже, вы решили припугнуть меня, не так ли? Или это всего лишь ещё одна шутка – причём весьма безвкусная?» Известно ли ему что-либо доподлинно о связи Лавалле с бароном? Вряд ли. А если и известно… «Что ж, тогда поиграем, сударь, ибо я не настолько наивен и глуп, чтобы купиться так легко на ваши уловки», - подавив зарождающееся раздражение, решил Лавалле. Нет, сейчас ни в коем случае нельзя горячиться… И посмотрим тогда, не ошибся ли господин следователь с выбором жертвы… - Да что вы говорите! – по-светски безразличным тоном отозвался Лавалле. Сцепив руки в замок, он опустил на них подбородок и теперь с холодным вниманием смотрел в глаза своему собеседнику. – Только не кажется ли вам, сударь, что вы противоречите сами себе? Ещё несколько минут назад покойная была лишь той, кто называла себя госпожой де Кюинь, а теперь вы говорите о господине де Кюине так, словно уверены в том, что он был её мужем. Но если вы и в самом деле говорили с ним, то, полагаю, теперь доподлинно знаете, была она его женой или нет. А если вы по-прежнему не уверены в том, что была, значит, вы считаете, что он вам солгал. А зачем бы ему это делать? – Лавалле сделал многозначительную паузу и вдруг с насмешливым видом совсем по-птичьи склонил голову набок. – И, уж простите, но я не поверю, что такой человек, как вы, расследуя преступление, не смог запомнить имя человека, о котором вам говорили. Значит, полагаю, вы просто решили весьма скверно пошутить надо мной, рассчитывая на то, что я возомню, будто у вас имеются какие-то подозрения на мой счёт. Но я, знаете ли, не склонен считать признаком благородства злоупотребление своей властью – пусть даже ради шутки, - прибавил он вдруг совсем холодно, напрочь стерев с лица всякие признаки усмешки. – Поэтому я бы попросил вас либо совершенно чётко и ясно изложить то, что вы намереваетесь вменить мне в вину, либо оставить свои шутки для тех, кто сможет воспринять их должным образом.

Марверт: На протяжении всей тирады собеседника Марверт наклонялся вперед, открывал рот, всплескивал руками и даже опрокинул кружку Никола тому на колени, одновременно пнув его ногой. Страдание, отразившееся на его лице, явно показывало, какую боль доставляет ему заблуждение собеседника, и он только отмахнулся, когда облитый письмоводитель, пробормотав что-то про колодец, неуклюже выбрался из-за стола. - Ну что вы, сударь, что вы, - запротестовал он. – Где Пуатье, и где Этре! Я здесь совсем по другому делу. Если мои слова вас как-то задели, ради бога, простите великодушно. Конечно же, он говорил про Лаваля. Состояние духа судейского совершенно не соответствовало этой покаянной речи, ибо он чувствовал себя охотничьей собакой, напавшей на след. Господин де Лавалле не проявил ни высокомерного недоумения, которого следовало бы ожидать от несправедливо заподозренного дворянина, ни страха, который так легко вызвать у человека низкого сословия. Господин де Лавалле принялся доказывать Марверту, что тот не знает своего дела. И, хотя последний не слишком верил в то, что на воре шапка горит, сейчас он вполне готов был почувствовать запах дыма. Господин Лавалле допустил ошибку: муж женщины, называвшей себя госпожой де Кюинь, мог и не быть господином де Кюинем. Любой другой заключил бы, что он им не был, но шевалье де Лавалле говорил о нем так, словно был с ним знаком. Не будь его собеседник дворянином, Марверт знал бы, как поступить, но сейчас он вынужден был тянуть время.


