Форум » A la guerre comme à la guerre » Радостные вести, 16 сентября 1627 года, вторая половина дня. » Ответить

Радостные вести, 16 сентября 1627 года, вторая половина дня.

Эмили-Франсуаза де К: барон Жерар де Кюинь, Ги де Лавалле.

Ответов - 25, стр: 1 2 All

Ги де Лавалле: Несмотря на то, что этот день уже принёс Лавалле столько невиданных сюрпризов, на встречу, назначенную бароном, он всё же явился вовремя. Даже заранее - к своему собственному удовольствию. Уж слишком много ему нужно было обдумать... Сев в углу общего зала, Лавалле попытался хоть на минуту сосредоточиться. Нужно было бы подумать, что и как рассказать барону, а между тем мысли разбегались и путались. Ги это страшно раздражало, но лучше от этого всё равно не делалось, напротив, теперь он вовсе не мог ни о чём думать. Подавив желание тут же вскочить и начать метаться из стороны в сторону, Лавалле только поёрзал и кинул быстрый взгляд на вход в зал: не идёт ли барон. Но тот не шёл, а Лавалле всё сидел и продолжал терзаться: то он вспоминал разговор с графом, то само венчание, то пытался мысленно сравнить лицо барона с личиком юной невесты... Кем же она приходится барону? Да и знает ли он сам ответ на этот вопрос?..

Жерар де Кюинь: Дело было сделано. Более того, сам барон выглядел совершенно невиновным в случившемся, и это было не менее важно. Вдовец и не вдовец одновременно, Кюинь не испытывал ни малейших переживаний по поводу гибели своей подельницы, им же и подстроенной, однако следовало сохранять приличия, и мрачная тень залегла на его челе, словно траурное покрывало. Совершенно несложный трюк, учитывая, что излишней веселостью гасконский авантюрист никогда не отличался. Ответив на все положенные в таком случае расспросы, барон отправился в свою комнату, где, по общим предположениям, должен был предаваться если не рыданиям, то хотя бы печальным размышлениям. В действительности же размышления не касались царства Танатоса, наоборот, связаны они были с давешней встречей в Нуаре, когда туда пожаловало юное создание, назвавшееся Эмили де Кюинь. Его дочерью. Так значит, она все же оставила Англию и вернулась на родину. Зачем? С какой целью? Неужели в сонном и туманном царстве короля Карла ей было так же скучно, как и ее отцу, издалека следившему за ее до сих пор спокойным и размеренным бытием? Почему она разъезжала по дорогам Франции, переодетая пажом? И при чем здесь Бутвиль? Слишком много вопросов, но ответы на них волновали барона не меньше, чем высадка англичан на острове Рэ. В конце концов, ему было все равно, кому продавать свою шпагу и изворотливый ум, а дочь, единственная и законная наследница, была лишь одна.

Ги де Лавалле: Все эти смутные, неясные и весьма путаные размышления настолько заняли мысли Лавалле, что время, проведённое в их власти, пролетело совсем незаметно. Когда он, наконец, очнулся, то увидел сквозь окно, что солнце уже клонится к закату. Быстро стряхнув с себя овладевшее им было странное оцепенение, Лавалле решительно поднялся и направился к выходу из зала. У двери комнаты барона он снова невольно задержался: ведь, несмотря на все раздумья, он так и не решил, как же ему теперь обо всём этом говорить. Но, решив положиться на судьбу и действовать так, как будут велеть обстоятельства, которые могут измениться в мгновение ока, Лавалле только тряхнул головой, отгоняя нерешительность и смятение, и негромко постучал в дверь.


Жерар де Кюинь: Барон искренне надеялся, что нежданным визитером станет отнюдь не Кантен д'Аржан. Но именно его сотоварищ по злому умыслу, имевшему место против покойной, был наиболее вероятной кандидатурой в коротком списке гостей. Покинув жесткую кровать - трактирщик, ей богу, в Аду будет спать на грубо струганных досках и жевать солому, которую пожалел для тюфяков! - Кюинь бесшумно обнажил шпагу и направился к двери. - Кто там? - в ответ на стук, относительную тишину этого уголка "Герба..." нарушил резкий вопрос барона.

