Женитьба - дело серьёзное. Этре, 16 сентября 1627 года, примерно одиннадцать часов утра

Форум » A la guerre comme à la guerre » Женитьба - дело серьёзное. Этре, 16 сентября 1627 года, примерно одиннадцать часов утра » Ответить

Женитьба - дело серьёзное. Этре, 16 сентября 1627 года, примерно одиннадцать часов утра

Бутвиль: Луи-Франсуа де Бутвиль, Эмили-Франсуаза де Кюинь, местный кюре - и кто присоединится.

Ответов - 62, стр: 1 2 3 4 All

Бутвиль: Бывает так, что посреди какого-нибудь захолустного городишки взгляд путешественника вдруг натыкается на величественную церковь, возвышающуюся как скала над крышами жилых домов. Тогда становится ясно, что не всегда этот городишко был таким скучным и тихим, когда-то был он важен и славен, а теперь, так сказать, почивает на лаврах. Сказать что-либо подобное о церкви городка Этре было невозможно. Она была серой, старой, не слишком большой- в полном соответствии с самим поселением. Однако всех желающих с утра приобщиться к благодати она все-таки вмещала - судя по количеству выходящих из храма людей, желающих было немало: то ли военное время заставляло их задуматься о спасении души, то ли хотели они наглядно подтвердить свою принадлежность к единственно истинной католической вере - так или иначе, Бутвилю пришлось вместе с дамой своего сердца пережидать на противоположной стороне улицы, пока лишние зеваки разойдутся. Только тогда Луи-Франсуа рискнул вступить под священные своды. Своды оказались невысокими, внутри было сумеречно, горело лишь несколько свечей перед статуей святого Франциска; пожилой священник уже снял облачение и как раз собирал богослужебную утварь с алтаря, чтобы унести в ризницу. Луи-Франсуа знаком предложил Эмили присесть на скамью на краю ряда, а сам, сняв шляпу, подошел к священнику ближе и сказал: - Добрый день, почтенный служитель Божий! Я хотел бы поставить свечу своему святому. Скажите, можно у вас приобрести свечи? Он мог бы и не спрашивать - свечи лежали в ящичке возле входа, там же стоял и ящик закрытый, с прорезью для доброхотных даяний. Но надо же было с чего-то начать разговор! Кюре, привыкший, что сразу после службы его никто беспокоить не станет, даже вздрогнул от неожиданности, обернулся, окинул пришельца недоумевающим взглядом, понял, что перед ним отнюдь не местный житель, и в свою очередь спросил: - - Ваш святой - Франциск? Вон там придел, где ему поклоняются, а свечи - у входа... Он указал направление взмахом руки - и тут заметил даму в нарядном платье, скромно державшуюся поодаль. Еще один быстрый взгляд на не менее нарядного нездешнего кавалера с длинными пышными кудрями - и богатый жизненный опыт подсказал почтенному пастырю, в какую сторону сворачивать разговор. - А вы... кроме свеч, вам ничего не требуется? - Требуется... - скромно потупив глаза, признался Луи-Франсуа. - Вы можете нас обвенчать, господин кюре? Это милое существо - моя невеста! Тут он повернулся к Эмили и позвал: - Милая моя, подойдите, пожалуйста, сюда, сейчас мы обо всем договоримся!

Эмили-Франсуаза де К: Войдя в церковь, Эмили оробела окончательно. Она и дорогой-то скромно помалкивала, с каким-то благоговейным ужасом думая о том, что ее ждет. Вот они придут в церковь, и там будет священник, и граф как-то все устроит, и их обвенчают, и… И она уже не будет той самой Эмили-Франсуазой, что сейчас? Она станет женой, замужней дамой, даже графиней – и прежней Эмили больше не будет? Время от времени девушка поглядывала на Бутвиля: он казался очень уверенным в себе, и это успокаивало. Хорошо, что в церкви можно было на минутку присесть, а то коленки так дрожали, что Эмили боялась споткнуться. Пытаясь унять дрожь – ну что за глупость, в самом деле, что тут такого страшного?! – девушка внимательно следила за разговором графа и священника, в который раз восхищаясь умом и тактом своего жениха. Она не бросилась сразу на его зов, а заставила себя спокойно подняться, глубоко вздохнуть, чинно подойти и встать рядом с Бутвилем. Только кажущуюся чинность и спокойствие портило выражение смятения и ожидания на живом личике будущей графини.

Бутвиль: Господин кюре на своем веку перевидал немало брачующихся, и потому сразу смекнул, что с данной парой что-то не в порядке. Во-первых, все приличные люди в Этре и окрестностях обычно заранее оповещали его о своих намерениях и являлись на венчание большими семейными компаниями. Эти двое, одетые куда роскошнее, чем большинство местных жителей, должны были бы, по разумению кюре, явиться с многочисленной свитой. Но свита отсутствовала начисто. Во-вторых, откуда они взялись? Девушку кюре не видел никогда раньше, кавалер, вероятно, из военного лагеря, но почему тогда не в мушкетерской форме? Да и вообще, мушкетеры - охальники, пьяницы - и выглядят совсем иначе, и вряд ли о женитьбе когда-либо задумываются, тем более в такие времена... В-третьих, кавалер что-то бледноват лицом, а девушка - взволнована и чуть ли не испугана. "Уж не украл ли он девицу, ненароком? - подумал старик. - А отвечать потом мне придется...." - Обвенчать можно, отчего ж не обвенчать, - начал кюре после затянувшейся паузы, задумчиво почесав в затылке. - Но вам ведь, сударь, небось нужно, чтобы все было по закону? - Разумеется, - быстро ответил Бутвиль, решив, что старик начинает просить денег. - Все по закону и честь по чести. Сколько это будет стоить, господин кюре? - Да стоить-то будет немного, - кюре возвел очи к небу, точнее, к потолку, который давно нуждался в ремонте, надеясь, что кавалер поймет намек. Граф де Люз все понял и еще быстрее ответил: - Я могу в благодарность вам пожертвовать приличную сумму на ремонт и украшение вашего замечательного храма. Так вы обвенчаете нас прямо сейчас? У нас мало времени. Нам... нам нужно скоро уезжать! Понадеявшись на своекорыстие священника, Бутвиль не удосужился придумать предлог получше, и это было большой ошибкой. Конечно, отремонтировать храм, купить запас приличных свеч, новый покров на алтарь, кюре был отнюдь не прочь. Но слова "скоро уезжать" подтвердили его худшие подозрения: значит, и впрямь этот господин девицу умыкнул против воли родителей! Совесть (точнее, страх наказания) взыграла, и добрый пастырь изрек дипломатично: - Обвенчаю всенепременно, мой господин. И по всей форме. Только где же ваши свидетели? По форме полагается хотя бы два свидетеля! Луи-Франсуа охнул и с досадой хлопнул себя ладонью по лбу: - Свидетели! Боже, я совсем забыл... Со вчерашнего вечера все пытался вспомнить, что еще нужно - а потом из головы вылетело... Ах, Эмили, назовите меня последним болваном, и вы будете правы! Вы слышали? Нам нужны свидетели!

Ги де Лавалле: ...Откровенно говоря, Лавалле уже до невозможности надоел этот треклятый городишко. Его серость наводила тоску, а столь характерная для захолустья тишина и скука делали его похожим на болото. Все дома были похожи один на другой - Лавалле замечал это уже не раз, на отчего-то теперь, когда он снова проезжал по узким улочкам, это угнетало его даже больше обычного. Завидев впереди церковь, он поначалу собирался попросту проехать мимо неё, но отчего-то его вдруг посетило неодолимое желание войти внутрь. Не то чтобы он вдруг ощутил религиозный порыв или внезапную тягу к святому и священному, просто... А впрочем, он и сам не смог бы объяснить, отчего его вдруг так потянуло войти туда... Изнутри церковь выглядела ничуть не лучше, чем снаружи - а впрочем, Лавалле до этого не было никакого дела. Бросив в стоявший недалеко от дверей ящик несколько монет, он взял свечу и, бесшумной тенью проскользнув мимо скамей, направился к одному из приделов храма. Однако, не успев сделать и нескольких шагов, Лавалле замер, как вкопанный, уставившись на весьма необычную для этого места - или, уж скорее, для этого города - пару, нарядная одежда которой не оставляла сомнения в тех намерениях, что привели их под священные своды. Миловидная девушка лет шестнадцати казалась крайне взволнованной, как и её спутник, который, однако, почти успешно скрывал это волнение. Лавалле хватило и нескольких секунд, чтобы опознать в этом дворянине графа де Люза - да и как он мог не узнать того, с кем провёл половину жизни? Куда теперь деваться, Лавалле совершенно не знал, а оттого так и остался стоять на месте, неотрывно взирая на разговаривавшего с кюре графа...

Эмили-Франсуаза де К: - Свидетели? – Эмили в недоумении посмотрела сначала на священника, потом на Бутвиля. Она ни разу не присутствовала на венчании и понятия не имела, что для этого требуется, во всем доверившись жениху. Нет, конечно же, она не стала бы ни за что на свете называть графа болваном, но… «Значит, не суждено», - тоскливо подумала девушка и отвела взгляд, чтобы Бутвиль не заметил ее разочарования. В проходе стоял молодой дворянин и пристально смотрел на них. - А… Кто может быть свидетелем? – осторожно спросила Эмили.