Сен-Фаль: И опять таки Эжен мало что услышал из диалога господ де Лавалле и де Марверта, однако имена "госпожа де Кюинь" и "господин де Кюинь" различил в речи конюшего Монморанси вполне отчетливо. Будь на месте шевалье кто постарше и поопытнее, вероятно, этот человек весь превратился бы в слух, извлек бы из случайно подслушаной беседы всю возможнуюинформацию... Увы, порывистость юности не позволила так поступить Сен-Фалю, и даже присловье о том, что любопытство (а оновспыхнуло в душе юноши прямо таки всепожирающим костром) погубило кошку не стало ему препятствием. - Прошу прощения что вмешиваюсь в вашу беседу, господа. - произнес он, повернувшись к соседям. - Но, если я правильно расслышал, рядом с бароном де Кюинь опять кто-то скончался? Надеюсь,этот в высшей степени приятный господин на сей-то раз не пострадал? Ещё раз прошу извинить за мою бесцеремонность.

Ги де Лавалле: Лавалле устало и с заметной неприязнью взглянул на своего собеседника. Пожалуй, единственным, что его задело по-настоящему, было то, что господин де Марверт, похоже, всерьёз полагал, что он сочтёт его раскаяние самым что ни на есть искренним. «За дурака он меня, что ли, держит? А впрочем, всё равно… Даже если догадался, что я знаком с бароном – к чёрту их обоих. В конце концов, меня это всё нимало не касается, а в том, что касается… Что ж, пожалуй, я был бы даже рад, если бы кто-то вывел меня на чистую воду – это послужило бы, по крайней мере, доказательством существования справедливости в нашем бренном мире. Но, увы… Похоже, всем нам остаётся уповать лишь на высший суд…» - отстранённо размышлял Лавалле, снова позабыв на время о своём собеседнике. Да и что, собственно, ему этот самый собеседник? Пора, в самом деле, и честь знать: в конце концов, разговор этот был неприятен Лавалле с самого начала, да и усталость уже давала о себе знать. А завтра… Завтра он, так или иначе, покинет этот чёртов городишко, оставив позади и покойников, и барона, и этого следователя. И пусть хоть загрызут друг друга – ему-то что за беда? - Как вам будет угодно, сударь, - отозвался он, наконец, слегка склонив голову в знак того, что не намерен продолжать эти глупые препирательства. – В конце концов, произошедшее меня ни в коей мере не касается, а потому я готов даже сделать вид, будто верю, что и к вам оно не имеет ни малейшего отношения. В таком случае, я желаю вам всяческой удачи в вашем деле и выражаю надежду на то, что преступник всё же будет найден и наказан так, как он того заслуживает. И на этом позвольте… Однако, похоже было, что у всемогущей судьбы и на сей раз оказались другие планы, и она не собиралась так просто дать Лавалле покинуть это благословенное заведение. В разговор неожиданно встрял какой-то юнец… и всё бы ничего, но вот он-то явно был наслышан о бароне, а то и вовсе был с ним знаком… Вот только отчего он так открыто говорит об этом? «Ну да чёрт с вами со всеми!» - Лавалле почувствовал досаду от встречи с очередным препятствием, не давшим ему уйти. – «Говорите, что хотите, только дайте мне, наконец, от вас отвязаться!» - Ну что вы, сударь, - изобразив благосклонную улыбку, промолвил Лавалле. – Право, ваша забота о ближних делает вам честь и извиняет вашу бесцеремонность! И я от всей души надеюсь, что тот, о ком вы соблаговолили спросить, пребывает в самом добром здравии! А что до скончавшихся, - чуть тише прибавил Лавалле, - то об этом, полагаю, вам с удовольствием поведает господин следователь, ибо он осведомлён об этом куда лучше вашего покорного слуги.

Марверт: Невозмутимость, с которой Марверт встретил отповедь своего собеседника, несомненно, подтвердила бы уверенность каждого уважающего себя дворянина в том, что представителям низшего сословия понятие чести незнакомо. Неизвестно, каким бы был ответ следователя, если бы не вмешательство шевалье де Сен-Фаля, но любезная улыбка, с которой Марверт обратился к новому собеседнику, не уступала в благожелательности словам Лавалле. - О, нет, сударь, - отозвался он. – Господин барон ничуть не пострадал. Но, быть может, вы присоединитесь к нашей трапезе, и расскажете нам, что с ним случилось в прошлый раз? Взятая им на себя роль требовала, чтобы Марверт делал вид, что о событиях в поместье Нуаре ему ничего не известно, но предложение его было вполне искренним. Возникший как ниоткуда Арто проворно снабдил юношу тарелкой, кружкой, салфеткой и столовыми приборами, и Марверт приглашающе кивнул на блюдо с отбивными. Пусть и слегка остывшие, они несомненно превосходили все, чем могла похвастаться местная стряпуха, насколько содержимое тарелки Лавалле позволяло судить об ее искусстве.

