Форум » A la guerre comme à la guerre » Женитьба - дело серьёзное. Этре, 16 сентября 1627 года, примерно одиннадцать часов утра » Ответить
Женитьба - дело серьёзное. Этре, 16 сентября 1627 года, примерно одиннадцать часов утра
Бутвиль: Луи-Франсуа де Бутвиль, Эмили-Франсуаза де Кюинь, местный кюре - и кто присоединится.
Ответов - 62, стр:
1 2 3 4 All
Бутвиль: Бутвиль мог ожидать такого вопроса, но когда Лавалле действительно задал его, не удержался и позволил себе тихонько рассмеяться. Спохватившись, что в церкви так вести себя негоже, он все-таки сумел сделать серьезное лицо, и улыбка осталась только во взгляде. - Не подумайте, Ги, что я смеюсь над вашими словами! Но если бы вы знали, какая забавная история могла бы получиться, вздумай я рассказать вам все с подробностями... Мы познакомились в Париже в первый же день моего возвращения, совершенно случайно, затем, с помощью Эмили, - и тоже совершенно случайно - я добыл важные сведения, благодаря которым его величество Людовик простил мне то, что я вернулся в столицу без позволения, и разрешил присоединиться к армии. Эмили я оставил под присмотром кузины Конде и тётушки, но она не смогла вытерпеть разлуку со мной и без спросу явилась сюда! Это самое удивительное существо на свете... - Луи-Франсуа попытался подобрать подходящие слова, но не смог и только головой покачал: - Нужно быть поэтом, друг мой, чтобы описать всё своеобразие ее души и характера. Она могла бы стать истинной героиней в книжной стране Нежности. Но в этом мире у нее не осталось ни одного родственника, который мог бы позаботиться о ней. Мать умерла, дядя, являвшийся ей опекуном, тоже. Притом дядя был англичанином, и если она вернется на этот остров, ей там не достанется ни имущества, ни дома, ни денег. Она родилась во Франции, выросла в Англии, а теперь на родине оказалась одна между небом и землей. У нее только и есть, что имя и воспоминание об отце. Шестнадцать лет, английское эксцентрическое воспитание, французская отвага... Поначалу я лишь посочувствовал, а потом... - он развел руками, вздохнул и улыбнулся, давая понять, что любовь была неизбежным следствием всего рассказанного.
Ги де Лавалле: - Очень романтично, - улыбнулся Лавалле, дослушав до конца трогательную историю графа и его избранницы. - Я уверен, что ваша невеста - девушка и в самом деле необыкновенная, и искренне надеюсь на то, что вы сможете составить счастье друг друга... Однако невеста всё не возвращалась, а Лавалле чувствовал себя всё более неуютно. Ему не хотелось больше приставать к графу с расспросами, которые тот мог счесть бестактными, но ещё меньше ему хотелось отвечать на возможные расспросы самого графа. - Я прошу прощения, граф, - нашёлся, наконец, Ги, - но я покину вас ненадолго: мне всё же хотелось бы совершить то, что привело меня под сень Божьего храма. Пока ваша невеста готовится, я, с вашего позволения, поставлю свечку и помолюсь о вашей будущей счастливой жизни. А вы позовите меня, когда придёт время! Ещё раз прошу меня простить! Церемонно раскланявшись, Ги проскользнул обратно к ящику, а потом направлися в придел, держа в руках свечу и тщетно пытаясь унять какое-то непонятное беспокойство. Причина его отчасти была в том, что, какие бы искренние и глубокие чувства он не испытывал по отношению к графу, ему всё-таки тяжело было смотреть на чужое счастье и понимать, что сам он вряд ли когда-нибудь окажется на его месте. Впрочем, была ещё и другая причина: в последнее время Лавалле неотвязно мучили предчувствия... дурные предчувствия... Что-то постоянно заставляло его думать о том, что тучи уже сгустились над его головой... что конец его уже близок... Пытаясь хотя бы в молитве найти успокоение и убежать от мучительных опасений, Лавалле полностью и безраздельно отдался ей, не замечая более ничего вокруг себя...