Бутвиль: Кюре был человек жалостливый, и вид испуганной девушки, явно не ожидавшей препятствий на пути к счастью, растрогал его. Кавалер-похититель, преодолевший, надо полагать, немало препятствий, но забывший про такие существенные моменты, развеселил доброго пастыря. Потому, немедленно забыв всякие опасения, он участливо посоветовал: - Свидетелем, мадемуазель, может быть кто угодно, лишь бы человек был приличный, трезвый, грамотный, чтобы в книге свое имя поставить, и, конечно же, католик. - Мы здесь приезжие... - уныло признался Бутвиль. - Мои друзья все сплошь военные, и они не могут покинуть свой лагерь без позволения, а у мадемуазель никого нет - она сирота... На этот раз его объяснение произвело желательный эффект: кюре окончательно решил опекать милую парочку - тем более, если воспоследует доброхотное даяние... - Я тут повожусь немного, приготовлю все необходимое, - с улыбкой сказал он, - а вы, дитя мое, если выйдете через боковую дверь, то сразу увидите серый домик под красной крышей, я там живу. В домике найдете особу лет тридцати - это моя племянница, вдова, мадам Бутон. Объясните ей, что вам нужно. Она, я думаю, охотно согласится... да кстати и поможет вам привести себя в порядок. (Кюре счел, что это он тонко намекнул на то, что прическа у невесты совсем растрепалась.) А вы, молодой человек, - добавив строгости в тоне, обратился он к Бутвилю, - осуществите свое намерение поставить свечу доброму святому и помолитесь хорошенько - благоволение Божье вам, несомненно, понадобится!

Эмили-Франсуаза де К: Эмили робко улыбнулась священнику, в глубине души сама удивляясь столь несвойственной ей кротости, и снова перевела взгляд на жениха. - Я очень быстро вернусь! – заверила девушка Бутвиля. Всякий раз, когда она отходила от графа дальше пары десятков шагов, с ней непременно что-нибудь случалось, и потому она постаралась успокоить и себя и его. – Это же близко. Мадам Бутон оказалась кругленькой, чистенькой, улыбчивой и очень милой. Эмили, смущаясь, думала, что ей будет очень трудно рассказать чужому человеку об их надобности, но добрая женщина очень быстро ее разговорила. Вскоре мадемуазель де Кюинь сидела на крепком деревенском табурете, а ловкие руки почтенной матроны откалывали сетку с непокорных кудрей. - Ох уж и волосы у вас, ваша милость! – посмеивалась женщина. – Чистое золото, а непослушные, видать в хозяйку. Дома-то вам матушка их убирала? – и заохала, закачала головой, услышав, что барышня давно уж сирота. – А про свадьбу-то… про то, что потом будет, кто вам рассказал? – и увидев недоумевающий взгляд Эмили, всплеснула пухлыми ручками и уверенно распорядилась: - Вот что, моя милая! Вы ничего не бойтесь, а меня послушайте. Я вам все, что надо, расскажу, а они там подождут немного, ничего страшного…

Ги де Лавалле: Всё это время Лавалле неотрывно наблюдал за происходящим. По всей видимости, что-то у молодых людей не ладилось: граф выглядел озадаченным, а девушка - явно разочарованной и удручённой. Но вот она куда-то удалилась, отошёл в сторону и кюре, а граф де Люз, между тем, направился прямо к тому месту, где в тени колонны непонятно почему затаился Лавалле. Однако, увидев, что встреча уже неминуема, да и не испытывая особого желания избегать разговора, Лавалле обратился к графу ещё до того, как тот мог его заметить: - Доброе утро, граф! - Лавалле поклонился, спокойно и дружелюбно улыбнувшись подошедшему мужчине. - Рад видеть вас в добром здравии! - На мгновение Лавалле замялся и замолчал, но потом всё же снова заговорил чуть виноватым голосом: - Быть может, я ошибаюсь - в таком случае заранее прошу меня простить! - но, похоже, я всё же могу поздравить вас, не так ли? Ведь это прелестное создание - ваша невеста? И, простите мне мою бесцеремонность, но, как мне кажется, у вас возникли какие-то затруднения... Быть может, я смог бы вам чем-нибудь помочь?

Бутвиль: Хотя о свечах для святого Бутвиль заговорил только затем, чтобы ублажить священника, возникшее затруднение заставило его отнестись к этой идее всерьез. Бросив монетку в ящик для сбора пожертвований, он взял две свечи - одну за себя, другую за Эмили - и, направившись к статуе, мысленно воззвал к своему покровителю о помощи, как всегда в подобных обстоятельствах. Когда рядом вдруг раздался мужской голос, притом знакомый, граф от неожиданности вздрогнул, но не очень удивился - он же попросил, вот ему и ответили! Обернувшись, он увидел не менее знакомое лицо, широко улыбнулся, ответил на поклон: - Лавалле! Глазам своим не верю. Вы ли это? Какими судьбами? Он уже шагнул было навстречу другу семьи, но вдруг вспомнил разговор... да, совсем недавно они говорили... с Эмили или с Агнессой? Да, конечно, это была Агнесса... Итак, перед ним - скорее всего, предатель... Луи-Франсуа умолк, лихорадочно соображая, как себя повести дальше.

Ги де Лавалле: Разумеется, замешательство графа никоим образом не могло укрыться от глаз Лавалле, но тот предпочёл сделать вид, что вовсе даже ничего не заметил - а если и заметил, то списал всё на столь обыкновенное при данных обстоятельствах волнение. - Поверьте, граф, я не менее вашего удивлён столь неожиданной встречей, - невинно улыбнулся Лавалле. - Я имел честь выполнять поручение Его Светлости герцога де Монморанси - потому я и оказался здесь. Мне было приказано передать письмо герцогу Ангулемскому от вашего сиятельного кузена - что я и успешно исполнил. - Болтая самым беззаботным тоном, Лавалле, между тем, не переставал внимательно, но не слишком заметно приглядываться к графу. - Всё прошло столь гладко и легко, что я просто не мог не посетить столь кстати оказавшийся мне по пути храм, дабы возблагодарить Господа нашего за столь счастливое окончание дела... Но вы всё же не ответили на мой вопрос, граф, - с мягким укором заметил Лавалле, подойдя поближе. - Ведь вы здесь собрались венчаться, разве нет?

Бутвиль: Первым побуждением Бутвиля было потребовать объяснений и взяться за шпагу. Но шпаги при нем не было - нельзя же входить в храм с оружием! - и ведь ничего еще достоверно не выяснено... Подозревать человека, знакомого издавна, только по словам посторонней девушки, о которой не знаешь практически ничего... Одно дело - обдумывать полученные сведения за глаза, другое дело - глядеть в знакомое дружеское лицо и подозревать... Нет, граф де Люз не мог и не хотел спешить с обвинениями. - Вы даже не представляете, как вам повезло, что вы доехали сюда целым и невредимым! - сказал он с почти искренней улыбкой. - Есть за что благодарить господа! На дорогах неспокойно... Моя поездка по поручению дядюшки на днях закончилась ранением, а могло быть и хуже... (Граф хотел было упомянуть Монфлёри, но тут же сообразил, что это пока излишне.) Увидев вас, я подумал, не случилось ли чего дома у кузена... Погодите минутку, я выполню совет доброго кюре, и мы поговорим с вами на более веселые темы! Он наконец установил свечи в плошках, расставленных у подножия статуи святого, зажег их от уже горящих и вознес мысленную молитву небесному тёзке; попутно он продумал линию своего поведения, и спустя несколько минут уже совершенно спокойно обратился к Лавалле: - Чудеса случаются, друг мой! Я не успел еще совершить это скромное подношение святому, как он послал мне вас в самый сложный момент...

Ги де Лавалле: Как бы Лавалле не старался убедить самого себя и своего собеседника в том, что он совершенно не замечает некоторой настороженности в словах и поведении графа, долго обманывать самого себя он не мог. Бутвиль явно игнорировал его довольно невинные расспросы, а в улыбке его проскользнуло нечто едва заметное глазу, что заставило Лавалле усомниться в том, насколько искренна была радость графа от встречи с ним. И, несмотря на то, что Ги самым любезным образом улыбнулся в ответ и кивнул в знак согласия с тем, что он подождёт графа для продолжения разговора, стоило лишь Бутвилю отвернуться, как всякая приветливость мигом исчезла с лица Лавалле. Теперь он буквально сверлил спину графа настороженным и подозрительным взглядом, и больше всего в этот миг он напоминал загнанного и затравленного волка, чующего неминуемую гибель. Лавалле непроизвольно сжал свечу, которую всё ещё держал в руках, отчего та сразу же разломилась пополам. Пользуясь тем, что Бутвиль по-прежнему стоял спиной к нему, Лавалле незаметно спрятал свечу - и столь же незаметно спрятал все свои истинные чувства: когда граф обернулся, Лавалле смотрел на него пусть и без прежней приветливости, но совершенно спокойно и с вежливым любопытством. - Мне, право, очень жаль, что вы пострадали, граф, - размеренно проговорил Лавалле, пытаясь вложить в свои слова как можно больше сочувствия. - Неужели местные разбойники добрались и до вас? Вы правы, это счастье, что мне удалось остаться целым и невредимым, и выполнить поручение вашего кузена, который, слава Богу, находится в полном здравии, - продолжил Лавалле, скучающим взглядом обведя убогое убранство храма. - Так чем же я могу вам помочь, граф? Вы знаете, что я буду рад это сделать... Но, похоже, здесь есть какая-то тайна, раз вы не спешите ответить на мой вопрос, заданный лишь из невинного любопытства... А впрочем, я не стану настаивать, если вы считаете, что мне этого доверить нельзя... - Лавалле теперь всеми силами пытался изобразить безразличие ко всему происходящему, а сам, между тем, размышлял: что же может значить эта секретность и явная поспешность, с которой было обставлено венчание?