Сен-Фаль: Как человек, по его мнению, ни в чем невиновный и абсолютно ни в чем (это уже не по мнению, а по факту) не замешаный, слова про следователя шевалье пропустил мимо ушей. - Благодарю, сударь, я только что сделал заказ. - нет, нравился Сен-Фалю этот пожилой месье, определенно нравился. Вот так вот запросто делиться с незнакомцем - это было воистину по-христиански. - Дождусь уже. А мсье барон, доложу вам, господа - настоящий герой. Представьте себе, он умудрился изловить английского шпиона Но, господа, по порядку. Эжена несло. Юности и так-то свойственна некоторая склонность к гиперболизации, а уж юности дворянской - тем паче. Что говорить о юности недодворянской? О, она способна дать фору даже юности гасконской... - Не так давно мы, я имею в виду себя и Его Высочество Гастона, остановились в одном трактире, где познакомились с весьма очаровательной девицей - родственницей поставщика нашей армии. О, господа: губы - коралл, щёчки - лепестки белой розы, глаза... А, впрочем, я отвлекся. Итак, едва-едва мы собрались повздорить с герцогом Орлеанским о её благосклонности, как в то же заведение прибывает, представьте себе, баронесса де Кюинь. Тоже, доложу я вам... Ах, не то. Увидав наследника она бросается на колени, и слезно просит его спасти Францию и её мужа. О, господа! Шевалье внушительно, как ему казалось, воздел палец. - Баронесса поведала, что её супруг изобличил вражеского шпиона в поместье, дай Господь памяти, Нуар... Нуаре. Хозяин его, горький пьяница и прохиндей, пускал к себе кого ни поподя, с целью найти собутыльника, и вот, пал столь низко, что накликал себе английского конфидента! Последняя фраза прозвучала весьма пафосно и изобличающе, хотя никак не могла быть записана в плюсы и господину де Кюинь. - Барон, миляга, доложу я вам, первейший и человек далеко не среднего рассудка негодяя изобличил, но виду не подал, отправив супругу за подмогой. И вот, принц Гастон говорит мне: "Дружище Эжен, твой конь утомлен - бери моего, да скачи скорее к капитану де Рен, он нынче квартирует неподалеку. Прикажи-ка хватать негодяя именем короля". Сен-Фаль осознавал, что покривил нынче душой, но для красного словца счел сие возможным. - И вот, - всё больше раздухариваясь, - воскликнул он, я, капитан, его люди, а также один швейцарский сержант и Его Наихристианнейшего Величества мушкетер, не жалея себя, скачем в Нуаре. Видя неминучую погибель, шпион решается бежать, да не тут как тут! Барон де Кюинь грудью встал на его пути, и, хотя был жестоко ранен мерзавцем, уложил его насмерть. Там был ещё один покойник под лестницей, но я право и не знаю, откуда он взялся. Ах, еда! Шевалье обернулся к выставляемым служанкой тарелкам.

