Форум » A la guerre comme à la guerre » Недогоревший секрет. 15 сентября, вечер. » Ответить
Недогоревший секрет. 15 сентября, вечер.
Агнесса: Одно из продолжений темы "Платье для Золушки". Участники - Агнесса, Атос, возможно, кто-нибудь еще.
Ответов - 51, стр:
1 2 3 All
Агнесса: Легкокрылый Морфей, так быстро сразивший мушкетера, над Агнессой одержал победу далеко не сразу. Осознание того, что подобные мгновения, скорее всего, никогда больше не повторятся, заставили девушку до последнего бороться со сном. Засыпать было жалко, и какое-то время Агнесса лежала с открытыми глазами, с затаенной нежностью прислушиваясь к ровному дыханию Атоса. Но усталость - давний союзник сна, и потому девушка сама не заметила, как провалилась в глухое забытье без сновидений. Разбудила ее многолетная привычка подниматься на рассвете - и тоненький, словно вязальная спица, лучик восходящего солнца, пробравшийся сквозь крохотное отверстие в пологе и бесцеремонно упершийся прямо ей в лицо. Агнесса еще в полусне прикрыла глаза ладонью; от этого движения укрывавший их с Атосом плащ съехал набок, Агнесса попыталась поймать ускользающий край - и проснулась. Рядом все так же ровно дышал во сне мушкетер; на плечах и шее у него отчетливо проступали следы поцелуев, от чего Агнессу бросило в жар. "Господи, смилуйся, неужели это сделала я?!" Память тут же услужливо сообщила, что все так и было, что, впрочем, оба старались как могли, и более того - инициатива все же исходила от Атоса. Разум наотрез отказался сожалеть и смущаться - разве что о том, что чудесная ночь подошла к концу... Охотнее всего Агнесса сейчас заснула бы снова, продлевая волшебство и предоставив мушкетеру решать за двоих, как быть дальше - друг с другом и со всем остальным... если бы не обещание, данное накануне пажу Франсуа. То есть мадемуазель де Кюинь. Мадемуазель Эмили ждет ее, чтобы переодеться к свадьбе... Ничего не поделаешь. Придется встать. Легко сказать - встать! Агнесса почти сразу поняла, что выполнить это будет не так-то просто. Атос все еще крепко обнимал девушку, и выбраться из-под его тяжелой руки, не потревожив сон мушкетера, казалось почти невозможным. А будить Атоса ей не хотелось - настолько спокойным и умиротворенным казалось его лицо... Ценой почти акробатического пируэта Агнессе удалось добиться того, чтобы рука мужчины спокойно легла на постель, но это было еще не все. Юбки девушки обнаружились тут же, на полу возле постели, поодаль валялась и косынка, а вот корсаж... Корсаж как оказался ночью на кровати, так там и оставался, крепко прижатый торсом спящего мушкетера. Привстав на локте и прикусив губу, Агнесса попыталась высвободить столь необходимый предмет своего гардероба, но, стоило ей легонько потянуть за край корсажа, как Атос пошевелился, и его ресницы затрепетали. Агнесса замерла, словно нашумевший воришка.
Атос: Тяготы походной жизни, давно лишившие графа де ла Фер остатков изнеженности, приучили его засыпать даже в самой что ни на есть спартанской обстановке, и корсаж Агнессы не стал для него помехой. Атосу превосходно спалось на всех этих лишних деталях одежды, пока одна из них не пришла в движение. Мушкетер открыл глаза, и новый день начался для него с очаровательно взъерошенного видения, что лежало рядом и пыталось что-то из-под него, Атоса, вытащить с весьма плутоватым видом. "Как лиса, - усмехнулся он про себя, поймав ее испуганный взгляд, - И куда это ты собралась украдкой?" Лисичка Агнесса. Он скользнул взглядом по обнаженной шее девушки, вспоминая некоторые моменты прошлой ночи и своего непосредственного в ней участия. Из груди мушкетера вырвался вздох. "Я... люблю тебя!" Увы, он это помнил... Эта проклятая любовь заставила несчастную девочку забыть об осторожности и прибежать ночью в лагерь, она же заставила ее позабыть о скромности и остаться в его объятьях, но какое такое окаянное чувство, какой дьявол заставил его, Атоса, эти объятья раскрыть?! "Вино и воздержание", - мрачно буркнул Атос в ответ на негодующие вопли собственной совести, но она этим утром разгулялась не на шутку и припомнила мушкетеру всё - и их вчерашний спор, и горячие доводы Агнессы, честной девушки, умеющей держать слово, и ее трогательное, отчаянное мужество... Совесть утверждала, что Агнесса Бомон, рыжеволосая лисичка, что лежит в его постели со следами его поцелуев на шее и смотрит на него сейчас с таким прелестным испугом, состоит из весомых достоинств, в то время как он, Атос, граф де ла Фер оказался пьяным скотом без чести, ума и совести, которому пора бы умерить возлияния и подумать о спасении души. А не о теплом бедре, которым Агнесса все еще к нему прижимается... "Самобичевание - вот чего не хватает вам, граф, - хмуро подумал Атос, не двигаясь с места, - Дюжина хороших ударов плетью по утрам весьма поспособствует укрощению плоти и укреплению духа. Надо будет спросить совета у Арамиса. Вот уж мастер - если не аскезы, то покаяния..." - Надеюсь, это утро доброе для вас, сударыня, - произнес Атос, поправив особенно дерзкий завиток волос на ее макушке, - И даже пробуждение в этом гнезде порока не смогло вам его испортить. "А Арамиса до сих пор нет, - еле слышно прошептал внутренний голос, - Скорее всего, утренняя служба шевалье д`Эрбле плавно перетекла в наслаждение духовной поэзией, и как водится, это надолго..."