Бутвиль: - Это были не разбойники, - досадливо поморщился Луи-Франсуа. - Это были мародерствующие солдаты, а сию разновидность человеческого рода я недолюбливаю, мягко скажем. Но бог с ними со всеми, сейчас я не хочу портить свое и ваше настроение. Мне хорошо, и я хочу, чтобы хорошо было всем вокруг! Размеренный и вежливый тон Лавалле был хорошо знаком Бутвилю - похоже, он чем-то задет или обижен, но чем? И скука на его лице явно наигранная... Бутвиль попробовал поставить себя на место собеседника - по всему выходило, что старый знакомый просто сгорает от любопытства, но не хочет это выказывать. Ну что ж, любопытство - не грех, знать бы еще, какими чувствами оно подогревается! - Прошу вас, не удивляйтесь, что я веду себя несколько странно, - доверительно положив ладонь на плечо Лавалле, сказал он. - Если бы вы знали, сколько всего со мной случилось за последние дни... Я не собираюсь ничего скрывать от вас. Наоборот, я страшно рад, что могу наконец с кем-то поделиться! Он обернулся - священника все еще не было, никто другой в церковь не заглянул, - и указал на ближайшую скамью, откуда можно было видеть и дверь ризницы, и ту, за которой скрылась Эмили: - Давайте присядем, друг мой, и я посвящу вас в свою самую страшную тайну!

Ги де Лавалле: Лавалле рассеянно слушал Бутвиля, небрежно опершись о колонну и глядя куда-то поверх плеча графа. Что бы тот не говорил, Ги не мог не заметить, как изменилось его отношение к нему. Не то чтобы его это удивляло - в конце концов, они ведь довольно долго не виделись, а времени этого вполне было достаточно для того, чтобы охладить былое дружелюбие, которое прежде выказывал к нему граф. Когда-то давно, много лет назад, юный Лавалле с восторгом взирал на будущего графа де Люза, желал стать во всём похожим на своего кумира, а во всех своих мечтах видел его своим старшим братом... Мечты, мечты... Но разве мог он забыть, кем был на самом деле? Разве мог заглушить тот голос, что был внутри него и говорил ему постоянно: "Как можешь ты не помнить, кто ты такой? Сирота, взятый в графский дом из милости... И пусть даже к тебе относятся, как к другу, узнай они о твоих тайных мыслях и мечтах, тебе бы сразу напомнили о том, где твоё место..." При воспоминании об этом Лавалле почувствовал, как сжалось от давней глухой тоски сердце. И сразу захотелось просто развернуться и выбежать из церкви, выбежать, вскочить в седло и ехать, куда глаза глядят... Только бы подальше отсюда... Никакого любопытства он более уже не испытывал: что ему за дело, в конце концов, до того, собрался граф венчаться или нет? И какое право он имеет выпытывать у него какие-то секреты и тайны, от которых ему уже и без того тошно? Да и с чего бы вдруг граф станет искать поверенного для своих сердечных дел в лице человека, с которым его только и связывает, что бывшая когда-то полудетская дружба? От внезапного прикосновения графа Лавалле чуть вздрогнул и пристально посмотрел ему в лицо. Отстранённо выслушав его слова, Лавалле равнодушно пожал плечами и опустился на указанную ему скамью, сложил руки на коленях и внимательно уставился на них. - Что ж, Ваша Светлость, я готов выслушать всё, что вы считаете нужным мне рассказать, - со спокойной вежливостью проговорил Лавалле, проклиная себя за то, что подчинился какому-то глупому порыву и вошёл в церковь, хотя он мог бы запросто проехать мимо и избежать всех этих терзаний...

Бутвиль: Бутвиль заговорил не сразу. Необходимость вести хитрую игру с человеком, чье лицо и голос напоминали о лучших, беззаботных годах детства и юности, тяготила его. Лавалле явно изменился. Разве год-другой назад он повел бы себя столь отстраненно, чуть ли не равнодушно, при такой встрече? Пристально поглядев на старого друга, Луи-Франсуа грустно покачал головой: - Верно говорят, что от счастья люди глупеют и глохнут... Я только теперь вижу, что вам нехорошо, Ги. Возможно, вас постигла какая-то утрата, неудача, вам не до меня, а я пристаю со своими пустяками... А может... - он помедлил, но все-таки произнес: - может, вас тяготит общение со мной после того, что случилось недавно с моим старшим братом?

Ги де Лавалле: От этих слов Лавалле как-то сразу весь точно сжался и нервно стиснул одной рукой другую. «Господи, ну неужели обязательно было напоминать об этом?» - подумал он, пытаясь собраться с силами и спокойно ответить на вопрос графа. - Вы правы… отчасти… - Ги немного помолчал, а потом опять заговорил, на сей раз совсем тихо: - Я до сих пор не могу смириться с мыслью об этом… Не могу поверить, что его больше нет… Вы и сами знаете, как много он для меня значил, а потому без труда поймёте, сколь невосполнима для меня эта утрата… Но вы также знаете, насколько я благодарен всей вашей семье. Я обязан вам всем, и я никогда не забуду, как вы были ко мне добры… - Чувствуя, как от подступившей снова тоски сжимается горло, Лавалле снова замолк и глубоко вдохнул спёртый и душный воздух, которого отчего-то вдруг сделалось так мало. – И я прошу простить мне моё поведение, граф… Я и в самом деле очень рад вас видеть, и тем более рад слышать, что вы, наконец, счастливы, но и повёл себя несдержанно, начав донимать вас своими расспросами, в то время как вы, возможно, вовсе не собирались делиться со мной своими переживаниями, как это бывало раньше… Я знаю, что я пытался вмешаться не в своё дело и потому прошу у вас за это прощения… - Лавалле наконец нашёл в себе силы взглянуть на графа. В глазах его застыли тоска и печаль, и он тихо проговорил: - Если хотите, я могу уйти прямо сейчас, чтобы не мешать вам…

Бутвиль: - И думать не смейте! - горячо возразил Луи-Франсуа. Обаяние старой дружбы все сильнее одолевало его, он просто не желал ничего дурного думать о Лавалле! - Прямо сейчас вы не только не помешаете, но крепко выручите меня. Чтобы вам лучше было понятно, насколько кстати вы появились, я должен сказать, что каких-нибудь два месяца назад жизнь казалась мне конченой, будущее - беспросветным, еще немного - и я впал бы в смертный грех отчаяния, но тут господь - или судьба - в любом случае какая-то высшая сила - послали мне совершенно неожиданную встречу, благодаря которой я могу теперь с улыбкой смотреть в будущее, хотя в положении моем весёлого по-прежнему мало... Я встретил девушку, без которой прожить не могу - и сегодня привел ее сюда, чтобы обвенчаться с нею. Позволения на брак мне испрашивать не у кого, я все решил сам и наскоро. Я предвижу, что старшее поколение родственников будет недовольно моей скоропалительной женитьбой. Но прежде чем я оповещу их, прежде, чем выдержу их атаку, нужно, чтобы наш брак был безупречно законным. А для этого требуются свидетели... И не успел я огорчиться, что мне звать некого, как появились вы!

Ги де Лавалле: Лавалле молча слушал Бутвиля, не отводя глаз от его лица. Каким же счастливым он казался! Как сияли его глаза! С какой страстью он говорил о своей избраннице! В какой-то момент в глубине души Лавалле ощутил едва заметный укол зависти и некой странной ревности… Но какое право он имел на подобные чувства? Граф благороден, честен, умен, молод и красив – кто, как не он заслуживает подобного счастья? И разве мог Лавалле хоть в чём-то сравниться с ним? Но несмотря на эти мысли, за то время, что граф говорил, Лавалле смог уже совершенно успокоиться и, отвечая своему собеседнику, даже нашёл в себе силы, чтобы улыбнуться: - Я от всего сердца поздравляю вас, граф! Я хорошо представляю себе, что довелось вам пережить, и смею надеяться, что Всевышний вознаградит вас сполна, послав вам то светлое чувство, которое сделает вас счастливым. Вы заслуживаете этого, как никто другой. – Едва заметно вздохнув, Лавалле снова прямо взглянул графу в лицо. – А что до вашей избранницы, то я уверен, что это достойнейшая девушка, потому как только такая девушка имеет право стать вашей женой. И я столь же уверен в том, что ваши родственники, увидев, как счастливы вы стали, обретя в лице своей жены верную спутницу жизни, поймут и примут ваш выбор и благословят вас и вашу супругу. Что до меня – то вы, как и всегда, можете располагать мною. Я буду рад оказать вам любую помощь, которая только может вам понадобиться…

Бутвиль: - Благодарю за добрые пожелания, - со вздохом ответил Бутвиль. - Я уверен. что кузен Анри и его жена, знакомые с нежными чувствами, отлично примут мою Эмили. Но остальные... сильно сомневаюсь ("Особенно тётушка Ангулем, - добавил он мысленно, - если учесть пропажу денег из ящичка для милостыни и побег из дому.") У нее нет ни приданого, ни положения в обществе. Есть зато многое другое, драгоценное для меня. Знаете, бывают решения, кажущиеся рискованными и почти безумными, но оставляющие твердую уверенности, что именно так и следовало поступить. Но еще многое мне предстоит решить и обдумать - в частности, как и где устроить жену после свадьбы. Возможно, в разговоре с вами я смогу что-то сообразить. Надеюсь, вы можете немного задержаться в Этре? Мы бы тогда пообедали вместе... Сейчас от вас потребуется только присутствовать при обряде и поставить свою подпись в книге здешнего доброго кюре. С этими словами он в который раз оглянулся на дверь, откуда вот-вот должна была появиться Эмили. Прошло всего несколько минут, а он уже начинал беспокоиться, прикидывая в уме, сколько времени может занять поправка прически, и не вздумает ли неведомая мадам Бутон, например, заново подшивать платье невесты?