Ги де Лавалле: Неожиданно резкий тон барона с нотками явной угрозы в некоторой степени удивил Лавалле. А впрочем, он уже давно мало чему удивлялся, предпочитая всегда быть готовым ко всему и никогда не подавать виду, будто его застали врасплох. Поэтому, нимало не смущаясь, он самым что ни на есть жизнерадостным тоном, казавшимся столь неуместным в мрачном коридоре захолустной гостиницы, сообщил: - Это я, барон! И я принёс вам вести, которые могли бы весьма вас заинтересовать. А впрочем, - намеренно поник он вдруг, - я вижу, что я невовремя. Я могу прийти в другой раз, когда вам будет удобно, - покорно добавил Лавалле и нарочито медленно направился обратно к лестнице.

Жерар де Кюинь: Послышался скрип отпираемого замка, и в образовавшемся проеме показалось нахмуренное лицо Кюиня. - Добрый день, сударь. Прошу вас, - барон посторонился, досадуя на чрезмерную разговорчивость визитера, способную привлечь ненужное внимание к их беседе. Очень хотелось ввернуть едкое замечание, согласно которому им стоило переговорить о делах, когда один стоял в комнате у окна, а второй изучал ставни, находясь снаружи, однако чрезмерная ирония гасконца нередко воспринималась собеседниками как жесточайшая обида. Для записного бретера то было отменным развлечением, но нынче сведения, привезенные Лавалле, могли оказаться слишком важными, чтобы испытывать терпение герцогского конюшего. - Что привело вас сюда, шевалье? - дверь жалобно скрипнула, затворяясь за молодым человеком, вслед за тем послышался звук шпаги, вставляемой обратно в ножны.

Ги де Лавалле: Нахмуренный вид барона окончательно убил в Лавалле всякое желание изображать радость, которой он не испытывал - во всяком случае, уже не испытывал. Покосившись на отправляемую в ножны шпагу барона, Лавалле равнодушно заметил: - Я всё же вижу, что я невовремя, барон. Что ж, я не стану вас задерживать. Меня привела сюда сущая безделица: сегодня утром мне довелось побывать свидетелем на свадьбе небезызвестного вам графа де Люза и одной очаровательной юной особы, чьё имя вызвало у меня крайний интерес, потому как оно уж слишком созвучно с вашим... - Лавалле выразительно посмотрел на барона и в задумчивости прошёлся по комнате. - И мне, право, стало ужасно любопытно, кем может приходиться вам молодая графиня, носившая в девичестве имя Эмили-Франсуаза де Кюинь? Я не стану утверждать, будто между вами есть сильное внешне сходство, но всё же... Она ваша дочь? - Лавалле остановил на бароне выжидающий взгляд.

Жерар де Кюинь: Эмили вышла замуж. Вот так, быстро и незатейливо, без его благословения и напутствия, младенец превратился в юную женщину. Впрочем, что же это он, не смел он судить девочку, оставленную им еще маленьким ребенком и не знавшую отеческого присутствия. Новость эта заставила барона задержать задумчивый взгляд на лице Лавалле, словно пытаясь прочитать его мысли и его глазами увидеть произошедшее. - Родственница, возможно, - не вдаваясь в излишние детали отвечал Кюинь. - Где же состоялась эта свадьба?

Ги де Лавалле: "Вот, значит, как? Возможно?" - раздражённо подумал Лавалле, но пристального взгляда не отвёл. - Здесь, недалеко, в старой церкви. Я по воле случая зашёл туда и столкнулся там с графом, который и попросил меня выступить в роли свидетеля на их венчании. А после пригласил меня на обед и рассказал мне историю этой несчастной девушки, которая, признаться, тронула даже моё несклонное к сентиментальным переживаниям сердце. - Лавалле на мгновение замолчал, задумчиво и изучающе разглядывая барона, точно видел его впервые, а потом вдруг решительно проговорил: - А впрочем, вы правы - она не может быть вашей дочерью. Когда я пришёл к вам, мне и в самом деле хотелось знать, есть ли между вами какая-то связь, но теперь я вижу, что имя - это единственное, что вас связывает. А это ещё ничего не значит...