Агнесса: Увидев, что Атос открыл глаза и внимательно на нее смотрит, Агнесса оставила попытки завладеть корсажем. Казалось бы, после всего, случившегося в минувшую ночь, смущаться, заливаться краской и испуганно поправлять сорочку на груди не только поздно, но и странно, но, тем не менее, именно это девушка и проделала. Толику смелости ей вернул жест мушкетера. - Наоборот, - она на секунду задержала руку Атоса и коснулась губами его ладони, но тут же смущенно выпустила, - не говорите так - это было самое чудесное пробуждение в моей жизни, сударь... Надеюсь, утро доброе и для вас тоже. Простите, я вас разбудила...
Атос: - А вы намеревались исчезнуть тайком? - Атос усмехнулся, - Однако... Вчера наотрез отказались бежать от своего кровожадного барона, а сегодня утром решили со всей прытью сбежать от меня. Хотя, быть может, вы и правы. К столь неожиданному выводу Атоса подвигло то единственное обстоятельство, что еще не остывшее от утреннего сна тело Агнессы все еще лежало в опасной, чарующей близости, но оказаться в долгу у своей беспощадной совести второй раз, да еще и сразу после первого, мушкетер все-таки не собирался. Поэтому он без лишних просьб приподнялся, вытаскивая из-под себя корсаж, протянул его девушке и, наконец, сел, обозревая поле ночной битвы. Вернее - добровольной и скорой сдачи без боя... Об этом красноречиво свидетельствовали лежащие на земле юбки, косынка, да и его собственный камзол и штаны. По всей видимости, Гримо не решился обнаружить свой утренний визит в палатку и деликатно удалился, сохранив общую картину в неизменности. "В назидание, - подумал Атос, вытаскивая из смятого вороха постельного белья еще и свое собственное и начиная одеваться, - Поучительно наблюдать следы минувшего сумасшествия утром и со стороны..."
Агнесса: Агнесса метнула на мушкетера быстрый взгляд из-под ресниц: и в словах, и в интонации прозвучало что-то такое... Внезапная мысль заставила девушку резко сесть на постели, обеими руками прижав к груди отвоеванный корсаж и даже не заметив, что плащ при этом окончательно слетел на пол, а подол сорочки не прикрывает даже колени. В самом деле, что должен подумать мужчина, если женщина после ночи любви норовит улизнуть, не сказав ни слова? И откуда ему было знать, какова настоящая причина? "Дуреха! - в отчаянии выругала она себя. - Верно говорят, от любви глупеют... Я же его обидела!" - Я не хотела от вас сбегать! - выпалила девушка, уже не думая, что ее искренность может быть неверно истолкована. - Вы снова мне не верите, сударь... Мне было жаль вас будить, правда, вы так хорошо спали... А потом... - Она запнулась и продолжала, краснея, но гордо подняв голову: - Я не хотела бы вам... навязываться. Вот и все. Вы можете меня прогнать, сударь, я и сама уйду, только я хочу, чтобы вы знали: если вы захотите... еще когда-нибудь... то я буду счастлива. Если нет... ну что ж, я сама это выбрала. И я об этом не жалею!