Ги де Лавалле: - Счастливыми нас делает понимание со стороны тех, кто нам дорог, а не деньги и не положение в обществе, - тихо и задумчиво проговорил Лавалле. Но спохватившись, что он произнёс вслух то, о чём он только лишь подумал, Ги снова открыто улыбнулся графу. - Но вам не стоит омрачать этот прекрасный день тревожными мыслями о будущем! Будущее всё равно настанет, хотим мы этого или нет. Но в нашей власти наслаждаться столь редкими моментами счастья, что выпадают на нашу долю! Настоящее - вот что имеет подлинную ценность... Сегодня вы счастливы - так будьте счастливы и не думайте о том, что может случиться потом! Лавалле заметил тревожный взгляд, брошенный графом в сторону двери, и решился попытаться отвлечь его от беспокойных мыслей: - Я, конечно, задержусь в Этре, если вы этого хотите, и, как я уже и говорил, окажу вам любую помощь, которая будет мне по силам... - Не зная, о чём ещё говорить и желая сделать графу приятное, Лавалле, поразмыслив, снова обратился к нему: - Но пока мы ожидаем вашу невесту, вы, может быть, окажете мне честь рассказать о ней что-нибудь? Только не подумайте, будто я снова лезу не в своё дело... Вы можете, конечно, ничего мне отвечать... И простите, если моё любопытство вам неприятно... - Подумав, что он снова сделал глупость, начав приставать к графу с расспросами, Лавалле смущённо отвёл глаза и снова принялся тоскливо теребить перчатки...

Бутвиль: Бутвиль мог ожидать такого вопроса, но когда Лавалле действительно задал его, не удержался и позволил себе тихонько рассмеяться. Спохватившись, что в церкви так вести себя негоже, он все-таки сумел сделать серьезное лицо, и улыбка осталась только во взгляде. - Не подумайте, Ги, что я смеюсь над вашими словами! Но если бы вы знали, какая забавная история могла бы получиться, вздумай я рассказать вам все с подробностями... Мы познакомились в Париже в первый же день моего возвращения, совершенно случайно, затем, с помощью Эмили, - и тоже совершенно случайно - я добыл важные сведения, благодаря которым его величество Людовик простил мне то, что я вернулся в столицу без позволения, и разрешил присоединиться к армии. Эмили я оставил под присмотром кузины Конде и тётушки, но она не смогла вытерпеть разлуку со мной и без спросу явилась сюда! Это самое удивительное существо на свете... - Луи-Франсуа попытался подобрать подходящие слова, но не смог и только головой покачал: - Нужно быть поэтом, друг мой, чтобы описать всё своеобразие ее души и характера. Она могла бы стать истинной героиней в книжной стране Нежности. Но в этом мире у нее не осталось ни одного родственника, который мог бы позаботиться о ней. Мать умерла, дядя, являвшийся ей опекуном, тоже. Притом дядя был англичанином, и если она вернется на этот остров, ей там не достанется ни имущества, ни дома, ни денег. Она родилась во Франции, выросла в Англии, а теперь на родине оказалась одна между небом и землей. У нее только и есть, что имя и воспоминание об отце. Шестнадцать лет, английское эксцентрическое воспитание, французская отвага... Поначалу я лишь посочувствовал, а потом... - он развел руками, вздохнул и улыбнулся, давая понять, что любовь была неизбежным следствием всего рассказанного.

Ги де Лавалле: - Очень романтично, - улыбнулся Лавалле, дослушав до конца трогательную историю графа и его избранницы. - Я уверен, что ваша невеста - девушка и в самом деле необыкновенная, и искренне надеюсь на то, что вы сможете составить счастье друг друга... Однако невеста всё не возвращалась, а Лавалле чувствовал себя всё более неуютно. Ему не хотелось больше приставать к графу с расспросами, которые тот мог счесть бестактными, но ещё меньше ему хотелось отвечать на возможные расспросы самого графа. - Я прошу прощения, граф, - нашёлся, наконец, Ги, - но я покину вас ненадолго: мне всё же хотелось бы совершить то, что привело меня под сень Божьего храма. Пока ваша невеста готовится, я, с вашего позволения, поставлю свечку и помолюсь о вашей будущей счастливой жизни. А вы позовите меня, когда придёт время! Ещё раз прошу меня простить! Церемонно раскланявшись, Ги проскользнул обратно к ящику, а потом направлися в придел, держа в руках свечу и тщетно пытаясь унять какое-то непонятное беспокойство. Причина его отчасти была в том, что, какие бы искренние и глубокие чувства он не испытывал по отношению к графу, ему всё-таки тяжело было смотреть на чужое счастье и понимать, что сам он вряд ли когда-нибудь окажется на его месте. Впрочем, была ещё и другая причина: в последнее время Лавалле неотвязно мучили предчувствия... дурные предчувствия... Что-то постоянно заставляло его думать о том, что тучи уже сгустились над его головой... что конец его уже близок... Пытаясь хотя бы в молитве найти успокоение и убежать от мучительных опасений, Лавалле полностью и безраздельно отдался ей, не замечая более ничего вокруг себя...

Эмили-Франсуаза де К: После наставлений доброй мадам Бутон Эмили почувствовала себя не столько более просвещенной, сколько озадаченной. К счастью, главной мыслью краткого руководства по тому, что должны знать и что должны делать невесты, было то, что оная невеста должна довериться и беспрекословно слушаться мужа. А именно так мадемуазель де Кюинь и сама решила поступать, по крайней мере, в ближайшем будущем. Локоны ее тем временем были тщательно приглажены, аккуратно заправлены в сетку и прикрыты вуалью, а почтенная вдова была готова ее сопровождать. Едва войдя в церковь, Эмили тотчас устремилась к Бутвилю – может быть, слишком быстрым шагом, но она этого не заметила. - Вот мадам Бутон, ваше сиятельство, - представила девушка спешащую за ней даму. – Она согласилась нам помочь.

Бутвиль: Бутвиль взглянул на племянницу кюре намного более благосклонно, чем, бывало, глядел на блестящих придворных красавиц. Мадам Бутон, несмотря на забавную фамилию, была еще довольно свежа и привлекательна, однако даже будь она кривой на один глаз или горбатой, Луи-Франсуа этого сейчас не заметил бы. - Сударыня! - воскликнул он, прижав руки к сердцу. - Вы нас спасаете! Отныне я ваш должник, и если только буду жив, обязательно сделаю что-нибудь хорошее для вас и ваших детей! Вы только подумайте, - обратился он теперь к Эмили, - сколь велико милосердие божье: каких-нибудь полчаса назад мы были одиноки здесь, а теперь у нас есть все, что нужно! И как вам к лицу эта новая прическа! Это тоже творение госпожи Бутон? (Он не мог с уверенностью утверждать, что прическа совсем новая, однако выглядела Эмили просто очаровательно, и надо же было чем-то польстить добровольной свидетельнице!) - Представьте себе, - добавил он, взяв Эмили за руку и поцеловав кончики ее пальцев, - пока вы отсутствовали, я, не сходя с места, нашел свидетеля прямо здесь! И какого! Это мой старый знакомый, сейчас он подойдет, и я познакомлю вас!

Ги де Лавалле: И всё же звук оживлённо переговаривавшихся голосов отвлёк Лавалле от молитвы. Обернувшись в нетором раздражении, он увидел, что невеста уже вернулась, а вместе с ней и ещё какая-то дама, которой, по всей видимости, предстояло исполнить роль второго свидетелея. Уловив какой-то едва заметный жест графа, обращённый в его сторону, Лавалле без особой охоты, но с самым любезным видом направился к тому небольшому обществу, что собралось посреди церкви. - Добрый день, сударыни! - вежливо улыбнувшись, проговорил Лавалле, поклонившись обеим дамам. - Примите мои самые искренние поздравления! - Эти слова он уже обратил к миловидной девушке, которой в самом скором времени и предстояло стать виновницей торжества.

Эмили-Франсуаза де К: Почтительно приседая, мадам Бутон зарделась от удовольствия. Молодой дворянин-то, пожалуй, настоящий граф, да любезный какой... - Рада услужить, ваше сиятельство. - Госпожа Бутон мне очень помогла, - весело отозвалась Эмили, радуясь воодушевлению графа и довольная комплиментом. – И вы встретили старого знакомого?! Она повернулась навстречу подходящему к ним молодому дворянину, вежливо присела, так и не отняв руки у жениха. - Благодарю вас, сударь! Воистину, Господь внял нашим молитвам, послав вас, - девушка подарила Лавалле счастливую улыбку и снова обратила сияющее нежностью личико к Бутвилю. Сейчас, когда он был так радостен и оживлен, ее собственные страхи тоже отступили.

Бутвиль: На звук голосов появился и кюре, уже облаченный в свое самое парадное одеяние (старенькое, но чистое). Он также успел и хлебнуть немного винца, для храбрости. В том, что мадам Бутон не только помогла невесте, но и принарядилась сама, он углядел признание правильности своих действий, а потому пребывал теперь в благодушном, можно сказать, радужном настроении. - Ну что же, дети мои, приступим? - улыбаясь, вопросил он. Потом, окинув более внимательным взглядом двух прекрасных молодых людей и прелестную юную девицу, он вдруг догадался спросить: - Надеюсь, вы знакомы с церемонией? - Не очень, - смущенно признался Бутвиль. - Я бывал несколько раз на венчаниях моих родных, но... право, толком ничего не запомнил! (Разумеется, он не стал уточнять, что, будучи подростком, глазел в церкви преимущественно на хорошеньких девушек.)