Жерар де Кюинь: Замечание гостя барон оставил без внимания. Несмотря на античную сдержанность, бок о бок с которой он шел по жизни, - не считая, разумеется, дуэлей, шантажа и всяких малоприятных для иных положений, в которых, впрочем, он не изменял завидной скромности, - молчаливый уроженец Байонны рано или поздно слишком у многих вызывал любопытство, а после и подозрения. Ничем хорошим для желающих сунуться в чужие дела это не оборачивалось, но шевалье де Лавалле, в силу своих связей и приносимой ими пользы, принадлежал к редким исключениям из этого кровожадного правила. - Поведайте же мне эту историю, друг мой, - пригласительным жестом Жерар указал визитеру на стул, такой же грубый, как и вся прочая меблировка. - Возможно, мадемуазель де Кюинь и впряь моя родственница, а посему следует знать, что происходит с членами твоей фамилии.

Ги де Лавалле: Возможно, виной тому было сделанное им однозначное заключение, что такое милое дитя, каким была молодая графиня, не может иметь ничего общего с тем дьяволом, каким являлся барон, возможно - искренняя симпатия, которую начал испытывать Лавалле к этой девушке, стоило только ему впервые её увидеть, только, садясь на предложенный бароном стул, он вдруг поймал себя на мысли, что не испытывает ни малейшего желания делиться с ним теми подробностями, в которые посвятил его граф со своей супругой. - Право, в сущности, в этой истории нет ничего особенного, - неохотно проговорил Лавалле, уже твёрдо решив для себя рассказать всё исключительно в общих чертах. - Бедная девочка осталась совсем одна, в чужой стране, среди незнакомых людей, а граф принял в ней самое искреннее участие и уберёг её от многих бед, которые могли бы с ней случиться по причине... - Лавалле на миг замялся, а потом уклончиво проговорил: - в силу особенностей её непростого характера... Потом между ними вспыхнула любовь, и вот... - Лавалле сделал неопределённый жест рукой. - Что было дальше, я вам уже рассказал...

Жерар де Кюинь: - Какие беды вы имеете в виду, друг мой? - барон опустился на край кровати, поскольку иной мебели, пригодной для сидения, в комнате не обнаружилось. - Право, вы говорите загадками, которые, по моему смиренному мнению, не совсем уместны в рассказе об особе, носящей то же имя, что и я. Голос Кюиня зазвучал необыкновенно ласково, однако выражение его лица настолько противоречило медоточивым интонациям, что его собеседнику следовало немедленно заподозрить неладное. В душе барона, и в самом деле, клокотали взрывы негодования. Юнец решил помотать ему нервы, думал он, однако выбрал для сего развлечения не только неподходящего человека, но, что хуже, слишком неуместную для подобного тему. - Она родом из далеких краев? Мадемуазель, то есть, мадам графиня - протестантка, или же ее родня чем-то не угодила нашему достопочтенному кардиналу? - Жерар вскинул бровь. - И как же граф де Люз мог выручить это бедное создание, которое, как вы утверждаете, обладает непростым характером? В последнее барон охотно верил, полагая, что яблоко от яблони далеко не падает, и его собственное дитя не могло не унаследовать его задатков. В противном случае, девушка хорошего рода сидела бы у окошка в имении Давенпорта, пока вездесущий дядя не присмотрел бы ей выгодную партию.