Эмили-Франсуаза де К: После наставлений доброй мадам Бутон Эмили почувствовала себя не столько более просвещенной, сколько озадаченной. К счастью, главной мыслью краткого руководства по тому, что должны знать и что должны делать невесты, было то, что оная невеста должна довериться и беспрекословно слушаться мужа. А именно так мадемуазель де Кюинь и сама решила поступать, по крайней мере, в ближайшем будущем. Локоны ее тем временем были тщательно приглажены, аккуратно заправлены в сетку и прикрыты вуалью, а почтенная вдова была готова ее сопровождать. Едва войдя в церковь, Эмили тотчас устремилась к Бутвилю – может быть, слишком быстрым шагом, но она этого не заметила. - Вот мадам Бутон, ваше сиятельство, - представила девушка спешащую за ней даму. – Она согласилась нам помочь.
Бутвиль: Бутвиль взглянул на племянницу кюре намного более благосклонно, чем, бывало, глядел на блестящих придворных красавиц. Мадам Бутон, несмотря на забавную фамилию, была еще довольно свежа и привлекательна, однако даже будь она кривой на один глаз или горбатой, Луи-Франсуа этого сейчас не заметил бы. - Сударыня! - воскликнул он, прижав руки к сердцу. - Вы нас спасаете! Отныне я ваш должник, и если только буду жив, обязательно сделаю что-нибудь хорошее для вас и ваших детей! Вы только подумайте, - обратился он теперь к Эмили, - сколь велико милосердие божье: каких-нибудь полчаса назад мы были одиноки здесь, а теперь у нас есть все, что нужно! И как вам к лицу эта новая прическа! Это тоже творение госпожи Бутон? (Он не мог с уверенностью утверждать, что прическа совсем новая, однако выглядела Эмили просто очаровательно, и надо же было чем-то польстить добровольной свидетельнице!) - Представьте себе, - добавил он, взяв Эмили за руку и поцеловав кончики ее пальцев, - пока вы отсутствовали, я, не сходя с места, нашел свидетеля прямо здесь! И какого! Это мой старый знакомый, сейчас он подойдет, и я познакомлю вас!
Ги де Лавалле: И всё же звук оживлённо переговаривавшихся голосов отвлёк Лавалле от молитвы. Обернувшись в нетором раздражении, он увидел, что невеста уже вернулась, а вместе с ней и ещё какая-то дама, которой, по всей видимости, предстояло исполнить роль второго свидетелея. Уловив какой-то едва заметный жест графа, обращённый в его сторону, Лавалле без особой охоты, но с самым любезным видом направился к тому небольшому обществу, что собралось посреди церкви. - Добрый день, сударыни! - вежливо улыбнувшись, проговорил Лавалле, поклонившись обеим дамам. - Примите мои самые искренние поздравления! - Эти слова он уже обратил к миловидной девушке, которой в самом скором времени и предстояло стать виновницей торжества.
Эмили-Франсуаза де К: Почтительно приседая, мадам Бутон зарделась от удовольствия. Молодой дворянин-то, пожалуй, настоящий граф, да любезный какой... - Рада услужить, ваше сиятельство. - Госпожа Бутон мне очень помогла, - весело отозвалась Эмили, радуясь воодушевлению графа и довольная комплиментом. – И вы встретили старого знакомого?! Она повернулась навстречу подходящему к ним молодому дворянину, вежливо присела, так и не отняв руки у жениха. - Благодарю вас, сударь! Воистину, Господь внял нашим молитвам, послав вас, - девушка подарила Лавалле счастливую улыбку и снова обратила сияющее нежностью личико к Бутвилю. Сейчас, когда он был так радостен и оживлен, ее собственные страхи тоже отступили.