Ги де Лавалле: Лавалле только тихонько усмехнулся: это же надо, придти венчаться, не только не озаботившись наличием свидетелей, но и не зная, в чём состоит само таинство! Ладно невеста - не бледнеет, не краснеет, в обморок падать тоже вроде бы не собирается - и то хорошо, и то не часто увидишь... Но жених... "Вот это уже, право, забавно," - подумал Лавалле, на всякий случай отвернувшись и в задумчивости уставившись на обколупанную колонну, дабы ничем не выдать своей весёлости. Однако, долго хранить молчание он не смог и, не удержавшись, как можно более вежливо заметил: - Я уверен, что с таким кюре, как вы, всё пройдёт именно так, как и должно. Под вашим руководством мы справимся со своими обязанностями самым что ни на есть подобающим образом. - Лавалле слегка поклонился кюре. - Уверен, что вам не раз доводилось наблюдать, как от волнения молодые люди забывали церемонию венчания, даже если и были с ней знакомы. Но я столь же уверен, что вы с честью выходили из подобных ситуаций! - Лавалле обворожительно улыбнулся и скромно замолчал, сочтя свою миссию выполненной...

Эмили-Франсуаза де К: Эмили была благодарна незнакомцу за его любезные слова, потому что иначе ей пришлось бы признаться, что предстоящую церемонию она представляет себе очень смутно. На венчании ей до сих пор бывать не приходилось. А очень не хотелось, чтобы присутствующие подумали, что граф де Люз берет в жены какую-то дурочку. Надо было, кажется, встать на колени, и говорить определенные слова, и девушка надеялась, что ей подскажут, что делать… На всякий случай она подвинулась поближе к Бутвилю.

Бутвиль: Кюре впоследствии часто вспоминал это удивительное венчание в беседах с любимой племянницей - возможность поговорить о чем-то таинственном и интересном была сама по себе прекрасным подарком для него, помимо пяти золотых луидоров, щедро пожертвованных длинноволосым кавалером. Похитил он все-таки свою милую невесту или нет? Случайно или неслучайно появился так вовремя друг жениха? Был ли между ними предварительный сговор - или это совпадение следует считать даром божьим? В общем, тем было много, и разговоров хватило надолго, о чем ни граф де Люз, ни его юная жена, ни Ги де Лавалле не узнали, да и к чему им это было знать? Луи-Франсуа шёл под руку с Эмили, глядя только на неё, он был счастлив, и это состояние духа было столь ново и непривычно для него, что все прочие мысли и ощущения отступили на какое-то время. Дома вдоль улицы казались ему сплошь шедеврами архитектуры, люди - все подряд - симпатичными и добрыми, погода - превосходной. По дороге до "Герба Аквитании" ему то и дело хотелось зазвать всех встречных на свадебный пир, и остатков благоразумия едва хватило, чтобы удержаться от этого. Они вернулись в гостиницу в тот час, когда большинство посетителей расходится по своим делам, и в зале почти все столы были свободны; но хватило и набежавшей отовсюду прислуги, глазевшей на молодоженов с детским восторгом и недетским любопытством, чтобы Бутвиль как можно скорее провёл Эмили по лестнице в свою комнату, попутно движением пальца подозвал хозяина и произнес строгим голосом, не допускающим игривых комментариев: "Обед на троих. Ко мне в номер. Получше!" Ххозяин всё правильно понял, и через каких-нибудь полчаса на столе красовалась утка, фаршированная каштанами, два разных паштета, пышный белый хлеб, сыр, корзинка с яблоками и, конечно же, три бутылки вина, того самого, что недавно так понравилось господину Атосу. Плотно закрыв дверь, Луи-Франсуа объявил: - Мой прекрасный паж, сегодня не вы будете прислуживать мне, а мы с господином де Лавалле - вам! Ги, займитесь вином, а я возьмусь за эту птицу!

Ги де Лавалле: Лавалле охотно принялся за данное ему поручение, откупорив бутылку и разлив вино в три бокала. Счастливая весёлость новобрачных невольно передалась и ему, отчего все тревожащие его мысли отступили на время куда-то далеко. Его ещё смутно волновало то, что теперь ему известно имя невесты, которая, по всей видимости, каким-то образом имела отношение к барону де Кюиню, но спрашивать об этом ни у неё, ни у графа, Лавалле, конечно же, не собирался, а потому решил оставить и выяснение этого вопроса до встречи с самим бароном. Но вот другой вопрос, волновавший его, он всё же не смог не задать. Подавая бокал с вином юной невесте, Лавалле, дружелюбно улыбнувшись ей, проговорил: - Я не могу не согласиться с графом в том, что вы прекрасны - поспорить с этим мог бы лишь слепец или безумец. Но отчего, скажите на милость, он назвал вас своим пажом? И, Боже правый, неужели он мог заставить такое небесное создание, как вы, прислуживать себе?! Объясните же мне это, прошу вас!

Эмили-Франсуаза де К: Все это было волшебным сном… Свечи… слова… Взгляд графа, от которого она чувствовала себя такой счастливой, что хотелось плакать… Эмили смутно помнила, как все происходило и как закончилось, ее переполняла странная тревожная радость, голова кружилась, и девушка держалась за руку Бутвиля, как за соломинку, веря и не веря, что все это происходит с ней. А потом мадемуазель де Кюинь… Нет, уже графиня де Люз! – шла под руку с мужем, по улице, на глазах у прохожих, и купалась в нежности, которую, казалось, излучали его глаза, и будто парила над мостовой, не чуя под собой ног, лишь изредка отвлеченно подумывая, такая же она, как прежде, или все-таки изменилась. Как они вошли и поднялись в комнату, Эмили тоже как-то умудрилась пропустить, и немного пришла в себя, только очутившись за столом. - Вы же знаете, я всегда буду служить вам! – просто ответила она Бутвилю, и, наконец, обратила внимание на нового друга. Не избалованная комплиментами, девушка почти всерьез подумала, не поспорить ли насчет «небесного создания», которым, она, конечно же, не являлась, но окончательно смутилась и, краснея, пояснила со свойственной ей непосредственностью: - А я и есть паж его сиятельства. Если господин граф захочет, он расскажет эту историю, - новоявленная графиня лукаво улыбнулась Лавалле, даже не подозревая, что кокетничает.

Бутвиль: - Все очень просто, друг мой, - Бутвиль с улыбкой посмотрел на Лавалле, полюбовался переливами алого вина в бокале, немного помедлил, подбирая слова. - Когда я впервые увидел это замечательное существо, на нем был не слишком элегантный мужской костюм, и все окружающие были уверены, что это - юный паж одного гасконца, служащего в роте господина де Тревиля. Уверены настолько, что один дурно воспитанный мерзавец счел возможным ударить "мальчика" по голове бутылкой. Я оказался рядом - совершенно случайно, однако весьма кстати... Так все и началось. А когда Эмили отважилась найти меня здесь, ей ничего другого не оставалось, как на некоторое время вернуться к прежнему костюму! Произнеся эти несколько фраз, он почувствовал, что мог бы гордиться - более лаконично изложить столь невероятную и запутанную историю не могли бы, пожалуй, и древние спартанцы! И осталось только добавить всего несколько слов: - Дорогая Эмили, когда-нибудь, в более удобных условиях, мы обязательно сыграем свадьбу по-настоящему, а сейчас... сейчас давайте выпьем за удачу, чтобы она и впредь сопутствовала нашей любви!

Ги де Лавалле: История влюблённых была чрезвычайно мила и до ужаса романтична, но, услышав о том, как-то кто-то ударил так называемого "мальчика" по голове бутылкой, Лавалле даже вздрогнул и сам не заметил, как побледнел. Глядя на сидевшую рядом хрупкую девушку, он с трудом мог поверить, что ей пришлось такое пережить. - Мне давно известно о благородстве и храбрости графа, но для меня воистину новость, что в столь хрупком и нежном создании может таиться столько стойкости и мужества, - проговорил Лавалле, с искренним уважением глядя на молодую графиню. - Но теперь вы в надёжных руках, и я верю, что все испытания для вас остались в далёком прошлом. И я от всей души желаю вам обоим счастья, потому что, пройдя сквозь столько страданий и лишений вы заслужили его, как никто другой!

Эмили-Франсуаза де К: - Я буду пьяной, - предупредила Эмили, беря бокал, и рассмеялась. – А впрочем, я уже будто пьяная, – она пригубила вино и весело повернулась к Лавалле. – Не было никакой стойкости и мужества, честное слово! Я жуткая трусиха! На миг по личику девушки пробежала тень. Знал бы этот любезный шевалье, сколько ей пришлось увидеть всего-то за несколько прошедших дней. Все эти покойники… Да ну их! Она посмотрела на мужа, любуясь им. У нее теперь есть муж, вот ведь странно! Муж, который ее любит и будет заботиться о ней… И она любит его всем сердцем, потому что он лучше всех на свете…

Бутвиль: Бутвиль выпил свой бокал залпом, но вкус напитка почти не почувствовал. Ему было хорошо - и в самом деле, что еще может быть нужно человеку, если рядом с ним любимая женщина, добрый друг, а впереди - по меньшей мере пара дней безоблачного счастья? "Да-да, добрый друг, - подумал он,поглядев на Лавалле. - Ги не мог... не мог сделать ничего недостойного. Всё, что я слышал о нем - скорее всего, ошибка... Кто-то что-то спутал, а я уже и поверил..." Человек очень легко может убедить себя в том, что ему хочется. Сейчас Бутвилю хотелось любить, любоваться, любезничать - в общем, предаваться всем душевным удовольствиям, которые дарит бог Любви. Однако воспоминание о прежних подозрениях все-таки затуманило его нынешнюю радость, и он вспомнил, как много еще неясного таит их совместное будущее. - Милая моя, - сказал он, взяв Эмили за руку и целуя по очереди каждый из тонких пальчиков, - полное бесстрашие - это дар полных идиотов, не осознающих, в каком мире они живут! Самая большая тайна людей военных, часто рискующих жизнью, заключается в том, что все они боятся - больше или меньше, но все без исключения. Как может живое существо не бояться смерти, увечья, болезни? Это естественно! А мужество и стойкость заключаются именно в том, дитя мое, что мы преодолеваем этот естественный страх, чтобы исполнить свой долг. В этом отношении вас вполне можно сравнить с самыми бесстрашными из воинов! Но я очень не хотел бы подвергать вас и впредь таким испытаниям. Нам нужно решить, где вы поселитесь и как устроить вашу жизнь, пока я буду занят войной...