Ги де Лавалле: Лавалле со снисходительной улыбкой взглянул на барона. Все его попытки произвести устрашающее впечатление, испепелив собеседника взглядом, нынче не вызывали у Лавалле никакого иного чувства, кроме какого-то странного злорадства. "И что же вы сделаете, барон, если я выведу вас из себя?" - задал Ги молчаливый вопрос, спокойно взирая на мрачного мужчину напротив. - "Убьёте? Это вряд ли. Как же вы тогда узнаете, что я собираюсь вам рассказать? А если и убьёте... Что ж, это всё же лучше, чем возвращаться в ненавистный Лангедок..." - Я рассказал вам всё, что знаю, барон, - холодно ответил наконец Лавалле. - А вот вы, позвольте заметить, по моему разумению, куда больший любитель загадок, чем я. Думаете, я настолько глуп, чтобы ожидать, будто вы скажете мне правду? Отнюдь нет. Я вижу, что вы что-то скрываете, но меня это, откровенно говоря, более не волнует. Что до остального, то кто я такой, чтобы граф и, тем более, его жена, которая едва меня знает, делились со мной своими сердечными тайнами? Возможно, вам мадам графиня и рассказала бы больше, как своему... хм... родственнику, - язвительно усмехнулся Лавалле, - а вот откровенничать со мной у них нет никаких причин. И не стоит, право, так смотреть на меня, дорогой барон, - проговорил он вдруг ледяным тоном. - Если хотите меня убить, то для этого вам лучше воспользоваться шпагой, а не яростными взглядами, которыми вы, надо полагать, пытаетесь повергнуть меня в смертельный ужас. Но только я вас не боюсь, и, если угодно, можете убить меня за это. Как видите, я не намереваюсь убегать, - насмешливо добавил Лавалле, поудобнее устраиваясь на жёстком стуле.

Жерар де Кюинь: Губы барона искривила усмешка. Многословная бравада молодого человека была отнюдь не первой, виденной им в этой жизни, посему впечатления на хозяина комнаты не произвела ровным счетом никакого. Попытки же испортить с ним отношения отнюдь не вязались с самим появлением Лавалле в "Гербе Аквитании", иначе стоило бы преодолевать приличное расстояние от ставки Монморанси, чтобы поведать Кюиню о свадьбе. - Что еще привело вас сюда, шевалье? - не меняя тона, вопрошал барон, решивший, что и сам справится с разгадками касательно судьбы Эмили, раз его гость оказался столь обидчив. - Полагаю, не только бракосочетание графа произвело на вас впечатление, что вы решили поделиться им со мной.

Ги де Лавалле: Пожалуй, впервые за всё время их знакомства Лавалле ощутил непреодолимую неприязнь к сидевшему напротив него человеку, неприязнь, почти граничившую с отвращением. И, пожалуй, впервые он задумался о том, что ему, возможно, стоило выбрать менее изощрённый способ мести, чем связь с этим человеком... "Но теперь уже поздно, не так ли? Единственное, что мне остаётся, это довести дело до конца... и будь что будет..." - почти равнодушно подумал Лавалле, окинув барона разочарованным взглядом. - А вам, я вижу, не терпится избавиться от меня, барон? - криво усмехнулся Лавалле. - А право, жаль, что вы не собираетесь и впрямь меня убить - вы бы этим оказали мне неоценимую услугу. А впрочем, вы ведь привыкли, что это вам оказывают услуги, не так ли? Что ж... - Неспешно поднявшись, Лавалле прошёлся по комнате. - Ко мне совершенно случайно попал черновик одного прелюбопытного письма... Откровенно говоря, это черновик того самого письма, которое я отвёз по поручению герцога Карлу Ангулемскому. И, прочитав то, что в нём было написано, я почему-то подумал, что содержание его могло бы заинтересовать и вас тоже... Ведь мне, в сущности, от него нет никакого проку, а вам оно, быть может, будет полезно. - Вальяжно опершись на спинку стула, Лавалле вытащил из-за пазухи смятый листок. - Не хотите взглянуть?

Жерар де Кюинь: - Буду премного обязан, шевалье, - отвечал Кюинь, ничуть не меняясь в лице, пожалуй, даже забавляясь эмоциональными всплесками в душе молодого человека. В его ремесле чувства были настолько незначительны, что приязнь или отвращение со стороны кого бы то ни было становились всего лишь виньеткой, которой можно было недолго полюбоваться и забыть - или вовсе проигнорировать. Барон протянул руку, чтобы уже через мгновение развернуть перед собой примечательную бумагу, изрядно измятую, но, по странному стечению обстоятельств, не рассыпавшуюся пеплом в камине герцога. - Какое дивное письмо, - снова усмехнулся гасконец, быстро пробежав глазами по размашистым буквам, оставленным рукой Монморанси. - Вы ведь читали его, друг мой. Каково ваше мнение об этом образчике эпистолярного жанра?