Бутвиль: На звук голосов появился и кюре, уже облаченный в свое самое парадное одеяние (старенькое, но чистое). Он также успел и хлебнуть немного винца, для храбрости. В том, что мадам Бутон не только помогла невесте, но и принарядилась сама, он углядел признание правильности своих действий, а потому пребывал теперь в благодушном, можно сказать, радужном настроении. - Ну что же, дети мои, приступим? - улыбаясь, вопросил он. Потом, окинув более внимательным взглядом двух прекрасных молодых людей и прелестную юную девицу, он вдруг догадался спросить: - Надеюсь, вы знакомы с церемонией? - Не очень, - смущенно признался Бутвиль. - Я бывал несколько раз на венчаниях моих родных, но... право, толком ничего не запомнил! (Разумеется, он не стал уточнять, что, будучи подростком, глазел в церкви преимущественно на хорошеньких девушек.)
Ги де Лавалле: Лавалле только тихонько усмехнулся: это же надо, придти венчаться, не только не озаботившись наличием свидетелей, но и не зная, в чём состоит само таинство! Ладно невеста - не бледнеет, не краснеет, в обморок падать тоже вроде бы не собирается - и то хорошо, и то не часто увидишь... Но жених... "Вот это уже, право, забавно," - подумал Лавалле, на всякий случай отвернувшись и в задумчивости уставившись на обколупанную колонну, дабы ничем не выдать своей весёлости. Однако, долго хранить молчание он не смог и, не удержавшись, как можно более вежливо заметил: - Я уверен, что с таким кюре, как вы, всё пройдёт именно так, как и должно. Под вашим руководством мы справимся со своими обязанностями самым что ни на есть подобающим образом. - Лавалле слегка поклонился кюре. - Уверен, что вам не раз доводилось наблюдать, как от волнения молодые люди забывали церемонию венчания, даже если и были с ней знакомы. Но я столь же уверен, что вы с честью выходили из подобных ситуаций! - Лавалле обворожительно улыбнулся и скромно замолчал, сочтя свою миссию выполненной...
Эмили-Франсуаза де К: Эмили была благодарна незнакомцу за его любезные слова, потому что иначе ей пришлось бы признаться, что предстоящую церемонию она представляет себе очень смутно. На венчании ей до сих пор бывать не приходилось. А очень не хотелось, чтобы присутствующие подумали, что граф де Люз берет в жены какую-то дурочку. Надо было, кажется, встать на колени, и говорить определенные слова, и девушка надеялась, что ей подскажут, что делать… На всякий случай она подвинулась поближе к Бутвилю.
Бутвиль: Кюре впоследствии часто вспоминал это удивительное венчание в беседах с любимой племянницей - возможность поговорить о чем-то таинственном и интересном была сама по себе прекрасным подарком для него, помимо пяти золотых луидоров, щедро пожертвованных длинноволосым кавалером. Похитил он все-таки свою милую невесту или нет? Случайно или неслучайно появился так вовремя друг жениха? Был ли между ними предварительный сговор - или это совпадение следует считать даром божьим? В общем, тем было много, и разговоров хватило надолго, о чем ни граф де Люз, ни его юная жена, ни Ги де Лавалле не узнали, да и к чему им это было знать? Луи-Франсуа шёл под руку с Эмили, глядя только на неё, он был счастлив, и это состояние духа было столь ново и непривычно для него, что все прочие мысли и ощущения отступили на какое-то время. Дома вдоль улицы казались ему сплошь шедеврами архитектуры, люди - все подряд - симпатичными и добрыми, погода - превосходной. По дороге до "Герба Аквитании" ему то и дело хотелось зазвать всех встречных на свадебный пир, и остатков благоразумия едва хватило, чтобы удержаться от этого. Они вернулись в гостиницу в тот час, когда большинство посетителей расходится по своим делам, и в зале почти все столы были свободны; но хватило и набежавшей отовсюду прислуги, глазевшей на молодоженов с детским восторгом и недетским любопытством, чтобы Бутвиль как можно скорее провёл Эмили по лестнице в свою комнату, попутно движением пальца подозвал хозяина и произнес строгим голосом, не допускающим игривых комментариев: "Обед на троих. Ко мне в номер. Получше!" Ххозяин всё правильно понял, и через каких-нибудь полчаса на столе красовалась утка, фаршированная каштанами, два разных паштета, пышный белый хлеб, сыр, корзинка с яблоками и, конечно же, три бутылки вина, того самого, что недавно так понравилось господину Атосу. Плотно закрыв дверь, Луи-Франсуа объявил: - Мой прекрасный паж, сегодня не вы будете прислуживать мне, а мы с господином де Лавалле - вам! Ги, займитесь вином, а я возьмусь за эту птицу!