Ги де Лавалле: Лавалле с задумчивой и чуть снисходительной улыбкой наблюдал за графом и его юной супругой. Какими же безрассудно счастливыми они оба выглядели! Точно перестали для них существовать все беды и невзгоды этого мира, точно они не могли больше их коснуться... - Разве не вы сказали, граф, что ваш кузен с радостью бы принял вашу жену? Полагаю, что он мог бы взять её под свою опеку, пока вы будете лишены счастья лично заботиться о её благополучии во имя заботы о благополучии своей родины... - Лавалле поставил бокал на стол и с каким-то странным выражением взглянул на графа. - Кто лучше сможет сберечь ваше сокровище? Ведь в наше время так трудно кому-то доверить то, что тебя всего дороже... Порой трудно доверять даже близким людям, - вполголоса добавил Лавалле и натянуто улыбнулся. - Впрочем, к вашему кузену это, конечно, не относится. Он, как и вы, человек благородный, а потому не откажет в помощи... вам... - Лавалле, сделав особое ударение на последнем слове, кинул быстрый взгляд на графа, точно желал, чтобы он что-то понял, и одновременно опасался, что он о чём-то догадается, и отвернулся, изобразив на лице деланное равнодушие.

Эмили-Франсуаза де К: Эмили была глубоко убеждена, что место ее отныне рядом с мужем, а потому она рядом с ним и поселится, занят ли он войной или чем-нибудь другим. А если у графа другое мнение по этому поводу – что же тут поделаешь, придется ему потерпеть… Но сейчас она не собиралась с ним спорить, тем более, при его друге. Все знают, что сварливые жены – зло, зачем же господину де Лавалле знать, что граф де Люз нашел себе именно такую?.. Тем более, Эмили уже решила, что сегодня будет самой послушной на свете. Уж за сегодня- то она может поручиться… А потому девушка промолчала, с нежностью наблюдая, как губы мужа касаются ее пальцев, и чувствуя, как от этого нехитрого прикосновения сладко замирает сердце.

Бутвиль: Бутвиль слишком давно знал Ги де Лавалле, чтобы не заметить сложной игры выражений на его лице. Все-таки с другом детства что-то было не в порядке. Ги словно дразнил его - взглядом намекает, а словами ничего не говорит... И отчего это вдруг он с таким нажимом упомянул о взаимном доверии? Безоблачный горизонт свадебного настроения заволокло если не тучами, то неприятным серым туманом, и чтобы развеять его как можно скорее, Луи-Франсуа решил спросить напрямик: - К чему такие странные интонации, Ги? Не хотите ли вы сказать, что герцог Монморанси и его жена способны отказать в помощи женщине только потому, что у нее нет высокопоставленной родни?

Ги де Лавалле: - Так вы полагаете, что своими словами я хотел оскорбить вашу жену или вашего кузена? - холодно осведомился Лавалле, уже успевший наспустить на себя маску непроницаемости. - Но вам прекрасно известно моё прошлое, а потому не мне рассуждать о роли высокопоставленной родни. Я и само слово "родня" уже успел позабыть. И, разумеется, кто я такой, чтобы судить поступки герцога? Он волен поступать, как ему будет угодно. И я уже сказал, что он не откажет вам в помощи, равно как и вашей жене. А если вам и почудился какой-то намёк в моих словах, то могу вас заверить, что к вам и вашей супруге он не имеет ни малейшего отношения. - Лавалле уже с трудом удавалось скрывать раздражение: уж слишком он злился на самого себя за то, что столь неосторожно дал графу повод что-то заподозрить. - Однако, я вижу, что своим присутствием я омрачаю ваше счастливое настроение. Я сожалею об этом, потому как понимаю, насколько важен и знаменателен для вас этот день. Поэтому, полагаю, мне стоит оставить вас наедине, дабы вы могли насладиться обществом друг друга. - Лавалле поднялся из-за стола и церемонно поклонился графу. - Если вы позволите, я пойду...

Эмили-Франсуаза де К: Все-таки он был странный, этот господин де Лавалле… Даже если он давнишний друг Луи-Франсуа (в мыслях Эмили позволила себе называть мужа по имени), она не могла припомнить, чтобы кто-то разговаривал с Бутвилем в подобном тоне. Так явно демонстрировать свое раздражение… Не хватало только ссоры, ведь граф вполне мог вспылить… Правда, в ее присутствии он всегда вел себя благоразумно, куда благоразумнее ее самой, но все же… И графиня де Люз решила отвлечь внимание на себя: даже если муж (а все-таки странно было думать о Бутвиле, как о муже!) рассердится, с ней же он точно не станет драться! - Полно, сударь, зачем же вы встали? – ласково улыбнулась она Лавалле. - Вы даже не успели поесть. Сядьте, прошу вас. И небрежно продолжила, с мягкой улыбкой обращаясь к графу: - Право, мне не понять сути вашего спора. Вряд ли в ближайшем будущем мне понадобится помощь ваших славных родственников. Нет нужды брать меня под опеку – я никуда не собираюсь.

Бутвиль: Бутвиль глубоко вздохнул, огорченный тем, что блаженному легкомыслию так быстро пришел конец, мысленно просчитал до десяти, чтобы не сорваться, и сказал: - Моя дорогая жена... Вы, видимо, еще не совсем поняли, что за ваше благополучие и безопасность теперь перед богом и людьми отвечаю я. Находиться вблизи от очага военных действий вам не следовало и в качестве пажа, а уж тем более теперь. К тому же сюда вот-вот прибудут его величество король и господин кардинал (Луи-Франсуа решил умолчать о своей встрече с монархом, потому и высказался так неопределенно), а с ними - целая свора придворных сплетников, и я совершенно не готов оказаться предметом их внимания. Вам же общения с ними следует пока избегать еще более, чем вражеского обстрела. Вы должны уехать, милая Эмили... Понимаете? Должны! От волнения у него вдруг заболела голова. Только этого не хватало! Он потер виски, надеясь, что это поможет, потом взглянул на свой бокал, обнаружил, что он пуст, и с грустью посмотрел на Лавалле: - Вы всё-таки сильно чем-то расстроены и даже, кажется, раздражены, Ги. Будь это не вы, а посторонний человек, я бы сказал, что вы прямо нарываетесь на ссору. Но в чем причина? Ни сегодня, ни в прошлом я, кажется, ничем не оскорбил и не унизил вас. И я как раз хотел просить вас о серьезной помощи...

Ги де Лавалле: С трудом подавив страстное желание не медля ни минуты развернуться и уйти отсюда, оставив новобрачных наедине, дабы не мешать им выяснять отношения друг с другом, Лавалле медленно опустился обратно и с холодной сдержанностью проговорил: - Я прошу простить меня, граф, за мою несдержанность. Я вовсе не хочу ссориться с вами, и никогда того не желал. Однако причина этой несдержанности не имеет к вам ни малейшего отношения. Я понимаю, что моё поведение заставило вас думать иначе, но это не так. Вы знаете, что я всегда относился к вам с уважением, и это остаётся так и поныне. Я сожалею, что не смог совладать с чувствами, проявление которых вам неприятно, и тем самым, как я вижу, омрачил ваше счастливое настроение. Поэтому я и сейчас ещё готов уйти, чтобы вас более не беспокоить. Но если вам угодно, чтобы я остался - извольте, ваше слово для меня - закон. Я уже сказал вам нынче утром, что готов оказать вам любую помощь. - Сложив руки на коленях, Лавалле устремил на графа выжидательный взгляд.

Эмили-Франсуаза де К: Эмили прикусила нижнюю губу и глянула на Бутвиля исподлобья, мысленно тяжело вздохнув. Хоть и ждала она выговора, а все равно тошно. Огорчать графа девушке не хотелось. Вот ведь рассердился, и виски трет… Она не будет спорить. Не сегодня… Хотя, конечно, у нее есть свое мнение по поводу того, что она действительно должна… Может быть, Эмили и сказала бы что-нибудь, да только вспомнила слова капитана де Кавуа, сказанные ей когда-то в Париже. Она могла повредить репутации Бутвиля! Этого новая графиня не хотела ни за что на свете. Довольно и тех неприятностей, что уже из-за нее были… Эмили кротко потупилась. По крайней мере, мужчины, кажется, не поссорятся….

Бутвиль: - Ну вот и хорошо, - улыбнулся Бутвиль, оценив героическую сдержанность Эмили и самообладание Лавалле. - Теперь давайте немного поедим, а я пока изложу свой план. Подавая пример сотрапезникам, он разрезал аппетитный паштет, стоявший посредине стола, положил кусок на тарелку Эмили, потом себе, и жестом предложил Лавалле присоединяться. - Итак, мне пришла в голову вот какая мысль, - сказал он, распробовав тающую во рту корочку и сочную начинку. - Вы ведь должны возвратиться в Лангедок, не так ли, Ги? И я хотел попросить вас сопроводить мою супругу (ах, как странно звучали эти слова в присутствии Эмили!) ко двору кузена Анри. Она - опытная путешественница и не так требовательна к удобствам в дороге, как другие дамы... Луи-Франсуа остановился на полуслове, поскольку сию минуту придумал кое-что получше. Но сперва нужно было дождаться ответа от Ги.