Ги де Лавалле: История о похождениях барона, поведанная юношей, была, несомненно, любопытна, но Лавалле, успевшего уже достаточно близко познакомиться с её героем, нисколько не удивила. Можно было сказать почти наверняка, что тот, кого де Кюинь выставил английским шпионом, таковым не являлся. Разумеется, была причина, по которой барон решил от него избавиться, но какая – можно было лишь гадать. И, уж конечно, количество скончавшихся подле барона людей за время его пребывания в Этре должно было бы вызвать кое у кого подозрения… Ну да это дело господина следователя – месье де Марверта или какого-либо другого, неважно. Лавалле же не желал более иметь никаких дел с бароном – это он уже решил наверняка, и намеревался постараться избавиться от его общества раз и навсегда при первой же возможности. Чем бы это для него ни обернулось, он чувствовал, что должен это сделать. А потому никакие его похождения – ни прошлые, ни будущие, Ги более не занимали. Посему, как только присоединившийся к ним юноша отвлёкся на еду (о, в этом он, несомненно, сойдётся с господином следователем!), Лавалле спокойно заметил: - Всё, что вы рассказали, конечно, весьма любопытно, сударь. И я не сомневаюсь, что вы знаете ещё множество столь же увлекательных историй. Боюсь, что во мне господин де Марверт не смог найти достойного собеседника, способного скрасить его ужин, и я искренне надеюсь, что вы сыграете эту роль куда лучше меня. К добру или к худу, я не большой любитель светских бесед. А потому – позвольте откланяться с пожеланиями приятного вечера!

Марверт: В лице Марверта юный шевалье, несомненно, нашел себе благодарного слушателя. Судейский кивал, ахал, широко раскрывал глаза, и едва заметил возвращение своего письмоводителя, чья до нитки промокшая одежда несколько не вязалась с довольным выражением лица. - Ну что вы, сударь, - Марверт повернулся к Лавалле с самой любезной улыбкой. – То, что вы поведали, было для меня не менее занимательным, чем подвиг господина барона. Но если вы уже покидаете нас, окажите мне любезность и скажите, где вы остановились. Я хотел бы завтра засвидетельствовать вам свое почтение и задать несколько вопросов. Марверт нашел весьма любопытным, что человек, совсем недавно пытавшийся поймать его на противоречии, не удивился, что барон де Кюинь, которого он, якобы, успел опросить, ничего не рассказал ему о своем приключении. Это, конечно, не означало, что Лавалле ничего не заметил, недаром он обратился в бегство. Однако, лежит ли его путь за пределы Этре? Размышления эти не помешали Марверту продолжить, обращаясь уже к своему младшему собеседнику: - Но и вас я тоже не могу не спросить: что случилось с баронессой? Не поехала же она тоже ловить шпиона?

Сен-Фаль: На прощание конюшего Монморанси Эжен ответил несколько сухо, и причин тому было две. Первой была, разумеется, еда. Эти кассуле, бретонский антрекот, омлет с сыром и свиной грудинкой, а также свежие, горячие, только-толькос пылу-жару крепы, своими парами и запахами так повлияли на молодой и почти здоровый организм, что за арии его желудка охотно продали бы свои души громкогласные африканские жабы. Второй же причиной, и гораздо более важной, было то, что де Лавалле ничуть не оценил пламенный и душетрепещущий рассказ юноши. Ведь, посудите сами, Эжен поведал ему о великолепнейшем приключении, а тот едва ли не зевнул в ответ! Впрочем, молодой шевалье был, на самом деле, добрым малым. Уже ответив Лавалле он подумал о том, что тот, возможно, просто безумно утомлен (или что-то в этом роде), и лишь силою своей воли поддерживает разговор. Возможно, также подумал он, его собеседника снедает некий недуг. Да мало ли поводов у него такого плана?!! Сен-Фаль даже почуствовал некое раскаяние за свою сухость, и слегка порозовел от смущения. Спасением ему стало обращение г-на Едока (как он Марверта для себя назвал. Де Лавалле Эжен себе обозначил как "Господин Изжога"). Вернув себе душевное спокойствие - как минимум, его видимость, - юноша ответил: - Увы, сударь, я как-то упустил из виду баронессу, полностью поглощенный поручением герцога, и, ну вы же тоже были молодым, месье, и понимаете, что та мамзель предпочла меня... Но, нет, как баронесса могла поехать ловить шпиона, коли этим занят был я? Мне мстится, хотя я не совсем уверен, что её карета ещё была на месте, когда я отбыл. Эжен вдохнул аромат блюд, поднимавшийся от его тарелок, но счел невежливым отрываться от беседы с месье невыясненного сословия (он был провинциалом), но столь обаятельного. - Мне думается, Его Высочество мог бы сказать точнее, но я не могу отыскать его коий день, дабы вернуть коня. В желудке у парня начали петь трубы, мало чем уступающие по громкости тем, что повергли во прах бастионы Иерихона. Ах, отчего он был в этот момент не под стенами Ла Рошели?