Атос: - Да одевайтесь же, черт возьми! Резкий жест - и в Агнессу полетели подобранные с пола юбки. Вид этой полуобнаженной красотки, сидящей на его походной кровати с корсажем, прижатым к груди, странным образом сочетал в себе невинность и чувственность и этим выводил Атоса из себя. Вожделение и чувство вины - отвратительное сочетание, тем более невыносимое, чем выше концентрация обоих ингредиентов. Какая пытка - противостоять двум демонам одновременно! Как мучительны порой желания, если одно из них состоит в том, чтобы посыпать голову пеплом и дать себе кнута, а второе - отобрать у девицы корсаж и вновь повалить ее на подушки! Из этой адской муки рождалось и несбыточное третье - чтобы Агнесса вовсе никогда в этой палатке не появлялась, не изводила, не мучила ни своей самоотверженной любовью, ни честью, ни гордостью, ни своими обнаженными коленями. Не глядя на девушку, Атос оделся со скоростью, наводящей на мысли о внезапной атаке врага. Взгляд мушкетера упал на вчерашнее письмо, до сих пор лежащее на столе, и эта опалённая записка, вызвавшая столько тревог прошлой ночью, утром стала отличным поводом сменить тему и вернуть, наконец, мысли в нужное русло. Атос вновь пробежал глазами по строчкам, воскрешая в памяти вчерашние размышления по поводу Сабль-д`Олон. Убийство вестника, исчезновение послания, смерть Фаволя - вот о чем следует думать, граф! Или вокруг нет иных бед и проблем, кроме влюбленной девицы в вашей постели? - Я не хотел вас обидеть, сударыня, и сожалею, если был с вами груб и несдержан, - произнес Атос, все еще изучая письмо, - Ваши слова и поступки делают вам честь, и я благодарен судьбе за то, что во всей этой сомнительной авантюре с бароном мне хотя бы придется иметь дело с такой умной и честной девушкой, как вы. Когда мушкетер вновь обернулся к Агнессе, перед ней снова предстал всем известный Атос - бесстрастный, сдержанный, хладнокровный, с ровным голосом и непроницаемым лицом. Его взгляд не опускался ниже подбородка Агнессы и не выражал ничего, кроме внимания и, быть может, затаённой печали где-то на дне зрачков, которую, впрочем, критичный ум легко сочтет игрой воображения...
Агнесса: Агнесса успела поймать брошенные юбки еще в полете таким же резким движением – иначе ком ткани шлепнул бы ее по лицу. На миг у девушки перехватило дыхание от незаслуженной обиды. Захотелось швырнуть чем-нибудь в ответ, крикнуть что-нибудь злое, выскочить из палатки и никогда сюда не возвращаться, не вспоминать…Возможно, она так и поступила бы, но ее отрезвила мысль о том, что в итоге она окажется посреди лагеря в одной рубашке. Более того, представшая внутреннему взору картина: как из палатки «рыцаря без страха и упрека» при всем честном народе выскакивает встрепанная полуголая девица и какими глазами на это представление будут смотреть однополчане «рыцаря» - ее внезапно развеселила. Обида куда-то пропала. Женщина поглупее, получив такую отповедь, оскорбилась бы смертельно, не доискиваясь причин, но Агнесса дурой все-таки не была и причины человеческих поступков привыкла искать – и находить. Вечером и ночью мушкетер тянулся к ней, она была ему нужна, его руки и губы не лгали; да и после пробуждения он все еще был другим… Так что же случилось, что заставило его так резко перемениться? Поведение Атоса (да простят читатели Агнессе такое сравнение!) напоминало поведение сильного, большого, но битого жизнью и до предела изголодавшегося пса, который вначале рычит и не подпускает к себе человека. Но голод и усталость пересиливают недоверие, пес принимает еду и ласку из человеческих рук и, согревшись, засыпает. А утром – утром все возвращается на круги своя, потому что недоверие к людям не вылечить одной-единственной доброй рукой. Особенно если к недоверию добавить гордость. Пес вновь скалит зубы, ощетинивает шерсть на загривке и с рыком пятится. В уме у Агнессы это сравнение промелькнуло в доли секунды, и единственной внятной мыслью было: что же это за жестокая рука, которая заставляет этого сильного, страстного и гордого человека так сторониться чужого тепла? Обида окончательно переплавилась в сострадание, приправленное, впрочем, изрядной долей ехидства: ох уж эти мужчины… Пока Атос, демонстративно отвернувшись, стремительно одевался и изучал письмо (Агнесса готова была поспорить, что тоже демонстративно), девушка успела частично привести себя в порядок и, когда он вновь повернулся, уже затягивала шнуровку корсажа. - Я тоже благодарна судьбе за то, что мне предстоит иметь дело с таким любезным, благородным и искренним кавалером, как вы, сударь, - старательно пряча улыбку, проговорила она. – Могу я попросить вас о еще одной, последней, любезности – не найдется ли у вас гребень?