Ги де Лавалле: "Ко двору кузена Анри"... При этих словах лицо Лавалле сделалось совсем уж каменным, благо ему пришлось приложить невероятные усилия для того, чтобы граф не догадался о том, с какими именно чувствами Лавалле будет возвращаться в Лангедок. Больше всего на свете ему хотелось больше никогда не видеть ни сам Лангедок, ни славного герцога. Ах, нет - ещё сильнее было желание вернуться и сказать одному человеку всё, что он о нём думает... Да только вот вряд ли этому желанию суждено когда-нибудь сбыться... "Должен возвратиться"... О, да, он должен возвратиться! Потому что то, что люди гордо именуют "долгом", велит ставить службу господину превыше всяких человеческих чувств. Вот и сам граф... Пресловутый "долг" велит ему нести службу королю и ради этого оставить свою жену. И, пока он будет героически защищать своего повелителя, она будет где-то там, на другом конце страны, совсем одна... И одному Богу известно, увидит ли она когда-нибудь снова своего мужа... Едва слышно вздохнув, Лавалле с сочувствием посмотрел на молодую графиню. Господи, ведь она совсем ещё ребёнок! А сколько ей уже довелось пережить! И сколько ещё придётся... - Что ж, граф, если вы и в самом деле готовы доверить мне честь сопровождать вашу супругу в Лангедок, то я, разумеется, готов это сделать. Если, конечно, она сама не станет против этого возражать. - Повернувшись к девушке, Лавалле дружелюбно улыбнулся ей. - Ведь графиня совсем меня не знает...

Эмили-Франсуаза де К: В одно мгновение от пресловутой героической сдержанности графини де Люз не осталось и следа, и улыбка Лавалле пропала втуне. - А вам не жаль подвергать господина де Лавалле такому испытанию, ваше сиятельство? – язвительно проговорила Эмили, едва не прожигая мужа возмущенным взглядом и только стараясь, чтобы он не заметил, как задрожали от обиды ее губы. Да разве она могла предположить, что, едва женившись, граф тотчас вознамерится от нее избавиться, да еще поручит неизвестно кому! Благоразумие и кротость были забыты напрочь. - Вряд ли вашему другу захочется гоняться за мной по окрестностям. И, чтобы не было недомолвок, скажу вам сразу: я поклялась сегодня быть всегда рядом с вами, а значит, и буду, уж не обессудьте. А двор вашего кузена обойдется без меня

Бутвиль: - Гоняться за вами по окрестностям? - иронически приподняв бровь, переспросил Бутвиль. Ему вдруг вспомнилось, как Эмили когда-то пряталась во дворе аббатства святой Женевьевы и что из этого вышло, и он не смог удержаться от смеха. - О, сударыня, вы неподражаемы! Настолько буквально воспринять слова брачного обета еще, кажется, никому не удавалось! Понимая, что смех может только пуще разобидеть спутницу его жизни, он постарался поскорее придать себе серьезный вид и произнес, покачивая головой: - Эмили, милая, гоняться за вами - это такое замечательное занятие, что я не уступлю его никому другому! Признаю, что мое предложение было не слишком обдуманным - вы сами тому виной, ведь это вы вскружили мне голову... - Луи-Франсуа примирительно погладил жену по плечу, очень надеясь, что Эмили поймет его правильно и не сочтет себя виноватой на самом деле. - Но благодаря этому замечательному паштету мысли мои прояснились, и я предлагаю вам что-то другое. Мы поедем втроем!

Ги де Лавалле: Если Лавалле и не испытывал желания провалиться сквозь землю, то уж оказаться как можно дальше отсюда ему совершенно точно хотелось, благо чувствовал он себя здесь лишним. Выяснение отношений между новобрачными явно не было предназначено для чужих глаз, а ему невольно пришлось стать свидетелем его, и от этого он чувствовал себя так, словно и вовсе тайком подглядывал за ними. Неожиданная стоптивость молодой графини его удивила, отчасти позабавила, а вот предложение графа особой радости отчего-то не вызвало. Возможно, причиной тому было ясное осознание того, что всю дорогу он будет точно так же чувствовать себя третьим лишним, постоянно нарушающим чужую идиллию. - Я, конечно, буду весьма рад сопровождать вас, граф, - без особого воодушевления проговорил Лавалле. - Да только есть ли в том необходимость? Разумеется, нам с вами по пути, но вам с женой теперь, должно быть, хочется побыть вдвоём, а я только стану вам мешать. Да и графиня, как я вижу, не в большом восторге от перспективы совместной поездки со мной...

Эмили-Франсуаза де К: - Что вы, не обижайтесь! – графиня (не сразу сообразившая, что «графиня» – это она и есть) тотчас повернулась к Лавалле, одаривая его обезоруживающей улыбкой. Слова Бутвиля как-то сразу ее успокоили, втроем – это ведь совсем другое дело! К тому же, отчего-то было необычайно приятно услышать, что она может вскружить ему голову. Интересно только, чем?.. – Я ничего не имею против вас, просто мне не хочется расставаться с его сиятельством. - А что, слова обета надо понимать как-то по-другому? – лукаво осведомилась Эмили у мужа. – Вы же знаете, я глупенькая… Однако, если этот паштет проясняет мысли… - она отрезала кусочек и отправила в рот. – Одно могу сказать – он очень вкусный.

Бутвиль: - Супружеский обет не предполагает... хммм... как бы это вам получше сказать, - Бутвиль постарался напустить на себя важный учительский вид, - не предполагает, что жена кузнеца будет проводить все свои дни в кузнице, а жена министра - в его кабинете. И уж тем более жена солдата не может постоянно находиться в траншеях рядом с мужем - и даже не потому, что это опасно, а... существует такая штука, как воинский устав, и потом, понимаете ли, у жен обычно есть свои дела и обязанности... - он махнул рукой и потянулся за новой порцией паштета. - Нет, сегодня я решительно не в состоянии рассуждать на отвлеченные темы! Давайте лучше поговорим о насущном. Итак, я предлагаю ехать всем вместе потому, что дороги отсюда до Лангедока не слишком спокойны, а взять с собой взвод солдат или нанять надежных слуг я не могу. Разумеется, вам, Эмили, снова, к сожалению, придется надеть мужской костюм, но не в качестве пажа, - кем вас теперь называть, мы еще продумаем попозже. Трое - это уже отряд, и вероятность благополучно добраться до цели намного выше!

Ги де Лавалле: "Чудесно! Отряд, один из членов которого - молоденькая девушка, которая, к тому же, будет переодета в юношу, так что и в случае драки противник с неё спросит, как с мужчины... А впрочем, граф ведь её муж, вот пусть и заботится о ней, как считает нужным," - подумал Лавалле, с сожалением признав, что, по всей видимости, отделаться от повинности изображаться из себя телохранителя ему не удастся. Сопровождать супругов он не имел ни малейшего желания... ну да кто его спрашивает? Господин приказал - слуга сделал... - Как вам будет угодно, ваше сиятельство, - безо всякого выражения проговорил Лавалле, проклянув в душе тот миг, когда его ни с того ни с сего понесло вдруг в церковь... "Стоило только проехать мимо, и я не был бы сейчас свидетелем чужого счастья, от которого только тошно делается, потому что знаешь, что тебе такое ни в коей мере не светит," - продолжал досадовать про себя Лавалле. - "А теперь ещё и придётся любоваться на них всю дорогу... Ещё и в себя придти не успеешь, а уже окажешься на месте... Да-да... у "кузена Анри"... Вам-то, граф, он кузен, а вот мне... А впрочем, будь оно всё проклято!" - Лавалле едва успел спохватиться и не произнести последних слов вслух. Вместо этого он лишь изобразил светскую улыбку и с вежливым ожиданием обратил взор к графу, ожидая, когда же тот, наконец, отпустит его хоть ненадолго... "Право, рядом с ним - такое очаровательное создание, являющееся, к тому же, теперь его законной женой, а он так увлечён разговорами, точно ему больше заняться нечем..." - недоумевал Лавалле, продолжая, как ни в чём не бывало, теребить перчатку и радоваться, что с аппетитом обедавшие супруги, по крайней мере, не слишком настойчиво заставляли его разделить их трапезу - ему и сначала-то кусок в горло не лез, а уж теперь... Отодвинув от себя свою по-прежнему чистую тарелку, Лавалле вежливо поинтересовался: - Так когда прикажете ехать, ваше сиятельство?

Эмили-Франсуаза де К: Эмили окончательно успокоилась и отдавала должное обеду – поутру она слишком волновалась, чтобы поесть, и теперь была голодна. Ей не придется расставаться с графом, и это самое главное. Никаких дел и обязанностей жены у нее пока не было, а то, что придется надеть мужской костюм, ее и вовсе не расстраивало – дело привычное. Вот только странный друг Бутвиля, казалось, совсем не был рад их обществу…

Бутвиль: Только сейчас, когда Эмили занялась едой, Луи-Франсуа заметил, что Лавалле никакого аппетита, судя по всему, не испытывает - он так ничего и не съел! Стесняется? Трудно поверить. В чем же дело? Все подмеченные особенности поведения старого приятеля должны были сложиться в определенную картину, но для этого нужно было думать, а этого графу не хотелось. Но уделить внимание столь настойчиво демонстрируемым признакам дурного настроения (или самочувствия) гостя было обязанностью хозяина - и потому Бутвиль сказал как можно более дружелюбно (что далось ему теперь с некоторым трудом): - Я не приказываю. а прошу, друг мой. Если ваши обстоятельства не препятствуют моему плану - буду очень рад, вот и все. Когда ехать? Мне нужно будет кое-что подготовить для дороги, но никаких особых сложностей тут не предвидится. Полагаю, завтра же около полудня мы можем пуститься в путь. Но вам наверняка так же необходимо уладить свои дела здесь. Судя по тому, что я вижу, Ги, вам не терпится куда-то убежать, верно? Что-то личное, догадываюсь! Не стану любопытствовать - могу только пожелать вам удачи, и завтра в 11 утра пожаловать сюда!