Ги де Лавалле: «Что ж, а вот это уже совсем другое дело!» - отметил мысленно Лавалле, заслышав фразу «задать несколько вопросов». – «Вот это уже звучит, как откровенное «приглашение» к допросу! Вот только об одном вы забыли, господин судейский: ни в чём меня обвинить вы не можете, да и я, слава Богу, не под следствием!» Однако, Лавалле постарался этих чувств не выдать. Кажется, юнец, присоединившийся к ним, что-то буркнул в ответ, но Ги этого даже не заметил: до этого бесцеремонного мальчишки ему не было никакого дела, будь он хоть тысячу раз знаком с бароном. Не удостоив его даже взглядом, Лавалле поднялся и крайне холодно ответил господину де Марверту: - Сожалею, сударь, но это невозможно. Во-первых, я не намереваюсь предавать какой бы то ни было огласке место своего ночлега, ибо считаю, что в наше неспокойное время это неотъемлемое право каждого человека, особенно по отношении к тем, с кем он едва знаком. А во-вторых, завтра у меня будет слишком много дел, чтобы я тратил драгоценное время, отвечая на ваши вопросы. К тому же, сударь, позвольте заметить, что я не представляю, о чём бы вы могли меня спросить, если ни я, ни вы, не имеем ни малейшего отношения к тому, что произошло. Посему, прощайте, господин де Марверт! И я не стану кривить душой, утверждая, будто надеюсь на новую встречу! Лавалле понимал, что слова его, должно быть, пробудят ещё больше подозрений в душе месье де Марверта, но сейчас ему было уже всё равно. Он мечтал лишь об одном: вырваться из этого душного трактира, спастись от необходимости вести этот странный разговор, на всём протяжении которого приходилось быть начеку и ожидать подвоха. Довольно с него этого! Поэтому он не задержался более ни на мгновение – и пусть, пусть этот истекающий показным благодушием господин считает, что он сбежал! – и молча, не глядя ни на кого, вышел на улицу.

Марверт: Марверт не без интереса вытянул шею, разглядывая, чем потчуют его юного собеседника. Сам бы он не рискнул пробовать стряпню, подаваемую в третьеразрядном трактире провинциального городка, но молодость так непритязательна! - Держу пари, - благодушно произнес он, глядя в спину Лавалле, - что ночевать он собирается в солдатском бардаке, оттого и скрытничает. Впрочем, говорят, герцога Орлеанского там тоже можно застать. - Я видел Бернара, сударь, - невпопад сообщил Никола. – Он просил передать, что жилье готово. - Чудесно, чудесно, - отозвался Марверт, придвигая к себе тарелку с печеными яблоками, щедро политыми медом. Принесший его Арто тем временем попытался убрать со стола уже покрывшиеся пленочкой застывшего жира отбивные, но Никола опередил его, притянув блюдо к себе. - Я рад, что баронесса не задела ваших чувств, сударь, - продолжил меж тем Марверт. – Потому что, видите ли, прошлой ночью ее убили. Только следователь мог бы подозревать столь молодого человека в причастности к совершаемым вокруг злодеяниям, однако Марверт и сам слишком часто надевал маску простодушия, чтобы легко принимать его на веру.