Атос: Вместо ответа мушкетер слегка отодвинул полог шатра, и этого оказалось достаточно, чтобы в палатке тут же возник Гримо, всё такой же молчаливый и, судя по всему, нелюбопытный. Взгляд слуги задержался лишь на останках того, что еще вчера вечером было столом, накрытым к ужину, а сегодня представляло собой натюрморт из обломков, осколков и скатерти, обагренной вином. Присутствие в палатке Агнессы слуга проигнорировал вовсе. - Принеси этой девушке гребень и всё, что она попросит, - произнес Атос, не глядя на объект утренних терзаний, - Затем проследи, чтобы мадемуазель Бомон покинула лагерь без приключений. И пошевеливайся! Последнее было продиктовано вовсе не желанием поскорее избавиться от общества Агнессы, а всего лишь зверским голодом, который не только успел к завтраку, но даже, кажется, опередил его на пару часов. Гримо не нуждался в пояснениях: пока Агнесса расчесывала кудри, слуга принялся за уборку, да так ловко, что уже через несколько минут обстановка палатки была в общих чертах восстановлена. Атос времени тоже зря не терял: спрятав письмо на груди, он проверил мушкет и добавил к привычному вооружению заточенную дагу. Что ж, как говорит д`Артаньян, приключения продолжаются...
Агнесса: Если показное равнодушие мушкетера Агнессу и задело, то девушка никак этого не обнаружила - как Иаков богам, так и боги Иакову... На скорую руку расчесав спутанные пряди и не тратя лишнего времени на разыскивание затерявшихся шпилек, она привычным движением завязала волосы в узел на затылке. Косынка, плащ... Забытая у входа корзинка заняла свое место на сгибе локтя; Агнесса молча поставила на край стола так и не дождавшуюся своего часа бутылку и выпрямилась, накидывая капюшон. Если по виду Атоса уже нельзя было догадаться, как мушкетер провел ночь (предательски выглядывающий из-за воротника след поцелуя можно было при желании посчитать следом от шальной пули), то и Агнесса выглядела вполне благопристойно. Впечатление слегка портили лишь припухшие губы и подозрительно высоко повязанная косынка. - Я готова идти, сударь, спасибо. Если произойдет что-то неотложное, я найду способ вас известить. Прочие договоренности остаются в силе?
Атос: Внезапно Атосу показалось, что сейчас, в этот самый миг происходит ошибка. Словно в стройном ладу канона зазвенела вдруг фальшивая нота - негромкая, но достаточно заметная чуткому уху. Кто-то из присутствующих сильно фальшивил сейчас. И это уж точно был не Гримо. Вот кто всегда поступает как должно... Мушкетер едва заметно кивнул слуге, и смышленый малый тут же пропал за пологом, заодно унося с собой остатки бедлама, но оставляя смятение. Итак, будьте мужественны, граф, и признайте, что Агнесса Бомон хороша, как весенний рассвет. Будьте смелы и признайте, что боитесь вновь остаться с нею наедине. Будьте честны, наконец, и признайте, что лжете. Атос подошел к девушке и, помедлив, все же провел ладонью по ее бархатистой щеке, с трудом подбирая те несколько нужных и правильных слов, которые стоило сказать этим утром, безжалостно отметая те, что о любви, отвергая неуместные признания и ненужные извинения, ничего не желая ей объяснять, ничего не обещая и ни о чем не жалея... - Берегите себя, Агнесса. Видит Бог, я не всегда успеваю вовремя. "И пусть я не заслужил Его милости, но к тебе, моя Агнесса, Господь должен быть справедлив. Он благоволит к смельчакам. Я это знаю наверное", - подумал Атос, глядя в ее откровенное лицо и отчаянно надеясь, что пословица не врет, а молитвы в самом деле долетают до Того, кто, в отличие от Атоса, в нужный миг всегда оказывается рядом.
Агнесса: Замерев, Агнесса несколько мгновений смотрела на мушкетера широко раскрытыми глазами. Никакими словами она не смогла бы передать ощущения беспредельного тепла, благодарности и пронзительного счастья, охватившего ее от этой скупой ласки. - Я постараюсь, - шепнула она. – И вы… берегите себя тоже. Привстав на цыпочки, девушка порывисто коснулась губами щеки мушкетера и тут же, опустив голову, выскользнула из палатки.
полная версия страницы