Ги де Лавалле: - Вы ошибаетесь, ваше сиятельство, - спокойно проговорил Лавалле, подавив немедленно охвативший его порыв сорваться с места. - У меня нет никаких личных дел - ни здесь, ни где-либо ещё, равно как и обстоятельств, которые помешали бы исполнить вашу... просьбу... - выдавил из себя Лавалле, хотя поначалу хотел было сказать "приказ"... Но стоило ли нарываться на ссору теперь, когда его уже почти отпустили... пусть хотя бы на время... - К тому же, вам прекрасно известно, что я служу вашей семье, а потому вы имеете полное право приказывать мне, как и ваш кузен... - Чтобы спокойно произнести эти слова, Лавалле потребовалась вся его выдержка - или, по крайней мере, то, что от неё осталось. - Если вам угодно, чтобы я сопровождал вас с вашей супругой - значит, так тому и быть. А сейчас, с вашего милостивого разрешения, я и в самом деле вас покину - единственно потому, что я понимаю, что сейчас вы с графиней желали бы остаться наедине, а я здесь совершенно лишний. Поднявшись, Лавалле церемонно поцеловал руку юной графини. - Ещё раз позвольте выразить вам свои искренние пожелания счастья! - Пожелание его и в самом деле было искренним, хотя и особой радости в голосе не послышалось. - Завтра в одиннадцать я буду здесь, как вы и велели, - обратился Лавалле к графу и, столь же церемонно поклонившись ему, неторопливо покинул комнату, стараясь всеми силами скрыть единственное своё желание - вскочить сию же минуту в седло и скакать, куда глаза глядят... Как можно дальше отсюда... и от проклятого Лангедока, возвращаться в который он не хотел ни за что на свете...

Эмили-Франсуаза де К: - Он какой-то странный… - проговорила Эмили, глядя вслед Лавалле. – Может, у него что-то случилось? Вы его давно знаете? – спросила она, подумав, что, может быть, этот человек всегда такой. Потому что они его, вроде, ничем не обидели… Теперь, когда за шевалье закрылась дверь, Эмили вдруг поняла, что они с графом остались наедине и… нервно глотнула вина из своего бокала. Конечно же, она была далека от мысли бояться чего бы то ни было в его присутствии, по-детски непреложно веря в то, что никогда Бутвиль не сделает ей ничего дурного, но… Туманные предостережения мадам Бутон, вспомнившиеся не менее туманные разъяснения няни… все это невольно заставляло девушку волноваться…

Бутвиль: Лавалле удалился не спеша и с достоинством, и все равно Луи-Франсуа, проводив его взглядом, подумал: "Сбежал..." И в самом деле, стало намного лучше, свободнее, когда Ги ушел. Теперь можно было бы подсесть поближе к Эмили и поучить ее целоваться, но вопрос был задан - нужно отвечать, чтобы ее не замучило любопытство. - Я-то знаю его давно... - задумчиво протянул Бутвиль, все-таки придвинувшись поближе к жене. - Но сейчас мне начинает казаться, что это было ненастоящее знание. То, что я помню с детских лет - веселый, бойкий мальчик, с которым мы устраивали немало восхитительных каверз... Сегодня утром я решил, что он сильно изменился из-за какого-то личного переживания. Но, быть может, я просто увидел наконец его истинное лицо - теперь, когда мы оба выросли и у него уже нет необходимости подстраиваться под вкусы сына своего благодетеля? - Он тряхнул головой, отгоняя неуместное намерение прямо рассказать о своих подозрениях. - Ах, милая моя Эмили, в жизни порой все бывает так запутано и скверно! Вот мы поедем на юг все вместе, и в пути все может проясниться. Тут я надеюсь на ваше чутье и наблюдательность. А пока нам следовало бы поблагодарить судьбу за то, что шевалье де Лавалле оказался рядом в нужную минуту - и благодаря ему я решился оставить военную кампанию и побыть с вами хоть немного.... Он внимательно посмотрел на Эмили, заметил ее волнение и понял, что если сию же минуту не обнимет ее и не поцелует, это будет просто бессовестно с его стороны. Бессовестным графу быть не хотелось, и потому свое намерение он исполнил со всем присущим ему искусством. С любой другой женщиной он бы немедленно развил достигнутый успех и перешел в более решительное наступление, но боязнь испугать, расстроить неопытную девушку заставила его отодвинуться спустя несколько минут: ради сиюминутной вспышки желания не стоило осложнять и портить многие приятнейшие часы, которые сулило им будущее.

Эмили-Франсуаза де К: Каждая девушка, мечтая, пытается вообразить, каким будет ее первый поцелуй, и Эмили де Кюинь не была исключением. Она тоже пыталась представить себе, на что это будет похоже, когда… когда случится. Потому что до сих пор, несмотря на ее солидные уже почти семнадцать лет, ничего подобного с ней не происходило ни разу! Увы, ни один кавалер покуда не обратил на нее внимания. Впрочем, при образе жизни Эмили-Франсуа это было неудивительно… На что же был похож ее первый поцелуй? Эмили ни за что на свете не смогла бы это определить, но всякие мысли о Лавалле мгновенно вылетели из ее головы. На свете был один лишь Бутвиль, на которого девушка восторженно взирала потемневшими от волнения глазами.

Бутвиль: Всё шло просто чудесно! Поцелуй был сладок, как будто Луи-Франсуа вновь превратился в юнца, которого приводит в восторг возможность коснуться губ милой девушки. Но как кавалер опытный он сразу почувствовал, что Эмили станет превосходной ученицей в науке любви, и эта мысль была не менее приятна, чем поцелуй. - Вот, милая жёнушка, это только начало и задаток! - весело объявил он. - Уверен, мы с вами отлично поладим... эээ.... в супружеских делах... чуть попозже. Сейчас давайте подумаем, что нам понадобится для дальнего путешествия, что есть, чего не хватает. Ведь мы пока никуда вдвоем не ездили!

Эмили-Франсуаза де К: «Задаток» Эмили понравился чрезвычайно, но говорить об этом она не стала, неуверенная в том, что подобные темы обсуждаются. Поладить же с мужем она очень хотела, а потому принялась деловито рассуждать: - Во-первых, нужна лошадь… Потому что вам будет неудобно, если я всю дорогу буду болтаться у вас за спиной. Смена одежды у вас есть, и белье ведь тоже? И оружие наверняка… А припасов много не надо, мы ведь по дороге поедем? И можете ехать быстро, на меня не обращайте внимания, я привыкла. – Эмили чуть печально улыбнулась. – Жена вам досталась выносливая и неприхотливая.

Бутвиль: - Это действительно неоценимые качества для спутницы такого скитальца, как я, - улыбнулся Бутвиль. - Лошадь мы вам найдем - почему бы, например, не взять ту, которую неизвестный постоялец бросил на конюшне, когда удрал через окно? Если хозяин гостиницы вздумает потребовать за нее денег, дадим ему несколько ливров. Но я вовсе не собираюсь ехать быстро, разве что придется спасаться от грозы... ("Или от разбойников", - мог бы добавить он, но промолчал.) Но в такое время года грозы случаются редко. А вот припасы в дорогу нам потребуются, потому что чем дальше на юг, тем придорожных трактиров меньше, да и приличной еды там не стоит ждать. Соответственно, первая ваша семейная забота - набрать непортящихся продуктов, хлеба и прочего, что сочтете нужным. - Тут Луи-Франсуа вспомнил, что и лошадь, и провизию, и постой в гостинице будет оплачивать не из собственных денег. - А я, пока вы будете этим заниматься, напишу письмо дядюшке, попрошу у него официальный отпуск, не уточняя причин, и извинюсь за то, что потратил часть его средств, предназначенных для другого. Потом оставлю немного нам в дорогу и подыщу надежного человека, чтобы доставил дядюшке письмо и остаток денег. Вот, собственно, и все сборы... Он мысленно проверил, не забыл ли еще чего-то важного, и вдруг рассмеялся: - Ох, Эмили, как плохо вы на меня влияете! Ведь я сейчас собираюсь точно таким же способом сбежать от господина герцога Ангулемского, как вы сбежали от его супруги! И примерно по той же причине!

Эмили-Франсуаза де К: - Вас ведь, слава Богу, никто не отправлял в монастырь! – хмыкнула Эмили. – Но вы правы, ваши родные будут от меня в ужасе! Все это было не слишком весело на самом деле. Совсем не весело… Но девушка постаралась об этом не думать, а сосредоточиться на «первой семейной заботе». Вот тут как раз ничего сложного не было, а привычные дела Эмили всегда успокаивали. «Наберу, конечно» - думала она. – «Надо будет еще раздобыть немного солонины и взять крупы. И достать небольшой котелок. Вдруг придется ночевать под открытым небом?» Паж Франсуа умел разжечь костер и даже приготовить немудреную похлебку. Давенпорт предпочитал плохонькие, но гостиницы, но несколько раз им приходилось ночевать в лесу. Эмили это нравилось, это было так непохоже на ее обычную жизнь. «И пару одеял прихватить», - продолжала рассуждать она про себя. - Я, наверное, пойду и сейчас это сделаю? – новобрачная с сомнением посмотрела на свою юбку. Сейчас появление ее на кухне произведет настоящий фурор среди тамошних обитателей… Расспрашивать, может, они и не посмеют, но пялиться будут!..

полная версия страницы