Ги де Лавалле: С неподдельным равнодушием наблюдавший за бароном Лавалле удивлённо вскинул брови. - Моё мнение? Ах, барон, с каких это пор вас волнует моё мнение? - Неожиданно рассмеявшись, Лавалле снова принялся прохаживаться по комнате. - Да, я читал это письмо - иначе как бы я узнал, будет ли от него хоть какой-то толк? Я прочитал и подумал, что вас оно может заинтересовать, вот и всё. А что делать дальше - это уж дело ваше. Те важные бумаги, о которых в нём говорится, теперь уже, должно быть, у графа, а он... - Лавалле на миг замялся, решая, стоит ли посвящать барона в дальнейшие планы графа. - А он, конечно, вряд ли даст вам с ними ознакомиться, будь вы даже его тестем, - нашёлся Лавалле и лучезарно улыбнулся барону. - А ведь вам было бы очень любопытно взглянуть на них, ведь так? - Склонив голову, молодой человек хитро прищурился, глядя на своего собеседника. - Однако, тут уж я ничем не смогу вам помочь... - С деланным разочарованием Лавалле развёл руками. - Впрочем, не сомневаюсь, что вы уже что-нибудь придумали... - Скользнув по барону заинтересованным взглядом, Ги снова отвернулся к окну и принялся скучающе разглядывать унылый вид, открывающийся из него...

Жерар де Кюинь: Сведения, содержавшиеся в письме, были весьма скудными, хотя и дельными. Монморанси выдвигается навстречу герцогу Ангулемскому, дабы воссоединить их силы. Вскоре это станет известно всем, кто пристально наблюдает за осадой, но что сейчас возможно было извлечь из нескольких перечеркнутых строк, барон не представлял. Однако фраза: "...и теперь в моем распоряжении план крепостных фортификаций" - могла навести на множество размышлений. Если бы подобный план уже не побывал в руках аквитанца. Хотя, откровенно говоря, куда больше его занимали пропавшие дощечки и... Эмили. Но добиться от Лавалле чего-нибудь по первому вопросу было невозможно, по второму же молодой человек слишком упрямился, демонстрируя свою обиду, так что снова приходилось полагаться только на себя. - Что ж, друг мой, вы оказали мне большую услугу, - улыбнулся Кюинь, хотя шевалье и не мог этого увидеть. - Чем могу быть полезен я вам?

Ги де Лавалле: Обернувшись на слова барона, Лавалле взглянул на него с непередаваемой скукой на лице. - Мне ничего не нужно от вас, барон. И я сделал это не потому, что рассчитывал на какую-то ответную услугу, а потому... - запнулся он на полуслове. - Потому что у меня есть на то свои причины. - Вся его расслабленность мигом исчезла, а на её место пришла напряжённая собранность, и взгляд стал жёстким и колючим. - Если вы сделаете что-то, что повредит герцогу - прекрасно. В таком случае я потрудился не зря. Если нет... что ж, мне от этой бумажки нет никакой выгоды, а вы, возможно, извлечёте из этого какую-нибудь пользу... Раздражённо передёрнув плечами, Лавалле прошёлся по комнате. - К сожалению, меня ждёт возвращение в этот проклятый Лангедок, - с неподдельным отвращением проговорил Лавалле. - И с этим, увы, ничего не поделаешь. Жаль, что мне не удастся отправиться в путь в одиночку... ну да меня никто и не спрашивал, как обычно, - проворчал он себе под нос. - О ваших планах осведомляться не стану, потому как знаю, что от вас не добился бы ответа и куда более искусный оратор и дипломат, - насмешливо добавил Лавалле, снова повернувшись к барону. - Могу лишь выразить надежду, что те сведения, которые я вам принёс, окажутся для вас хоть в какой-то мере полезными. Если нет... что ж, тогда прошу прощения за беспокойство, - отвесил он барону полупоклон.