Сен-Фаль: Список блюд в прошлом сообщении - привёл - Как убили?!! - юноша едва не полностью расплескал на стол содержимое глубокой ложки, "украсив" столешницу потеками бобовой похлёбки с зеленью и мясом. - Отчего же убили, зачем же - убили? Кто, в конце концов? Да полно, вы шутитите над мною, не иначе - для чего кому-то её убивать? Разве что - досадить барону? Мне показалось, по той горячности, что она обращалась к герцогу, что чувства меж ними ещё живы... Неужто господин де Кюинь имеет столь неразборчивых в средствах врагов? Или... - страшная догадка мелькнула в голове молодого человека, и фразу он уже продолжил в полголоса, наклонившись к своему собеседнику. - Или вы полагаете, сударь, что это месть этих погрязших в ересях и безбожии островитян, за изобличение их агента? Неужто дело так важно, что тянется аж... Сен-Фаль кивнул куда-то в сторону потолка, а желудок юноши, которому было решительно всё равно, кто там кого убивает, издал громкое и требовательное урчание.

Марверт: Марверт с новым интересом взглянул на собеседника. Наивен, конечно, но отнюдь не дурак: из двух высказанных им версий Марверту приходила в голову только одна, да и та занимала отнюдь не первое место. Теперь же юноша напомнил ему, что маловероятное отнюдь не означает невозможное. Неужто и впрямь уже слишком много времени он не занимался настоящей следовательской работой? - Не были бы вы дворянином, сударь, - задумчиво сказал Марверт, - быть бы вам прево. А так, верно, сенешалем станете. В моем опыте, жен обычно мужья убивают. А здесь, похоже, дело посложнее. Мысль, возникшая у него, еще не оформилась окончательно, и ее непременно надо было додумать. Но тут надкушенное яблоко брызнуло во все стороны горячим соком, и Марверт, чертыхаясь, схватился за салфетку.

Сен-Фаль: Успешно отправивший следующую, на сей раз полную, ложку в рот Сен-Фаль едва не поперхнулся. Спасло юношу от сего досадного недоразумения лишь то, что он успел проглотить свой кассуле на сотую долю мига ранее, чем истинный смысл слов месье де Марверта дошел до его сознания. "Дело посложнее? Да не думает же он?.." - Сударь, сударь, да не полагаете же вы на самом деле, что барон убил свою супругу? После всего что она сделала? После той её самоотверженности, с которой она бросилась искать ему подмогу? Быть такого не может, ибо поверить в это решительно нельзя! - горячо воскликнул шевалье. "А стать сенешалем было бы и не так уж дурно, чёрт побери", мелькнула на задворках сознания Эжена шальная мыслишка. - Нет, разумеется, если она дала ему повод для ревности... Фу, не верю я в такую мелочность, как убийство из-за каких-то там рогов.

Марверт: Поскольку шевалье де Лавалле ушел, Марверт не видел необходимости притворяться, что не имеет отношения к делу госпожи де Кюинь. - К сожалению или к счастью, - сказал он, заворачивая испачканный манжет, - я не комиссар Шатле. В Пуатье женщин благородного звания убивают не так часто. И на моей памяти, как правило, именно из-за рогов. Марверт не заметил, когда его новый собеседник появился поблизости, а потому не мог быть уверен, слышал ли тот, что вместе с госпожой де Кюинь убили еще одного человека, которого он описал, как ее возможного любовника. - Но вы сказали, баронесса показалась вам преданной женой… - Марверт со всеми предосторожностями откусил еще один кусок яблока.

Сен-Фаль: "Фу, какая низость, убивать жену за измену. Понимаю - поколотить изрядно... Это и полезно даже, в порядке профилактики - подумалось Сен-Фалю после первой фразы президента следственной палаты. - Но лишать жизни надобно соблазнителя". - Не будь она преданой супругой, разве стал бы месье барон полагаться на нее в столь щекотливом деле? - резонно заметил юноша. - Ведь будь их брак для неё тяжкими оковами, одно лишь её молчание если и не гарантировало ей свободу, то, по крайней мере, давало на такой исход недурные шансы. Но нет, она горячо обратилась к наследнику престола, со всей пылкостью. Шевалье проглотил ещё ложку похлёбки, которую (как и остальные блюда) Марверт совершенно напрасно подозревал в несъедобности. - Не могу, разумеется, ничего утверждать, месье, но, сдается мне, ради человека неприятного, или того, к кому вы равнодушны, молить сильных мира сего никто ни о чем не станет.

