Форум » A la guerre comme à la guerre » "Скажи мне, кто твой друг...", 15 сентября 1627 года, после полудня » Ответить
"Скажи мне, кто твой друг...", 15 сентября 1627 года, после полудня
Кантен д'Аржан: Окрестности "Красной голубятни" и постоялый двор.
Ответов - 12
Кантен д'Аржан: У Кантена с утра не было времени поесть, поэтому, когда впереди замаячила знакомая крыша «Красной голубятни», авантюрист без тени колебания повернул коня туда, откуда доносился аромат жаркого. Если бы д'Аржан был хорошо знаком с греческой мифологией, он сравнил бы себя с Гермесом. И пусть у того были крылышки на сандалиях, а у Кантена только гнедой жеребец, и тому и другому приходилось преодолевать немалые расстояния для того, чтобы скрутить нити интриг в нужный узор. Спрыгнув с седла у коновязи, д'Аржан привязал своего четвероногого друга и решительным шагом направился в общий зал, подгоняемый в равной степени голодом и жаждой.
Реми Клеман: Реми Клеман мрачно подбросил на ладони серебряный экю, полученный от служанки Агнессы. Соврала эта монетка или нет, когда Реми кидал жребий? Если Задира не укатился вообще из здешних краев на все четыре ветра, то где ему быть? Ведь не в "Гербе Аквитании", где сейчас лежит баронесса, которую коготком потрогали... И не в Нуаре - там барон... Пожалуй, в Этре или в "Красной голубятне". Реми кинул монетку - выпала "Голубятня"... Надо тут про Кантена разузнать, а если дура-серебряшка соврала, то спешить в Этре... И тут паренек понял, что серебряшка вовсе не дура. Потому что у коновязи стоял гнедой с потемневшей от долгой езды шкурой. А спутать одного коня с другим питомец Петушиного Гребня не мог бы даже в грозовую ночь. Кантен здесь!!!
Кантен д'Аржан: Когда на пороге «Красной голубятни» появилась знакомая тощая фигура, Кантен как раз с чувством вгрызался в свиной окорок, не забывая прихлебывать из кружки сладковатое местное вино. Увидев Реми, д'Аржан молча помахал рукой, приглашая паренька присоединиться к трапезе. Каким ветром сюда занесло подопечного старого цыгана, Кантен не знал, но собирался поинтересоваться. Чуть позже, когда от лежащего на блюде молодого поросенка останутся одни косточки. - Садись, ешь. – Провансалец взмахом руки потребовал у служанки еще одну кружку для Реми и доверху наполнил ее вином, названием которого так и не удосужился поинтересоваться. Оно того не стоило. - Ешь и рассказывай, что ты здесь делаешь.
Реми Клеман: Есть парень хотел неимоверно. Дело было срочным, но ведь рассказывает он не руками, верно? А потому руки парня вытащили из разреза штанов привязанный к ноге нож и деловито отхватили от окорока солидный ломоть. Все это не мешало Реми рассказывать: - Сегодня возле "Герба Аквитании" встретилась мне служанка того барона, которому я позавчера письмо носил. Она мне дала кругляш и велела бежать в Нуаре. Надо, мол, барону сказать, что его курочку закололи. А светят за это дело на высокого мужчину с росписью на вывеске. И на гнедой лошади... это она так сказала - на лошади. Баба, чего с нее взять, кобылу от жеребца не отличает. Ну, я и решил, что барон обождет. Сказав главное, Реми с волчьим наслаждением вцепился зубами в ветчину.
Кантен д'Аржан: Первым делом Кантен медленно и с достоинством подобрал неприлично отвисшую челюсть. Хорошо еще, кусок свинины был проглочен до того, как Реми закончил говорить. На скулах провансальца заиграли желваки. Кто-то решил обвинить его в убийстве баронессы. Знать бы, кто. Не сам же барон захотел таким образом избавиться от подручного. Нет, быть того не может. Утром его видела только Агнесса. Она же прислала предупреждение о том, что на него может пасть подозрение в убийстве. Или уже пало? Вот это хорошо бы выяснить. Но все-таки, каким образом?.. Д'Аржан потер пресловутый шрам, что делал только в минуты глубокой задумчивости. - И что же это за соловушка? – обронил он, перебирая в памяти события трагического утра. – Знать бы, кто фонарщику напел, куда светить… Хорошо. Спасибо тебе. Барон и вправду обождет, а вот мне надо будет повидать эту служаночку.
Реми Клеман: Кусок ветчины исчез со скоростью разбойничьего свиста. Реми потянулся за следующим, но задержался, вспомнив, что упустил важные подробности. - Кто напел - не знаю, а светить будет граф де Люз. Служанка так и сказала: "За расследование взялся граф де Люз". Вот чтоб мне от чумы околеть, ежели перепутал. И еще она сказала, что курочку... ну, баронессу закололи утром. А барон еще со вчера ускакал к другу в поместье Нуаре. С чувством исполненного долга парень снова потянулся к ветчине - и снова замер: - Да, я ж еще вот чего не понял! Служанка велела мне барону весточку насчет жены тайком передать. Так и сказала: чтоб про то не знали в Этре. Да разве ж это тайна, что его жена померла?.. В темных глазах сверкнула догадка: - Или тайна - про высокого мужчину на гнедом... ну, на кобыле?