Ги де Лавалле: Лавалле охотно принялся за данное ему поручение, откупорив бутылку и разлив вино в три бокала. Счастливая весёлость новобрачных невольно передалась и ему, отчего все тревожащие его мысли отступили на время куда-то далеко. Его ещё смутно волновало то, что теперь ему известно имя невесты, которая, по всей видимости, каким-то образом имела отношение к барону де Кюиню, но спрашивать об этом ни у неё, ни у графа, Лавалле, конечно же, не собирался, а потому решил оставить и выяснение этого вопроса до встречи с самим бароном. Но вот другой вопрос, волновавший его, он всё же не смог не задать. Подавая бокал с вином юной невесте, Лавалле, дружелюбно улыбнувшись ей, проговорил: - Я не могу не согласиться с графом в том, что вы прекрасны - поспорить с этим мог бы лишь слепец или безумец. Но отчего, скажите на милость, он назвал вас своим пажом? И, Боже правый, неужели он мог заставить такое небесное создание, как вы, прислуживать себе?! Объясните же мне это, прошу вас!
Эмили-Франсуаза де К: Все это было волшебным сном… Свечи… слова… Взгляд графа, от которого она чувствовала себя такой счастливой, что хотелось плакать… Эмили смутно помнила, как все происходило и как закончилось, ее переполняла странная тревожная радость, голова кружилась, и девушка держалась за руку Бутвиля, как за соломинку, веря и не веря, что все это происходит с ней. А потом мадемуазель де Кюинь… Нет, уже графиня де Люз! – шла под руку с мужем, по улице, на глазах у прохожих, и купалась в нежности, которую, казалось, излучали его глаза, и будто парила над мостовой, не чуя под собой ног, лишь изредка отвлеченно подумывая, такая же она, как прежде, или все-таки изменилась. Как они вошли и поднялись в комнату, Эмили тоже как-то умудрилась пропустить, и немного пришла в себя, только очутившись за столом. - Вы же знаете, я всегда буду служить вам! – просто ответила она Бутвилю, и, наконец, обратила внимание на нового друга. Не избалованная комплиментами, девушка почти всерьез подумала, не поспорить ли насчет «небесного создания», которым, она, конечно же, не являлась, но окончательно смутилась и, краснея, пояснила со свойственной ей непосредственностью: - А я и есть паж его сиятельства. Если господин граф захочет, он расскажет эту историю, - новоявленная графиня лукаво улыбнулась Лавалле, даже не подозревая, что кокетничает.