Жерар де Кюинь: - Вы всегда доставляете мне невероятное удовольствие одним своим присутствием, дорогой шевалье, - едва ли не отечески произнес Кюинь, улыбаясь и смутно пытаясь угадать в чертах собеседника самого себя в том же возрасте. В двадцать второе лето своей жизни он стал отцом, хотя рождение дочери мало его изменило. Долги по-прежнему тяготили его несчастное имение, что не прибавляло ему легкости и жизнерадостности, отличавших Лавалле. - Что же до сведений, которыми вы со мной столь любезно поделились, то они явятся источником множества размышлений. И принесут свои результаты. В сказанном можно было не сомневаться. Гость же, не первый год знакомый с бароном, знал это наверняка. - Но я никак не возьму в голову, почему вам следует возвращаться к гугенотам? - поинтересовался Кюинь, более из практического интереса, нежели из сочувствия к молодому человеку. - Кажется, здесь их предостаточно, и все они засели в одной крепости, а не разгуливают по Лангедоку, как по своей вотчине. Неужели Монморанси настолько суров к вам, что не дает проявить доблесть на глазах у короля?

Ги де Лавалле: - Поверьте, барон, моё личное мнение - это последнее, что интересует герцога на этом свете, - жёстко проговорил Лавалле, обернувшись к собеседнику. - Впрочем, его мнение, равно как и мнение короля, меня волнует в столь же малой степени. А истинная причина любой войны - жадность и корысть, и ни о какой доблести здесь речи нет, - отрезал молодой человек и снова прошёлся по комнате. - Я должен возвращаться в Лангедок, потому что такова воля герцога. О, да, я бы скорее взошёл на костёр, чем оказался снова там, но кого это волнует! К тому же его светлости графу де Люзу взбрела в голову замечательная мысль: чтобы я сопровождал его вместе с его супругой, дабы мог оборонять даму от разбойников и мародёров. Ужасно мило, не правда ли? - насмешливо спросил Лавалле. - И теперь я буду вынужден всю дорогу изображать учтивую любезность и прислуживать графу и этой вздорной девице! - Лавалле распалился уже до такой степени, что, сам не заметив, как, доложил барону о планах графа, о которых говорить поначалу вовсе не собирался. "Да какая теперь, право, разница!" - тут же подумал он. - "Завтра они всё равно уедут... Так что уж теперь..." - Так что, барон, жизнь прекрасна и удивительна! - с горькой усмешкой заключил Лавлле. - Одна только у меня надежда: что все эти самые разбойники и мародёры не позволят мне живым доехать до Лангедока, потому что оказаться там для меня всё равно, что оказаться в преисподней... Только в последней меня, пожалуй, дожидается куда больше приятных собеседников!

Жерар де Кюинь: - Полно, полно вам, друг мой, - успокаивающе молвил Кюинь, наблюдая за юношей и его душевными терзаниями не без умиления - "стариковского!" - думал он про себя. - Вам еще следует поднабраться опыта и запастись рассказами для этих самых господ из преисподней, чтобы пребывание в тех краях обернулось задушевными посиделками. Так что не торопитесь умирать. Жизнь, ежели приглядеться, даже в самых своих мрачных ипостасях, - дама непредсказуемая, а оттого чертовски привлекательная. "Вздорная девица". Что ж, если бы прежде барон и испытывал некоторые сомнения в том, является ли Эмили его родной дочерью или всего лишь самозванкой, укравшей его имя, то теперь даже тень недоверия стерлась бы от подобной характеристики, весьма красноречиво указывавшей на кровные узы юной девушки и заматеревшего в скитаниях авантюриста. Он даже не мог сдержать улыбки, думая, как похожа на него его дочь, и в то же время брови его нахмурились. Фамильный характер не позволял тихо отсиживаться в четырех стенах, что, откровенно говоря, Кюинь предпочел бы для новоявленной графини де Люз, и до чего ее доведет склонность к приключениям, оставалось лишь гадать. - Шевалье... - тон аквитанца вновь сменился, с добродушно-насмешливого на озабоченный, - а не могли бы вы помочь мне свести знакомство с мадам графиней? Если мы и впрямь родственники, было бы грешно упускать столь замечательную возможность.