Марверт: Другой умилился бы этому сочетанию здравого смысла с полным незнанием жизни, но Марверт сейчас был больше занят тем, как его использовать. Беседа с Лавалле не лишила его желания обзавестись помощником, сообщником или сотрудником голубых кровей, однако в следующий раз он будет действовать осторожней. Как говаривал палач города Пуатье: «Обжегшись на молоке, и на кровь подуешь». - Повезло барону, - двусмысленно сказал он. – Но если здесь замешана политика, то разобраться в этом деле может быть посложнее даже, чем найти жилье в Этре. Тут не то, что горожанам, и людям герцога Орлеанского, говорят, пришлось потесниться, да так, что придется ему, похоже, перебираться в Дампьер. Слух этот он услышал в ставке кардинала, и он как нельзя лучше подходил для того, чтобы проверить, насколько близок к его высочеству был его новый знакомец. Марверт облизнул вымазанные медом пальцы и взял второе яблоко.

Сен-Фаль: - Ай, политика... Какая политика? - мсье де Сен-Фаль это почти воскликнул. - А жильё найти достойному рыцарю ещё со времён короля Шарля нетрудно. Где не мочит дождь - там и спи. Нет, даже мой батюшка давал в этом фору и детям, но он посвятил свою жизнь шпаге. Вам, человеку достойному и обильному сие никак не возможно. А я? Разве же не пероночую я в случае нужды на первом сеновале? Да переночую, случись такая нужда! Разве лучше я рыцарей Шарля Великого? Ничуть! Но, разумеется, предпочту уют. Не сомневаюсь, сам Шарль тоже предпочел бы. - шевалье говорил быстрее, чем думал, но глуп не был. - А отчего вы говорили о везении барону? И, быть может, вы расскажете мне о прискорбной исто... Ах, ну наконец! Вы не разделите со мной, как обещала мне хозяйка заведения, - совершенно непохожий ни на где бы то ни было сготовленный рататуй? Заказать это блюдо, проямо скажем, малосъедобное, но пахнущее так, что слюна выделялась от него едва не за лигу, при том распространяющее ароматы такие, что даже чуткий нос Марверта случайно замечал их остатки (иначе стал бы он обедать тут? А уж ужинать?..)... Блюдо, скажем прямо, было пахнущим, растворялось во рту... И, увы, вызывало сильнейшее расстройство желудка. Из чего оно было сделано - тайна истории.

Марверт: Если бы Марверт знал, что ему предлагают блюдо из будущего столетия, он согласился бы хотя бы из любопытства. Сейчас же им двигало только извечное стремление никогда ни с кем не ссориться. Запах был изумительный, но после сытного обеда, когда его еще дожидалось три печеных яблока… Не будем торопиться… - Вы более чем любезны. Может быть, пару ложек. Изумительный запах, - он придвинул к себе поближе благоухающее корицей блюдо. – Барону, с моей точки зрения, повезло в том, что у него есть нормальное жилище. А возможно, со смертью жены, и запасная комната в «Гербе Аквитани». Марверт глянул через плечо на вновь распахнувшуюся дверь, за которой по-прежнему моросил дождь. Юноша знаком с господином де Кюинем и явно им восхищается. Подумает ли он о том, чтобы предупредить барона о подозрениях следствия? Попытается ли воспользоваться знакомством, чтобы найти себе место для ночлега? - Как вы верно заметили, - продолжил он, - я к рыцарям Карла Великого никак не отношусь. Но в эту ночь, боюсь, и на сеновале места не найдется, мои люди уже справлялись. Если в маленьком городке с двумя, быть может, тремя трактирами, неожиданно оказывается ставка герцога Орлеанского и все сопровождение его величества, городок начинает трещать по швам. Марверт мог только благословить судьбу, что прочие не отличались его изобретательностью и не имели при себе предписания о содействии, подписанного кардиналом де Ришелье.



полная версия страницы