Бутвиль: - Все очень просто, друг мой, - Бутвиль с улыбкой посмотрел на Лавалле, полюбовался переливами алого вина в бокале, немного помедлил, подбирая слова. - Когда я впервые увидел это замечательное существо, на нем был не слишком элегантный мужской костюм, и все окружающие были уверены, что это - юный паж одного гасконца, служащего в роте господина де Тревиля. Уверены настолько, что один дурно воспитанный мерзавец счел возможным ударить "мальчика" по голове бутылкой. Я оказался рядом - совершенно случайно, однако весьма кстати... Так все и началось. А когда Эмили отважилась найти меня здесь, ей ничего другого не оставалось, как на некоторое время вернуться к прежнему костюму! Произнеся эти несколько фраз, он почувствовал, что мог бы гордиться - более лаконично изложить столь невероятную и запутанную историю не могли бы, пожалуй, и древние спартанцы! И осталось только добавить всего несколько слов: - Дорогая Эмили, когда-нибудь, в более удобных условиях, мы обязательно сыграем свадьбу по-настоящему, а сейчас... сейчас давайте выпьем за удачу, чтобы она и впредь сопутствовала нашей любви!
Ги де Лавалле: История влюблённых была чрезвычайно мила и до ужаса романтична, но, услышав о том, как-то кто-то ударил так называемого "мальчика" по голове бутылкой, Лавалле даже вздрогнул и сам не заметил, как побледнел. Глядя на сидевшую рядом хрупкую девушку, он с трудом мог поверить, что ей пришлось такое пережить. - Мне давно известно о благородстве и храбрости графа, но для меня воистину новость, что в столь хрупком и нежном создании может таиться столько стойкости и мужества, - проговорил Лавалле, с искренним уважением глядя на молодую графиню. - Но теперь вы в надёжных руках, и я верю, что все испытания для вас остались в далёком прошлом. И я от всей души желаю вам обоим счастья, потому что, пройдя сквозь столько страданий и лишений вы заслужили его, как никто другой!
Эмили-Франсуаза де К: - Я буду пьяной, - предупредила Эмили, беря бокал, и рассмеялась. – А впрочем, я уже будто пьяная, – она пригубила вино и весело повернулась к Лавалле. – Не было никакой стойкости и мужества, честное слово! Я жуткая трусиха! На миг по личику девушки пробежала тень. Знал бы этот любезный шевалье, сколько ей пришлось увидеть всего-то за несколько прошедших дней. Все эти покойники… Да ну их! Она посмотрела на мужа, любуясь им. У нее теперь есть муж, вот ведь странно! Муж, который ее любит и будет заботиться о ней… И она любит его всем сердцем, потому что он лучше всех на свете…
Бутвиль: Бутвиль выпил свой бокал залпом, но вкус напитка почти не почувствовал. Ему было хорошо - и в самом деле, что еще может быть нужно человеку, если рядом с ним любимая женщина, добрый друг, а впереди - по меньшей мере пара дней безоблачного счастья? "Да-да, добрый друг, - подумал он,поглядев на Лавалле. - Ги не мог... не мог сделать ничего недостойного. Всё, что я слышал о нем - скорее всего, ошибка... Кто-то что-то спутал, а я уже и поверил..." Человек очень легко может убедить себя в том, что ему хочется. Сейчас Бутвилю хотелось любить, любоваться, любезничать - в общем, предаваться всем душевным удовольствиям, которые дарит бог Любви. Однако воспоминание о прежних подозрениях все-таки затуманило его нынешнюю радость, и он вспомнил, как много еще неясного таит их совместное будущее. - Милая моя, - сказал он, взяв Эмили за руку и целуя по очереди каждый из тонких пальчиков, - полное бесстрашие - это дар полных идиотов, не осознающих, в каком мире они живут! Самая большая тайна людей военных, часто рискующих жизнью, заключается в том, что все они боятся - больше или меньше, но все без исключения. Как может живое существо не бояться смерти, увечья, болезни? Это естественно! А мужество и стойкость заключаются именно в том, дитя мое, что мы преодолеваем этот естественный страх, чтобы исполнить свой долг. В этом отношении вас вполне можно сравнить с самыми бесстрашными из воинов! Но я очень не хотел бы подвергать вас и впредь таким испытаниям. Нам нужно решить, где вы поселитесь и как устроить вашу жизнь, пока я буду занят войной...