Ги де Лавалле: - Что ж, барон, полагаю, что к вам жизнь чаще поворачивалась привлекательными своими сторонами, а я таковых в ней, увы, не заметил. И, уж поверьте, если мне скажут, что до проклятого Лангедока я не доеду живым, я впервые за много лет испытаю искреннюю радость. И ни к чему этот ваш снисходительный тон опытного авантюриста - не думаете же вы, что я стану брать с вас пример? - досадливо поморщился Лавалле. - Может быть, кого-то ваши похождения ужасают или поражают, а мне нет до них никакого дела, - честно признался Ги и снова оперся о спинку стула. - И теперь вы хотите затеять очередную авантюру - на сей раз с мадам графиней. Да ещё и хотите, чтобы я вам помог, хотя явно не договариваете того, что вам о ней известно, - заключил Лавалле. - Что ж, мне не составит никакого труда представить вас молодой графине, благо они с графом временно поселились совсем рядом. И я вполне понимаю ваше желание свести знакомство с этой дамой, но вот зачем вам показываться на глаза её мужу? Впрочем, это дело ваше, конечно, но не думаете же вы, что я смогу вам устроить встречу наедине, да ещё так, чтобы граф о том ничего не узнал? Боюсь, что мадам графиня ни за что не согласится, - насмешливо добавил Лавалле. - Она, видите ли, недолюбливает меня за то, что я позволил себе быть слишком резким с её драгоценным супругом.

Жерар де Кюинь: - И все же вы обладаете ценным умением добиваться своего, дорогой друг, - в глазах барона мелькнула сталь, что в его отношении было признаком того качества, о котором он сам вел речь. Если бы сторонний наблюдатель решил, что, в случае необходимости, Кюинь прибегнет к жестоким пыткам, он был бы недалек от истины. - Вы неоднократно продемонстрировали это, например, как тогда, в Кане. История, приключившаяся на полпути из Кана в Байё, была столь темна и запутана, что ни время, ни дотошный исследователь не смог бы пролить свет на обстоятельства, вручившие аквитанскому авантюристу нити, что позволяли ему рассчитывать на пособничество Лавалле, желал того молодой человек или нет. - Отчего бы вам не продемонстрировать свои таланты и в этом незначительном деле? - холодно заключил барон. - Уверен, вы сумеете сгладить все шероховатости в ваших отношениях с мадам де Люз и уговорите ее прогуляться по саду. К этому трактиру примыкает дивная яблочная аллея, до сих пор не вырубленная и не испорченная. Она так располагает к прогулкам.

Ги де Лавалле: - Вы правы, барон, это качество мне присуще - иначе сейчас я не разговаривал бы здесь с вами. Но с тех пор, как произшло то событие, о котором вы изволили упомянуть, прошло много времени, и есть вещи, которые с тех пор претерпели весьма значительные изменения. Только вам не стоит лелеять мысль, что я помогаю вам, потому что я вас боюсь, - жёстко проговорил Лавалле. - Может, кого-то и повергает в смертельный трепет один лишь взгляд ваших глаз, а на меня все эти ваши штучки не действуют, даже если вы будете продолжать отказываться это замечать. Я делаю это лишь потому, что по ряду причин мои намерения свести счёты с определёнными людьми совпали с вашими планами. И не думайте, что когда это совпадение исчезнет, я не покину вас с лёгкостью, не утруждая себя мыслями о вашей возможной мести за моё непослушание. Я знаю, что когда я перестану быть вам полезен, ничто не будет мешать вам убить меня. Ну, что ж, Бог в помощь! - Лавалле приглашающим жестом развёл руками. - Но, пока что наши планы ещё отчасти совпадают, потому что, так или иначе, завтра я должен быть у графа к одиннадцати часам. Возможно, я приду чуть раньше, скажем, часам к десяти. Возможно также, что графине понадобится немного отдохнуть и подышать свежим воздухом перед отъездом. И, конечно, очень может быть, что графу нужно будет непременно позаботиться о том, чтобы всё было к этому самому отъезду готово. Полагаю, что всё это сделало бы вашу встречу с вашей... ах, простите! - не вашей дочерью вполне возможной. - Лавалле небрежно подхватил свою шляпу и, проходя к дверям, скользнул по барону насмешливым взглядом. - Но только помните, что я ничего вам не обещаю, - безразличным тоном добавил Ги. - За ту вашу услугу я давно уже расплатился, принося вам в клюве все эти важные бумажки, так что не думайте, будто я считаю себя вам чем-то обязанным. Всего доброго, барон! - со светским равнодушием попрощался с ним Лавалле и вышел из его комнаты. Эпизод завершён



полная версия страницы