Кантен д'Аржан: - Граф де Люз? – в серых глазах мелькнуло нескрываемое удивление. – Как интересно… Вот черт. Пусть мой гнедой кобыл сдохнет, если я понимаю, как это могло случиться. Нет, Реми, это не тайна. Я действительно был на этом постоялом дворе и уехал рано утром. Но какого дьявола мне пытаются пришить собачий хвост? Служаночка эта меня видела, да вот еще трактирщик, но они оба могут подтвердить, что я к комнате госпожи баронессы и близко не подходил… «А могут и не подтвердить», хмыкнул про себя Кантен, ничуть не сомневаясь, что сообразительный парнишка ухватит недосказанное и правильно истолкует. - А ты, значит, специально меня разыскивал? – понял вдруг провансалец.
Реми Клеман: - А то! - удивился Реми, не донеся ко рту кусок мяса. - Неужто я в таком деле не прибегу предупредить? Не знал, правда, где искать. Помянул святого Ремигия - да и кинул монетку: в Этре бежать или в "Голубятню". Ну, святой Ремигий - не рыночный дурачок, он мне все верно подсказал: в "Голубятне", мол, ищи! О личном указании святого Ремигия чумазый тезка святого сообщил небрежно, как о чем-то привычном и совсем не удивительном. Когда парнишке порой задавали вопрос, католик он или протестант, Реми гордо отвечал: "Верую в святого Ремигия!" На этом его религиозные познания почти заканчивались. Еще он слыхал про Христа и Богородицу, но считал, что таким важным особам нет дела до бродяжки, а святой Ремигий - этот вроде как дядька свойский...
Кантен д'Аржан: Шрам на щеке Кантена заметно дернулся. Впору было призадуматься. Такая верность – даже не старой дружбе, памяти старой дружбы – заслуживает поощрения. - Служишь у кого или сам по себе? – обронил провансалец и прикусил язык. То, что он намеревался предложить мальчишке, могло выйти боком им обоим. И Клеману в первую очередь. Хороша благодарность, ничего не скажешь… Но деньги мальцу явно не помешают. Да и присмотреть за ним будет проще. Скрывая колебания, Кантен отрезал кусок сочащегося солоноватой росой сыра. Неторопливо прожевал, отхлебнул вина. Сама безмятежность. Вот только глаза у этой безмятежности были мрачнее грозового неба.
Реми Клеман: Парнишка в этот миг как раз тянулся за следующим куском ветчины. Но вопрос заставил его забыть о еде. Реми положил нож на стол и взглянул прямо в глаза Задире. - Сам по себе, - сказал он негромко и твердо. - Вот теперь я точно - сам по себе. Со вчерашнего дня. И ведь говорил, говорил же ему Петушиный Гребень: "Реми, чаворо, никому не жалуйся на судьбу - кому она нужна-то, кроме тебя?" Но после вчерашнего ужаса молчать было нельзя. Обязательно нужно было выговорить то, что комом засело в груди. Этой ночью Реми не мог спать. Стоило нырнуть в сон - и сразу в горло врывалась ледяная вода, и нечем было дышать, и он просыпался, жадно глотая воздух и ошалело глядя во тьму... - А с кем был не "сам по себе", тех вчера в яму зарыли, - сказал он, безуспешно пытаясь ухмыльнуться. И он принялся рассказывать про маленькую шайку лесных грабителей, к которым не так давно прибился. Про облаву, которую устроил разбойникам на своей земле Симон де Бонель. Про крестьян, которые взяли в колья разбегающихся разбойников. И про деревенский пруд, где его топили на потеху де Бонелю. - Какой-то господин мимо проезжал - заступился... - закончил Реми свой дерганый, сбивчивый рассказ. - Потому и жив, а больше никто не ушел... Под конец дерзкая ухмылка ему все-таки удалась: - Вот так я весело и живу... чаворо - сынок (цыг.)
Кантен д'Аржан: - Обхохочешься, - буркнул Кантен, допивая вино. Кисловатый привкус никак не мог развеять мрачные мысли, скорее наоборот – наводил на размышления о бренности всего сущего. – Вот что, парень… Останешься при мне. Намного слаще жизнь не станет, но топить тебя больше никто не будет. Да и деньжат перепадет. Д'Аржан был далек от понятий христианского человеколюбия, и к ближним своим чаще всего относился настороженно, вот только этот мальчишка был частью его собственного прошлого, и бросать его на произвол судьбы… Не хотелось. Кантен не стал размышлять, с чего это у него вдруг возникло неуместное желание заняться благотворительностью. Он просто успокоил себя тем, что присутствие рядом расторопного и толкового Клемана может оказаться небесполезным. - А, да, - провансалец на мгновение оторвался от поросенка и глянул на мальчишку светло-серыми, почти волчьими глазами. – Ты, конечно, можешь отказаться. Но куда ты пойдешь?
Реми Клеман: Отказаться?!! Да если бы не школа Петушиного Гребня, Реми сейчас взвыл бы от радости на всю "Красную голубятню". Остаться с Задирой? С Задирой, которого сам Гребень называл "шукар ракло"* - и не было у старика похвалы выше для любого, кто не принадлежал к цыганскому племени... Но уроки лошадиного барышника все же пошли мальчишке впрок. Хоть и полыхнул он на собеседника счастливыми глазищами - но тут же опустил взгляд на недоеденную ветчину и произнес голосом примерного мальчика (где только он подцепил такие интонации!): - При вас так при вас, сударь, как скажете. Я много не съем, а пригодиться - расстараюсь, пригожусь... *Шукар ракло (цыг) - отличный парень (не о цыгане)
полная версия страницы