Ги де Лавалле: Лавалле с задумчивой и чуть снисходительной улыбкой наблюдал за графом и его юной супругой. Какими же безрассудно счастливыми они оба выглядели! Точно перестали для них существовать все беды и невзгоды этого мира, точно они не могли больше их коснуться... - Разве не вы сказали, граф, что ваш кузен с радостью бы принял вашу жену? Полагаю, что он мог бы взять её под свою опеку, пока вы будете лишены счастья лично заботиться о её благополучии во имя заботы о благополучии своей родины... - Лавалле поставил бокал на стол и с каким-то странным выражением взглянул на графа. - Кто лучше сможет сберечь ваше сокровище? Ведь в наше время так трудно кому-то доверить то, что тебя всего дороже... Порой трудно доверять даже близким людям, - вполголоса добавил Лавалле и натянуто улыбнулся. - Впрочем, к вашему кузену это, конечно, не относится. Он, как и вы, человек благородный, а потому не откажет в помощи... вам... - Лавалле, сделав особое ударение на последнем слове, кинул быстрый взгляд на графа, точно желал, чтобы он что-то понял, и одновременно опасался, что он о чём-то догадается, и отвернулся, изобразив на лице деланное равнодушие.
Эмили-Франсуаза де К: Эмили была глубоко убеждена, что место ее отныне рядом с мужем, а потому она рядом с ним и поселится, занят ли он войной или чем-нибудь другим. А если у графа другое мнение по этому поводу – что же тут поделаешь, придется ему потерпеть… Но сейчас она не собиралась с ним спорить, тем более, при его друге. Все знают, что сварливые жены – зло, зачем же господину де Лавалле знать, что граф де Люз нашел себе именно такую?.. Тем более, Эмили уже решила, что сегодня будет самой послушной на свете. Уж за сегодня- то она может поручиться… А потому девушка промолчала, с нежностью наблюдая, как губы мужа касаются ее пальцев, и чувствуя, как от этого нехитрого прикосновения сладко замирает сердце.
Бутвиль: Бутвиль слишком давно знал Ги де Лавалле, чтобы не заметить сложной игры выражений на его лице. Все-таки с другом детства что-то было не в порядке. Ги словно дразнил его - взглядом намекает, а словами ничего не говорит... И отчего это вдруг он с таким нажимом упомянул о взаимном доверии? Безоблачный горизонт свадебного настроения заволокло если не тучами, то неприятным серым туманом, и чтобы развеять его как можно скорее, Луи-Франсуа решил спросить напрямик: - К чему такие странные интонации, Ги? Не хотите ли вы сказать, что герцог Монморанси и его жена способны отказать в помощи женщине только потому, что у нее нет высокопоставленной родни?
Ги де Лавалле: - Так вы полагаете, что своими словами я хотел оскорбить вашу жену или вашего кузена? - холодно осведомился Лавалле, уже успевший наспустить на себя маску непроницаемости. - Но вам прекрасно известно моё прошлое, а потому не мне рассуждать о роли высокопоставленной родни. Я и само слово "родня" уже успел позабыть. И, разумеется, кто я такой, чтобы судить поступки герцога? Он волен поступать, как ему будет угодно. И я уже сказал, что он не откажет вам в помощи, равно как и вашей жене. А если вам и почудился какой-то намёк в моих словах, то могу вас заверить, что к вам и вашей супруге он не имеет ни малейшего отношения. - Лавалле уже с трудом удавалось скрывать раздражение: уж слишком он злился на самого себя за то, что столь неосторожно дал графу повод что-то заподозрить. - Однако, я вижу, что своим присутствием я омрачаю ваше счастливое настроение. Я сожалею об этом, потому как понимаю, насколько важен и знаменателен для вас этот день. Поэтому, полагаю, мне стоит оставить вас наедине, дабы вы могли насладиться обществом друг друга. - Лавалле поднялся из-за стола и церемонно поклонился графу. - Если вы позволите, я пойду...
полная версия страницы